Но пора было прервать паузу.
- Вы правы, я действительно Диана Мак-Фарленд, подруга Сары. - Она открыла сумочку и вытащила письмо Сары. - Сара попросила передать вам письмо.
- Йорки тоже против нашего брака. - Это был не вопрос, а утверждение. Гильберто взял у нее письмо.
- Да, они против. Саре запретили выходить из дому.
- Я все понял, когда мне отказали от дома. Но моя записка, кажется, дошла?
- Да.
- Значит, я не ошибся. Кухарка показалась мне надежной особой. Правда, она не сразу согласилась; но я был в отчаянии и щедро заплатил ей.
Диана вспомнила спокойное лицо Фелиции и, улыбнувшись, ободрила его:
- Да, Фелиция очень надежная и осмотрительная женщина. - Но оставаться дольше было невозможно. - Я должна идти, сеньор Агуэрро. Письмо Сары объяснит вам все.
На его лице появилась искренняя радостная улыбка, и в этот момент Диана поняла, что Гильберто Агуэрро любит ее подругу всей душой - она не заметила в нем ни тени сомнения в преданности своей избранницы. Приходилось признать, что Сара права, а все остальные ошиблись - перед ними пример настоящей и вечной любви. Теперь Диана будет помогать подруге от всего сердца.
- Я понимаю вашу поспешность, сеньорита Диана. Не знаю, как благодарить вас за помощь. Я счастлив, что у Сары такая подруга, надеюсь, что вы и мне окажете эту честь. - Рог favor[22], позвольте проводить вас до двери, - и он галантно взял Диану под локоток.
- Просто не понимаю, как я позволила себя уговорить? - ворчала Диана, глядя в темное окно кареты. Они выехали затемно, чтобы успеть насладиться великолепием садов Сочимилко и вернуться домой до заката.
- Не будь занудой, - пожурила ее Сара. - И потом, ты обещала!
- Обещала! Обещала отвезти письмо Гильберто - и отвезла! - не унималась Диана. Девушке не слишком нравилась роль, отведенная ей в этом побеге, тем более, что план Гильберто чем дальше, тем больше казался ей опрометчивым и даже опасным.
- Ты обещала помогать мне во всем, а хочешь ограничиться одним письмом? - Сара хихикнула.
Чрезмерное воодушевление подруги тоже пугало Диану, но Сару все глубже затягивал водоворот предстоящего побега.
- Толкаешь меня на бог знает что… Как ты меня обозвала?
- Прикрытием, - смеялась Сара.
- Что за глупое слово. По-моему, Густава нам не провести, - вздохнула Диана.
- Провести можно любого. Даже Густава. Ну же, Диана! Неужели ты думаешь, что австриец откажется от пива? А тебе всего-то и нужно, что подсыпать ему в кружку этот порошок.
Сара достала маленькую склянку и вложила ее в руку Дианы.
- О Боже, я чувствую себя Лукрецией Борджиа.
- Чепуха! Он совершенно безвредный. Значит так. Рядом с пивоварней есть маленькая галантерейная лавка. Я пойду взглянуть на кружева. А ты в это время предложишь Густаву пива. Всем известно, что он обожает пиво и никогда не упускает возможности угоститься. Что тут сложного? Ровно в полдень в лавке появится Гильберто…
- Сара, это же просто смешно. Ну, допустим, мне удастся подсыпать ему снотворное, и он уснет. А потом? Густав ни за что не поверит, что мы с чистым сердцем дали ему проспать весь день.
- Поверит-поверит! Мы скажем, что ходили по магазинам и не заметили, как стемнело.
- Ох!… А лодочник?
- А лодочника купим. Дашь ему денег. Вот, возьми, этого мешочка хватит с головой. Лодочник будет молчать как рыба,
- Надеюсь. Боже мой! Во что я ввязываюсь. Послушай, Сара, мне все это не нравится. Не хочу я быть никаким прикрытием! Да еще вместо того, чтобы быть подружкой невесты во время венчания.
