Здоровье Сары заботами Пилар поправлялось. За последние пять дней ее ни разу не мучили боли, чувствовала она себя почти хорошо, но все же оставалась в постели.
Все это время Диану постоянно удивляло, что она так редко встречается с Сегуином. Впрочем, поднимался он гораздо раньше нее и почти тотчас покидал дом, а весь день пропадал на рудниках, возвращаясь зачастую очень поздно, а потому ужинал в одиночестве и, никого не тревожа, отправлялся спать.
Диана вспоминала его слова, сказанные в патио, и думала, что он намеренно избегает ее. Тут как раз ничего удивительного не было: Диана и сама была уверена, что стоит им провести какое-то время вместе, и случится неизбежное. Видно, Сегуин не хотел искушать судьбу, тем более, что Диана, обеспокоенная здоровьем Сары, вроде как все время была при деле.
И все же Диана, чего уж тут скрывать, чувствовала разочарование. Каждый день, проведенный в доме Сегуина, но без него, был для нее мучительным. Она ловила себя на том, что прислушивается к каждому шороху в надежде услыхать его шаги, что мечтает, чтобы он вернулся пораньше и поужинал вместе с ней. Иногда, проснувшись ночью и вслушиваясь в царящую в доме тишину, она думала о Сегуине, представляя, что могло бы произойти, отправься она к нему в спальню.
Монотонно, бесконечно тянулись дни, занятые только заботами о Саре, уже давно вошедшими в рутинную колею. Диана читала подруге (в доме нашлись совершенно новые книги и на английском, и на испанском), играла с ней в карты, помогала Лупите. Лупита готовила так вкусно, что Диана боялась растолстеть.
А когда Сара спала, она долгие часы сидела на крылечке, разглядывая великолепные, величественные горные вершины и тучи, которые играли с ними в прятки. Но больше всего удовольствия ей доставляли закаты, когда солнце окрашивало мир в кроваво-красные оттенки, а тени становились темно-пурпурными.
Здесь, в этом доме, как казалось Диане, царил покой и умиротворение. Хотя, возможно, просто время было такое. Хорошее время, спокойное. Они с Сарой в безопасности, они вместе.
И все же Диана терзалась своей неутоленной страстью, хотя не находила в себе сил винить Сегуина за его отстраненность. Общение непременно подтолкнуло бы их к близости. И Диана могла оказаться… в положении Сары! Диана сама не понимала, чем она недовольна. Сегуин достоин был не жалоб и обид, а награды за сдержанность. Не важно, что она не может не думать о нем. Должно быть, он тоже думает о ней, но сдерживает свою страсть, чтобы не сгореть в этом всепоглощающем пламени.
И все же ей было интересно, счел бы он себя обязанным жениться на ней, если бы она забеременела. Как-то в разговоре о познаниях знахарей Лупита обронила, что ее сестра знает все о женском теле. И добавила: знахарка знает не только как сохранить ребенка, но и как избавиться от него. Неужели это правда? Раздумывая над этим, Диана однажды забралась в мыслях так далеко, что предположила, что Лупита догадалась о ее тайне и по-своему постаралась предупредить ее.
Это и испугало и обнадежило Диану. Впрочем, она ни за что бы не стала избавляться от ребенка. Она втайне мечтала родить Сегуину сына, и не важно, к чему это приведет. Но до такого Лупита могла и не додуматься.
Мысли о Сегуине постоянно вертелись у нее в голове, и Диана не находила себе места. Ей надоело бездействовать, перебирая бессмысленные рецепты выхода из безнадежной ситуации. И когда Сара немного поправилась, Диана решила посетить рудники.
В ту ночь Диана почти не спала и поднялась задолго до рассвета. Она быстро оделась и явилась на кухню, где уже хлопотала Лупита - экономка подолгу отдыхала после полудня, чтобы подниматься рано. На плите шкворчала яичница с ветчиной. Увидав Диану, Лупита удивилась, но, не говоря ни слова, вручила ей чашку кофе и поприветствовала:
- Buenos dias, сеньорита.
