Ортега спросил собравшихся на площади бойцов Армии грамотности, согласны ли они с его словами. В ответ прозвучало многоголосое «Да!».
КОСЕП немедленно отозвался на выступление Умберто Ортеги, утверждавшего, что сандинисты раскрыли свои планы навсегда остаться у власти.
Между тем СФНО не собирался отсиживаться в идеологической обороне. Через две недели после выступления Ортеги были опубликованы декреты хунты № 511, 512 и 513. Эти декреты запрещали политическим партиям заниматься «политическим прозелитизмом» (то есть вербовкой новых сторонников) до официального объявления предвыборной кампании. Средствам массовой информации запрещалось распространять информацию на определенные темы без ее предварительного получения или одобрения правительственными органами. К таким темам относились, в частности, недостаток товаров в торговле или инфляция, вооруженные столкновения с противниками режима, забастовки, конфликты на селе, включая захваты земель, чрезвычайные происшествия в сфере коммунальных служб[866].
Естественно, буржуазная оппозиция расценила эти декреты как начавшееся превращение Никарагуа в марксистско‑ленинское тоталитарное государство.
Лидер УПАНИК Салазар (родился в 1939 году) принял решение свергнуть сандинистов насильственным путем. Отец Хорхе Салазара, капитан национальной гвардии, был личным помощником Сомосы, а сам он получил военное образование в США. Семье Салазаров принадлежали большие кофейные плантации. Во время борьбы против Сомосы, когда сандинисты и их сторонники сотнями гибли в городах под бомбами национальной гвардии, Салазар организовал в своей родной провинции Матагальпа сбытовой кооператив, в котором объединились под его руководством около 7 тысяч мелких и средних производителей кофе. Позднее Салазар создал и возглавил объединение средних сельхозпроизводителей и скотоводов – УПАНИК (испанская аббревиатура Союза аграрных производителей Никарагуа). УПАНИК противился созданию производственных кооперативов и в штыки встретил монополию государства на экспорт кофе.
Салазар был ярым противником сандинистов, и те отвечали ему взаимностью. В октябре 1979 года на собрание кооператива Салазара приехал ответственный за аграрную реформу член Национального руководства СФНО Хайме Уилок. Он пытался убедить собравшихся, что такие люди, как Салазар, которые не принимали в революции никакого участия, не могут быть настоящими представителями интересов сельских производителей. Но Салазар был довольно харизматической личностью и прочно держал власть в кооперативе. Выступление Уилока закончилось скандалом, а Салазара вынесли из зала на руках.
Салазар решил свергнуть сандинистов силой еще до того, как те объявили дату выборов в августе 1980 года. Еще в мае 1980 года, сразу же после открытия заседаний госсовета, его двоюродный брат Алехандро Салазар сказал Хорхе, что на него вышел офицер Сандинистской народной армии Нестор Монкада, который предлагает свергнуть СФНО вооруженным путем[867]. Монкада назвался представителем некой военной организации в составе сотен офицеров и солдат армии и полиции, которые недовольны марксистской политикой Национального руководства СФНО.
Буйный темперамент лидера УПАНИК и ненависть к сандинистам возобладали над осторожностью, и Хорхе Салазар дал согласие на контакт с Монкадой. После встречи с Монкадой, который прямо предложил Салазару возглавить новое правительство после свержения СФНО, братья Салазары стали плести паутину заговора среди своих друзей и бизнес‑партнеров. Первым делом они переговорили с недавним членом хунты Робело, причем сделали это в США, где и Салазар, и Робело часто бывали по делам своего бизнеса. Робело участвовать в заговоре отказался, сказав, что будет бороться против сандинистов легальными политическими средствами[868]. Зато не отказался принять участие в рискованном предприятии вице‑президент Торговой палаты Никарагуа Леонардо Сомарриба.
Монкада попросил Салазара достать большую партию оружия, так как ее сложно украсть из арсеналов, не возбудив ненужных подозрений. Странная просьба не вызвала у Салазара лишних вопросов. Но реально достать оружие можно было только за границей и только при помощи бывших национальных гвардейцев и их американских покровителей.
Салазар установил в США контакты с бывшим полковником национальной гвардии Сомосы Энрике Бермудесом, который к тому времени уже был платным осведомителем ЦРУ.
