Официальная биография Уинстона Спенсера Черчилля 39 глава

Анализируя систему государственного управления, Черчилль одновременно излагал и собственные взгляды. «Я презираю тиранию в любом обличье и в любом месте, где бы и как бы она ни появилась», – заметит он Морису Эшли в апреле 1939 года, добавив, что «все это, разумеется, применимо к нынешней ситуации»¹⁶⁸. В 1939 году тирания приняла «обличье» Гитлера, а «местом», где она начала господствовать, стала Германия. Ни до, ни после Второй мировой Черчилль не питал враждебности к немцам. Но тот факт, что родина Гёте, Вагнера и Планка дала жизнь противному человеческой природе политическому учению, представлявшему угрозу для всего мира, оказало существенное влияние на его произведение.

В первом сохранившемся тексте «Истории», датированном 9 сентября 1938 года (накануне подписания Мюнхенского соглашения), есть фрагмент, в котором описывается, что обнаружил бы житель Римской Британии III века, «проснись он в наше время». Кому как ни Черчиллю было знать, сколь многое изменилось за прошедшие семнадцать веков – особенно «скорость передвижения и объем печатной и вещательной продукции». Не все изменения, правда, были положительны. Замечая, что путешественник во времени обнаружил бы «более толстые книги по истории, уступающие Тациту и Диону Кассию», автор проходится по деградации интеллектуальных стандартов; а напоминая, что некоторые испорченные граждане постарались бы вызвать у вымышленного героя «множество племенных и расовых предубеждений и враждебных чувств, которых он не испытывал прежде», он указывает на происходящие на континенте бесчинства. Но главная мысль, которую Черчилль хотел донести до читателей, сводится к другому. Да, многое изменилось, однако многое осталось неизменным. Совершивший скачок во времени нашел бы, что «многие законы являются прямым продолжением тех, которые ему знакомы». Он обнаружил бы ту же религию и знакомые ему «шедевры древней литературы». Он увидел бы «прочное правительство» и ощутил бы «чувство принадлежности огромной империи». Он испытал бы те же страхи: «он так же опасался бы гуннов». В дальнейшем Черчилль заменит последнее слово на «пришельцев из-за Северного моря». Но общий посыл с угрозой от «империи, расцвет которой уже миновал» и «боязнью внезапного нападения варварских сил, вооруженных равным по мощи оружием», сохранился¹⁶⁹.

Фрагмент с аллюзией на Третий рейх был не единственным, где затрагивалась злободневная тема. Немецкий след пустил и более глубокие корни. В год появления Черчилля на свет – 1874-й, английский историк Джон Ричард Грин (1837–1883) опубликовал свою самую известную книгу «Краткая история английского народа». Грин считал, что современные обитатели Туманного Альбиона произошли от немцев, а сама Германия позиционировалась им не иначе как «отчизна английской нации»¹⁷⁰.

Теория Грина не лишена оснований. Взять, к примеру, составной термин «англосаксы». Обе его части происходят от названия древнегерманским племен – англы и саксы, а также находят отражение в названиях таких федеральных земель, как Нижняя Саксония, Свободное государство Саксония и Саксония-Анхальт.

Черчилль был хорошо знаком с произведением Грина. Он прочитал его еще в школе и, безусловно, находился под влиянием высказываемых в нем идей. Однако это не помешало ему выступить против постулатов викторианского историка. В сохранившихся черновиках он открыто спорит с ним, заявляя, что «ни один англичанин не должен воспринимать себя, как продукт тевтонского завоевания». Впоследствии по совету предусмотрительного Янга эта фраза, как и большинство других диспутов с Грином, была исключена¹⁷¹. Но сама критика немецкого происхождения англичан осталась. Сохранилась и та идея, которую автор предложил взамен. По мнению Черчилля, современные англичане наследовали не древним германцам и не древним римлянам. Своим прошлым они обязаны предкам французов – нормандцам.

Если Грин обходит стороной знаменитое сражение при Гастингсе —14 октября 1066 года, то Черчилль, наоборот, уделяет ему самое пристальное внимание. Для будущего премьера битва между англосаксонским королем Гарольдом II Годвинсоном (1022–1066) и нормандским герцогом Вильгельмом (1027/1028-1087) была важна не только тем, что в ней принял участие первый из известных представителей его рода Вандриль де Лион, лорд де Курсель, – с убийством на поле боя Гарольда оборвалось саксонское правление, и началась новая эпоха в истории Туманного Альбиона.

