Стефани опускает плечи. Я вижу это по ее глазам, она знает, что никуда не денется. Моника одаривает ее злобной улыбкой и позволяет двери закрыться. Стефани
снимает туфли, натягивая носки и кроссовки.
— Иди сюда, — говорю я, подтаскивая ее к своему мотоциклу, пока остальные парни садятся. Я беру ее туфли и протягиваю их Пипу, который бросает их в сумку.
Она дергает меня за руку, настороженно поглядывая на мотоцикл. — Ты хочешь, чтобы я села на эту штуку?
— Испугалась, маленькая воровка?
Раздражение вспыхивает в ее глазах, когда я называю ее прозвище. Ненависть, которая кипит там, заставляет мой член бушевать.
В первый раз, когда я поставлю ее на колени, я обязательно называю ее так, пока ее рот будет обхватывать мой член.
— Да, — говорит она, как будто понимая, что врать нет смысла. Она права. Его нет.
Я снимаю шлем с руля и сую ей в руки. — Ты к этому привыкнешь.
Она только смотрит на шлем, ее лицо омрачено беспокойством. Беспокойство и что-то похожее на чувство вины.
Раздражающая необходимость заботиться о ней тянет меня к дну. Блядь. Я подавляю ее и беру ее подбородок между большим и указательным пальцами, глядя ей в лицо.
— Если ты собираешься противостоять мне во всем, твое время со мной будет намного менее приятным для тебя. Послушание сохранит тебе жизнь. Поняла?
Стефани напрягается. Она смотрит в сторону, глаза сосредоточены на чем-то вдалеке. Ее руки опускаются по бокам.
— Да, сэр, — бормочет она. Я едва слышу слова.
Какого хрена это было? Неужели она наконец решила, что выхода нет, и перестала бороться со мной?
Ее уступчивость должна была радовать, но я разочарован. Мне нравится борьба в ней. Мне не следовало бы, но я знаю.
|
|
Желая, чтобы эта болтливая искорка в ней вернулась, я отпускаю ее подбородок и говорю. — Езда на мотоцикле с парнем — это как секс. — Я надеваю ей на голову шлем и застегиваю ремешок на подбородке. — Просто расслабься и позволь мне сделать всю работу.
Моих слов должно быть достаточно, чтобы разжечь в ней огонь, потому что она смотрит на меня огромными глазами, и ее щеки становятся пунцовыми, как будто эта аналогия заставила ее чувствовать себя более испуганной, и более виноватой, из-за поездки, как минимум.
— Неужели все должно сводиться к сексу с тобой… байкер?
Но ее тон уже не такой властный, как тогда, когда я нес ее в комнату для вечеринок. Я посмеиваюсь и помогаю ей, но в глубине души любопытство вспыхивает, слыша, как она произносит слово байкер, как будто оно незнакомо на ее языке. Не думал, что в
мире есть кто-то, кто не знает, кто мы такие. Я отложил это в сторону, чтобы обдумать позже.
— Что же мне теперь делать? — спрашивает она, устраиваясь на сиденье и выглядя потерянной.
Я тянусь назад и нахожу ее руки, обхватываю ими себя за талию. — Держись за меня вот так.
Она напрягается, и я намеренно кладу ее ладони себе на живот, удерживая их там. Она вздрагивает, как будто от прикосновения к моей коже ее бьет током. Это заставляет меня улыбнуться и крепче сжать ее руки.
Она вся дрожит. Меня охватывает трепет при мысли, что ее пугает не только то, что
я езжу на байке.
— Если ты не будешь держаться крепко, то окажешься на тротуаре, а я не собираюсь сбавлять скорость, чтобы нянчиться с тобой.
|
|
Она бормочет что-то вроде: — Почему я? — ее руки напрягаются, и она позволяет своей щеке упасть мне на спину. Потом она говорит что-то еще, и мне кажется, я улавливаю слово «демон».
— Что это было? — говорю я, с усмешкой поворачивая голову.
— Ничего, — угрюмо отвечает она.