Бермудес родился 11 декабря 1932 года в Леоне в многодетной семье автомеханика (он был третьим из восьми детей). В 1948 году из карьеристских соображений Бермудес вступил в национальную гвардию, став 380‑м кадетом военного училища (позднее, когда Бермудес возглавил вооруженную никарагуанскую контрреволюцию, он взял себе боевой псевдоним «3‑80»)[869]. Карьера Бермудеса в гвардии развивалась медленно и бесцветно. Он сам вспоминал, что всегда был заместителем и никогда – реальным командиром. В 1954‑1956 годах Бермудес получил военное образование в Бразилии, но в течение 15 лет никак не мог подняться выше лейтенанта. Он преподавал в военном училище математику и химию (по военной специальности Бермудес являлся инженером и фактически не был боевым войсковым офицером).
Положение изменилось в 1965 году, когда Бермудес возглавил никарагуанскую роту, посланную Сомосой для поддержки американской интервенции в Доминиканской республике. Американцы приметили услужливого Бермудеса и уже не выпускали его из поля зрения. За десять лет Бермудес дослужился до подполковника. Венцом его карьеры стал пост заместителя дорожной полиции Манагуа.
В августе 1975 года Бермудеса направили для повышения квалификации в США, где в Межамериканском оборонном колледже (Inter‑American Defense College) в Вашингтоне он написал работу на странную для офицера инженерной службы тему: «Психологические и социальные корни подрывной деятельности» (под «подрывной деятельностью» имелось в виду революционное движение). По окончании учебы Сомоса оставил Бермудеса военным атташе в США в звании полковника.
В последние месяцы существования диктатуры американцы пытались спасти национальную гвардию, заменив ее одиозное командование людьми, не запятнанными репрессиями против народа. Естественно, сразу всплыла кандидатура Бермудеса, но того не любили в самой гвардии, так как боевым авторитетным офицером он никогда не был. Поэтому после 17 июля 1979 года бывший военный атташе Никарагуа в США стал водителем грузовика (правила дорожного движения он знал досконально) и развозил абонентам журнал «Ньюсуик».
Осенью 1979 года Бермудесу позвонил генерал‑майор ВВС США Чарльз Бойд, отвечавший в военно‑воздушных силах за Западное полушарие. Бойд свел Бермудеса с ЦРУ, и с середины 1980 года бывший полковник стал платным осведомителем американской разведки[870]. В задачу Бермудеса входило информирование ЦРУ о настроениях никарагуанской политической эмиграции и сбор сведений о положении в самой Никарагуа.
На деньги ЦРУ Бермудес стал разыскивать в Гондурасе, Гватемале и Сальвадоре бывших национальных гвардейцев и убеждать их включиться в активную вооруженную борьбу против сандинистов.
Собственно, такая борьба началась сразу же после победы революции. Бывшие гвардейцы, жившие в Гондурасе в лагерях недалеко от никарагуанской границы, при поддержке коллег из гондурасской армии изредка нападали на никарагуанские села, уводя скот и зверски расправляясь с членами сандинистских массовых организаций и кооперативов. Однако ни на какую поддержку населения бывшие гвардейцы рассчитывать не могли. Как бы ни противились частные сельхозпроизводители Никарагуа мерам по государственному регулированию экономики со стороны новых властей, само слово «гвардия» продолжало оставаться ругательством и оскорблением даже в их кругах. Сандинисты даже не задействовали против мелких групп национальных гвардейцев регулярной армии: с ними вполне справлялись милиция и пограничная стража.
Многие офицеры и солдаты гвардии нанялись на службу сальвадорскому и гватемальскому военным режимам, где формировали секретные отряды для расправы с политическими противниками этих проамериканских правительств.
Примерно в середине 1980 года Бермудес получил от ЦРУ задание объединить своих бывших коллег в единую вооруженную организацию. После этого вместе с женой он переехал из Майами (где был центр никарагуанской политической эмиграции, группировавшейся вокруг соратников Сомосы) в Гватемалу и создал там из бывших национальных гвардейцев «Легион 15 сентября»[871].
