- Папа прав, дорогая, - вздохнула Мэри. - Женщине не под силу изменить мужчину. Разве что он сам изменится. Но жизнь чаще всего меняется в худшую сторону… - Мэри снова вздохнула. - Послушай отца, Сара. Ты принимаешь самое важное в твоей жизни решение. Выбирая мужа, ты выбираешь счастье или горе. - Она наклонилась и обняла Сару за плечи. - Вспомни хотя бы бедняжку Элизабет. Ты знаешь, как мы с отцом любили и уважали Джеми. Но муж он был никудышный. Разве он думал об Элизабет? Нет. По отношению к ней он вел себя бессердечно и совершенно безответственно.
А ведь Элизабет любила его, когда выходила замуж. Впрочем, - Мэри снова вздохнула, - она и сейчас оплакивает его, хотя никогда не была с ним счастлива.
- Но Гильберто не Джеми! - беспомощно возразила Сара.
Сердце ее ныло. Прильнув к матери, она снова сокрушалась, что заставила родителей страдать. Из глаз ее хлынули слезы, которые она так долго сдерживала, и Сара закрыла лицо руками матери.
- Не плачь, дорогая. Ты же знаешь, мы желаем тебе только счастья. Постарайся быть рассудительной, - ворковала Мэри.
Сара глубоко вздохнула, подняла голову и смахнула слезы тыльной стороной руки. Она долго смотрела на мать, а потом перевела взгляд на отца. Сара слишком любила родителей, чтобы не заметить на их лицах подлинного участия и желания избавить дочь от тяжкой и печальной участи.
Сара опустила глаза и уставилась в пол. Противоречивые чувства раздирали ее на части. Неужели ей придется ослушаться родителей? Но ведь они так любят ее. И потом, отец привел весьма и весьма основательные доводы. Стоило ей представить свою будущую жизнь в Мексике в качестве жены Гильберто, и она поняла, насколько прав отец: Дон Карлос скорее всего не примет ее ни при каких условиях, не говоря уже о его темных делишках, которые всегда будут висеть над ними, как дамоклов меч, и предстоящей войне. К тому же Сара не сомневалась, что жизненный опыт родителей подсказал им верный вывод - мужчины редко меняются из-за любви и женитьбы. Сомнения снова завладели ей. Можно ли положиться на Гильберто? Будет ли он преданным мужем?
|
|
Сара закрыла глаза, стараясь вспомнить лицо Гильберто, и мучительно напрягала память, пытаясь найти ключик к пониманию его истинной натуры.
У нее было много поклонников. Но ни один из них не интересовался ее мнением, ее суждениями и интересами. Для всех них она была очаровательной девицей на выданье с большим приданым и прочным положением в обществе. С Гильберто все обстояло иначе. Сара ни на секунду не сомневалась, что нужна ему не из-за приданого или положения в обществе. Она была интересна ему, как и он ей.
Она снова взглянула на своих родителей. Мэри и Герберт ждали решения дочери в надежде, что смогли убедить ее.
Как больно! Никогда прежде Саре не приходилось оказывать сопротивление родителям. По крайней мере, по серьезному поводу. Конечно, совсем избежать противоречий не удается ни в одной семье, но чаще всего девушка просто пыталась испытать родителей на прочность и очень быстро сдавалась, потому что в этих стычках не было ничего, чего нельзя было бы решить несколькими словами. Ее воспитали в атмосфере свободных суждений и доверия. А в такой обстановке почти не о чем спорить и не за что бороться.
Но на этот раз все было иначе. Даже признавая всю основательность родительских возражений, Сара чувствовала, что, отказавшись от Гильберто, она откажется от счастья всей своей жизни. Она чувствовала, что нашла свою «половинку», нашла человека, с которым готова прожить жизнь. Сара была уверена, что никогда больше не посетит ее такое великое чувство, что любой другой муж, пусть даже очень хороший человек, не сделает ее счастливой. Что ж, если она решит остаться с Гильберто, им придется трудно. Но она верила, что ее выбор стоит того.
|
|
- Мама, папа, я понимаю ваши возражения и верю, что вы желаете мне добра, - сказала она наконец. - Но что, если я останусь тверда в своем решении? Мне что же, придется бежать с Гильберто?