Я ухмыляюсь и поднимаю ее руку, покусывая ее палец зубами. У нее вырывается вздох, и она издает горлом сердитый звук, от которого у меня внутри все сжимается.
Я жду, пока она снова усядется на свое место, и завожу мотоцикл. Рев мотора заглушает все, что она говорит мне в спину, но я могу сказать, что это было какое-то оскорбление.
Она заплатит за это позже, что бы это ни было.
Парни, которые ждали меня, заводят свои байки, и мы выезжаем из переулка, направляясь к зданию клуба.
Если она думает, что со мной сейчас трудно иметь дело, пусть подождет, пока мы не вернемся в клуб. Мне не терпится показать ей, на что способно ее тело в руках такого монстра, как я.
Мы едем быстро и тяжело в течение двадцати минут, направляясь к северу от центра Вегаса, пока Страйкер не подъезжает и не дает мне сигнал, что нам нужно остановиться.
Я киваю ему, сгорая от нетерпения поскорее добраться до клуба, но он снова подает сигнал, и я киваю. Затем я подаю сигнал остальным позади меня, показывая, что мы остановимся, когда доберемся до заправочной станции впереди. Ни один из этих мужчин не является киской. Они не остановятся перед тем, чтобы попасть туда, куда едут, если только в этом не будет необходимости.
|
|
Мы выехали на длинную дорогу, которая пересекает мили плоской, засушливой пустыни к Даймондбэку, маленькому городку возле Койот-Спрингс. Эта заправка — единственная, пока мы не доберемся до клуба, который находится в двадцати минутах езды, в северной части города.
Горячий ветер хлещет меня по лицу, но я почти не замечаю этого. Мое внимание продолжает возвращаться к женщине, чье маленькое, мягкое тело прижимается ко мне.
Ее колени крепко прижимаются к моим бедрам. Я должен подавить образ того, как она обхватывает меня ногами в моей постели, пока я в нее вонзаюсь.
Ее руки мертвой хваткой сжимают мою талию, как будто она пытается сделать какую-то грубую версию Геймлиха (прим.пер.: Прием Геймлиха является экстренным методом, применяемым для удаления инородных объектов, попавших в дыхательные пути). Будет ли она держать меня так крепко, пока я буду ездить на ней?
Черт, я надеюсь на это.
Она меня ненавидит. Я не могу дождаться, когда почувствую, как ее ногти впиваются мне в спину, а я кусаю ее плечо и теряюсь в ней.
Мой член яростно дергается.
Она прижимается щекой к моей спине. Я не могу сказать, жара ли сделала черную кожу моего жилета неудобной. Я чувствую, как она дрожит почти так же сильно, как байк. Она в ужасе.
Она больше боится меня или того, что едет на мотоцикле?
Раздражающее желание пытается уговорить меня дать ей какое-нибудь укрытие от ветра, кроме этой скудной униформы официантки. Дать ей попить воды и поесть, так как я понятия не имею, когда она в последний раз ела. Что еще хуже, я хочу заверить ее, что не позволю ей слететь с байка в канаву или попасть в аварию. Я практически родился на байке, хочется сказать ей, я знаю, что делаю.
Блядь. Мне должно быть все равно, удобно ли ей, жарко ли ей, голодно или хочется пить. Я должен остановить свой мозг от того, чтобы перейти в этот гребаный защитный режим, который срабатывает вокруг нее.
Эта девица гребаная воровка. С ней будут обращаться как с девкой.
Я подъезжаю к заправке, но бензин мне не нужен, поэтому я паркуюсь и жду, пока Пип и Арсон пополнят свои баки.
Когда я оглядываюсь через плечо, она смотрит сразу во все стороны. Вглядываясь в пустую, сухую дорогу, тянущуюся в обе стороны, в плоский, негостеприимный пустынный пейзаж. Отсутствие машин как на дороге, так и на стоянке.
Она снова ищет способ сбежать.
Даже после многочисленных предупреждений, и даже с моим оружием, она все время ищет выход. Мне придется отучить ее от этого. К тому времени, как я закончу с ней, она не будет думать, не будет дышать, не понимая, что это из-за того, что я позволяю ей это.
