Тогда я осторожно убираю руку.
– Позвольте мне вам помочь, – невнятно бормочет он, и уровень адреналина у меня в крови приходит в норму. Глаза у него закатываются, он конвульсивно дергается.
Наконец он затихает. Я сажусь рядом и дышу, хватая ртом воздух. Надо придумать, что делать дальше.
На улице, кажется, все спокойно. Воя полицейских сирен не слышно. Я позволяю себе немного расслабиться. В окнах Анны-Лизы тоже нет света.
Он парень тяжелый, мускулистый: значит, ночь будет не из легких. Когда Анна-Лиза проснется завтра утром, она этого даже не узнает, но серьезная потенциальная угроза ее выздоровлению будет устранена.
А мне нужен новый психотерапевт.
После праздника
Чарли и Това толкались на Далтон-сквер еще с полудня, а сейчас было уже три часа с лишним. От весеннего света сияли окна и витрины магазинов.
– Просто глазам своим не верю, до чего облагородили это место, – сказал Чарли.
Последняя команда отыграла несколько минут назад, но Чарли все равно пришлось перекрикивать шум из динамиков.
– Да-да-да, бла-бла-бла, – ответила Това. – Скажи лучше, до чего изуродовали. Кто теперь захочет здесь жить? Пошли. – Она потянула его за воротник, и они скользнули в толпу, чтобы подобраться поближе к сцене. – Ну, вот.
Весь фартук сцены был увешан плакатами с логотипами спонсоров. Техники в черном разобрали и унесли остатки ударной установки, расставили микрофоны, выкатили и утвердили ближе к заднику большую промышленную плиту, а в центре привинтили к полу мощную стальную раму. Проверили, надежно ли держится, хорошо ли закреплены ремни и цепи.
– Припозднились на этот раз, – сказал Чарли.
– Каждый год так, – возразила Това. – Смотри, вон он.
Молодой телеведущий курил, повернувшись спиной к холодному ветру, перелистывал странички сценария и разговаривал с яркой, хорошо одетой дамой лет сорока с лишним, режиссером, – она показывала ему какие-то отметки на сцене.
– Видел когда-нибудь его шоу? – спросила Това, фотографируя человека на сцене. – Для племяшки, – объяснила она.
– Ага, понятно, – ответил Чарли.
Кто-то в толпе одобрительно закричал, крик подхватили другие, он нарастал, становясь увереннее и громче. Чарли похлопал Тову по спине, когда на сцене появилась группа мужчин и женщин в белых халатах. Режиссер жестом велела им встать в углу, а сама заговорила в центральный микрофон.
Ведущий подошел к краю сцены и крикнул в микрофон:
– Еще не время, тупицы!
Он ухмыльнулся общему хохоту, потом прижал палец к наушнику и стал слушать. Ему пришло в голову сделать серьезное лицо и поднять руку ладонью вперед, как делают люди, принимая важный телефонный звонок в шумном помещении, и в толпе захохотали еще громче.
– Нет, это я болван, – сказал он. – Оказывается, уже самое время.
Под бодрые, ликующие крики толпы со сцены ушли техники. Врубилась электронная музыка, до жути громкая.
– Ой-й, – сморщилась Това.
– Вы готовы? – выкрикнул ведущий, чем вызвал новое гиканье. Погода, конечно, могла быть и потеплее, хорошо еще, что без дождя. В толпе кое-где начинали танцевать.
– Как он меня раздражает, этот мудак, – сказал Чарли, пока ведущий продолжал нести околесицу.
– Заткнись, дедуля, – бросила Това и схватила его за руку, потому что здесь, совсем близко к сцене, даже оглушительная музыка не перекрывала визг и топот копыт по половицам.
На сцене показались три мясника. Они тащили закованную в цепи свинью.
Толпа радостно взвыла. Това заулюлюкала, а Чарли засмеялся.
