Гильберто с наслаждением смотрел ей в лицо. Пышные длинные ресницы трепетали на совершенном, словно фарфоровом, лице. Какое счастье защитить, оградить эту девушку от всех невзгод, какие только могут поджидать ее в жизни. Казалось, ему бы не наскучило вечно баюкать ее на своих руках, любуясь игрой солнечного света в ее волосах, вдыхая лавандовый аромат ее нежной кожи.
Оправившись от испуга, Сара открыла небесно-голубые глаза и недоуменно взглянула в лицо Гильберто. Сообразив, что произошло, она стала вырываться. Уперлась ладонями в его грудь и потребовала:
- Сеньор Агуэрро, опустите меня!
Он послушно поставил ее на землю. Сара попятилась, недоверчиво и гневно глядя ему в лицо, пока не уперлась в бордюр фонтана.
- Вы что-то слишком рано! - выпалила она запальчиво.
- Простите, сеньорита, забыл предупредить - я очень нетерпелив.
Казалось, она не расслышала последних слов.
- Я пытаюсь поймать Сэма, - сообщила она. - Это наш попугай.
Подавив улыбку, Гильберто поднял голову и отыскал взглядом птицу в ветвях дерева мимозы. Сэм, не обращая никакого внимания на то, что происходит внизу, чистил изогнутым клювом перышки.
- Вы позволите помочь вам?
- Будьте любезны.
- Смею надеяться на вашу благодарность, сеньорита, хотя бы после того, как я поймаю этого беглеца. - Он широко улыбнулся и погрозил пальцем надувшейся от смущения Саре. - Где же ваши манеры, сеньорита Йорк?
Краска, залившая ее безупречные щеки, понравилась Гильберто больше, чем искусственные румяна, которыми пользовалась девушка. Он некоторое время наблюдал, как она пытается справиться с ситуацией.
Не желая идти у него на поводу, она повернулась к нему спиной, подняла голову и прикрыла глаза рукой, отыскивая глазами несносную птицу. А потом, сделав вид, что ей только что пришла в голову запоздалая мысль, она, признавая его несомненную правоту, церемонно произнесла:
- Спасибо, Гильберто. Вы спасли меня от ужасного падения.
- С превеликим удовольствием.
- И что вы предложите?
Гильберто прекрасно понимал, что Сара не вкладывала в свои слова никакого подтекста, но все же он был. Гильберто насторожился.
Стараясь не утратить самообладания, он спросил:
- Вы говорите о поимке Сэма?
- Да. Так что вы предлагаете?
- Будьте любезны, сеньорита, обращаясь ко мне, хотя бы смотреть в мою сторону! - вдруг обиделся Гильберто и тут же почувствовал, что сказал это слишком резко, даже для собственных ушей. Что за глупость требовать ее внимания, да еще в таком тоне! Но было слишком поздно.
Сара медленно повернулась к нему. Ее лазурные глаза метали молнии. Она отвела назад плечи, подняла подбородок и присела в преувеличенно глубоком реверансе:
- Как прикажет Ваше Высочество, - едким от презрительной насмешки голоском произнесла она. - Я всего лишь пыталась отыскать глазами Сэма, Ваше Высочество.
- Простите Сара, я нисколько не хотел обидеть вас, поверьте. - Стараясь как можно скорее загладить свою оплошность, он поспешил вернуться к поискам попугая. - Вы пробовали приманить его какой-нибудь едой?
- Что я только ему не предлагала, - возбужденно заговорила Сара, меняя гнев на милость. - Всякие фрукты, его любимые бананы. Но, правда, это было еще до ленча. Он даже не повернулся.
- А у вас есть…
В этот момент какой-то предмет со свистом рассек воздух и довольно больно ударил Гильберто по голове. Из глаз у него брызнули искры. Он озадаченно посмотрел наверх и стал массировать ушибленное место.
- Что за?…
Мгновение Сара ошеломленно смотрела на него. Но как только их взгляды встретились, Сара прыснула и, согнувшись пополам, захохотала.
