– Поймал, – произнес, заключая Соню в объятия.
Я задремал, а как проснулся, отыскал ее на кухне с телефоном в руке и, судя по дымящемуся напитку, не первой чашкой кофе.
Мне не понравилось, что Соня сбежала и оставила меня в пустой кровати. Но я не мог на нее злиться, когда она так смотрела – заигрывая и с вызовом.
Мои руки скользнули по тонкой талии ниже и легли на живот. Голубка выдохнула, когда я поцеловал соблазнительную впадинку на ключице. Заблокировала и отложила айфон, рассмеялась, почувствовав, как я провел языком вдоль шеи.
Боги, наверное, это могло продолжаться вечно. Наверное, дай мне волю, я бы отгородился от пейзажей за окном еще на сутки точно.
– Вла-ад, – протянула зараза, снова пробудив желание. – Пора выбираться из квартиры, уже полдень.
Вместо ответа прижал Соню теснее к себе. Поняла все без слов, ахнула.
– Ну, Вла-ад. – Кажется, звучание моего имени из ее уст становилось наркотиком. – Я обещала маме заехать днем. Ей нужна помощь.
Еще одно движение бедер через тонкую ткань белья и ночной рубашки. Руки гладили изгибы, острые ощущения вскружили голову, я зарычал. А после резко отпустил девчонку, шагнул к раковине и набрал стакан воды из фильтра. Соня пошатнулась и вцепилась в стол до побелевших пальцев.
– Конечно, – невозмутимо ответил я. – Прогуляемся потом? Погода отличная, а я уже много лет не был в городе. Покажешь, как все изменилось.
Голубка тяжело дышала, смотрела на меня испепеляющим взглядом. О этот огонь в глазах! Хоть сейчас бросай все и пиши картину с нее – огненная фурия.
– Еще хочу, – прошептала еле слышно, будто виновато.
Я не сдержал смех, она была невероятна. Прижал к груди и съел весь кофейно-молочный привкус с губ.
Время незаметно подобралось к часу, мы успели совершить грехопадение еще не раз. Сейчас лежали на скомканных простынях и смятых подушках и не переставали любоваться друг другом, трогать, запоминать: крохотную родинку на щиколотке, шрам под коленкой, светлое пятно под левой грудью рядом с татуировкой голубки, едва заметную россыпь веснушек на лице. Я вбирал каждую деталь, впитывал много, всю, а желал еще больше.
Ее пальцы гуляли по моему предплечью, плавно спускались ниже по руке. Мысли испарились, туман рассеивался. С каждым сантиметром мышцы напрягались сильнее, проступали вены. Я дышал медленнее с каждым вздохом. Все потому, что Соня подбиралась к главному моему секрету. Остановилась на кожаном браслете, туго затянутом на запястье, нахмурилась и прикусила губу, не решаясь посмотреть в глаза.
В жизни каждого наступал момент, когда любой шаг был предельно важен – и шаг вперед, навстречу, и назад, в тень. Вот и мой черед пришел.
Все, что случилось «до», – приезд, признание, все это было лишь прелюдией. И буду честен с собой: до этого мгновения не знал, как в конечном итоге поступлю. Имелись пределы моей приязни, существовали лимиты моего доверия, так было всегда, но так было до встречи с Соней. Поэтому я зажал в тиски все ужасы прошлого и на выдохе развязал коричневый ремешок. Я обнажил перед голубкой шрам, который мог стоить мне жизни, – поперечную полосу на запястье.
Соня поднесла к отметине пальцы, но побоялась коснуться, водила по воздуху в миллиметрах от кожи, чертила узоры. Казалось даже, ощущал фантомные прикосновения. Вскоре заметил, что ее глаза наполнились слезами.
– Ты что удумала?
Захватил лицо в плен и расцеловал щеки.
Эта девчонка сводила с ума неподдельными эмоциями. Она проживала их так искренне, пропускала через себя и невольно заставляла всех вокруг проникаться ими. Что она творила со мной!
Соня повернула голову и оставила влажный след губ на шраме, зажмурилась, будто забрала боль. Я загляделся немыслимой картиной.
Не гордился своим поступком, очень глупым поступком, но и делать из него тайну за семью печатями не видел смысла. Да, не любил распространяться на этот счет, но давно осудил и простил себя за все. Даже согласился со словами психолога о том, что пытался таким образом привлечь внимание, а не уйти из жизни, пытался манипулировать, все еще не осознавая масштабов предательства. Ведь до последнего не верил, что Лиля наплюет и, дождавшись скорую, навсегда уйдет из моей жизни.
Опять занесло – прошлое каждый раз засасывало в водоворот, стоило дать слабину.
– Не хочу больше секретов между нами, – произнес, вдыхая сладкий аромат ее волос.
– Тогда мне стоит признаться, – заговорила Соня, вытянула шею и отстранилась. – Я не жалею, что улетела, Влад.