- Buenos dias, Лупита.
Через несколько минут любопытство одолело экономку, и она ее поинтересовалась:
- Что-то вы сегодня рано, сеньорита Диана. Что-нибудь случилось?
- Нет-нет, все в порядке, Лупита. Просто… Сара чувствует себя хорошо, и я решила, что могу попросить вас позаботиться о ней. А я отправлюсь с Сегуином на рудники.
Послышались шаги, Диана обернулась и оказалась лицом к лицу с Сегуином.
- Кто это поминает меня всуе? - пошутил он, внимательно глядя на Диану. - Чем обязан этому неожиданному удовольствию, Диана?
- Я хочу сегодня отправиться с вами на рудники.
Он молча принял чашку кофе из рук Лупиты. Диана почувствовала, что он хотел ей отказать, но, видимо, передумал, пожал плечами и спокойно ответил:
- Что ж, мысль хорошая. Думаю, вам действительно имеет смысл взглянуть, как применяется изобретение вашего отца. Кстати, я уточнил, вы можете продать его в Штатах, если пожелаете.
Диана, подозревавшая, что ей придется настаивать, пролепетала что-то о своей признательности. Сели завтракать.
- У меня пять серебряных рудников, - рассказывал ей Сегуин, отдавая должное яичнице. Лупита приготовила порцию и для Дианы. - За это время мы нарыли не меньше двух дюжин миль штолен. Но не все рудники расположены рядом. Впрочем, самый большой и самый старый здесь рядом. Я познакомлю вас со своим компаньоном - Хуаном Мартинесом.
Рассказы Сегуина только раззадорили любопытство Дианы. Сгорая от нетерпения, она забыла о хороших манерах и буквально проглотила завтрак, запивая его ароматным кофе.
Однако Сегуин никуда не торопился, и Диане, окончившей завтрак гораздо раньше его, пришлось ждать.
Наконец он вытер салфеткой рот, поблагодарил Лупиту и сказал Диане:
- Нам придется взбираться по очень крутой тропе.
- Я готова.
- Bueno. Идемте.
После довольно утомительного подъема Диана с облегчением ступала по почти ровной площадке. Они направлялись к грубо сколоченной лачуге, служившей рудничной конторой. С улыбкой открыв дверь, Сегуин объявил:
- Прошу, сеньорита. Это моя «штаб-квартира».
Диана шагнула через порог в полутемное помещение и пораженно застыла - вот так беспорядок. Ей поневоле вспомнилась кухня Лупиты. Впрочем, по сравнению с пускай немного сумбурным порядком экономки, здесь царил совершеннейший хаос. Диана только диву давалась, как среди этого нагромождения бумаг, камней, серебряных слитков и конторских книг можно отыскать необходимое.
Навстречу ей поднялся хмурый мужчина средних лет с густой бородой. Но, завидев Сегуина, он улыбнулся и вежливо поклонился.
- Это Хуан Мартинес, мой уважаемый компаньон. Хуан, я имею удовольствие рекомендовать сеньориту Мак-Фарленд.
Хуан подошел к Диане, взял ее за руку и энергично потряс:
- Для меня, сеньорита, большая честь познакомиться с дочерью гениального инженера. Сегуин говорил, что умом вы пошли в отца.
От этого неуклюжего комплимента девушка покраснела как спелый помидор и смущенно выдавила:
- Благодарю вас за теплые слова, сеньор Мартинес. Рада познакомиться с вами.
- Но кое-что мой компаньон утаил. А, приятель? - грубовато вопросил Хуан и слегка ткнул Сегуина в бок. - Почему ты не сказал мне, что синьорита такая красавица?!
Диана покраснела еще больше, пытаясь представить тот свекольный оттенок, которым должно было окраситься ее лицо. Оставалось надеяться, что полумрак хотя бы частично скроет ее смущение.
- Диана хочет посмотреть, как у нас поставлено дело, - объявил Сегуин. - Я решил показать ей сам рудник и обогатительный участок. Много времени это не займет.
