49Тут понял я, что над главой моей
Неслись одной священной песни звуки…
О, девы всеблагие!3 Если муки
52И многие беды я перенес,
Чтоб заслужить от вас благоволенье,
То я теперь, роняя много слез,
55Прошу у вас, о девы, вдохновенья!
Пусть воды Геликона4 упоят
Меня своей струею до прельщенья,
58Пусть музы мне на помощь поспешат
И мне дадут ту силу песнопенья,
Которая позволит целый ряд
61Нежданных и высоких впечатлений
В бессмертные стихи переложить,
Чтоб после люди многих поколений
64Могли запомнить их и заучить…
Благодаря такой могучей силе
Могу я после смерти даже жить.
67На дальнем расстоянье мы следили
За всем, что находилось впереди,
И думал я, когда мы подходили,
70Дыханье затаив в своей груди,
Что предо мной деревья золотые
По счету семь – открылись, залитые
73Блестящим светом. Ближе к ним
Я подошел, и тишина открылась,
Едва глазам внимательным моим
76Возможность ясно видеть все явилась.
Светильники увидел я тогда,
И голосов незримых песня длилась:
79Они «осанна» пели5. Никогда
Такого я не созерцал сиянья:
Пред ним тускнела яркая звезда,
82И светочей эдемских трепетанье
Прекраснее казалось мне, чем свет
Луны в день полнолунья при молчанье
85Безбурной ночи… Блеском их согрет,
Исполнен удивленья, обратился
К поэту я и видел, что поэт
88Не менее, чем сам я, удивился
И с любопытством вкруг себя смотрел6.
Тогда я вновь глаз не спускать решился
91С светильников, которые в тот час
К нам медленно и плавно подвигались
Подобно новобрачным. Обратясь
94Тогда ко мне, когда мы изумлялись,
Сказала дева: «Странно мне, поэт,
Что обратил вниманье ты на свет
97Светильников, сияющих так ясно,
И посмотреть не думаешь туда,
Где зрелище эдемское прекрасно.
100Смотри же, и увидишь без труда
Все то, что за сияньем их таится».
И девы я послушался тогда
103И увидал теней в одежде белой:
Они вслед за огнями тихо шли,
Походкою не скорою, но смелой,
106Как будто бы те были их вожди.
И отражал в себе поток зеркальный
Те одеянья белые теней,
109И даже я, взглянув в поток печальный,
В нем отраженье собственной моей
Фигуры увидал. Я находился
112Так близко от мелькающих огней,
Что лишь одним потоком отделился
Ряд светочей, идущих от меня,
115И я в минуту ту остановился,
Чтоб разгадать явление огня.
Тут только я заметил, что летали
118Огни и вкруг лучи бросали
Таких цветов различных вкруг себя,
Что пояс нимфы7 мне напоминали,
121И только одного не видел я,
Где именно лучи их исчезали:
В том зренье отказалось мне служить
124И очи в напряженье уставали.
Но об одном я только мог судить,
Что первый светоч от другого
127Сажени на четыре, может быть,
Был удален… Под сводом голубого
Сияющего неба в парах шли
130Двадцать четыре старца издали,
Увенчанные лилиями, и пели
«Меж дщерями Адама вечна будь
133Благословенна ты! И вечно пусть
Твоя краса благословенна будет…»8.
Когда прошли те старцы через луг,
136Вещая так: «нас Бог один рассудит»,
Я четырех животных увидал,
Которые как звезды засверкали;
139Кругом их плющ зеленый обвивал,
И листья изумрудные дрожали.
У шестикрылых пламенных зверей
142Все перья были с яркими глазами,
Чем Аргуса они напоминали…
Читатель мой! Могу ль я описать
145Тот чудный вид, которым обладали
Животные, иль должен я молчать,
Чтоб промаха не сделать в описанье.