Правой рукой Бермудеса стал Рикардо Лау (по кличке Китаец) – личность одиозная даже по меркам национальной гвардии. Майор национальной гвардии Лау дослужился в национальной гвардии до начальника контрразведки и в этой же должности подвизался и в «Легионе 15 сентября». При Сомосе Лау с удовольствием лично пытал политзаключенных. Его излюбленным методом было подведение проводов в 220 вольт к гениталиям узников[872]. Во время гражданской войны Лау лично курировал деятельность контрольно‑пропускного пункта в Манагуа по дороге в аэропорт. На КПП останавливали всех молодых людей и искали у них синяки и ушибы на коленях. Если таковые обнаруживались, то это воспринималось как доказательство участия в боевых действиях против гвардии на баррикадах, и несчастных немедленно расстреливали.
Лау редко улыбался и производил на всех, кто с ним общался зловещее впечатление.
Попав в эмиграцию, Лау взялся выполнить секретный приказ командования сальвадорской армии и организовал убийство архиепископа Сальвадора Ромеро (деньги на «благое дело» в размере 120 тысяч долларов пожертвовали сальвадорские крупные предприниматели и землевладельцы). Виной Ромеро было то, что он выступал против массовых убийств, совершаемых армией и тайными полувоенными «эскадронами смерти». Лау участвовал и в заказных политических убийствах, и в Гондурасе.
Первоначально «Легион 15 сентября» существовал на деньги никарагуанской эмиграции, но реальной военной опасности для сандинистов не представлял.
На связь с Бермудесом вышел после своей эмиграции из Никарагуа в мае 1980 года президент Строительной палаты Хосе Франсиско Карденаль. С ним в США, в свою очередь, встретился Салазар. По инициативе ЦРУ Бермудес и Карденаль создали «политическую» оппозиционную организацию – Никарагуанский демократический революционный альянс (испанская аббревиатура АДРИН). Американцы всеми силами стремились освободиться от неисправимого в глазах никарагуанцев имиджа национальной гвардии и хотели создать впечатление, что АДРИН не имеет со сторонниками диктатуры ничего общего (отсюда и термин «революционный» в названии).
Однако бывшие гвардейцы хотели только мстить и шли на политические игры лишь в обмен на американское финансирование.
В сентябре 1980 года Карденаль и один из предпринимателей в сфере строительного бизнеса Арана отправились в Сальвадор. Они попросили командующего сальвадорской армией и члена правящей хунты Хайме Абдула Гутьерреса помочь АДРИН (а фактически «Легиону 15 сентября») оружием и представить территорию Сальвадора для тренировки никарагуанских контрреволюционеров. Встречу организовал министр иностранных дел Сальвадора Фидель Чавес. Когда‑то строительная компания Карденаля строила в Манагуа торговый центр для богатого сальвадорского олигархического клана, юристом которого и был Чавес[873].
С командованием сальвадорской армии отдельно встретились и Салазар вместе с Сомаррибой. И тем и другим сальвадорцы обещали помочь. Салазар заручился также поддержкой министра иностранных дел Гондураса и президента Венесуэлы.
Салазар хотел получить в Сальвадоре и Гондурасе оружие и оснастить им не только военных заговорщиков в рядах Сандинистской народной армии, но и членов своего кооператива. Предполагалось организовать в Манагуа военный мятеж и арестовать всех членов Национального руководства СФНО.
Между тем в Никарагуа в сентябре – октябре 1980 года продолжались конспиративные встречи заговорщиков с Монкадой. На одной из них Монкада сообщил, что с Салазаром хочет встретиться настоящий глава военных заговорщиков, которого он, Салазар, прекрасно знает. Действительно, Салазар прекрасно знал Альваро Бальтодано, служившего в сандинистской военной разведке. Его отец Эмилио Бальтодано был членом «группы двенадцати» и занимал пост генерального контролера революционного правительства Никарагуа (его полномочия касались контроля над расходованием бюджетных средств). Альваро Бальтодано был человеком богатым и верующим, когда в 1974 году присоединился к СФНО. Салазар несколько лет назад помог Бальтодано избежать банкротства, когда у того не уродился хлопок, и поэтому доверял ему.
