– Дрейк, – прошептала я в паузе между ложками горячего супа, – все здесь выглядит в точности так, как ты описал в своем письме и по телефону… так, будто ни к чему не прикасались годами.
– Так оно и есть.
– Но, Дрейк, Тони, кажется, не видит всего этого. Ты заметил?
Он отвел глаза в сторону и думал какое‑то время.
– Тони не может позволить себе посмотреть на все это сегодняшними глазами. Я думаю, что это слишком больно для него. Он видит Фарти таким, каким он был когда‑то, замечательным поместьем.
– Но…
– Ему требуется время. Не спеши, Энни. Он сейчас похож на человека, который несколько лет был в коме и понемногу начинает приходить в себя.
– Тони хороший, очень предусмотрительный и все такое… но иногда он меня пугает, – произнесла я вслух.
– Но почему, Энни? Это безобидный старый человек, который потерял все, что составляло смысл его жизни, – семью. Во всяком случае, ты должна пожалеть его.
– Я жалею, только…
– Что? У тебя будет все: лучшие доктора, любая техника и терапевтическое оборудование, которые могут ускорить твое излечение, сколько бы это ни стоило. За тобой будет ухаживать опытная медицинская сестра, обслуживать армия прислуги. Тони уже нанял дополнительно горничную и еще двух работников для территории. Он делает так много для тебя.
– Я знаю. – Мой взгляд рассеянно скользил по фотографиям в серебряных рамках. – Я думаю, просто мне очень сильно не хватает мамы и папы.
– Да, конечно. – Дрейк сел рядом и взял мою руку. – Бедная Энни! Мне тоже их не хватает. Порой, когда случается в работе перерыв, у меня появляется желание позвонить Хевен, и вдруг я вспоминаю все, что случилось.
– Я все еще не теряю надежды, что это лишь сон, Дрейк, и, проснувшись, увижу тебя, приехавшего из колледжа повидать меня.
Он кивнул головой, затем нагнулся и поцеловал меня в щеку. Поцелуй пришелся так близко к моему рту, что наши губы соприкоснулись. Он выглядел смущенным. Я обратила внимание, что он пользовался одеколоном, запах которого был таким же, как у одеколона Тони.
– Послушай, – быстро сказал он, – если ты не будешь есть, они обвинят меня и больше никогда не позволят приносить тебе поднос с едой.
Я съела еще несколько ложек супа и откусила от бутерброда.
– Ты виделся или говорил с Люком? Ты слышал о его замечательной речи на выпускной церемонии, не так ли?
– Да. Марк Даудинг рассказывал мне. Он был в Бостоне и заходил ко мне. Говорит, что все были шокированы, когда Люк, упоминая Логана, назвал его своим отцом, хотя все это давно знали.
– Я так горжусь им. А ты? – Он кивнул мне. – Но, Дрейк, разве ты не говорил с ним после этого? Ты ведь звонил ему, чтобы поздравить?
– Откровенно говоря, Энни, у меня не было настроения поздравлять кого‑нибудь и с чем‑нибудь. Я старался загрузить себя работой в меру всех моих сил, чтобы не думать ни о чем другом.
Я кивнула головой, понимая, что он имел в виду.
– Выходит, ты не говорил с ним совсем?
– Мы накоротке побеседовали вчера, когда Люк прибыл в Гарвард.
– Он прибыл в Гарвард! В таком случае он недалеко и навестит меня или позвонит Тони. Может быть, он уже звонил ему.
Глаза у Дрейка потемнели, а линия рта стала более жесткой.
– Ты должна дать ему время устроиться. Это не такое простое дело – прибыть в колледж. Необходимо сделать кучу вещей: заполнить различные анкеты, урегулировать вопросы с программой и многое другое. Люк пришел в возбуждение от всего этого, заводит новых друзей в общежитии. Тебе известно, что теперь нет раздельных общежитий. И некоторые из его новых друзей будут девушки. Для тебя не должно быть неожиданным, что в один прекрасный день он найдет себе настоящую подружку.