Сара вновь хихикнула, но тут же прикрыла рот рукой, заметив, как искривилось от обиды лицо Дианы. Сара поспешила крепко обнять подругу.
- Я знаю, знаю. Но другой возможности побыть наедине с Гильберто у меня не будет.
Едва произнеся эти слова, Сара вспыхнула, предательский румянец залил ее щеки. Неожиданно разволновавшись, она отодвинулась от Дианы и откинулась на подушки кареты.
Понимая, почему покраснела Сара, Диана и сама задалась вопросом, какой бы была ее первая брачная ночь с мужем? Что за чувства она бы испытала, если бы провела хотя бы один короткий полдень в объятиях Сегуина?
Диана вздохнула.
- Знаешь, Сара, я до сих пор не понимаю, как тебе удалось уговорить свою маму отпустить нас на эту прогулку.
- Видишь ли, я ей столько раз говорила, что обещала показать тебе плавучие сады. Здесь их называют чинампас… А тут, когда мы вот-вот покинем Мексику, я ей напомнила…
- И она согласилась?
- Да. Мама мне сочувствует. Мне кажется, она понимает меня. Жаль, что она не может убедить папу.
Диана от изумления открыла рот:
- Уж не хочешь ли ты сказать, что она знает, что ты собираешься сбежать?
- Нет, нет! Конечно, нет. Несмотря ни на что, она верит, что я не пойду наперекор их воле. Но ей неприятно, что меня держат взаперти, как преступницу.
- Тогда ты все равно обманываешь родителей. И мать, и отца…
- Да. Я знаю. Но чтобы быть с Гильберто, я готова обмануть весь свет.
Диане в голосе подруги послышалась непреклонная убежденность. Как бы и ей хотелось быть такой же храброй, как Сара, и добиваться исполнения своих желаний. Впрочем, ей просто нечего добиваться. Вот если бы Сегуин хотел, чтобы Диана стала его женой…
Но оставалось выяснить подробности. Раз уж Диане придется сыграть свою роль в этой драме, она хотела знать, чего от него ожидают.
- А у этих плавучих садов есть название? - спросила она.
- Сочимилко. Замечательно место, особенно для вступления в брак. Сама увидишь. Там так романтично… Я думаю, то, что испытываешь там, сродни чувствам конкистадоров, когда они впервые ступили на эту землю.
- Но, Сара, мне казалось, что это довольно далеко. А если мы опоздаем, твоего отца хватит удар. - Колесо глухо ударилось о камень, на мгновение оторвалось от земли и вновь грохнулось о землю. Диана ухватилась за сидение и пробормотала: - И дорога ужасная, как все дороги в Мексике.
Диане вспомнилось, какой ужас вселили в нее местные дороги, едва они с матерью прибыли в Мексику. Они вились среди болот, джунглей и гор и скорее напоминали звериные тропы, полные ям и ухабов, а иногда совершенно непроходимые. Несколько раз по дороге от побережья до Мехико дамам приходилось покидать экипаж и довольно долго идти пешком. Сара, давно привыкшая к такой езде, должно быть, угадала мысли Дианы и, похлопав подругу по руке, сказала:
- Не волнуйся, все будет хорошо. Вот увидишь. - Она заглянула в корзину с едой, которую они захватили с собой, вытащила манго и бросила его Диане.
- Не унывай. Поешь чего-нибудь. Сразу почувствуешь себя лучше.
Диана поймала манго. Она попросила у Сары нож и стала обрезать кожуру с экзотического плода.
- Далеко до Сочимилко?
- Тринадцать миль от центра Мехико, - немного подумав, ответила Сара.
- Неужели там действительно так красиво?
- Ты представляешь себе Венецию?
- Да.
- Помнишь, как там много воды и повсюду снуют гондолы? Сочимилко очень напоминает Венецию. Только здесь нет никакого города, это каналы среди садов. Потрясающе! Это развалины древних строений ацтеков.
- Неужели?
- А разве ты не знала?
Диана отрицательно помотала головой.