«День битвы при Гастингсе связывает Англию и Францию и вновь делает Англию одним из участников жизни Западной Европы – в династическом, рыцарском и духовном плане», – так охарактеризовал Черчилль это событие в черновиках своей рукописи. В окончательной редакции он также отметил трудную, но неизбежную ассимиляцию двух народов, одновременно указав на отдаленность потомков нормандцев от саксов: «Первое время нормандцы не воспринимали ни манер, ни обычаев англичан. Поначалу завоеватели, презиравшие неотесанных англичан, с их точки зрения грубых и невежественных, правили силой оружия. Но вскоре, что вполне совпадало с истинной нормандской традицией, они начали жениться на местных девушках и отождествлять себя с прошлым Англии»¹⁷².

Если силой своего творчества Черчилль смог расставить в книге акценты и ослабить тевтонское влияние на английскую историю, то в мире людей и идей все оказалось гораздо сложнее. Вечером 31 августа политик работал в Чартвелле. Он дорабатывал текст, посвященный Питту-старшему, годы премьерства которого находил «вдохновляющими». Джорджу Янгу он признался в тот день, что испытывает «утешение во времена, подобные нашим, иметь возможность погрузиться в другие века»¹⁷³. Спать Черчилль пошел, как обычно, поздно. А буквально через несколько часов немецкий броненосец «Шлезвиг-Гольштейн», прибывший накануне в вольный город Данциг, открыл огонь по военно-транзитному складу на полуострове Вестерплатте. Началась Вторая мировая война.

С каким балансом в части завершения своего труда подошел Черчилль к новому историческому событию, которое изменит и его жизнь, и жизни десятков миллионов других людей? В последний день лета, который также стал последним мирным днем на следующие шесть лет, Черчилль сообщил Флауэру-старшему, что основной текст написан. Его объем составил 530 тысяч слов. Осталось лишь «сделать купюры и редакцию»¹⁷⁴.

Невероятно, но факт. За один год Черчилль смог написать больше полумиллиона слов. Это означало, что каждый день он писал (или диктовал) текст объемом в полторы тысячи слов. С учетом активности на политическом фронте это была огромная нагрузка, которая не могла не сказаться на состоянии автора – немолодого человека, приближающегося к своему шестидесятипятилетию. «Под конец меня стали все больше одолевать сомнения, и я рад, что мне хватило сил завершить этот труд», – напишет он Эдварду Маршу в конце июля 1939 года¹⁷⁵.

Достижение Черчилля бесспорно, но не абсолютно. Его нельзя рассматривать в отрыве от двух важных дополнений. Во-первых, объем. Флауэр не мог подтвердить названные автором цифры. Отказавшись рассматривать текст по частям, он вынудил Черчилля обратиться для печати готового материала к Харраггу. Но даже если заявленные объемы и соответствовали действительности, то речь шла исключительно о первой редакции, которая значительно отличалась от финальной версии. Это подтверждал и опыт предыдущих работ, и признание самого автора, заметившего в конце марта Морису Эшли: «Насколько ты знаешь, моя черновая рукопись имеет мало общего с конечным продуктом»¹⁷⁶.

Во-вторых, хотя Черчилль и выполнил обязательства в части объема, говорить о завершении произведении, или как выразился сам автор – создании «конечного продукта», не приходилось. Ставка на объем привела к снижению качества и изменению первоначальной структуры. Причем одно цепляло за собой другое. Стремление как можно быстрее набрать необходимое количество текста способствовало раздутости повествования и отказу от намеченного распределения исторических периодов по томам. В итоге, хотя Черчилль и достиг полумиллионного рубежа, исполнение контракта оставалось под вопросом. А с учетом начавшейся войны и назначения автора на должность первого лорда Адмиралтейства – под весьма большим вопросом.