Свинья выглядела огромной, не меньше двух метров от рыла до кончика хвоста. Поджарая и мускулистая, она упиралась всеми четырьмя ногами, натягивая цепи с достоинством прирожденного бунтаря. Все знали, что животному предварительно вкололи снотворное. Мясники поставили свинью в раму, закрепленную посреди сцены, и надели ей намордник.
– Ой, гадость, – скривилась Това. Она отвернулась от сцены и перехватила взгляд Чарли. – Скажешь мне, когда все кончится.
– Ну вот, а я, значит, должен смотреть? – возмутился он.
Това была такая не одна: многие в толпе прикрывали глаза ладонями. Пустые остроты, которыми сыпал ведущий, не разряжали атмосферу. Музыка продолжала играть, но тише, чем раньше, а свинья, возможно, почуяв общее напряжение, начала визжать все громче и громче.
– Ну, давайте, кончайте, – сказала Това, все еще глядя на Чарли. – Скажи им, пусть кончают уже.
– Ну, ладно, – громко произнес ведущий. Какие-то парни в толпе запели гимн футбольных фанатов, но его никто не подхватил, и они скоро смолкли. Старший мясник поднес к голове свиньи электрическое устройство.
– Ох, мать твою, – не удержался Чарли.
Мужчина нажал на спусковой крючок: разряд оказался беззвучным, а конвульсии свиньи – короткими и сдержанными. Толпа притихла, когда животное, судорожно вздрогнув, повисло на цепях.
– Все уже? – спросила Това.
Чарли помотал головой:
– Нет, пока только ток пустили.
Мясник взял нож и перерезал свинье горло.
Струя крови ударила в щиток из пластика. Толпа дружно и громко выдохнула, Чарли зашипел, а у Товы расширились глаза, когда она увидела выражение его лица.
Пока свинья истекала кровью, а мясники разжигали горелки, организаторы снова сделали музыку громче.
– Подожди, – сказал Чарли, но Това уже поворачивалась к сцене.
Все происходило очень быстро. Мясники еще не закончили разделывать тушу, когда первые куски мяса уже зашкворчали на огне, и над площадью поплыл аппетитный запах. Толпа снова повеселела, парнишка с телевидения затараторил в ускоренном темпе. Карнавал снова был в разгаре.
– Ладно, я все понял, – сказал Чарли. – Этот тип, он, конечно, раздражает, но дело свое знает туго.
Когда Това крикнула:
– Как, неужели уже так поздно? – а Чарли удивленно взглянул в темное небо, они оба были изрядно пьяны. Вокруг них танцевали, толкались в очереди за барбекю. На сцене играли ска, фронтмен группы прыгал вокруг мясников. Свинью почти съели.
Старший мясник ковырялся внутри свиной головы, выскребая оттуда последнюю мякоть. Наконец он отделил голову от скелета и поднял ее за уши – по тому, как напряглись его руки, было видно, что она тяжелая. Подвыпившая толпа одобрительно закричала, когда он начал пританцовывать с ней, точно с партнершей.
– Кто готов? – закричал ведущий. – Кто смелый? А ну-ка, дайте мне место! – заорал он еще громче. – Восточный Лондон, ты готов?
В толпе заметались – одни лезли поближе к сцене, другие энергично работали локтями, уходя от нее подальше.
– Ну? – сказала Това, но Чарли уже не было рядом. Она засмеялась и стала вертеть головой, окликая его по имени. Он был высокий: она скоро его нашла. – Не может быть! – завопила она, глядя на него. Он скакал и прыгал перед самой сценой, она видела, как над толпой, точно поплавок, подскакивает и опускается его светлая шевелюра.
– Ну, кому? – продолжал надрываться ведущий. – Кто хочет?
Толпа ревела.
– Боитесь? Давайте, выходите сами, не то я пойду искать!
Старший мясник, держа свиную голову за уши, размахнулся ею так, словно хотел кинуть. Многие в толпе закричали и выставили вверх руки, точно собрались ловить букет.
– Кто хочет? – кричал в микрофон ведущий. – Ты хочешь? Ты?