У меня упало сердце. Настоящую подружку? Значит, кто‑то заменит меня, кому‑то он будет доверять самые сокровенные мысли, с кем‑то будет делиться своими мечтами. И этим человеком буду не я! В глубине души я знала, что когда‑то это случится, но я не прислушивалась к голосу, шептавшему предупреждения. А теперь Дрейк говорит мне в своей обычной спокойной манере, что Люк влюбится в кого‑то еще и будет счастлив. И все это ускорится из‑за того, что мое состояние не позволяет находиться рядом с Люком. Я буду прикована к этому месту, искалеченная и одинокая…
Я быстро отвела свой взгляд, чтобы Дрейк не смог прочесть мои мысли.
– Да, конечно. Но я уверена, что как только он освободится…
– Ты знаешь, – прервал меня Дрейк, пытаясь сменить тему разговора, которая заставляла его нервничать, – теперь, когда ты не сможешь путешествовать по Европе, то должна будешь подумать о своем образовании. Я считаю, что нам следует договориться о наставнике, под руководством которого ты смогла бы получить свидетельство о прохождении одного или двух курсов колледжа, пока выздоравливаешь. Конечно, если с этим согласятся доктора. – Он оглядел комнату. – Иначе тебе может быть очень скучно.
– Это хорошая идея.
– Я поговорю об этом с Тони.
– Почему бы тебе не взять это на себя, Дрейк? Поговори с нужными людьми в Гарварде. Запиши меня на один из тех курсов, которые собирается выбрать для себя Люк. Таким образом, когда он будет приходить сюда, мы могли бы работать вместе. – Я подумала, что в этом случае посещения Люка не стали бы такими скучными для него.
– Я посмотрю, что смогу сделать. Ты не должна недооценивать силы и влияния такого человека, как Тони. Верно, он держался довольно долгое время вдали от бизнеса, позволив управляющим вести дела в его империи игрушек. Но, куда бы я ни приходил в Бостоне, – добавил он, улыбаясь и расправив с гордостью спину и плечи, – везде слышали о Таттертонах. Простое упоминание этого имени открывает двери и заставляет людей суетиться вокруг и обращаться со мной так, как если бы я сам был миллионером.
– Такой человек, как Тони, может многому научить меня, – продолжал Дрейк. Его понесло, как автомобиль, движущийся с горки без тормозов. – Его мудрость взята им из опыта, а не только из книг. Он знает, кого следует повидать, как надо обращаться с людьми, какие использовать аргументы, особенно когда дело касается переговоров. – Дрейк засмеялся. – Готов спорить, он превосходный игрок в покер.
– Это замечательно, Дрейк. Я рада, что ты счастлив с ним. Скажи мне, однако, – спросила я, отложив остатки бутерброда в сторону, – говорит он когда‑либо о моей матери и о том, что произошло между ними?
– Нет. И я его не спрашивал. Если когда и произносится имя Хевен, его лицо светлеет и он упоминает только о счастливых, замечательных вещах. Может быть, нам лучше не ворошить прошлого? Зачем сейчас вытаскивать на свет какие‑то неприятные воспоминания? Подумай об этом в таком ключе, Энни, – добавил он быстро. – Что хорошего это даст кому‑либо?
– Я ни на чем не настаиваю прямо сейчас, Дрейк, однако не могу оставаться здесь, не узнав многих вещей. Иногда, – сказала я, переведя свой взор на кровать, – я чувствую, будто предаю маму, позволяя Тони делать все то, что он делает для меня.
– Но, Энни, это же чепуха! Больше всего Хевен хотела бы, чтобы ты имела самые лучшие условия для выздоровления. Она никогда не стала бы отклонять то, что хорошо для тебя. Она любила тебя слишком сильно.
– Я надеюсь, что ты прав, Дрейк.
– Я знаю, что прав. Допустим, если бы все было наоборот и Тони нуждался в помощи Хевен, ты ведь не думаешь, что она оттолкнула бы его?