Наклонил голову, не понял ее.
– Что ты имеешь в виду?
– Я пытаюсь сказать, что ты дорог мне. Очень. Но сегодня ты есть, а завтра нет, – Соня опустила глаза и обняла себя, заговорила тише: – А семья – это мое все. Ради них я пройду огонь, воду, медные трубы и…
Ее голос задрожал на последних словах, а у меня от досады свело скулы, твою ж!
– Эй, слушай, – взял за руки, – сегодня я есть и завтра буду. Хорошо?
Поцеловал губы с соленым привкусом.
Хотел бы я так легко забрать все ее сомнения, высушить слезы и никогда больше не становиться их причиной, пусть даже косвенно. Но все это слова, слова. Я понимал, что желаю невозможного, но как же отчаянно желал.
– Это же… между нами… это не как у вас с Инной?
– Было, – твердо произнес я, глядя прямо в глаза. – Было с Инной. И нет, у нас с тобой все будет иначе. Знаешь почему?
– Почему?
Голубка походила на маленького уязвимого ребенка, которого хотелось оберегать и защищать от всех невзгод.
– Потому что ты мой сон, – прикусил ее левую скулу, – мой солнечный свет.
Поцеловал правую щеку девчонки, потерся носом о ее нос. Такие мелкие глупости сейчас занимали такое важное место в сердце.
– Ты моя муза и моя любовь.
С каждым новым словом у Сони сильнее загорались глаза, проявлялась все более отчетливая улыбка и все меньше дрожали ресницы.
– Моя зима.
– Зима? – переспросила голубка.
– Когда-нибудь поймешь, о чем я.
Загадочно подмигнул ей и защекотал ребра. Соня стала вырываться из рук, убежала из кухни, забралась на кровать. Я поймал ее не сразу, только после третьего круга по комнате. Поймал и повалил на ворсистый ковер под звонкий смех, снова целуя, утопая, растворяясь в моменте, времени и пространстве.
Здесь были только мы вдвоем. Наш мир под куполом натяжного глянцевого потолка, в стенах с розовыми обоями. Здесь были только мы вдвоем, и так много всего было между нами. Чувства переполняли меня. Я даже испугался такой мощи, но Соня нежно поцеловала, разделив страхи на двоих.
– Никаких секретов, значит? – серьезно спросила она, а я, не задумываясь, кивнул. – Тогда нам предстоит долгий разговор.
Без всяких сомнений. За спиной у каждого из нас скопился слишком большой груз, но, возможно, впервые в жизни я был готов сразить любую преграду.
– Обо всем потихоньку. У нас много времени.
– Начнешь?
– Как скажешь.
Глава 29
Оттепель
Я зарегистрировался в гостинице и закинул вещи в номер. Пока ждал Соню, вышел на балкон и не узнал вид. Многое с тех самых пор изменилось: слева отстроили огромный футбольный стадион, половину обзора на реку закрыло несуразное здание, судя по названию, восточного ресторана, да и в целом набережная преобразилась и стала более людной. И да, я снял тот же номер, что и семь лет назад. На самом деле, я выбирал его и позднее, когда был в городе уже проездом, но все равно уже очень давно.
Соня позвонила через два часа, я забрал ее с центральной площади. Поймал опять увлеченно разговаривающей по телефону, и это снова вывело из себя. С кем она ворковала? Понимал, что в ее жизни никогда не было меня, но теперь все изменилось. Так что за черт?
Когда приблизился к ней и обнял за талию, голубка вздрогнула и быстро закончила разговор. Сразу заметно потухла, будто была чем-то расстроена. Мне это не понравилось, но я удержался от расспросов.
– Все в порядке? – лишь спросил.
– Д-да, дома суматоха, отец уезжает, маме не перезванивает лечащий врач и… много всего. Но да, в порядке.
Соня вымучила улыбку, а я взял ее за руку и постарался проглотить сомнения. Только вот они стали поперек горла.
– Возьмем кофе? – предложил и кивнул в сторону небольшого кафе.
Может, американо выручит?
Погода благоволила нам, когда мы с горячими напитками в руках вышли на прогулку по парку. Солнце выглянуло из-за хмурых облаков и нагрело воздух, хотя мне и прежде не было холодно рядом с голубкой.
Ветер трепал ее волосы. Губы, не тронутые помадой, слегка покраснели. Я наблюдал за ней, пока она молча смотрела по сторонам, еще витая где-то далеко.
На лестнице, что вела к главной аллее, Соня неожиданно споткнулась, и я подхватил ее, прижал ближе к себе. Мы замерли, а вскоре, будто оттаяв, рассмеялись вдвоем. Голубка поцеловала меня, а я ответил, и снова мы остались на всей планете одни.