148Пусть тот теперь, кто хочет верно знать
Таинственных тех тварей очертанья,
Пусть тот Иезекииля развернет9
151И у него подробное найдет
Изображенье их. Глазам Иезекииля
Они явились некогда из стран
154Холодных и суровых, как могила,
Сквозь вихрь, огонь, и тучи, и туман,
И он потом в пророчествах подробно
157Их описал такими, только дан
Другой был цвет их перьям. Мне удобно
Насчет цветов дать в мненье перевес
160Пророку Иоанну: тех чудес
Свидетель, не совсем с Иезекиилем
Он сходится. Меж четырех зверей,
163Которым ноша всякая по силам,
Тащилась колесница, только ей
Гриф управлял, без всякого усилья
166Ее влача. Над ней широко крылья
Гриф широко и смело распустил10;
Часть тела у могучего грифона
169Была с орлиной схожа, и он был
Весь золотой, лишь с отблеском виссона
И пурпура. Рим древний не видал
172Такого кортежа во время оно,
Когда великий Август удивлял
Римлян своею роскошью безумной11.
175И солнца колесница (размышлял
В то время я) не столько лучезарной
Казалась для Юпитера в те дни,
178Когда назло планете всей коварной
Он в небесах желал навек огни
Все погасить, и лишь из сожаленья
181К мольбам людей решил он в исполненье
Из милости свой план не приводить.
За колесницей чудною плясали
184Три женщины, как мог я различить,
Одной ланиты заревом пылали,
Так что в огне была бы нам она
187Невидима совсем, и мы едва ли
В том пламени ее бы распознали.
Другая изумрудная была,
190А третья, наконец, была бела,
Как первый снег, едва упавший в поле.
Три девы, соблюдая свой черед,
193Плясали, увлекаясь боле, боле.
Пред поездом то взад, а то вперед…
Когда одна из них петь начинала,
196Другие танцевали без забот,
И только их одежда трепетала.
От колесницы влево, в свой черед,
199Еще дев четырех я увидел; облекала
Одежда их из пурпура; оне
За девой шли, которая блистала
202(И это не почудилося мне)
Во лбу с тремя глазами, – что нимало
Не показалось странным мне в тот час,
205Хоть никогда я трех не видел глаз.
Затем двух стариков увидел я, одетых
Различно совершенно, и их взор
208(Они уже в преклонных были летах)
Исполнен был смиренья. В разговор
Между собою старцы не вступали.
211Один из них – мне памятно с тех пор –
Одет был, как когда‑то облекали
Себя все Гиппократа мудреца
214Ученики; другой же был едва ли
С ним сходен по одежде и с лица.
В его руке я видел меч блестящий,
217Чем был я перепуган без конца,
Хоть старец, тем оружьем обладавший,
Был за рекой, на берегу ином.
220Потом, на все вниманье обращавший,
Заметил я, объят как будто сном,
Еще две пары старцев, со смиреньем
223Стоящих в кортеже блестящем том,
А сзади их еще был с утомленьем
Склонившийся старик, который спал,
226Но все лицо сверкало вдохновеньем,
И светлый ум в чертах его сиял.
Все были тоже в белых одеяньях,
229Но только их голов не украшал
Венок из лилий чистых, белоснежных,
Но был надет на их чело венок
232Из роз цветов столь красных и столь нежных,
Что издали подумать каждый мог,
Что вкруг голов их пламенники вьются
235Или пылает яркий огонек…
Я сам легко мог в этом обмануться.
Когда ж к нам ближе поезд подошел,
238Не мог я в этот миг не содрогнуться:
Ударил гром и в страх меня привел,
И даже, не скрывая в то мгновенье,
241Смутились бледных старцев привиденья12.
Песня тридцатая
Перед поэтом является призрак Беатриче, которая сошла с Неба и обвиняет Данте за его неблагоразумие, которое отвлекло его от той жизни, к которой она его готовила, имея в виду спасение.
1 Когда движенье поезда смутил
Ужасный гром, негаданно упавший,
Пред шествием семи святых светил1,
4 Ряд старцев мудрый, место занимавший
Меж грифом и огнями, подошел
К священной колеснице, разливавшей
7 Отрадный свет, и словно в ней нашел
Душевный мир, нарушенный случайно.
Один из старцев очи вверх возвел
10И громко, умиляясь чрезвычайно,
Пропел, сложивши руки на груди:
«Супруга, от Ливана ты приди…»2
13И те слова другие повторили…
Как в будущем в день общего суда
Блаженные, забывши сон в могиле3,
16Поднимутся из гроба без труда
И голосом, им снова возвращенным,
«Аллилуйя» – вновь запоют тогда,
19Так точно общим клиром вдохновенным,
По мановенью старца в этот миг
Восстали все пред поездом священным,
22И сотни голосов слилися в клик
Одной мольбы: «Грядущая блаженна!»