Но Черчилль не отчаивался. Что и не удивительно. Удивляет другое, окунувшись вновь в воды государственного управления и занявшись решением животрепещущих проблем обороны страны, новоиспеченный министр не оставлял планов по исполнению своих обязательств и завершению начатого труда. А завершать было что. Реально был отработан текст, завершавшийся кончиной королевы Анны в 1714 году и не превышавший по объему 320 тысяч слов. Остальное находилось в несвязанных фрагментах, требующих упорядочивания и значительной переработки¹⁷⁷.

На самом деле за стремлением Черчилля завершить начатое стояла не маниакальная привязанность к своей книге, а гораздо более банальная, но от этого не менее серьезная потребность в деньгах. От исполнения контракта с Cassell & Со. Ltd. даже после попадания в состав военного кабинета зависело многое, вплоть до выставления в очередной раз любимого поместья на продажу. Но у продолжения литературной деятельности имелось серьезное законодательное ограничение. Полученные в результате совмещения сочинительства и политической деятельности доходы Черчилля попадали под сложную систему налогообложения, оставляя автору малую толику от полученного гонорара.

Несмотря на это обстоятельство, первый лорд отчаянно пытался поставить точку в многотомном сочинении. Своему другу и бывшему парламентскому секретарю Роберту Бутсби он признался через неделю после начала Армагеддона, что с момента своего назначения в Адмиралтейство он работает без устали, отвлекаясь только на сон и принятие пищи¹⁷⁸.

Спустя три дня после этого признания глава британского ВМФ нашел время между составлением объемного (четыре страницы) послания премьер-министру Невиллу Чемберлену, написанием писем экс-премьеру Нидерландов Хендрику Колейну (1869–1944), главе внешнеполитического ведомства лорду Галифаксу, министру военного снабжения Эдварду Лесли Барджену (1887–1945), а также составлением нескольких письменных указаний адмиралам и офицерам направить материалы своей книги Джорджу Янгу. В развернутом сопроводительном письме он сообщал о статусе выполненных работ, а также о том, что требовало дополнений, разбивки по главам, редактуры и коррекции. Учитывая изменившиеся обстоятельства, Черчилль принял решение максимально быстро пройтись по оставшимся кускам и сформировать к 15 ноября единый блок с последующим чтением свежим взглядом перед отправкой издателям. Также решено было отказаться от сокращения текста до согласованного с издателями объема 430 тысяч слов¹⁷⁹.

Девятнадцатого сентября Черчилль получил от Янга выверенные материалы про Вильгельма III и Мальборо. «Я надеюсь изучить твои комментарии, едва у меня появится небольшая передышка», – сказал первый лорд своему помощнику, а пока, не дожидаясь «передышки», переправил эти материалы Дикину с просьбой просмотреть правки Янга¹⁸⁰. В тот момент Дикин уже находился на службе и расквартировался вместе со своим формированием – 63-м (Оксфордские йомены) противотанковым полком Королевской артиллерии – в Уорике, графство Уорикшир. До начала Первой мировой войны в этом же полку служил майор Уинстон С. Черчилль.

Все материалы пересылались Дикину по почте. «Это был какой-то кошмар, но очень приятный кошмар», – вспоминал историк в начале 1990-х годов¹⁸¹. В первый день октября секретарь первого лорда Кэтлин Хилл направила Дикину новую порцию материала, передав с сопроводительной запиской просьбу шефа: «Мистер Черчилль хочет, чтобы вы разложили все по порядку и связались с ним как можно скорее»¹⁸².

В тот же день, когда Дикин получил новую порцию материалов, Черчилль выступил с первой военной речью по радио. Работа над книгой не прошла бесследно, найдя отражение в тексте выступления. «Я смотрю назад, на историю прошлого и нахожу в ней много источников для воодушевления», – заявил первый лорд Адмиралтейства своим слушателям. Какой период он выбрал для примера? Героическое противостояние римлянам королевы Боудикки, легендарную победу адмирала Нельсона при Трафальгаре, сокрушительный разгром французских войск при Бленхейме или славные победы при Пуатье, Креси и Азенкуре времен Столетней войны? Нет, Черчилль привел в качестве примера Гражданскую войну в США, заявив, что «среди всех войн не было более благородного противостояния», чем сражения армий Севера с конфедератами. Он закончил свою речь словами известного британского оратора и либерала XIX столетия Джона Брайта (1811–1889), который, выступая перед английскими рабочими после окончания Гражданской войны, сказал: «Наконец, после того как дым на полях сражений рассеялся, ужасный призрак, раскинувший свою тень над всем континентом, исчез навсегда»¹⁸³.