– Я не знаю. Она выбросила его из своего сердца так давно, и я должна узнать почему. Разве ты не видишь, что мама…
– Ну, – прогремел голос Тони, – как дела у нашего пациента?
Он вошел так быстро, что у меня возникло подозрение, а не стоял ли он около дверей, слушая наш разговор. Дрейк, казалось, не проявил никакого беспокойства. Он тут же встал, а его глаза заблестели. Было совершенно очевидно: юноша уважал и даже боготворил Тони.
– Она чувствует себя хорошо, Тони, – быстро ответил он. – Трудно было представить лучшее место для ее выздоровления.
– Прекрасно. Ты хорошо поспала, Энни?
– Да. Спасибо, Тони.
– Пожалуйста, не благодари меня. Это я должен быть благодарен тебе. Ты даже не представляешь, что сделало твое короткое пребывание в Фарти. Это место озарилось новым сиянием. Все снова посвежело и вызывает подъем сил. Даже мои старые слуги, дворецкий Куртис, повар Рай Виски стали двигаться так, словно помолодели на много лет. Поскольку они знают, что ты находишься здесь.
– Я хотела бы повидать Рая Виски. Он один из немногих людей в Фарти, о которых любила вспоминать мама.
– Я пришлю его, как только смогу.
– И еще мне хотелось бы осмотреть дом. Может быть, Дрейк покатает меня по нему?
– Я бы с удовольствием, Энни, но должен вернуться в Бостон до закрытия биржи.
– В любом случае сегодня еще рановато делать такие прогулки. Подожди день или два, чтобы окрепнуть, и тогда я сам провезу тебя и расскажу всю историю о каждом укромном уголке в этом доме.
– Но я устала просто сидеть в кровати, – пожаловалась я.
– Миссис Бродфилд приготовила кое‑что для тебя, Энни. Тебя ожидают физиотерапия, горячая ванна и…
Я состроила гримасу.
– Если Тони обещал повозить тебя по дому, он это сделает, – пробормотал Дрейк.
Я продолжала сидеть с опущенной головой, но, подняв на него глаза, увидела, как улыбка проскользнула по губам Дрейка, совершенно так же, как в Уиннерроу, когда я ловила его взгляд, наблюдавший за мной через всю комнату. Этот знакомый взгляд согрел мое сердце.
– Знаю, плохо себя веду. Все хотят помочь мне, а я как ребенок.
– Но прекрасный ребенок, – заявил Тони. – Так что ты прощена.
– Видишь, какой он замечательный человек! – воскликнул Дрейк.
– Я вижу. Скажите мне, Тони, Люк еще не звонил? Дрейк сообщил мне, что он находится в Гарварде со вчерашнего дня.
– Еще нет. Сразу же, когда он это сделает, тебя поставят в известность.
– Просто скажите ему, чтобы пришел, как только сможет.
– Прекрасно. – Тони хлопнул в ладоши, чтобы показать, что эта тема исчерпана. – Ну, нам, пожалуй, следует теперь позволить миссис Бродфилд приступить к ее обязанностям. Я не хочу стоять на пути твоего прогресса.
– Извините меня, сэр, – обратилась к нему Милли Томас, робко стоявшая в дверях. – Я пришла посмотреть, закончила ли мисс Энни свой завтрак.
– Я закончила.
Она быстро подошла, чтобы забрать поднос.
– Спасибо, Милли. – Она улыбнулась. – Всякий раз, когда ты будешь не занята, приходи навестить меня.
– О! – Горничная слегка нахмурилась, как бы испытывая неудобство от такого легкомысленного и дружественного отношения со стороны своей хозяйки. Но мы в Хасбрук‑хаус всегда относились к прислуге, как к членам семьи. Милли быстро взглянула на Тони. – Да, мисс Энни.
– И, пожалуйста, Милли, зови меня просто Энни.
Она торопливо покинула комнату, ступая бесшумно, как мышка.