Мэри и Герберт разом вздохнули, будто заранее сговорились. Как забавно! Ведь именно с них, со своих родителей, категорически возражающих против ее выбора, она берет пример. Она верила, что именно с Гильберто ее ждет такое же, как у ее родителей, единство мнений и согласие.
- Да что ты такое говоришь, Сара! Впрочем, я рад, что ты спросила. Это означает, что придется держать тебя взаперти. - От переживаний голос Герберта сел.
- Пожалуйста, дорогой, только не это, - взмолилась Мэри.
- А если я все равно сбегу, отец? - упрямо настаивала Сара, не обращая внимания на мольбы матери. Она хотела до конца выяснить, что ждет их с Гильберто.
Отец ответил не раздумывая:
- Если ты сбежишь с Гильберто, у меня не останется выбора. - В голосе его звучала усталость и обреченность: - Я вызову его на дуэль и убью.
Диана открыла глаза. На кровати лежал косой луч света. Похоже, она проснулась позже обычного. Спала она плохо. Даже во сне ее не оставляли тревожные мысли о Саре.
|
|
Вчера после ужина Диана, лежа в постели, ожидала прихода подруги. Но Сара все не шла, зато внизу определенно что-то происходило. Сперва Диана решила, что к Йоркам пожаловали гости, но потом засомневалась - никаких чужих голосов она не слышала.
Диана хотела было подняться с постели и выяснить, что происходит, но что-то ее удержало. В конце концов, она не у себя дома и не имеет никакого права вмешиваться в семейные дела Йорков.
Диана уже порядочно измучилась от любопытства и беспокойства, когда Сара наконец появилась в ее комнате. На лице подруги были заметны следы слез. Сара извинилась за то, что не смогла провести вечер с Дианой, но никаких вразумительных объяснений Диана от нее не добилась. Сара почти сразу же попрощалась, обещая все объяснить завтра.
Но завтра, кажется, уже настало. И где же Сара? И вообще, что происходит? Диана недоумевала. Никто не пришел разбудить ее, завтрак явно запаздывал. Словно в ответ на мысли девушки, раздался стук в дверь. Но вместо Кармен вошла Фелиция, дородная кухарка Йорков. Бормоча невнятные извинения, она поставила поднос с завтраком, помогла Диане сесть и взбила подушки. Диана так и не решилась расспросить ее - по лицу кухарки ничего нельзя было прочесть, да к тому же Фелиция избегала взгляда Дианы.
Девушка отпустила кухарку и равнодушно принялась за еду. Удивительно! Все остывшее, даже чай. Определенно в доме что-то происходит. Отставив поднос с едой на столик возле кровати, она отбросила покрывало и поднялась. Все, ее терпение лопнуло.
Диана прошлась по комнате- боли больше не чувствовалось. Можно считать, что она практически здорова. В конце недели доктор Кабрера снова осмотрит ее и - вот было бы счастье! - если решит, что она здорова, разрешит вернуться к нормальной жизни. Но до этого еще нужно дожить, а Диане казалось, что она окончательно сойдет с ума, если останется в постели.
Опираясь на быльца кровати, она осторожно, как старушка, передвигалась по комнате. Боль исчезла, но теперь каждое движение требовало усилий: слабость - вот результат долго лежания в постели. Пошатываясь, Диана добралась до шкафа и вынула среди аккуратно сложенной одежды свое любимое повседневное платье. Правда, после этого ей пришлось немного постоять, прислонившись к шкафу, чтобы отдышаться.
Прошло немало времени, прежде чем она умылась, оделась и причесала волосы - слишком часто приходилось останавливаться, чтобы передохнуть.