Почему Черчилль выбрал именно этот период, и именно из истории США, а не своей родной страны? Уже тогда он понял, что Великобритания одна не в состоянии выиграть войну с Германией. Черчилль стал активно искать союзников, увидев в заокеанской империи едва ли не единственное средство спасения. На восьмые сутки после вступления Великобритании в войну он получил письмо от президента США Франклина Делано Рузвельта, который предлагал наладить взаимодействие. Предложение было принято¹⁸⁴. Черчилль вступил в насыщенную переписку с главой США, которая продлится на протяжении следующих пяти с половиной лет и прервется лишь со смертью Рузвельта. Для британского политика упоминание в радиовыступлении эпизода из истории Соединенных Штатов ознаменовало качественную перемену в его мировоззрении, тем самым он подтверждал, что принимает курс на сближение с заокеанским партнером. Подобная метаморфоза не преминет отразиться и на готовящемся произведении. Правда, литературный успех в этом отношении окажется менее удачным, чем политический.

На следующий день после того, как Черчилль направил первые ответные послания Ф. Д. R, Дикин получил от главы Адмиралтейства новые материалы о правлении королевы Елизаветы и колонизации Америки. В сопроводительных документах отмечалось два принципиальных момента. Во-первых, Черчилль торопился: он то упоминал о «крайней срочности», то – о «большой важности» скорейшего завершения работы. Во-вторых, он делегировал своему помощнику значительные полномочия, включая проверку откорректированных другими материалов, разбитие текста по главам и даже предложение заглавий. После Дикина материалы были переданы для редактуры Маршу. При этом некоторые главы о правлении королевы Елизаветы Черчилль по-прежнему считал «слабыми»¹⁸⁵.

Несмотря на оставляющее желать лучшего качество отработанных глав, а также большой объем текста, который требовал проверки, дополнения и структурирования, политик все равно надеялся сдать книгу к концу года¹⁸⁶. Понимая, что «законченный продукт» будет отличаться от того, что планировалось изначально, а также учитывая смазанный характер заключительной части, он предложил закруглить проект подготовкой предисловия. Объем последнего сначала планировалось ограничить двадцатью тысячами слов, сократив его в дальнейшем наполовину. Для облегчения переговорного процесса, Черчилль вышел с этим предложением на Флауэра-младшего, который подтвердил заинтересованность издательства в подобном предисловии.

Десятого ноября Черчилль сообщил Десмонду Флауэру, что «не считая предисловия, над которым я сейчас работаю и которое, как я надеюсь, будет завершено в ближайшее время, а также нескольких лакун, в которых необходимо дописать либо абзац, либо страницу, книга завершена»¹⁸⁷. На самом деле это было более чем смелое заявление. Произведение по-прежнему оставалось незаконченным. Как Черчилль ни старался, но завершить работу с расстановкой всех акцентов, включением взвешенных оценок, раскрытием всех существенных для автора фактов, не говоря уже о стилистической выверке, в годы войны ему не удастся. Тот же Марш в середине ноября 1939 года не сможет скрыть своего разочарования, заметив, что, читая некоторые главы, он «не узнает» стиля автора¹⁸⁸.

Оценка Марша касалась главы, описывающей историю Австралии и написанную большей частью Аланом Баллоком. Это был довольно тревожный симптом, ознаменовавший изменение творческого метода. Если в 1938 и первой половине 1939 года авторство нового произведение, несмотря на привлечение помощников, оставалось по большей части за Черчиллем, то с момента начала войны все больше места стало отводиться коллективному творчеству. Еще в начале войны, когда обсуждался вопрос подготовки дополнения в виде краткого описания первых десятилетий XX века, Черчилль пригласил в Адмиралтейство Баллока и попросил написать этот раздел. Баллок стал препираться, заявив, что никто не сможет написать подобный текст за Черчилля. Кроме того, он и понятия не имел, что думает прошедший через круговерть суровых событий знаменитый политик.