Наклонившись вперед, Сара оживленно объяснила:
- До прихода европейцев на месте Мехико была столица ацтеков Теночтитлан. Город был построен на острове посреди огромного озера и был соединен с сушей тремя плотинами, рассеченными каналами. К городу через канал тянулся акведук, поскольку вода в озере была соленой. Странное место для основания города. Но вождь ацтеков, когда они пришли в эту землю, искал знамение. И именно не этом острове увидел знак: орла, поднимающего в лапах змею. И ацтеки здесь обосновались. Но вокруг ведь оказались болота и озера… И тогда ацтеки огородили мелководные участки, заполнили их землей и горной породой и начали выращивать овощи и фрукты. Испанцы разрушили ацтекский город до основания и осушили большую часть озера. Но Сочимилко остался таким же, каким был при ацтеках.
- Вот это да… Откуда ты это знаешь?
- Из папиных книг по истории. А ты думала, я читаю только романы? - фыркнула Сара. - Как ни удивительно, мне гораздо интересней история.
Сара смущенно улыбнулась, Диана тоже улыбнулась в ответ. Но несмотря ни на что, ей не удавалось подавить тревожное предчувствие, что побег не удастся.
- Прекрати волноваться, - снова принялась уговаривать Диану Сара, заметив ее волнение, - все отлично получится. Вот увидишь. - Ласково улыбнувшись, она добавила: - Ну, улыбнись же! В конце концов, сегодня день моей свадьбы.
- Но ведь ты обещала вернуться до захода солнца? Что бы ни случилось.
Сара кивнула и повторила их любимую детскую клятву;
- Вот тебе крест, иначе мне не жить. - Она помолчала. - Знаешь, если поехать через Сочимилко дальше, то попадешь в городок, где расположены загородные летние резиденции всех богатых мексиканцев. У нас тоже есть в тех местах дом, правда, мы бывали в нем всего раз или два… - задумчиво произнесла Сара.
Диана вдруг почувствовала себя лишней и вспомнила, что так и не доверилась Саре, не рассказала ей, что произошло между ней и Сегуином в ту ночь. Сперва все как-то не было подходящего момента, а теперь, когда Сегуин навсегда ушел из ее жизни, когда они уезжают из Мексики, Диане все больше казалось, что и рассказывать не о чем.
- И ты собираешься отправиться туда после? - Диана не смогла закончить свою фразу.
- Ну что ты! - удивилась Сара. - Нет. Хотя я, конечно, надеюсь, что со временем Гильберто подыщет что-нибудь подходящее. - Она снова покраснела и, пытаясь скрыть свое смущение, вытащила из корзины еще один плод манго, на этот раз для себя.
Некоторое время они молча ели фрукты, выбрасывая птицам очистки из окошка кареты.
- Ты все еще боишься того ужасного человека, который пытался тебя похитить? - неожиданно спросила Сара.
Диана на мгновение задумалась:
- Пожалуй, нет. Я так долго болела, думаю, за это время ему надоело меня преследовать. По крайней мере, я надеюсь на это.
В голосе Дианы не было уверенности. То, что рассказал ей Сегуин, говорило совершенно об обратном, но отягощать в такой момент подругу собственными неприятностями казалось ей лишним. Сара рассеянно кивнула и отправила в рот последний кусочек манго, вытерла платочком сок и выбросила остатки в окошко.
- Скоро приедем. Не возражаешь, - спросила Сара подругу, - если мы поскорее наймем лодку и позавтракаем al fresco*[23], уже на воде.
Диана кивнула и поняла, что скоро они окажутся под пристальным надзором Густава. И тогда девушка призналась:
- Как бы то ни было, я счастлива за тебя, Сара. Я буду ужасно скучать по тебе, когда уеду в Штаты. Похоже, мы встретились с тобой только для того, чтобы снова потерять друг друга.
Как ни старалась Диана, но в ее голосе прозвучали нотки недовольства.
- Я тоже буду скучать по тебе, Диана. Но ведь не навсегда мы расстаемся. Ты будешь жить в Сан-Франциско, рядом с моими родителями. А мы с Гильберто будем навещать вас. Так и будет - увидишь.