Он отвернулся от микрофона, сказал что-то мяснику, и они стали вместе высматривать кого-то в толпе танцующих. Оба притворялись, что вот-вот швырнут голову сначала в одну сторону, потом в другую.
– Вот этот? – вдруг услышала Това голос ведущего и завизжала от восторга, потому что он показывал прямо на Чарли. Она заскакала на месте, хохоча от удивления, и вдруг увидела, что Чарли тоже скачет и прямо заходится от смеха. Он вытянул шею и запрокинул голову, как будто хотел стать еще выше, еще заметнее. Мясник снова поднял голову за уши.
– О, бог ты мой, – сказала Това, смеясь и в то же время кривясь и морщась от отвращения. – Нет, Чарли, только не это.
Двое рабочих сцены уже втянули его за руки наверх, и мясник что-то шептал ему, наклонившись к самому его уху. Чарли, похоже, стало не по себе. Но он старательно сохранял веселый вид.
Когда Това выкрикнула:
– Пошли их на фиг, Чарли! – крики толпы как раз стихли, и даже группа перестала играть, и в эту образовавшуюся паузу ее голос прозвучал на всю площадь. Все захохотали. Чарли тоже улыбнулся и повернулся, ища ее глазами.
– Шаг вперед, – произнес ведущий, и бас-гитара на секунду взревела рифом из этой песни[15]. Чарли и мясник вдвоем подняли голову. Видно, Чарли уже опять чувствовал себя нормально, потому что он улыбался толпе. Окровавленная свиная голова опустилась на его плечи поверх его собственной.
Това не меньше получаса пробиралась к Чарли через толпу. Когда ему помогли спуститься на землю, люди окружили его со всех сторон. Одной рукой придерживая огромную башку, другой он цеплялся за плечо рабочего сцены, который помогал ему сохранять равновесие. Сразу за ним шел оператор с камерой, а за камерой – Това.
Охранники в черном не давали людям подходить к Чарли совсем близко, и он смешно пританцовывал, покачиваясь под тяжестью мокрой свиной головы. Ведущий сыпал комментариями не закрывая рта.
– Черт, Чарли! – то и дело вскрикивала Това, как будто он мог ее услышать. На его одежду капали слюна и кровь.
Он то и дело откидывался назад, запрокидывая свиную голову так, словно хотел показать ей небо. Това поняла, что он приноравливается смотреть через пасть. Рабочие сцены суетились вокруг него, вытирая кровь.
Чарли оказался хорошей свиной головой. Он потанцевал со всеми, кто мог до него дотянуться. Това слышала, как бригадир техперсонала крикнул ему в пасть:
– Ну как, прогуляемся чуток? – и Чарли заставил свиную голову кивнуть.
Ему помогли выйти с площади и повели его вверх по Малверн-роуд, где музыка соседней вечеринки уже мешалась с их собственной. Им навстречу повалила новая толпа.
Во главе ее, окруженная командой организаторов, медленно выступала другая высокая фигура. Это был мужчина, и на его крупных мускулистых плечах покачивалась тупая, короткорылая, плотная башка. Пасть уродливо скалилась, мертвые глаза закатились. На мужчину надели отрубленную голову морской свиньи. В ее шее прорезали две дырки, чтобы мужчина мог видеть.
Две толпы слились, радостно приветствуя друг друга. Двое в масках тоже сошлись и стали танцевать. Их плечи были окрашены кровью: плоть, в которую их одели, кровоточила. Голова свиньи сухопутной встретилась с головой свиньи морской, обе, покачиваясь и подскакивая, несколько минут кружили в танце, а потом сопровождающие разделили их и повели в разные стороны. Вокруг повсюду горели огни.
Команда Чарли долго водила его по Лондону. Вся эта часть города пировала и праздновала. Музыка, смех и веселые крики неслись буквально отовсюду. Народу было столько, что путь от одного конца улицы до другого занимал необычайно много времени.
– Я его подруга, – пробилась Това к бригадиру, который командовал группой сопровождения Чарли. – Сколько еще?