Когда, наконец, утренний туалет подходил к концу - Диана как раз пыталась собрать в узел волосы, в дверь снова постучали. «Вечное невезение, - подумала девушка, - это Кармен как всегда явилась именно тогда, когда она мне уже не нужна». Но в комнату вошла не Кармен, а Элизабет.
Не тратя времени на светские приветствия, она потребовала объяснений:
- Что это ты делаешь, Диана?
- Одеваюсь, мама.
- Я вижу. А разве доктор Кабрера уже разрешил тебе подниматься? Я не допущу, чтобы ты навредила себе.
- Со мной все в порядке, мама, только небольшая слабость.
Диана воткнула еще одну шпильку в надежде поправить упорно съезжающую набок прическу, но шпилька не помогла, и тогда Диана решила, что ничего страшного не произойдет, если этим утром она будет выглядеть немного растрепанной.
Медленно повернувшись к матери, она спросила:
- Мама, что происходит? Вчера вечером приходила Сара, но ничего не рассказала. Но я же вижу, что что-то не так. Кармен куда-то пропала, вчера внизу целый вечер шли какие-то разговоры. Что происходит?
Элизабет не ответила. Вместо этого она за плечи развернула Диану лицом к зеркалу, уверенными движениями разобрала шпильки и распустила волосы. Несколько минут Диана молча следила за ловкими движениями матери. Может быть, кто-то умер?
Наконец Элизабет вздохнула и заговорила.
- Все дело в Саре. Она хочет…
В дверь постучали. Элизабет замолчала. Глядя в зеркало, Диана заметила, как на лице матери появилось облегчение. Раздраженной непредвиденной помехой Диане ничего не оставалась, как повернуться к двери и сказать:
- Войдите!
Дверь открылась, на пороге, низко кланяясь, появился Педро, мажордом Йорков
- Сеньора, сеньорита, buenos dias[20]!
- Педро снова поклонился. - Сеньорита Диана, к вам пожаловал джентльмен.
Он назвался Сегуином Торресом, но визитной карточки у него нет. - Педро презрительно фыркнул. - Я сказал ему, что вы не встаете. Но он настаивает. Я вынужден был спросить у вас лично, принимаете ли вы посетителей.
Сердце Дианы забилось чаще. Сегуин здесь! Он пришел повидаться с ней, как и обещал в своей записке. Правда… Скорее всего, он пришел, чтобы снова говорить о делах… Ну и пусть. Диана все равно радовалась его приходу. Все, что происходило в доме Йорков, вдруг отодвинулось куда-то далеко.
- Да, Педро. Передайте, что я приму его, - сказала она как могла спокойнее.
Диана снова повернулась к зеркалу и принялась внимательно изучать свое отражение: под глазами темные круги - следствие дурно проведенной ночи, кожа бледная и безжизненная, что и неудивительно после нескольких недель, которые она провела в затененной комнате. Диана похлопала себя по щекам, чтобы они хоть немного порозовели, и пожалела, что никогда раньше не пользовалась румянами. Разве что прическа в порядке - стараниями Элизабет волосы были идеально уложены.
- Спасибо, мама, - поблагодарила Диана, перехватив взгляд матери.
- Ты думаешь, это разумно? Может быть, отложить встречу? Хотя я бы предпочла, чтобы ты вообще не вставала.
- Мама, мама! Я тут просто с ума схожу, от тоски мне выть хочется! Ну, мама! Я же уже спускалась в патио, и все прошло благополучно. Ребра совсем зажили. Я просто ослабла. - Диана умоляюще посмотрела на Элизабет. - Ты поможешь мне спуститься, и все будет в порядке.
Элизабет все еще сомневалась. Но, должно быть, поняла, что Диане действительно необходимо переменить обстановку, и кивнула:
- Ладно. Надеюсь, тебе это не повредит. Но только пообещай мне, что будешь сидеть спокойно.
- Я обещаю.
В этот момент Педро напомнил о своем присутствии, тихонько кашлянув. Вспомнив о нем, Диана попросила:
- Пожалуйста, Педро, проведите сеньора Сегуина в патио.