Раздосадованный ушибом и ее весельем, Гильберто недовольно скрестил на груди руки и надменно уставился на девушку, в надежде, что она устыдится своей не подобающей леди реакции.
Должно быть, она заметила его неудовольствие и, стараясь сдержать смех, прикрыла рот рукой, а в подрагивающих весельем сапфировых глазах появилась мольба о прощении.
Гильберто снова потер ушибленное место. Сара все еще продолжала тихонько хихикать. Ее веселье передалось и ему. Действительно, что за нелепая ситуации. Он ухмыльнулся и вдруг икнул. У Сары вырвался новый сдавленный смешок. Не в силах больше сдерживаться, Гильберто откровенно захохотал.
Сара тоже перестала сдерживаться и засмеялась с новой силой. Забывшись от веселья, они подошли друг к другу и, дружески обнявшись, хохотали до слез.
Сара первой пришла в себя и, отпрянув от Гильберто, но все еще продолжая вздрагивать от смеха, заметила:
- Диана права! Так и есть, Сэм - неистовый бомбардир. Так что поймать его нужно обязательно.
- Кто такая Диана?
- Моя лучшая подруга. - Сара пригладила волосы. - Кстати, Сегуин Торрес, кажется, ваш единоутробный брат?
Удивленный вопросом, оказавшимся совсем некстати, Гильберто подтвердил:
- Да.
- Ну вас с ним хорошие отношения?
- К чему вы клоните, Сара? Я думал, мы ловим Сэма.
- Конечно. Я просто интересуюсь.
Гильберто недоумевал. Чем могут быть вызваны эти расспросы? Какое отношение Сегуин имеет к поимке этого попугая? Но, не желая испортить только что налаженные отношения, решил удовлетворить ее любопытство.
- Пока я был маленьким, Сегуин учился, и его постоянно не было дома. А потом я вырос и начал учиться сам. Мы мало общались.
Он вспомнил, какой дома был ад, когда брат вернулся домой из интерната, и нахмурился. Гильберто так и не понял, что произошло. Он так был рад приезду брата и ужасно страдал, когда тому снова пришлось покинуть дом. Гильберто очень переживал из-за своей неспособности помочь Сегуину. Но когда он наконец решился поговорить с матерью о том, что знал, она была уже слишком больна, чтобы сделать хоть что-нибудь…
- Так значит, вы с братом жили врозь?
- В основном, - кивнул Гильберто. - Время от времени он ненадолго приезжал домой. А потом умерла наша мать, и он уехал насовсем. - Даже после стольких лет ему трудно было говорить об этом. - Я был бы рад общению с ним, но до последнего времени такой возможности мне не представилось. - Он помолчал, словно вспоминая о чем-то. - Я помню, как он играл со мной, когда я был совсем маленьким. Он был терпеливым… - Гильберто закрыл глаза, - и очень сильным. Я помню, как он поднимал меня на руки и раскачивал над головой, требуя, чтобы я размахивал при этом руками, как птица крыльями.
Он открыл глаза и увидел, с каким состраданием смотрит на него Сара. Но он совсем не хотел, чтобы она его жалела! Просто она спросила его о брате, а он ответил. Вот и все.
Нет, не все, признался себе Гильберто. Он так и не понял, почему Сара спросила его о Сегуине. Должно быть, из-за своей подруги, не зря же Сара сказала «кстати». Но причины любопытства Сары не важны. Гильберто пустился в воспоминания, потому что давно хотел поделиться с кем-нибудь своей болью и заручиться пониманием друга.
Почти всю жизнь Гильберто приходилось скрывать свои чувства от людей, а частенько и от самого себя. Он добивался расположения женщин, но скучал с ними и тосковал по матери.
Как бы патетически это ни звучало, но это так. Мама умерла именно тогда, когда нужна была сыну больше всего. Иногда, когда было совсем тяжело на сердце, Гильберто обвинял во всем Сегуина. В конце концов, разве она умерла не из-за того скандала?
Но всякий раз, отогнав мрачные мысли, он вспоминал страшную правду, которую невольно открыл. Правду о своем отце, такую страшную правду, что Гильберто и сам боялся в нее поверить.