Пока Салазар плел свои козни, Робело продолжал открытые нападки на сандинистов. Теперь бывший член хунты концентрировался на внешней пропаганде, пытаясь убедить правительства и общественное мнение западных стран, что Никарагуа уже стала второй Кубой. Для сандинистов деятельность Робело была крайне опасной, так как именно во второй половине 1980 года Никарагуа вела сложные переговоры с западными кредиторами по реструктуризации внешнего долга. В августе – сентябре 1980 года Робело совершил шестинедельное турне по Латинской Америке и Западной Европе. Вернувшись, в октябре он выступил с речью перед членами своей партии и обвинил СФНО в милитаризме и тоталитаризме. Особенно протестовал Робело против политического характера сандинистской армии. Ему ответил Хайме Уилок: новая армия Никарагуа – это не часть СФНО, а вооруженный сандинистами народ.
Робело и КОСЕП активизировались не случайно – опросы общественного мнения в США показывали, что на выборах в ноябре 1980 года убедительную победу одержит кандидат республиканцев Рональд Рейган.
Рейган был праворадикальным политиком даже по меркам республиканской партии США. Еще будучи президентом американской гильдии киноактеров в 1947‑1952 годах, он был, пожалуй, единственным представителем этой профессии, который дал «нужные» показания в пресловутой комиссии конгресса по расследованию антиамериканской деятельности, разоблачая «происки коммунистов» в Голливуде. В результате работы этой комиссии тысячи представителей американской интеллигенции потеряли работу, многие сели в тюрьму, а некоторые были вынуждены покончить жизнь самоубийством. В 40‑е годы Рейган был секретным осведомителем ФБР под псевдонимом «Т‑10» и регулярно информировал контрразведку об актерах, бывших, по его мнению, коммунистами[874].
Рейган не имел никакого образования, и его кругозор был ограниченным даже по американским меркам того времени. Это метко подметил известный писатель Гор Видал: «Я точно знаю, что мистер Рейган не совсем ясно представляет себе разницу между Медичи и Гуччи. Он только знает, что Нэнси (жена Рейгана – прим. автора) носит кого‑то одного из них»[875].
Рейган не скрывал дружеских чувств по отношению к Сомосе даже тогда, когда диктатора за массовые убийства собственных подданных в 1978‑1979 годах критиковал президент Картер. Рейган считал, что всю революцию в Никарагуа организовали ненавистные ему коммунисты, прежде всего СССР (который он, уже будучи президентом, окрестил «империей зла»). Так, в выступлении по радио в марте 1979 года Рейган говорил: «Волнения в Никарагуа явно носят на себе кубинскую этикетку. Если в этой охваченной беспорядками стране и могут быть люди, которые имеют оправданные претензии к режиму Сомосы, все же не подлежит сомнению, что большинство повстанцев прошли подготовку на Кубе, были вооружены кубинцами и хотят создать еще одну коммунистическую страну в этом полушарии»[876]. А за кубинцами, по мнению Рейгана, естественно, стояли ненавистные ему русские.
В 1980 году Рейган заявил в интервью «Уолл Стрит Джорнэл»: «Советский Союз стоит за всеми беспорядками в мире. Если бы они не занимались своей игрой в домино, то в мире не было бы ни одного очага напряженности»[877].
В июле 1980 года Рейган был утвержден кандидатом Республиканской партии США на пост президента и обещал вернуть Америке утерянную во Вьетнаме военную мощь и перейти в решительное наступление против мирового коммунизма. В вопросе Никарагуа программа Республиканской партии была недвусмысленной: «Мы осуждаем захват власти в Никарагуа сандинистами‑марксистами и попытки дестабилизировать Сальвадор, Гватемалу и Гондурас… Мы выступаем против программы помощи Картера правительству Никарагуа. Однако мы поддержим усилия народа Никарагуа по созданию свободного и независимого правительства… Мы вернемся к фундаментальному принципу – будем относиться к другу как к другу, а к самопровозглашенному врагу – как к врагу, без всяких околичностей»[878].
4 ноября 1980 года Рейган был избран президентом США, получив 51 % голосов и 489 голосов выборщиков (за Картера проголосовали 41 % избирателей, но из‑за косвенной системы выборов ему достались только 49 выборщиков). Американцы предпочли Рейгана, так как многим не нравилась излишне «мягкая» внешняя политика Картера.
Избрание Рейгана послужило сигналом для немедленного перехода никарагуанской оппозиции в наступление.