Но тут ей вспомнился их первый поцелуй. И Диана засомневалась, стоит ли и теперь принимать его там. Возможно, из-за этого обстоятельства они будут испытывать неловкость? Тем более, на ярком свету болезненная бледность лица будет слишком уж очевидной… Эта мысль изумила Диану: раньше ей бы и в голову не пришло принимать в расчет свою внешность.
И все же, вздохнув, она передумала.
- Нет, Педро, постойте. Скажите, где в этом доме обычно принимают посетителей?
- В южной гостиной, сеньорита.
- Тогда я приму его там.
- Как пожелаете.
Педро снова поклонился и вышел.
Диана вошла в гостиную, опираясь на руку матери. После спуска по лестнице она никак не могла отдышаться. От напряжения на белых как мел щеках расплылись нездоровые ярко-розовые пятна.
Сегуин поклонился дамам, и сердце его сжалось - он не ожидал, что Диана окажется такой изможденной. Ее худощавая фигура теперь казалась совершенно бесплотной. И все эти страдания из-за него. Как он мог быть таким беспечным?
Но теперь чувство вины и странное притяжение, которое он чувствовал к этой девушке, побуждали его защитить ее, оградить от всего, что могло угрожать ей.
Он ощутил в себе эту потребность в ту ночь, когда ее похитил Игнасио. Тогда, лаская ее израненное тело, он вдруг почувствовал в себе давно забытую нежность - первый робкий росток любви. А ведь Сегуин думал, что эта часть его души безвозвратно потеряна, ибо умерла вместе со смертью его матери. И его огрубевшее сердце требовало вырвать неокрепший росток, вырвать с корнем, возвести непреодолимую преграду возрождающейся способности любить. Ибо любовь делает человека уязвимым, и он становится легкой добычей для врагов.
Сеньора Мак-Фарленд медлила с уходом, хотя обещала Диане оставить ее наедине с Сегуином. Она задала несколько светских вопросов Сегуину и получила вежливые ответы. Ей явно тревожно было оставлять ослабевшую за время болезни дочь. Но, встретив недоуменный взгляд Дианы, Элизабет поднялась, извинилась и вышла.
В гостиной повисла неловкая пауза. Диана сидела неподвижно, как изваяние, а Сегуин не сводил с нее глаз. Наконец он опомнился и протянул Диане небольшой сверток.
- Что это? - приятное удивление оживило осунувшееся лицо девушки, когда она приняла завернутый в обычную коричневую бумагу пакет.
- Это вам.
Диана попыталась развязать тесемку, которой был перетянут сверток, но пальцы не слушались ее. Сегуин заметил это. Неужели она так слаба? Он хотел было помочь ей, но сдержался, опасаясь слишком приблизиться к ней и особенно ненароком прикоснуться. Он совсем не был уверен, что сможет сдержать себя в этом случае. Все эти дни его постоянно преследовал аромат ее шелковистой кожи. Вот и сейчас, едва вспомнив об этом, он весь напрягся от мучительного желания.
Нет, лучше держаться подальше от нее - и Сегуин выбрал стул с тем расчетом, чтобы их разделяли хотя бы несколько футов.
Диана наконец развязала тесьму и развернула пакет. Увидев изящную конфетную коробку, обтянутую пестрым шелком, она радостно улыбнулась.
- Благодарю. - Она приоткрыла крышку и снова улыбнулась. - Как мило.
- Цвет этого шелка напомнил мне ваши глаза. - Сегуин не кривил душой, нежные цвета шелковой материи оказались теми же самыми, что и крапинки на радужной оболочке ее глаз - серый, оливковый, золотистый. Сможет ли он когда-нибудь забыть эти глаза? И ее волосы, это золотистое великолепие прядей?
- Благодарю вас, - прошептала Диана. - Мне приятно слышать, что вы думали обо мне.
