Наступившее молчание, казалось, никогда не кончится. Как я желала сейчас встать и убежать из этой комнаты, убежать от этих ужасных признаний. Что за человек был этот Люк Кастил? Я молила Бога, чтобы Люку‑младшему не передались по наследству такие черты. Да их и не могло быть у него, ведь я хорошо знала его и любила.
– Люк согласился? – спросила я наконец, хотя ответ был ясен мне заранее.
– Да, и он сдержал свое обещание до того дня, когда они с женой погибли. И только тогда… Хевен все узнала. Я пытался объяснить ей, как это делаю сейчас тебе. Я просил прощения, но она была так разгневана, что покинула Фартинггейл немедленно и больше сюда никогда не возвращалась. – Он опустил голову. – Она оставила меня разбитым, охваченным чувством вины человеком, которому суждено было с тех пор бродить в одиночестве по этому громадному дому и размышлять о своих эгоистических поступках. После того как, по моему мнению, прошло достаточно времени для того, чтобы затянулись раны, я пытался поговорить с Хевен, звонил, писал письма, но она не хотела больше вступать со мной ни в какие контакты. И ничто не могло изменить этого положения.
Я скрылся в тени и оставался там все это время. – Тони посмотрел вниз, потом быстро поднял глаза. – Единственное, что поддерживало меня в жизни, это сведения о тебе, о твоих родителях. Мои люди сообщали мне о твоих успехах, о том, что ты выросла и стала красивой молодой леди. Они также докладывали мне об успешной работе фабрики игрушек в Уиллисе, о прекрасной жизни Хевен и Логана в Уиннерроу, где они стали пользоваться уважением и вызывать зависть. Мне… мне очень хотелось посмотреть на тебя, узнать о тебе побольше. Много раз у меня появлялось желание просто заявиться туда, рискуя быть выброшенным из вашего дома. Я даже собирался поехать в Уиннерроу инкогнито и посмотреть на тебя на расстоянии. – Он сказал это так, что у меня появилось подозрение, что Тони действительно приезжал в наш город. – Ты не можешь себе даже представить, как много значило для меня быть мысленно все эти утомительные и одинокие годы рядом с тобой и Хевен.
Я заметила слезы в его глазах и поняла, что Тони говорил искренне, глубоко переживая. Все прошедшие после бегства моей матери годы он ждал, жаждал появления в Фартинггейле мамы или меня. Я не могла не испытывать жалости к нему за его напрасные ожидания.
– О Энни, не сомневайся ни секунды, я отдал бы все, что у меня есть, лишь бы вернуться назад в то время и изменить то, что я наделал. Но мне это не под силу. Пожалуйста… пожалуйста, не презирай меня за это. Дай мне шанс искупить мое злодеяние помощью тебе, сделав тебя снова здоровой и счастливой.
Он взял мою руку, глаза Тони умоляли не отталкивать его. Я отвернулась и глубоко вздохнула. Мое сердце отчаянно колотилось. Я подумала, что могу снова потерять сознание, если не окажусь тотчас же в кровати.
– Я хочу вернуться в свою комнату, Тони. Мне надо отдохнуть и подумать.
Он кивнул печально и отрешенно.
– Я не виню тебя за то, что и ты презираешь меня.
– Я не презираю вас, Тони. Я верю, что вы сожалеете о своем поступке. Но я также понимаю теперь, почему моя мать становилась такой расстроенной, когда разговор заходил о ее отце, и почему ей было так неприятно, когда мы говорили о Фартинггейле и упоминали ваше имя. Люк умер, так и не получив возможности помириться со своей дочерью после стольких лет отчуждения с ней. В отличие от вас, Тони, у моего деда никогда не было возможности попросить прощения.
– Я знаю, и это будет преследовать меня до самого ада. – Он вытер слезу на своей щеке.
«Прости меня, мама, – подумала я, – но в данный момент я, при всем желании, не могу не пожалеть и Тони».
– Позвольте мне немного отдохнуть, Тони. Дрейк придет сегодня во второй половине дня забрать у меня список вещей, которые мне нужны из Уиннерроу, не так ли?