На следующий же день после выборов в США Никарагуанское демократическое движение Робело запросило у властей разрешение на проведение мощного антиправительственного митинга в городе Нандайме (примерно в 40 милях к юго‑востоку от Манагуа).
7 ноября 1980 года со ссылкой на декрет о запрете «политического прозелитизма» МВД запретило митинг партии Робело в городе Найдайме. Робело отправился за разъяснениями к Борхе. Тот, по словам Робело, заявил, что раз сандинисты взяли в свои руки оружие, то они не сложат его до полной победы революции. Робело ответил: «Это означает, что мне придется либо вести жизнь овоща, либо уехать». «Продолжай делать, что делаешь, – ответил Борхе. – Может, в один прекрасный день ты посмотришь на все другими глазами»[879].
Правительство запретило «Ла Пренсе» печатать материалы о запрете митинга в Нандайме со ссылкой на декрет № 511. Это раззадорило оппозицию, и группа активистов молодежной организации партии Робело напала на одну из школ в Манагуа, где активисты «Сандинистской молодежи 19 июля» проводили свое мероприятие. Обе группы молодых людей жгли флаги друг друга, и все закончилось рукопашной. Полиция арестовала четверых активистов оппозиции.
Молодые сандинисты не остались в долгу и разгромили штаб‑квартиру Никарагуанского демократического движения под лозунгами «Власть – народу!» и «Долой буржуазию!». Нападавшие сожгли много документов и одну автомашину.
Робело ответил новыми нападками на сандинистов, на этот раз обосновав их якобы тотальной зависимостью Никарагуа от Кубы и СССР, что должно было понравиться Рейгану. Лидер никарагуанской легальной буржуазной оппозиции голословно утверждал, что кубинцев в Никарагуа якобы больше четырех тысяч и даже охрана самого Борхе состоит из кубинцев[880]. Кубу же, как утверждал недавно избранный президент США, по данным Робело, направляет Советский Союз, поэтому Никарагуа превратилась в «сателлита советского сателлита»[881].
11 ноября 1980 года КОСЕП, по сути, предъявил властям ультиматум. Предприниматели требовали выборов, деполитизации армии, отмены недавних декретов о «политическом прозелитизме» и прекращения дружеских отношений с Кубой. Продолжая нагнетать напряженность, шесть представителей КОСЕП, три оппозиционные буржуазные партии и два оппозиционных профсоюза заявили 12 ноября о выходе из состава госсовета, который теперь, с их точки зрения, уже не отражал политический плюрализм никарагуанского общества.
К моменту нового обострения внутриполитической ситуации в Никарагуа американское посольство в Манагуа уже было в курсе готовящегося заговора по насильственному свержению власти, но, конечно же, не предупредило сандинистов. Как признавал впоследствии помощник секретаря Совета национальной безопасности США Роберт Пастор, Пеззулло впервые узнал о заговоре не позднее октября 1980 года: «Посол (США) был проинформирован, но его помощи [заговорщики] не просили»[882]. Правда, в СНБ и ЦРУ все же планировали помочь заговорщикам, хотя единства мнений на сей счет в администрации Картера не было. Госдепартамент считал заговор Салазара «очень рискованной затеей». Пастор вспоминал: «Некоторые в администрации были готовы пойти на риск даже ценой того, что нас снова обозвали бы „интервентами“, если бы заговор удался. Но если бы он провалился, то не только администрация Картера подверглась бы критике за неэффективность, но и ее стратегия поощрения умеренных тенденций среди сандинистов оказалось бы проваленной…»[883]
Таким образом, американцы не поддерживали Салазара только потому, что боялись осрамиться в случае провала. А ведь Картер и так подвергался массированной критике Рейгана за неэффективность в отношении применения силы против Ирана, где исламские студенты удерживали в заложниках американских дипломатов. Попытки американского спецназа освободить заложников (операция «Орлиный коготь») закончились 24 апреля 1980 года позорным провалом, когда вертолеты отряда «Дельта» столкнулись между собой в иранской пустыне. В конечном счете, это стоило Картеру президентского кресла.
Второго провала, в Никарагуа, Картер себе позволить уже просто не мог.