– Надеюсь, что она справится с работой, – проворчал ей вслед Тони. – Я получил ее через новое агентство, после того как совсем недавно сделал заявку.
– Она, кажется, очень хорошая, Тони.
– Посмотрим.
– Мне пора уходить, – объявил Дрейк. – Я приду снова через пару дней, Энни. Тебе принести что‑нибудь?
– Мне нужны некоторые вещи, которые находятся в Уиннерроу, Дрейк. Когда ты собираешься поехать туда?
– Пока не планировал, но я полагаю, что мы можем послать за ними. – Он посмотрел на Тони, чтобы получить его подтверждение.
– Естественно.
– Я могу также просто позвонить тете Фанни. Я уверен, что она захочет приехать повидаться с тобой.
– Я думаю, Дрейк может сам поехать туда на денек, – решил Тони. – Это довольно важное дело.
– Сделай список, Энни, и я его заберу, когда приду в следующий раз.
– Спасибо, Дрейк.
– Скоро увидимся. – Он чмокнул меня в щеку и поспешно вышел из комнаты.
Тони стоял и пристально смотрел на меня. Неожиданно выражение его лица изменилось. Оно повеселело, а его голубые глаза стали ярче. Он напомнил мне человека, который вдруг нашел то, что считал давно пропавшим. Но, когда он повернулся к окнам, в его глазах появилось что‑то странное.
– Теперь, пожалуй, мы можем открыть эти занавеси. Небо прояснилось, и на улице превосходный день. – Тони раздвинул занавеси и посмотрел вниз. – Везде распустились цветы. Завтра я собираюсь наполнить бассейн. Мне известно, как ты любишь плавать.
– Плавать? – Кто сказал ему, что я люблю плавать? И как он сможет наполнить тот бассейн завтра? Похоже, там требуется большая восстановительная работа.
– Я позабочусь также о Скаттлз. Я знаю, что, когда дни станут теплее, у тебя появится желание покататься на этом пони.
– Скаттлз? Какое странное имя для лошади. Вы действительно думаете, что доктора разрешат мне сесть на лошадь?
Он не ответил, продолжая внимательно смотреть вниз.
– Тони?
Он резко повернулся с видом человека, только что сообразившего, что находится не один.
– О! Я полностью погрузился в грезы. Итак, я скажу миссис Бродфилд, чтобы она начинала. – Он хлопнул в ладоши и вышел из комнаты.
Вскоре вошла сестра. Она проделала со мной некоторые терапевтические процедуры и массаж ног. Несмотря на то что мои ноги поднимали и поворачивали так и эдак, я ничего не чувствовала, о чем и предупреждал меня доктор Малисоф. Возникали только какие‑то неясные легкие ощущения вокруг пальцев на ногах, но, вероятно, это было плодом моего воображения.
– Я вижу ваши пальцы, миссис Бродфилд, но я их совсем не чувствую.
Она только кивнула и продолжала свою работу, словно я была куском глины и она лепила из нее какую‑то фигуру.
Потом она помогла мне переместиться в коляску, чтобы я немного поездила по комнате, пока она готовила для меня горячую ванну. Когда она ушла в ванную комнату, я подкатила к окну и посмотрела вниз, как это делал Тони.
Он говорил, что распустились цветы. Но клумбы так заросли сорняками и травой, что с ними не могло бы соперничать ни одно благородное растение. Может быть, Тони видел эти цветы в мечтах, когда клумбы станут ухоженными? Как он сам сказал, должно быть, просто грезил. И еще Скаттлз… езда верхом на лошади! Я покачала головой. Все это было очень странно и похоже на то, что Тони как бы жил в другом времени и меня принимал за кого‑то другого…
– Позвольте мне подготовить вас, Энни, для приема ванны, – заявила миссис Бродфилд, появившись за моей спиной. Я так задумалась, что вздрогнула от ее голоса. Она положила руку мне на плечо так мягко, что я быстро успокоилась. Сестра могла быть ласковой, когда этого хотела. – Вы чувствуете себя сейчас нормально?