— И вообще, в чем была твоя проблема? — спрашиваю я Страйкера, стоявшего рядом со мной.
— Нужен бензин. И я должен осушить ящерицу. — Он соскакивает со своего собственного седла.
— Почему ты не сходил до того, как мы поехали?
Он пожимает плечами и направляется к дверям станции. — Если тебе надо, то надо.
Я рычу и качаю головой.
— Тебе надо отлить? — я спрашиваю ее, снимая ее шлем. Ее влажные волосы прилипли ко лбу и шее.
Она кивает.
Я помогаю ей слезть, но прежде чем она направляется ко входу на станцию, хватаю
ее за локоть и провожаю до дверей. Ей придется взять ключ от туалета внутри.
Она смотрит на меня своими большими карими невинными глазами, полными неуверенности. Жизнь цыпочки в моих руках, и она чертовски хорошо это знает.
— Ты никуда не пойдешь без меня, — говорю я ей.
— Ты собираешься стоять надо мной, пока я буду заниматься своими делами?
— Продолжай болтать без умолку, и я найду твоему рту лучшее применение, Дикая кошка.
Ее брови поднимаются так высоко, что я удивляюсь, как они не взлетают. Она всегда смотрит на меня так, словно все, что я говорю и делаю, для нее шок. Это здорово.
— Пожалуйста, перестань меня так называть, — бормочет она.
— Ты бы предпочла, чтобы я называл тебя воровкой?
Ее губы плотно сжимаются. — Знаешь, я тебя ненавижу.
— Хорошо. — Я провожу пальцами по ее шее, наслаждаясь тем, как она сердито вскидывает голову. — Это сделает все еще более захватывающим.
Она вопросительно смотрит на меня. Неужели она настолько наивна?
Я велю Пипу войти и принести мне ключи, а потом провожу ее до двери туалета. Как только дверь отпирается, она начинает входить, но я выдергиваю ее обратно.
— Не так быстро. — Я вхожу первым, осматриваюсь. В туалете есть только одно окно, слишком маленькая щель, чтобы протиснуться даже для нее, и никаких дверей.
— Что ты делаешь? — спрашивает она.
— Убеждаюсь, что ты не сможешь ускользнуть от меня. — Я делаю шаг назад и жду, когда она войдет.
Она опускает плечи. Она не смотрит мне в глаза, ее взгляд прикован к моему горлу.
— Значит, так все и будет? Ты собираешься следить за всем, что я делаю, куда бы я ни пошла?
— Да.
— Я не собираюсь пытаться бежать.
— А почему я должен тебе доверять?
Затем ее глаза устремляются в мои. С полсекунды она изучает их. Словно ища сочувствия, какой-то надежды, за которую она может ухватиться. Затем она отводит глаза и сдувается, снова выглядя потерянной.
Что она видит, когда смотрит на меня?
— Спайдер, что ты собираешься со мной сделать? Ты не можешь держать меня взаперти всю оставшуюся жизнь. Ты собираешься убить меня?
— Давай быстрее, — говорю я, не отвечая на ее вопросы. Я захлопываю дверь, прежде чем она успевает ответить.
Я слышу, как она что-то взволнованно бормочет внутри, и улыбаюсь.
— И что ты собираешься с ней делать? — спрашивает Страйкер, подходя и становясь рядом со мной.
Я достаю пачку сигарет и закуриваю. — Еще не решил.
Если я буду рационально относиться к этому и оставлю свой разъяренный твердый член в стороне, я не смогу удержать ее. Она — обуза, а я не могу позволить себе обузу в своей жизни.
После того, что я с ней сделаю, отпустить ее — не выход. Несмотря на ее обещания ничего не говорить, вчера меня не убедили. Она побежит в полицию, как только я уйду.
Что оставляет только один вариант.
Это решение не должно меня беспокоить. Как Сержант По Оружию для Бандитов, я привык выполнять самую грязную работу в клубе. Я держу клуб вооруженным самым лучшим оружием в течение семи лет. Я имею дело с самыми ужасными подонками в мире, с людьми, которые не боятся смерти и зарабатывают на жизнь ею. Так почему же мои кулаки сжимаются, когда я понимаю, что мне, возможно, придется убить ее?