Он отогнал мрачные воспоминания и спросил:
- Так как же, сеньорита? Отправимся на прогулку или прежде поймаем этого «неистового бомбардира»?
- Сперва нужно поймать Сэма, сеньор.
- У вас есть сеть или кусок какой-нибудь ткани? Может быть, нам удастся накрыть его.
- Хорошенькая леди, хорошенькая леди, - раздался скрипучий крик.
Сара и Гильберто одновременно повернулись и заметили, что птица устроилась на ветке камелии, буквально в метре от них.
- Думаю, он устал, - прошептала Сара.
- Надеюсь, вы правы.
Они осторожно направились к птице, Сара слева, Гильберто справа. Девушка очень медленно вытянула вперед руку, и Сэм с готовностью перепрыгнул на импровизированный насест. Сара, тихонько шепча, аккуратно подвела вторую руку, схватила попугая сзади за крылья и, пересадив его на жердочку, привязала. Помощь Гильберто теперь была уже не нужна, и он держался в стороне, с удовольствием наблюдая за ловкими движениями своей избранницы.
Погладив на прощание птицу, Сара торжественно объявила:
- Все, отправляемся на прогулку.
Чувствуя себя хозяйкой положения, она резко повернулась… и очутилась в объятиях Гильберто. Он и сам не знал, как это получилось. Ему казалось, он подошел, только чтобы оказаться поблизости, на случай, если Сэм снова попытается ускользнуть. Но если бы Гильберто на этот раз был с собой честен, ему бы пришлось признать, что единственным его желанием было обнять эту девушку.
И теперь, когда его сокровенное желание реализовалось, он почувствовал, что теряет самообладание. Еще тогда, на балу, с того самого момента, как он коснулся ее руки, пригласив на танец, Гильберто только и мечтал, что поцеловать ее. И вот теперь силы противостоять искушению иссякли.
Ее губы оказались податливыми и сочными. На мгновение Сара отпрянула, но уже в следующий миг руки ее бессильно повисли вдоль тела. Гильберто, почувствовав ее недоверие и даже страх, успокаивающе нежно, но настойчиво несколько раз сжал ее губы своими, а потом медленно очертил ее рот кончиком языка.
Забывшись от наслаждения, Сара подняла руки, обвила его шею и притянула к себе. Ее пальцы ласково взъерошили его волосы, и он тихонько застонал.
Губы Сары приоткрылись навстречу поцелуям. От нее исходил аромат лимона и меда, терпкий и нежный. Ни одна женщина прежде не волновала Гильберто так сильно. Никогда прежде его желание не было таким безудержным и безмерным. Никогда прежде не мечтал он остаться рядом с женщиной навсегда.
Упиваясь будоражащим и одновременно умиротворяющим ароматом и вкусом ее губ, Гильберто провел языком по ее небу, а потом нежно исследовал нежную шероховатость ее языка. И с каждым прикосновением их языки сплетались все теснее, и все сильнее охватывало
Сару лихорадочное возбуждение и какая-то новая, незна
комая жажда.
Послышались чьи-то шаги, но молодые люди опомнились не сразу, увлекшись своими ощущениями. Но через несколько мгновений им пришлось оторваться друг от друга, ибо кто-то настойчиво требовал их внимания.
Осознав это обстоятельство, Сара отпрянула от Гильберто, залившись румянцем. Ничего не понимая, Гильберто просительно заглянул ей в глаза и хотел было снова обнять ее, но она выразительно тряхнула головой и показала взглядом на что-то у него за спиной.
Гильберто обернулся.
У входа, потупив глаза, стояла Кармен. На губах у нее играла хищная улыбка.
- Сеньорита Сара, - произнесла она, делая книксен, - сеньорита Сара, ваша матушка желает немедленно поговорить с вами.
Сегуин вошел в грубо сколоченную лачугу, служившую рудничной конторой, и крепко обнял Хуана Мартинеса. Они давненько не виделись, и Сегуину не терпелось расспросить Хуана о рудничных делах.