Сегуин вздрогнул - как глупо с его стороны так выдать себя! И стараясь скрыть свое смятение, он выпалил:
- Позвольте спросить, почему вы сегодня без очков? - и тут же почувствовал себя полнейшим идиотом. Какое ему может быть до этого дело? Он и раньше видел ее без очков - сперва в патио Йорков, а потом на балу и после бала… Господи, снова! А ведь он решил, что сегодня будет думать только о делах.
Между тем Диана ответила со смущенной улыбкой:
- Видите ли, я надеваю их, когда читаю или вышиваю.
Странно… Ведь когда он впервые увидел ее в гостинице, она была в очках… Похоже, она безотчетно прятала за стеклами очков саму себя, свою женственность и ранимость. Как странно Джеми воспитал дочь. Сделал ее сильной, но такой… такой… Сегуин не сразу подобрал слово, но наконец в памяти всплыло подходящее для этой девушки определение: «настороженная».
- Как ваше самочувствие? - спросил он. Слава Богу, наконец-то ему удалось задать вполне нейтральный и даже уместный вопрос. - Что говорит доктор?
- Я чувствую себя вполне здоровой. Надеюсь, доктор будет того же мнения.
- Замечательно.
- Да. Мне ужасно надоело болеть. Это так скучно и утомительно.
Сегуин улыбнулся. Он прекрасно помнил ее решительность и горячность, так явно проявившуюся во время их первых бесед, так что ничуть не удивился, узнав, как сильно она недовольно своим вынужденным бездельем.
- А как ваши дела, сеньор Торрес? Надеюсь, все в порядке? - вежливо поинтересовалась она.
- Да, благодарю вас.
Ничего не значащие светские фразы всегда казались Сегуину нелепыми и пустыми, но сейчас он даже радовался им, потому что они помогали ему сохранить в разговоре вежливую дистанцию.
- Прежде у меня не было случая поблагодарить вас. Я очень признательна вам за то, что вы спасли меня. Мне даже представить страшно, чем бы все это закончилось, если бы не вы.
- К вашим услугам, сеньорита.
- Но позвольте поинтересоваться, вам удалось схватить того человека?
- Нет… - Сегуин понял, что Диана спрашивает не столько из любопытства, сколько из страха перед этим негодяем, и чувство вины снова захлестнуло Сегуина. - Но теперь я знаю, кто он.
- И кто же?
- Двоюродный брат моего отчима, - скрепя сердце признался Сегуин. Как ни хотелось ему скрыть это обстоятельство, но Диана имела право знать. - Игнасио Эрнандес.
- Но… - Диана смешалась. - Но если вы знаете, кто он, почему его нельзя схватить?
- Видите ли, это не так просто. Вы же знаете о моих отношениях с отчимом. Он не выдаст своего родственника. А сам Игнасио - очень хитрый человек, коварный и безжалостный к своим жертвам.
Диана вздрогнула.
- «Жертва»… Какое неприятное слово…
- Простите, - извинился Сегуин и нервно взъерошил волосы. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Ему хотелось исчезнуть, сквозь землю провалиться, только бы оказаться подальше от этой девушки, которая сводила его с ума. - Я не хотел волновать вас…
- Я понимаю, - кивнула она. - Просто мне очень хочется, чтобы его поймали.
- Это мало что изменит, Диана. Мой отчим пошлет кого-нибудь другого.
- Да, я понимаю, - Диана кивнула и подавленно смолкла, покусывая нижнюю губу.
Сегуин, конечно, немного кривил душой. Ни один наемный головорез не будет таким настойчивым и цепким, как Игнасио. Джеми, Диана- для Игнасио это всего лишь пешки в его игре, разменные карты мести ненавистному Сегуину. Пока он верит, что Сегуин виновен в смерти Эсмеральды, он не отступится. Никто другой не будет помогать Дону Карлосу с таким рвением, потому что только у Игнасио есть личные мотивы. Но очень скоро Диана начнет выходить из дому, и даже, если Игнасио поймают, ей будет угрожать опасность, и она должна понимать это.
- Сара встречается с Гильберто, вашим единоутробным братом. Меня это очень тревожит. - Диана сказала это так, будто ее замечание следовало из того, о чем шла речь прежде.
