Какой же принцип (из двух рассмотренных выше) характеризует русское правописание? Чтобы ответить на этот вопрос, следует напомнить, что орфография представляет собой письменные нормы литературного языка и преследует практические цели. Орфография − своеобразная графическая форма языка, характеризующаяся присущими ей закономерностями, не сводимыми к закономерностям устной речи. Основными элементами, определяющими ее возможности, являются состав употребляемых букв и присущие им звуковые значения (алфавит и графика).
Кроме того, основным принципом правописания могут быть признаны те общие закономерности графической передачи речи, которые характеризуются своего рода продуктивностью, т.е. применяются при письменном оформлении вновь входящих в язык элементов (неологизмы, заимствования).
Эти положения и будут учитываться при оценке морфологического и фонематического принципов, выдвигаемых в качестве основ русского правописания.
Произведенный разбор показывает, что при кажущемся сходстве морфологический и фонематический принципы в применении к нашей орфографии имеют крупные расхождения.
Во-первых, они резко расходятся в отношении к орфографии как графической форме языка. Морфологический принцип является специфически графическим принципом, для него исходной единицей правописания является графический образ морфем; фонематический принцип в качестве такой единицы выдвигает фонему в ее трактовке по теории «вариантов», и по существу он определяет закономерности устной речи. С этим различием исходных положений связан целый ряд расхождений теоретического и практического характера.
1. Морфологический принцип для определения и обоснования отдельных написаний базируется на графике. С этим связано то, что случаи, когда графика представляет одну возможность передачи звуков и их сочетаний, сами по себе являются достаточно обоснованными. Сюда относятся основные графические значения букв в написаниях, определяемых произношением (или опорных написаниях), например: губа, сам, мял, бывал, мех. К опорным написаниям, между прочим, относятся сочетания согласного с ударным е в словах: се рый, пе ть, ле то, на сос не, во с не, к зи ме, на ру ле, на за ре, на зем ле, за че м, че сть, че рви, которые не допускают другого обозначения; они являются графически обоснованными, тогда как с точки зрения фонематического принципа они требуют обоснования, так как согласный перед е находится в слабой позиции, и среди них выделяют разные группы: то общие «варианты» двух фонем (серый, петь, лето, см. с. 46, 47);то «вариант» твердой фонемы (на сосне, во сне, к зиме, см. с. 34), то «вариант» мягкой фонемы (на руле, на заре, на земле), то основной вид фонемы (зачем, честь, черви)[15]. Но разграничение этих групп, выделяемых только на основе морфологической теории фонем, не дает ничего ни для практики чтения, ни для практики письма.
2. В связи с тем, что морфологический принцип имеет дело с графическими элементами морфем, он охватывает и чисто графические показатели отдельных форм. Так, на морфологических основаниях покоится употребление ь после шипящих в таких формах, как мышь, речь; беречь, лечь; идешь, белишь; не мучь, мажь, обусловливающее графическое разграничение таких форм, как явная ложь − верхних лож; черная тушь − грянул туш; успокойся и не плачь − детский плач. Только такие написания, «отражающие грамматику (морфологию), минуя фонетику» признает морфологическими А.А. Реформатский. Ввиду отсутствия у этих написаний связи с произношением, они не охватываются фонематическим принципом. Таким образом, морфологический принцип включает и объясняет больше написаний, чем фонематический. Для последнего они остаются приемом, стоящим в стороне от общей системы письма.
3. Как разъяснялось (см. с. 16-18), на графической основе установилось единство написания основ с е после шипящих (черный − чернеть, шелк − шелковистый), что противоречит фонематическому принципу, требующему написания о по основному виду фонемы (чорный − чорнеть, шолк − шолковистый).
4. По-разному осмысляются с точки зрения рассматриваемых принципов такие написания, которые получили название второстепенных графических значений букв, когда при одном произношении возможно употребление двух букв, например:
При морфологическом подходе эти написания являются примерами того, что письменный язык располагает своими средствами, отличными от средств устной речи, благодаря чему не различаемые в произношении слова и формы отчетливо разграничиваются графически, например, бачок и бочок, кампания и компания, мок и мог, копчик и кобчик. Все они непосредственно не опираются на произношение, так как на основе произношения нельзя выбрать одну из двух возможных букв, и с этой стороны все приведенные примеры входят в один разряд написаний, не определяемых произношением (их подразделение на поверочные и бесповерочные осуществляется уже на возможности их сопоставления с опорными написаниями), в то же время эти написания наравне с другими обеспечивают индивидуальный характер и единство графического образа морфем и становятся, по выражению Тредьяковского, характеристическими буквами данных основ.