– Да, конечно.
Он поднялся и обошел коляску. Мне было слышно, как он глубоко вздохнул. Затем начал выкатывать меня из этих комнат, из прошлого возвращая в настоящее.
Доставив меня в мою комнату, Тони прислал миссис Бродфилд, которая помогла перебраться на кровать.
– Я сейчас вернусь, – сообщила она, устроив меня в кровати, – и мы начнем нашу терапию.
– Я не хочу делать сегодня терапию.
– Конечно, вы будете ее делать. Нельзя пропускать ни одного дня. Мы должны выработать ритм, к которому привыкнет ваше тело и будет на него полагаться, – поучала она. – Теперь отдохните несколько минут, и я вернусь, чтобы выполнить наши упражнения. Ваши ноги должны получить массаж, а кровь следует заставить циркулировать через мышцы. Вы не хотите, чтобы ваши ноги загнили и отвалились, не правда ли? – Она улыбнулась на этот раз, как злая ведьма. Сестра повернулась и вышла, прежде чем я смогла ответить ей, но ее комически уродливый образ остался со мною. Когда миссис Бродфилд вернулась, я снова стала чем‑то вроде пластилина в ее руках.
Во время массажа я думала о своей матери, узнавшей, что Тони подкупил ее отца, заставил его не появляться на ее свадьбе и вообще не иметь с ней никаких контактов. Я вспомнила, какие печальные и устремленные куда‑то вдаль становились ее глаза каждый раз, когда она говорила о Люке. Как жалко, что мою маму лишили возможности поговорить с ним один только раз, чтобы они могли простить друг друга.
Но виновником здесь был не только Тони. Люк сам согласился на такие условия. Он пожелал отказаться от моей матери ради того, чтобы получить свой бесценный цирк. Когда моя мать узнала всю правду, ей стало еще более невыносимо. Я могла понять, почему она была взбешена. И, поскольку Люка больше не было в живых, она обратила весь свой гнев исключительно на Тони. Когда я воскрешала в памяти его рассказ о себе, о том, как он жил все эти годы в одиночестве в громадном доме, сожалея о том, что сделал, и не имея возможности получить прощение моей матери, я не могла не жалеть Тони. Возможно, если бы мать увидела его теперь, тоже смягчилась бы. Она была слишком жалостливым и заботливым человеком, чтобы повернуться спиной к душе, попавшей в такую беду.
Я решила, что не буду требовать, чтобы меня забрали из Фартинггейла‑Мэнора, а предоставлю Тони возможность подтвердить делами свое раскаяние. Уехать отсюда значило бы наказать его еще сильнее, возможно, даже подтолкнуть его к такому же роковому выбору, какой сделал его брат Трой.
Все эти мысли проносились в моей голове, пока миссис Бродфилд массировала мои бедра и ноги. Ощущение уколов появилось вновь, и даже более резкое. Но я ничего не сказала ей об этом, решив подождать доктора.
Сестра поднимала и поворачивала меня так и сяк. Когда я смотрела вниз, то видела, как ее сильные пальцы мяли и растирали мое тело, пока бледная белая кожа не становилась малиновой. Когда же ее пальцы дошли до моих ягодиц и она повернула меня на живот, я почувствовала их… но боли при этом не было. Только пальцы. Их нажим даже вызывал раздражение.
– Я чувствую ваши пальцы и нет никакой боли, миссис Бродфилд.
– Действительно? – Она продолжала, нажимая все сильнее.
– Да. Это важно?
– Может быть. Я отмечу это в своем отчете. – Она продолжала растирать, не останавливаясь.
– Этого еще не достаточно? – не выдержала я.
Она отшатнулась назад, словно от удара, и тут же натянула на меня ночную сорочку, доходящую до самых щиколоток. У сестры было красное от напряжения лицо, а глаза стали совсем маленькими, как у мышки. Как раз в это время мы услышали голоса в коридоре.