И вкруг себя бросали постепенно
25Душистые цветы и пели так:
«Цветы бросайте полными руками
И осыпайте ими каждый шаг»4.
28Случалось мне в час ранний любоваться
Природою, когда заря взойдет
На небесах; и солнце подниматься
31На горизонте розовом начнет
Не знойное еще, но золотое,
И в испареньях утренних не жжет
34Земли пространство, светом залитое…
Подобно солнцу этому в тот час,
Между цветов бросаемых, давно я
37Заметил деву5: с плеч ее, виясь,
Зеленое спускалось покрывало,
Сама ж она в одежду облеклась
40Столь красную, что зренью больно стало6;
Вуаль на голове ее сверкал,
Чело же благородное сияло,
43Увенчано из чудных трав венком,
Где были также масличные листья.
И в первый миг при образе таком
46Божественном не мог волненья скрыть я.
Сперва я весь почти оцепенел,
Но на меня потом сошло наитье:
49Я в образе той женщины узрел
Моей любви старинной воплощенье,
Перед которым некогда я млел,
52Исполнен неземного восхищенья.
Когда пред этой чистой красотой
Я стал лицом к лицу, и след сомненья
55Во мне исчез, то в тени милой той
Действительно тот образ появился,
Перед которым в детстве я молился
58И млел пред бесконечной добротой:
Я с трепетом невольным обратился
В ту сторону, где был учитель мой.
61Так к матери своей подчас стремится
Ребенок, огорченный чем‑нибудь
Или когда чего‑нибудь боится,
64И падает с слезами к ней на грудь.
Так точно обратился я к поэту,
Не смея на прекрасную взглянуть
67И думая сказать в минуту эту:
«Я весь теперь в волнении горю
И в призраке блестящем узнаю
70То дивное высокое созданье,
Которое любил я на земле!..»
Но тут же, затаив свое дыханье,
73Заметил я, что возле нет певца,
Которого ко мне она послала,
Нет спутника и доброго отца:
76Вблизи меня Вергилия не стало7!
И я того перенести не мог:
Ничто меня уже не утешало.
79Я позабыл среди своих тревог,
Что нахожусь в жилище том священном,
Где поселил праматерь нашу Бог,
82И зарыдал в саду благословенном,
Не в силах удержать кипучих слез
Пред образом, мне столько драгоценным.
85«О, Данте, – тут услышать мне пришлось, –
Не плачь, не плачь напрасно о поэте,
Оплакивай, поэт, в минуты эти
88Другую рану». Так передо мной
Заговорила женщина святая.
Как адмирал, стоящий над кормой,
91Глядит, за кораблями наблюдая
И плаванием их руководя, –
У колесницы дева неземная
94Стояла, на меня тогда глядя
Под облаком цветов и под вуалью,
С какою‑то божественной печалью.
97Нас разделял в тот час один поток,
На берегу другом она стояла,
И потому я разглядеть ее не мог:
100Лицо ее скрывало покрывало,
Но все‑таки я чувствовал не раз,
Что женщина упорно не спускала
103С меня своих невидимых мной глаз
И наконец со мной заговорила,
С величием особым распрямясь:
106«Поэт, к тебе должна опять вернуться сила:
Взгляни ж теперь – с тобой кто говорит?
Иль Данте память сильно изменила?
109Ты понял ли, что пред тобой стоит
Не кто другой, мой сын, как Беатриче?
Ответь же мне, принявши прежний вид,
112Как до горы до этой ты добрался?
И знал ли ты, что на горе святой
С несчастием никто не поселялся:
115Здесь вечный мир и радость, и покой».
При тех словах взглянул в поток я прямо,
Но, отраженный образ видя свой,
118Чтоб скрыть свой стыд и проявленье срама,
Я стал смотреть на разноцветный луг
И глаз своих не поднимал упрямо.
121Та женщина мне показалась вдруг
Корящей строгой матерью, но сыну,
Познавшему всю горечь тяжких мук,
124Приятно было слышать сквозь кручину
Ее укоры, жалобы, упрек:
Я видел в этом нежности причину.
