Это был самый банальный и примитивный узел. Через некоторое время он не мог не ослабнуть. Значит, убийца был не местным – почти все обитатели архипелага Флорида‑Кис прекрасно разбирались в морских узлах, они завязали бы узел покрепче.
Итак, убийца проник в дом посреди ночи, напугал стариков, связал их, заклеил им рот лентой. Они думали, что их просто ограбят, и не сопротивлялись от страха за свою жизнь. А он взял и без лишних разговоров их прикончил. Без шума. Ножом. Никаких выстрелов, которые могли бы встревожить соседей. Убийца ничего не взял в доме, никого не изнасиловал, не хлопал дверью во время поспешного бегства. Он не потерял ни секунды времени и после убийства задержался в доме ровно настолько, сколько ему потребовалось, чтобы открыть Библию и отметить в ней нужное место.
Андреа подумала о том, что все убийства о чем‑то говорят. Полуразложившийся труп наркодилера, с огнестрельной раной в затылке и золотыми цепями на шее и на запястьях, найденный в мангровых зарослях, говорит об одном. Обнаженный труп изнасилованной молодой женщины, решившей для разнообразия вернуться домой из ресторана, где она работала официанткой, на попутной машине, говорит о чем‑то другом. Сжимающий в мертвых руках свадебный альбом пятидесятилетней давности труп старика, не вынесшего многолетней агонии умиравшей от рака жены и застрелившего сначала ее, а потом себя, говорит о третьем.
Взглянув на большие глянцевые фотографии, сделанные на месте преступления, Шеффер вспомнила страшную жару и удушающий смрад на кухне, где было совершено убийство. При высокой температуре воздуха все на месте преступления быстро разлагается, и это очень затрудняет следствие. В такой ситуации нельзя терять ни минуты. С каждым ушедшим часом вероятность раскрытия преступления стремительно снижается. Если какое‑нибудь давнее преступление вдруг удается раскрыть, об этом пишут в газетах. Но на каждый такой случай приходятся сотни нераскрытых преступлений, следствие по которым безнадежно заплутало в дебрях неподтвержденных предположений.
|
|
Двое стариков, воспитавшие серийного убийцу, в свою очередь, убиты. О чем же говорит такое убийство? О мести? О правосудии? Или об извращенной комбинации и того и другого?
Андреа продолжала изучать материалы дела. В крови на полу удалось обнаружить небольшие фрагменты следов обуви убийцы. По рисунку подошвы установили, что на нем были высокие баскетбольные кроссовки «Рибок», размер от сорок первого до сорок третьего с половиной. Кроссовки с таким рисунком на подошве выпускались только последние шесть месяцев. К пятну крови на груди у старика прилипло несколько волокон ткани. Это была смесь хлопка и полиэстера, характерная для плотных спортивных футболок. Убийца проник в дом через заднюю дверь, поддев ее отверткой или стамеской. Старое гнилое дерево мгновенно поддалось. Детектив покачала головой: как это типично для островов архипелага, с их солнцем, ветром и соленым морским воздухом, которые мгновенно разъедают дверные рамы! Об этом прекрасно известно самому заурядному взломщику между Майами и Ки‑Уэст. Однако убийца вряд ли был рядовым взломщиком!
Взяв авторучку, женщина записала для памяти, что нужно проехать по магазинам и узнать, не покупал ли кто‑нибудь недавно нож, веревку и стамеску или отвертку. Нужно вновь поговорить с местными жителями и спросить, не видел ли кто чужую машину. Нужно проверить местные гостиницы и книжные магазины, в которых убийца мог купить Библию. Впрочем, все это особо не обнадеживало.
|
|
Кроме того, стоило потребовать, чтобы криминалистическая лаборатория вновь проверила края ран на шее у убитых, – возможно, спектрографический анализ обнаружит там какие‑нибудь частицы, по которым можно будет судить о материале орудия убийства! Если убийца не оставил после себя никаких следов вроде отпечатков пальцев, волос или спермы, нужно искать то, что он унес с собой или на себе, – орудие убийства, капли крови на одежде или обуви, какие‑нибудь предметы, взятые им в доме.