– Ты действительно хочешь гулять? – зарываясь холодным носом за воротник пальто, прошептала в шею Соня. – По твоему взгляду не скажешь.
Улыбнулся.
– Я бы предпочел запереться с тобой в спальне. Но тогда мы найдем массу занятий интереснее, а ты вроде бы как сама утверждала, что нам жизненно необходимо поговорить.
– Ага, – кивнула и отпила еще невероятно сладкого капучино, который успел распробовать на ее губах.
К диалогу я подготовился, поэтому, когда ее взгляд упал на мое запястье, снова покрытое браслетом, начал первым.
– Тогда я был женат, мы еще жили здесь, на Западной. Я вернулся из долгой командировки раньше и решил удивить жену, – остановился, чтобы исправиться, – бывшую жену. Как сейчас помню, что купил больше сотни красных роз и бутылку каберне. Приехал домой, принял душ, пока она не вернулась с работы и… в общем, в ванной комнате я нашел тест на беременность. Положительный.
Пока говорил, не смотрел на Соню, потому что ненавидел сочувствие в глазах других. Хотел быстрее покончить с этим, поэтому продолжил.
– Те полтора часа до ее прихода я был самым счастливым человеком на земле.
Ощутил теплую ладошку в руке. Соня переплела наши пальцы, и это, на удивление, не вызвало отторжения во мне.
– Только домой она вернулась с другим, меня же не должно было быть в городе. Я сумел лицезреть целое представление с лучшим другом в главной мужской роли.
Непроизвольно сжал кисть голубки сильнее, она ахнула.
– Прости, – поцеловал костяшки ее пальцев, – прости.
– Ничего, мне не больно. Это… Влад, это ужасно.
Я снова отвел взгляд, иначе не сумел бы договорить.
– Она сказала, это его ребенок. И что давно собиралась от меня уйти. Даже обрадовалась, что все так вышло и ей больше не нужно было ломать голову, как все закончить. Я пытался ее остановить. В тот момент я считал, что не смогу и не захочу жить без нее, но, как видишь, не сдох. Теперь понимаю, насколько глупо себя повел.
Отнял руку и указал на татуировку с цифрами.
«X.I.X.»
– Это день, когда случилась моя маленькая смерть. Десятое января десятого года. Я сделал тату, чтобы не повторять ошибок и не забывать, что мне был дан второй шанс. Ведь для чего-то он был дан?
Только произнеся последнее слово, осмелился посмотреть Соне в глаза. И понял, что зря боялся, она не другие. Никакой жалости или наигранного сочувствия, что я презирал, никаких стонов или возмущений в стиле «какая гадина твоя жена» или «что за друзья у тебя, Влад». Только решимость во взгляде и бескрайняя нежность в прикосновениях.
– Чтобы нашел такое счастье, как я, – широко улыбаясь и хлопая ресницами, заявила голубка.
– Без сомнения, – довольно ответил.
Мы прошли дальше к фонтану, наслаждаясь молчанием, притираясь к обществу друг друга. Мне нравилось, как Соня аккуратно касалась моего локтя, привлекая внимание, или морщила нос, когда замечала, что смотрю. Хотел бы я обсудить с ней еще многое, но выдохся, вскрыв старую рану. Какой же чертовски глубокий порез на сердце остался от Лили! Я и не знал. Пожалуй, впервые произнес вслух то, что так долго снилось в кошмарах, и наконец нашел край. Нужно было порадоваться хотя бы этому.
Мы сели в машину, так и не заговорив. Я вдавил педаль газа, включил тихую музыку по радио и ощутил невообразимое спокойствие. Может, это и было «счастье»? Когда не нужно выдумывать поводы для разговора, когда можно без цели ехать в тишине города, когда можно просто наслаждаться временем вдвоем без оглядки на статусы, прошлое, без планов на завтра – хотя они у меня уже определенно имелись.
Я ухмыльнулся, подъехав к парковке гостиницы. Реакция Сони не заставила ждать – и все же чувствовала она так искренне, как ребенок.
– Это…
– Да, – подтвердил я. – Хочу переписать историю.
Дальше все пролетело, как один миг, первый акт быстро закончился, и мы взяли антракт. Вышли на застекленный балкон в махровых халатах, я разлил по бокалам вино.
Сейчас на улице было темно и по-другому, да и чувства на сердце поселились иные. Одно оставалось неизменным – с Соней по-прежнему было тепло. От нее веяло этой невозможной теплотой, которую я не встречал более и отчасти из-за которой предложил семь лет назад встретиться вновь. И пусть сейчас понимал, что голубка была достойна гораздо большего, на тот момент ничего сверху добавить просто не мог.
Как хорошо, что я получил этот второй шанс. И как жаль, что мы потеряли столько времени впустую.
