— Пошли вон, все, немедленно! — заорал он, альф от Юнги оттягивая, что еще громче зарыдал, в клубок сворачиваясь, закрываясь.
Намджун самого себя проклинает, над телом его нависая. Юнги наотмашь бьет, но альфа его запястья, нежно перехватывая, над головой поднимает, а мальчик лицо покрасневшее от слез прячет в простыне. «Посмотри на меня», хрипло просит мужчина, одной рукой запястья его сжимая, а второй лицо насильно к себе поворачивая. Юнги вывернуться пытается, но понимает, что ни черта у него не выйдет и так и остается лежать, слезы позорно глотая. Намджун нежно проводит по его лицу, гладит удар собственный. Ему так жаль. Он вовсе этого не хотел, но Юнги, этот чертов демон, он его из равновесия выводит, воздух из легких выкачивает. Намджун умрет, если не остановит, не предотвратит.
— Зачем с другим целовался? — требовательно спрашивает альфа, большим пальцем губы сладкие, искушенные поглаживая. Он надавливает на подбородок, но Юнги лишь сильнее зубы сжимает, упрямый. — Малыш, скажи мне, ради всего святого, не выводи меня еще больше. Я и так на взводе. Мне жаль, что я позволил себе тебя ударить, но иначе не вышло. Ты меня с ума сводишь.
— Понять хотел, — тихо ответил Юнги, взгляд пряча, не дав возможности Намджуну его в свои ловушки поймать.
— Что понять? Насколько я зол буду? — невесело ухмыляется альфа.
— Нет, — мотает он головой и глаза закрывает. Он молчит несколько долгих мгновений, а потом, словно с судьбой своей смиряется, говорит: — Чувства к тебе понять хотел. Твои сладкие речи, твоя нежность и забота, они мне глаза застелили, заставили подумать, что ты не такой ужасный, даже что ты мне… — он резко оборвал себя, губы поджимая. — Но нет. Это всего лишь иллюзия, фарс, не более. Ты мной пользуешься. Я для тебя не больше, чем остальные. Тогда зачем? Зачем позволяешь быть так близко к себе? Мордочка моя понравилась? — с горечью выкрикивает Юнги, пытаясь запястья из железной хватки вырвать. — Так воспользуйся и отпусти меня! Хватит, я наигрался с тобой в «хорошего человека». Все слова, сказанные тобой — ложь! Ложь, в которую я поверил! — закричал омега, а после вновь разрыдался, обмякая в его руках.
Намджун сжал губы в тонкую полосу. Слова Юнги тупой пилой сердце режут, на куски рвут, кровью оставляя истекать. Он схватил его за щеки, обжигающие слезы вытирая.
— Закрой свой рот. Ты ничего обо мне не знаешь, чтобы сейчас говорить такие вещи. Я никогда тебе не лгал, глупый ты ребенок. Вдолби это в свою голову, наконец. Хватит реветь! — заорал Намджун, встряхивая его. — Мне ты, сука, нужен, а не эти подстилки. Но как мне реагировать на то, что ты делаешь такое за моей спиной? Может, сегодня ты поцеловал кого-то, а завтра ноги раздвинешь?
Звонкая пощечина оглушила. Юнги, дрожа губами, уставился на Намджуна, в чьих глазах спиралью злость вновь зарождалась, по сосудам растекаясь. Альфа зарычал, тонкие ноги грубо раздвинув, и, взяв напряженный член в ладонь, направил его в узкую неподготовленную дырочку. Юнги закричал, упираясь ладонями в крепкие плечи, выгнулся, плача, но Намджун лишь зарычал, быстрее бедрами двигая. Плевать, что ему больно, что плачет беспомощно и ногтями спину в кровь царапает, Намджун взорвется, если не сделает этого. Он грубо размашисто втрахивает Юнги в матрас, пальцами до скрипа сжимая спинку кровати над его головой.