– Да‑да. Я просто думала, миссис Бродфилд. Вы не считаете, что в ближайшем будущем я смогу ездить верхом на лошади?
– Ездить верхом на лошади? – Она рассмеялась. Пожалуй, впервые я слышала ее смех. – Я лишь надеюсь, что в ближайшем будущем вы сможете самостоятельно усаживаться в эту коляску и вылезать из нее. Кто же заронил такую мысль в вашу голову?
Я уставилась на нее.
– Никто, – сказала я.
– Хорошо, я рада, что ваши мысли носят позитивный характер. Это помогает.
Она вкатила меня в ванную комнату и помогла снять ночную сорочку. Затем устроила меня в ванну в горячей водой. В больнице, где доктора, сестры и миссис Бродфилд кололи и рассматривали мое тело, мне было совсем не стыдно. Скромность казалась нелепой и неуместной. Какая разница, кто меня, больше похожую на мертвого человека, видел голой?
Но теперь, почувствовав себя немного окрепшей и более восприимчивой ко всему, я покраснела. С тех пор как я выросла, никто и никогда не помогал мне принимать ванну. Миссис Бродфилд поддерживала меня под мышки в то время, как я опускалась в горячую воду.
– Она такая горячая!
– Она должна быть такой, Энни.
Когда я устроилась как следует, она отпустила меня, но продолжала держать руки на моих плечах. Под горячей пузырившейся водой мои ноги выглядели свинцовыми. Я все еще совсем не чувствовала их. Сильные пальцы миссис Бродфилд, привыкшие час за часом массировать или поднимать больных, разминали мои маленькие плечи и шею.
– Просто расслабьтесь, – советовала она. – Закройте глаза и расслабьтесь.
Я расслабилась и откинулась назад. Пар наполнил мои легкие, окутал всю ванную комнату, так что казалось, будто нас с миссис Бродфилд разделяют километры. Я уплыла в какую‑то призрачную страну, где играла тихая музыка, чувствуя себя от слабости опьяневшей. Я слышала, как сестра окунула махровую салфетку в пузырившуюся воду, и затем ощутила, что она подносит ее к моим рукам.
– Я могу делать это сама.
– Вы должны только расслабиться. Это то, для чего меня нанял мистер Таттертон.
Мне трудно было расслабиться, когда кто‑то растирал мое тело. Она медленно водила мокрой салфеткой, вымыв мне руки, шею и плечи и заставила наклониться вперед, чтобы приступить к спине.
– Вам приятно, Энни?
Я только кивнула, продолжая полулежать с закрытыми глазами. Так было для меня легче. Каждый раз, открывая глаза, я видела перед собой миссис Бродфилд, перегнувшуюся через край ванны с вытянутым и напряженным лицом и похожую на опытного мастерового, обеспокоенного какой‑нибудь деталью своей работы.
– У вас хорошее, упругое, молодое тело, Энни. Сильное. Вы поправитесь, если будете выполнять назначенную терапию.
От горячего пара на лбу и на рыхлых щеках сестры образовались капельки воды. Они были похожи на маленькие жемчужины. Ее лицо налилось кровью и стало почти таким же красным, как у человека, заснувшего под палящим солнцем.
Она опустила свои руки в глубину ванны и стала мыть и массировать мои ноги и ягодицы. Наконец села, чтобы восстановить дыхание. Заметив, как насмешливо я смотрю на нее, миссис Бродфилд быстро поднялась на ноги и стала вытирать руки.
– Теперь просто посидите и помокните еще немного, – сказала она и ушла в спальную комнату.
Я делала все, что было в моих силах, помогая ей вытащить меня из ванны. Потом я вытерла верхнюю часть тела в то время, когда сестра вытирала мои ноги. Затем она помогла мне надеть новую ночную сорочку и отвезла к кровати. Мне хотелось побыть еще в коляске, хотя горячая ванна сильно утомила меня.
