№28 «Спасите наши души»
Я проснулся от шума, это звонил телефон. Я забыл его на кухне и пока искал по квартире – уже проснулся. Как сейчас помню, пасмурная зима, за окном холодно, я весь дрожу, смотрю и протягиваю алло, немного зевая:
— Миша, привет. Дед сегодня умер, бабушка позвонила сказала, быстро дуй к ней. — И бросила трубку. Это была моя мама. И тут как оборвалось. Помню слезы, большие, как солёные гроздья. Я сел на край стула. Мне было всё равно холодно ли, жарко, какая за окном погода. Закрыл руками лицо и долго плакал, не стесняясь никого и ничего. Всё вспомнил, как стреляли с ружья, как он учил меня всему, как я любил его. Я всем сердцем любил его, видел в нём всё самое важное для себя. Он буквально научил меня по-настоящему верить в себя, не шаблонные фразы «Миша ты должен». А он сказал прямо, что я могу. Я сам поверил в это, а теперь его нет. И ничего не вернуть, ничего не сделать. Куда бежать? Кому звонить? Вот он вчера был, а сегодня его не стало. Я так проплакал весь день, всё как в тумане. Я никуда не пошёл, не поехал, уснул там же на кухне.
На следующий день всё повторилось. Телефон лежал всё так же на кухне, я проснулся в своей кровати. За окном стояла всё та же холодная зима. Дед по-прежнему оставался мёртв. А жаль. Было бы хорошо, если бы он воскрес. Почему Христос Воскрес, а дед нет? Я готов поспорить, кто из них был лучше. После смерти близких я понял, что во взрослой жизни они уже не имеют такую большую роль, они выпадают из твоей жизни. Но когда приходит смерть, с ними уходит не только часть их души, а и часть твоей. Твои вечные: Я зайду, я позвоню, я напишу, я встречусь, я помогу; они перестали быть настоящими. Ты теперь понимаешь, что точно всё. Нет, не зайдёшь, уже не позвонишь и не напишешь. Он пожалуй единственный, за кого я в этой семье держался. Как жаль, что не успел уделить должное время. Он ушёл и вместе с ним ушли воспоминания о детстве, о жизни. Теперь это как бы мне уже не принадлежит, я отдаю это ему. Нет теперь как будто ориентира внутри, который направляет. В своей голове я обсуждал какие-то мысли, словно общаясь с ним. И это было нормально, ведь часть этих мыслей я говорил ему. Помню, как приезжал, как до утра курили в беседке, немного выпивали. Бабушка ходила, кричала, ругалась, а нам до пизды было. Сидим, холодно уже, но так интересно. Он мне что-то всегда поучительное говорил, а я кивал. Он мне всегда говорил: «Миша, ты сделан из другого теста, ты точно не от мира сего». А я только улыбался и не понимал, к чему он это.
И вот я стою у него на похор о нах. Холод прошибает насквозь, не помогают никакие кофты, носки. Ноги начинают трястись от такого большого сожаления. Комок кислой боли, злобы, обиды. Я не смог справляться с собой и ушёл. Не захотел портить никому ничего. Как оказалось – зря, родственники обиделись. Но я не понимаю, как можно показывать остальным свою боль и скорбь. Мне проще сесть дома, всё вспомнить, выплеснуть и жить. Я не могу ходить всем рассказывать, как мне плохо и какой я несчастный. Это меня унижает. Такие вещи не терпят публичности. Да и всё равно, пусть думают обо мне что хотят. Моё чувство и то, как я вижу себя куда важнее, чем мысли этих людей. Я не слышу их мыслей, зато я слышу свои. И мои мысли мне сказали бежать. Зато, на удивление, когда я ушёл, появилось солнце. Сразу после похорон я застрял в баре, а когда с него выполз, солнце меня атаковало. Я побрёл по городу в поисках приключений, ноги завели меня в сквер. Я там осел, заливал глотку дешевым виски и смотрел на детей. Они такие святые, такие непорочные. Их самые ужасные поступки кажутся им самим чем-то невероятно жутким. Они верят, что их «ужасные поступки» на самом деле ужасны. Какие они милые и глупые. Милы своею простотой и непорочностью. Я смотрел на детей и думал. Какая роль досталась мне в этом мире? Для чего я был создан? И еще я понял, что нечего убиваться, жизнь не стоит на одном месте, что деда уже не вернуть. Я это понимал, да, но понимаем тут не обойтись. Что-то внутри, не смотря на все эти понимание, так пылало и свербело. Я понял, что надо идти на это дело с этими чуваками. Они хоть и помороженные, но что мне остаётся? В какой-то момент я понял, что жить я тут не хочу. Я знаю все эти места, я прожил тут всю свою жизнь и сейчас понял, что хочу оставить здешних идиотов со своим идиотством. Я оставил недопитую бутылку на лавочке и ушёл через лес домой. Шёл долго, заблудился, замёрз, но пришёл. Обрадовался, что дошёл до дома более менее, цел и невредим, что никого не побил, что ничего не натворил и лег спать.
