Поэты приходят ко второму дереву, откуда исходят голоса, которые напоминают разные печальные примеры обжорства. Наконец они встречают ангела, который посылает их к ступеням седьмого и последнего круга, где очищаются от греха сладострастия.
1 Беседой нашей путь не замедлялся,
И путь беседе этой не мешал,
Как мчатся корабли, когда поднялся
4 Попутный ветр, так быстро поспешал
Я за двумя почтенными певцами,
А призраки, которых бы назвал
7 По худобе я дважды мертвецами,
Смотрели с удивленьем на меня,
Дивясь, что смертный шел между тенями,
10Плоть бренную, земную сохраня.
К Форезе между тем я обратился:
«Тот призрак, что, молчание храня,
13Идет, не потому ль теперь решился
Свои шаги замедлить, что на нас
Усталый взор его остановился,
16И отвести своих глубоких глаз
Не может он? Тень добрая, скажи же:
К кому в толпе мелькающих духов
19Приблизиться теперь я должен ближе?
Достойных имя я узнать готов.
И где Пиккарда1?» Был ответ таков:
22«Моя сестра в себе соединила
Всю прелесть красоты и доброты
(И что преобладает в ней – иль сила
25Святой души, иль чары красоты –
Решить я не могу, не в состоянье),
Моя сестра в величье чистоты
28Живет на Небесах в своем сиянье».
И далее Форезе говорил:
«Нет высшего такого приказанья,
31Чтоб имена духов я утаил:
Так голодом черты их исказились,
Что угадать их лица – нету сил,
34В Чистилище они преобразились.
Вот там Буонаджунто2. Видишь, тот
(Глаза мои на духа устремились)
37Еще страшнее тощ и изможжен,
Чем все другие тени. Был когда‑то
Он в высокий сан духовный посвящен,
40Но исполнял свой долг не очень свято.
Буонаджунто в Туре родился;
|
Обжорством увлекаясь до разврата,
43Одной он только страсти предался:
К столу варить в вине угрей3 Больсено4…»
Затем Форезе внятно принялся
46(Мне не забыть доныне этой сцены)
По именам теней мне называть,
И в них я не заметил перемены,
49Не мог досады в лицах прочитать,
На то, что имя их открыто было…
И вот, не уставая наблюдать,
52Я видел Убальдино делла Пила5,
Который лишь зубами скрежетал.
Я видел Бонифация6: дивило
55Когда‑то мотовство его народ:
Тогда ходил он в мантии духовной…
Передо мной маркиз явился тот,
58Который в Форли7 с жаждою упорной
Глотал вино, но жажды утолить
Не мог он этой влагою злотворной.
61За призраком другим я стал следить:
Тот призрак был один из граждан Лукки8
На нем остановился, может быть,
64Я более, чем над другими, в муке
Чело свое склонившими; и он,
Меня узнал, казалось, удивлен
67Той встречею, и что‑то о Джентукке9
Он тихо, чуть заметно бормотал,
Хотя среди священных этих скал
70Нет места для таких воспоминаний:
За них карает строго вечный Бог.
Не сдерживая тихих восклицаний,
73Я умолчать пред призраком не мог:
«О призрак! Если есть в тебе желанье
Беседовать со мной лишь краткий срок,
76Прошу тебя, прерви свое молчанье
И мне позволь услышать голос твой,
Столь непонятный в тихом бормотанье.
79Заговори ж яснее ты со мной,
Когда в тебе охота не пропала».
«Есть женщина, – сказал он, – под луной,
82Которая не носит покрывала.
Когда ты будешь в городе моем,
Она приятным сделает немало
85Тот город для тебя, хотя потом
За то заслужишь общие упреки.
|
Вперед я говорю тебе о том.
88В иные дни или иные сроки
Когда‑нибудь припомни мой ответ
И вспомни, прав ли был я или нет;
91Но от тебя ответа жду я тоже:
Не ты ли сам канцоны той певец:
«Для женщины любовь всего дороже»10?
94Подумав, отвечал я наконец:
«Когда любовь пошлет мне вдохновенье,
Я отдаюся власти песнопенья,
97Во мне порой волнующего кровь,
И вникнуть, углубиться в то стараюсь,
Что мне диктует нежная любовь11».