Они долго смотрели в глаза друг другу. Диана видела, как глаза Сары наполнились слезами, и почувствовала, что и сама плачет. Девушки крепко обнялись, не обращая внимания на то, что руки их все еще были липкими от сока манго.
Плавучие сады Сочимилко, как и обещала Сара, оказались воистину восхитительными. Девушки договорились с лодочником, что он будет в их распоряжении весь день, оставили кучера возле кареты и теперь в сопровождении Густава пробирались через водный лабиринт на плоскодонной лодке, очень похожей на венецианскую гондолу, только более широкую.
Густые заросли тропических растений преграждали им путь. Каждый дюйм земли пестрел цветами, а лодки казались плывущими по воде цветочными корзинами - жены лодочников ежедневно сплетали гирлянды из свежих цветов и оплетали ими ажурные арки, на которых крепился навес от солнца. Буйство красок слепило глаза, аромат цветов наполнял воздух. Вокруг порхали птицы в ярком оперении. Но Диана узнавала только разноцветных попугаев, мириады других птиц были ей неизвестны. Пришлось Саре показать подруге радужного зимородка, болотную цаплю, которая, стоя на одной ноге, сосредоточенно что-то искала среди болотного камыша.
Они плыли, то и дело приставая на несколько минут к берегу, чтобы попробовать экзотические угощения местных торговцев: огненный фаршированный перец, черепаху, фаршированную яйцами и ветчиной, кукурузную кашу с мясом, красным перцем и изюмом и разнообразные тропические фрукты, и снова продолжали движение.
Содержимое прихваченной из дому корзинки меркло перед этим изобилием…
Правда, в отличие от девушек, с удовольствием пробовавших местную кухню, Густав относился к ней с подозрением. Поэтому он скромно угощался домашними припасами.
На некоторых островках предлагали свой товар ремесленники: украшения из бисера, керамику, кожаные изделия, серебряные подсвечники, резные статуэтки из дерева и оникса. Красочные картины на индейские темы, впрочем слишком примитивные на вкус девушек, были выполнены из самого неожиданного материала - например, из коры и даже из хрупких сухих листьев банана.
Ветер разносил повсюду звуки музыки: то откуда-то доносилась протяжная песня, исполняемая импровизированным хором, то печальное бренчание испанских гитар, то душераздирающие звуки флейты, то барабанный бой индейских барабанов или бешеные ритмы мексиканской самбы.
Восхищению Дианы не было предела, и даже Сара, бывавшая в Сочимилко и раньше, явно получала удовольствие. Девушки смотрели во все глаза, возбужденно болтали и непрерывно ели вот уже три часа, хотя до полудня еще было порядком далеко. К середине дня, несмотря на то, что был лишь конец марта, тропическая жара стала невыносимой, и девушки укрылись в тени навеса.
- Сеньор гондольер, - обратилась к лодочнику Сара, - нас мучает жажда. Нет ли здесь поблизости пивоварни?
- Да, сеньорита, я отвезу вас, - с готовностью откликнулся лодочник.
Диана взглянула на Густава, сидящего на носу лодки. Но на его лице ничего нельзя было прочитать, оно оставалось таким же безучастным, как и всегда.
Впрочем, Диана вдруг вспомнила, что он не понимает по-испански.
Через некоторое время ветер донес аромат бродящего пива. Лодка повернула, и показался большой остров с довольно внушительным зданием пивоварни, перед которой виднелся длинный, покрытый пальмовыми листьями навес. Под навесом стояли огромные дубовые бочки. Справа от навеса примостилась крошечная галантерейная лавка, в которой и была назначена встреча.
Диана подняла голову, солнце слепило глаза. Она украдкой взглянула на Густава, и- слава Богу- ей показалось, что вид пивоварни его обрадовал. Во всяком случае, ноздри его подрагивали от густого запаха солода. Пожалуй, Сара права, пиво он любит.