Это приближались Дрейк и Тони. Я быстро прикрылась и легла на спину, чтобы приветствовать их. Дрейк расплылся в улыбке, когда посмотрел на меня. Я ответила ему также улыбкой, но у меня она получилась слабой и мимолетной. Я подумала, что Люк заметил бы, что меня что‑то беспокоит. Но Дрейк смотрел и ничего не видел.
– Привет, Энни. – Он поцеловал меня в щеку. Тони остался в ногах моей кровати. – Пришел за твоим списком. Я должен буду привезти грузовик? – Он засмеялся и повернулся к Тони, который полностью восстановил свой обычный величавый вид.
– Мне не нужно так много, Дрейк. Я не собираюсь оставаться здесь навсегда. – Я заметила, как вздрогнул Тони, а Дрейк подчеркнуто кивнул головой.
– Конечно. Хорошие мысли, позитивные мысли.
– Я буду внизу, – внезапно заявил Тони. – Вы двое поговорите между собой.
– Я долго не задержусь, – откликнулся Дрейк. – Нужно ехать.
– Вот список, Дрейк. – Я вытащила его из‑под одной из подушек. Я держала его там, потому что то и дело вспоминала еще о чем‑то и не хотела беспокоить миссис Бродфилд бесконечными просьбами дать мне ручку и бумагу.
– Миссис Эвери поможет тебе найти все это, – сказала я Дрейку.
Он кивнул, продолжая изучать список.
– Оба браслета с брелоками? И это все украшения, которые ты хочешь?
– Пока мне не понадобится ничего другого, Дрейк. Куда мне их надевать?
– Ну, может наступить такой момент, когда ты приоденешься по какому‑нибудь случаю. Я не знаю, мало ли что? Если увижу, что, на мой взгляд, может тебе здесь понадобиться, то захвачу, – произнес он, складывая и засовывая список во внутренний карман пиджака.
Наконец он заметил беспокойство в моих глаза.
– Что‑то случилось, да, Энни?
– О Дрейк! – Я заплакала.
– Энни, что с тобой, Энни? – Он сел на кровать и обнял меня. – В чем дело? Ты узнала о Люке?
– О Люке? – Я быстро проглотила комок в горле. – Что с ним? Дрейк, скажи мне. – Мое сердце начало колотиться.
– Видишь ли, я собирался сказать тебе, чтобы ты не беспокоилась о том, что он не звонил и не связался с тобой, но…
– Что? – От страха у меня свело низ живота.
– Спокойно, Энни. Ничего с ним не случилось. После того как я посетил тебя вчера, я решил сходить в Гарвард и узнать, что он делает. Я нашел его не сразу и обнаружил в комнате отдыха в общежитии… сидящим бок о бок со своей сокурсницей. – Дрейк отвел взгляд в сторону, чтобы я не смогла прочесть по глазам остальные его мысли.
– Что ты хочешь сказать, Дрейк? Я не понимаю. – Меня охватила слабость, закружилась голова, мне было трудно говорить. Но я держалась, потому что не хотела, чтобы Дрейк видел, как мне тяжело.
– Он нашел себе подружку, я бы сказал, довольно быстро, и здорово ею увлекся.
– Подружку? А обо мне он не спрашивал? – спросила я с надеждой, почти что с мольбой.
– О да. И потом он обещал позвонить сегодня Тони. Я спросил его об этом, когда мы поднимались по лестнице к тебе, но… Люк еще не звонил. Думаю, он еще позвонит. Кстати, у меня мелькнула мысль, – он взглянул на дверь, – что Тони мог послать кого‑нибудь в Гарвард, чтобы найти для тебя Люка, и что этот человек, кем бы он ни был, привез такую же информацию, которую Тони затем передаст тебе.
– Нет. – Я отвернулась.