Хуан был намного старше Сегуина, хотя и выглядел гораздо моложе своих лет. Сегуину казалось, что его друг и компаньон за все эти долгие годы нисколько не изменился. Правда, теперь, пожалуй, в его окладистой бороде и в густой шевелюре появилось слишком много седых волос. А так - резкие черты не стали еще резче, а морщины вокруг рта не сделались глубже. Хуан, к тому же, совсем не прибавил в весе. Невысокий и кряжистый, он ходил все так же степенно, гордо выпрямив спину.
Улыбаясь, Сегуин хлопнул его по плечу:
- Как я рад тебя видеть, дружище. Как дела на руднике? Я приехал бы раньше, но…
- Не торопись, mi hijo[18], - прервал Хуан, - дела подождут. Ты садись. Я давно припас для тебя бутылку самой лучшей текилы. Давай сперва немного выпьем. Рудник никуда не денется.
Широко улыбаясь, Хуан торопливо расчистил место на пыльном столе, который служил ему рабочим местом, отодвинув в сторону мешочки с образцами руды, весы, бутылки с кислотами, разные соли для вытравливания, склянки с ртутью и слитки серебра.
Усевшись у расчищенного края, Сегуин в ожидании Хуана, отправившегося за текилой, взял один из слитков и покачал на руке, оценивая вес. Отыскав лупу среди хаоса, образовавшегося после стремительной «уборки» Хуана, Сегуин занялся подробным изучением металлической поверхности. Через некоторое время он со вздохом уныния отложил лупу и образец в сторону. Да, прогресс невелик.
Хуан вернулся с бутылью, правда, уже неполной - не хватало примерно трети. Вместо рюмок Хуан поставил на стол два мерных стакана, а на закуску - несколько долек зеленого лимона в глиняной миске.
Вытащив плотно пригнанную пробку, он наполнил стаканы примерно на треть и сел.
Компаньоны в молчании наслаждались крепким напитком, после каждого глотка кладя в рот дольку лимона и вытягивая из него кислый сок.
Когда стаканы опустели, Хуан налил новую порцию и, кивнув в сторону слитков, заметил:
- Неудачные, mi hijo. Луис сделал все, что в его силах, но, как видишь, процесс сеньора Мак-Фарленда ему повторить не удалось.
- Неудивительно. Но это не важно, Хуан. Осталось ждать совсем недолго. Не пройдет и нескольких недель, как изобретение сеньора Мак-Фарленда перейдет мне…
Что-то подсказывало ему, что теперь Диана продаст бумаги отца.
После смерти Джеми Мак-Фарленда опытный, но не наделенный воображением рудничный химик Луис пытался раскрыть секрет изобретения. Сегуин отправил на рудник все те обрывочные сведения, которые сумел запомнить из разговоров с Джеми, впрочем, практически без надежды на успех. Сегуина сжигало нетерпение, а после первого же разговора с Дианой стало ясно, что с девушкой не так-то просто будет договориться. Но даже если бы Луису повезло, Сегуин все равно собирался заплатить Диане. Это было делом чести.
Но после того как Сегуину посчастливилось спасти Диану от человека со шрамом, мысли его больше были заняты самой Дианой, чем рудниками, изобретениями и серебром. Он чувствовал, что теперь девушка относится к нему гораздо теплее, но он не готов был к встрече с нею. Сегуин отправил ей вежливую записку с пожеланиями выздоровления и уехал из города. Молодой человек сгорал от желания увидеть ее, а разговор о деле был просто необходимым, но он почему-то боялся встречи.
Диана постоянно присутствовала в его мыслях. Снова и снова Сегуин вспоминал ее нежные губы, бархатистую кожу и запах сиреневой воды, исходящий от восхитительных золотистых волос. Ночью он подолгу не мог уснуть, а во сне метался и ворочался. И наконец решил, что надо переменить обстановку и съездить на рудник.
Внимательно и немного удивленно посмотрев на молодого друга, Хуан кивнул и поднял свой стакан:
- Поздравляю, mi hijo. Приятно слышать. Но чем раньше, тем лучше. Ходят слухи, что скоро начнется война. А чтобы переиграть Дона Карлоса и вытеснить его с рынка, мы должны успеть до того, как она разразится. - Он пожал плечами. - Война - время ненадежное.