Черчилль не привык принимать возражения от своей команды. Заявив дежурному офицеру, чтобы его не беспокоили, «если только немецкий Флот открытого моря не перейдет в наступление», первый лорд проводил Баллока в комнату заседаний Совета Адмиралтейства. Он хотел донести до молодого выпускника Оксфорда свое видение прошедших десятилетий, чтобы тот смог изложить их в готовом виде. Баллок пожалеет впоследствии, что сразу после аудиенции не записал этот уникальный монолог. Единственное, что у него отложилось, Черчилль неоднократно подчеркивал, что отличительной чертой рассматриваемой эпохи была «смертельная схватка между двумя великими государствами – Британией и Германией»¹⁸⁹. В итоге Баллок откажет. Черчилль вернется к этому вопросу весной 1940 года, но снова не встретит поддержки.

Не придавая значения негативной оценке Марша, на следующий день после ремарки своего друга Черчилль направил Дикину очередную порцию материалов на доработку. В течение ближайших дней он ожидал от него глав про наполеоновские войны, а также о первой половине XIX столетия, включая описание Крымской войны. «К концу ноября я ожидаю получить предисловие объемом десять тысяч слов, – делился он своими планами. – Я надеюсь собрать все к 7 декабря, чтобы выполнить условия контракта. Прошу предпринять все возможные усилия, чтобы я смог успеть к назначенной дате»¹⁹⁰.

Обращает на себя внимание фраза – «ожидаю получить предисловие», которая лишний раз подтверждает коллективный характер создания нового произведения. Предисловие было подготовлено Джорджем Янгом, затем передано для проверки Эдварду Маршу и 10 декабря возвращено на доработку обратно Янгу¹⁹¹.

Шестнадцатого декабря Черчилль направил Флауэру-младшему законченный труд «Рассказ об англоязычных народах», который состоял из пролога и десяти книг общим объемом в полмиллиона слов. В сопроводительной записке автор указал, что работа над этим произведением представляла для него «огромный интерес», а само произведение стало результатом «титанического труда». Черчилль готов был помочь с публикациями в газетах, а также с выбором иллюстраций. Письмо отличала исключительная вежливость. Пользуясь случаем, глава британского ВМФ благодарил сына руководителя издательства за «доброту и любезность».

Вежливое обращение бывает полезным, поскольку способно сгладить противоречия и оказать благоприятное влияние. Но и это влияние имеет пределы. Через одиннадцать дней первый лорд получил ответ, в котором его благодарили за предпринятые усилия, однако принять произведение к публикации в подобном формате отказались. Издателям не понравилось, что, срезая углы, автор решил завершить книгу не Первой мировой войной, а тем материалом, который был у него готов на момент сдачи рукописи – убийством Линкольна. Также ему напомнили об обещании дополнить книгу эпилогом, но в переданной версии эпилог отсутствовал.

Недовольный ответ издателей Черчилля не смутил. Он согласился предоставить в ближайшее время эпилог объемом в десять тысяч слов, после чего продолжил продвигать свою мысль, что отсутствие эпилога не должно препятствовать публикациям в газетах, а также подготовке издания в книжном формате¹⁹². Подобная позиция вновь не устроила издателей.

Четвертого января 1940 года по указанию премьер-министра Невилла Чемберлена Черчилль покинул Лондон и направился в Париж на совещание с французскими военными. Он доехал на машине до Дувра, где пересел на борт эсминца «Кодрингтон». На борту его встретил командир корабля капитан Каспер Силас Свинли (1898–1983). Внешний вид первого лорда произвел на морского офицера впечатление. На Черчилле было пальто с меховым воротником, на голове фуражка от формы Тринити-хауса со смещенным козырьком и кокардой. Как потом выяснится, фуражка была повреждена, потому что на нее сели в автомобиле во время поездки в Дувр. Отдохнув некоторое время в каюте капитана, Черчилль поднялся на мостик, откуда стал наблюдать, как эсминец покидает гавань Дувра и берет курс к северному побережью Франции¹⁹³.