16 ноября 1980 года только что вернувшийся из‑за границы Хорхе Салазар председательствовал на встрече руководства КОСЕП, обсуждавшего политическую обстановку в стране. Салазар считал, что простого ухода из госсовета недостаточно: следует создать единый фронт всех оппозиционных партий и организаций. После этой встречи Салазар на своем джипе отправился на встречу с Монкадой. Заговорщики должны были осмотреть одно из поместий Салазара на предмет возможного складирования там оружия и боеприпасов.
Салазар и не подозревал, что мчится в расставленную службой безопасности ловушку. Ибо никакого заговора в сандинистской армии не существовало. Лидер мятежа должен был встретиться с Монкадой на заброшенной заправке, но вместо Монкады там его ждала машина с сотрудниками органов безопасности. По их версии, сообщники Салазара открыли стрельбу, и последний попал под перекрестный огонь, когда никарагуанские чекисты начали отстреливаться.
Согласно версии оппозиции и семьи погибшего, сотрудники госбезопасности просто хладнокровно убили Салазара выстрелами в упор. Но это представляется не совсем логичным – доказательств на Салазара было хоть отбавляй, и суд над ним серьезно скомпрометировал бы всю оппозицию. Так что никакого резона в поспешной казни не было.
Заговор был разоблачен и разгромлен, хотя никарагуанская оппозиция обвинила в гибели Салазара самих сандинистов, которые якобы не оставили этому человеку другого пути для политической борьбы. В свою очередь, Даниэль Ортега подчеркивал, что гибель Салазара не скажется отрицательно на отношениях между СФНО и бизнес‑сообществом.
Операция по разгрому заговора Салазара была одним из первых успехов Генерального директората государственной безопасности Никарагуа, который американцы прозвали «тропическим КГБ». Директорат входил в систему МВД. Его возглавил команданте (имел звание командира бригады) с характерным именем Ленин Хуарес Серна. Он родился в 1946 году в прогрессивной семье. Отсюда и его имя – брата Ленина звали Энгельс, а сестру – Крупская. Еще 15‑летним мальчишкой Серна присоединился к сандинистскому подполью и участвовал во многих боевых операциях Внутреннего фронта СФНО. В 1968‑1974 годах сидел в тюрьме за участие в экспроприации банков. Был освобожден вместе с Даниэлем Ортегой после захвата бойцами СФНО на рождество 1974 года самолета компании «Юнайтед Фрут» и обмена заложников на политзаключенных.
Помощь в организации директората государственной безопасности с первых дней революции оказывала самая эффективная разведка социалистического мира – Министерство государственной безопасности ГДР («Штази»). Например, именно «Штази» обучила всю охрану первых лиц нового государства.
О помощи в создании органов правопорядка Даниэль Ортега попросил министра иностранных дел ГДР Оскара Фишера, когда тот посетил Манагуа в сентябре 1979 года.
Томас Борхе, в свою очередь, нанес визит в Восточную Германию в начале апреля 1980 года. После переговоров с министром госбезопасности ГДР Эрихом Мильке подполковник «Штази» Хорст Шеель был назначен офицером связи между директоратом и МГБ ГДР. Борхе просил ГДР помочь МВД Никарагуа формой, средствами связи и опытом работы и встретил самый теплый прием.
Именно Мильке посоветовал Борхе внедрить в ряды оппозиции информантов МВД и директората, ибо в противном случае ситуация в стране могла бы обостриться, сделав необходимым применение репрессивных мер[884].
Борхе просил МГБ ГДР оказать содействие в осуществлении режима безопасности во время празднования первой годовщины революции, на которую ожидалось прибытие многих глав государства и правительств, в том числе Фиделя Кастро, бывшего давней мишенью ЦРУ.
К тому времени в никарагуанских органах безопасности работали всего 200 человек, но Борхе открыто признал, что пока в силу недостаточного опыта новых сотрудников все держится на 50 кубинских советниках. Аппарат госбезопасности был настолько слабым, что туда смогли внедриться информаторы оппозиционной Социал‑христианской партии.
Мильке считал серьезной ошибкой никарагуанских товарищей недостаточную гибкость в отношениях с католической церковью. Некоторые священники подвергались оскорблениям и преследованиям со стороны местных сандинистских организаций, особенно молодежи. Борхе сообщил, что пока госбезопасность активно борется не столько с правой оппозицией, сколько с коммунистическими профсоюзами, требующими непомерного повышения зарплаты.