Юнги мечется под ним, кричит, кулачками бьет куда придется, только сильнее зверя распаляя. У Намджуна остатки терпения лопнули, уничтожились, он с бешеной агрессией его трахает, на член свой натягивая, под коленями придерживает, еще шире его ноги разводя. Омега хрипит осевшим голосом. От плача у него голова разрывается, а от боли — грудь. Кажется, что ребра сейчас распахнутся, кровоточащее сердце обнажая. Намджун в его плечо кровавым укусом впился, прокусывая до мяса, помечая, своим навсегда делая. Юнги под ним лишь скулил, впиваясь ногтями в спину исполосованную.
— Ты мой, — прорычал Намджун в его ухо, до крови вгрызаясь в ушную раковину. Юнги всхлипнул, на его загривке пальцы сжимая. — Когда же ты, сука, поймешь это. Я для тебя полстраны вырежу, чтобы ты улыбался. А ты, блять, чувства свои ко мне проверяешь? Понять хочешь?
— Намджун, — прошептал Юнги, дрожащей ладонью его щеку накрывая.
— Заткнись! — прорычал альфа, грубый толчок в его тело делая. — Я доверяю тебе, блядь. Ты мое, понимаешь? Создан для меня, родился для меня, живешь для меня. И умрешь ты только для меня. Я к чертовой матери взорву этот мир, если ты помыслишь мне изменить, отвернуться, предать. Ты понял меня?
Юнги, всхлипнув, растерянно кивает. Они переплетаются в поцелуе, а Намджун вновь начинает бешеные толчки, к кровати Юнги придавливая. Омега кусает его побольнее, чтобы показать, насколько грудь грызет, больно насколько, кровь металлическую пускает, а Намджун тем же отвечает, грызет, упивается. Юнги кричит в поцелуй от того, как ему плохорошо, как умереть хочется и Намджуна с собой на тот свет прихватить. Яростный ветер за окном юнгиевой душе подвывает раненным зверем. Они друг от друга отстраняются только когда задыхаться начинают. Тонкая ниточка слюны протянулась между губ, Намджун уткнулся своим лбом в его, до хруста спинку сжимая, и, сделав еще несколько глубоких толчков, кончает в него. Юнги содрогается под ним, чувствуя толчками наполняющее его семя, а после вновь тянется к желанным губам.
Юнги, блять, проиграл.
☽
Тэхена трясет от страха и холода. Он не понимал, зачем его вырвали из постели, когда еще на дворе стояла непроглядная ночь, а Чонгука рядом почему-то не было. Уже тогда его охватила паника, железными тисками горло сдавливая. Его сонное лицо зачем-то накрасили, непослушные вихры расчесали и одели лишь в подобие одежды — длинную набедренную повязку, открывающую стройные худые ноги, рукава, сцепленные между собой золотыми цепочками, а на горло, в довершение, повесили атласную повязку. Точно петлю на шею накинули.
Его провели сквозь бесконечные коридоры, которых Тэхену доселе не доводилось видеть, и вывели на задний двор, с севера огороженный самим особняком, а с юга — густым лесом. Ледяной ветер тут же кости ему пересчитал. Тэхен босиком по валившему снегу ступал вслед за провожающим его омегой. Подходя к огромному скоплению людей, Тэхен понял — якудза. Все сегодня собрались смотреть на что-то, только Тэхен никак не мог понять на что. Где-то в углу он заметил знакомые лица кисэн, но ему не дали их рассмотреть, а на вопрос «Что происходит?» лишь угрюмо молчали. Альфы перешептывались между собой, подобно гиенам скалились, ставки какие-то делали. На самодельно сооруженной деревянной возвышенности сидело четверо, и Тэхен их отлично знал.
Чонгук смотрел на него твердо, без толики нежности, даже ее проблеска. Он, кажется, был расслаблен, но пальцы крепко сжимали рукоятку катаны. Тэхена колотить от нервозности начинало. Почему его не отпустят к остальным наложникам? Почему он стоит подле верхушек якудза, будто ожидает чего-то? Вокруг расставленные факелы отбрасывают тени страшные. Тэхен замер. Ноги окоченели настолько, что пальцы уже не чувствовались. Неожиданно Намджун вскинул ладонь, и воцарилась мертвая тишина.