Последнюю фразу я произнес вслух. Соня смотрела в самую душу и без слов вытягивала из меня все, что прятал глубоко внутри. И я покорно признавался в том, что был нехорошим человеком, извинялся за боль, что причинил, объяснял, что не мог иначе – с разорванным в клочья сердцем по-другому не живут. А Соня, она…
– Я ведь пришла тогда, – как гром среди ясного неба прозвучали ее слова.
– Прости? – даже переспросил я, она кивнула.
– Да. Опоздала, но пришла.
Ничего не понял, сжал кулаки.
– Как такое возможно?
– Я не нашла тебя в ресторане и поднялась в номер, – произнесла, смотря вперед на темную водную гладь и покачивая бокал в руке. – Ты был не один.
Ее глаза выстрелили в упор. Твою ж!
Это значило… значило, что во всем был виноват только сам. Разгадка навалилась разом, снесла меня с кресла прямо к ее ногам.
Соня погладила мои волосы, слегка улыбнулась.
– Что было, то было, Влад, я не…
– Да ничего не было! – взорвался я, крепко стиснув пальцами бедра.
Уронил голову ей на колени, даже не дышал, а потом просто расхохотался в голос. Гребаная судьба издевалась надо мной всю жизнь!
Голубка притихла, я схватил ее руки, стал целовать ладони, пальцы, прижал их к своим щекам.
– Ничего, – повторил прямо в глаза. – Пусть это уже не столь важно, но я хочу, чтобы ты знала. Я был так зол на тебя тогда! Ты стала первой, кого я захотел увидеть во второй раз, и не пришла. Прости меня, знаю…
– Перестань! – серьезно заявила Соня.
Я потянулся к ее лицу, расцеловал скулы, губы, брови. Не мог остановиться, был одержим.
– Сон мой, я пригласил девушку к себе в номер, а затем выгнал взашей. Господи, я был ужасен в те времена. Сколько же всего натворил!
Я встал, подошел к окну и открыл его. Мне не хватало воздуха, чтобы дышать. Вдохнул, чтобы не задохнуться.
В голове роились мысли: что упустил годы и что обрел через столько лет. Только подумал о том, что в прошлом мог все испортить, что перерыв, возможно, и сыграл в мою пользу, как ощутил холодные ладошки, забирающиеся под халат. Обернулся к Соне и поцеловал в лоб.
– Давай оставим все, – прошептала она.
– Идеальное предложение, – без единого возражения согласился.
Мы еще некоторое время простояли в обнимку, я в полной мере осознал все, что произошло. И теперь раздумывал над тем, как заговорить с Соней о Франции.
Я хотел, чтобы она поехала со мной.
Глава 30
Деготь
С утра в номер доставили поистине королевский завтрак, но я случайно обмолвился, что душу бы продал за домашние блины, и Соня восприняла это как вызов. Поэтому, несмотря на мои уверения остаться и насладиться ресторанной едой, уже через полчаса мы покупали в супермаркете молоко и муку, а еще через час лежали сытые в спальне. Мы болтали о моей работе в Норвегии, я показывал Соне снимки готового пегаса и с упоением впитывал ее восторг, когда зазвонил телефон.
– Это мама, – бросила Соня, поднимаясь с кровати.
Ты с Никой? – услышал я вопрос из динамика.
Да, – раздался ответ голубки.
Невольно сжал кулаки. Я не хотел разрушать идиллию, выяснять что-то, да и вряд ли имел право. Но как же чертовски эта ложка дегтя портила весь мед!
– А кто твой нелюбимый художник? – с разбега запрыгнув на постель, вдруг спросила Соня.
Я отвлекся, забыл обо всем, когда ее зубы сомкнулись на моей шее.
– Нелюбимый? Почему тебя это интересует?
– Потому что любимый художник может быть только один.
– И кто?
– Ты сам.
Рассмеялся от души.
– Ну, это слишком тщеславно даже для меня, а нелюбимый… Пикассо.
Соня удивленно вскинула брови.
– И в чем же он виноват?
– Верно задала вопрос. Он виноват только в том, что его картины высоко ценятся коллекционерами и критиками.
– И что это значит?
– На аукционе в Лондоне проводили торги. Лиля представляла частную галерею. Помню, в тот раз впервые услышал от нее, что случайно встретила Славу, моего друга. Уже тогда нужно было догадаться, что они морочили мне голову.
В комнате повисла тишина, но недолгая. Соня рисовала круги на моем животе, когда вдруг заговорила.
– У мамы подтвердился рак. Опухоль небольшая и операбельная, но мама так истощена бесконечными операциями и лечением, что я боюсь загадывать, боюсь думать о завтрашнем дне.
– Твоя мама справится, Соня, – не нашел сказать ничего умнее, поэтому тут же добавил: – Нужна какая-то помощь?
Хотел обнять, но именно сейчас боялся к ней притронуться.
– Надеюсь, точнее верю, – твердо завила она.
– Тогда что тебя беспокоит?