100«О, милый брат! Я искренно сознаюсь, –
Сказала тень, взирая на меня, –
Что, мало эту истину ценя,
103Я сам, как и нотариус12 Гвиттоне13,
Поэзии подобной был далек:
Писали мы совсем не в этом тоне,
106И лишь теперь я убедиться мог,
Что только та поэзия священна,
Которая бывает вдохновенна,
109Которая любовью рождена…
Вот почему стихи твои прекрасны,
И сила их нам в мире не дана,
112Слова поэта холодны и неясны,
Когда в них вдохновенья вовсе нет».
Буонаджунто, высказав ответ,
115Казался умиленным и ни слова,
В молчанье погрузившись, не сказал…
Как птицы, улетающие снова,
118Пока мороз зимы не миновал,
На берега тропического Нила
Сперва летят, как часто я видал,
121Огромными кругами и потом,
Полет свой быстрый в небе изменяя,
Путь продолжают далее гуськом14,
124Так точно тени, лица отвращая,
Свои шаги спешили ускорить;
В них легкость замечалася такая
127От худобы ужасной, может быть,
Иль от давленья слишком сильной воли…
Как человек, в пути уставший боле
130Товарищей своих, спешит вперед
Их пропустить, свой замедляя ход,
Чтоб с духом или силами собраться,
|
133Так и Форезе дал вперед пройти
Всем призракам, чтоб сзади их остаться,
И говорил со мною на пути:
136«Когда с тобой могу я повстречаться?»
«Не знаю, – отвечал я, – сколько лет
Еще я буду жизнью наслаждаться,
139Но думаю, что скоро брошу свет,
Все описав, что видеть мне случилось
В местах, где провожал меня поэт.
142На родине моей15 уже явилось
Зловещих много признаков: они
Нам говорят про близкие те дни,
145Когда грозит народу униженье…»
«Того я вижу, – призрак возразил, –
Кого назвать мы можем без сомненья
148Виновником тех бедствий. Он без сил,
К хвосту коня привязан, быстро мчится
Все ближе к Царству смерти и могил.
151Не хочет конь на миг остановиться
И ускоряет бешеный свой бег,
И в муках ужасающих томится
154Истерзанный на клочья человек»16.
На небеса исполненный смиренья,
Тот дух взглянул, сказав мне в утешенье:
157«Недолго будет в небе совершать
Его светило стройное движенье,
Когда тебе придется все понять,
160Чего слова мои недосказали.
Теперь прощай! Здесь каждый час,
В обители страданья и печали,
163Бывает дорог каждому из нас.
Замедлилась и так моя дорога,
Я говорил, мой брат, уж слишком много».
166Как всадник вылетает иногда
Вон из рядов, чтоб первому сразиться
С своим врагом скорее, так тогда,
169С собратьями спеша соединиться,
В одну минуту дух исчез от нас.
И снова я остался в этот час
172Меж мудрецов17, которые сияли
В поэзии, как звезды в небесах.
Исчезла тень, но все еще звучали
175Ее слова, звеня в моих ушах.
Вдруг дерево увидел я другое,
С душистыми плодами на ветвях,
178Которое средь вечного покоя
Вблизи того же дерева росло,
Которое мы видели; могло
181Быть незаметным новое растенье
Лишь потому, что поворот крутой
Его скрывал от глаз, и в то ж мгновенье,
184Когда оно открылось предо мной,
Под деревом теней я встретил снова
Поднявших руки кверху той порой
187И плакавших. Так иногда готова
Толпа детей без устали рыдать,
Когда того им не желают дать,
190О чем они так много умоляют,
И только видят близко пред собой,
Но, несмотря на плач, не получают.
193Утомлена слезами и мольбой,
Обманута надеждою напрасной,
Толпа ушла, и далее тропой
196Мы подошли к земле, где рос прекрасный
Ствол дерева, которого плода
Не мог вкусить круг призраков несчастный.
199И голос мы услышали тогда
Из‑за ветвей древесных: «Проходите!
Не приближайтесь близко вы сюда,
202И далее то дерево ищите,
С которого вкусила Ева плод,
На это же растение смотрите
205Как на его отросток»18. И вперед
Втроем мы шли задумчивы и немы
По крутизне, где узок был проход.