— Конфликты должны рубиться на корню. Они — часть человеческих взаимоотношений, но в то же время и медленный яд, который может привести к разрухе. В нашем обществе мы стараемся решать все сообща, ведь все здесь находящиеся — братья. Однако между двумя из них произошло из рамок вон выходящее. Ви, — он с легкой улыбкой обратился к застывшему Тэхену, — пройди, пожалуйста, внутрь круга. Тэтсуо, то же касается и тебя, — с такой же улыбкой сказал он омеге, что по другую сторону стоял.
Тэхен на негнущихся ногах выполнил приказ, останавливаясь в самом центре, рядом с ухмыляющимся Тэтсуо, на котором все синяки сошли и выглядел он очень красиво. Омеге сплюнуть от его вида хотелось. Чонгук неотрывно смотрел на Тэхена, на то, как он медленно заводился, все злее рядом с ним становясь. Мальчишка поймал его взгляд, и Чонгук ему улыбнулся, облизывая губы.
— Вы оба поступили неправильно, — продолжил Намджун, — и даже аморально. Я, как представитель оябуна, не могу закрывать на это глаза. Поэтому советом было решено провести сражение, победителем из которого выйдет лишь один из вас. Проигравшему — смерть, выигравшему — сердце врага. Вы можете начать сражение.
«Что значит начать сражение?!», не успевает выкрикнуть Тэхен, как на него кидается разъяренный Тэтсуо. Слишком поздно он понимает, что находятся они оба на арене, и один из них точно не выйдет с нее живым. Он едва успевает отскочить в сторону, судорожно соображая, что же ему, черт возьми, делать. Якудза озверело кричат, подбадривают Тэтсуо и велят Тэхена убить. Тэтсуо с диким смехом вырвал близстоящий факел, как умалишенный снова на Тэхена кидаясь. Тот только и успевал от огненных языков уворачиваться, пока огонь не потух при сильном порыве. Тэтсуо выпад делает, острием прямо по тэхеновому лицу попадая. Тот упал с криком в снег, ладонь к щеке кровоточащей прижимая. Теплая жидкость сквозь пальцы прямо в снег капать начала. Якудза взревели.
— Ви, уничтожь его! — закричал знакомый голос со стороны, где кисэн предположительно были. Юнги изо всех сил орать пытался, этих зверей ненормальных перекричать. — Черт возьми, порви этого ублюдка! Поднимись, детка, давай! — Намджун стрельнул взглядом в кричащего омегу, которого только альфы в три раза больше удержать могли, и ухмыльнулся.
Тэтсуо бродил вокруг него изголодавшимся зверьем, зубы скаля и облизываясь, а после с криком ринулся вперед, острие желая в тэхенову грудь вонзить, прямо в сердце, а после сожрать его. Сегодня он — победитель. Чонгук — его альфа. А Тэхена он убьет. Тэхен молится одному ему известному богу, руками по снегу судорожно водит и в голос чуть ли не орет, натыкаясь на камень, который тут же схватил, в последнюю секунду от острия, вонзившегося в землю, ускользая. Он вскочил на ноги, кидаясь на Тэтсуо, только тот камень успевает выбить, и он падает с глухим стуком на землю. Чонгук крепче пальцы на рукоятке сжал, чудом сдерживая себя, чтобы не раскромсать Тэтсуо в эту же секунду.
Тэхен сам себя не помнит в эти ужасные мгновения, лишь кадры, вспышки редкие, — бог его молитвы услышал или на его сторону встал — неясно, но якудза разочарованно ревут, когда Тэхену удается выбить из рук противника факел, упавший в усыпанную снегом землю. Они друг друга не жалеют, бьют куда глаза глядят, будто не собираются друг другу позволить выбраться живыми, в рукопашную сражаясь. Крик Тэхена, полный ярости и жажды победы, возвысился над остальными. Он Тэтсуо подножку ставит, сам на успех не надеясь, но тот не удерживает равновесие, и Тэхен на землю уваливает тушу в два раза себя тяжелее.