Видел же, было что-то еще.
– Вчера мы всей семьей ездили в онкологический центр на скрининг. Я не делала его уже несколько лет, но, если честно, мне на себя плевать. А вот Ангелина насмотрелась на раковых больных и сильно испугалась. Спросила, доживет ли до десятого дня рождения, потому что очень хотела отпраздновать юбилей в детском кафе, как это сделала девочка из ее подготовительной группы.
Соня задрожала.
– Ты переживаешь за сестру? – предположил я.
– Я с ума схожу! Влад, ты не представляешь, как страшно смотреть в детские глаза и слышать серьезный вопрос о жизни и смерти. А что, если с ней и правда случится то же самое? Как с мамой?
– Тише-тише, сон мой.
Прижался губами к виску. Голубку трясло, и теперь, когда я понимал природу этой тревоги, стало стыдно за глупые мысли и предположения.
– Все будет хорошо, – шепнул на ухо и нежно его прикусил. – Иначе и быть не может.
Мы провалялись в кровати полдня, лишь прогуливались по очереди на кухню за новой порцией блинчиков. Оказалось, лежать рядом, касаться друг друга было не меньшим удовольствием, чем заниматься сексом. Если не бо́льшим. Мгновения на вес золота и под кисть Микеланджело.
И все же когда у голубки снова зазвонил телефон и она встала на четвереньки, чтобы дотянуться до него, я сдался животному порыву.
– Со-оня, – хрипло прорычал я.
Зараза обернулась как ни в чем не бывало, и я увидел отражение черной бездны в ее глазах. Она невинно захлопала длинными ресницами, прекрасно понимая, какой вид открывался мне сзади – на ней было лишь шелковое белье.
Я подкинул ее к краю кровати, не успела и возразить. Надавил на позвоночник, чтобы прогнула спину, и комната погрузилась во мрак среди белого дня.
После стремительного забега и долгих поцелуев мы, обессиленные и довольные, вдвоем упали на подушки. Я махнул рукой и случайно задел на тумбочке предмет, что со звоном свалился на пол. Вот только сил поднять его я не нашел. Все потом, сейчас нужно было хотя бы отдышаться.
Соня зашевелилась под боком, обыскала место вокруг себя. И мне досталось – всего ощупала. Я довольно заурчал.
– Не могу найти телефон, – выдала голубка, к моему разочарованию.
Я-то ненароком подумал, что захотела добавки.
– Может, упал? Не пойму. Влад, набери, пожалуйста.
Я достал свой из-под подушки и сделал вызов, где-то рядом заиграла глупая русская песня. Почему обратил внимание – у Сони на входящие раньше стояла совсем другая мелодия, не эта про мутного, от которого хотят сбежать каждое утро*.
Пока она отыскала айфон, тот уже замолчал, но мне хватило сполна.
– Это что?
Я сел и посмотрел в зеленые глаза.
– Ты о чем?
– Что за песня?
Глупо, наверное, было злиться из-за каких-то строк, но я уже завелся.
– Не спрашивай. Долгая история.
У меня было полно времени, чтобы выслушать, но у Сони явно не имелось желания рассказывать. Я сел и потянулся за рамкой, что лежала на полу – видимо, ее и уронил в порыве страсти.
Только не успел. Голубка набросилась с поцелуями, что, как пули, дырявили мою броню. Повалила меня на спину, забралась сверху. Дразнила, зараза, знала ведь, что не устою.
Я вцепился зубами в ее нижнюю губу и несильно оттянул, будто наказывал. Сжал бедра, желая оставить следы, но тотчас ослабил хватку – отпустил сиюминутный порыв.
– Ты бы аккуратнее со мной, могу и съесть.
Несильно укусил тонкое плечо, вызвав у Сони смешок.
– Осилишь?
– Сон мой, не буди лихо.
Девчонка двинула бедрами, впилась ногтями в живот.
– Ах ты ж!
Грубо схватил и перевернул, подминая под себя.
– Мне нужен ты любой, – заявила дерзко и прямо.
Остановил ее шаловливые руки, что уже забирались под боксеры, и серьезно посмотрел в глаза.
– Я говорил, что не такой, как ты себе придумала. Вдруг ты узнаешь меня лучше и не захочешь быть со мной?
Помимо вопроса, как предложить Соне поехать в Марсель, это был единственный, что днем и ночью настырно крутился в голове. Каждый новый час, день, да каждое мгновение с голубкой лишь убеждало меня в том, что она прекрасное создание света, добра. А я олицетворял тьму и хаос. Я же сам с трудом ручался за себя и великолепно понимал, что в любой момент мог все смертельно угробить.
Но как же неимоверно сильно я мечтал довериться ей! Целиком и полностью. Хотя бы попробовать.
– Так давай выясним, – сказала Соня.