– Только очень недолго, – согласилась она. – Я вернусь и помогу вам лечь в кровать, чтобы вы немного поспали перед обедом.
Я подождала, пока миссис Бродфилд выйдет из комнаты, затем подъехала к окну. Послеполуденное солнце опустилось довольно низко сзади громадного дома, который бросал длинную темную тень на территорию перед ним и на лабиринт. Но там, на улице, казалось, было еще тепло.
Я подъехала к окну, чтобы еще раз посмотреть на семейное кладбище Таттертонов. Мне казалось, что если я просто посмотрю на могильный памятник моих родителей, то почувствую себя ближе к ним.
Неожиданно я увидела мужчину, который возник прямо как из воздуха. Должно быть, он стоял раньше где‑то в тени. Я наклонилась к окну так близко, насколько позволила коляска, и стала пристально смотреть на фигуру человека, которая на расстоянии была нечеткой. Вначале я подумала, что это Люк, но, взглянув повнимательнее, поняла, что это был более высокий и худой человек.
Он подошел к памятнику и долго‑долго смотрел на него. Затем упал на колени. Я видела, как он опустил голову, и, хотя нас разделяло довольно большое пространство, мне все же показалось, что его тело содрогалось от рыданий.
Кто это был? В общих контурах фигуры таинственного человека было что‑то напоминавшее Тони, хотя это был не он.
Может быть, кто‑то из прислуги, кто хорошо помнил мою мать?
Я заморгала, потому что глаза мои устали от напряжения и начали слезиться. Тогда я выпрямила спину и вытерла их тыльной стороной ладони.
Когда я снова наклонилась к окну и посмотрела на памятник, то человека там уже не было. Он как бы опять растворился в воздухе, исчез, словно мыльный пузырь.
Я откинулась на спинку коляски. От увиденного меня бросило в дрожь и холод.
Может, просто разыгралось мое воображение?
Расстроенная и обессиленная, я откатилась от окна.
Глава 12
ПРИЗРАКИ В ДОМЕ
Тони застал меня спящей в коляске у окна. Я проснулась, почувствовав, что коляска движется.
– Я не хотел будить тебя. Ты выглядела такой прекрасной, как спящая красавица. Я был почти готов сделаться принцем и поцеловать тебя, чтобы ты проснулась, – тепло сказал он. Глаза его блестели.
– Я не могу поверить, что я так быстро заснула. Который теперь час?
Темные низкие облака скользили по небу, закрывая солнце, и невозможно было определить, утро ли сейчас, день или вечер.
– Не надо беспокоиться. Я уверен, что твоя усталость – результат терапии и горячей ванны, которую устроила для тебя миссис Бродфилд, – объяснил Тони успокаивающим отцовским тоном. – Вначале эти процедуры утомляют. Ты должна помнить, у тебя еще мало сил. Именно поэтому доктора и настаивают на том, чтобы ты вела спокойную, без волнений жизнь и направила усилия на быстрейшее выздоровление. По крайней мере, в самом начале.
По тому, как Тони сжал свои губы, я поняла, что своими последними словами он хотел мне напомнить о том шуме, который я подняла, увидев, что у меня нет телефонного аппарата, и слегка выговорил мне за это.
– Я знаю. Я просто была так нетерпелива, так разочарована, – заявила я в свое оправдание.
Его лицо сразу просветлело.
– Конечно. Мне понятны твои чувства. Почему ты должна была испытывать что‑либо иное? Всем это ясно. Но не торопись, процесс выздоровления должен быть постепенным и непрерывным, каждый день с небольшим прогрессом. Миссис Бродфилд говорит, что когда пациенты пытаются торопить события, они только задерживают свое исцеление.
– Странная вещь, я вовсе не чувствую себя слабой, – заявила я. – Мне даже кажется, что могла бы прямо сейчас встать и пойти, если бы меня заставили. По крайней мере, такое я испытываю время от времени.
Он с пониманием кивнул головой.