Мое сердце превратилось в кусок цемента. Люк увлекся другой девушкой и забыл обо мне? Я потеряла папу и маму, и теперь… теперь мне предстоит потерять и Люка? Этого не должно произойти, это не может быть правдой! Если Люк увлекся другой, то это только потому, что я больна и не нахожусь рядом с ним. Стоит мне только поправиться, восстановить свои силы и вернуться, он потеряет всякий интерес к своей сокурснице. Никто не сможет поделиться с ним тем, чем делилась я. Как только я войду в комнату и он увидит меня, наша жизнь снова будет такой же, как и раньше. Я молила Бога, чтобы это случилось. Я была уверена, что так оно и будет.
– Я знаю, о чем ты думаешь, Энни. Но ты не понимаешь, насколько захватывающим это может быть для Люка, который всю свою жизнь провел в маленьком однолошадном городке и внезапно очутился в таком месте, как Гарвард, где встретился с разными, гораздо более утонченными людьми. Он потерял голову, что произошло бы и с любым другим на его месте. Ты не должна винить его за это.
Я кивнула:
– Я знаю. Просто… просто скучаю по нему.
Я не могла сказать Дрейку о том, что чувствовала на самом деле, и не хотела, чтобы он прочел это в моих глазах.
– Ну, если он вскоре не позвонит или не появится, я притащу его сюда сам.
– Не надо, Дрейк. Он должен прийти по собственному желанию, а не потому, что он должен. Я не хочу, чтобы обо мне думали как о какой‑то обязанности! Это было бы самым ужасным, что только можно себе представить. Я бы чувствовала себя обузой для него, а не человеком, которого он любит и с которым ему хочется быть вместе.
– Конечно, извини меня. – Он посмотрел в сторону.
– Бедный Дрейк, я не хотела кричать на тебя. Прости. Казалось, что из всего моего семейства остался теперь один только Дрейк… и еще Тони Таттертон.
– О, все в порядке. Но скажи теперь мне, Энни, почему ты выглядела такой расстроенной раньше, если это было не из‑за Люка?
– Помоги мне сесть, Дрейк.
Он достал подушку с подлокотниками и поставил ее так, чтобы мне было удобно. Потом снова присел на кровать около меня.
– Дрейк, я заставила Тони рассказать мне причину разрыва отношений между ним и моей матерью.
Дрейк кивнул головой, его глаза остались спокойными, а по губам проскользнула легкая улыбка.
– Я чувствовал, что ты это сделаешь… интуитивно. Не смог удержать тебя, Энни. Ты слишком похожа на свою мать. Ну и какой же ужасный скелет ты вытащила из шкафов Фарти?
Я рассказала ему все, стараясь быть объективной по отношению к Тони, сообщив те доводы, которые он привел мне в свое оправдание. По мере того как я говорила, лицо Дрейка мрачнело. Вокруг его глаз образовались темные круги. Когда я закончила, он повернулся в сторону и молча сидел некоторое время.
– Конечно, я не помню своего отца так хорошо. Мне было всего пять лет, когда родители погибли. Но я помню свою прекрасную пожарную машину, одну из игрушек, изготовленных у Таттертона. Мне ее дала Хевен. Всякий раз, когда мой отец видел, как я играю с ней, он становился грустным. «Ты знаешь, кто тебе ее дал?» – обычно спрашивал он меня. «Хевен», – отвечал я. Конечно, я не помнил, кто такая Хевен и как она выглядела, но это имя прочно засело в моей памяти, потому что отец обычно добавлял: «Да, Хевен, твоя сестра». Затем он улыбался. Не может быть никакого сомнения в том, что Тони совершил ужасный поступок, но ты права, отмечая, что половина вины лежит на моем отце, который пожертвовал своей дочерью ради того, чтобы обладать каким‑то цирком. Я думаю, настало время простить Точи. Я любил Хевен почти так же сильно, как любила ты, и я не думаю, чтобы она стала презирать нас за это.
По моим щекам текли горячие слезы. Все, что я в силах была сделать, это молча кивнуть головой. Он вытер мне слезы и прижал к себе.
– Ну а теперь, – произнес Дрейк, быстро поднявшись, – мне пора уходить. Я хочу вернуться завтра поздно вечером и все принесу прямо сюда.