- Я останусь здесь. - Хуан обвел взглядом контору. - Думаю, пора немного прибрать, а то твоей гостье, я гляжу, не по себе.
Сегуин улыбнулся, его ровные белые зубы сверкнули на бронзовом лице. Сердце Дианы учащенно забилось, руки задрожали. Слишком он был хорош, когда улыбался.
Взяв Диану под локоть, Сегуин вывел ее за дверь. После темной лачуги солнечный свет буквально ослепил ее, а его прикосновение наполнило ее существо неизъяснимым наслаждением. Сколько времени прошло с тех пор, как он впервые прикоснулся к ней? «Вечность и целая жизнь», - думала она и, закрыв глаза, вспоминала вкус его губ на своих губах.
К реальности ее вернул его голос.
- Что предпочитаете осмотреть сначала? Рудник или обогатительный участок?
- Участок, конечно.
- Ваше желание для меня закон, синьорита.
Как Диане хотелось, чтобы это было правдой.
Диана шла за Сегуином по огромному сводчатому ходу, куда выходили отверстия боковых штолен. По проходу тянулась нескончаемая вереница ослов и мулов: в одну сторону животные тянули огромные глыбы горной породы, а в другую - шли без поклажи. Сегуин показал Диане дробильный участок, где почти голые люди с блестящей от пота кожей разбивали горную породу на мелкие кусочки, которые ссыпались в огромный квадратный лоток. Отсюда несколько парней, показавшихся Диане совсем юными, перебрасывали измельченную породу в жерло огромного каменного жернова, приводимого в движение водяным колесом. Перемолотый в жернове камень казался похожим на серую муку.
Сегуин подвел Диану к лотку и объяснил:
- Этот порошок смешивается с ртутью и солями. А ваш отец нашел компоненты, которые позволяют уменьшить расход ртути почти вдвое. - Он указал на изогнутые металлические трубы, выходящие из лотка. - Видите? Порошок, смешанный с ртутью и солями, превращается в жидкую массу, которую отсасывают этими трубами и помещают в специальные котлы. Там эта масса нагревается до определенной температуры и выдерживается при ней в течение восьми часов, пока не испарится ртуть.
- А я думала, для этого нужно часов двенадцать. Сегуин удивленно посмотрел на Диану и сказал:
- Впрочем, чему я удивляюсь. Джеми говорил мне, что вы интересовались горным делом… Вы правы, Диана. Раньше действительно приходилось выпаривать эту смесь не менее двенадцати часов. Но в том-то и заключается ценность изобретения вашего отца: меньше ртути, меньше топлива на ее выпаривание. Все это существенно снижает потребность в сырье и топливе, не говоря уже о затратах труда.
Диана кивнула, и Сегуин повел ее дальше, к металлической двери со сложным замком. Перед дверью стоял внушительный усатый охранник с карабином наперевес.
Он почтительно поклонился хозяину и отступил в сторону. Перешагнув через высокий порог, Диана очутилась в пещере Аладдина: штабеля серебряных слитков мерцали в дымном свете факелов.
- Конечный продукт, - Сегуин обвел рукой комнату. - Благодаря гению вашего отца теперь каждый слиток обходится нам на двадцать-тридцать песо дешевле. Существенная экономия! Уже сегодня мы можем значительно снизить цены по сравнению с нашими конкурентами.
- Вы имеете в виду своего отчима, не так ли? - Диана и сама не понимала, с чего ей пришло в голову бросить Сегуину этот упрек. Ведь и он, и даже Хуан называли ее отца гением…
Но Сегуин не ответил, закрыл тяжелую металлическую дверь, вытащил из углубления в стене факел и воткнул его в землю, гася.
Наступила кромешная тьма. Ошеломленная и смущенная, Диана затаила дыхание. Вдруг он схватил ее за руки и крепко сжал их. Она ощутила его обжигающее дыхание на своем лице.