Андреа вновь вспомнила о Кауэрте. Что же скрывает этот журналист? Наверное, сведения о каком‑то преступлении, представляющие для него исключительную важность. Но какие?!
Женщина составила мысленный портрет Кауэрта, вспомнила выражение его глаз, тон его речи. Она мало что знала о журналистах, но ей было известно, что они обычно любыми средствами стараются выудить из полицейских информацию. Кауэрт же вел себя совсем по‑другому: после того как она познакомилась с ним на месте преступления, он не задал ей ни одного вопроса об убийстве на Тарпон‑драйв. Наоборот, он старательно избегал отвечать на любые вопросы по этому поводу. Выходит, он и так все знает!
Но почему же Кауэрт молчит?! Неужели кого‑то выгораживает?! Кого? Блэра Салливана? Исключено! А может, он выгораживает самого себя?!
|
|
Сколько Андреа ни ломала голову, выводя на бумаге бессмысленные каракули, она ни до чего так и не додумалась.
В полицейской академии ее учили, что в большинстве случаев убийца знаком со своими жертвами.
«Ладно, – рассуждала Шеффер, – допустим, Блэр Салливан сказал Мэтью Кауэрту, что это он организовал убийство. Но как он мог это сделать, сидя в камере смертников?!»
Голова у детектива Шеффер шла кругом. Тюрьма – это мир, живущий по своим законам. Заплатив нужную цену, в тюрьме можно добиться всего, что угодно, даже чтобы кого‑нибудь убили. Всем обитателям тюрьмы знаком этот механизм. Но стороннему человеку узнать об этом очень сложно, а иногда практически невозможно. В тюрьме не действуют обычные рычаги, которыми можно воздействовать на полицейских, – страх перед административной или уголовной ответственностью, боязнь того, что тебя призовут к ответу.
Андреа поморщилась: неужели ей придется допрашивать всех тех, кто тем или иным образом вступал в контакт с Салливаном? Один из них, несомненно, организатор убийства. Но чем же заплатил ему серийный убийца? Ведь у него не было денег! Или были? Ведь Салливан находился в тюрьме не на каком‑то особом положении, а был обычным смертником, которого ждал электрический стул. Или не был?!
Детектив Шеффер помотала головой.
Если Блэр Салливан заказал убийство, естественно предположить, что он собирался расплатиться за него по его совершении. А вдруг все было наоборот?! Внезапно включилось воображение, и Андреа ощутила приятное возбуждение, словно увидела темный силуэт марлина, поднимающегося из зеленой пучины вод, чтобы схватить наживку. Такие будоражащие чувства моменты перед началом схватки женщина считала лучшими в своей жизни.
Взяв телефонную трубку, она набрала номер. Через некоторое время на том конце провода кто‑то простонал:
– Слушаю.
– Майк? Это Андреа.
– Ты знаешь, сколько сейчас времени?
– Знаю, ну и что?
– Подожди секунду…
Шеффер услышала, как Майкл Вайсс бормочет жене: «Пойми, это ее первое крупное дело…» Потом шеф рассмеялся в трубку:
– Я все‑таки твой начальник, и будить меня так рано тебе не положено!
– Извини.
– Я принимаю твои извинения, но, по‑моему, они не очень искренние. Итак, в чем дело?
– Я о Мэтью Кауэрте, – сказала Андреа и тут же решила не выкладывать сразу все, что было на уме.
– Об этом скрытном журналисте?
– Совершенно верно.