Сегуин тоже поднял стакан, и друзья выпили. Мысли его тут же вернулись к Диане. Как только начнется война, сеньора и сеньорита Мак-Фарленд окажутся в еще более опасном положении. Им нужно уехать из Мексики как можно скорее. Но тут, как и всякий раз, когда Сегуин думал об отъезде Дианы, внутри у него все сжалось. Да, он боялся встречи с ней, но еще больше он боялся никогда не увидеть ее снова. Что это с ним? Какое-то наваждение…
Сегуин тряхнул головой и усилием воли вернулся к делам.
- А как насчет моего вопроса? Ты что-нибудь выяснил? Хуан нахмурился, левая бровь его поползла вверх.
- Никто из твоих людей, Сегуин, не предавал тебя. Будь уверен. Это чужой. - Хуан наклонился вперед и потер висок коротким указательным пальцем. - Думай, Сегуин, думай. Кто, кроме твоего отчима, жёлает разорить тебя? Никогда, mi hijo, нельзя забывать о своих врагах. Потому что они переходят в наступление именно в тот момент, когда ты меньше всего ждешь от них этого шага.
Помолчав, Хуан залпом допил содержимое своего стакана. От обжигающей жидкости на глазах у него выступили слезы. Хуан с наслаждением выжал губами сок зеленого лимона прямо в рот.
Сегуин молчал. Он давно привык к неторопливой и обстоятельной манере старшего друга. Давно прошли те времена, когда юный горячий Сегуин не мог выдержать долгих пауз Хуана и перебивал его, лишая себя самого интересного. Хуан снисходительно относился к нетерпеливости своего юного друга, но своим привычкам изменять не собирался. Переучиваться пришлось Сегуину. Со временем молодой человек научился слушать компаньона и понял, что Хуан, хотя и предпочитает вести беседу окольными путями, никогда не теряет из виду главного предмета.
Смахнув с глаз слезы тыльной стороной руки, Хуан взглянул на компаньона. Сегуин молча пожал плечами.
Хуан вздохнул и, помолчав немного, сказал:
- А Игнасио Эрнандес? Гадина, которую пригрел твой отчим. Брат девушки, которая своей ложью отравила твою жизнь… Это он. Он убил сеньора Мак-Фарленда.
Все стало на свои места. Конечно, только Игнасио мог решиться на все эти безумные в своей отчаянности шаги.
И направлял его, без сомнения, Дон Карлос. Игнасио явился на его ранчо вместе с сестрой Эсмеральдой после того, как умерла растившая их бабка, индейская колдунья, обученная всяким хитростям. Неудивительно, что людям Сегуина никак не удавалось поймать этого человека. Кроме того, еще будучи угрюмым необузданным подростком, Игнасио мастерски владел ножом, а лет в пятнадцать ввязался в жестокую схватку с человеком гораздо старше и крупнее себя и получил увечье - рваный шрам, пересекавший всю правую половину лица.
Да, Хуан прав, Игнасио его заклятый враг. Он так и не поверил, что Сегуин не имел никакого отношения к трагедии Эсмеральды. И пока Сегуин не ушел из дому, ему ежесекундно приходилось опасаться ножа Игнасио, нацеленного в спину из-за угла. Конечно, человек, который так настойчиво и упорно преследовал Сегуина по собственной инициативе, с готовностью взялся за выполнение приказа Дона Карлоса и будет стремиться уничтожить своего врага во что бы то ни стало.
У Сегуина застучало в висках. Господи, ни в чем не повинный человек, Джеми Мак-Фарленд, пал жертвой давнишней ненависти! И как это похоже на Игнасио! Желая отомстить, он не бросил вызов в лицо своему врагу, не стал подстерегать Сегуина, а отыгрался на незнакомых людях… Сегуин больше не сомневался. Это был он, Игнасио. Вечно хмурый Игнасио всегда был подлецом, всегда старался напасть из-за угла и любой работе, от которой он вечно увиливал, предпочитал ссору, где можно было пустить в дело нож.