В тот самый день, когда Черчилль покинул берега Туманного Альбиона, на его адрес пришло «длинное и сумбурное» (по словам Брекена¹⁹⁴) письмо от Десмонда Флауэра. В письме сообщалось, что издательство несогласно с тем, как автор завершил свою книгу. Многие важные темы, которые обсуждались и которые должны быть раскрыты в произведении: война в Южной Африке, история Великобритании конца XIX и начала XX столетия – оказались за периметром изложения. Кроме того, Черчилль обещал написать отдельный материал про британскую и американскую демократию, а также проанализировать отношения между англоязычными народами накануне Первой мировой войны. Ничего этого сделано не было. И предложенный эпилог объемом десять тысяч слов не может компенсировать описание полувековой истории. С учетом названных фактов издатели сочли, что контракт нельзя считать выполненным, а посему ждали от автора предложений, каким образом он собирается решить возникшие проблемы¹⁹⁵.

К разрешению неприятной ситуации подключился Брендан Брекен. Он связался с Флауэром-младшим и договорился, что Черчилль завершит произведение должным образом к 30 июня 1940 года, а издательство в свою очередь незамедлительно выплатит причитающуюся часть гонорара – семь с половиной тысяч фунтов. Несмотря на перенос сроков, а также жесткий подход в финансовом вопросе, Cassell & Со. Ltd. согласилось с предложенным вариантом¹⁹⁶. Обсуждение велось по телефону, поэтому никаких письменных свидетельств не сохранилось. Но исследователи склонны с большой долей достоверности полагать, что в ходе переговоров Брекен напомнил издателям, что речь идет не о простом авторе, а о человеке, от которого с каждым днем боевых действий все больше зависит судьба страны¹⁹⁷.

После получения гонорара Черчилль расплатился с Дикином, передав ему семьсот фунтов за «неоценимую помощь в коррекции и чтении рукописи». Сопроводительное письмо отличалось неформальным обращением «мой дорой Билл» и содержало красноречивую фразу: «воспринимай меня всегда, как друга». В тот же день гонорар в триста фунтов был направлен Янгу. Черчилль также благодарил его и признался в «огромном удовольствии установить дружеские отношения» со своим помощником. Также свою долю – дополнительные шестьдесят фунтов к выплаченным ранее сорока – получил Марш¹⁹⁸.

Благодаря настойчивости Брекена Черчилль получил еще полгода для работы над книгой. Но в действительности никакой работы ни в первой, ни во второй половине 1940-го, ни тем более в последующие пять лет не велось. Из бурной реки в конце августа 1939 года творческий процесс превратился в едва заметный ручеек в начале следующего года, иссякший полностью в мае 1940-го, когда Черчилль был назначен премьер-министром.

Копия написанных к концу 1939 года и переданных в издательство материалов не сохранилась. Она сгорела в годы войны при разрушения здания Cassell & Со. Ltd. во время одного из авианалетов. Осталась лишь авторская версия, все годы войны хранившаяся у секретаря британского политика Кэтлин Хилл. С нее стряхнули пыль только в 1945 году, когда поражение гитлеровской Германии было уже не за горами.

Завершение проекта продолжилось после возвращения Черчилля с Ялтинской конференции в феврале 1945 года. Но это уже была совершенно другая работа с гораздо более широким перечнем участников. Для начала сохранившаяся рукопись была направлена профессору политологии Кембриджского университета Дэнису Уильяму Брогану (1900–1974), автору таких монографий, как «Американская политическая система», «Политика и закон в Соединенных Штатах» и «Американский характер». «Определенно, он знает про американскую историю больше, чем любой из ныне здравствующих англичан, – рекомендовал его Черчиллю незаменимый Брекен. – Не думаю, что мы сможем найти лучшего специалиста»¹⁹⁹.

Если быть точным, то Броган не был англичанином. Он родился в столице Шотландии и имел ирландские корни, чем и объяснялась его любовь к американской истории. Но это частности. Черчилль встретился с ученым, и они нашли общий язык. Профессор был принят в команду за вполне достойный гонорар – одна тысяча фунтов в год, что было соизмеримо с его жалованьем в Кембридже. Рассчитывая решить за год поставленную перед ним задачу, Броган активно взялся за доработку текста летом 1945 года. Близкое окружение премьер-министра жило в предвкушении переизбрания Черчилля, и возобновившаяся работа над «Историей» рассматривалась многими, как лебединая песня британского автора. В принципе, так оно и будет. Только времени на завершение этой песни потребуется гораздо больше, чем предполагалось в середине 1945 года.