Тэхен кулак с хрустом в его лицо впечатал, нос ломая. Тэтсуо поднялся с трудом, дезориентированный, рыча от невозможной боли, и Тэхена под себя подмял, удары жестокие наваливая. Теплая кровь брызгала, смешивалась, снег в бордовый окрашивая. За кровавой пеленой уже ничего видно не было, лишь ярость тупая и инстинкты животные подсказывали куда уворачиваться. Тэхен попросил прощения у бога и одновременно поблагодарил его, хватая камень и с криком ударяя Тэтсуо в висок. Он пошатнулся, хватку ослабив, а Тэхен вновь ударил его, больше силы прикладывая. Омега повалился плечом в снег. Тэхен с рыком оседлал его, камнем лицо разбивая. Тэтсуо сопротивлялся, как мог, а после вовсе обмяк. Тэхен с криком вбивал камень в ненавистное лицо, все сильнее и сильнее, наслаждаясь хлюпаньем и брызгами крови на своем лице. Его заставили быть убийцей. Заставили убить. Зверем таким же, как они, сделали.
Тэхен отбросил окровавленный камень в сторону, на трясущихся ногах с полуживого тела поднимаясь. Он вытер кровавые губы тыльной стороной ладони, только сильнее кровь размазывая. Вокруг — абсолютная тишина. Юнги в шоке смотрит то на искромсанное тело, то на Ви, что эмоций никаких не показывал. Это было правильно, то, что он убил, Юнги сам его к этому призывал, но…
— Это ведь еще не все, да? — кроваво ухмыльнулся омега, резко к якудза разворачиваясь. — Я ведь победитель. Так где моя награда?
Он сам себе вопрос задал, ответа на него не ожидая и к деревянной возвышенности приближаясь в полной тишине, которую лишь хруст снежинок прерывал. Он по нескольким небольшим ступенькам взошел на место, куда лишь некоторым заходить разрешалось и, подойдя к Чонгуку, наклонился, зрительного контакта не разрывая. Он провел кровавым пальцем по его щеке, а после опустился вниз, крепко сжав рукоятку катаны и резко вытащив ее из ножен. Тэхен вновь подошел к почти бездыханному телу, и вонзил острие прямо в грудь, брызжа теплой кровью. Юнги охнул, ладонь ко рту прижимая.
Тэхен с трудом разрубил неподдающиеся кости, пока якудза его имя скандируют, с победой поздравляют. Он руку прямо в грудную клетку сует, еще теплое сердце пальцами сжимает, а после выдергивает резко, вену и артерию разрывая, что тут же кровью истекать начали. Он высоко над головой поднял его сердце, всем якудза показывая, на что он, блять, способен, что он сделает, чтобы в мире этом выжить. А потом в замедленной съемке к Чонгуку оборачивается, плевать ему на взгляды остальных. Даже на Юнги, у которого мурашки вдоль тела бегут вовсе не из-за холода, плевать.
— Тогда, когда убил Минджэ, ты же так сделал, правильно? — безумно улыбается Тэхен, сердце демонстрируя. Чонгук ухмыляется, кивая, а после губу прикусил. Вот, до чего его детка доросла, каким зверенышем диким стала. — Ты был победителем тогда, а я — победитель сейчас.
А после вгрызается зубами в остывающее сердце, клыками разрывая тугие мышцы. Якудза ревут, беснуются, в голос орут ему, а Тэхен вкушает вкус новой жизни, между зубов металлическую плоть измельчая.
Он очнулся только когда его в комнату теплую завели, от крови засыхающей отмывать начали. Тело окоченело, пальцы не гнулись вовсе, внутренности в ледышки превратились. Его раздели, только повязку на шее оставляя, и в теплую воду посадили, что сразу же красной стала. Тэхен хрипло выдохнул, голову откидывая на бортик. Он чувствовал, как по венам до сих пор животный адреналин носится, а сердце клетку грудную прошибает с громким стуком. Чонгук опустился на бортик, мозолистыми пальцами щеки его поглаживая. Тэхен прильнул к нему, зверенышем проскулив.
— Ты все сделал правильно, малыш, — похвалил Чонгук, влажные волосы со лба откидывая.