Проснулся с каким-то осознанием внутри, что сделал что-то архи ужасное. Наташа мне всё потом рассказала. Оказалось, что домой я пришёл, но далеко не целый. Я пришёл в порванной куртке и со сбитыми кулаками и немного покоцанным лицом. Но это не всё, я переоделся, пошёл опять на улицу и через несколько часов вернулся злой и сразу лёг спать.
Что за жизнь меня ждёт, если я творю какой-то невообразимый ад и ничего не помню? Я решил, что говна и так хватает, поэтому просто перестал заморачиваться. Ну напился, ну подрался с кем-то. Значит пить надо меньше, конец фильма.
Удивительно, как оно всё работает. До смерти деда всё казалось ужасным, но теперь всё кажется еще более ужасным. И не таким, как до, а прям по-настоящему ужасным. Такое ощущение, что всё время до смерти – это просто репетиция говна. Говно в говне и говном покрывается, куб. Но куб кубом, а жизнь всё равно хуйня полная.
Наташа покормила меня, я оделся и ушёл. Куда пошёл? Чего надо? Что делать? Хочется прокричать на весь мир, что у меня горе, чтобы все помогли. Но что они могут сделать? У других людей тоже проблем завались. И я пошёл бухать дальше. Познакомился в баре с какими-то иностранцами, потом сцепился с бухим мужиком в магазине, когда брал водку, чтобы догнаться. Набил ему рожу, потерял этих иностранцев. Меня нашли какие-то цыгане и провели до дома. Что удивительно, не взяли деньги и ничего не украли. Странные цыгане, а может это были не цыгане. А может я вообще никуда не ходил, а может не было всех этих событий, и дед не умирал и я не просыпался. Может я сплю? Но нет, я смотрю на всё вокруг. На Наташу, которая скрутилась, забилась в угол и не разговаривает со мной. И я сам не понимаю почему. Я такой ужратый, мысли путаются и я не знаю что мне делать. Вот что? Как избавиться от боли внутри? Куда пойти? Как дальше жить? Жить дальше нужно, но не хочется, не получается. Всё вокруг было и так серое, а сейчас серее серого. Следующий день опять начался со звонка матери.
— Ты почему не пришёл к нам, девять дней было? Мы тебя ждали.
— А вы мне звонили?
— Звонили конечно. Ты знаешь, что дядя Игорь хочет с тобой познакомиться.
— Мне не нужен твой дядя Игорь. Мне вообще никто не нужен. Какой толк с этих девяти дней?
— Что ты кричишь?
— Вы его вернуть собрались? Нет? Просто повод побухать это, мама, больше ничего и ты сама это знаешь. Что вы все прицепились ко мне? Оставьте меня в покое. — И я бросил трубку.