127Когда умолкла дева, в этот срок
Архангелов раздалось песнопенье:
«Я на тебя надеялся, мой Бог»8.
130Как при холодном ветра дуновенье
Снег мерзнет на вершинах наших гор
И вновь потом как воск, в одно мгновенье,
133Вдруг тает от светила южных стран,
Так точно я, от призрака далекий,
В душе не бередивши свежих ран,
136Сперва не мог рыдать, и сон глубокий
Как будто бы мне душу всю сковал,
Когда же хор архангелов далекий
139Словами гимна будто бы сказал:
«О, дева, для чего терзаешь так его ты»,
Я словно лед мгновенно таять стал
142Под чарами Божественной той ноты
И горькими слезами залился
И вздохами на песнь отозвался,
145Которые мне грудь всю истерзали,
Не находя исхода для печали,
И падали, и падали с лица,
148Как летний дождь, прорвавшиеся слезы
И облегчили душу мне в тот час,
Как летний зной вдруг облегчают грозы.
151Меж тем в святые думы погрузясь,
Стояла дева возле колесницы
И, к старцам благородным обратясь,
154Сказала им с величием царицы:
«Вы бодрствуете вечно, вечный свет
В Эдеме созерцая: тайны нет
157Для вас ни в чем, и бег столетий в мире
Для вас не скрыть и в бденьи, и во сне,
И в ваших мыслях ясно, как в эфире,
160А потому теперь придется мне
Не с вами говорить, а с тем несчастным,
Что за рекой, на левой стороне,
163Рыдает горько здесь под небом ясным.
Пусть от моих пророческих речей
Терзается он горем не напрасным,
166Пусть в скорби возникающей своей
Сознает он былые заблужденья,
Какими отличался от людей.
169Он, этот смертный, волей Провиденья,
Влиянием небесных тех светил,
Которые со дня его рожденья
172К нему благоволили, в жизни был
Осыпан благодатными дарами
И к высшей роли избран Небесами.
175Все качества высокого ума
Ему послала щедрая природа:
Казалось бы, что заблуждений тьма
178Касаться не могла среди народа
Его души, божественным перстом
Отмеченной, и жизнь иного рода
181Его ждала в кружении мирском.
Но почва невозделанная или
Засеянная плохо, лишь кругом
184Неровно зарастает и при силе,
И дикою становится всегда,
Хотя бы в ней с избытком соки были.
187Я некогда, в минувшие года
За этим смертным много наблюдала
И детского вниманья никогда
190К нему я на земле не забывала.
Я истинным путем его вела;
Когда сама переходить я стала
193Из детства в новый возраст9, перешла
В другую жизнь, меня забыл постыдно
Клятвопреступник тот в пучине зла,
196От прошлого отрекся вдруг обидно
И новым впечатленьям предался:
И грустно за него мне, и обидно.
199Когда мой дух на Небо поднялся,
Я оболочку сбросила земную,
Чтоб жизнь начать прекрасную, иную
202И обновиться в новой красоте,
Он от меня безжалостно отрекся.
Он испытал привязанности те,
205Которыми в пучину зол увлекся,
И, следуя обманчивым мечтам,
Вступил на путь, ведущий лишь к грехам.
208Напрасно я, познавши вдохновенье,
Которое послали Небеса,
И наяву, и в сладком сновиденье
211Раскрыть ему старалася глаза,
Напрасно я, как дух его хранитель,
Его оберегала: он рвался
214Туда, где грех, как демон искуситель,
Его в соблазнах жизненных стерег
И скоро заразил его порок.
217Он низко пал, не зная пробужденья,
Но чтобы обеспечить впереди
Его покой и вечное спасенье,
220Я, затаивши страх в своей груди,
Ввела его в вертепы наказанья.
Сама я даже, ради состраданья,
223Сошла в приют наказанных теней
И там, моля и горестно рыдая,
Я тронула певца минувших дней10,
226Который, мой совет не забывая,
Виновного в пути сопровождал
От адских врат и до пределов Рая.
229И вот пред вами смертный этот стал,
Которого я так корила строго.
Хоть он достиг до самых этих скал,
232Но мог бы оскорбить уставы Бога,
Когда бы через Лету переплыл
Без малых угрызений и дорогой
235Раскаянья слезы не уронил.
Без этого раскаянья едва ли
В эдемский сад певец допущен был».