— Разве не ты всегда говорил, что женщины — это обуза? — тихо спрашивает Страйкер, вырывая меня из моих мыслей.
Вечно задает непростые вопросы, ублюдок.
— Ты слишком много думаешь. Иди дерни звено Пипа или еще что-нибудь. Страйкер с понимающей улыбкой хлопает меня по спине и уходит.
Мудак.
Я стучу в дверь. — Поторопись с этим делом.
Она бормочет что-то, чего я не могу разобрать. Затем я слышу слабый звон
бьющегося стекла.
Мои чувства приходят в состояние повышенной готовности.
Через секунду дверь открывается. У нее в носке выпуклость.
— Извини, что так долго. — Но улыбка, которой она одаривает меня, выглядит фальшивой, как у раскрашенной шлюхи, и голос ее дрожит.
Я хватаю ее за запястье и выдергиваю наружу, затем толкаю ее спиной к стене, зажимая между стеной и моим телом. Она судорожно вздыхает, ее глаза расширяются. Я упираюсь руками в стену по обе стороны от ее головы и заглядываю ей в лицо.
— Что… что ты делаешь?
Я прижимаюсь к ней, позволяя дрожи в ее теле подпитывать потребность, которая сжигает мои внутренности. Я медленно наклоняюсь и вытаскиваю острый осколок зеркала из ее носка.
Ее голова откидывается к стене.
Положив одну руку ей на голову, я подношу осколок стекла к ее глазам.
— Я не могу решить, делает ли это тебя смелой или просто глупой.
То, что она взяла осколок, говорит о том, что она уже не так наивна, как тогда, когда
я впервые увидел ее. Однако она не знакома с байкерами. И она поняла, что мы опасны. Она закрывает глаза и ничего не говорит. Ждет, что я буду делать.
— Открой глаза.
Она делает это, но отводит их. Это начинает выводить меня из себя, и я не знаю
почему.
Я подношу осколок ближе к ее лицу, и она встречается со мной взглядом. — Ты знаешь, как этим пользоваться?
И снова тишина.
— Ты знаешь, как убить человека?
Она плотно сжимает губы, словно не хочет говорить. В этой тишине есть какая-то потрясающая сила. Это почти воинственно. Только это та самая женщина, которая требовала знать, куда я ее везу, сразу после того, как я пригрозил застрелить ее. Если я напугаю ее достаточно, она рассыплется в прах. Если я надавлю на нее достаточно сильно, она потеряет контроль.
Я хватаю ее руку и сжимаю ее вокруг осколка, прикладывая стекло к своему горлу, прямо к яремной вене.
— Ты можешь убить меня? — спрашиваю я ее.
Она не двигается, не говорит. Ее рука остается на месте, но она дрожит. Это бесполезная хватка, которая может причинить только вред, если я не сосредоточусь. Через секунду ее хватка на осколке ослабевает. Я беру у нее осколок и отбрасываю его в сторону.
Затем я обхватываю ее рукой за шею.
Ее глаза встречаются с моими, и они полны паники. А вот и она. Вот тебе и слабое место.
Запах ее страха сладок, и я вдыхаю его, проводя кончиком носа по ее шее. Она напрягается, и я жду, мои пальцы крепко сжаты, оставляя ее висеть в этот момент между надеждой и страхом, прежде чем я медленно просовываю руку ей под юбку.
Ее дыхание замерло.
Мои пальцы скользят в ее трусики, обхватывая ее попку и вдавливаю ее в себя. Раздается резкий вдох, когда мой член трется о ее киску. Я прохлопываю ее по всему телу, провожу ладонью по груди, спине, как будто хочу ее обыскать.
В половине мест, куда проникают мои руки, она не может спрятать оружие, не рискуя порезаться, но мне нравится, когда мои руки на ней. Например, дать ей понять, что каждый ее дюйм — мой, и я могу делать с ним все, что захочу.