- Густав, - обратилась к нему по-французски Сара, - будьте любезны, принесите нам две пинты пива, пожалуйста. О, и возьмите одну для себя. Вас, верно, тоже мучает жажда.
Австриец поднялся и неуклюже поклонился:
- Как прикажете, мадемуазель, с удовольствием выполню вашу просьбу. - Он неуверенно тряхнул огромной рыжеволосой головой. - Но знаете, мадемуазель, мне лучше не пить пива. Достаточно воды.
Сердце Дианы сжалось. Сара перехватила ее взгляд и, когда Густав отвернулся, подмигнула подруге, словно говоря, что, мол, все будет хорошо. Диана скривилась. Саре хорошо, не ей придется угощать Густава пивом… Диана достала из сумочки склянку со снотворным и сунула ее в рукав платья, лихорадочно придумывая, как ей воспользоваться.
Густав вернулся с двумя большими глиняными кружками, в которых пенилось пиво. Диана насупилась и скорчила гримаску: она не слишком любила запах солода, а сейчас он казался ей особенно отвратительным.
Сара, напротив, с явным удовольствием поднесла кружку ко рту и сделала несколько жадных глотков. На верхней губке ее осталась тонкая полоска пены. Она вытерла губы платком и заявила:
- Великолепно. Пиво прекрасно утоляет жажду. - А потом приставила ко лбу ладошку, оглядела остров и, будто только что заметив лавчонку, воскликнула: - О, галантерейная лавка! Как раз то, что нужно. Диана, пойдем со мной, посмотрим кружева.
Диана немного заученно покачала головой.
- Не сейчас. Я немного устала, и потом, я еще не допила пиво. Иди сама.
Помогая Саре сойти с лодки, Густав переменился в лице, явно не зная, как выйти из этого положения. Ему приказали не спускать глаз с обеих девушек, а они решили разбежаться в разные стороны.
- Постойте, мадемуазель Сара, - наконец решился он, - я пойду с вами. А мадемуазель Диана останется с лодочником.
- Поступайте, как считаете нужным, - небрежно бросила Сара. Но Диана заметила, как напряглась и занервничала подруга, решительно шагая в сторону лавки. Густав медлил.
Диана и сама всполошилась. Такого поворота дела они не предвидели… Боже! Что будет, если Густав последует за Сарой!
- Ой! - пронзительно закричала Диана, указывая рукой на дальний от берега борт лодки. - Густав, змея, змея!
Густав и лодочник разом обернулись и уставились в воду. Лодочник угрожающе поднял шест, а Диана заметалась из стороны в сторону, истошно выкрикивая по-испански и по-французски:
- Уберите ее, уберите! О, я не могу этого видеть! Пожалуйста, уберите ее!
Она прикрыла глаза одной рукой, а другой всыпала снотворное в свою кружку пива.
Потом упала на сиденье, закрыла глаза, всем своим видом показывая, что боится даже смотреть в сторону воды. Мужчины обыскали лодку, не вполне понимая, что могло так испугать девушку. Лодочник глухо ворчал. Наконец Густав объявил:
- Мадемуазель, мы ничего не нашли. Где она была?
Диана повернулась и, указав на точку в воде, поежилась:
- Вон там. Надеюсь, она уплыла.
На этот раз даже лодочник понял ее французскую фразу. Он фыркнул и спокойно сел, предоставив Густаву утешать девушку.
Как только Густав повернулся, чтобы последовать за Сарой, Диана взмолилась:
- Пожалуйста, не оставляйте меня одну! А что если она заползет в лодку? Может быть, она где-нибудь среди цветов? - добавила Диана трагическим шепотом.
- Мадемуазель…
- Ну пожалуйста, Густав! Посидите со мной хотя бы несколько минут, пока я успокоюсь. - Она похлопала по подушке рядом с собой и смущенно улыбнулась ему.
- Как пожелаете, мадемуазель Диана, - вздохнул он и сел рядом.
Она потянулась за кружкой пива:
- Я так испугалась, что мне снова захотелось пить.