***********
* Elvira T – Мутный
Глава 31
Инферно
Пролетело еще двое суток, пока бренный мир все же не вырвал нас из объятий друг друга. Пришлось сменить костюм Адама на одобренный обществом образ и вспомнить, что за пределами сорока квадратных метров существуют люди и вполне реальная жизнь.
Сегодня Соня провожала отца, он улетал в Израиль, кажется. Предложил помочь, но она вежливо отказалась, а я не стал настаивать: границы наших личных сфер хоть и пересекались, но все еще имели место быть. Поэтому, в то время как голубка занималась семейными делами, по старой дружбе и памяти я согласился провести занятия в школе искусств – Иван Иваныч проболтался, что я в городе.
Вместе с приятелем, что попросил об одолжении, мы провели мастер-класс для первокурсников, которые с трепетом и наивным желанием покорить мир слушали наши россказни. Они старались угодить каждым высказанным – и обязательно излишне заумным – словом, каждой линией карандаша, взмахом кисти. Особенно девчонки – такие юные, а взглядами стреляли опытнее возрастных львиц. Или, может, это я старел, воспринимал все иначе, но подобное внимание с их стороны не привлекало меня. А может, всему виной одна милая голубка и ее глаза с янтарным отливом, что виделись повсюду.
– До свидания, девочки, рад, что вам понравилось, и надеюсь, хоть что-нибудь, кроме моего лица, отложится в ваших прекрасных головах, – улыбаясь особенно настырным студенткам, что никак не желали уходить после занятий, произнес я.
– Что-нибудь, кроме лица, определенно запомним, – заявила одна из них и нагло подмигнула.
Раздался звонкий смех, и девушки, к моему облегчению, наконец вышли в коридор.
– Волконский, с каких пор ты в завязке?
– С тех пор как им не всем восемнадцать, а нам уже далеко за тридцать.
С Сергеем Козловым я познакомился около десяти лет назад и сейчас спустя время не замечал в нем никаких изменений – ни кольца, ни седины не прибавилось, будто застыл в одной поре. С творчеством, правда, у того тоже прогресса не наблюдалось, но, кажется, его вполне устраивала должность преподавателя и скромные подработки для рекламных агентств.
Он предложил выпить по бутылке пива, но я не собирался бросать машину в центре, поэтому сошлись на кофе. Сели в небольшом, но довольно приличном ресторане. Сергей без остановки вещал про путешествия, поиск себя, любовниц, про то, что к сорока годам жизнь только начинается, а я согласно кивал, жевал стейк и думал о другом. О Франции.
Утром звонила Инна, сообщила, что к моему отъезду все готово: Максу открыли визу, самое необходимое было упаковано для отправки, решился вопрос с оплатой и жильем, а также общим объемом работ. Оставалось закрыть вопрос с билетами и уже на следующей неделе покорять Марсель. Вот только с голубкой я по-прежнему не переговорил.
Я все сильнее сходил с ума, гадал. Поедет или нет? Захочет ли? Сумеет? Странно, но первое, что я вспомнил, подумав о ней: Соня ведь с трудом изъяснялась на английском. Вроде бы ерунда, но даже такие мелочи играли против нас.
Правда, когда я представлял, как свожу ее в Париж, который запомнил и который любил, угощу самыми вкусными круассанами на Елисейский полях, все сомнения улетучивались в один миг.
И тем не менее, что-то не давало покоя. Я не первый день вспоминал священника Ральфа из «Поющих в терновнике». Это была любимая книга моей матери, она то и дело цитировала строки оттуда, сравнивала знакомых с героями. Я прочитал ее много раз, чтобы лучше понять маму, чтобы говорить на одном языке, но та, будто назло, только сильнее развела нас. Я так и не принял то, с каким пылом моя мать осуждала Ральфа, который выбрал служение церкви и призвание вместо любви. Всегда считал, что Ральф поступил правильно, и всем сердцем ненавидел Мэгги, главную героиню, за то, как она испортила своей любовью жизнь и себе, и ему.
Я с детства знал, что никогда не сверну с дороги к заветной цели, даже при Лиле не возникало никаких сомнений. Но вот сейчас впервые задумался, и эта мысль меня напугала: сумел бы я все оставить ради Сони? Отказаться от мечты, от Марселя? И ведь зачем гадал – я был уверен, что ее осчастливит приглашение. Но осознание уже накатило с полной силой, сбивая с ног всю твердость и уверенность в простых истинах: наверное, если бы голубка этого захотела… наверное, я бы смог.
– Влад, ты вообще здесь?
Козлов щелкнул перед лицом пальцами, возвращая меня за стол.
– Извини, отойду на минуту.
Я подхватил телефон и набрал номер голубки, которую неожиданно заметил на другой стороне улицы с блондинкой и маленькой темноволосой девочкой, судя по всему, сестрой.