— Ты собираешься убить меня? — хрипит она в отчаянии.
Я все еще не знаю, но я не собираюсь говорить ей об этом. — Не сейчас.
Ее зрачки расширяются, пока темные глаза не становятся черными.
Положив пальцы ей на затылок, я обвожу большим пальцем ее пухлый розовый рот, наблюдая, как ее губы приоткрываются в ответ. При виде его у меня вырывается рычание.
— Блядь. Я хочу, чтобы твой рот обхватил мой член прямо сейчас.
Ее грудь быстро поднимается и опускается. Моя маленькая воровка резко качает головой, но я вижу что-то еще в ее глазах. Любопытство.
Сопротивляясь желанию толкнуть ее на колени и заполнить ее рот прямо здесь, я просовываю свою ладонь внутрь ее трусиков и сильно сжимаю ее ягодицу. Она всхлипывает. Я снова кладу руку ей на горло и прижимаю ее голову к стене.
— Даже не думай снова брать в руки оружие. — Я облизываю языком мочку ее уха
и кусаю ее, наслаждаясь тихим, беспомощным стоном, который она издает. — Если ты это сделаешь, я буду трахать твой череп до тех пор, пока ты не задохнешься, а потом я тебя закопаю в землю.
Она вздрагивает. Когда я смотрю на нее, ее лицо бледнеет.
Она понимает меня, и на долю секунды я понимаю, что она видит во мне. Она видит демона. Чудовище.
Она ничего не говорит мне, когда мы садимся на сидение, и не смотрит на меня, по крайней мере, когда думает, что я вижу. Но я ловлю на себе ее быстрые взгляды, лицо бледное, руки дрожат.
Она действительно думает, что я собираюсь ее убить. Черт, я должен.
Я должен, но не собираюсь этого делать.
Этот Бандит еще не закончил со своей маленькой воровкой.
Глава 4
Бессердечный
Эмма
Трахать череп?
Слова, произнесенные Спайдером, вертелись у меня в голове, чужие и лишающие меня равновесия, так что я едва замечала обжигающий ветер, хлеставший нас, когда мы ехали через пустыню. Возможно, я не самая опытная девушка, когда дело доходит до секса, но я могу понять, что означает эта фраза. Образы, которые она вызывает, заставляют мой желудок сжиматься. Я не могу себе представить, чтобы кто-то в Колонии говорил что-то подобное.
И я не забыла остальную часть того, что он сказал.
Он сказал, что, если я еще раз возьму в руки оружие, он трахнет мой череп, а потом закопает меня в землю.
Он убьет меня.
От этой мысли у меня кровь застывает в жилах. Этого должно быть достаточно, чтобы задушить любое возбуждение, которое я чувствую, но это не так. Моё лоно все еще сжимается, когда я думаю о том, что он сделает со мной, когда мы доберемся туда, куда мы едем.
Господи, что со мной такое?
Потребность убежать от него цепляется за меня, но мне некуда идти, когда мотоцикл мчится по дороге вот так. Я не могу отпустить его, поэтому мои руки рефлекторно сжимаются вокруг его талии, и я проглатываю свой собственный страх, уткнувшись лицом ему в спину.
Его запах, мужской и пряный, в сочетании с запахом поношенной кожи его жилета
и выхлопных газов его мотоцикла вторгается в мои чувства, делая невозможным отрешиться от осознания его присутствия.
Он повсюду. В моей голове, в моей крови, под моей кожей.
В моей голове сейчас столько всего происходит, что я с трудом соображаю.
Куда он меня везёт? Что он сделает со мной, когда мы туда доберёмся? Как долго он будет держать меня при себе? И что будет, когда он покончит со мной? Убьет ли он меня тогда?
Я почти жалею, что покинула Колонию. Почти.
Ну, я ничего не могу с этим поделать прямо сейчас, так что я могла бы также узнать
все, что я могу и ждать возможности сбежать.
Вот как Сара сбежала из Его Святого Мира. Она не могла просто взять и сбежать без плана, не обдумав его. Она ждала и ждала подходящего момента, чтобы сделать свой ход. И несколько недель спустя я сделала то же самое. Я выбралась из Колонии. И отсюда я тоже выберусь. Как-то.