– У меня не раз просто руки чесались съездить ему по морде…
Шеффер представила себе своего напарника, сидящего на краю кровати с телефонной трубкой в руке, и его жену, накрывшую голову подушкой. Отношения Шеффер и Вайсса носили чисто деловой характер. Они недавно работали вместе, и между ними не было особой привязанности. Майкл был решительным и вспыльчивым человеком, с небогатым воображением. Лучше всего ему удавалось обходить дома, показывая фотографии подозреваемых, и изучать документацию страховых компаний. Андреа не комплексовала по поводу того, что он занимался расследованием убийств уже десять лет, а она – всего несколько месяцев, потому что чувствовала, что скоро обставит Вайсса по всем статьям.
– У меня тоже, – сказала она.
– Так в чем же дело?
– Думаю, с ним стоит еще поработать. Нельзя оставлять его в покое. Надо доставать его на работе, у него дома, в спортивном зале – повсюду.
– Зачем?
– Он должен понять, что мы не отстанем, пока он не расскажет нам все, что знает о том, кто совершил это убийство.
– Наверное, ты права.
– Кроме того, нужно съездить в тюрьму. Вдруг там кто‑нибудь что‑нибудь знает? Например, этот сержант. А еще нужно осмотреть все вещи Салливана. А вдруг они что‑нибудь нам расскажут?
– А почему ты не могла изложить мне все эти соображения, скажем, часов в восемь утра? – раздраженно поинтересовался Вайсс. – Неужели тебе не хочется спать?
– Извини еще раз, не хочется.
– Я тут вдруг припомнил свое первое крупное дело. Я тоже не мог сомкнуть глаз и рыл землю копытами. Разреши дать тебе дружеский совет: успокойся!
– Но Майк!..
– Ладно‑ладно. Иными словами, ты предпочитаешь действовать на нервы репортеру, а не беседовать с насильниками и маньяками, да?
– Да.
– Ну, ты далеко пойдешь! – рассмеялся Вайсс. – Хорошо, я поеду в тюрьму, но мы должны постоянно быть на связи. Звони мне ежедневно, а лучше – два раза в день. Договорились?
– Договорились. – Андреа совсем не была уверена, что сдержит слово.
Повесив трубку, она принялась прибираться на письменном столе – разложила документы по папкам, а отчеты – в аккуратные стопки, рассовала ручки и карандаши по пластмассовым стаканчикам. Когда письменный стол наконец стал отвечать ее представлениям о порядке, детектив Шеффер с удовлетворением потерла руки: «Теперь посмотрим, кто кого!»
Мурлыча себе под нос какую‑то песенку, Андреа быстро ехала в сторону Майами. Машина сверкала в лучах палящего полуденного солнца.
Детектива Шеффер перевели в отдел по расследованию убийств совсем недавно – девять месяцев назад она служила простым патрульным полицейским, а три месяца назад расследовала кражи со взломом. Но ее заметили и стали продвигать наряду со всеми работавшими в полиции женщинами и представителями прочих меньшинств, периодически требовавшими к себе повышенного внимания. Теперь Андреа мечтала сделать карьеру. Ее энергия била через край, и она считала, что может компенсировать недостаток опыта терпением и усердием. Именно упорство помогало ей решать все проблемы с тех самых пор, как ребенком оказалась на островах архипелага Флорида‑Кис.
Ее отец работал детективом в полиции города Чикаго и погиб при исполнении служебного долга. «При исполнении служебного долга!» Андреа иногда думала о том, как часто к месту и не к месту используют эту формулировку, которая, несомненно, должна была превратить по меньшей мере в бессмертный подвиг то, что на самом деле было нелепой ошибкой и откровенным невезением. Складывалось впечатление, что своей гибелью ее отец принес человечеству колоссальную пользу, но Андреа знала, что это было не так. Отец занимался мошенниками, мелкими аферистами и ворами на доверии, обиравшими пенсионеров и иммигрантов, рассчитывавших мгновенно разбогатеть, вложив последние деньги в то или иное безумное предприятие. Как‑то утром они с напарником устроили облаву в помещении заброшенной котельной, где обнаружили человек двадцать мужчин и женщин, уговаривавших легковерных по телефону вложить деньги в какие‑то операции с золотом. Ни мошенничество, ни облава не были чем‑то из ряда вон выходящим. И преступники, и полицейские давно к этому привыкли. Но они не знали, что за одним из телефонов сидит нервный тип с пистолетом в кармане. Его еще ни разу не забирали в полицию, и он не знал, что ему самому практически ничего не грозит. Он выстрелил. Пуля пробила фанерную перегородку и попала в грудь отцу, пока тот записывал в блокнот вымышленные имена и фамилии арестованных.