208И снова услыхали голос все мы,
Хоть дерево осталось сзади нас:
«Припомните вы в этот самый час
211О смельчаках безумных, хоть могучих19,
Которые родились в темных тучах
И, собственною силою гордясь,
214Осмелились в борьбу вступить с Тезеем.
Перенеситесь мыслью в тьму времен
К презренным, слабосильным тем евреям,
217Которых стан коленопреклонен
Стоял перед фонтаном, чтоб напиться20;
Припомните, что даже Гедеон
220Спешил от этих трусов отрешиться,
Когда с своих холмов он выступал,
Чтоб с легионом вражеским сразиться».
223Держась дороги узкой между скал,
Рассказы о грехах различных стали
Мы слушать по дороге, и внимали
226Про бедствия и злую участь тех,
Которые на деле испытали,
Как был тяжел, невыносим их грех.
229Мы вышли на свободную дорогу
И сделали до тысячи шагов,
Душ созерцая вечную тревогу,
232Но к ним не обращали наших слов.
Вдруг тень одна воскликнула: «Куда же
Идете вы?» К вопросу не готов,
235От этих слов я сильно вздрогнул даже,
Как зверь лесной, застигнутый врасплох.
И вот я поднял голову, когда же
238Взглянул окрест, свой затаивши вздох,
Передо мной вдруг призрак появился.
От духа яркий свет такой струился,
241Что ни один металл или кристалл
Сияния такого не давал.
К нам этот призрак с речью обратился:
244«Идите вы туда, где поворот:
Туда пройти имеет право тот,
Кто хочет здесь найти успокоенье».
247Невыносимый блеск того виденья
Так ярок, ослепителен так был,
Что в сторону певцов я в то ж мгновенье
250Закрытые глаза отворотил,
Покорный непонятному веленью.
Как раннею весною к пробужденью
253Эола и Авроры чудный сын
Зовет природу нашу постоянно
И носится по зелени равнин,
256И все под ним цветет благоуханно,
Такой же точно нежный ветерок
Я ощущал, и чувствовать я мог
259Чуть слышное пера прикосновенье21,
В котором сохранялся аромат
Амброзии. И услыхал я пенье
262Приятное: «Блаженны те стократ,
Которые умеренны в желаньях,
Которые обжорством не спешат
265Пресытиться… Есть разум в тех созданьях».
Песня двадцать пятая
Данте, вступив в последний круг, встречает тех, которые очищаются в огне от греха сладострастия. Вергилий и Стаций объясняют некоторые из его сомнений, и все трое слушают, как вокруг их напоминают примеры целомудрия.
1 Уже настал полуденный тот час1,
Когда на небе вечное светило
Сияло высоко, лаская нас,
4 Когда одним увечным трудно было
Идти при освещенье полном дня.
Как человек, свой каждый час ценя,
7 Дорогу торопливо продолжает,
Глубокое молчание храня,
И ни на что в пути не обращает
10Внимания; так, шествуя вперед,
На узкую тропинку мы вступили,
Где в новый круг открылся нам проход,
13Куда другие тени не входили.
Как лебедь, оперившийся едва,
Хотя крыла поднять еще не в силе,
16Спешит лететь, но слабость такова,
Что снова он на место упадает
И теплого гнезда не покидает,
19Так точно я желанием горел
С вопросами к поэту обратиться
И в то же время высказать не смел
22Всех мыслей, что успели накопиться
В моем мозгу. Хотя мы быстро шли,
Чтоб в новый круг скорее углубиться,
25Но вождь сказал: «Скорее утоли
Ты жажду любопытства и молчанье
Нарушь, мой сын». Слова его текли
28Приветливо, и тайное желанье
Я поспешил словами передать
И начал так: «Желал бы я узнать,
31Как можно там так похудеть ужасно,
Где в пище не нуждается никто?
Я этого не понимаю ясно».
34И отвечал наставник мой на то:
«Тому ты перестанешь удивляться,
Когда теперь припомнишь, может статься,
37Как Мелеагр тем больше сохнуть стал2,
Чем ярче головешка разгоралась.
Припомни ты искусство всех зеркал,
40В которых постоянно отражались
Движенья наши, наши все черты,
И многое признаешь гибким ты,
43Что признавал за твердое ты тело.