Но Сегуин не сразу уловил эту связь. Мысли его унеслись в совершенно ином направлении - он вспоминал вкус ее медовых губ, невинный аромат ее кожи. Но пришлось спуститься с небес на землю.
- Я могу только сожалеть об этом.
- О! Но почему?!
Сегуин не ожидал, что она так удивится. Его сожаления в основном касались отчима, Гильберто он знал очень плохо, слишком долго они были разлучены. Но известие о том, что лучшая подруга Дианы встречается с его сводным братом, ошеломило Сегуина. Эти встречи были опасны не только для Сары, но и для Дианы.
- Видите ли, Диана, я боюсь, что близость моего сводного брата и вашей подруги может оказаться опасной для вас. Из-за моего отчима, конечно. И к тому же… Гильберто очень привлекательный молодой человек. Но, боюсь, этим и ограничиваются его положительные качества. Мы с ним давно не виделись, но он не без оснований слывет ловеласом, так что, думаю, сеньорите Йорк следует быть осмотрительней.
- Спасибо за откровенность, - кивнула Диана.
Сегуин прикрыл глаза. Неужели она не замечает, что с нею он просто не может быть скрытным. Все его существо рвется к ней и заставляет говорить обо всем, о чем бы она не спросила. А ведь с другими он практически никогда не говорит о своей так называемой семье. Слишком это горькая и мучительная тема для досужих разговоров.
- Сегуин, я готова продать вам изобретение отца, - оборвала его мысли Диана.
Вот это да! Сегуин почти не сомневался, что сегодня ему удастся уговорить ее. Но не ожидал такой скорой капитуляции. Ему представлялось, что она будет сопротивляться его планам, что им предстоит долго спорить.
Неужели он ошибся в ней? Неужели она обыкновенная слабая женщина, просто немного более других разбирающаяся в делах и непривычно напористая? А может, она слишком подавлена долгой болезнью и постоянными размышлениями о грозящей им с матерью опасности?
- Я жду, Сегуин! - требовательно прервала Диана затянувшееся молчание и нервно засмеялась. - Скажите же что-нибудь.
Молодой человек откашлялся.
- Я очень рад, что вы приняли решение в мою пользу. - Для делового разговора такого ответа было бы вполне достаточно, но Сегуин не смог остановиться, - Но я хотел бы знать, что заставило вас переменить мнение?
Диана опустила глаза и нервно потерла пальцами правой руки тыльную сторону левой. Сегуин невольно вздрогнул, вспомнив, как эти пальцы гладили его лицо той ночью, вспомнил, как, забыв о боли, она прижималась к нему, как обводила языком его пылающие губы.
Сегуин сглотнул и отвел взгляд. Он уставился в пространство поверх ее головы, пытаясь собрать остатки самообладания. Его сердце гулко ухало, голова гудела, мысли путались.
Диана молчала, обдумывая ответ, и Сегуин радовался этой передышке. Ему казалось, что он будет ликовать, когда, наконец, сумеет получить в свое распоряжение изобретение Джеми. Но где же ликование? Только отчаяние и боль владели им в этот момент. Ведь теперь у него больше не будет никаких оснований видеться с нею. А потом она уедет… Как ни чурался он своего чувства к ней, оно росло в нем вопреки всему. Впервые со смерти матери женщине удалось сломать выросшую в нем и нерушимую прежде стену отчуждения, заполнить пустоту его души.
- Я все обдумала, сеньор Торрес, - заговорила наконец Диана, - и поняла, что это единственно правильное решение. Во-первых, мой отец… Вы были с ним партнерами. - Она помолчала. - И я поняла, что не могу винить вас в его смерти. - И задумчиво прибавила, словно обращаясь к самой себе: - Месть слишком губительна. Для всех.
- Ваше решение сняло камень с моей души. Позвольте спросить, после того как мы подпишем документы, вы уедете?
- Да, мы с мамой уедем при первой же возможности. Нам кажется, что здесь опасно оставаться.