– Все нормально, – проорал тот в ответ. – Вон за тем поворотом будет баран, там еще кое-кто, и все. Недолго уже.
На углу Ричмонд и Квинсбридж-роуд Чарли, сопровождаемый толпой, повстречал парня с ухмыляющейся лошадиной головой на плечах и женщину с окровавленной головой медведя, и все трое поплясали под хаотически смешавшуюся музыку.
Това старалась держаться как можно ближе. Скоро она заметила, что команда сопровождения получила по радио какую-то инструкцию. Слаженно, точно по команде, они все разом переключились в другой режим. Остановили Чарли, громко заговорили и выключили музыку.
– Ладно, ребята, – сказал их главный. – Время, леди и джентльмены, время позднее. – Со всех сторон недовольно забормотали. – Знаю, знаю. Пожелайте свинке спокойной ночи. Нет, в гонца стрелять не нужно. Его Свинство устали. Давайте скажем друг другу до свидания.
И он поцеловал мокрую щеку свиной головы, скорчил гримасу и ухмыльнулся. Люди сначала требовали еще песню, на посошок, но потом начали постепенно расходиться: возвращаясь туда, откуда пришли, люди искали других животных, чтобы продолжать ночное веселье в их компании.
– Теперь уже недолго, – сказал главный. – Один сек, и за ним приедут. А ты, говоришь, с ним?
Това кивнула.
Он повернулся к Чарли.
– Ей можно поехать?
Чарли свинокивнул.
В фургоне они сидели в непривычной для них неловкости. Чарли то и дело трогал себя за голову. Това смеялась. Рядом члены команды сопровождения заполняли какие-то бумажки.
– Ну, ты и чокнутый, – сказала Това. Из глубин головы донесся ответ Чарли, но она не смогла разобрать ни слова. – Фу-у, какая мерзость! – И она расплылась в улыбке, глядя на него.
На этот раз ответ был ей понятен.
– Было здорово.
Лаборатория находилась в полуподвальном этаже больницы Сент-Мари в Шордиче. Внутрь их провел санитар. Шел уже десятый час вечера, кафе и цветочный магазин давно закрылись, но в коридорах было еще полно пациентов и персонала. На них все пялились. Кое-кто даже заулюлюкал. Один малыш в больничном халате взвизгнул от восторга. Чарли тоже приглушено взвизгнул в ответ, и малыш с матерью засмеялись.
– Мистер Свин. – Врачиха – шикарная тетка лет на тридцать старше Чарли с Товой – вышла из кабинета внезапно и заговорила отрывисто, с заученной сердечностью. – Я доктор Аллен, – привычной скороговоркой выпалила она. – Входите.
Двое врачей помоложе ждали у двери холодильной камеры с армированным окном.
– К вам всех зверей привозят? – спросила Това.
– Нет, конечно, – сказала доктор Аллен. – Их распределяют по районам. У нас только вот этот парень и мистер Яг. Который, кстати, уже ушел домой, мокрый до нитки, но вполне довольный.
– Ягуар? – переспросила Това.
– А ты не знала? Он в нашем карнавале новичок, но, я бы сказала, публике он пришелся по вкусу. – Аллен похлопала свиную голову ладонью. – Ну, как ты там?
– Хорошо, – отозвался из головы Чарли. И поднял оба больших пальца.
– А как тебя величать, когда подойдет к концу твое пребывание в качестве мистера Свина?
– Чарли Джонс, – крикнул он.
– Вот и отличненько. Тут всех дел на пару минут, а потом пойдешь себе спокойно домой. Хотя нет, сначала парни из новостей накинутся на тебя с вопросами. Брезгливая? – бросила Аллен Тове. – Если нет, то можешь остаться.
Доктор выложила на столик сбоку какие-то инструменты.
– Так, сейчас мы ее с тебя снимем, – сказала она.
– А у кого дельфин? – спросила Това.