Не в силах больше сдерживать нарастающую ярость, Сегуин вскочил на ноги и заметался из стороны в сторону.
- Черт возьми, Хуан! А ведь ты прав. Я ведь даже не вспомнил о нем, ведь прошли годы… - в волнении он взъерошил волосы. - Впрочем, это не оправдание. Ты прав, дружище, я стал мягкотелым, забыл, что у меня есть враги. Забыл, что прошлое никуда не девается, что мы можем только одно: защитить будущее. Господь допустил убийство Мак-Фарленда… -Тряхнув головой, Сегуин воскликнул: - Но я виноват! Из-за моей беспечности погиб хороший ни в чем не повинный человек. Я чувствую, что смерть Джеми на моей совести. - Сегуин на мгновение остановился. - А что будет с семьей Джеми? Игнасио пытался похитить его дочь. Мне удалось ее отбить, но он успел резануть ее ножом и сломать ребро.
- Замани его в ловушку. Другого такого человека Дону Карлосу не найти.
- Это не так просто…
Подумав, Сегуин решил, что это единственная возможность выманить Игнасио из укрытия. Но приманка может быть только одна - Диана. Негодяй непременно явится, но Сегуин понимал, что никогда не решится подвергнуть девушку опасности. Лучше пусть она уедет из страны, а с Игнасио он разберется один на один. Когда-нибудь. Если, конечно, сумеет.
- Знаешь, Хуан, я все-таки не могу понять, как Дон Карлос узнал об изобретении Мак-Фарленда? - снова заговорил Сегуин. - Я не могу представить, чтобы Джеми проговорился.
- И, тем не менее, именно так. Да и ты тоже не молчал.
- Что-о? -- возмущенно и грозно протянул Сегуин. Как ни любил он Хуана, но это уже переходило всякие границы. Он сурово, но молча смотрел на друга. А Хуан, как всегда, не спешил с объяснениями.
- Гостиница, Сегуин, - заговорил наконец компаньон. - Вспомни, разве вы не обсуждали изобретение Мак-Фарленда в гостинице?
В памяти Сегуина всплыла плохонькая гостиная сеньора Гутьерреса. Действительно, именно там, в номере Джеми, они несколько раз обсуждали и новый способ добычи серебра, и свои будущие отношения.
- Ты хочешь сказать, что мой отчим купил Гутьерреса? Черт, я мог бы поклясться, что он не причастен…
- Не Гутьерреса… Там служит горничная, Мария… Ее фамилия Эрнандес, она двоюродная сестра Игнасио… Мне удалось выяснить, что Игнасио наблюдает за тобой уже давно… Но чтобы Мария обслуживала комнаты сеньора Мак-Фарленда, он, конечно, подстроить не мог. Ему просто улыбнулась удача. А для нас она стала несчастьем. - Хуан помолчал, теребя бороду. - Думаю, Дон Карлос через Игнасио приказал ей держать ухо востро. Твой отчим знал, что ты не станешь зря возиться с изобретателем, а когда понял, что сделал Мак-Фарленд, немедленно отправил Игнасио за бумагами. Скорее всего твой отчим не собирался убивать сеньора Мак-Фарленда. Но ты же знаешь Игнасио. Для него убить - что муху задавить… На все воля Господня…
Сегуин вздохнул. Он всегда немного завидовал искреннему и спокойному фатализму друга. Это свойство позволяет человеку жить и трудиться, не тревожась о том, что не подвластно нашему разуму и воле.
Как хотелось молодому человеку обрести такую же, как у Хуана, невозмутимость и смирение.
- Боже мой… Какой же я идиот! Совершенно забыл об осторожности. - Хуан кивнул. - Знаю, Хуан, мне нет оправдания. Долгие месяцы я разговаривал с Джеми о делах только в тех местах, где нас никто не мог подслушать.
А тут… Я спешил… На руднике был обвал, помнишь? Господи! Но всего один раз…
- И твои враги воспользовались этим, - закончил за него Хуан. - Не ты первый, не ты последний, mi hijo. Такие случайности выигрывают войны. Но не казни себя слишком строго. Никто не совершенен. Все ошибаются рано или поздно.