Но чтобы все ты мог узнать вполне,
Чтоб навсегда сомненье отлетело,
46Ты обратись с вопросом не ко мне,
А к Стацию. Его я заклинаю3,
Чтоб в этой тихой, мирной стороне,
49Тебя он просветил». «Я не желаю, –
Так отвечал Вергилию певец, –
Скрывать того от смертного, что знаю,
52Но если я раскрою, наконец,
Его глазам великие явленья
Священных этих мест, то, без сомненья,
55Чтобы исполнить только твой приказ».
Затем ко мне он прямо обратился:
«Узнаешь ты, мой сын, на этот раз
58Ту истину, к которой ты стремился4.
Узнай же ты, что чистая та кровь,
Которую – я в этом убедился –
61Не принимают вены (в нас она
Является лишь пищи результатом),
Принять у сердца свойство то должна,
64Что члены человека зарождает;
Потом она процесс свой продолжает:
Очищенная кровь переходить
67Должна в другую часть (но говорить
Об этой части лучше мы не станем)
И свой поток спешить соединить
70С чужою кровью. Далее узнаем:
В природной чаше кровь соединясь,
И действует двояко каждый раз:
73Одна часть принимает впечатленья,
Другая же готовит результат
И помогает силе зарожденья.
76Затем та кровь, внимательный мой брат,
Сгущается, вдруг приводя в движенье
То, что должно оставить плод. Растенье
79Такой же точно жизнию живет,
Но у травы есть только прозябанье,
А кровь, нам зарождающая плод,
82Ему дает и чувство, и сознанье,
Чтоб после через многие года
Преобразился в высшее созданье
85Зародыш человека. Так всегда,
Мой сын, то свойство, что рождалось
В груди отцов, везде распространялось.
88Лишь слепотой духовною греша,
Рассудок твой кругом не замечает,
Как с чувствующей силою душа
91Других людей таких же зарождает.
Не одному тебе уже пришлось
Решать такой таинственный вопрос:
94Поставил он в большое затрудненье
Сильнейшего, чем сам ты, мудреца5.
Он развивал то ложное ученье,
97В котором убеждал всех до конца,
Что у души нет силы пониманья,
Лишь потому, что органа познанья
100Нет у души. Послушай же меня
И собери ты все свое вниманье,
Божественную истину ценя:
103Едва зародыш мозгом запасется,
Как двигатель первоначальный тот,
Что духом иль душою в нас зовется,
106С любовию глядит на милый плод,
Своим произведением гордится
И передать зародышу стремится
109Способность чувства, мысли и ума,
Которою сильна она сама.
Чтобы тому ты меньше мог дивиться,
112Припомни только, милый мой поэт,
Что солнца благодатный, жаркий свет
Едва успеет лишь соединиться
115С тем соком, что вмещает виноград,
Как и вино перед тобой готово,
И ты глотаешь винный аромат.
118Когда Лахеза6 кончила сурово
Всю пряжу, дух, бросая нашу плоть,
С собой уносит – хочет так Господь –
121Божественные свойства и земные.
И первые (могу я их назвать:
Рассудок, память, воля), вновь живые
124И сильные, не могут потерять
Движенья чувства, воли и рассудка,
Вне плоти даже могут заявлять
127Себя везде и откликаться чутко.
Другие же способности молчат
И, словно очарованные, спят.
130Так души по невольному влеченью
Стремятся к тем далеким берегам,
Где, покоряясь высшему веленью,
133Они должны остаться, и теням
Загробное, иное назначенье
Вполне известным делается там.
136И там, когда их легкие виденья
На берега Священные придут,
Духовные их силы и движенья
139Вдруг развиваться, действовать начнут,
Как и в те дни, когда они имели
Под сердцем человеческим приют
142Среди живых, в живом еще их теле.
Как летний дождь способен отражать
Цветы и краски, так же принимать
145Способен воздух форму той души,
Которую собой он окружает
Среди иной, таинственной тиши,
148И наша тень ту форму принимает,
Которая назначена ему
В начале новой жизни. Потому
151Становится он видимым, как тело,
Хотя он только призрак, или дух,
Родившийся для лучшего удела.
154Затем мы получаем зренье, слух.