– В Центральной больнице, кажется. А что? – Когда Това не ответила, она сказала: – Не волнуйся, мы все нормально сделаем. Возьми ее, пожалуйста, за уши, Дерек. – Один из ее ассистентов шагнул вперед. Вместе с Аллен они уцепились за мясо. – Опаньки.
И они дружно дернули. Раздался громкий чавкающий звук.
– Ты точно в порядке? – спросила Аллен у Товы.
– Погодите, – попросил Чарли, чей голос был едва различим из-за мяса. Он поерзал на стуле и добавил еще что-то неразборчивое. Голову вернули на место.
– Ладно, давайте, – сказал Чарли. Доктора опять приподняли голову на несколько сантиметров. – Ай, – сказал он. – Ой.
Когда голову опустили на место во второй раз, Аллен сунула руку в пасть и ощупала лицо Чарли.
– Что, больно?
– Подбородок, немного, – ответил Чарли. У Аллен окаменело лицо. Она взяла со столика инструмент, похожий на садовый секатор.
– А теперь не двигайся. – Она вставила секатор в уголок пасти и сделала надрез, отчего предсмертная ухмылка животного стала еще шире. Пальцами раздвинув надрез, она заглянула внутрь.
– Ох ты черт, – пробормотала она и стала резать снова. – Дерек, держи вот здесь. Салли, спринцовку, пожалуйста. Ты только не волнуйся, – это уже Чарли.
– Что там? – спросила Това.
Чарли что-то мычал.
Коллеги вложили в руку Аллен что-то похожее на кухонную спринцовку, которую она тут же сунула свинье в пасть.
– А теперь закрой рот и зажмурься, хорошо, Чарли? Будет немного холодно.
– В чем дело? – снова спросила Това. Через свиную пасть ей было слышно, как мычит Чарли.
– Знаю, знаю, – сказала Аллен. – Дерек, резко, на счет три. – Она брызнула, надрезала, стала считать.
Доктора дернули. Свиная голова медленно поднялась над плечами Чарли, открыв белесое лицо. Он моргал, выгоняя из глаз слизь.
На подбородке у него была кровь. Кожа щек сморщилась от сырости, с нее текло. Все лицо покрывали какие-то вздутия, вроде сыпи. Това невольно прикрыла рот ладонью. Чарли моргал.
– Ну вот, мистер Джонс, – сказала Аллен.
Това заглянула в свиную голову.
– Ой, что это за мерзость такая? – вырвалось у нее.
Из слоя красного мяса, выстилавшего череп изнутри наподобие подкладки, высовывались крохотные черные червячки. Их были тысячи. Они судорожно извивались. Их рты-присоски настойчиво хватали пустоту.
– Спокойно, мистер Джонс, – сказала Аллен, когда Чарли завизжал, тоже уставившись на мясо.
Това с трудом подавила позыв к рвоте. С губ Чарли стекало что-то густое и липкое – то ли какие-то выделения свиньи, то ли его собственная слюна, непонятно.
– Паниковать абсолютно не из-за чего, – заверила доктор Аллен. Слова торопливо срывались с ее губ. Подхватив голову свиньи, зиявшую разрезом, сквозь который были видны копошившиеся внутри черви, она передала ее коллегам.
Това увидела волочащиеся за языком волокна. Кровь на свиных зубах.
– Что вы будете с ней делать? – крикнула она.
– Проведем тесты, – ответила Аллен. – Не могли бы вы вести себя потише? Я разговариваю с мистером Джонсом. Мистер Джонс, очевидно, с этой головой что-то пошло не так, но вы можете быть уверены, что это не грозит вам ничем серьезным. Я, конечно, понимаю, что все это очень неприятно…
На подбородке Чарли краснела маленькая ранка, окруженная шишечками, похожими на пустулы. Он, тяжело дыша, осторожно ощупывал их кончиками пальцев.