«Какая нелепая и бессмысленная смерть!» – подумала Андреа. Отец погиб с карандашом в руках. Ей тогда было десять лет.
Она помнила его широкоплечим мужчиной, который постоянно возился с ней, как с мальчишкой, когда она была маленькой, и водил ее на стадион Комиски‑парк смотреть, как играют «Чикаго уайт сокс». Отец научил девочку играть в бейсбол и привил ей уважение к физической силе. Жили они как все вокруг – в скромном кирпичном доме. Как и ее старшие братья, Андреа ходила в местную церковно‑приходскую школу. Короткоствольный револьвер, который отец брал на работу, впечатлял ее даже меньше, чем его пиджаки и крикливые галстуки. Сохранилась только одна фотография, на которой Андреа с отцом стоят возле снеговика, которого слепили после снегопада. Они обнимали снеговика как лучшего друга. Дело было в начале апреля. Средний Запад пытался сбросить оковы затянувшейся зимы, а она огрызалась внезапными холодами. На голове у снеговика была бейсболка, вместо глаз – камешки, а вместо рук – сухие ветки. Ему повязали на шею шарф и вылепили рот с дурацкой ухмылкой. Это был выдающийся снеговик, совсем как живой. Правда, потом началась оттепель – и за неделю он растаял.
Через год после гибели отца мать Андреа переехала на острова Флорида‑Кис. Вообще‑то, она намеревалась обосноваться в Майами, где у нее были родственники, но ей предложили работу администратора ресторана на островах, рядом с небольшой гаванью для спортивных рыболовецких судов. Там мать Андреа познакомилась с ее будущим отчимом.
В принципе он был не так уж и плох – не лез к девочке в душу и охотно обучал ее искусству рыбной ловли. Андреа иногда вспоминала его красно‑коричневый загар и предвещавшие рак белесые пятна на коже. Ей всегда хотелось их потрогать, но она так на это и не решилась. Отчим до сих пор возил рыбаков‑любителей в море на своем четырнадцатиметровом катере «Последний шанс». При этом рыбаки почему‑то были уверены в том, что это название имеет отношение к рыбалке, а не к рискованному образу жизни владельца катера.
Мать никогда об этом не заикалась, но Андреа считала, что ее появление на свет у уже немолодых родителей было чистой случайностью. Ведь она была на целых десять лет моложе своих братьев, которые покинули острова, как только это позволили им возраст и образование. Один из них стал юристом в большой корпорации, а у другого был свой, не слишком прибыльный, бизнес в Майами. Он занимался экспортом и импортом. В семье шутили, что он единственный легальный импортер товаров в Майами и, следовательно, скоро умрет от голода. Во время учебы в университете штата Флорида, в Гейнсвилле, Андреа сначала собиралась пойти по стопам одного брата, потом – другого. Поступить на работу в полицию она решила только после того, как ее изнасиловали.
От воспоминаний об этом у девушки все сжималось внутри. Дело было в самом конце семестра, лето было на носу. Андреа не собиралась оставаться на вечеринку, но после экзамена по психопатологии так устала, что ей недостало сил отказаться, когда девушки из общежития стали ее настойчиво приглашать.
На вечеринке грохотала музыка и всем приходилось не говорить, а орать. В старый деревянный дом набилось столько народу, что он трещал по швам. Андреа потихоньку попивала пиво, и скоро ее уже не раздражали ни шум, ни толпа.