Мы говорим, смеемся и вздыхаем,
Неуловимо легкие, как пух,
157Мы слезы, как и люди, проливаем,
В чем на горе ты убедиться мог,
Где мы в печали плачем и страдаем,
160Исполнены желаний и тревог…
Вот почему беседуешь ты с нами
И шествуешь, и говоришь с тенями».
163Едва умолкла только эта тень,
Направо мы вес тотчас повернули,
Перешагнув последнюю ступень.
166Когда ж на край горы мы все взглянули,
Увидели, что пламень исходил
Из недр земли, но ветер относил
169Его назад. Огня мы испугались,
Так он был жарок страшно и силен, –
И поневоле к пропасти прижались,
172Чтобы до нас не мог достигнуть он.
Меж бездной и огнем мы очутились.
Я был невольным страхом поражен.
175Певец сказал: «Чтоб мы не оступились,
Здесь нужно осторожно проходить
И полное спокойствие хранить…»
178Вдруг в пламени услышали мы пенье:
«Ты, милосердый Боже!»7 И назад
Я посмотрел невольно в то мгновенье
181И призраков увидел целый ряд,
Которые сквозь пламень проходили.
Я устремлял и на дорогу взгляд,
184Боясь, чтоб мне шаги не изменили,
И на теней, поющих гимн в огне.
Когда гимн этот кончили оне,
187В огне жестоких мук не обнаружа,
То крикнули: «Не ведаю я мужа»8 –
И продолжали пение опять.
190Затем я услыхал их восклицанье:
«Гелицию9 Диана стала гнать,
Когда коснулось первой обаянье
193Любви». И снова стал внимать
Я пению. Все духи воспевали
Супругов целомудрие… Понять
196Я мог тогда, что души наказанье
Нашли за грех в священном том огне,
Где после долгих мук свое страданье
199Искупят покаянием оне.
Песня двадцать шестая
В этой песне поэт рассказывает, о чем он беседовал с Гвидо Гвиничелли из Болоньи и с Даниилом Арно, провансальцем.
1 Когда вперед мы двигались втроем,
Не раз ко мне учитель обращался:
«Тебя предупреждаю я о том,
4 Чтоб на дороге ты остерегался»1.
И видел я, что с правой стороны
На западе шар солнца поднимался,
7 И небеса, румяной мглы полны,
Свой ярко‑голубой цвет потеряли
И скоро бледно‑палевыми стали.
10Тень длинная бежала от меня2,
И души, проходившие рядами,
Молчание глубокое храня,
13Смотрели изумленными глазами
На эту тень, столь дивную для них,
И наконец шептали: «Между нами
16Есть человек: еще среди живых
Он на земле живет еще доныне».
И в этом убеждал я больше их,
19Когда ко мне в таинственной долине
Они успели ближе подойти,
Не уклоняясь все‑таки с пути,
22Где в пламени должны они томиться.
И дух один со мной заговорил:
«Ты, принужденный быстро так стремиться,
25Ты, что вперед двух спутников пустил
Не потому, что сам пришел позднее
В Чистилище, а потому скорее,
28Что им обоим хочешь оказать
Привязанность свою и уваженье,
Молю тебя теперь мне отвечать,
31Молю тебя во имя Провиденья
Не отказать в единой просьбе мне,
Который за былые заблужденья
34Сгорает в вечной жажде и огне.
Не я один жду твоего ответа,
Но все мы жаждем в этой стороне.
37Теперь вполне испытываю это
Мучение, с каким пустынь жилец
Томится жаждой в огненное лето.
40Скажи же мне, прошу я, наконец:
Тень от себя бросая постоянно,
Идешь ты… Это призракам всем странно.
43Иль на земле ты смерти не знавал?»
Так тень одна со мною говорила.
Я призраку тотчас бы отвечал,
46Когда б меня в тот миг не поразило
Явление толпы других теней,
Которая сквозь пламень проходила
49К толпе, уже страдавшей от огней.
Друг друга тени быстро целовали
И, не скрывая радости своей,
52Короткое свиданье прекращали…
Так муравьи, собравшися толпой,
Всегда один другого начинали
55Обнюхивать, чтоб целою гурьбой
Потом врагов врасплох застать нежданно.