Может, освободилась раньше? Вроде бы говорила, будет наводить красоту до вечера. Слушал гудки, а грудь распирало от жара. В висках пульсировало: я все ради нее смогу.
Заметил, что Соня посмотрела на экран и как-то растерялась, отошла в сторону.
– Привет, – поздоровалась вроде бы обычным тоном.
– Привет, – я напрягся, – ты в салоне еще?
– Да, – соврала она, а я ничего не понял. – Не могу сейчас говорить. Встретимся в шесть у меня?
Я сверлил ее тонкую фигуру взглядом. Казалось, я так зол, что она должна была почувствовать и на расстоянии. К чему вся эта ложь?
– Хорошо? – переспросила мило. – Скучаю по тебе.
– Хорошо, я тоже, – ответил быстро и нажал отбой.
Осталось дожить до шести вечера и не убить никого за это время.
Обед с Козловым пришлось закончить, потому что я был уже не в форме для бессмысленных разговоров, сел в машину и объездил полгорода. Высадился на набережной в малолюдном месте, забрался на капот и под неслабыми порывами ветра стал ждать, накапливая в себе злость.
Когда очнулся, весь продрог от холода, а часы перевалили за шесть. Кажется, пора было внести ясность в наше общение.
Вошел в квартиру к Соне, и все внутри сжалось от ощущения дома и уюта. Она, весело напевая, подскочила ко мне и прижалась к губам, но я отстранился и не дал углубить поцелуй. Избегая взгляда, наклонился развязать ботинки, а затем сразу прошел в ванную комнату, закрылся и плеснул холодной водой в лицо.
Невообразимая хрень творилась со мной. Бросало из стороны в сторону, хотелось орать, бить посуду и в то же время нежно брать голубку в каждом углу этой долбанной квартиры!
Зачесал мокрой ладонью волосы назад, глянул в зеркало и усмехнулся – на меня смотрел незнакомый мужик со сдвинутой крышей и холодным пламенем в глазах. Наверное, так великие мастера и творили шедевры – из-за таких вот невозможных муз.
Не нашел полотенца на нагревателе, открыл нижний ящик, где обычно лежали свежие из сушки, но и там оказалось пусто. Заглянул на верхние полки над зеркалом и удивился, обнаружив пузырек с таблетками. Я слишком хорошо разбирался в них, чтобы не понять, какая дрянь передо мной.
Схватил и вылетел в коридор, как вихрь – сминая все на пути.
– Влад, ты ужинать будешь? – услышал из кухни и направился молча туда.
– Что за таблетки?
Бросил склянку на стол, та прокатилась по поверхности и со звоном упала на пол.
– Успокоительные, – последовал бесстрастный ответ.
– Откуда они и для чего тебе?
Я знал, что эта дрянь сильнодействующая, а еще вызывает зависимость почти как наркотик.
– У меня есть рецепт врача, если ты об этом, – Соня скрестила руки на груди, но оставалась невозмутимой.
– И как долго ты их принимаешь? Они же сжирают твой мозг! – только на последнем слове осознал, что орал, надрывая легкие.
Соня покачала головой.
– Если бы ты внимательно посмотрел на дату, то понял бы, что они просрочены. Принимала их раньше на постоянной основе, но они мне больше не нужны.
Я буравил ее взглядом, и ведь ни одна мышца на лице не дернулась. Сейчас я был землетрясением, а она многовековой крепостью со сваями, вдолбленными в само земное ядро!
Со всей силы пнул таблетки в сторону мусорного ведра, выругался далеко не художественным языком.
– Влад! – В ее голосе прозвучало предупреждение.
Мне было уже стыдно за цирк, что устроил, но еще больше я злился из-за всей этой недосказанности между нами.
– Что, не нравлюсь?
По глазам видел, что она недовольна. И ведь предупреждал же, что не так хорош, как себе вообразила. Зачем было идеализировать меня?
Сковородка зашипела, Соня подхватила деревянную лопатку и развернулась к плите, перемешала грибы, кажется.
– Прости, – произнес ей в спину, так говорить было гораздо проще, когда не видел укора в глазах. – Просто знаю, какая гадость эти таблетки и что они делают с нормальными людьми. Не пей их.
Постоял в тишине с минуту.
– Лучше поеду в гостиницу, останусь там сегодня, – сказал и сразу вышел из кухни, пока не передумал и не натворил что-нибудь еще.
Не хотел потерять ее, а сейчас в полной мере ощутил, что мог.
Какого черта я злился? Если она была не в том месте и не с теми людьми, значит, у нее на то имелась причина, ведь так? Или нет?
Бежал от нее как можно дальше, чтобы не задеть осколочной.
– Влад! – послышалось позади, когда уже надел пальто и сделал шаг к двери.
Застыл. Застыл, а после обернулся.
Мы смотрели друг на друга пристально. Грудь ходила ходуном и у меня, и у голубки.