- Зачем вы разите меня своими стрелами, Диана, Диана-охотница… La rubia, златовласая богиня с прекрасным телом, с нежной прохладной кожей и с огнем, пылающим внутри?
Зачем вы разите меня своими стрелами? - повторил он и прижал ее к своей широкой груди. Нежно приподняв рукой ее подбородок, он приник губами к ее губам, обжигая поцелуем.
Она почувствовала запах кофе и солоноватый привкус горных трав. Окутанная мраком, она ощущала каждое движение его тела, каждое прикосновение и трепетала от восторга. Кожа его лица была шероховатой и немного колючей, хотя он брился всего пару часов назад, но губы, податливые, ласковые, были удивительно мягкими.
Неужели Сегуин действительно думает о ней? Любит ее? От его нежных слов из глаз Дианы покатились слезы радости: никто прежде не говорил ей такого.
Она обняла его, неистово теребя пальцами непослушную гриву его волос. Его рука заскользила по ее спине на ягодицу и крепко прижала, и она своим бедром ощутила твердость его страстного горячего желания. И Диана отозвалась, как всегда отзывалась всем сердцем на каждое его прикосновение, на каждое движение его языка.
Они были совершенно одни, в кольце своих объятий. Лишь одежда разделяла их. Выполнит ли он свою угрозу… или обещание? Станет ли ее тело ему наградой? Если этому суждено случиться, она с радостью устремится навстречу его призыву, страстно желая подарить ему себя.
Но внезапно Сегуин резко отстранился и отступил назад. Диана слышала его сбившееся дыхание. Ему вторили глухие удары ее сердца. Она сделала шаг к нему, все еще не осознавая, что отвергнута, и погладила ткань его рубашки.
- Нет, - сквозь зубы прошипел он.
Как он ненавидел себя в эту минуту! Por Dios, он чуть не сдался, почти признал свое поражение, свою любовь к ней.
Чуть не поддался ее чарам. Едва не позволил доверию и любви снова войти в его сердце.
И дело было не в том, что Диана не заслуживала доверия и любви. В этой сильной, храброй, нетерпеливой и страстной девушке Сегуин видел все, о чем мог только мечтать. И была его la rubia манящим и обжигающим пламенем, его страстным наваждением.
В тот памятный день в патио он предостерегал ее. Или, быть может, он предостерегал себя, стараясь избежать необдуманных шагов? Сейчас это не имело никакого значения. Это было одно и то же. В тот день он страстно желал ее близости. А сейчас он ясно видел, что она хочет того же… Но даже если бы это случилось, разве угас бы огонь, снедавший его?
Тяжелая беременность Сары заставила его глубоко осознать, что, утолив свою страсть к этой невинной девушке, он станет перед новой проблемой. Что если у нее будет ребенок? Что тогда? Сегуин так долго жил в одиночестве, жизнь не баловала его, и он отчаялся иметь собственную семью. Быть мужем и отцом, привязанным к дому? Об этом не могло быть и речи. Но почему же тогда мечты о том, как растет в ней, набирает силу его ребенок, как они строят совместную жизнь, стали наваждением?
Наваждением… пока он не признает, что может снова обрести любовь и счастье.
Гильберто поднял связанные руки, чтобы прикрыть глаза. Сегодня, когда его наконец-то вывели из темного подвала на солнечный свет, солнце палило нещадно, обжигая отвыкшие от света веки. Он шел, спотыкаясь, за охранниками отца и удивлялся, что так ослабел, хотя старался не терять форму и каждый день несколько часов ходил по своей темнице взад и вперед.
Его провели через кухню в парадные комнаты. Луз, кухарка, увидев его, закрыла передником лицо. Он усмехнулся. Должно быть, у него ужасный вид: грязный, с отросшей бородой- это вместо привычных коротких волос и чисто выбритого лица. Прошли недели с тех пор, как отец упрятал его под замок. Его мысли были заняты Сарой, где она, что с ней. Ждет ли она его? Вероятно, нет. Сейчас она на пути в Сан-Франциско.