Он сказал, что убьет меня, если я попытаюсь сбежать, и эта мысль оставляет меня равнодушной, но, если мое пребывание в Колонии и научило меня чему-то, так это тому, что я не могу просто позволить всему случиться. Как сказала бы Сара, я должна это изменить. Я должна спасти себя. Иначе все кончено. Мало того, что я никогда не смогу найти Сару, где бы она ни была. Даже если Спайдер не заберет мою жизнь, я не буду жить по-настоящему.
Я буду марионеткой. Машиной. А… как их назвал Дьякон Хармон? Робот. Если я позволю Спайдеру завладеть моей жизнью, я просто буду существовать, двигаясь сквозь дни, не имея ничего, ради чего стоило бы жить. Я буду точно такой же, какой была в Колонии.
Я отгоняю от себя мысли о том, что ждет меня впереди, но это оставляет мне мысли только о Спайдере. Человек, который заберет у меня все, что мне дорого, если я ему позволю.
Мой похититель.
Кожа его жилета удивительно мягкая на моей щеке. Я чувствую, как напрягаются мощные мышцы его спины, когда он ведет мотоцикл, что он делает с такой легкостью, что кажется, будто это продолжение его самого. Его тело кажется огромным по сравнению с моим, сплошная сила и мускулы.
Все в Спайдере кричит о сексе и мужественности. Как будто он был создан для
греха.
Он был бы очарователен, если бы не пугал меня так сильно.
Мои мысли в таком беспорядке, что я понятия не имею, сколько времени проходит, прежде чем он наконец останавливает мотоцикл. Я поднимаю голову. Когда я вижу, куда меня привез Спайдер, мои тревоги только усиливаются.
Мы остановились перед старым двухэтажным зданием, похожим на таверну, над которой расположены спальни. В нескольких окнах верхнего этажа горит свет. Над первым этажом висит табличка. На ней тот же символ, что и на спине мужской жилетки, написанным той же пылающей скорописью. Это похоже на бар, но ни одно нормальное заведение никогда не допустит того, что происходит перед ним.
Куда ни глянь, всюду мотоциклы. Они припаркованы перед входом и по бокам здания, рядами, что придает зданию грубый, опасный вид. Люди разговаривают и смеются между собой, стоя вокруг или сидя верхом на них, с напитками в руках. Несколько мужчин в самом разгаре драки, бьют друг друга кулаками. Женщины скользят между собравшимися мужчинами или сидят у них на коленях. Некоторые пары трутся друг о друга с шокирующей откровенностью. Я сглатываю, отводя глаза, чувствуя себя здесь так же неуютно, как и в стрип-клубе.
Едва мотоциклы остановились, а мужчины заглушили моторы, как Пип, Арсон, Страйкер и Риппер развернулись и направились к дверям, пожимая Спайдеру руку или похлопывая его по спине.
Спайдер лениво слезает и берет меня за подбородок, приподнимая его. Он смотрит на меня с удивлением. Ему нравится, что я чувствую себя неуютно.
— Что это за место? — тихо спрашиваю я его.
Он расстегивает ремешок на шлеме и снимает его с моей головы. — Дом.
— Ты здесь живешь?
— Слезай с байка.
Я смотрю на здание и не двигаюсь.
Он хватает меня за талию и поднимает с мотоцикла. Я вскрикиваю от удивления, но он не обращает на это внимания и ставит меня на ноги. — Ты пойдешь пешком, или мне снова придется тебя нести?
У меня нет ни малейшего желания, чтобы он грубо обращался со мной на глазах у всех присутствующих.
— Я пойду пешком, — отвечаю я слишком быстро.
Его рука сжимает мое запястье. Спайдер пробирается сквозь толпу к ступеням, ведущим в здание.
Нет смысла пытаться убежать. Даже если Спайдер отпустит меня, любой из этих людей поймает меня прежде, чем я успею сделать два шага. Всюду байкеры, и вокруг ничего, кроме плоской, жаркой пустыни.