«Наташа, собирайся, сегодня дома сидеть не будем». Я решил, что хватит. Я лишусь своей личной свободы, убью кого-то, а если нет, то Наташа точно не выдержит такого. Мы ушли к моим новым друзьям. И блять, мы так оторвались, на всю катушку. Я послал нахуй весь мир в своей голове и просто отлично отдохнул. Мы уехали в другой город, нашли абсолютно новые развлечения. Что самое интересное, не смотря на её бывшего, среди моих друзей, никакого накала не было. Более того, я с ним стал общаться, и всё как-то стало на свои места. Вот так мы и делали, я пытался немного работать, потом уходил с ними в отрыв и начал забывать обо всём. Жизнь осталась всё таким же дерьмом, но просто я перестал об этом думать, хоть на какой-то миг. Вкусная еда, поездки, масса интересных событий. И странные, и смешные, и очень интересные. Всё хочется рассказать, но зачем? Хорошее статично, оно есть и ты не замечаешь его, пока оно не уйдёт. Я часто смотрел на Наташу и понимал, что возможно я её люблю. Что я люблю этих друзей, что я люблю эту жизнь. Что я так долго провёл в одиночестве, прикованный к инвалидной коляске, давно разучился общаться с людьми. Научился чувствовать себя счастливым в компании других людей. Я благодарен им за них. Так прошло несколько недель, мысль о дедушке конечно разрывала меня, но уже только внутри и я смог себя контролировать и это сдерживать.
После смерти деда меня стал заёбывать мой отец-алкаш. Когда-то в детстве я хотел на него ровняться, тогда он еще казался человеком, был мне другом. Сейчас он не похож на себя. Видимо пить стало не за что, и он решил продать часть мебели. Среди этой мебели был большой шкаф, который он запряг меня разбирать и грузить сначала в машину, потом из машины. Пришлось продать люстру, весь хлам на балконе и прочую бытовую технику. Мне каждый раз было больно ходить по нашей прошлой квартире. В ней остался только он, мама съехала давно. Естественно он перестал за ней следить, если он глотку свою заливает каждый день. Всё стало таким чужим, вонь его алкашества стоит на всю хату. Ободранные стены, обшарпанные двери, гора немытой посуди, грязь всюду. Видно, что он пытался убрать к моему приходу, но это наоборот выглядит только жалко. Он мог стать человеком, а вместо этого бухает, ходит с пьяной мордой и виновато смотрит на меня. Мне его жалко, я даже пытался выдавить из себя помощь, но потом подумал: нахрен мне эта обуза? Он сам себя завёл в эту яму, пусть сам выбирается. Почему то меня из ямы никто не достаёт и не доставал. Я всю жизнь просидел прикованный к коляске, книжки эти читал. А что толку? Жизнь протекает здесь и сейчас. Молодость, мои лучшие годы. Я не стану тратить их на отребье.
— Дедушка бы обиделся на тебя … — Он скрученый, в облёванной, обосранной рубашке, сидит где-то на краю и это бормочит.
— Что ты сказал?
— Ну ты не приходишь … — Я оборвал его и раскричался на всю квартиру. — А ты может быть сильно приходишь!? Звонишь!?
— Ну так ты не зовёшь меня.
— А ты может быть меня сильно зовёшь!? Да даже если бы звал, нахрен ты мне нужен? Посмотри на себя. Говоришь дед бы обиделся на меня? А на тебя он что, не обиделся? Сильно ты обрадовал его на старости лет, что превратился в человеческое отребье?
— Не говори так с отцом.
— Что ты сопли жуёшь? Какой ты мне отец? Знаешь, я думаю, если бы те не опустился ниже плинтуса, дед бы еще жил и жил, может даже не болел. — И вот зря я сказал эти слова, он слетел со стула, как с горки скатился, сел на пол, облокотился к батарее и зарыдал, как ребёнок.
— Что ты рыдаешь? Поднимись. — Я сам подорвался, начал тянуть его за руки. А эта большая детина лежит и плачет, и смотрит на меня, слюни текут по всей футболке, он размазывает их руками по всему лицу. Хватает этой рукой меня за кофту, я его толкаю и он ударяется головой об батарею. Я думал всё, за дедом пошёл. Но нет, он поднялся, сделал лицо таким, как Андрей в подъезде, как кошка в детстве. И ушёл.
И я ушёл. И после этого похоронил его вместе с дедом. Мой отец для меня умер тогда, когда начал пить.
Еще тогда я не понимал, что я такой же, как мой отец. Я видел его алкоголизм как абсолютное зло. А свой образ жизни воспринимал наоборот, не то что бы за добро, но явно что-то рядом.
И вот я иду по городу, он кажется приветливым и родным. Я знаю этих людей, некоторых прохожих я прям отлично знаю. Я видел их сотни раз. Я любил свой маленький город, но почему-то сейчас полностью понял, что точно уеду. Мне нужны деньги, я подниму их со своими новыми друзьями и уеду с Наташей за лучшей жизнью. У меня всё получится, я верю в это!
|
|
|
|
|
|
№29 «Отряд не заметил потери бойца»
День начался со звонка, кто-то пихнул меня в бок. Это была Наташа, а звонил Костя. Он протараторил в трубку, я быстро оделся и сел в машину, мы ехали к ментам. Менты должны были проконсультировать нас еще раз, ведь ограбление на носу. В чем вообще вся суть: есть две семьи, и вот эти две семьи поделили город на две части. Они постоянно друг с другом соперничают, причем во всём. Но недавно умер сын самого Старшего, поэтому у них началась война. Насколько я понял, мы занимаем нейтральную сторону и просто пытаемся поднять по-быстрому. Одна семья сделала заказ, мы его как бы выполняем. Оказалось, что никаких шашек и противогазов не будет. Мы зайдём, выключится свет, их электроника погаснет. У системы безопасности есть баг, если сделать правильную диверсию, всё получится. Нужно просто зайти, взять кэш и желательно без жертв. Менты нам дали только машину для ухода и больше ничего. И дали нам семёрку!
Мы подъезжали к обменному пункту, стоял день, всё та же сраная зима.
— Ненавижу эту машину, места нет, в жопу что-то упирается.
— Это член мой, Андрюша. — Отвечал Костя.
— Ты маски взял? Проверьте, всё ли на месте? Стволы есть? — А, я вам не рассказывал. Да, мы взяли ствол.
— Стволы на месте, масок нет. — Отвечает Славик.
— Я так и знал, мы что-то забудем, сейчас как обычно всё не получится. Господи, я не хочу в тюрьму, зачем я только в это ввязался. — Но этого никто не услышал, этот диалог прозвучал внутри меня. Снаружи я лишь странно подёргался, пошептал губами и выпрямился. Андрей кричит, чтобы развернулись, мы доехали до Кости, взяли маски, отпиздили ими Костю ииии… нам не хватило бензина. Да, такое бывает, машина ездит на бензине и мы резко об этом забыли. И никого не озаботило, что в машине, бля, нужен бензин. Ни ментов, ни нас, никого. И вот стоят рядом типы, со штанин выпирают стволы, стоит серая жига, а вокруг них кромешная злоба. Ярость в мальчиках вселилась, кипишь, страх, нервы. Всё полезло и кубарём покатилось. Уже была мысль отменить, но почему-то я кричал им, что не всё потеряно и можно спасти. И действительно, кто-то догадался наехать на ментов, мол это они тачку давали, значит бензин должен быть. Те почувствовали свою вину сразу, поэтому начали орать и гнать в трубку, что мы малолетние ослы и сами должны были всё заправлять. По итогу успокоились все, менты привезли бензин, мы подъехали в объекту главного назначения.
— Ну что, приехали. Выходим? — Спрашиваю Я.
— Подожди, не спеши, сейчас выйдем. — Отвечает Славик. И все молчат. Пять минут проходит, ну на самом деле они не проходят, а ползком, на коленях, еле-еле. Такая тяжёлая атмосфера повисла в машине, видимо, парни только тогда поняли, что назад дороги нет и сейчас будет, что будет. Оказалось уже позже, что это их первое крупное ограбление, а до этого принеси-подай. Поэтому мент назвал малолетними ослами, а я всё думал об этом, анализировал, а всё оказалось проще. Я для себя уже всё выяснил, свыкся, смирился, уже пусть даже зона, но лишь бы выйти с этой грёбаной машины. И мы наконец-то вылезли. Стволы всё так же покачивались у кого где. Кто за спину положил, кто в карман, а кто-то взял в руки и представлял, что убивает. Это был я. Мы зашли в помещение и опять растерялись. Что делать? Что говорить? И тут Валёк вырывается сзади и как начнёт орать:
— Всем лежать, морды в пол, стреляю на поражение и навёл на какую-то бабу. И тут резко пропадает свет у половины района. Мы вваливаемся в помещение все вместе, показываем как нас много и какие мы страшные. Подбадриваем себя криком, визгом, ором, воплем, рычанием и злобой на весь мир. Хотя, наверное злоба это была моя прерогатива, у них больше страха. Это я, когда чего-то сильно боюсь, в своей душе делаю ловкую рокировку, избавляясь от страха и заменяя её тупой, слепой и яростной злобой, которая, как оказалось, еще не видела мира. Моя злоба не выходила на свет, не показывала истинное лицо ужаса. И вот она появилась. Помещение было небольшое, но и не какая-то коморка. Сделано стильно, тёмно-серые стены переплетались с желтым оттенком и всюду были приятные желтые огоньки. В помещении никого не было. Менты знали плюс минус, когда мы будем заходить. Не знаю каким образом, но все обо всём позаботились. Помимо нас в здании находилось как минимум четыре человека. Три женщины и один мужик. Один находился внутри главного здания, а три, почему-то, снаружи. Нам об этом вообще ничего не говорили. Лишь сказали, что будут какие-то люди, но мешать не будут. Но они мешали.
Я хватаю какую-то бабу, бью её мордой об пол. Остальные две курицы ломятся в дверь, достают свои карты, весящие на шее, проводят по замку, Костя выхватывает обоих, отталкивает и врывается. Со всей силы, с ноги, прям в грудь и отправляет в нокаут тамошнего дядю. Кассу вытащили, ноги унесли. Сели в машину, хамырями быстро доехали, за рулем сидел ждал нас Славик. Он единственный зассал идти, поэтому пусть хоть сидит за рулём. Он еще меньше всех получает, но это уже так, история другого калибра. Мы были самыми счастливыми людьми. МЫ! У нас получилось, мы всё сделали, именно мы. Я почувствовал такую силу этого слова МЫ. Море денег, у нас были полные пакеты и сумки денег. Набитые до верха долларами, фунтами, евро. Это сказка какая-то. Если бы я знал, что будет столько денег, я бы не задумывался никогда и ни о чем. Машину оставили, где сказали менты. На всякий случай, на поддельные документы, Андрюха снял квартиру на несколько дней, типа с подружкой кувыркаться. Всю ночь деньги считали, не насчитали. Господи боже ж ты мой, я действительно смог, у меня получилось. Теперь весь мир будет у моих ног, все страдания, все слёзы и мольбы были услышаны. Оказывается это так просто. А бить женщин мне понравилось, я получил небывалое эстетическое удовольствие. На Наташе я пробовать не буду, но воспоминания приятные. Тогда я не задумывался над моралью, деньги закружили мне голову. Я охренел с такой суммы, мы все жестко охренели. Но пик радости длился не вечно, на следующий день мы поехали к ментам почему-то без денег. Там такой кипишь начался, нас перепугали всем, чем можно. Они подумали, что мы их решили кинуть, а мы вообще забыли, что надо делиться.
— Так что прям мы должны были все деньги тащить к вам?
— Да! Сука! Осёл ёбаный! Все деньги, а ты как думал, опездол малолетний? Я тебя на пятнадцать суток закрою. — Полезли крики что-то вроде:
— Я тебя на перо посажу, мусор ебаный. Давай выйдем один на один, гнида легавая. — Деньги действительно скружили нам голову, казалось, что весь мир у ног. В итоге деньги всё же вернули и тогда накатило большое расстройство. Нет, конечно не все отдали, они откуда-то знали сумму, пришлось её отдать. Да, там на каждого вышло много, но нам то хотелось всех денег. И это подпортило настроение, но не страшно. С этого дня у меня началась другая жизнь. Как о ней писать? Да и что можно написать? У меня было много денег, я их тратил как хотел. Я купил всю технику, я купил всё Наташе, мы даже полетели все вместе за границу на моря и пиздато там отдохнули, но так прошло полтора месяца. Казалось больше, но на пересчете вышло ровно полтора. Жизнь была такая мифическая, такая сладкая и соблазнительная. Каким образом закончился этот рай? Отсутствием денег? Нет. Так чем же? Я вам расскажу. В какой-то момент все поняли, что жизнь полностью покорена. Дескать в таком молодом возрасте, такие достижения, значит можно расслабиться. И уж очень сильно мы расслабились. За это время мы стали семьей, брали девушек, возили везде, я собирался новую машину покупать, что-то планировал над квартирой. Денег тогда не хватало и на то, и на то, но я строил себе воздушные замки. Помню себя прошлым. Мне было интересно жить, мне хотелось что-то делать, решать какие-то проблемы.
Не помню кто, но кто-то впервые принёс этот наркотик. Не буду вам о нём рассказывать подробнее, вы и сами примерно поймёте. Мы его нюхали, постоянно. Стоил он много для обычных людей, но у нас бабок было дохрена. Я всё думал, как это райское время закончится, кто выбьет у меня пьедестал из-под ног. Оказалось, что я сам. Именно тот день был точкой отчета. Мы не то что прям сели, ну садились. Всё как всегда, началось с чуть-чуть, чтобы скрасить вечер. Потом больше, потом еще больше. Я держался, старался не нюхать. Придумывал себе сотню отговорок, чтобы не браться за это заново. Мы не просто сами сели, мы садили своих девушек. Хорошо, что не все сели. Наташа пробовала сама давно, пару раз я ей давал, ну может и не пару. Ну в общем нюхала она, нюхал я, нюхали мои друзья. Она нюхала меньше, потом перестала. Я нюхал с каждым разом больше, а потом сел плотно и конкретно. Мне хватило месяца, чтобы он вошёл в мой образ жизни. Я не мог без него жить. Я практически не спал, у меня и рай в голове, и ад. В конце был только ад, какой-то беспросветный ужас. Я не хотел бросать, я верил, что если нюхать еще больше, то станет тут же лучше и решит все мои проблемы. Сейчас это глупо, но тогда это казалось пиком высшей цели существования. Я миксовал, не только нюхал. Пил, курил еще одну жесткую вещь и всё. Действительно и всё. На такого человека показать пальцем и сказать: и всё. Никакой квартиры и машины, все замки рухнули. Мы стали жестко сраться, я уже не общался с ними, и с Наташей уже не общался. Часто не приходил домой, гулял с другими. Ей не изменял, да и мне не интересно было. Тогда и член толком не стоял уже. Это, между прочим, было самым большим тревожным колокольчиком. Но было слишком поздно, я уже как два месяца херачил это всё дерьмо. Я винил общество. Я уже понимал, что назад хода нет, что я не выберусь и буду так и жить с ней. Я винил людей, что мне все в детстве рассказывали, как наркотики это плохо, но никто не объяснял как и почему. Я раньше думал, что если человек попробует что-то плохое, то он уже навсегда будет другим и всё изменится к худшему. Это уловка общества, они тебе говорят одно. Ты в это веришь, потом наступает реальность, ты убежден, что тебя обманули, но еще не понимаешь как и насколько. Ты начинаешь пробовать, потом еще, потом еще. Надо было искать какой-то баланс, пробовать редко, не делать её смыслом жизни, ну не садиться в общем. А я сел. Мне так нравилось это чувство, в голове буквально космос. Всё легко, всё понятно. Тебе не нужны блага человеческие. Просто сесть и посидеть, или полежать и послушать музыку – уже было счастьем. Еще я не испытывал ломки. Денег было много, достать было очень просто. Из-за этого я поздно словил себя на мысли, что сел. Мне как только хотелось – я сразу покупал. Бывали моменты, когда не хотелось, прям вообще. Но я заставлял себя, меня это приводило в ужас. Как же я буду выходить на улицу, как я буду общаться с людьми, куда ходить, что делать без своего лекарства. Я называл это своим эликсиром силы. И действительно, по началу был как эликсир. Я чувствовал прилив сил, небывалую энергию, хотелось постоянно что-то делать, двигаться. Это уже потом всё стало какой-то непонятностью. Вот я пытаюсь анализировать прошлое и не понимаю как это всё могло произойти и почему. Могу только одно сказать: мы были относительно счастливы до употребления этой хуйни. И действительно, когда я не принимал, мне казались проблемы чем-то сложным, жизнь уебанской и так далее. Мне пришлось упасть на самое дно, чтобы понять какое счастье быть трезвым, какое веселье, веселиться без наркотиков в компании. Какая удача, когда ты проснулся и у тебя ничего не болит, ты не идёшь блевать в туалет, тебя не кидает в разные стороны, не мутит, пока не примешь. Принимаешь и становишься человеком, а там будь что будет. Бывало я не спал по пять дней, даже не знаю чем я занимался. Когда-то Наташа застала меня на кухне, я сидел и смотрел в одну точку. Она специально сняла меня на видео, я просто сидел и смотрел и так на протяжении действительно длительного времени.