Охранники втолкнули его в кабинет отца и ушли. Он напряг глаза, чтобы привыкнуть к полумраку. Та самая комната, где все началось… началась его борьба за Сару. Глаза его потихоньку привыкли к полумраку, он увидел, что отец здесь, ждет, пока сын придет в себя. Похожий на злобного языческого божка, он сидел сгорбившись за письменным столом, сложив руки на животе.
Изобразив поклон - мешали связанные руки - Гильберто насмешливо сказал:
- Я пришел так быстро, как только смог. К вашим услугам, сеньор.
- Не язви, Гильберто. Это совсем тебе не идет. - Дон Карлос поморщился, уловив зловоние. - Теперь ты уж не тот красавчик, каким был. Все твои дамочки с криком разбежались бы, увидев тебя… или обнюхав. - Дон Карлос загоготал.
«Только бы не Сара», - шевельнулась в душе Гильберто тревожная мысль.
- Что вам угодно, Дон Карлос?
- Дон Карлос, говоришь? Не слишком ли официально, а? Дорогой папочка - так-то будет лучше.
- Отцы не держат своих сыновей под замком, словно диких зверей.
- Что ты городишь! - Дон Карлос стукнул кулаком по столу, бумаги разлетелись, чернильница подпрыгнула. - Отцы поступают так и даже еще жестче, если их сыновья выходят из повиновения.
- Отец собрал бумаги, протянул их сыну и потребовал: - Подписывай.
Гильберто, подняв связанные руки, презрительно усмехнулся:
- Не могу поверить! Вы надеетесь, что я подпишу?
- Черт возьми! Сколько ты собираешься испытывать мое терпение?… Как только ты подпишешь, тебе развяжут руки…
- Нет.
Глаза отца налились кровью, бешенство исказило лицо. Гильберто вздрогнул, изумляясь, когда же отец успел так перемениться? Может, тогда, когда умерла мама?
Дон Карлос постарался овладеть собой:
- Тогда ты не оставляешь мне выбора. Если не подпишешь, я отправлю тебя обратно в Европу. В монастырь! На покаяние. Я добьюсь расторжения брака и без твоей подписи, а когда ты вернешься, женю тебя на Марии Фигуэро. - Он долго, тяжело молчал, потом добавил: - Понял?
Гильберто лишь слегка пожал плечами:
- Понял.
- Тебя доставят в Веракрус под охраной. Охрана будет сопровождать до самого монастыря и передаст с рук на руки монахам. Денег ты не получишь, так что не сможешь бежать.
Гильберто, напротив, немедленно решил, что это его шанс сбежать и разыскать Сару.
- Можно мне принять ванну? - насмешливо поинтересовался он, стараясь скрыть свою радость.
- Все такой же денди, да, mi hijo? - В голосе отца Гильберто почувствовал иронию. - Ладно, я прикажу приготовить ванну. Ты уедешь завтра, а ночь проведешь в комнате. Но помни, повсюду будет стража.
Сара села в постели. Издалека доносился грохот, будто где-то бушевал шторм. Повернувшись, она прикрыла подушкой голову и постаралась уснуть. Но сон не приходил. Она металась в постели, но ничего не могла с собой поделать: она тревожилась о Гильберто.
Как он? Держат ли его по-прежнему в темнице? Сегуин сказал, что все без изменений. Но последние вести были ох как давно. Нужно несколько недель, чтобы новости добрались сюда своим ходом. И самое главное: любит ли Гильберто ее по-прежнему? Ей хотелось сказать ему о ребенке. Она ударила кулаком по матрацу, проклиная и Дона Карлоса, и своих родителей за их ослиное, преступное упрямство. Позволят ли им с Гильберто хоть когда-нибудь жить как мужу и жене?
Она погладила живот. Она не могла поверить, что Дон Карлос и ее родители не смягчатся, когда узнают о ребенке. Все-таки первый внук!