Далеко за полночь, когда все девушки из ее общежития куда‑то подевались, Андреа, с трудом отбившись от многочисленных парней, предлагавших ей провести остаток ночи вместе, отправилась домой. Она была достаточно пьяна для того, чтобы радостно окунуться в ночь, двигаясь зигзагообразным курсом под звездным небом. При этом она была достаточно трезва, чтобы не заблудиться.
«Как же такую не изнасиловать?!» – вновь с горечью подумала Андреа.
Она ничего не замечала до того самого момента, когда сзади выскочили двое мужчин, схватили ее за руки, набросили на голову куртку и стали молотить ее кулаками. Девушка не успела даже вскрикнуть, не говоря о том, чтобы вырваться и убежать. Это‑то и было самым досадным!
В школе Андреа была чемпионкой по бегу на средние дистанции. Если бы ей тогда удалось хоть на секунду вырваться, она убежала бы от насильников, но мужчины навалились сверху и придавили ее своим весом. Сначала ей было очень больно, но потом боль стала стихать. Больше всего девушка боялась, что ее задушат или она сама задохнется. И все‑таки она продолжала упорно сопротивляться, пока ее не ударили кулаком в подбородок. Она потеряла сознание и не помнила, что с ней делали, чему была потом несказанно рада.
Очнулась она в больнице, где ей сообщили, что ее изнасиловали, а потом долго и болезненно возились с ее многострадальными половыми органами. Позже она давала показания полицейскому из университета и детективу из города.
– Опишите, пожалуйста, внешность насильников.
– Было темно, я их не видела. Они схватили и крепко держали меня.
– Но как они все‑таки выглядели?
– Они были очень сильные и набросили мне на голову куртку.
– Они были белые, чернокожие, латиноамериканцы? Высокого роста, низкого? Коренастые, худые?
– Они придавили меня.
– Они что‑нибудь говорили?
– Нет, ничего.
Потом Андреа позвонила домой. Ее мать бессильно зарыдала, а отчим так взъярился, словно злился на нее за то, что с ней произошло. Наконец с девушкой поговорила психолог. Андреа пригляделась к этой женщине, которая выслушала ее, сочувственно кивая, и поняла, что проявлять сочувствие к изнасилованным входит в ее служебные обязанности, точно так же как сотрудники «Диснейуорлда» обязаны дружелюбно и якобы по собственному почину приветствовать всех его посетителей. Девушка вернулась домой и стала ждать, что произойдет дальше, но ничего так и не произошло. Подозреваемых в ее изнасиловании не было, никого так и не арестовали. Ей просто не повезло – пить надо меньше…
Потом у Андреа прошли все синяки и зажили все раны. На память ей остался только маленький белый шрам у правого глаза.
В семье никогда не говорили о том, что с ней случилось. Дома все было без изменений: со второго этажа по‑прежнему открывался вид на океан, а вентиляторы по‑прежнему лениво гоняли влажный воздух в каждой комнате. Ее мать по‑прежнему проверяла готовность лимонных пирогов и моллюсков во фритюре к моменту появления в ресторане туристов и завсегдатаев бара. Отшлифованное годами течение жизни было незыблемым. Андреа снова стала работать на рыболовецком катере отчима так, словно с ней ничего не случилось. Поглядывая на отчима – пристально всматривавшегося сквозь темные очки в зеленые волны океана, она сновала по палубе, поднося рыболовам пиво, хихикая в ответ на их плоские шутки, насаживая наживку на крючки и ожидая схватки с очередной рыбой.
«И все‑таки я тогда изменилась». Андреа, сидя за рулем автомобиля, поправила темные очки.
И действительно, девушка начала писать письма матери, изливая все свои обиды и горести на сиреневые листы ароматизированной почтовой бумаги, купленной в ближайшем канцелярском магазине. Бесконечные слова расплывались перед глазами по тонкой бумаге, как ручьи слез. Через некоторое время Андреа перестала писать о том, как ее изнасиловали: рана в душе постепенно затянулась. Теперь она писала о мире в целом, о погоде, о своем будущем и прошлом. Накануне вступительных экзаменов в полицейскую академию девушка написала: «Как жаль, что отца не вернуть!» Разумеется, сама по себе эта фраза была банальной, но Андреа стало легче уже оттого, что она смогла излить на бумагу свои чувства.