- Вот так оправдание… - грустно улыбнулся Сегуин. - Но ты-то как догадался?
- У меня глаза и уши повсюду… много друзей. Но и я не сразу сумел разгадать головоломку.
- Даже не знаю, что сказать. Я твой должник.
- Ты ничего мне не должен, кроме дружбы и уважения, - совершенно искренне сказал Хуан, откинулся на стуле и сделал еще глоток текилы. Он сощурил глаза и задумчиво спросил. - Ты говорил, у сеньора Мак-Фарленда есть дочь. Она красива?
- Я не заметил.
Сегуин потупил глаза: лгать Хуану он не любил. И хотя молодой человек, не задумываясь, доверил бы своему компаньону не только тайну, но и жизнь, признаться в чувствах к Диане было выше его сил.
Хуан был не только фаталистом, но и неисправимым романтиком. Вот уже тридцать лет он оставался верен своей жене, нажил с ней двенадцать детей и что-то около двадцати внуков. Хуан твердо верил в незыблемость и святость освященных церковью брачных уз и считал, что Сегуину пора жениться. Но Сегуину это казалось немыслимым. Однажды разочаровавшись в матери, молодой человек не доверял женщинам.
- Эта девушка, - мрачно пробормотал он, - стала главным источником моих терзаний. Она для меня, что шип в боку.
- Выпей, - Хуан стукнул по столу. - И сядь наконец. От твоего мельтешения у меня кружится голова.
Сегуин опустился на стул, взял бутылку и до краев наполнил свой стакан. Чтобы укротить разлившийся по телу огонь, он жадно поглощал дольки лимона. Пил он редко и понемногу, но сейчас ему хотелось забыться, отогнать от себя образ Дианы.
- Шип, шип, - проворчал Хуан. - Где шипы, там и розы. Ты думаешь, я слепец или дурень? И не пытайся провести старого Хуана. Ты никогда… - Он попытался прищелкнуть пальцами, но промахнулся, и его лицо расплылось в довольной улыбке, - ты никогда ни во что не ставил женщин. Но эта девочка - не чета всем прочим, а?
Помутневшим взглядом Сегуин уставился на бутылку: она уже практически опустела. Глаза Хуана совершенно остекленели. Сегуин взглянул в окно - ночь. Завтра надо будет с утра осмотреть рудник. Он вздохнул. Придется идти одному, Хуана с утра будет мучить похмелье. Но пьяный или трезвый, Хуан знал его слишком хорошо. Опуская голову на руки, Сегуин признался:
- Да, она совсем другое дело.
В сердцах Диана отшвырнула пяльцы. Какая скука это вышивание! Но чем еще заняться, когда время тянется так медленно, все книги, и испанские и английские, уже перечитаны, а посетителей нет и нет! Девушка сняла очки, положила их на столик у кровати, потерла переносицу и вздохнула. Четыре недели из тех пяти, к которым приговорил ее строгий доктор, уже, слава Богу, прошли. Четыре долгих и ужасно скучных недели. Безделье и одиночество доводили Диану до отчаяния. Девушка пыталась придумать себе занятие, но ничего не приходило в голову.
Она вздохнула и из укромного местечка под подушкой достала изрядно помятую записку. Любовно разгладив ее на ладони, Диана в который раз перечла сухие вежливые слова.
«Сеньорита Мак-Фарленд! Желаю вам скорейшего выздоровления и надеюсь когда-нибудь снова иметь честь оказаться вам полезным. Сегуин Торрес.» И все. И никаких постскриптумов. Никаких скрытых намеков, ничего, что можно было бы истолковать, как скрытую нежность. Диана недоумевала, как человек, которой так ласкал ее, мог прислать такую безликую записку, так и сочащуюся безразличием?
В дверь постучали, и прежде чем она успела ответить, в комнату впорхнула Сара, одетая в великолепное вечернее муаровое платье, такое же голубое, как и ее дивные глаза. Светло-каштановые волосы были уложены в высокую прическу и обвиты изящными голубыми ленточками.