Пригубив, Диана заметила, что Густав смотрит на пиво вожделенным взглядом. Он даже облизнул губы и, чтобы избежать искушения, отвернулся.
«Так-то лучше», - подумала Диана, сделала маленький глоток, скорчила гримаску и воскликнула:
- Фу! Нет, пиво - это не для меня. Оно такое… такое горькое. - Она передала ему кружку: - Поставьте куда-нибудь, Густав, а мне дайте, пожалуйста, воды.
Он послушно взял пиво и, не выпуская кружки из рук, отправился за бурдюком с ключевой водой, который они предусмотрительно захватили с собой.
- Так что же мне делать с пивом? - неуверенно спросил он, подавая Диане виду.
- Может быть, выпьете вы? - Она затаила дыхание в надежде, что он не устоит перед искушением.
- Даже не знаю. Я охраняю вас и мадемуазель Сару, и я должен…
- Ну, тогда вылейте, - прервала его рассуждения Диана, пока он не решил окончательно. Ситуация, в которую ее втянула подруга, раздражала ее все больше. - Хотя выливать как-то жаль.
- Да, мадемуазель, жаль. - Густав явно сдавался. - Ну, глоточек-то мне, должно быть, не повредит. Ужасно хочется пить.
Он осторожно поднес кружку к губам. Диана склонилась к бурдюку, чтобы скрыть свое ликование. Густав сделал несколько больших глотков и вытер губы тыльной стороной руки:
- Не такое уж оно и горькое, мадемуазель, по крайней мере, для меня, - сказало он довольным голосом, снова припал к кружке и жадно осушил ее. - Одна кружка не повредит, - заявил он весело, словно давая отпущение грехов.
Диана вздохнула и улыбнулась. Наконец-то хотя бы первая часть плана удалась. Она вернула Густаву бурдюк, аккуратно расправила юбки, тщательно прикрыв ими ноги, и прилегла на подушки, будто собираясь вздремнуть. Но из-под полуприкрытых век Диана продолжала внимательно наблюдать за Густавом.
Он поставил бурдюк на место и в нерешительности остановился посреди лодки, уставившись на галантерейную лавку, а потом сделал несколько шагов, явно намереваясь пойти за Сарой. Диана молчала. Но когда она уже совсем было потеряла голову от страха, Густав вдруг грузно осел на дно лодки и замотал из стороны в сторону своей большой головой.
- Со мною что-то неладное, - пробормотал он и сник, словно нежный цветок, не выдержавший полуденного зноя. Рыжеволосый гигант улегся посреди лодки и захрапел. Диана едва сдержалась, чтобы не запрыгать от радости.
Лодочник удивленно переводил взгляд с Дианы на спящего Густава, а потом, пожав плечами, пробормотал:
- Большой человек, а пить не умеет.
- Сеньор, давайте переедем на другую сторону острова.
- А другая сеньорита? Как же мы оставим ее?
- Мы вернемся за ней позже, - и с этими словами
Диана протянула лодочнику мешочек с монетами. - Мне нужна ваша помощь и молчание.
Лодочник взял у нее мешочек и несколько раз подбросил его на ладони, определяя вес. Явно довольный, он улыбнулся и кивнул.
- Объявляю вас мужем и женой, - монотонно произнес чиновник и вместо ожидаемых Сарой заключительных слов «Можете поцеловать невесту» прошамкал: - А теперь подойдите и распишитесь в книге регистрации.
Сара почувствовала разочарование - неужели это все? Церемония заняла всего несколько минут! Да еще в этой нелепой обстановке, среди незнакомых людей, в кладовой комнате галантерейной лавки, среди каких-то тюков и связок коклюшек…
Гильберто, будто прочитав мысли новобрачной, нежно пожал руку Сары и лукаво подмигнул ей. Приободрившись, она направилась к столу, за которым расположился чиновник. Свидетельницы, совладелицы галантерейной лавки, смущенно хихикнули.
Теперь Саре оставалось только поставить свое имя рядом с именем Гильберто в покрытой пятнами и кляксами книге, и вдруг ей открылась вся чудовищность того, что она совершила.