– Давайте мы вас умоем, – продолжала Аллен. – Надо сказать, это большая редкость, что процесс разложения начался так скоро. – Она повела его к раковине на высокой ножке. – Вот, помойтесь хорошенько, – сказала она ему. – С мылом, а когда закончите, обработайте подбородок вот этим гелем, а я пока расскажу вам, что мы с вами сделаем. Главное, не волнуйтесь. Я назначу вам очень простое и недлительное лечение. Как я уже говорила, ни у кого не было ни малейших поводов предполагать, что нечто подобное может случиться так скоро.
– Да кому сейчас какая, на фиг, разница? – выкрикнула Това.
Доктор Аллен повернулась к ней и рявкнула, чтобы она заткнулась, и Това, которая совсем не ожидала такой реакции, действительно притихла.
Год выдался нехороший. Позже Чарли и Това узнали, что в ту ночь было еще четыре подобных случая. Пострадали носители голов крокодила, коровы, гориллы и одного из двух гиппопотамов. Все четыре черепа – а в последнем случае только передняя часть – оказались заражены черными кровососущими организмами, похожими на червей.
В других случаях участники праздника носили на себе головы дольше, чем предписывал сценарий. Но Чарли, как все считали, повезло. Его команда проявила осторожность.
Всех пострадавших определили под присмотр доктора Аллен и ее коллег.
– Да все в порядке, – сказал Чарли. После праздника прошло уже три дня, и они с Товой зашли пообедать в «Пицца Экспресс» рядом с его домом. В ожидании заказа он катал шарики из мякиша чесночного хлеба. – Просто она любит повыпендриваться, вот и все. Но другие двое сказали мне, что если кто и разбирается в подобных вещах, так это она.
– Откуда тебе знать, что они не врут? – спросила Това. – Что там с тобой делают? Выглядишь ты паршиво, приятель.
Вокруг глаз Чарли залегли складки, сгустились тени. Кожа была нездоровой, раздраженной. Никаких отверстий там, где сквозь нее проникали крохотные щупальца, не осталось, даже почти все корочки сошли, но у его лица в целом был такой вид, словно его кожа вдруг стала ему на несколько размеров больше и повисла на нем мешком. Он часто моргал, казался рассеянным. Лицо болело.
– Мне дали таблетки, сказали принимать месяц. – Он отвел взгляд. – Я хожу туда каждый день, мы все ходим…
– Правда?
– Да, нам так велели. Она взвешивает меня, спрашивает, что я ем. А еще, мне кажется, они экспериментируют с головами, потому что их держат во льду. Нас всех просили рассказать о том, что мы чувствовали.
– Они что… Чарли, они заставляли тебя снова надевать эту штуку?
– Что значит – заставляли? Ничего они не могут заставить меня сделать.
– Ну, все-таки?
– Проводятся тесты, – сказал он. – Исследования…
– Да ты хотя бы знаешь, как это дико – то, что ты говоришь? – перебила его Това и, не дав ему ответить, продолжила: – А другие головы ты тоже наденешь?
– Нет. – Он почти кричал. – Господи, ты что, чокнулась?
– Скажи прямо: мне есть о чем беспокоиться? – спросила наконец Това.
– Нет. Не о чем. Ты смотрела про это в Интернете?
– Конечно, смотрела.
– Ну, тогда ты знаешь, что если лечение начать немедленно, то никаких серьезных последствий не будет.
Чарли проводил глазами двух женщин, идущих мимо окна ресторана, у которого они сидели за своим столиком. Одна из них вела на поводке большую собаку, даже слишком большую для Лондона.
– А меня начали лечить практически сразу.
Тове тоже хотелось расспросить его о том, что он чувствовал, но она не решалась.
– И что же ты ешь? – спросила она вместо этого. – И как у тебя дела на работе?
– Хочешь знать, не бесит ли мое начальство то, что я все время отпрашиваюсь? Да ничего, терпят, куда им деваться? Представь, что бы началось, вздумай они устраивать мне из-за этого гадости.