Поразмыслив, Сара решила, что ее родители в конце концов уступят, но в благоразумие отца Гильберто ей верилось с трудом. То, что она знала о нем, говорило о его полнейшей аморальности и жестокости. Даже Сегуин отвел глаза, когда Сара спросила его, изменится ли отношение к ней Дона Карлоса, когда он узнает о ребенке.
Сара вскочила, перестелила сбитую постель и снова легла в надежде прогнать тревожные мысли и заснуть. Но бесполезно. Прикованная к постели, она помногу спала днем, а ночью то и дело просыпалась.
Снова послышался грохот. Вроде бы гром, но не совсем. Что за странное эхо в горах? Впрочем, что бы это ни было, Сара понимала, что ради ребенка она должна оставаться в постели… Но сон все не шел. Все остальные в доме спали. Сара взялась за книгу. Но читать ей не хотелось. Ее охватило беспокойство. И тут она вспомнила, что Лупита советовала ей пить горячее молоко с медом от бессонницы.
Сара решила потихоньку спуститься в кухню, сделать себе этот успокаивающий напиток, а заодно посмотреть на грозу, которая ее разбудила.
Она осторожно спустила ноги с постели и ощутила ледяной холод каменных плит пола. Найдя в темноте халат - он оказался на спинке кровати, Сара накинула его на плечи, нащупала спички, зажгла лампу и медленно открыла дверь, стараясь, чтобы она не скрипела.
Проходя через гостиную, она поняла, что совершенно не представляет себе расположения комнат, ведь ее сразу же уложили в постель, и с тех пор она не выходила оттуда, кроме того раза, когда рискнула подняться, чтобы узнать о Гильберто.
Кухня нашлась легко. Сара открыла дверь, и ее обдало холодным порывом сквозняка, ворвавшимся через распахнутые ставни. Лампа погасла. Сара чертыхнулась. Вернуться за спичками в комнату или поискать их в кухне? В нерешительности она шагнула вперед и поскользнулась. Ноги разъехались в стороны. Отчаянно стараясь удержать равновесие, она бросила лампу и замахала руками, хватая ртом воздух.
Лампа разбилась вдребезги. Все еще стараясь удержаться от падения, Сара наклонилась вперед. Скользкий кафельный пол ушел из-под ног. Она тяжело упала на живот, слепящая, мучительно-резкая боль пронзила позвоночник и голову. Ночь стала еще чернее, и будто издалека до нее донесся чей-то воющий крик. Она лишь потом поняла, что сама кричала так страшно.
Диана проснулась от крика. Она всего секунду сидела на кровати в недоумении, а потом бросилась в комнату Сары. Но подруги там не было. Пришлось вернуться к себе и взять лампу.
Диана нашла Сару на пороге кухни, без сознания. Опустившись рядом с подругой на колени, Диана ощутила, что погружается в ледяной поток ужаса. Не зная, что делать, она попыталась нащупать пульс на шее Сары. Она почувствовала слабое трепетание, словно нежные крылья мотылька бились в ее ладони. Диана облегченно вздохнула. Слава Богу!
Но едва переведя дух, Диана увидела, что на виске Сары зияет глубокая рана - падая, Сара ударилась головой об ступеньку. Не помня себя от ужаса, Диана выбежала в коридор и закричала:
- Сегуин, Лупита! Быстрее сюда! Сара упала!
Первым прибежал Сегуин. Без рубашки, застегивая на ходу брюки. Диана метнулась назад, успев невольно отметить, как красива его мускулистая грудь. Если бы она не боялась за Сару и ребенка…
Следом примчалась Лупита в развевающемся халате, с горящей лампой в руке.
- Что… что случилось?… - встревоженно вопрошала она.
- Не знаю, - отмахнулась Диана. - Похоже, Сара проснулась… Не знаю, что ей понадобилось на кухне, но она не знала, что здесь ступенька, и упала. Она без сознания. У нее на голове рана.
В этот момент Сара застонала. Было понятно, что у нее не просто обморок. Едва к ней вернулось сознание, она со стоном схватилась за живот. В свете лампы на белоснежной ночной рубашке расползалось ярко-красное пятно.