Вместо белого подвенечного платья, которое она не раз представляла себе в мечтах, на ней было серенькое будничное муслиновое платье, расшитое крошечными розочками. Правда, Гильберто купил у хозяйки магазина великолепную кружевную мантилью, тонкую и нежную, как паутинка. Хоть какое-то утешение.
Сара вдруг испугалась - почему ей пришло в голову сравнивать свадебную фату с паутиной, с сетью паука. Неужели она чувствует себя загнанной в угол?
«Что я наделала? - билась одна мысль. - Пренебрегла мнением родителей, обманула их, чтобы выйти замуж за человека, которого едва знаю, который даже не обещал мне обеспеченного будущего! И что мне теперь делать? Тайком вернуться домой замужней дамой и жить девицей? Как признаться родителям? Как уговорить их признать наш союз?»
Дрожащей рукой рядом с четким росчерком Гильберто она вывела свою девичью фамилию, а потом фамилию новую - Агуэрро. Теперь ей предстоит называться Агуэрро. Но… Отец Гильберто не желает, чтобы она вошла в их семью. Для Дона Карлоса она- всего лишь гринго, богатая наследница, но без земельного надела, а потому недостойная носить фамилию его сына. Но ведь и ее собственный отец категорически против Гильберто. А вдруг Герберт Йорк не простит дочь, когда она признается, что вышла замуж без его согласия, и, как и обещал, вызовет Гильберто на дуэль?
Об этом Саре было даже страшно подумать. В горле комом стали слезы. «Что я наделала?» - снова и снова задавала она себе мучительный вопрос.
Гильберто нежно пожал ее дрожащую ручку и легко коснулся губами ее ладони. Сара задрожала и в надежде разрешить свои сомнения, заглянула ему в глаза и прочла в них обещание будущего счастья. В один миг мысли Сары повернули вспять. Как могла она сомневаться в истинности своего выбора? Ей не нужен никто, кроме Гильберто. Одним прикосновением губ он унял все ее страхи. Он любит ее, и она сделает все возможное, чтобы быть рядом с ним, даже если придется отказаться от родных. Эта мысль совершенно успокоила Сару.
Последовала обычная в таких случаях бессмысленная суета. Владелицы лавки принесли кувшин пива, кружки и фрукты. Молодых поздравляли, целовали, говорили им какие-то добрые слова. Сара едва прикоснулась к пиву, сделав глоток из вежливости. Гильберто расплатился с чиновником и отпустил его. И снова потянулись объятия, поздравления, слезы и поцелуи. Наконец они попрощались и ускользнули через боковую дверь крошечного магазина.
Гильберто повел Сару по узенькой тропинке, петляющей среди пышной тропической растительности. В эту сторону до воды идти оказалось довольно далеко. Сара даже удивилась, с воды островок показался ей совсем маленьким. По шаткому деревянному мостику они перебрались через пролив на другой остров, пересекли его и снова прошли по мостику. Через некоторое время плавучие сады, чинампас, остались позади, и теперь молодожены торопливо шли по дорожке, вившейся среди настоящих джунглей.
Перед ними открылась поляна, а посреди нее крытая пальмовыми листьями хижина. Перед ней копошились тощенькие цыплята. Сара догадалась, что это жилище лодочника.
Гильберто подхватил жену на руки, ногой распахнул деревянные ворота, служившие дверью, перенес ее через порог и так же ногой захлопнул дверцы. В хижине было темно. Гильберто постоял немного, привыкая к темноте, а потом бережно поставил Сару на пол и нежно поцеловал в макушку.
Прижавшись к нему, она огляделась - бедная лачуга состояла всего из одной комнатушки, пол земляной, но чисто подметенный. Рядом с очагом - старый растрескавшийся стол и неуклюжие стулья. На столе корзина.
- Наш брачный пир? - усмехнулась Сара.
В углу девушка заметила два соломенных тюфяка, сложенные один на другой. Сара содрогнулась. Но брачным ложем должны были служить не тюфяки- середину лачуги занимал огромный матрац, покрытый ярким шерстяным покрывалом.