– Твои чувства обманывают тебя. Доктор Малисоф говорил мне, что подобное может случаться. Мозг не хочет признавать ограничений, возникших в теле.
Я попыталась доказать, что и Тони, и миссис Бродфилд, и доктора ошибаются. Не став его просить помочь мне перебраться из коляски в кровать, я оперлась дрожащими руками о подлокотники, силясь подняться. Нижняя половина моего тела походила на тяжелую гирю, и я, несмотря на все старания, не смогла высоко приподняться и упала обратно на сиденье. Сердце было готово выскочить из груди, резкая боль пронзила середину лба, и я застонала.
– Как я и говорил. Кажется, что ты можешь делать все, что привыкла делать раньше, но на самом деле нет. Это мозг сопротивляется тому, что случилось. – На мгновение Тони посмотрел в сторону. – А иногда… иногда даже самые лучшие и сильные умы отказываются верить, что их тела… верить в то, что существует суровая реальность. Они изобретают, притворяются, фантазируют, делают все, чтобы не слышать слов, которых боятся. – Его голос постепенно превратился в шепот.
Я с удивлением смотрела на него. Он говорил с таким чувством, с такой страстью, что я испытывала неловкость. Единственное, что я смогла сделать, это кивнуть головой. Затем Тони снова повернулся ко мне, его лицо вновь изменилось, в глазах было сострадание. Он наклонился, причем его лицо было так близко от моего, что наши губы почти касались, просунул свои руки под мои, поднял из коляски и посадил на кровать. Некоторое время он продолжал обнимать меня, прижавшись щекой к моему лицу. Мне показалось, что он прошептал имя мамы. Затем осторожно отпустил, и я упала на подушку.
– Надеюсь, я не был слишком груб, – сказал он, все еще нагнувшись надо мной и не отодвигая своего лица.
– Нет, Тони.
Я знала, что это было нечестно и даже глупо, но я тогда просто ненавидела свое тело за то, что оно подвело меня, поставив в зависимость от милости и доброты других людей.
– Вероятно, тебе стоит поспать немного перед обедом, – посоветовал мне Тони.
Меня не надо было упрашивать: веки настолько отяжелели, что было трудно держать их открытыми. Каждый раз, когда я поднимала глаза, мне казалось, что Тони склоняется все ближе и ближе. Я даже чувствовала (хотя, по идее, не должна была), что руки Тони ласкают мне ноги. Изо всех сил стараясь не засыпать, я пыталась подтвердить или опровергнуть это, однако быстро провалилась в сон, как после снотворного. Моей последней мыслью было, что губы Тони двигались по моей щеке к моим губам…
Я проснулась, когда Милли Томас ставила поднос с ужином на столик. Очевидно, пока я спала, прошла летняя гроза. Я чувствовала свежий влажный запах дождя, хотя небо лишь частично было затянуто облаками.
Я вспомнила, как Тони помогал мне перебираться в кровать. Вспомнила и то, как его руки были на моих ногах, а его губы около моих губ, однако сочла все это плодом какого‑то полусонного состояния.
– Я не хотела разбудить вас, мисс Энни, – произнесла Милли застенчиво.
Быстро заморгав и окончательно проснувшись, я посмотрела на горничную. С плотно прижатыми к бокам и скрещенными на животе руками, она была похожа на раскаивающуюся грешницу из Уиллиса, которую только что отчитал священник Вайс. Он всегда относился более сурово к людям из Уиллиса, чем к жителям самого Уиннерроу.
– Все в порядке, Милли. Мне было пора просыпаться. Что, прошел дождь, да?
– О, чертовски сильный, мисс Энни!
– Пожалуйста, не зовите меня мисс Энни, а просто Энни. – Она слегка кивнула головой. – Откуда вы, Милли?
– О, из Бостона.
– Вы знаете, где находится Гарвард?
– Конечно, мисс… конечно, Энни.
– Моя дядя Дрейк учится там, а теперь… теперь и мой двоюродный брат поступил туда учиться. Его зовут Люк.