У Борхе сложилось о Мильке самое благоприятное впечатление – шеф «Штази» был умен, но не догматичен, и обладал хорошим чувством юмора[885].
Помимо «Штази» помощь оказывали уже с 1980 года и спецслужбы СССР, Болгарии и Чехословакии. Решение об этом было принято на совещании спецслужб социалистических стран в марте 1980 года. Чехословакия решила работать не напрямую, а через кубинцев.
На совещании выступил член Национального руководства СФНО Хенри Руис, который первое время отвечал в СФНО за связи с социалистическими странами (так как в молодости учился в Москве). Представителей органов безопасности соцстран интересовал вопрос, преодолены ли полностью былые разногласия в СФНО и из каких социальных слоев в основном происходят сотрудники МВД и госбезопасности Никарагуа[886]. Руис ответил, что в большинстве они выходцы из среднего класса, так как сильный пролетариат в Никарагуа пока не сложился. Он признал также, что старые обиды времен раскола СФНО все еще негативно влияют на работу Национального руководства фронта.
Руис рассказал, что американцы резко активизировали разведывательную и подрывную работу против Никарагуа (что было чистой правдой) и поэтому никарагуанцам срочно нужна помощь.
Как и армия с полицией, директорат госбезопасности был политизирован и состоял из преданных сторонников революции. По образцу социалистических стран сотрудники госбезопасности вели и контрразведывательную работу в частях Сандинистской народной армии, так что шансов у Салазара не было.
После провала заговора и выхода буржуазной оппозиции из госсовета предприниматели решили ударить по государству своим самым опасным оружием – сорвать очередной сельскохозяйственный сезон, а также активизировать вывод капитала из страны. Рассчитывала оппозиция и на внутренний раскол в СФНО – еще весной 1980 года Эден Пастора (командовавший тогда сандинистской милицией) предложил тайное сотрудничество Демократической консервативной партии, но та отказалась, видимо, опасаясь провокации.
Правительство все еще пыталось наладить отношения с частным бизнесом, но после избрания Рейгана и в предвкушении американских санкций против сандинистов оппозиция явно была не настроена на компромисс.
В конце ноября 1980 года скандалом закончилась встреча Даниэля Ортеги с частными производителями хлопка в Леоне. Началось все с того, что собравшиеся потребовали удалить из зала корреспондентов государственного телевидения и проправительственных газет, в то время как собкор «Ла Пренсы» остался. Бизнесмены требовали сокращения государственного регулирования и прекращения нападок сандинистов на КОСЕП. Ортега был так возмущен конфронтационным тоном собравшихся (ведь именно он настаивал в Национальном руководстве СФНО на прекращении незаконных конфискаций земли и на выделении частникам солидных государственных кредитов), что не сдержался и назвал оппонентов «сукиными сынами и рогоносцами»[887]. Последнее слово было в Никарагуа самым грубым оскорблением для любого мужчины. Крикнув, что не видит смысла в дальнейшем разговоре, Ортега покинул зал.
Отношения между предпринимателями и сандинистами после избрания президентом США Рейгана накалились до предела. Один бизнесмен сравнил эти взаимоотношения с лягушкой, которая переплывает реку со скорпионом на спине (лягушка в этой метафоре олицетворяла частный бизнес, а скорпион – сандинистов). Мол, пока обе стороны нуждаются друг в друге, но вскоре все изменится[888].
Сандинисты тоже не питали никаких иллюзий. Позднее, в 1990 году (когда сандинисты уже потеряли власть) один из заместителей министра сельского хозяйства Никарагуа при СФНО так охарактеризовал отечественную буржуазию: «Никарагуанская буржуазия, как и буржуазия любой страны, – это просто свиньи. Они заинтересованы только в своем личном благополучии. Все, чего они хотят, – это выкачать деньги из страны, обменять их на доллары и отправить своих сыновей и дочерей за границу. У них нет корней. У них нет никакой связи с собственной страной»[889].
Между тем, в то время как Картер подписал 12 сентября 1980 года закон о помощи Никарагуа на 1980 год (!) и деньги начали официально распределяться с 1 октября, ЦРУ США направляло не менее внушительные суммы на поддержку «Легиона 15 сентября» Бермудеса.