Разумеется, этих писем она никуда не отправляла и никому не показывала. Девушка хранила их в папке из искусственной кожи, приобретенной на распродаже в пригороде Майами. В последнее время она опять стала излагать на бумаге свои рассуждения о делах, которые расследовала. Впрочем, свои догадки и предположения она тоже никому не показывала. Иногда Андреа задумывалась над тем, что бы произошло, прочти ее мать хоть пару из этих, формально адресованных ей, писем. Чего бы ее мать больше испугалась – того, что случилось с ее дочерью, или того, что, по мнению дочери, происходит с миром?
Вспомнив о стариках, убитых на Тарпон‑драйв, детектив подумала о том, что они все равно были обречены. Они знали, во что превратился воспитанный ими ребенок. Неужели они рассчитывали, выпустив в мир такое чудовище, не понести за это заслуженной кары?!
Шеффер вспомнила о том, как впервые взяла в руки кольт калибра.357 магнум – табельное оружие полицейских в округе Монро. Сжав в руке тяжелый револьвер, она ощутила спокойствие и уверенность и подумала, что больше никогда не станет ничьей жертвой.
Она нажала педаль газа, и ее машина без полицейских опознавательных знаков понеслась сквозь полуденный зной со скоростью девяносто миль в час.
В первый раз она попала в мишень один раз из шести. На следующий день она выбила уже два из шести, а закончив шестинедельную подготовку, уверенно всаживала шесть пуль из шести в самый центр мишени. Но и после этого Андреа регулярно, раз в неделю, ходила на стрельбище. Потом она освоила автоматический пистолет поменьше и помповое ружье, которое имелось в каждом полицейском автомобиле. В последнее время она стала тренироваться в стрельбе из автоматической винтовки М‑16 и носила вместо кольта армейский пистолет калибра 9 миллиметров.
Услышав за спиной сирену, Андреа убрала ногу с педали газа и снизила скорость. Догонявшая ее машина перестроилась в соседний ряд и поравнялась с ней. Это был дорожный патруль, охотившийся на лихачей за рулем. Шеффер явно пронеслась на головокружительной скорости в зоне его радара, и он вылетел из засады.
Полицейский стал присматриваться к Андреа из‑под темных очков. Женщина улыбнулась и развела руками. Полицейский тоже расплылся в улыбке. Помахав рукой, он нажал на газ и обогнал ее машину. Андреа переключила радио на частоту полиции штата и проговорила:
– Говорит детектив четырнадцать из отдела по расследованию убийств округа Монро. Прием.
– Здравствуйте, детектив четырнадцать. Говорит рядовой Уиллис. Вы ехали со скоростью девяносто пять миль в час. Куда торопитесь?
– Извините, задумалась. Расследую убийство. Иду по горячим следам, но постараюсь ехать помедленнее.
– Выбирайте сами нужную скорость, детектив четырнадцать. Может, перекусим вместе как‑нибудь?
Шеффер рассмеялась: полицейский Уиллис пытался склеить ее на скорости девяносто пять миль в час!
– Сегодня некогда. Если хотите, увидимся у шерифа округа Монро, в Ки‑Ларго, через пару дней!
– Ждите! Буду!
Помахав на прощание рукой, Уиллис притормозил и съехал на обочину.
«Несколько дней бедняга будет лелеять надежду», – подумала Андреа, и она испытала неловкость. Рядового Уиллиса ждало жестокое разочарование. У Шеффер было два железных правила: во‑первых, она никогда не спала с мужчинами, которые знали, что она работает в полиции, и, во‑вторых, она никогда не спала с одним мужчиной дважды.
Андреа опять потрогала маленький шрам у глаза. «А шрамов в душе так никто никогда и не увидел!» И она понеслась дальше, в сторону Майами.
Секретарша отдела городских новостей газеты «Майами джорнел» объявила Шеффер, что Кауэрта в редакции нет. Сначала детектив удивилась, а потом насторожилась: «Ага! Он на кого‑то охотится!»
Обдумывая вновь возникшие подозрения, женщина‑полицейский сказала секретарше, что хочет видеть главного редактора отдела. Поговорив по телефону, та предложила подождать редактора на диване. Через двадцать минут он появился из‑за двойных дверей:
– Извините, что заставил вас ждать. У нас было совещание.
– Я хотела еще раз поговорить с мистером Кауэртом, – стараясь держаться как можно естественнее и спокойнее, сообщила редактору Андреа.
– А я‑то думал, что он ответил на все ваши вопросы.
– Нет, не на все.
– Неужели? – Редактор всем своим видом постарался показать, что нужно было воспользоваться первым и последним случаем, когда она была допущена к персоне журналиста.
– Мне нужно у него еще кое‑что выяснить.
– Извините, но мистера Кауэрта в редакции нет, – расплылся в улыбке редактор. – Может, я смогу его вам заменить?
Сделав вид, что не чувствует фальши в этом великодушном предложении, Андреа поспешно заговорила:
– Видите ли, я никак не возьму в толк, с кем связался в тюрьме Салливан и как он организовал это убийство… Знаю‑знаю, возможно, мистеру Кауэрту это тоже неизвестно, – затараторила она еще быстрее, видя, что редактор намерен ее перебить, – но меня все равно это очень смущает, и я надеялась, что мистер Кауэрт поможет мне во всем разобраться.
Судя по всему, ей удалось разыграть из себя дурочку, потому что редактор заметно смягчился:
– Разумеется, это очень запутанная история.
– Не то слово!
– И все‑таки, по‑моему, мистер Кауэрт уже сообщил вам все, что ему известно по этому вопросу, – осторожно сказал редактор.
– Но ведь у него было время подумать! А вдруг он еще что‑нибудь вспомнил? Часто бывает, что через некоторое время вспоминаются самые разные вещи.
– Знаю. – Редактор пригладил рукой редеющие волосы. – Ведь мы, журналисты, тоже часто задаем людям вопросы. Однако Кауэрта нет, он уехал собирать материал для статьи.
– Куда?
– На север Флориды, – немного поколебавшись, неохотно ответил редактор.
– Север Флориды большой, – улыбнулась Андреа.
– Вы же понимаете, что Кауэрта интересует то, что произошло только в двух местах – в тюрьме штата Флорида, в Старке, и в маленьком городке под названием Пачула. Неужели это не очевидно?.. А теперь извините, меня ждут срочные дела.
– А вы не можете передать Кауэрту, что мне нужно с ним поговорить?
– Попробую, но ничего не обещаю. Где ему вас найти?
– Я сама его найду.
Встав как будто для того, чтобы распрощаться, Шеффер сделала вид, что ей внезапно пришла в голову одна мысль:
– А можно мне ознакомиться со статьями мистера Кауэрта?
Немного подумав, редактор указал в сторону библиотеки:
– Вы найдете их там. Скажите, что я разрешил…
Сидя за письменным столом, Андреа листала толстенную подшивку номеров газеты «Майами джорнел». Сначала ее поразило количество трагедий, зафиксированных на ее страницах, но потом она нашла воскресный номер газеты с первой статьей Мэтью Кауэрта об убийстве Джоанны Шрайвер. Шеффер внимательно ее прочитала, выписав в блокнот даты и имена.
Спускаясь на лифте к выходу из редакции, детектив пыталась разобраться в своих мыслях. На первом этаже она направилась по вестибюлю к дверям, но на полпути остановилась как вкопанная.
Редактор сказал ей, что Кауэрта интересует то, что произошло только в двух местах. Как же журналист вышел на Блэра Салливана? Из‑за убийства в Пачуле? Кто главное действующее лицо убийства в Пачуле? Роберт Эрл Фергюсон. Кто указал Кауэрту на Салливана? Роберт Эрл Фергюсон! Благодаря кому Кауэрт получил Пулицеровскую премию? Благодаря Роберту Эрлу Фергюсону!
Резко развернувшись, женщина‑полицейский прошла в угол вестибюля редакции, где стояли телефоны‑автоматы. Сверившись со своими записями, Андреа позвонила в справочную службу Пенсаколы, а потом набрала номер, который сообщил ей электронный голос справочной.
Шеффер поговорила с секретарем, и в трубке раздался голос адвоката:
– Рой Блэк у телефона. Слушаю вас!
– Мистер Блэк, меня зовут Андреа Шеффер. Я из редакции «Майами джорнел», – не краснея, соврала детектив. – Мне нужно связаться с мистером Кауэртом, а он как раз уехал в Пачулу к вашему подзащитному. Мне обязательно нужно его найти, а у нас тут никто не знает, как до него дозвониться. Может, хоть вы мне поможете?
– Видите ли, дело в том, что Роберт Эрл Фергюсон уехал из Пачулы обратно в Ньюарк, штат Нью‑Джерси. Не знаю, с какой стати мистер Кауэрт ищет его в Пачуле.
– Ой! – с притворным отчаянием в голосе воскликнула Андреа. – Дело в том, что мистер Кауэрт собирает дополнительные материалы, касающиеся казни Блэра Салливана. А по‑вашему, он поехал в Ньюарк? На самом деле он не очень внятно объяснил, куда именно едет, а мне обязательно надо его найти. Не подскажете, по какому адресу его искать?
– Вообще‑то, я не даю незнакомым людям ничьих адресов. – Адвокат колебался.
– И правильно делаете, – продолжала канючить Шеффер. – Но как же мне теперь найти мистера Кауэрта? Шеф просто открутит мне голову! Может, все‑таки подскажете, где мне найти мистера Кауэрта в Ньюарке?
– Ну ладно, – немного помолчав, сказал Рой Блэк, – сейчас я сообщу вам адрес Фергюсона. Только обещайте, что вы никому его не дадите. И в первую очередь никаким журналистам, а то они не оставят мистера Фергюсона в покое. Он как раз старается забыть о тюрьме и вернуться к нормальной жизни.
– Торжественно обещаю! Клянусь!
– Не кладите трубку. Сейчас я найду вам его адрес.
Андреа ждала, затаив дыхание и сгорая от нетерпения. Она ни капельки не раскаивалась в том, что надула адвоката, и прикидывала, успеет ли на следующий рейс в Ньюарк. Она плохо представляла себе, что будет делать, когда встретится с Фергюсоном, но не сомневалась в том, что ответы на все волнующие ее вопросы как‑то связаны с этим человеком. При этом Шеффер вспоминала невинные глаза Фергюсона на опубликованной в газете фотографии.
Глава 17
Ньюарк
Заходя на посадку, самолет спустился ниже облаков, и Андреа увидела город, растущий на горизонте, словно кубики, беспорядочно сваленные ребенком в кучу. Бледное апрельское солнце освещало лес высоких и прямоугольных офисных зданий. Женщине казалось, что даже сквозь иллюминатор она чувствует холод и сырость снаружи. Размышляя, с какого бока ей лучше подобраться к Фергюсону, она решила вести себя с ним так, словно он крупная рыба, заглотившая маленький крючок, привязанный к тонкой леске. Одно неосторожное движение – и леска порвется! У Шеффер были только смутные предположения. Ничто, кроме персоны Кауэрта, не связывало Фергюсона с убийствами на Тарпон‑драйв. У Андреа не было ни свидетелей, ни улик, никаких отпечатков пальцев или пятен крови. Даже по характеру преступления отличались. Насильник, убивший маленькую девочку, вряд ли был похож на того, кто хладнокровно перерезал горло двум старикам. Кроме того, Кауэрт вроде бы доказал, что Фергюсон не убивал даже эту девочку.