Сегуин все понял. Медленно и осторожно он подсунул руки под скорчившееся от боли тело, крепко обхватил его руками и поднялся. Мышцы на шее и руках напряглись, когда он поднимался, осторожно держа ее в руках.
- Лупита, вскипяти воды и дай чистое полотно. Диана, помогите мне уложить ее в постель, - приказал он.
Диана пошла за ним, чувствуя, как страх за Сару ледяным обручем сжимает сердце. Лупита суетилась у плиты. Сару осторожно уложили на постель.
- Я отправлюсь за Пилар, - прошептал Сегуин Диане, поворачиваясь к Саре спиной. - Только боюсь, что ночью дорога займет больше времени…
Диана молча кивнула. Ее бездонные голубые глаза потемнели. Несмотря на весь ужас положения, она не могла не восхищаться его красотой, его трогательной заботой о Саре и ее будущем ребенке.
- Вы сможете обработать рану?
- Да. Я ведь росла в шахтерских поселках.
- Хорошо. Промойте рану, только очень аккуратно, на голову ей положите холодный компресс. Воду берите родниковую. И вот еще что… попытайтесь остановить кровотечение. Нужно перетянуть низ живота. - Он заглянул ей в глаза, и Диана едва не задохнулась от ужаса - такая безнадежность была в его взгляде. - Вы все поняли?
Диана кивнула.
- Прекрасно.
Он сделал шаг, чтобы уйти, но задержался на мгновение и нежно поцеловал ее в губы. В этом поцелуе не было страсти. Но в нем было нечто другое, не менее ценное. Так целуют, ободряя, успокаивая, даря надежду, разделяя все смертельные страхи близкого и дорогого человека.
Сердце Дианы защемило. Если бы не несчастье с Сарой, она бы не отпустила его, обняла, прижала к своей груди, черпая силы в его молчаливом участии.
Все было кончено прежде, чем Сегуин вернулся с Пилар, хотя Диана и Лупита делали все, что могли. Несмотря на все усилия, остановить кровотечение не удавалось. Сара истекала кровью.
Пилар едва ли не бегом зашла в комнату и, не мешкая, принялась за дело. Перво-наперво прогнала из комнаты суетящуюся Диану и мрачного Сегуина, а потом отдала какие-то распоряжения Лупите. Экономка помчалась в кухню.
Выдворенные из комнаты Сары, Сегуин и Диана молча сидели в гостиной. Небо за окном медленно серело. Отдаленный грохот нарушил тишину. Сегуин вскинул голову и напряженно прислушался.
Встрепенулась и Диана.
- Что это? - испуганно спросила она.
Он тряхнул головой и, избегая ее взгляда, ответил:
- Вероятно, буря в горах.
Но Диане было ясно: он чего-то не договаривает. Она принялась было расспрашивать его, но Сегуин отвечал рассеянно, явно думая о Саре.
Через четверть часа в комнату вошла Пилар, вытирая передником руки:
- Сеньорита Сара потеряла ребенка, - сообщила она без всяких предисловий. - Рана на голове не опасная. Она молодая и здоровая, быстро поправится.
- Как скоро? - спросил Сегуин.
Удивленная его резким тоном, Диана подняла глаза. Но он не смотрел в ее сторону, а внимательно слушал объяснения Пилар.
- Две-три недели, сеньор.
- Ясно. Спасибо, Пилар, - он повернулся и вышел из комнаты.
Диана проводила его тоскливым взглядом, сейчас она еще сильнее чувствовала свое одиночество. Господи, как же успокоить Сару? Где найти нужные слова? Как будто прочитав ее мысли, Пилар тихо промолвила:
- Обычно выкидыш в первые месяцы беременности - это признак того, что что-то не ладно… с ребенком.
- Вы уже говорили…
- Да, говорила. Именно в первые три месяца природа обычно исправляет свои ошибки.