Гильберто откинул покрывало: забелели льняные простыни, усыпанные лепестками тропических цветов - гардении, жасмина, камелии, гиацинта и жимолости. Душистый аромат наполнил комнатушку сладкой свежестью.
«Я украшу приют возлюбленной моей и склонюсь к ногам ее…» - вспомнилась Саре полузабытая строчка. Девушка не помнила, как это звучит дословно, но это не имело значения. Ее суженый, чтобы скрасить убогость жалкой лачуги и придать хотя бы немного пышности их поспешному, тайному союзу, осыпал брачное ложе цветами. Сердце Сары сжалось, а на ресницах заблестели слезы.
Пожав плечами, Гильберто прошептал:
- Я знаю, это немного… но что еще я мог сделать? Этот «чертог» до вечера в нашем распоряжении.
Сара обняла мужа и прижалась к нему так крепко, что почувствовала жар, исходящий от его тела.
- Это великолепно, - прошептала она. - Благоухающий сад для двоих… - Она не смогла продолжать- к горлу подступил комок.
Сколько раз она представляла свою первую брачную ночь… или вечер? Но не так… В этот миг всю ее обдало жаром: жар раскалил тело, покрыл румянцем щеки. Оказавшись наедине с тем, о ком она так страстно мечтала, Сара вдруг смутилась. За ней многие ухаживали, с кем-то из своих поклонников она даже целовалась. Но она была невинной девушкой, а Гильберто, несомненно, был весьма опытным мужчиной. Сара забеспокоилась, а вдруг он разочаруется в ней? Вдруг будет сожалеть о том, что связал себя клятвой? Вдруг через несколько часов он уже раскается в том, что не повиновался отцу и рискнул своим наследственным правом? В Саре рос новый, неведомый ей доселе страх, и страх этот быстро расправлял крылья.
- Хочешь поесть? - неуверенно кашлянул Гильберто. Даже в полумраке Сара заметила его смущение. Что это с ним? Неужели он тоже неуверен в себе?
- Я не голодна, Гильберто, по крайней мере, если ты имеешь в виду еду, - ответила Сара и удивилась собственной откровенной смелости.
Гильберто вздохнул и порывисто обнял свою жену, прижавшись губами к ее рту. Ощутив прикосновение его губ, Сара окончательно уверилась, что союз их не был ошибкой. Они предназначены друг другу и теперь будут вместе «в горе и в радости» до конца дней своих. В этот момент между ними рождалась новая связь - могущественная власть физического влечения, страстная клятва двух сердец.
Она наслаждалась дивной сладостью его губ, упивалась хмельным ароматом его волос. Их тела вздрагивали в предвкушении наслаждения.
Дыхание их смешалось, а души, чувствуя, как осуществляется их заветная мечта, устремились друг к другу. Он с благоговением ласкал ее губы, нежно покусывал их, пил ее дыхание и никак не мог утолить свою жажду. Кончик языка настойчиво пытался проникнуть в сладкую пещерку ее рта. Их языки соприкоснулись, кровь бросилась ей в лицо. Его язык настойчиво исследовал ее рот, касался зубов, проникая все глубже и глубже, а она, подавшись навстречу, дрожала, как в ознобе от невыразимого наслаждения.
И вот их языки сплелись, танцуя извечный танец страсти, то продвигаясь вперед, то отступая в вечном ритме любовной игры. Она упивалась горячей бархатистостью его губ. Они поглощали ее, втягивали в себя, опаляли жаром.
В ней трепетало наслаждение, горячее, чистое, сладостное. Оно все нарастало, распаляя кровь, кружа голову. Ее тело изнывало от желания принадлежать ему. Страсть сжигала ее томительным желанием. Сейчас она жила лишь для того, чтобы чувствовать, страстно желать, умирать от любви. Слившись с ним в поцелуе и погрузив пальцы в копну его вьющихся волос, она молила его отдать ей себя целиком.