Она улыбнулась с большей теплотой и положила сзади меня подушку. Я подтянулась и села, чтобы поужинать. Милли подкатила столик к кровати.
– Я не знаю никого, кто ходит в Гарвард.
– Как давно вы работаете горничной, Милли?
– Пять лет. До этого я выполняла подсобную работу на складах Файлена, но мне она не нравилась и я предпочла работать горничной.
– А почему вам нравится работать горничной?
– Моя мать так говорит об этом: «Вы работаете в хороших домах. И вы имеете дело с более воспитанными людьми». Она также была горничной многие годы. Теперь она в приюте.
– О, извините меня, Милли.
– Все в порядке. Она довольна. Мне жаль вас, Энни. Я знаю о вашей трагедии. Сегодня утром о вашей матери говорила вся прислуга, я имею в виду, конечно, тех, кто помнит ее.
– Например, Рай Виски, да?
Она засмеялась:
– Когда садовник назвал его так, я подумала, что он спрашивает виски, чтобы выпить.
– Моя мать обычно называла его так же. Да, вы напомнили мне о нем. Когда вернетесь на кухню, скажите Раю Виски, что я хочу, чтобы он пришел сюда ко мне. Прямо сейчас. Его должен был послать сюда Тони, но, очевидно, забыл. Пожалуйста, сделайте это.
– О, конечно, я это сделаю. Я прямо сейчас отправлюсь туда. Не хотите ли вы, чтобы я принесла на ужин еще чего‑нибудь?
– Нет. Вполне достаточно.
– В таком случае начинайте скорее ужинать, иначе все будет совершенно холодным, – бросила на ходу миссис Бродфилд, войдя в спальню и направившись в ванную комнату с охапкой свежих белых полотенец. – Разве я не просила вас отнести наверх эти полотенца? – проговорила она, обернувшись к Милли у двери в ванную.
Горничная вспыхнула:
– Я собиралась сделать это, мадам, как только подам Энни ее ужин.
Миссис Бродфилд промычала что‑то и последовала дальше в ванную комнату. Милли поспешно пошла к выходу.
– Не забудьте о Рае Виски, – напомнила я ей громким шепотом.
– Не забуду.
Миссис Бродфилд вышла из ванной и подошла к моей кровати посмотреть, что принесли мне на ужин. Она нахмурилась, увидев маленький кусочек шоколадного торта.
– Я совершенно ясно сказала этому повару, чтобы он не клал на ваш поднос ничего жирного на десерт. Пока на десерт может быть только немного желе.
– Хорошо, я не буду есть этот торт.
– Да, вы не будете, – заявила она и нагнулась над кроватью, чтобы забрать его с подноса. – Я прослежу за тем, чтобы вам дали желе.
– Это неважно.
– Исполнение моих распоряжений – это важно, – пробормотала она, затем расправила плечи, как какой‑нибудь генерал, и вышла из комнаты.
«Бедный Рай Виски, – подумала я. – Я с ним даже еще не успела встретиться, а он из‑за меня уже попал в беду». Я закончила свой ужин, причем ела больше по необходимости, чем для удовольствия, жуя и глотая автоматически. Каждый кусочек вареной курицы казался мне сделанным из камня. Не курица была тому виной и не повар (приготовил он ее отменно) – просто я была слишком утомлена и подавлена и ко всему испытывала безразличие.
Закончив ужин, я услышала стук. В дверях стоял старый негр, который мог быть только Раем Виски. На нем был еще надет кухонный фартук, а в руках он держал небольшую чашку с желе.
– Войдите, – разрешила я, и мужчина медленно двинулся вперед.
Когда он подошел ближе, я заметила, что глаза его были широко раскрыты, а белки в них такие блестящие, что напоминали горящие свечи в глазницах маски из тыквы в канун Дня всех святых. То, что он увидел, взглянув на меня, несомненно, потрясло его.
– Вы, должно быть, Рай Виски?