Погрузившись в изучение переданных материалов, Брогану не составило труда определить, что первые два тома, завершавшиеся началом правления Георга III (1738–1820) – 1760 год, – «практически готовы к выпуску». Черчилля эта новость порадовала. В октябре 1945 года он провел с Ньюманом Флауэром успешные переговоры, договорившись, что «История» будет завершаться не 1914-м, а 1874 годом. О том, что было после рождения Черчилля, читатели смогу узнать из других работ автора – «Лорда Рандольфа», «Речной войны», двухтомника о конфликте в Южной Африке и «Мирового кризиса». Не менее удачно получилось и с датой публикации, которая из-за нехватки в стране бумаги планировалась не раньше декабря 1946 года. Таким образом, у автора и его команды было еще больше года до завершения многострадального труда. Учитывая время, за которое были написаны первые два тома, – вполне достаточно для доработки третьего.

Решив использовать перенесенный на конец следующего года срок публикации, Броган начал коррекцию текста не с третьего, а с первого тома. В работе ему помогала его супруга – археолог Олвен Филлис Фрэнсис (1900–1989) и специализирующийся на истории Средневековья Вивиан Хантер Гэлбрайт (1889–1976), профессор Оксфорда и член Британской академии. Наставляя свою команду, Черчилль говорил: «Главная заслуга моей книги состоит в том, чтобы вызвать интерес у большого количества людей, не обращавшихся к этим историческим периодам со времен учебы в школе. Поэтому очень важно, чтобы я не допустил ни малейшей ошибки, позволившей критикам дискредитировать точность приводимых в тексте фактов»²⁰⁰.

Работа продвигалась относительно быстро, пока в очередной раз не начала сбоить, едва повествование дошло до XVIII столетия. «Я испытываю огромное недовольство английской политической и общественностей жизнью в период правления трех первых Георгов», – признается Черчилль Брогану в декабре 1945 года. Он считал, что «глубокое отвращение и антипатия» с его стороны должны обязательно найти отражение в тексте. Черчилль хотел акцентировать внимание на «коррумпированности и самодовольстве» того времени, на «недальновидности» тори, а также на «кастовых предрассудках и интригах» вигов²⁰¹.

Для Брогана, привыкшего работать в пастельных тонах научной объективности, наклеивание подобных ярлыков было непривычным. Но у него были и другие заботы с книгой. Ответственно подойдя к порученной работе, он тщательно проштудировал главы, относящиеся к XVIII столетию. Найденных им недочетов хватило на восемнадцать страниц. Среди них были всевозможные неточности в датах, именах и прочих фактах, а также более серьезные ошибки, касающиеся спорных трактовок и неправильной структуризации. Последние требовали полной переработки отдельных фрагментов, добавления новых и удаления существующих кусков²⁰².

Обо всем об этом Броган сообщил Черчиллю за несколько дней до окончания 1945 года. Впереди еще был целый год, чтобы внести исправления и подготовить к изданию полноценный и интересный для широкого круга читателей труд. Но не тут-то было. С 1958 года, когда были достигнуты первые договоренности о публикации «Истории», в мире многое изменилось. Многое изменилось и в жизни самого автора, и в его статусе. Он и так занимал высокое положение в британском обществе, а после назначения в мае 1940 года на пост премьер-министра и успешного завершения Битвы за Британию превратился в знаменитость, причем не только национального, но и международного масштаба. С изменением модальности автора изменился и статус создаваемого им произведения, которое превратилось для издательства в золотую жилу. Сам Черчилль не брезговал этим пользоваться, получив в 1944 году предложение от Александры Корды купить права на кинопостановку незавершенной книги.

Другие тоже хотели воспользоваться моментом и погреть руки на сулящем значительные выгоды проекте. В ноябре 1939 года Cassell & Со. Ltd. продало права на публикацию «Истории» в США и Канаде Dodd, Mead & Со. и McClelland & Stewart Ltd. соответственно. По мере того как росла популярность автора в годы войны, североамериканские издательства стали выражать трепетное желание опубликовать его книгу как можно скорее. Подобная спешка расходилась с планами Флауэра и Черчилля, которые решили перенести публикацию на послевоенный период, когда нагрузка на автора спадет и он сможет завершить эпохальный труд.