Сонм душ, в огне мелькавший предо мной,
58Затем кричать пустились беспрестанно:
«Содом с Гоморрой!»3 – крикнули одни,
Другие же: «Припомните те дни,
61Когда телицы кожу Пазифая
С желанием единственным взяла,
Чтоб, на себя ту кожу надевая,
64Ей вызвать сладострастие вола…»4
Как журавли, которые стремятся
Лететь туда, где льдины громоздятся5,
67Где лютая зима царит весь год,
Или к пескам ливийским раскаленным,
Где солнце нестерпимо вечно жжет,
70Так точно тени с видом умиленным
В две стороны различные пошли,
Но голоса их слышать мы могли
73И пенье, на которое все тени
Осуждены за прошлый грех земной.
Затем опять в то самое мгновенье
76Те души появились предо мной,
Которые и прежде подходили,
Томимы только думою одной
79(Чего их лица бледные не скрыли),
Чтоб услыхать мой голос и ответ,
Которого глаза их так просили.
82Тогда теням, свой выразив привет,
Я отвечал: «О духи, у которых
Уверенность таится в чистых взорах
85Когда‑нибудь грехи все искупить,
Чтобы в Раю блаженством насладиться,
Я правды не хочу от вас таить,
88И вы должны, о тени, убедиться,
Что кости не лежат мои в земле,
Что смерти не успел я покориться
91И с думами живыми на челе
С суставами и кровью в этом теле
Теперь стремлюсь к своей высокой цели
94И на Небо иду, чтобы не быть
В неведенье о том, что там творится.
Не знаете вы, тени, может быть,
97Что выше нас есть женщина6. Она‑то
И даровала эту милость мне,
Которую ценить умею свято;
100Вот почему на этой крутизне
Могли со мною здесь вы повстречаться,
И не должны той тени удивляться,
103Которая ложится от меня.
Теперь, когда вы правду всю узнали
И, в сердце упование храня,
106Стремитесь к Небесам обетованным,
Торопитесь приблизиться скорей
К обителям священным и желанным, –
109Не откажите просьбе и моей,
И дайте свой ответ, мне в поученье
И в назиданье всех других людей:
112Кто сами вы, а также те виденья,
Что шествуют толпою сзади вас?»
И в призраках заметил я смущенье,
115С них не сводя своих пытливых глаз.
Так дикари, живущие в ущелье
Родимых скал, теряются не раз
118Средь шумных городов, на новоселье,
И дико озираются кругом.
Сперва молчали тени, но потом
121Оправились немного от смущенья,
И призрак, обращавшийся ко мне,
Тогда воскликнул с видом умиленья:
124«Как счастлив ты, что в этой стороне
Был наших мук свидетелем случайным:
Тебе дадут благой урок оне,
127И ты, имевший доступ к высшим тайнам,
Задачу жизни истинной поймешь
И на земле прямым путем пойдешь.
130Те души, что другое направленье
Избравши, отошли теперь от нас,
То самое свершили преступленье,
133Тот грех, в котором Цезарь сам не раз
Был уличен и получил названье
Царицы: так над Цезарем смеясь,
136Его звала толпа для поруганья.
Ты видел удалившихся теней
И различил слова среди их хора:
139Для выражения их собственных скорбей,
«Содом», они твердили, «и Гоморра».
Затем, чтоб возбудить в себе сильней
142Раскаянье в грехе своем ужасном,
И делают себе такой упрек,
Чтоб помнить о прошедшем ежечасно,
145Чтобы сильней был пламени обжог,
Чтоб было ощутительней страданье.
Постыден был на свете наш порок;
148И в мире мы, презренные созданья,
Различья полов не хотели знать,
И нарушая так без колебанья
151Закон природы, думали искать
Блаженства в сладострастии животном…
О нем ужасно даже вспоминать.
154Приходится за это в свой черед нам
Припоминать той женщины разврат,
Которая телицей, говорят,
157Прикинулась затем, чтоб оскверненной
По‑скотски быть, забыв свой пол и стыд,
Неведомый для самки развращенной…»
160И помолчав, мне призрак говорит:
«Теперь ты знаешь наше преступленье,
Грех, за который нас огонь палит,
163Но как зовут нас, полный сожаленья,
Об этом я обязан умолчать,
Чужое исполняя повеленье.
166Но если ты желаешь очень знать,
Кто я таков, о, смертный, то тебе ли
Могу я в этой просьбе отказать?