— Господин доволен мной? — прошептал Тэхен, блестящие глаза на него поднимая. Чонгук ухмыльнулся, кивнул и провел большим пальцем по его губам, надавливая, заставляя рот открыть и палец губами обхватить. Тэхен ему в глаза смотрел, палец посасывая, а у Чонгука крышу сорвало.
Он насильно Тэхена из теплой воды поднял, заставив обхватить свой торс худыми ногами, и, придерживая его под бедра, прошел до постели, от губ не отрываясь в животном поцелуе. Тэхен об него потерся, еще ближе желая быть, одежду к черту сжечь и воссоединить, наконец, тела. Их поцелуй смешался со вкусом чьей-то крови, которую оба жадно глотали, губы напротив вылизывая. Чонгук опустил его спиной на прохладный шелк, тело заставив мурашками покрыться.
— Я покажу тебе кое-что, — хрипло прошептал Чонгук в его губы, а после из внутреннего кармана достал мешочек. Он скинул свое кимоно ненужной тряпкой, заставляя Тэхена задыхаться от обнаженного тела, от мышц, под кожей лоснящихся, от крепких бедер, кубиков пресса и цветных татуировок, которые он так рьяно хотел вылизать, каждую. — Поласкай себя для господина, звереныш.
Чон сел напротив, на небольшом столике рассыпая неровные дорожки кокаина и, наклонившись, жадно вдохнул одну. Тэхен облизал пересохшие губы, поворачиваясь на бок. Чонгук неотрывно смотрел, как он своими блядскими невозможными пальцами водил по нежной коже, ягодицы раздвигал, словно дразня, а потом, сунув три пальца в рот, начал сосать. Альфа едва себя на месте удержал, с рычанием подлокотники сжимая до хруста. Сладкий наркотик начал всасываться в кровь, голову туманя, а чувства только обостреннее делая, словно нервы оголяя. Тэхен с хлюпаньем вытащил пальцы изо рта, начав растирать повлажневшую дырочку, и хрипло выдохнул, бедрами навстречу двигая. Он ввел сразу два пальца, ненасытный, наплевав на легкую боль. Он этой боли жаждал, она как катализатор ему сейчас нужна.
Альфа чуть с ума не сошел, наблюдая за развернувшейся пошлостью. Тэхен стонал, как блядь, на пальцы собственные насаживался, что с хлюпаньем толкал в себя. Его собственный член болезненно пульсировал, требуя к себе внимания, а на головке начали выступать капли предэякулята, стекая вниз. Тэхен встал на четвереньки, задницу выпячивая, и трахал себя тремя пальцами, во все горло застонав. Чон зарычал, склонился над дорожкой и вновь сделал необходимый вдох. Он резко поднялся, к Тэхену подходя, и грубо шлепнул его по заднице, пальцы насильно убирая, и припал губами к истекающей смазкой дырке. Чонгук сам не понимал, почему эту сучку так вылизывать хочется, как коту — сметану. Он языком размашисто лизал, до последней капельки слизывая вытекающие тэхеновы соки, а пальцами грубо мял его ягодицы. Тэхен под ним стонал, изворачивался, спину до хруста выгибал и сам бедрами двигал, едва не скуля, на член его просясь. Чон лизнул его дырочку в последний раз, а после рассыпал по костлявому позвоночнику белоснежный снег, одним жадным вздохом его вдыхая.
— Теперь ты сделаешь господину приятно, — прорычал Чон, шлепая его по ягодице. — Вдохни это, — кивнул он на оставшийся в мешочке порошок.
Тэхен облизнулся, нависая над легшим на спину Чонгуком, а после сел задницей на его бедра, словно специально об член потершись. У Чонгука последние крупицы самообладания с этой ведьмой уходят. Омега ловкими пальцами подхватил мешочек, рассыпав остатки кокаина по чоновой груди и, запоминая как делал это его господин, зажал ноздрю, а после сделал жадный вдох. В горле запершило, заставив его закашляться, но Чонгук довольно улыбнулся, ладонью его губы и щеку поглаживая.
— Умница, ты хорошо справился, — похвалил он.