Песня тридцать первая
В этой песне поэт признается Беатриче в своих увлечениях. Вскоре за тем погруженный «божественной женой» в реку забвения, он испивает от вод ее.
1 «О ты, поэт, стоящий за рекой», –
Ко мне так Беатриче обратилась
С насмешкою заметной и тоской,
4 И яд тех слов – душа моя смутилась –
Всю кровь во мне мгновенно отравил,
Как будто острие клинка в меня вонзилось,
7 И я слова такие уловил:
«Ответь, поэт, я правду ль говорила?
Желаю я, чтоб сам ты подтвердил
10Мои слова, которых не таила
Я от тебя…» Я тем был так смущен.
Что слова мысль моя не находила,
13И я молчал взволнован, поражен.
Язык совсем служить мне отказался,
И ум мой точно в сон был погружен.
16Ответа долго призрак дожидался,
Увидев же, что все‑таки молчать
Я продолжал и с места не сдвигался,
19Спешила Беатриче мне сказать:
«Скажи, о чем теперь ты размышляешь?
Ужель Эдема мир и благодать
22Ты на себе самом не ощущаешь
И не бросаешь прежнюю печаль,
Скорбей земли в Раю не забываешь?»
25Бессмысленно и тупо глядя вдаль,
Я все‑таки не находил ответа,
Но, наконец, себя мне стало жаль,
28И с языка несчастного поэта
Вдруг сорвалось беззвучно как‑то «да»,
Но вырвалось так тихо слово это,
31Что Беатриче, строгая тогда,
Ответ могла понять лишь по движению
Губ бледных, прошептавших ей едва
34То слово. Я стоял как привиденье…
Как иногда в усилье арбалет
Ломается в руках от напряженья,
37И рвется тетива, и ложный след
Стрела в своем полете принимает,
Таков был я, подавлен тьмою бед,
40И только ощущал, что с глаз сбегает
Двойной поток горячих, жгучих слез,
И что в груди все сердце изнывает –
43А речь моя – мне сознавать пришлось –
На языке, как прежде, замирает…
И слово Беатриче раздалось:
46«Скажи мне, бедный грешник, без смущенья,
Как мог ты так бесславно скоро пасть,
Повергнутый в пучину заблужденья?
49Какая сокрушительная страсть
Могла тебя свести с прямой дороги?
Здесь на тебе испытывая власть,
52Ты должен знать, что я к тебе явилась
Без оболочки бренной и земной,
В которой так тебе я полюбилась,
55Лишь для того, чтобы на путь иной
Тебя направить, слабое творенье…
Своей земной, минутной красотой
58Тебе я доставляла наслажденье,
Какого ты нигде не находил
В искусстве и в природе, без сомненья.
61Мои земные формы ты любил,
Забыв о том, что красота такая
Есть прах один… Когда среди могил
64Исчезла я, у жизни отнятая,
Когда мои слова, движенья, вид
В тебе любовь будили, сожигая,
67То кто ж теперь мне ясно объяснит,
Как мог ты, схоронив меня в могиле,
Оплакавши среди могильных плит,
70Дать волю новой страсти, новой силе?
Как мог ты увлекаться вдруг опять
И скоро так забыть меня. Не ты ли
73Любил меня так сильно? Я понять
Поступка твоего не в состоянье…
Когда меня пришлось похоронить,
76Ты, полный бесконечного страданья,
Был должен к небу взор свой обратить
И в небесах, исполнен упованья,
79Следить за мной, за мной одной опять
И помнить постоянно, постоянно,
Что вид земной мы все должны бросать,
82Что смерть приходит к каждому нежданно.
Отдавшись созерцанью высших благ,
Я думаю, не мог бы ты никак
85Какой‑нибудь девчонкой увлекаться1
И гибнуть в вихре шумной суеты.
Расставленных сетей должны бояться
88Лишь птицы молодые – помни ты, –
Но стрелы и губительные сети,
Которых так всегда боятся дети,
91Для старых птиц не страшны никогда…»
Я как ребенок, шалость сознающий
И полный бесконечного стыда,
94Стоял, свой сознавая грех гнетущий,
И взора от земли не отрывал.
И снова глас раздался вопиющий:
97«Я вижу, что ты к правде ближе стал
И что мои упреки возбудили
В тебе страдание, но чтоб ты знал
100Двойные муки в двойственной их силе,
То голову свою ты подними
И на меня внимательно взгляни:
103Желаю я двойного наказанья,
Которое почувствовав вдвойне,
Заслужишь ты, быть может, состраданье.
106Как мог, поэт, забыть ты обо мне?
Какие бездны встретились тебе
И жизни неприступные пороги,
109Где ты, назло и счастью и судьбе,
От истины высокой отказался
И как, бессильной жертвою в борьбе,
112В такие цепи быстро как попался,
Которые твой затруднили ход
К тому, чего ты в мире добивался.
115И наконец, скажи мне в свой черед,
Какие увлеченья и соблазны
Остановили шествие вперед
118И были так постыдно безобразны?
На это ты ответить должен мне,
Хотя б слова казались и несвязны».
121Умолкла Беатриче в тишине,
И я, от горя сильного вздыхая,
И с головой пылавшей, как в огне,
124В волненье слезы горькие глотая,
Чуть слышно начал деве отвечать,
Слова свои рыданьем прерывая:
127«О, дева несравненная! Тебя ль
Ослушаться могу я? Все, что было,
Я расскажу, хотя моя печаль
130Сковала мой язык и мысль лишила
Свободного движения и сил.
К чему скрывать? Меня к себе манила
133Жизнь ложная, которой я любил
Безумно, беззаботно отдаваться,
И прежние мечты свои забыл.
136Мне весело казалось заблуждаться,
Вкушая сладость тайную грехов,
И от соблазнов мира отказаться
139Я не умел. Вот мой удел каков».
На это Беатриче отвечала:
«Когда бы ты в ответ мне не дал слов,
142Когда бы ты, чтоб правды я не знала,
Свои проступки начал отрицать,
То ложь тебе не помогла б ни мало:
145От Неба ничего нельзя скрывать,
Где мысль твоя и каждое движенье
В зародыше умеют понимать,
148Но если грешник сам без промедленья
Сознается во всех своих грехах,
То от Небес ждать должен снисхожденья
151И должен позабыть свой прежний страх.
Ты заслужил такую милость Бога,
Раскаяния след в твоих слезах,
154А потому ты не волнуйся много,
Забудь соблазны все минувших дней
И, оценив прошедшее все строго,
157Напрасно слез своих теперь не лей
И слушай то, что я тебе решилась
Сказать для утешенья всех скорбей,
160Как некогда, став очень близким мне…»
И Беатриче смолкла в то мгновенье,
А я, пред ней раскаявшись вполне,
163Тотчас же поднял очи, чтоб веленье
Исполнить этой женщины святой,
И сознавал, исполнен сожаленья,
166Всю горечь слез подруги неземной,
Которая тогда мне предлагала,
Чтоб я стоял с поднятой головой,
169Но о глазах зачем‑то умолчала.
Когда кругом себя я стал смотреть,
Увидел, не заметивши сначала,
172Что высшие создания бросать
Цветы вокруг себя уж перестали.
Мои глаза в то время созерцали
175Ту деву, что стояла за рекой:
Хотя ее скрывало покрывало,
Но дивной и небесной красотой
178Я поражен был вдруг до восхищенья,
Которого еще не испытал.
Ее земные формы, без сомненья,
181Прекрасны были прежде, но признал,
Взглянув на эту женщину, тогда я,
Что на земле подобной не видал.
184И как змея безжалостная, злая,
Раскаянье язвило сердце мне,
И ненависть явилась вдруг такая
187В моей душе и к людям, и к себе
За то, что я осмелился предаться
Безумным увлеченьям и в борьбе
190С грехом не в силах был остаться
Ей верным до моих последних дней.
Свет начал у меня в глазах теряться,
193И я, лишившись памяти своей,
Упал без чувств, без всякого движенья…
Насколько длилось это усыпленье
196И долго ли я близ реки лежал,
Я этого не помню, но паденье
Мое, как после я припоминал,
199Замечено святой женою было,
И та, что истерзала так меня
Упреками и сердце истомила,
202За заблужденья прошлые виня,
Ко мне не оставалась равнодушна.
Хоть я лежал недвижно и бездушно,
205Но Беатриче чувствовал я взор
И словно точно видел мановенье