- Ошибки? Ошибки… Что это значит? Что вы имеете в виду? - Диана чувствовала, что еще немного, и она начнет истерически кричать, но ничего не могла с собой поделать.
Знахарка успокаивающе обняла ее за плечи.
- Я имела в виду… - она тяжело вздохнула и тихо добавила: - Как тут объяснишь?
Диана прижалась к ней и закрыла лицо руками. Слезы ручьями стекали по ее щекам.
- Плод - это еще не ребенок, сеньорита Диана. Иногда плод не хочет расти дальше. Я не понимаю, почему это так, но знаю, это правда. Многие женщины теряют детей… или, правильнее, плод в первые три месяца. Это довольно часто бывает.
- Только для Сары это вряд ли будет утешением! - всхлипнула Диана.
Ее сердце разрывалось от боли. Этот ребенок был единственном осколком счастья подруги. Он связывал ее с Гильберто. Новая жизнь, слившая вместе их жизни, обещание будущего.
А теперь не осталось ничего - только разбитые надежды.
Гильберто тошнило. Он то и дело хватался руками за живот и молил Бога, чтобы наконец пришел конец этому путешествию.
Он всегда страдал от качки, но самым худшим было предыдущее путешествие через океан в душном грузовом отсеке под усиленной охраной,
Ему тогда пришло в голову, что отец специально выбрал для него такую «каюту», чтобы усилить мучения, чтобы сломить сопротивление сына.
Впрочем, охранники, которых Дон Карлос отправил присматривать за Гильберто, говорили, что грузовой отсек был выбран всего лишь потому, что здесь молодого человека легче было держать под неусыпным надзором.
В любом случае, теперь все это не имело значения. На этот раз он хоть и страдал от качки, чем дальше, тем сильнее, поскольку ехать снова пришлось в трюме, но отправился в путешествие по собственной воле. Он прекрасно представлял, насколько худо ему будет, пока судно не войдет в доки Лиссабона. Но у него не было другого выхода. Его согревала надежда: как только его нога ступит на твердую землю… все пойдет по-другому…
Гильберто дотронулся до потайного карманчика, чтобы убедиться, что бриллиант на месте. Этот камень величиной с голубиное яйцо, умирая, дала ему мать. Он хранил его, как святыню, единственную память о рано ушедшей матери. Но теперь он собирался продать его и уверял себя, что если бы мама была жива, она бы поняла, как он любит Сару, и не осудила бы его намерение.
Гильберто выбрал Лиссабон, поскольку знал в этом городе одного ювелира, который даст ему настоящую цену и не станет задавать лишних вопросов.
Сбежать от монахов оказалось делом несложным. Сесть на корабль было сложнее, но и с этой задачей Гильберто справился. Теперь нужно было только терпеть. А вырученной от продажи алмаза суммы ему определенно хватит, чтобы добраться до Сан-Франциско.
Сара лежала в постели и смотрела в потолок. Она почти не ела, передвигалась с трудом. Горькие морщинки, словно у много пережившей женщины, залегли в уголках рта.
Диана и Пилар очень осторожно поведали ей правду и теперь старались не оставлять ее надолго. Даже Сегуин в свободные минуты приходил к Саре, старался подбодрить ее. Но ничего не помогало - Сара продолжала целые дни пролеживать на кровати, бессмысленно глядя в потолок.
Диана взяла книгу, открыла ее на заложенной странице:
- Сара, почитаем следующую главу?
- Как хочешь, - равнодушно ответила та.
Расстроенная и обеспокоенная состоянием Сары, Диана хотела было снова поговорить с подругой о бессмысленности терзаний, о том, что ее вины во всей этой трагедии нет, что ничего уже не исправить и нужно жить дальше и надеяться на лучшее, но ее внимание привлек тот самый грохот, который они время от времени слышали вот уже несколько дней.
Диана встала и выглянула в окно, пытаясь разглядеть признаки бури. Но летнее небо было высоким и чистым, словно перевернутая голубая чаша. Тревожась все больше, Диана решила непременно расспросить Сегуина.