- Bueno*[21], - кивнул Сегуин, чувствуя, что внутри у него все похолодело, - вот она, настоящая цена изобретения Джеми- разлука с Дианой. Молодому человеку стоило невероятных усилий сохранять внешнее спокойствие.
- Но есть одно уточнение, Сегуин, - Диана подняла голову, криво улыбнулась и, глядя ему в глаза, решительно сказала: - Я считаю, что изобретение стоит больше той суммы, которую вы предложили первоначально. Думаю, будет справедливо, если вы заплатите нам сумму, которую рассчитывал получить отец, когда заключал с вами соглашение. - Девушка гордо выпрямила спину, глаза ее загорелись - и Сегуин увидел перед собой все ту же непримиримую Диану, какую впервые увидел несколько недель назад в гостинице сеньора Гутьерреса. Сейчас она готова была не только обороняться, но и наступать. Даже ослабев от болезни, она оставалась сильным соперником. Это качество в ней неистребимо. Она никогда не перестанет поражать его. Восхищение, смешанное со страстью, ударило Сегуину в голову. Ему до боли захотелось обнять ее. Спорить он не собирался.
- Не сомневайтесь, сеньорита. Я заплачу справедливую цену.
Диана хмыкнула.
- По моей просьбе мистер Йорк навел некоторые справки, из которых ясно, сколько получил бы мой отец, если бы несколько ближайших лет был пайщиком вашего предприятия. - Она рукой поискала шнурок колокольчика. - Если хотите, я пошлю за расчетами.
Он покачал головой.
- В этом нет необходимости.
Он вдруг осознал, что совершенно не помнит, сколько предлагал им в тот день в гостинице. Тогда его заботило только изобретение и возможность как можно скорее отправить семейство Мак-Фарлендов из Мексики в Штаты, чтобы не мучиться угрызениями совести и опасениями за их безопасность.
Взволнованный и измученный внутренней борьбой, Сегуин поднялся, подошел к окну и стал смотреть на вымощенную булыжником подъездную дорожку, огибающую дом. Собственная забывчивость раздражала его. Диана явно ждала, что он повысит цену, а он молчал, не желая попасть впросак и обидеть ее.
Наконец он обернулся к ней, придумав, как выйти из неловкого положения:
- Я готов утроить мое первоначальное предложение, сеньорита.
Рот Дианы удивленно приоткрылся, бледные щеки порозовели. Он явно перегнул палку.
- Это слишком, сеньор Торрес. Надеюсь, ваше предложение продиктовано щедростью, а не жалостью. - Сегуин хотел было ответить, но она подняла худенькую ручку, останавливая его. - У меня нет ни малейшего желания ссориться с вами, Сегуин. Давайте забудем прошлое. Я хочу получить только то, что положено нам с мамой по справедливости.
То есть две ваших первоначальных цены. И не более.
Сегуин снова почувствовал, как гулко забилось сердце. Он готов был переплатить, лишь бы не обидеть ее, лишь бы не показать, что не помнит, что предложил им в своем эгоизме. А она даже не попыталась воспользоваться его оплошностью! Такого благородства он не ожидал. Он давно потерял веру в благородство женщин…
Не сводя с Дианы восхищенного взгляда, Сегуин склонил голову в легком поклоне:
- Как вам будет угодно, Диана. Мой поверенный подготовит бумаги, и я сразу извещу вас об этом. Что-нибудь еще?
- Нет, сеньор Торрес. Это все. Пожмем друг другу руки?
Новая пытка! Сегуин вздохнул и, смирившись, шагнул к ней. Диана поднялась ему навстречу. Он взял ее худенькие руки. Простое прикосновение обожгло его, как огнем, а сердце будто пронзила молния. От мучительной боли он прикрыл глаза, и перед его мысленным взором вихрем пронеслись сладостные видения, в которых он и эта девушка становились единой плотью и водоворот страсти уносил их в бездонные глубины океана любви.
