Максвелл-Файф: Я понял. Что же, я не собираюсь более в это вдаваться. Я отсылаю Трибунал к двум документам и есть и другие ссылки, которыми я не занимаюсь.
Я прошу вас перейти теперь к ноябрю 1937 года. Не можете ли вы как можно более точно назвать дату вашей встречи с подсудимым Зейсс-Инквартом в Гармише?
Папен: Да, подсудимого Зейсс-Инкварта я случайно, то есть без всякой договоренности, встретил в Гармиш-Патернкирхене во время олимпийских зимних игр в январе 1938 года.
Максвелл-Файф: В январе 1938 года? Я хочу проверить эти даты и уточнить их. Вы стали близкими друзьями с министром иностранных дел Гвидо Шмидтом, который здесь давал показания, не так ли?
Папен: Да, с министром иностранных дел я был в очень дружественных отношениях.
Максвелл-Файф: Я хочу сказать, что вы говорили ему «ты», будучи на двадцать лет старше его. