***
В последнее время становится достаточно холодно. Я шел домой с магазина. Решил просто прогуляться и пошёл чуть дальше своей хаты, посмотрел на ночное небо, звезды. Всё красиво, ухожено. У нас ухоженный город, люди правда злые, но то такое. Вообще я не злой человек и не хочу им быть. Я культурный парень, стараюсь больше улыбаться и радоваться жизни, ищу радость в одиночестве. Я решил взять бутылочку пива и просто посидеть на лавочке. Когда мне стало холодно, я пошёл в местный бар и заказал там водочки пятьдесят грамм, потом еще пятьдесят, потом еще пятьдесят, потом еще… В общем через два часа я с трудом держался на ногах и решил, что от греха подальше пойду домой. И плавно поплёлся в квартиру такой модной походочкой от бедра. Нет, ко мне никто не пристал, ни с кем я не дрался и никто меня не ограбил. И вот я уже должен был прийти домой, как вдруг вижу на лавочке какую-то подвыпившую тёлку. Примерно моего возраста, по её одежде видно, что она блядь. Она была легко одета, с белыми волосами, коротко стрижена, голову опустила вниз, а с джинс выглядывают бежевые трусики. И меня потянуло к этой тёлке, я не знаю почему, но прям как будто кто-то зацепил меня новым спиннингом и потянул к себе, как здоровенную рыбу.
— Девушка, вы же замёрзните. Пойдёмте, я вас проведу. — Но она молчала и не двигалась. Возможно уснула. Я толкнул её. Поднялась голова и на меня посмотрело уставшее, потяганное лицо с краснючими глазами. По всей видимости она была под чем-то. Я опешил и попятился назад, но что-то во мне проснулось. Такое звериное, что-то такое жестокое и жесткое. Я хотел схватить эту бабу за её грязные волосы и отъебать её так жестко, чтобы эта сука пожалела, что она, бичевка, сидит тут на остановке бухущая, убитая в хлам, пока такие добрые и порядочные люди, ходят по этой улице. Я подбежал к ней, схватил её за руку и потянул к себе.
— Чо те надо, козлина, отпусти меня, бля.
— Пошли, я сказал, дура, ты замёрзнешь, сука ты конченая.
— Да пошёл ты нахуй, убери руки, отъебись!
— Я убью тебя, говна кусок.
И я не знаю что со мной произошло в тот момент, я просто озверел. Я поднял свою руку и въебал ей в лицо с такой силой, что её откинуло назад и она упала на землю. И тут я весь покраснел от стыда не из-за того, что ударил. А из-за того, что кто-то это может увидеть. А потом хватаю её за руки, тащу на себя и говорю шепотом ей на ухо: «Если ты, бичевка, будешь разговаривать со мной таким тоном, я сожру тебя на кухне с пивом, усекла?» И на моём лице появилась широкая улыбка.
— Ты хоть знаешь, шалава, сколько я в своей жизни дерьма хлебнул? Ты знаешь, дура ты ёбаная, насколько я умнее, лучше и совершеннее тебя? Я практически Бог для тебя, усекла? — Чувствую какие-то японские мотивы играют у кого-то из окна. И мне становится так хорошо и приятно. Уже ощущаю, как начинаю трезветь. Ноги всё так же заплетаются, и я тяну эту дуру, а она уже и не сопротивляется. Голову вниз опустила, что-то бормочет под нос и идёт, качается, качаюсь и я.
— Отпусти меня, я хочу спать.
— Отпущу сейчас. Вот только ты упадёшь, ты на ногах не держишься. Где же ты будешь спать? Куда пойдешь?
— Никуда, тут останусь. Оставь меня, парень, я ничего больше не хочу.
— Да мне поебать что ты хочешь, теперь тут главный я.
Мы зашли в магазин, я кинул её на стул у входной двери, купил пачку клубничных гондонов и четыре бутылки пива. Она сидела и куняла головой. Я схватил её и повёл к себе домой. Через какое-то время она давилась моим членом. Но для этого мне пришлось помыть эту дуру. Я набрал ванную, добавил вкусно пахнущего мыла, ну херли, я же джентльмен. Я заставил её залезть в ванную, а сам замочил её вещи в тазике. Когда я это делал, то начинал задумываться, какого хера я вообще творю? Какая-то шалашовка, какая-то водка. Миша, ты же был таким хорошим мальчиком, тебя так все любили. Кем ты стал? Что ты с собой сделал? Что ты со мной сделал, господи? Я спрашиваю у тебя, ты там, наверху. Тот, кто пишет мою жизнь. Ты занимаешься не тем, остановись, оставь меня в покое, я хочу пожить нормальной жизнью, я не хочу таскать блядей…. Но там наверху не отвечали и я понимал, что сколько не веди блядей, всё равно останешься сам в этой квартире и в этом мире. Я погрустил немного, открыл бутылку, ждал её и пил. Пиво холодное, вкусное. Такое родное, такое любимое. И тут выходит она, с растрёпанными волосами, с грустным лицом. Не такая уж и страшная, не такая уж убогая. Хотелось сесть с ней наедине, друг напротив друга, взять её правой рукой за щеку, посмотреть в глаза и спросить: «Что ты, нахуй, творишь? Ты же красивая баба». Но я никого не притягивал и ни с кем не разговаривал. Я влил пиво в глотку, часть разлилась по рубашке. По моей красивой, розовой рубашке. Я её снял, вкинул в тазик к вещам шалашовки. Стянул джинсы, носки, трусы и голый пошёл на неё. Она делала маленькие шажки назад, а её румяное лицо стало бледным и напуганным. Я схватил её за шею и потянул к кровати. Скрепящая кровать издала страшный рокот, когда я её кинул. Дал команду раздеваться, а сам натягивал гандон. После пятнадцати минут раком, мне стало скучно и я понял, что не проявляю тех садистских наклонностей, которые хотел бы проявить. Тем более, что эта податливая бичевка, как чистый лист для меня. Я могу рисовать всё, что угодно, а потом скомкать и выкинуть в мусорное ведро. Я ударил её кулаком по почкам и она заплакала. Как же мне стало стыдно, но я не дал этим чувствам полностью завладеть, трахал её и придумывал сотни ужасных событий, где меня обманывали и обижали. Вспоминал Надю, Вику, тут же слёзы начали катиться по щекам и я не мог сдерживаться, и в дверь кто-то постучал. Я вытащил член из её вагины и пошёл с этой булав(к)ой к дверному глазку.
— Кто там?
— Соседи.
— Какие еще соседи? Что надо?!
— Хватит шуметь! Мы спать собираемся, нам на работу!
— Пошёл нахуй!
— Что ты там сказал, щенок?! А?! Щенок бля, я тебе голову оторву!
— Пошёл нахуй!
Я вернулся со своей булавой в комнату, она сидела на краю дивана повернувшись ко мне спиной и плакала. Вдруг я увидел шрамы на её спине от плётки, видимо её пороли. Я еле сдерживался, чтобы не обнять её и не приголубить.
— Ты, блядь, заслуживаешь смерти.
— Да что я тебе такого сделала вообще!? Отстань от меня!
— На колени.
— Я не буду!
— НА КОЛЕНИ Я СКАЗАЛ И РОТ ОТКРОЙ, ИНАЧЕ Я ТЕБЯ ТАК ЁБНУ, ВСЕ ЗУБЫПОВЫБИВАЮ, ОВЦА.
Она встала на колени, я стянул гандон и разрывал хуем ей глотку, она давилась и плевалась. Я схватил её за короткие волосы и притягивал к себе, а она пыталась высвободиться, стучала ладошками по моим бёдрам, чтобы я отпустил, но я ударил ей по голове, а она укусила меня за член. И тут я озверел. «Ах ты сука, а ну иди сюда». Она очень сильно толкнула меня назад и я ударился затылком об стену. Я пошёл на неё, а эта дура решила убежать. Хрен тебе, не уйдешь. Я схватил её за голову толкнул со всей силы вперёд. Она ударилась об дверной косяк, обомлела и упала на пол. Я спокойно переступил через неё, взял бутылку пива, и с болтающим членом, решил попить. На кухне не сиделось, я взял стул, поставил напротив неё, мой член свисал с холодного стула, я смотрел на её раскоряченную позу и очень возбудился. В дверь опять кто-то стучал, но я не обращал внимание. Поставил бутылку на пол, перевернул её на живот, раздвинул ноги и вошёл. Прям без гондона. Это был лучший секс в моей жизни, такого оргазма я в жизни не испытывал. Это было настолько прекрасно, что у меня аж судорога левую ногу схватила. Решил, что от неё нужно избавляться. Оделся, положил её на плечи, открыл дверь. Сделал два шага за горизонт и тут же увидел соседа. Он с озверевшим лицом накинулся на меня. Я пропустил несколько ударов в лицо и потерял сознание.
№21 «Нет друга, но смогу ли»
Я проснулся в чужой квартире, на стене весел ковёр, у потолка отклеивались обои. Воняло жаренной рыбой и что-то давило мне в бок. Лицо пекло и я чувствовал, что оно разбито. От головной боли хотелось выть. Вышел какой-то парень из-за угла. Он был достаточно хорош собой. Белые волосы, голубые глаза, небольшой нос, большой лоб, коротко стрижен. Он смотрел на меня с понимающими глазами. Ему девятнадцать лет.
— О, здравствуйте, вы уже проснулись?
— Парень, ты кто такой? Что случилось со мной?
— Давайте вы не будете мне тыкать, хорошо? Меня звать Илья Сергеевич. Мой отец, Сергей Яковлевич отнёс вас к нам домой. Вы лежали без сознания, с разбитым лицом, этажом ниже. Он услышал грохот и вышел проверить, а там вы. Вы не волнуйтесь и не стесняйтесь, всё хорошо. Всё, что мы можем вам предоставить, мы предоставим. Оставайтесь сколько хотите. — После этих слов я выбежал из комнаты, схватил в руки обувь, куртку и мчался к себе в квартиру. Я сидел, смотрел в окно, курил прям в квартире не выходя на балкон и прокручивал в голове всё, что было вчера. К вечеру я уже всё вспомнил, взял водку и выпил её. Взял еще одну бутылку, потом шлефанул пивом. Обблевал себе носки и уснул в прихожей. Наутро я проснулся и проблевался еще раз, и уснул. Проснулся еще раз и облевался. В какой-то момент в мой убитый алкоголем мозг пришла мысль, что раз люди мне помогли, то я должен хотя бы поблагодарить. Я оделся и пошёл к ним, стучал в дверь, но никто не открывал. Когда я собирался уходить, они поднялись на лестничную площадку, я принялся жать им руки и благодарить, а потом опять убежал. Не знаю почему я бегаю постоянно. Я не успел раздеться, как они постучались ко мне и я пригласил их.
— Парень, ты чего зашуганный такой? Что с тобой случилось? — Спрашивал меня его отец. Значит они не знают ничего, о той бабе, которую я бил. Не знаю что там с ней, может ко мне еще придут граждане полицейские и выебут в жопу. Я стоял растерянным и угнетённым. Мне не хотелось им врать, но и правду говорить тоже.
— Это не стоит вашего внимания, правда. Спасибо, что помогли мне и всё в этом духе. — Я выглядел ужасно, ну представьте, разбитое лицо, блевал целый день и весь такой, ну как вам сказать, конченый уёбок-алкаш. Мне хотелось лечь спать, но я не знал как их попросить уйти. Вмешался паренёк.
— Скажите чем мы еще можем вам помочь? Как вы себя чувствуете? Как вас звать? — Почему он мне выкает постоянно? Этого я не понимал.
— Меня звать Миша и вы мне не сможете ничем помочь. Однако я должен вас как-то отблагодарить. Что я могу для вас сделать?
— А по папе вы кто?
— А?
— Ну по отцу вы кто, отчество какое у вас?
— Викторович.
— Ага, Михаил Викторович,— продолжал парень, — а меня Илья Сергеевич. Будем знакомы. — Всё это всё, вот это всё выглядело очень странным. Мне это виделось романом Куприна «Поединок». Какие-то фраки, сюртуки, женщины в длинных бальных платьях. Везде на вы и целуют ручку. Странные ребята, но и я не менее странный. Вообще всё держится на таких вот ребятках, наверное. Я не знаю и я не хотел ни в чем разбираться, а только поспать.
— Илья Сергеевич и папа Ильи Сергеевича, вы можете мне помочь тем, что оставите меня наедине с моими проблемами, я должен осмыслить всё, что произошло и мне совсем плохо.
— Вы можете пройти к нам, мой отец работает на скорой помощи, он врач и может вас осмотреть, а я могу сходить за таблетками. — Да почему же они такие хорошие? Что с ними не так? Позже я начал понимать, что нормальное отношение человека к человеку это не что-то странное, а это норма. Та норма, которой почему-то очень мало. Мы постоянно думаем, что вокруг нас какие-то мрази, но в действительности, всё не так плохо. Но и не стоит забывать о мразях, которые всё же существуют, увы. Тогда я почувствовал себя так уютно, словно укутанным в одеяло на тёплой подушечке, немного с температурой. Мама приносит мне тёплый чай с малиной, он льётся по моему горлу, а в душе так хорошо и спокойно.
— Я хотел бы просто остаться один. Давайте так, Илья Сергеевич, мы с вами обязательно увидимся завтра. Как насчет второй половине дня? — Он согласился, даже покланялся, я ему подыграл. Позже лёг в кровать и не мог избавиться от странного впечатления. Что это было? Такое ощущение, будто какая-то секта, уж очень странно всё выглядело, но зачем задумываться над причинами, если конечный результат настолько хорош? В странном мире мы живём, за помощью сразу следует недоверие. Хороший жест сопровождается чувством опасности. Когда кто-то на тебя смотрит из прохожих, то думаешь, что с тобой что-то не так, начинаешь злиться. Хотя это просто взгляд, возможно человеку я понравился или он просто смотрел и думал о своём. Эта постоянная злоба, эта агрессия, она живёт внутри многих, но кто-то не даёт этой злобе отравлять себе жизнь, а кто-то поддаётся этому чувству. И я поддался, я чувствую, как из меня лезет это всё. Мне жалко ту девочку, даже жалко соседа, который бил меня. Возможно он был напуган. Я просто скотина и мразь, и я хочу очень сильно спать и пить.
Ко мне утром постучался этот парень и:
— Михаил Викторович, я бы хотел поговорить с вами насчет образования. У меня недавно возникла интересная мысль, не хотите послушать? — И не дожидаясь моего ответа, он заходит в квартиру, садится в прихожей, кладёт ногу на ногу и говорит, — Вот посудите сами, умный человек, действительно умный человек, может самостоятельно получить образование. У нас есть интернет можно читать Канта, Гёте, Шопенгауэра, Ницше, прошу прощения, Толстого с Достоевским – это ведь не так уж и сложно. Право слово, я давеча читал Канта – это просто что-то.
— Я совершенно не понимаю о чем ты говоришь.
— Не ты, а вы, Михаил Викторович. Посудите сами, — он встал и всматривался в мои глаза, — вы умный человек. Я вижу в вас живой ум, давайте поговорим, я изголодался по общению. Мой отец человек хороший, но нелюбознательный. Я ему говорю о философии, о литературе, о поэтах и музыкантах. Я ему говорю о Дадаизме, а он мне: Илюша готовь уроки. И самое главное, понимаете, Михаил Викторович, человек то он правда неплохой. Я закурю? — И не дожидаясь ответа закуривает, садится и всё так же нога на ногу и эти белые волосы с голубыми глазами, — Я вам скажу одну вещь: человек не должен быть одиноким. Но папа не понимает, после смерти мамы, ах да, я потерял маму в четырнадцать лет. Так вот, после её смерти он закрылся и ему мало что интересно. А мне интересен весь мир. А он мне говорит: учи уроки, Илюша. Так вот, умный человек получит образование самостоятельно. А штампованное образование разве сделает человека умным? Сделает его индивидуалистом? Мало-мальски уважаемым человеком? Получит ли этот человек признание? Да хоть что-то? Я думаю нет. Вообще массовое образование – это добровольная порка. В голову вкладывают все эти мысли и делает из человека покорную собачку. Но он не просто покорная собачка, как всё это быдло, весь рабочий класс, нет. Он собачка с корочкой. Но с корочкой или без – это собака, пёс и от него воняет. Воняет дерьмом и ослиной мочой. Почему ослиной? Сам не знаю. Я так устал, боже мой, Михаил Викторович, вы присаживайтесь. Теперь мы с вами друзья. Помните как у Высоцкого?
Нет друга, но смогу ли
Не вспоминать его —
Он спас меня от пули
И много от чего.
Ведь если станет плохо
С душой иль с головой,
То он в мгновенье ока
Окажется со мной.
И где бы он ни был, куда б ни уехал, —
Как прежде, в бою, и в огне, и в дыму
Я знаю, что он мне желает успеха,
Я тоже успеха желаю ему. [3]
Что можно говорить после этого и как реагировать? Я пытался понять что с этим мальчиком не так. Он болен? Или что? Позже я узнал, что парень на самом деле полностью адекватный, а странное поведение – это такая радость. Он не умеет проявлять свою радость и поэтому это выливается в такие вот странности. У него действительно была мама, она умерла, когда ему было четырнадцать лет. Отец правда работает на скорой, он врач. Его сын на втором курсе режфака. Наверное интересно учиться на режиссёра. И мы с ним прекрасно поговорили о многих вещах. Мы виделись с ним много раз, мы выпивали, иногда даже очень крепко. Ходили в кино, в бары, пытались знакомиться с дамами, пили на улицах, общались на широкие, терзающие умы, темы. Он читал мне стихи, он читал Тютчева, он читал Бальзака, Рождественский, Вознесенский. Я чувствовал своё слабое место, поэтому так же начал учить и в последствии читать ему стихи: Пастернак, Есенин, Маяковский, Бродский, Ахматова, Гумилёв. И мы постоянно разговаривали. Разговаривали обо всём на свете, рядом со своим другом, Ильёй Сергеевичем, я чувствовал себя настоящим. Он всегда мог выслушать меня, поддержать и понять. Это самый лучший тандем в истории, это настоящий друг. Не смотря на его тщедушное тельце, это сильный человек. И физически тоже. Я сам удивился. И мы всегда говорили друг с другом только на вы. Он рассказал мне японскую притчу об уважении и любви, я решил, что в этом что-то есть, ну и тем более он очень сильно настаивал. Называйте меня, Михаил Викторович, только на вы, пожалуйста.
— Как вот вы считаете, Илья Сергеевич, как человек должен в идеале существовать среди остальных людей?
— Я думаю, Михаил Викторович, что человек должен любить другого человека. Люди должны объединиться.
— Во имя чего?
— Во имя самих себя. Это самый лучший способ существования. Ну посудите сами, если вот я вам, Михаил Викторович, сейчас за ваши скотские выходки набил ебало, было бы нам от этого хорошо? У меня разбитые руки, у вас лицо.
— А вот я бы, Илья Сергеевич, с вами не согласился. Почему сразу вы мне набьёте лицо? Я вам за ваш надменный характер ебальничек то вскрыл бы перцовым ножиком да так, что ваш папашка прочувствовал бы всем своим нутром.
— Вот и я об этом, Михаил Викторович, мы сейчас предались небольшой агрессией и ничего с этого хорошего не выходит. И не выйдет, потому что это не выход. Человек должен объединится, ибо только так происходит всё. Все достижения, все возможности. Только благодаря объединению друг с другом.
— Но только соревнуясь человек становится лучше, чем он есть на самом деле.
— Да, Михаил Викторович, но соревнование и уничтожения друг друга – это вещи разные.
— Но одно не бывает без другого. Человек только так и может существовать, лишь когда человек мрёт, тогда он не врёт. У человека в крови – соревнование, быть лучше всех, каждый хочет быть величественным, как баобаб, никто не хочет занимать места проигравших.
— А вот тут мы подбираемся к главному. Человек это большая машина, венец природы, так?
— Ну, допустим?
— Да нихуя это не так. Человек это собачье дерьмо, пока он не отректнётся от своих хотелок. Хочу это, хочу то. Хочу ту бабу, хочу того мужика, хочу эту тачку и буду её хотеть не смотря ни на что. И буду этого добиваться ни смотря ни на что. И топить всех в дерьме и грязи ради этого куска железа.
— Хотите сказать, что человек несчастен из-за самого себя?
— Именно так, тут мы приводим человека, тащим его вперёд и выводим его себе же в задницу. Тыкаем человека носом в своё как бы человечество, в свою человечность, которой и нет по сути. Это всё издержки сратого капитализма.
— Капитализм это лучшее, что случилось. Коммунизм невозможен!
— Михаил Викторович, давайте будем смотреть правде в глаза. Ни вы, ни я, не можем утверждать, что капитализм это лучшее, так как кроме капитализма у нас ничего не было. Коммунизм конечно прекрасен, но только на бумаге. Тут нужно мыслить шире. Думайте сами, только из-за капитализма человек ведёт себя так, как скотина.
— Нет, мой юный, блондинистый друг, человек ведёт себя так не из-за капитализма. Он ведёт себя так из-за своей же говнистости, а капиталистический строй подпитывает в человеке его говёную сущность. Человеку приходиться воровать и врать, ради места под солнцем. Это война. Тотальный бой всех против всех, но лучше уж это, чем ничего.
— Но не может быть такого, что произойдет «ничего». Всегда на место чего-то уходящего, приходит что-то новое. Подумайте сами, на место ушедшей девушки приходит новая, на место ушедшей луны приходит солнце. На место ушедшей весны приходит лето. Вы понимаете о чем я вам говорю?
— Понимаю. Так что же нам делать с человеком и его человечностью. Как будем спасать положение?
— Не знаю, никак. Ну вот я с вами добр, а могли бы вас оставить валяться с разбитым лицом у вашей входной двери. И что? Кому было бы лучше? Стараться дарить любовь, не фанатически, а умеренно и с умом. Быть лучше, чем мы есть на самом деле. Стараться это делать и стараться оставаться человеком с его второй человечностью, не с первой говнистостью. Я закрутил мысль?
— Всё в порядке. Я тоже так думаю, нужно создать новый мир, когда мы наиграемся в войнушку, в тотальную ненависть друг к другу, когда отпустим, когда все эти человеческие пороки останутся атавизмом, мы построим великое будущее. Великое, светлое будущее с прекрасными людьми, которые будут работать на благо своих детей и таких же людей, как мы. Нам не нужны для этого ЛСД или любые наркотики, чтобы таким образом строить новый мир. Новый мир должен строиться посредством самопознания и самопознания мира.
— Михаил Викторович, так же хотел бы добавить о пропаганде. Представьте, пропаганда, просто тотальная пропаганда знаний. Мы с самого детства будем создавать умного человека и еще умнее, чем есть мы сами. Только умные люди, огромное количество умнейших людей.
— Таких же прекрасных и умнейших людей, как мы с вами. Мне иногда кажется, что мы с вами это один человек. Одно целое.
— Выпьем же, мой друг.
— Выпьем!
№22 «Любви Не Миновать»
Я сплю и мне снится как меня кто-то толкает, плачет рядом кто-то и кричат мне: Миша-Миша, проснись, родимый. Приходит какая-то женщина вместе с мужчиной, я заперт в тёмной коробке без света. И кто-то мне что-то рассказывает, бред какой-то. Мне кажется я схожу с ума. Подорвался, как наркоман с кровати, увидев свою дозу. Ням-нямочка приехала, наркоша. Я подпрыгнул и испугался. Что происходит со мной? Выпил кофе, походил по комнате. Закурил, выпил, закурил еще. Думаю: страшно. Ведь жить на самом деле страшно. Нужно делать всё и всегда. Хочется чтобы кто-то всё за тебя делал, а ты просто сидел и как бы в окошечко наблюдал, а что там происходит. А ты бы ничего не делал. Я постоянно что-то делаю и мне страшно. Что я несовершенен. Что у меня нет того, что я хочу и мне постоянно нужно с этим мириться. Что другие люди, гораздо хуже меня, живут в разы лучше меня. Распирает от несправедливости этого мира. Столько дел накапливается каждый день, каждый час. И их так много, и нет им конца. А ты делаешь их медленно, долго, еле-еле, копошась. Забыл что к чему, путаешься, теряешь над собой контроль. Хочется сделать всё, что-то пробуешь. В итоге то надо, это надо. Там не успел, там опоздал, там просто не хочется и не можешь себя заставить. Потом начинаешь ненавидеть, самобичевание выедает. Постоянно кажется, что ты должен быть лучше, как будто бы совершенно другой человек живёт в тебе. И ты путаешься, уже забыл где ты есть на самом деле. Образуется пустота, она становится еще больше, глубже, такая настоящая. И ты понимаешь, что кроме как влезть внутрь этой пустоты, у тебя уже нет выхода. И нет ничего, я оборачиваюсь назад, но вижу только слезы и боль. Всех людей мира, я так и чувствую и понимаю. Эту боль, разочарование, обиду, потерю. Когда умирает твой ребёнок. Хоть маленький, большой, вырос или растет. Он всегда твой, и когда он умирает остаётся … да ничего уже не остаётся. Или когда ты работаешь, трудишься, пытаешься свести концы с концами, а вокруг тебя предатели и мрази имеют всё. А ты один единственный в этом мире, держишься за какие-то простые вещи, и то они у тебя не получаются. Потом резко всё катится кубарем, одна проблема за другой, всё падает с рук. Ты начинаешь в себе разочаровываться. Катишься еще глубже, в низ, видишь в жизни всё только плохое. Любая проблема воспринимается как трагедия. От волнения и ненависти сходишь с ума, хватаешься за голову, плачешь. Кажется, что после этого уже ничего не будет хорошо. Веришь в это. Берёшь лезвие, срываешься.
Когда наладил свою жизнь и всё хорошо, какие-то мелкие проблемы есть, но это только проблемы. Вдруг сбиваешь человека, насмерть. И это как жизнь до и после. Запомнил дату. Вся жизнь делится как на до этой даты и после. Стараешься об этом не думать, но оно тянется, последствия, суды, страх наказания. Безысходность. Ты готов сделать всё, но не знаешь что. И вокруг ненавидят и осуждают. Считают тебя мразью, хотя ты такой же как и все люди, но просто совершил ошибку. И таких ошибок люди совершают много. Становишься нелюдим, нервозы, ты теряешь себя. Петля на шее, тянешь.
Когда попал на зону и всё, пустота поселяется в твоей душе. Там за стеной больше ничего нет, тьма и колющая действительность. Понимаешь, какая жизнь на самом деле. Знал бы, что так закончу, наслаждался бы каждой секундой этой жизни, когда я тут, на воле. Я страшно боялся этого всю жизнь и это свершилось. Я должен найти в себе силы это пережить, но я не могу. И я срываюсь. Головой об кафель, острые осколки вокруг кафеля. Не получилось. Через год смирился, потом опять и опять эти мысли. Тебе так страшно, что это всё же произошло и жизнь стала полностью в руках других. Ты сломался, уже почти не помнишь себя прежним. Бритва в руках решает проблемы.
Когда ты мать одиночка, без денег, с вечно генерирующими проблемами на пустом месте. Постоянно в движении, в страхе, забыла, когда высыпалась. Дети, работа звенящая жизнь, уже ком в горле, в ушах звенит и привкус дерьма во рту. Как же ей всё это надоело. И постоянно делают вид, как будто так и надо. Как будто для женщины это пустяк, что она рождена для этого и существует. И никто не протягивает тебе руку помощи. Говорят, что женщинам живётся проще. А ты видимо не та женщина, ты постоянно чувствуешь себя дерьмом. Но не имеешь сил признаться в этом, отчаянно делаешь себя сильной, но это не помогает тебе ничерта. Постоянные маски на лице, ты не знаешь какая ты уже. Год не трахалась. Жизнь, как пасмурная шапка, постоянно падающая тебе на глаза и голова чешется. Но как только снимаешь, резко воет ветер и ты пытаешься натянуть её обратно. И всё происходит по кругу.
Когда был большим человеком, строил бизнес, воротил вещами, людьми и создавал события. Воспринимая это как должное, завышая себе планку. Постоянно смотрел на тех, кто лучше и пытался стать еще лучше, постоянно сравнивая их с собой. Но не обращая внимание на тех, кто ниже. А ты всё дальше от них уплываешь, но не понимаешь этого. Самоуверенный, но уже постарел. И понимаешь это, нет тех сил, того упорства, той жизни в глазах. Всегда пытаешься всем доказать, что ты такой же сильный, такой же мощный как и раньше. В итоге все аспекты сомкнулись в кучу и разорвали тебя. Остался в самом низу и понимаешь, что это навсегда. Отчаянно, каждый день, пытаешься бороться, но каждый день угасают силы и ты это чувствуешь. Вечный тупик и неудачи сопровождают тебя. Думаешь, ну такого же никогда не было, что со мной? Сглазили, пойти поставить свечку? Но бизнес рушится и рушится, сила угасает. Чувствуешь свою старость, одиночество идёт следом за раздражительностью и капризами. А с ней и бедность, а потом нищета. И дно пробивается тобой же.
Я вижу все эти разбитые жизни, от маленького мальчика, который видит разбитую вазу и думает, что хуже в жизни больше ничего никогда не будет. И ему не жить. До здорового мужика, который плачет и хватается за голову, потому что сбил насмерть женщину и двух детей. Я чувствую их боль и слышу их плач. Я хочу им помочь и протянуть руку свободы. Чтобы они стали лучше, объединились. Японские мотивы сохраняют души и сердца.
Уже была зима. Илья Сергеевич топал громко ногами в подъезде. Это означало, что он хочет войти и надо открывать дверь. Да, он со странностями. А кто не со странностями? Нормальные люди – это скучные люди. Скучные своей нормальностью. Они топят и уничтожают свою личность правилами и законами.
— Батюшка, я к вам с плохими вестями.
— Право слово, Илья Сергеевич, что с вами? Помилуйте, не молчите.
— Михаил Викторович, моего отца отправляют в длительную командировку и я хочу поехать с ним, простите меня и поймите. Я уезжаю на неопределённый срок. — Он говорил это сухо и спокойно. Мои глаза налились кровью со слезами. Мне стало страшно после его слов, неужели я опять один. Совсем один? Так хорошо было проводить с ним вечера, пить и вести интеллектуальные беседы… жить! Жииить, в конце концов!
— Илья, что мне делать? Я могу тебе звонить?
— Можешь, Миша. Прощаться не будем, у тебя голос дрожит. Я просто выйду, закройте за мной дверь, Михаил Викторович!
И в тот день я напился до потери сознания. В буквальном смысле, свалился на кухне, расшиб бровь об пол. Я доковылял до кровати, сел, а слёзы капали на пол. Не из-за Илюши, вовсе не из-за этого. Илюша помогал мне как-то держаться на плаву, чувствовать себя живым, не одиноким. Чувствовать себя человеком, в конце концов. И теперь спасательный жилет лопнул и я опять тону. И я начинаю очень сильно грустить и тосковать по тому времени. Я знал, что это произойдет так быстро и втайне боялся этой мысли. Скрывал её от самого себя, самому себе врал. Почему всё всегда происходит глупо, медленно и неправильно? Я тепло оделся и пошёл за добавкой. Водка была в руках и я возвращался домой, и выпил, и уснул. Проснулся от того, что кто-то шурудит в дверях чем-то. Резко открыл дверь и напугал соседку Наташу. Наташа была совсем не милой девочкой. Это была милая мордашка, да, длинные черные волосы – тоже да и… всё. Наташа блядь. Ну я не матерюсь, а объясняю ёмко её состояние души. Она блядь и весь город это знает. Она такая вся деловая, якобы умную из себя строит, но на самом деле дура и слаба на передок. Я собрался с мыслями, а потом собрался с силами, чтобы ударить её в лицо или наоборот, чтобы не бить в её лицо. Пока собирался с мыслями, она быстро ушла на своих длинных шпильках. Цок-цок-цок, ускакала кобылка. Я пошёл к себе пить. Не ел, только пил и спал. Мне снилась эта Наташа. Как я трахал её в баре, как целовал её в шею, как кусал за соски. Я проснулся с диким стояком и подрочил два раза подряд. Испачкал простынь, побросал скомканное одеяло, покидал кучу грязных вещей и стал собираться. Я смотрел на эту сраную кучу и подумал, что она олицетворение моей жизни. Просто куча какой-то грязной хуйни. Я взял пачку сигарет, бутылку недопитой водки и пошёл на улицу. Мне Илюша накидал список с литературой, там были вычурные писатели, о которых я не знал даже. Вот пошёл с этим списком в библиотеку. Хуй на всю эту жизнь, положить здоровый болт на всё, что меня окружает. На этого Илюшу, на его папу, на моего отца. Он недавно мне звонил, мне мерзко от того, что я как он. Он спился, спиваюсь и я. Я выкинул недопитую водку в кусты. Нет, не выкинул конечно. Я из-за злости на водку и на себя, сделал крупный глоток, она обожгла мне горло и залилась за шиворот, стало холодно и как-то глупо. Так же глупо поплёлся в библиотеку, там стояла группа каких-то люмпенов. Они смеялись в мою сторону, я ничего не сказал. Набрал книг в пакет и поплёлся обратно. За углом они меня ждали. Не говоря ни слова, козлы накинулись на меня, я достал ключи и ударил ими в лицо. У меня тяжелая связка, они впились одному дураку в лоб и он отлетел в сугроб. Какая-то бабка выбежала из подъезда со скалкой и они почему-то убежали. Какая-то глупая ситуация. Я ничего ей не сказал, вытащил из кармана валяющегося ублюдка, который держался за лицо, какие-то деньги, всунул в руки этой бабки, собрал все книги и был таков.
Через четыре часа я опять стоял с бутылкой. Мои длинные волосы закрутились, воняли и к ним всё липло. Липло всё к моему телу. Я не умею обращаться с людьми – это всё детство и инвалидность. Из-за неё я сидел постоянно дома и стал таким злым, черствым, отчужденным. У меня лицо какое-то злое. Я смотрю на себя в зеркало и мне становится страшно, я привлекаю к себе неприятности. На следующий день кто-то сильно стучался. Я посмотрел в глазок. Это была Наташа. Я открыл дверь, она плюнула мне в лицо и въебала по яйцам. Ну что, сука, больно? Моему парню тоже было больно. Закрыла дверь и ушла. Я поднялся и согнутым побежал за ней.
— Какой парень, сука ебливая? Иди сюда, мразь. — Я схватил её за волосы и толкнул в окно в подъезде. Она ударилась локтем и порвала колготки на коленях.
— Отвечай, какой парень, тварь? Иди сюда. — И хотел её пиздить, как вдруг кто-то начал спускаться и я забежал внутрь. Стало тошно от трусости и ненависти. Какой-то идиотский симбиоз. Но когда я вышел из квартиры, её уже не было. Я не выходил из дома полторы недели. Когда есть совсем стало нечего, я всё же выбрался на улицу. Я был разбит и подавлен, кто-то напал на меня сзади. Я больше ничего не помню.
Иии… я проснулся в больнице.