Ее руки слегка подрагивали в его ладонях. У него мелькнула мысль, что и он ей небезразличен. Но для них нет надежды. Она уедет. Они обречены жить врозь, обречены идти каждый своим путем вдали друг от друга.
Слушая мучительные признания Сары, Диана следила глазами за Сэмом, спокойно расхаживающим по жердочке. Диана и представить себе не могла, что рассказ подруги настолько ошеломит ее. О том, что Сара влюблена в Гильберто Агуэрро, Диана догадывалась, но ей и в голову не могло прийти, что дело зашло так далеко. А уж то, что утонченная Сара решится выйти замуж вопреки воле своих родителей, казалось совершенно невозможным.
Как ни старалась Диана, но не могла представить себе Сару и Гильберто супругами. Кроме того, ее тревожили предостережения Сегуина, тем более, что они полностью совпадали с прежним мнением самой Сары. Неужели ее практичная подруга все-таки попалась в собственную ловушку?
- Даже не знаю, что сказать, Сара, - вздохнула Диана, когда Сара наконец замолчала. - Не сердись, но я считаю, что должна говорить то, что думаю. Я вижу, как тебе тяжело, как тебя мучат упорные протесты родителей. Но я понимаю их сомнения. Всего несколько недель назад ты и сама считала Гильберто донжуаном. Да к тому же разве не ты сказала мне, что его отец нанял убийцу моего отца? Как ты можешь выйти замуж за такого человека?
Диана понимала, что Саре будет больно от этих слов. Когда нам плохо, мы ищем поддержки, а не возражений. Но она понимала и другое. Огульно соглашаться со всем, что бы ни сказала подруга, глупо и нечестно. Дружба - это не только одобрение, но также сомнения и тревоги. Диана слишком любила подругу, чтобы равнодушно согласиться с ее доводами.
Глаза Сары наполнились слезами, она отвернулась. У Дианы защемило сердце. Меньше всего она хотела ранить Сару.
- Да пойми же, - Сара, пыталась сдержать рыдания, - я поняла, что ошибалась, мы все ошибались в нем. - Девушка несколько раз всхлипнула, но сумела взять себя в руки. - Поверь, Диана, с тех пор, как я согласилась выезжать с ним, он ни разу не взглянул на другую женщину. И потом… После выходки Кармен я окончательно поверила ему и знаю, что он достоин этого доверия.
А его отец… - Она запнулась и вдруг содрогнулась всем телом. - Для его отца у меня нет оправданий, - Сара почти шептала. - Но я люблю Гильберто, какого бы отца не дал ему Господь. - Она перевела на Диану извиняющийся взгляд и с мольбой произнесла: - Не осуждай меня, Диана. Я правда люблю его! И ничего не могу с собой поделать.
Диана ужаснулась - Сара не забыла о преступлениях Дона Карлоса, она просто отмахнулась от них и готова породниться с негодяем! Но ужас сменился сочувствием. Как бы то ни было, но кое в чем Сара права: никто лучше нее не понимает велений ее сердца, и нет над ним власти у человека, и никакие родственники, расчеты и войны не способны убить любовь, они могут только разлучить и заставить страдать.
Диана вздохнула и сочувственно притянула подругу к себе.
- Так ты уверена, что любишь его? И веришь в его преданность?
- Никогда в жизни я не была настолько уверенной, - просто и спокойно сказала Сара.
Диана снова вздохнула. Оставалось надеяться, что Сара не обманется в своем избраннике.
- Раз так, борись. Доказывай, убеждай. Твои родители любят тебя и действительно желают добра. Значит, нужно убедить их, что Гильберто достоин доверия. Это же так ясно.
И Диана вздохнула опять. Как бы ей хотелось, чтобы и в ее жизни все было так же ясно. Она уже призналась себе, что любит Сегуина всем сердцем. А вот он… От Дианы не укрылось, как нежно смотрел на нее Сегуин во время их последней беседы, как боялся подойти ближе, как в изнеможении прикрыл глаза, когда пришлось-таки взять Диану за руку. Она чувствовала, что небезразлична ему, но влюблен ли он?