Это всё складывалось в один большой кошмар. Мне приходилось силой и боем отбирать у неё свои «сладости». Это такая ужасная жизнь. Ты понимаешь, что ты допускаешь ошибку, каждый раз, когда ты это делаешь. Тебя посещает чувство вины, ты пытаешься как можно сильнее придумать отмазки. Это твоя радость. Допустим проснулся, делаешь какие-то дела, есть планы. А в голове только одно: еще немного, и я буду весь вечер кайфовать. Это то, что привлекало и делало меня счастливым. Только это и больше ничего.
А спустя какое-то время позвонил Андрюша и предложил новое дело. Деньги у всех там заканчивались. Все пошли по сути по той же дороге. Наркотики, алкоголь и хуйня в голове. Он назначил встречу на следующий день. Я смотрю на своё лицо, потяганное, глаза красные, кожа бледная, отдаёт зеленоватым. И это я? Когда я последний раз принимал душ? Выбирал себе продукты в магазине? Готовил есть? Смотрел фильм с девушкой? Играл в игры? Когда я в последний раз жил? Когда я не боролся со своим организмом, чтобы не блевануть, чтобы не обоссаться, чтобы не сойти с ума. Зачем? Для чего? Ответа нет. Уж лучше бы я повесился. Я думал об этом, в конце уже постоянно. Как будто в голове кто-то кричал день и ночь, какие-то мужики в тесной комнате орали, чтобы я их выпустил. Я никому не рассказывал, а когда вспоминал, чувствовал безысходный ужас, одиночество во всём мире. Один раз хотел повеситься у каких-то людей на кухне. Мы там всем нюхали, кто-то кололся, я подумывал ужалиться разок, но дело до этого не дошло. На кухне не получилось, не помню почему. Но потом я помню, что пошёл на балкон. Уже не знаю, что там такого интересного было. Но на балконе появилась отличная идея повеситься, хотя выпасть было бы логичнее. Но мне смотрелось повешение как что-то эстетическое, трагически поэтическое. Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт. Представлял плачущие лица родителей, Наташи, меня так это забавляло. Сейчас я думаю, что если бы повесился, то весел бы там по сей день. Тем наркоманам было глубоко похуй вешу я на люстре на кухне, или под потолком на балконе. Тем более, что я всегда всех укатывал. Именно это давало мне полное право нихрена не делать, приходить к кому попало, когда попало и вести себя как сволочь. И это единственное хорошее, что было. И после всего этого я не против наркотиков. Миша против дураков, которые употребляют наркотики, как дурочки, да. Но Миша не против самих наркотиков. Я уверен, в них потенциал и польза. Возможно мы до конца не поняли как нужно жить с ними. Они действительно дают возможности и расширяют границы, но до какой-то поры, а потом ты просто становишься торчком. И принимаешь их только для того, чтобы стать собой. И я поздно это осознал. Я это знал, я это читал, я об этом слышал, я даже это видел. Но я не о-со-зна-вал. Не то что наркотики как бы нужно употреблять. Но и не то, что их всех нужно уничтожить, что это зло зла всех зол. Всё, что бы мы неправильно использовали является злом. Абсолютно всё. Много пьёшь – плохо, очень много занимаешься спортом – плохо. Много ешь – плохо, мало ешь – тоже плохо. Золотая середина. Но и как бы нет золотой середины в наркотиках. Любое употребление негатив и вред, но не всё так однозначно. Существует определённая система, но к этому общество должно быть готовым. А оно не готово. По крайней мере единственный действенный путь побороть наркотики – это разрешить их во всем мире. Тогда не будет соблазна, запретный плод сладок. И так далее.
№30 «Научился как не нужно жить. Научился как ненужно любить»