Все взгляды устремлены на нас, когда Спайдер пробирается сквозь толпу, некоторые мужчины оглядывают меня с ног до головы с удивлением, другие с жадным одобрением.
Будь я в стрип-клубе, эти взгляды заставили бы меня чувствовать себя грязной, готовой выползти из кожи. От этих грубых и седых мужчин эти взгляды все еще пугают меня, но по совершенно другой причине. Каждый из этих мужчин выглядит так, словно они вырезаны из той же ткани, что и Спайдер, образ грубых, смертоносных преступников, созданных для насилия, секса и смерти.
Их взгляды заставляют меня чувствовать себя… в опасности.
Чувство вины, которое я так хорошо знаю, поселилось глубоко в моей груди. И снова я умудрилась оказаться там, где не должна была быть. Я ловлю себя на том, что съеживаюсь, приближаясь к Спайдеру.
Мой похититель притягивает меня к себе, держа за шею. Это не дружеский жест. Это что-то железобетонное и сокрушительное, прижимающее меня к нему. Большинство мужчин перестают пялиться и возвращаются к своей выпивке, к своим грубым дракам и своим женщинам.
— Расслабься, — рычит он мне в ухо. — Никто не тронет тебя, если будет знать, что ты моя.
Почему это не заставляет меня чувствовать себя лучше?
Когда мы входим в дом, это как шагнуть в совершенно другой мир.
На нижнем этаже находится таверна, но она не похожа ни на что, что я видела раньше. На задней стене — три огромных телевизора с плоским экраном, что придает помещению ярко освещенный, кричащий вид, напоминающий мне о Лас-Вегас-Стрип. Скудно одетые женщины сидят на коленях у мужчин или ходят между ними с подносами выпивки, как будто это ничего не значит.
Мои глаза поднимаются к потолку, и я задыхаюсь.
Не менее восьми мотоциклов свисают с потолка на толстых цепях в трех-четырех футах над нами. Инстинктивно я пытаюсь отступить к двери, почти ожидая, что одна из этих цепей сломается и на нас обрушится мотоцикл.
— Спайдер…
Он следит за моими глазами и улыбается, похлопывая меня по бедру. — Успокойся.
Они не упадут. Эти цепи могут удержать слона, а байки висят там уже много лет.
Я стараюсь не смотреть на байки над моей головой, но это лишь ставит то, что есть
в комнате на передний план.
Несколько мужчин отдыхают на диванах перед экранами. На среднем экране идет порнографический фильм, на котором изображена женщина, в которую врезаются два парня, занимающие половину стены. Из всего этого есть женщина, лежащая поперек двух мужчин на кушетках с языком в одном из их ртов.
Затем она наклоняет голову и берет его в рот, качая головой, пока он хватает ее за волосы и стонет.
У меня отвисает челюсть. Если я думала, что стрип-клуб — это вертеп греха, то это место еще хуже.
Я отвожу взгляд, но это не помогает.
Другие мужчины играют в карты за столами, расставленными по всей комнате, между ними лежат груды денег. Но еще один из байкеров стоит у стены с женщиной, она обхватывает его ногами за талию, а он медленно входит и выходит из нее.
Все это место, кажется, предназначено для того, чтобы дать волю самой дикой стороне человека.
— О, дорогой Господь, — я пищу. — Здесь как в Содоме и Гоморре.
Спайдер мрачно усмехается. — Я же говорил тебе, Дикая кошка. Мы не стесняемся трахать наших женщин.
Он покусывает меня за ухо, и его борода щекочет мне кожу.
Жар бежит между моих ног, и я извиваюсь. Его голос как огонь в моих венах.
Люди, с которыми мы возвращались, уже чувствуют себя как дома. Пип разговаривает с девушкой за стойкой, пока она наливает ему пиво. Арсон развалился с другими мужчинами на кушетках. Возле одного из столов Страйкер перекидывает через плечо одну из женщин. Она вскрикивает от удивления, и он уносит ее в заднюю комнату,
в то время как мужчины за соседним столом, Риппер среди них, свистят и подбадривают его.