Омега облизнулся, а после провел языком по крепкой груди, слизывая остатки кокаина. Над его макушкой послышался раздраженный вздох, Чон зажмурил глаза, голову назад откидывая. А Тэхен языком исследовал его солоноватую кожу, оставлял следы своих зубов, засосы наливающиеся поверх татуировок оставлял. Особенно он на журавле остановился, что над сердцем его вспорхнул, губами контуры выцеловывая, и спустился вниз, язычком оглаживая стальные кубики. Чон вплел крепкие пальцы в его волосы, сжимая в кулаке. Его металлическая сережка холодила кожу, отрезвляла даже, но стоит тэхеновым губам остановиться на покрасневшей головке, и Чонгук из реальности выпадает.
Он в себе глухой стон рыком душит, когда алые губки распахиваются и на его каменный член ложатся. Тэхен сосет так, словно самую вкусную в мире конфетку нашел, языком размашисто головку вылизывает, выступающее семя сглатывая, и головой вверх-вниз двигает, словно сильнее на его член насадиться хочет, в рот полностью взять. Он каждую венку выпирающую языком обводит, горьковатым вкусом наслаждается, упивается, ногтями в крепкие бедра впивается. Тэхен словно опьянел. По телу — разряды в двести двадцать вольт проносятся, на кончиках пальцев оседая. Чонгук готов в голос рычать от удовольствия и невообразимого жара. Он сейчас и не вспомнит, сколько раз ему сосали, но почему-то все то меркнет на фоне этого непорочно порочного омеги, который из него душу по ниточке доставал одним своим запахом блядских лилий.
Тэхен отстранился, лизнув головку, и вновь забрался на его бедра, крепко член в пальцах сжимая и направляя в свою сжимающуюся дырку. Он губы распахнул в неслышном крике, жмурясь от его размеров. Чон терпеливо ждал, пока омега сантиметр за сантиметром на его член опускался, полностью в себя его размеры принимая, а на последних миллиметрах не выдержал, насильно член в него вгоняя, застонать по-блядски заставив. Он крепко сжал тэхеновы бедра, на себя насаживать начиная, а Тэхен откинулся назад, упершись ладонями в чонгуковы бедра, начал навстречу двигаться, до основания на его член насаживаясь.
Он кричал, пока глотку не сорвал, чувствуя себя так правильно заполненным. Адреналин смешался с наркотиком в его крови, взрывоопасное вещество создавая. Сердце как умалишенное билось, а дышать почти невозможно от коктейля запахов. Кажется, еще чуть-чуть, и Тэхен прямо вот так умрет. Чон рычал, оставляя на нем багровые засосы-отметины, кожу до крови прокусывая, капельки цвета сангина по его губам размазывая, а после с собственной подушечки слизывая. Шлепки перемешались с хлюпаньем смазки, что текла по чонгукову члену. В ноздри лилии с бергамотом вгрызались, даже шанса на спасение не оставляя. Они оба друг в друге потонули.
Тэхен первым кончает, спермой пачкая их животы. Чонгук вгрызся жадным поцелуем в его губы, язык насильно в рот проталкивая, и только сильнее на себя насаживать начал, проглатывая стоны чужие. Он так жадно целовал, так остервенело в его тело обмякшее вбивался, что, кажется, боялся будто Тэхена у него заберут, украдут, спрячут. Только Чонгук за него глотки перегрызет зубами собственными, чем в руки чужие отдаст. Чонгук входит в него до упора, а после толчками изливается в его тело, шумно дыша тому в макушку. Тэхен зажмурился, слабыми пальцами цепляясь за чужие-родные плечи, и щекой к груди прижимается. Чон между пальцев пропустил его волосы, почти ласково, как котенка, поглаживая.
— Мой звереныш, — тихо прошептал Чонгук ему на ухо.
— Мой господин, — так же тихо ответил Тэхен, носом утыкаясь в его шею.
За окном разлился по небу кровавый рассвет. Чонгук глаз не сомкнул, все так же сопящего Тэхена в своих руках покачивая. А в груди тепло такое, что голову об стену расшибить хочется.