А при фонематическом подходе дело не в том, что письмо использует свои приемы, а в том, что здесь имеются звуки слабых позиций, являющиеся общими «вариантами» двух (и более) фонем, которые обозначаются по основному виду фонем, так что все остается в кругу фонетических явлений. Но сразу обнаруживается неоднородность этих написаний. С одной стороны, выделяются написания в морфемах, имеющих в других положениях те же звуки в сильной позиции, как в о да − в о ду, с а ды − с а д, с брось − с руби, сбро с ь − сбро с ить, они и представляют обозначение одной определенной фонемы; с другой стороны, написания, у которых отсутствует основной вид фонем, как топор, сарай, изба, рассматриваются как написания одной из двух возможных фонем (искусственность такого объяснения была показана выше, см. с. 43-46), или же их относят к другому − традиционному принципу.
5. Оба принципа значительно расходятся в понимании того, как письмо относится к произношению. При морфологическом подходе расхождения письма с произношением устанавливаются путем сопоставления орфографических написаний с фонетическим письмом, фиксирующим, как выяснялось (с. 11-13), те разновидности звуков, которые являются фонемами по учению Л.В. Щербы. Обычно такое фонетическое письмо характеризует начальную стадию обучения орфографии, когда пишущие фиксируют свое произношение, применяя буквы в их основных графических значениях. Таким образом, отношение между письмом и произношением устанавливается на сравнении написаний с непосредственно данными элементами произношения.
Другое дело при фонематическом подходе. Здесь написания сопоставляются с реконструированными элементами устной речи. Это различие можно видеть хотя бы на слове голова. С точки зрения морфологического принципа здесь имеется совпадение с произношением в написаниях г, л, в, а и расхождение − в написаниях двух о. С точки зрения фонематического принципа все написания являются абсолютно фонематическими, так как звуки слабых позиций имеют в других формах (г о́ ловы, гол о ́ в) основной вид фонем. Но, как показывает фонематическая транскрипция, установление фонемного состава представляет сложную операцию, и такой реконструированный звуковой состав не может стать при массовом письме, особенно при обучении правописанию, отправным пунктом для перевода устной речи в графическую, в то же время обилие и устойчивость фонетических ошибок свидетельствуют, что обучающиеся при записи опираются на свое реальное произношение[16]. Методика правописания и прилагает усилия к тому, чтобы, с одной стороны, использовать произношение там, где написания могут опираться на звуковой состав, а с другой − парализовать влияние произношения в случаях, где написания расходятся с произносимыми звуками.
Во-вторых, у морфологического и фонематического принципов имеются не одинаковые шансы для признания их основным, ведущим принципом правописания.
Как указывалось, при решении этого вопроса важно установить, что используется для письменного оформления новых слов, усваиваемых русским языком. Опираемся ли мы при этом на фонемный состав (по теории «вариантов») или на графический образ морфем?
Во многих случаях, когда новое слово образуется из имеющихся в языке морфем, одинаково подходят оба объяснения, например, на знойком юру (Леонов, Русский лес); Наконец, она сжалобилась (Федин, Первые радости). Здесь и морфемы сохраняют свойственный им графический вид (зной-к-ом, с-жал-об-и-л-а-сь), и все звуки обозначены в соответствии с принадлежностью их к фонемам (по их звучанию в сильной позиции). Но и в таких образованиях из морфем нередки случаи, когда графический образ морфем сохраняется, а обозначать звуки по звучанию в сильной позиции не представляется возможным вследствие отсутствия таких положений, например: в грустной незаметности (Федин, Первые радости); Мы назвали наш полевой шпат беломоритом (Ферсман. Воспоминания о камне). Здесь в слабой позиции находятся согласные перед в: не-, мет-, бел-; безударный соединительный гласный - о-; глухой с перед т в суффиксе
-ость-. Однако это не служит препятствием для оформления таких образований.