– Передай, пожалуйста, приветы от меня миссис Эвери, и Роланду, и Джеральду и, Дрейк, обещай мне, что ты не будешь плохо разговаривать с тетей Фанни. Обещай мне.
– Хорошо, обещаю. Я просто сделаю вид, что ее там нет, если увижу.
– И скажи ей, что она может приехать сюда в Фарти навестить меня.
– Конечно. – Он ухмыльнулся.
– И ты не должен говорить что‑либо плохое Люку.
– Слушаюсь, командир. – Он шутливо отдал мне честь рукой.
– Будь, пожалуйста, осторожен, Дрейк.
– Постараюсь, Энни. У нас никого больше не осталось, кроме тебя и меня.
– О Дрейк!
Он обнял меня и ушел. Хотя двери оставались открытыми, у меня было такое чувство, что их захлопнули и я оказалась запертой здесь. Тишина, которая наступила, когда шаги Дрейка стихли, была тяжелой и угнетающей. Мне стало холодно, я натянула одеяло до самого подбородка и уставилась на высокий потолок.
Люк с другой девушкой! И хотя я пыталась отгонять возникающие передо мной картины, мне это не удавалось. Я видела, как он сидит в кафетерии и разговаривает с красивой девушкой из колледжа, как он гуляет по территории, держась с ней за руки. Я видела, как Люк целует и обнимает ее так, как он обнимал меня в моих мечтах.
Все ускользало от меня, все, что я любила. Казалось, весь мир, знакомый и любимый, охвачен огнем боли и трагедии. Все, даже мои драгоценные деревья магнолии, было обуглено. Я походила на маленькую птичку, которая устала после длинного перелета и в отчаянии искала безопасное место, где бы она могла сесть и отдохнуть. Но все ветки сгорели.
Я закрыла глаза и представила себе папу. Он протянул руки и ждал, когда я подбегу и брошусь к нему в объятия. Но, когда он обнял меня, его руки оказались сделанными из воздуха.
– Нет! Нет! – закричала я. И проснулась.
У кровати стоял Тони.
– Я видела ужасный сон, – объяснила я, ожидая, что он попросит меня рассказать.
– Это понятно, Энни. – Он сел на мою кровать и нагнулся, чтобы погладить мои волосы. – После всего, что тебе пришлось пережить. Но, когда ты проснешься, ты будешь здесь, в безопасности, со мной. Во всяком случае, – продолжал он, не переставая гладить меня с нежностью по волосам, – скоро мир будет для тебя ярче и счастливее. У меня большие планы в отношении тебя. Я хочу сделать так много прекрасного, произвести такие большие перемены. Это место вновь возродится к жизни, и ты будешь в самом его центре. Как принцесса, – добавил он.
Невольно мне вспомнились наши с Люком мечты. Эти воспоминания вызвали на моем лице улыбку, появление которой Тони отнес на свой счет.
– Видишь, ты уже чувствуешь себя лучше. Теперь, – добавил он, наклоняясь к ночному столику за успокоительной таблеткой, – миссис Бродфилд сказала, что ты должна принять вот это. – Он передал мне таблетку и налил воды. Я послушно взяла то и другое. Поставив стакан обратно на столик, он нагнулся, чтобы поцеловать меня в лоб. – Закрой снова свои глаза и попытайся лежать спокойно, пока сон вновь не окутает тебя. – Он встал. – Сон сам по себе является, как ты знаешь, хорошим лекарством, – пояснил Тони, очевидно, зная это по своему опыту. – Увижу тебя позднее. У тебя сейчас все в порядке?
– Да, Тони.
– Хорошо.
Я смотрела, как закрылась за ним дверь. Может, это было вскоре после ухода Тони, а может, в середине ночи, я не могла сказать определенно, потому что снотворное все спутало и я потеряла чувство времени и места. Но, когда бы это ни случилось, я уверена, что, открыв глаза, увидела темную худощавую туманную фигуру в дверях.
Она приблизилась к моей кровати, но почему‑то я не испугалась. Затем я почувствовала, как меня с нежностью гладят по волосам, потом целуют в лоб. Это принесло мне чувство безопасности, и я закрыла глаза. И не открывала их уже, пока голос доктора Малисофа не разбудил меня.