Неожиданный случай во время карнавала привлек внимание прессы, сенсация продержалась дольше обычного. Това то и дело наталкивалась на статьи, авторы которых задавались вопросом: неужели устроители праздника совсем не подумали о безопасности? Политики ныли, но они ноют всегда, в том числе и после карнавала в Ноттинг-Хилле. Чарли написал Тове в эсэмэс, что отказался от интервью для «Лондон Ивнинг Стандард».
Она звонила Чарли каждый день и очень беспокоилась, если он не сразу брал трубку или вообще не отвечал. Иногда это могло продолжаться часами.
– Меня тут развезло немного, – сообщил он ей через неделю после их совместного обеда.
– Где ты сейчас? На работе?
– Успокойся. Ну, да, был на работе, потом пошел в лабораторию. Я хотел взглянуть… Я же слышу, ты беспокоишься… Сейчас я иду домой, все, что мне было нужно, я теперь знаю…
– Чарли, ты меня слышишь? – спросила она. – Связь очень плохая.
– Да нет, у меня все нормально. Я поговорил с другими. – Она знала, что он имеет в виду других зараженных. – Мы встретились после сессии и поболтали, все вместе. – Расписания их визитов в лабораторию совпадали лишь частично. Иногда Аллен и ее коллеги принимали их по двое – по трое сразу. – Знаешь, вспоминали, что с нами было. Это интересно. Но ничего больше. Каждый просто вспомнил что-то свое, и оказалось, что ощущения у всех были разные, представляешь?
– Нет, – ответила она. – Не представляю.
Он вежливо, но твердо отказался от обеда, которым она предложила его угостить, и обещал позвонить завтра. Когда на следующий день он не позвонил, она пошла к нему на работу, в административный отдел издательства отраслевых журналов.
– На прошлой неделе мы сказали ему, чтобы он посидел дома с недельку, – сказал ей его начальник. – Ему надо привести в порядок голову. Я ни в чем его не виню, просто говорю все, как есть.
– Но ведь вчера он был здесь, – сказала Това.
– Я его не видел.
Дома у Чарли тоже было пусто. Това отправляла ему эсэмэски и видела, что они уходят, но программа, которая сообщает о прочтении, на его телефоне была выключена.
Молодой доктор Дерек Янсен говорил в телефон шепотом, поэтому Това поняла, что его босс рядом.
– Вообще-то, мне не положено с вами разговаривать, – сказал он.
– Я знаю и очень благодарна вам за согласие. Я немного беспокоюсь за Чарли.
– Да, я так и понял. Я знаю, он слегка… Но это обычное дело, отношения врача и пациента, ничего особенного. Просто ему понадобится время, чтобы снова прийти в себя, вот и все. Медленно и постепенно. Не все люди реагируют на курс лечения одинаково быстро.
– Он, значит, реагирует медленно?
– Я этого не говорил. У каждого своя скорость.
– А вы выяснили, что там случилось? Ну, почему заражение пошло так быстро?
– Иногда такое бывает. Нельзя сказать, чтобы в образце было что-то действительно странное. Но мы еще смотрим. Стараемся работать быстрее. Чарли и другие пациенты очень терпеливы, для нас это неоценимая помощь, это позволяет нам проводить сравнительные анализы. Они не просто проявляют терпение, они сами вызвались приходить в лабораторию каждый день.
– Сами вызвались?
– Ну, конечно, работать-то приходится быстро: вещества, которые предохраняют ткани от разложения, могут повлиять на результаты тестов, поэтому мы не используем их на образцах. А значит, приходится держать их во льду. Но эти конкретные головы даже в холодильнике протухают на удивление быстро. Алло? Вы меня слушаете?
– Извините, – сказала Това. – Я просто задумалась.
На следующий день к вечеру она взяла такси и сама поехала в больницу. Закутавшись в теплое пальто и чувствуя себя полной дурой, она уселась в маленьком скверике и стала наблюдать за полуподвальным входом в лабораторию, который находился через дорогу. Това не боялась, что ее узнают: одежды на ней было столько, что она стала похожа на куль. Она ждала.