– Я люблю тебя.
– Поедешь со мной во Францию?
Произнесли одновременно и оба замолчали.
Глава 32
Забирай этот город
Tesla boy – Проспект
После слов признания девушка по логике вещей должна согласиться на романтическую поездку с объектом воздыхания, так ведь? Ну, собственно, я был железно уверен в этом.
– Франция? – переспросила Соня, а у самой загорелись глаза. – Я никогда не видела Эйфелеву башню.
– Сон мой, я все тебе покажу.
Не выдержал расстояния между нами, сгреб голубку в объятия, поцеловал макушку. Нет, я бы точно двинулся без нее за эту ночь, куда только порывался?
– Мы поедем в Марсель, там основная работа. Но я обязательно отвезу тебя в Париж на выходные, всего час на самолете. Париж – душа любого художника. За полгода мы успеем все.
В голове уже бушевала акварель, рисовались образы. Соня со своей дивной, чувственной красотой вписывалась в любой представленный мной пейзаж. Яркая девочка на фоне разноцветных зданий на улице Кремье или утопающая в зелени улицы Термопиль. Нужно будет обязательно купить ей берет!
– Полгода? – мысли растворились в воздухе, когда услышал ее тревожный голос.
Голубка подняла на меня испуганные глаза и отпустила, будто обожглась.
– Это срок контракта, – ответил пока еще спокойно, но шестое чувство подсказывало, что мне не понравится дальнейший разговор. – Если тебе нужно будет полететь домой на время, я помогу, не переживай.
– Влад, полгода – это долго.
Я видел ее дрожащие ресницы и чувствовал, как затряслись мои руки. Сжал в кулаки, чтобы унять озноб.
– Ты о чем? Полгода – это крохи, если собираешься прожить с человеком жизнь.
Зеленые глаза расширились, губы распахнулись, но Соня тут же замотала головой.
– Я не об этом.
– Подожди, – перебил я, начиная злиться по новому кругу. – Ты только сказала, что любишь меня, а теперь говоришь, что полгода – это слишком много?
– Я. Не. Об этом.
Соня сердилась тоже, даже щеки покраснели, скулы выделились сильнее.
– Здесь у меня стабильная работа, которую я не собиралась бросать, – продолжила уже ледяным тоном. – А еще у меня есть семья, и им сейчас непросто! Отец уехал, а мама… мама не справится одна. Влад, у меня есть обязательства! И если ты меня любишь, действительно любишь, то должен считаться со мной, а не обрушивать на голову эту новость, как… как…
– Может, просто увидела, что я не принц, которого ты себе придумала?
Каждое слово звенело в тишине.
– Может, ты просто не хочешь?
– Хочу, но…
Чертово дежавю. Пелена опустилась на глаза, вспомнил прошлое. Вспомнил, как Лиля собирала чемодан в ту роковую командировку и парировала любой мой довод.
– Влад, это важно для меня, неужели не понимаешь?
– А выставка важна мне. Я впервые участвую где-то, знаешь же, как долго к этому шел. Ты божилась появиться со мной на презентации.
– Не спорю, обещала. Но такой шанс выпадает раз в жизни!
– Еще вчера ты собиралась бросать и галерею, и работу, говорила, что это не твое.
– А сегодня передумала!
Я даже не нашел сразу, что ей ответить, стоял и слушал с открытым ртом.
– Ты, как ценитель искусства, – она произнесла это с неприкрытой иронией, – должен понимать масштабы события. На кону Пикассо! Да если мне удастся поговорить во время торгов хотя бы с кем-то из коллекционеров или их представителей, если сумею убедить хоть что-нибудь выставить в галерее, то стану известной!
– Эгоистка!
– Не больше, чем ты.
– Могла бы просто быть честной и сказать, что тебе плевать на меня, что ты не хочешь помогать и все.
– Хочу, но…
Это вечное «но».
Лиля уже тогда носила под сердцем чужого ребенка, спешила к чужому мужчине, которого считал другом. Я же совсем не замечал очевидных вещей – внезапных поездок, телефонных разговоров на балконе, взглядов за спиной. Идиот.
Сейчас передо мной стояла голубка – хлопала глазами и тяжело дышала, а я уже был растерзан эмоциями. С этого ядовитого «но» будто разверзлась пропасть между нами.
Все повторялось. В оцепенении разглядывал Соню: они были так не похожи с Лилей внешне, но так идентичны в своей жестокости. Ни одна даже и не думала выбирать меня.
– Я хочу сказать тебе… – вернул в реальность приятный тихий голос.
– Боже, ты такая же, как она. Зачем тянуть, скажи просто – согласна или нет?
Вопрос прозвучал громко и строго, я потер лоб. Сначала нужно было узнать ответ, а потом продолжать – или нет – разговор. Слишком затянул я в прошлый раз, в этот буду умнее.
– Да