Глава 15
СОВСЕМ КАК МАМА
– Доброе утро, Энни. Как вы себя чувствуете? – Доктор Малисоф сидел на кровати, а через несколько шагов от него возвышалась фигура Тони, который нервно переступал с ноги на ногу, заложив руки за спину, и выглядел совсем как муж, дожидающийся рождения ребенка. Из гостиной примчалась миссис Бродфилд с аппаратом для измерения кровяного давления. С трудом я смогла сесть. Спала я крепко, но не чувствовала себя отдохнувшей, низ спины был окаменевший.
– Немного устала, – призналась я. На самом деле я чувствовала себя обессиленной, выжатой, но мне хотелось, чтобы доктор разрешил мне иметь телефон и посетителей.
– Угу. – Он стал измерять мне давление. – Она хорошо ела, миссис Бродфилд? – спросил он, продолжая пристально смотреть на меня. Его глаза были подобны двум маленьким микроскопам, направленным на мое лицо.
– Не так хорошо, как я хотела бы, доктор, – ответила миссис Бродфилд тоном, каким обычно сплетничают между собой школьницы.
Доктор изобразил на своем лице осуждение и покачал головой.
– У меня еще нет достаточно хорошего аппетита, – проговорила я в свое оправдание.
– Я знаю, но вы должны себя заставить, чтобы набраться сил для борьбы… Вы отдыхаете, Энни? По вашему виду нельзя сказать, что это так.
Я быстро посмотрела на Тони. Он сразу отвел взгляд в сторону с виноватым видом.
– Я стараюсь изо всех сил.
– У нее не было посетителей и тому подобного, не так ли? – спросил он у миссис Бродфилд.
– Я пыталась делать все, чтобы она не волновалась, – заявила сестра, не отвечая прямо на вопрос доктора.
Почему она так болезненно все принимает? Может, боится, что будет быстро уволена, как это случилось с Милли?
– Хорошо. – Доктор осмотрел мои ноги, проверил мои рефлексы и ощущения, заглянул в глаза через небольшой прибор с освещением и покачал головой. – В следующий раз, когда я приду, Энни, я хотел бы видеть более значительный прогресс. Я хочу, чтобы вы в большей степени сконцентрировали свое внимание и силы на выздоровлении.
– Но я делаю это! – запротестовала я. – Что еще могу я сделать? У меня нет даже телефона. Все, что мне позволяется, это смотреть телевизор и читать. Ко мне приходили только Тони и Дрейк и еще Рай Виски. – Я не могла сдержаться и произнесла свою тираду несколько истеричным голосом.
– Я вижу, вы находитесь в крайне возбужденном состоянии, – мягко заметил доктор, явно пытаясь успокоить меня. – Но вас привезли в этот дом именно затем, чтобы вы находились в спокойной обстановке, способствующей выздоровлению.
– Но я не сделала ничего противопоказанного мне!
– Сейчас нам очень важен соответствующий умственный настрой, Энни. Терапия, лекарства – ничего не будет работать само по себе, необходимо, чтобы вы захотели этого. Думайте о здоровье, думайте о том, что вы снова будете ходить, сосредоточьтесь лишь на этой мысли и окажите стопроцентную помощь миссис Бродфилд, хорошо?
Я кивнула, и доктор улыбнулся, при этом кончики его красновато‑коричневых усов поднялись вверх. Я не сказала ему про боль и другие ощущения, которые испытывала в своих ногах, потому что надо было сделать нечто очень важное, прежде чем я могла даже подумать о себе.
– Доктор… – Я подтянулась вверх, уперевшись руками в кровать. – Я хочу, чтобы меня свезли к месту захоронения моих родителей. Я достаточно окрепла, чтобы поехать туда, и не могу сосредоточиться на своем выздоровлении до тех пор, пока не сделаю этого. – Мне не хотелось, чтобы мои слова показались упрямыми и раздраженными, но боюсь, что так оно и было.