Сперва лабораторию начали покидать пациенты, за ними служащие. Небо темнело. В дверях появился какой-то коренастый мужчина, с ним женщина и Чарли – они вышли все вместе, группой, кивнули друг другу и поспешно разошлись. Еще минуту спустя вышел Дерек, он поднимался по лестнице, наматывая шарф. Вскоре за ним показалась и сама доктор Аллен, она шла, громко говоря с кем-то по телефону.
Не прошло и получаса, как коренастый вернулся. У входа он огляделся и, никого не увидев, начал спускаться по лестнице к двери. За ним подошел Чарли.
Он шагал быстро, подняв плечи.
Това подождала с минуту, потом медленно подкралась к лестнице, ведущей вниз, к лабораторной двери. Бесшумно спустилась. Носовым платком протерла запыленное окошко у входа. Бросила платок, приложила обе руки к стеклу и заглянула внутрь.
Внутри, в дальнем конце помещения, горела одна-единственная лампочка. Все было тихо. Свет лился из холодильного отсека: дверь туда была распахнута и подперта, чтобы не закрывалась. Това слегка подвинулась, чтобы лучше видеть, и тут же у нее вырвалось:
– О, господи боже мой, Чарли!
Он неподвижно сидел на полу внутри холодильного отсека, спиной к скамье.
Несоразмерно большая свиная голова, которая вновь оседлала его плечи, делала его похожим на марионетку, неуклюжую и зловещую.
Това заколотила руками в дверь.
– Чарли, – кричала она. – Я позову копов, если ты меня не впустишь!
Он не двинулся с места, зато зашевелился кто-то другой. Това вдруг поняла, что все это время рядом с ним на полу сидел другой человек, тот самый, коротышка, и что теперь он поднялся и идет к двери, шаркая ногами.
– Впустите меня немедленно, черт вас побери, – сказала она.
Он приоткрыл дверь и начал говорить что-то успокоительное, но она сразу скользнула мимо него внутрь. От его мокрого лица воняло. Това кинулась в холодную комнату, туда, где, свесив руки и безвольно опустив плечи, сидел на полу Чарли.
Шкура на свиной голове сморщилась и посинела. Ледяная плоть облепила плечи Чарли. Разрезанная щека болталась. Глаза провалились, мясо под ними обвисло.
– Сними это! – закричала она. При виде женщины, которая скорчилась в углу под головой коровы, ей стало совсем противно, и она вскрикнула еще раз.
Там, где сидел коротышка, лежала голова крокодила.
– Вы не имеете права врываться сюда вот так, запросто, – заговорил коротышка. – То, что здесь происходит, не ваше дело. Нельзя себя так вести.
Он ухватил ее за руку, когда она потянула на себя свиную голову Чарли. Она оттолкнула его.
– Или отвали, или помоги мне, – сказала она.
– Нельзя так дергать, – пояснил он. На его мокром лице вспухали болячки. Немного помешкав, он взялся за свинью. – Смотрите, – сказал он. – Вот как надо… – Он нежно пробежал пальцами по краю обрубленной шеи, просунул их в мертвый рот, и Чарли застонал. – Теперь можно.
Вместе они подняли голову и сбросили ее набок. Та шлепнулась на пол с мокрым чавкающим звуком. Това пнула ее, и голова, кувыркаясь, откатилась в сторону: внутри ее она заметила черные щупальца – они свисали с распухшего языка и извивались, ища лицо Чарли. На холоде их подергивания скоро прекратились.
Чарли мигнул, весь скользкий от покрывавшей его слизи. От его запаха ее мутило. На его подбородке виднелись следы укусов. Припухшие болячки кровоточили.
– Това, – пробормотал он. Сознание медленно возвращалось к нему. – Това.
– Чарли, – сказала она. Ей хотелось плакать. – Посмотри на себя… Что ты с собой сделал?
– Това. – Он, качаясь, вставал на ноги. – А ты что тут делаешь? – Язык у него заплетался, как у пьяного. – Это, знаешь, я должен…