Еще отчетливей опора на графический образ морфем без попыток выяснения фонемного состава сказывается в заимствованных словах, оформляемых на основе орфографии или произношения языка-источника. Такие слова, как комбайнер, кибернетика, пенициллин, пишутся без колебаний, хотя принадлежность к определенным фонемам ряда безударных звуков, имеющихся в этих словах, не представляется возможным определить. Видеть же в этих написаниях особый прием обозначения общих «вариантов» двух возможных фонем, как это предлагается сторонниками фонематического принципа, представляется искусственной натяжкой, так как в подобных случаях не разрешается употреблять то одно, то другое написание, каждое из которых одинаково пригодно для обозначения «варианта», а также отсутствуют мотивы фонологического порядка для предпочтения того написания, которое является принятым и обязательным.
Морфологический принцип, для которого основным является единство графического обозначения морфем и на втором плане стоит то, каков буквенный состав морфем (каково отношение букв к произношению, из каких источников и по каким мотивам устанавливаются те или иные написания), легко включает разнообразные по характеру и происхождению написания, например, не определяемые произношением традиционные написания или написания заимствованных слов. Конечно, характерной особенностью и преимуществом русской орфографии является то, что в отличие от только что охарактеризованных случаев огромное большинство графических обозначений морфем имеет опору на произношение (опорные и проверяемые написания)[17].
Таким образом, морфологический принцип не только охватывает гораздо больше написаний, чем фонематический, но и нередко используется для оформления входящих в русский язык слов в таких написаниях, которые невозможно оформить «фонематически»; он и должен быть признан ведущим принципом русской орфографии.
В-третьих, не одинаково отношение морфологического и фонематического принципов к орфографии как общепринятому практическому письму, которое используется широчайшими массами и в связи с этим нуждается в общедоступных обоснованиях, в простых и четких правилах, особенно при обучении правописанию.
1. Как выяснилось, морфологический принцип имеет практический уклон, он возник и развивался в контакте с методикой орфографии, главным образом сосредоточивая внимание на тех разрядах написаний, которые являются трудными при обучении правописанию (не определяемые произношением написания), и почти не затрагивал легко усваиваемые написания (определяемые произношением). Наоборот, фонематический принцип имеет чисто теоретический характер: он поднимает вопросы, решение которых не требуется практикой и не способствует ни облегчению усвоения орфографии, ни усовершенствованию самой орфографии; например, теоретизирование по поводу таких написаний, как се рый, во с не, на за ре (см. с. 34, 47).
2. Отчасти с тем же различием в практическом и теоретическом устремлениях этих принципов связано разное отношение к истории орфографии. Морфологический принцип развивался в целях объяснения исторически сложившегося русского правописания, поэтому для него естественно истолкование традиционных написаний как графических элементов, не находящих обоснования в современном произношении, но поддерживающих единство графического вида морфем. Фонематический принцип ставит целью выяснение соотношения написаний с фонемами по теории «вариантов». У него синхронный подход к письму и произношению, поэтому традиционные написания для него представляются или немотивированными, или подчиненными особому (традиционному) принципу (см. с. 43-46).
3. Те же расхождения между этими принципами – направленность на объяснение традиционной орфографии и практический уклон морфологического принципа, с одной стороны, и с другой – теоретический и синхронный подход к письму фонематического принципа – обусловливают их различное отношение к таким имеющимся в нашем правописании исключениям и непоследовательностям, как 1) фонетическое обозначение приставок на з (из-учить, из-бежать, ис-править) и 2) неупотребление ё, вызывающее неразграничение фонем е и о в сильной позиции (мел – мел и мёл, запрет – запрет и запрёт)[18]. Как выяснялось (с. 18-19), приставки на з писались фонетически с начала письменности на Руси, и уже Ломоносов разъяснял практическую нецелесообразность ломки этой устойчивой традиции (с. 26-27); практические соображения способствовали и в дальнейшем сохранению этих написаний и даже их расширению в целях упорядочения правописания. Те же практические основания оказались помехой для последовательного употребления ё (см. с. 16-18); к тому же употребление вместо него е создает единство графического образа морфем под ударением и без ударения (мел – мел а́; темный – темнота). И такие отступления от целостной системы орфографии при характеризованном различии в отношении к истории и практике более терпимы с точки зрения морфологического, чем фонематического принципа. Для их оправдания с точки зрения фонематического принципа нет оснований.
4. Уже указывалось (с. 34-37), что морфологический принцип в качестве единицы письма предусматривает морфему, а фонематический подход в общем приводит к тому же, но исходя из понимания фонем (по теории «вариантов»). Практически (при обучении правописанию) удобней оперировать непосредственно с морфемами. Умение выделять морфемы, сопоставлять их в разных условиях употребления, запоминать их графический образ – одно из важнейших условий усвоения русской орфографии.
5. Как выяснялось (с. 56-58), с точки зрения методики правописания предпочтительней применяемое при морфологическом подходе сопоставление написаний с произносимыми звуками, чем устанавливаемое фонематическим путем сравнение написаний с реконструируемыми фонемами. Дополнительно следует обратить внимание на такие написания, как рыба, быть. Как известно, написание ы принадлежит к опорным и не требует объяснений; исходя из фонематического принципа, пришлось бы давать какое-то объяснение, что здесь фонема и обозначается не по своему основному звучанию. Наоборот, написания шить, жир признаются фонематическими. Но следует ли, что они не требуют объяснений и не дают ошибок? Наличие типичных ошибок шыть, жыр и свидетельствует о воздействии произношения на эти традиционные написания.
6. При обучении орфографии важную роль играют правила правописания. Как указывалось, оба принципа претендуют на то, что они являются базой основных правил правописания о безударных гласных и звонких и глухих согласных (см. с. 5). В то же время отношение этих принципов к бытующим в методике правилам не одинаково. Это видно на правиле о звонких и глухих согласных.
Морфологический принцип практикует подход от букв для определения проверяемых орфограмм, тогда как фонематический принцип для установления написаний «вариантов», соответствующих проверяемым орфограммам, рекомендует отыскивать основной вид фонем. Это приводит к тому, что морфологический принцип позволяет использовать ряд сопоставлений, которые недопустимо применять с точки зрения фонематического принципа. Например, для выяснения звонкого или глухого, находящегося перед согласным или в конце слова, можно обращаться к опорным написаниям перед е, которые не представляют основного вида фонем: о в ца − о ве ц, о ве чка, деш ев ка − деше ве ть, п ес цы − пе се ц, моро зц ы − моро зе ц, пл ет ка − пле те ние, изобр ет ший − изобре те ние. Поэтому правило о звонких и глухих согласных увязано с морфологическим принципом. И надо ли вносить в него поправки и ограничения, чтобы согласовать его с фонематическим принципом.
Только с морфологическим принципом увязаны правила о чисто графических показателях морфем, как, например, ь в формах: ночь, рожь; мочь, беречь; идешь, несешь; режь, мучь (см. с. 55-56).
Проведенное сравнение показывает, что в наиболее важных для орфографии отношениях морфологический принцип имеет явные преимущества перед фонематическим, и его следует считать основой нашего правописания в соответствии с прочно установившимися в науке взглядами. Что касается фонематического принципа, то у него для такого признания недостаточно данных, к тому же этот принцип опирается на спорную теорию фонем, и в его понимании существует большой разнобой.
Как можно было убедиться из сделанного анализа, в методике орфографии признание того, что русское правописание основано на фонематическом принципе, потребовало бы иного, осложненного подхода к явлениям письма в практике преподавания в школе, в частности переработки общепринятых правил правописания, которая повела бы не к их упрощению, а к их большей трудности.
(Гвоздев А.Н. Об основах русского правописания. − М., 1960)
[1] На термины «кинема», «акусма», «кинакема» можно пока не обращать внимания.
[2] См.: Chomsky N. Aspects of the thory of syntax. Cambridge, Mass., 1965, p.142; ср. также: Chomsky N. Remarks on nominalization. – In: Readings in English transformational grammar. Cambridge, Mass., 1970.
[3] Земская Е.А. О некоторых нерешенных вопросах теории синхронного словообразования / В кн..: Всесоюзная научная конференция по теоретическим вопросам языкознания: тезисы докл. М., 1974, с. 80-81; Она же. Производные слова в толковых словарях русского языка / В кн.: Современная русская лексикография 1976. Л., 1977.
[4] Улуханов И.С. Словообразовательная семантика в русском языке и принципы ее описания. М., 1977, с. 245; Волоцкая З.М. О некоторых проблемах словообразования / В кн.: Актуальные проблемы русского словообразования, 2. Ташкент, 1976, с.218-219; Моисеев А.И. Наименования лиц по профессии и толковые словари современного русского языка / В кн.: Современность и словари. Л., 1978, с.157; Блинова О.И. О мотивационном словаре диалекта / В кн.: Вопросы лексикологии. Новосибирск, 1977, с.95; Косолапов В.И. Словарные дефиниции и компонентный анализ значений производящих и производных слов. / В кн.: Семантика и производство лингвистических единиц (проблемы деривации). Пермь, 1979, с.87.
[5] См. подробнее: Колшанский Г.В. Соотношение субъективных и объективных факторов в языке. М., 1977, с. 75 и сл.
[6] См.: Katz J.J. Recent issues in semantic theory. – Foundations of Language 1967, v.3, №2, p.127.
[7] Что касается языков, не имеющих дифференцированных видов корневых морфем (как, например, китайский), то для них приходится устанавливать возможные звуковые типы слов (однако это должно производиться не в морфонологии, а в особом разделе фонологии).
[8] Термин «интерфикс» употребляем, вслед за Е.А. Земской, в смысле «элемент структуры слова, лишенный самостоятельного значения и выполняющий связочную функцию» (см.: Е.А. 3емская. Интерфиксация в современном русском словообразовании. «Развитие грамматики и лексики современного русского языка». − М., 1964).
[9] См. также: Р. В. Б а х т у р и н а. Морфонологические условия образования отыменных глаголов с суффиксом -0-//-и- (ть). «Развитие словообразования современного русского языка». М., 1966.
[10] Подробнее см.: Е.А. 3емская. Об одной особенности соединения словообразовательных морфем в русском языке // ВЯ. − 1964. − №2.
[11] См., например: В.Н. 3иновьев. Проблема фонетико-морфологического словообразования в русском языке. «Уч. зап. Горьковского ун-та», серия ист.- филол., вып. 52, 1961.
[12] Ср. замечание П.С. Кузнецова: «На протяжении всей истории русского языка они (чередования − В.Л., И.У) почти всегда играют дополнительную роль при каких-нибудь других грамматических средствах» (П.С. Кузнецов. 0 возникновении и развитии звуковых чередований в русском языке. «Изв. АН СССР. ОЛЯ». − 1952. − №1. − С. 75). Мысль о том, что фонетические изменения всегда являются лишь дополнительным, зависимым словообразовательным средством, высказывает также М. Докулил (M. Dokulil. Указ. соч. 1. − С. 57, 64).
[13] Термин «внутренняя флексия» может быть, с нашей точки зрения, применен лишь к уровню морфологии.
[14] Ударение в русском языке можно считать основным и единственным словообразовательным средством, по-видимому, только для непродуктивного типа адвербиализации деепричастий с различием ударения: лёжа, сто́я, мо́лча, не́хотя (ср. деепричастия лежа́, стоя́, молча́, не хотя́)
[15] Две последние группы не указываются сторонниками фонематического принципа, но их выделение вытекает из этой теории.
[16] История письма и правописания также свидетельствует, что произношение выступает мощным фактором при звуковом письме. Так, создаваемое письмо обычно является фонетическим, а в исторически сложившееся традиционное письмо нередко проникают фонетические написания.
[17] Об отношении морфологических написаний к произношению подробно см. в «Основах русской орфографии», изд. 4, 1954, с. 96-101 главки «отношение морфологического принципа к фонетическому» и «Виды морфологических написаний в их отношении к произношению».
[18] Кстати, обычное неупотребление ё представляет пример необозначения исторического чередования (сельский – сёла, темь – тёмный, ель – ёлка), тогда как обычно исторические чередования передаются на письме. Это находит объяснение в истории нашего письма: чередование е–о возникло в эпоху, когда уже сформировалось письмо, а другие исторические чередования сложились до создания письменности.