Доктор Малисоф посмотрел на меня, подумал немного, потом взглянул на Тони. Обменявшись с ним взглядом, доктор слегка кивнул головой.
– Хорошо, – сказал он. – Еще один день отдыха, а затем мистер Таттертон отдаст соответствующие распоряжения. Но я хочу, чтобы сразу же после этого вас доставили прямо сюда и дали успокоительного, – добавил он, снова взглянув на Тони.
– Спасибо, доктор.
– И постарайтесь хорошо есть. Вы поразились бы, узнав, как много энергии требует выздоравливающий организм.
– Я попробую.
– Через неделю я хочу, Энни, чтобы пальцы на ваших ногах уже двигались и чтобы вы хихикали, когда я буду щекотать ваши пятки. Поняли? – Он покачал своим длинным указательным пальцем правой руки, как отец, наставляющий своего ребенка.
– Да. – Я улыбнулась и легла.
Он кивнул и направился к выходу в сопровождении миссис Бродфилд и Тони. Я слышала, как они шептались за дверью и так долго совещались, что мне подумалось, не собираются ли они вернуть меня обратно в больницу. Первым в спальню вернулся Тони. Он сразу подошел к кровати и, взяв меня за руку, покачал головой.
– Я зол на себя, – заявил он, – поскольку чувствую свою вину за неважные результаты твоего осмотра. Я не должен был рассказывать все эти печальные и трагические истории вчера в старых комнатах твоих родителей.
– Не надо винить себя, – заявила я твердо. Теперь я боялась, что они изменили свое мнение об организации молебна на кладбище.
– Тони, вы отвезете меня завтра к памятнику?
– Конечно. Ведь доктор дал согласие на это. Я отдам распоряжения о молебне прямо сейчас.
– Вы пригласите Дрейка и Люка? Я хочу, чтобы они оба были там вместе со мной.
– Я постараюсь. Дрейк должен вернуться из Уиннерроу сегодня вечером к ужину, – ответил он с улыбкой.
– Думаю, что у вас не возникнет трудностей отыскать Люка! – сказала я не очень уверенно. И подумала: что, если Люк проводит время с… каким‑нибудь новым приятелем? Тогда его не застанет ни телефонный звонок, ни оставленное для него послание, или же он получит его слишком поздно. Я хотела, чтобы он был здесь, я нуждалась в нем. – Дрейк, например, нашел его без особого труда.
– Я не думаю, что возникнут какие‑либо проблемы. Я скажу моему секретарю прямо сейчас, чтобы он занялся этим.
– Спасибо, Тони. Спасибо.
Он продолжал держать мою руку даже тогда, когда я откинулась на подушку. Я закрыла глаза. Даже это небольшое волнение вызвало во мне чувство слабости и усталости. Мне подумалось, что они, очевидно, были правы, когда говорили о необходимости оберегать меня. Я решила еще немного отдохнуть, но миссис Бродфилд не дала мне поспать.
– Пора поднимать ее и готовить к завтраку, – обратилась она к Тони.
Он кивнул и отпустил мою руку.
– Я вернусь вскоре после ленча. Желаю тебе доброго утра.
Утро прошло, как обычно, за исключением того, что я на этот раз заставила себя съесть весь завтрак. Я не хотела давать повода ни миссис Бродфилд, ни кому‑либо другому заявить, что я не могу поехать к памятнику моих родителей на следующий день. Вдруг Тони связался с Люком и он приедет, и окажется, что все отменено? Не состоится и его визит сюда. Сама мысль, что я могу лишиться возможности в последний раз посмотреть на Люка, ввергла меня почти в панику. Я должна была собрать все силы, чтобы успокоиться, прежде чем это заметит миссис Бродфилд.
После завтрака миссис Бродфилд провела сеанс терапии. Я чувствовала ее пальцы по всей длине своих ног, но не сказала ей ни слова, опасаясь, что каким‑либо образом она использует это против меня и тогда будет отменена поминальная служба. Какой бы сильной ни была боль, я терпела ее, сохраняя по возможности безразличное выражение на лице. Остаток утра я пролежала в кровати и смотрела телевизор. Вскоре после ленча, который я тоже съела целиком, пришел Тони.