Диана угрюмо уставилась на подругу. И все же, как ни обидно было ей проводить дни в одиночестве то время, когда Сара развлекалась вовсю, Диана не могла не залюбоваться подругой. Сегодня ее глаза светились какой-то особенной радостью. Диана насупилась еще больше.
- Чем я обязана вашему великодушному визиту, Ваше Высочество? - она не смогла удержаться от сарказма.
- О! Да ты не в духе? - обворожительно улыбнулась Сара, не обращая внимания на недовольство подруги.
- Ничего удивительного, мисс, вы меня совсем забросили.
Сара ошарашенно посмотрела на Диану, немного смутилась и устроилась на краешке кровати. Шуршание широких юбок напомнили изголодавшейся по прогулкам Диане шелест листьев. Сара взяла подругу за руку и извиняющимся голосом промурлыкала:
- Прости меня, дорогая.
- С какой это стати, - фыркнула Диана. - Я тебя совсем не вижу! По утрам ты занята одеванием, да так долго, будто ничто другое тебя не интересует. Потом катаешься верхом с Гильберто, потом снова одеваешься и снова укатываешь с Гильберто.
У меня создается впечатление, что у тебя нет времени не только, чтобы побыть со мной, но даже для еды и сна!
- Побойся Бога, Диана! - возмущенно воскликнула Сара. - Позавчера мы весь вечер болтали и играли в шахматы!
- Сара! - Диана была поражена. - Дорогая, но это было восемь дней назад!
Глаза Сары широко распахнулись, она выпрямилась как струна и в раскаянии закрыла лицо руками.
- Господи! Я… Я… Как летит время. Прости меня, Диана. Я ужасная эгоистка. Прости.
- Ладно, - Диана улыбнулась.
- Нет-нет! Я…
- Подожди-ка. Мне не терпится спросить: что ты узнала у Гильберто? Ты спрашивала его о Сегуине? - Сара открыла было рот, но Диана перебила ее новым вопросом: - А как твоя ловушка? Ты уже заманила в нее своего донжуана? Он уже покорен и извивается в муках у твоих ног? - голос звучал немного язвительно, но Диана ничего не могла с собой поделать. Судя по тому, что Сара совершенно забыла о времени, она и сама увлеклась не на шутку.
Заметив сарказм подруги, Сара гордо вздернула подбородок, губы сжались в тонкую линию.
- Лучше я приду позже, когда ты соблаговолишь меня простить.
- Сара! Ну, не надо. Я не со зла. Просто мне одиноко, а ты… ты так увлеклась устройством ловушки… - Диана хитро улыбнулась, и Сара улыбнулась в ответ. - Пусть Гильберто немного подождет. Пусть сгорает от нетерпения! - Диана потянулась, чтобы взять подругу за руку. - Ну что, ответишь на мои вопросы?
- Ладно уж, дай подумать. Значит так, ты спрашивала о Сегуине. Да, я говорила с Гильберто, но он почти ничего не смог мне рассказать.
Он плохо знает своего единоутробного брата, а уж тем более, ничего не знает о его делах, ведь Гильберто только что вернулся в Мексику из Европы, а до этого большую часть жизни прожил порознь с Сегуином. Сперва Сегуин учился, а затем его выгнали из семьи, помнишь, я тебе рассказывала.
- Да, помню.
- Ну, а моя ловушка… - Она победно улыбнулась. - Думаю, она удалась. Гильберто сходит по мне с ума. Он будет у моих ног, как только я этого захочу.
- Но ты не захочешь?
- Откуда ты знаешь? - неподдельно удивилась Сара.
- Господи, это написано на твоем лице! - улыбнулась Диана. - Ты просто сияешь от счастья.
- Знаешь, дорогая, я действительно чувствую себя счастливой… А почему бы и нет? Он оказался настоящим джентльменом. Не обошлось, конечно, без одного-двух поцелуев… Но тут нет решительно ничего необычного! - присовокупила Сара, испугавшись, не сказала ли она чего-нибудь лишнего.