– Вы поговорили с Люком? – сразу спросила я, как только он вошел в мою комнату.
– Нет, но я оставил для него записку в общежитии. Уверен, что он позвонит сегодня позднее или, возможно, появится прямо на поминальной службе. Ее проведет мой старый приятель преподобный Картер. Я назначил ее на два часа.
– Но, Тони, вам следует продолжать попытки связаться с Люком! До тех пор, пока это не удастся. Может быть, вы попробуете еще раз? Пожалуйста, Тони, – просила я.
– Если я не свяжусь с ним сам, то попрошу кого‑нибудь об этом. Не надо беспокоиться, моя дорогая. Пожалуйста, не расстраивайся из‑за этого.
– Хорошо, не буду.
Тони казался на удивление оживленным, видимо, из‑за того, что я не уехала из Фартинггейла после его исповеди.
– Ты, наверное, беспокоишься о том, что тебе надеть завтра, не так ли? – спросил он, совершенно неправильно истолковав мой озабоченный вид.
– Что надеть?
– У тебя не могло бы быть большего выбора, чем сейчас, – сказал он, направившись к шкафу. Он раздвинул дверцы и показал множество платьев. – Здесь их так много, что Хевен не представилось возможности надеть каждое хотя бы по разу. И что самое удивительное, любое из них будет твоего размера! Конечно, – продолжал он, снимая с вешалки одно из платьев, – некоторые были ее любимыми. Я помню, вот это она надевала один раз на похороны. – Тони поднял вверх черное хлопчатобумажное платье с длинными рукавами и длинной юбкой и с нежностью погладил его, как бы видя в нем мою маму. Затем он повернулся ко мне. В его глазах было то же отсутствующее выражение, а сам он был погружен в воспоминания. – Когда она, войдя в церковь, пошла по проходу, все очарованно смотрели на нее, даже преподобный Картер поразился. Я видел, насколько он был удивлен: не ангел ли спустился и вошел в церковь, чтобы присутствовать на его службе? – Тони засмеялся и покачал головой. – Так же как и у ее матери, черный цвет подчеркивал светлый образ Хевен. – Он улыбнулся мне. – Я уверен, что этот цвет так же поступит и с тобой.
– Я не беспокоюсь о том, как я буду выглядеть, Тони. Я не делаю это для других людей.
– Да, я знаю, но если ты будешь одета во что‑то типа этого платья, то тем самым почтишь память своей матери и своей бабушки. – Он положил платье на мою кровать и отступил назад, его взгляд, как под гипнозом, не отрывался от него. Затем Тони изучающе посмотрел на меня. – Ты знаешь, Энни, если ты покрасишь свои волосы в светло‑серебристый цвет, ты будешь копией своей бабушки. – Он быстро посмотрел вокруг и остановил свой взгляд на одной фотографии в серебряной рамке на туалетном столике. – Подожди, я покажу тебе, что я имею в виду. – Он взял фотографию и поднес ее ко мне. – Видишь?
На фотографии моя бабушка Ли была приблизительно моего возраста. Я действительно должна была признать, что сходство большое и оно бы усилилось, имей я такие же светлые волосы.
– Не попробуешь ли ты сделать это? Может быть, просто для того, чтобы немного отвлечься, для забавы, пока прикована к кровати и коляске? Я достал бы лучшего парикмахера, чтобы он прибыл сюда. Что на это скажешь?
– Покрасить свои волосы в светло‑серебристый цвет? Тони, вы это серьезно?
– Абсолютно. Серьезнее и быть не может. Представь себе всеобщее удивление, когда они придут навестить тебя.
– Не знаю. – Я чуть было не рассмеялась, но затем еще раз посмотрела на фотографию бабушки. В ее лице было что‑то обворожительное… ее глаза, нос, подбородок так напоминали мою мать и меня! Может быть, поэтому мама красила свои волосы?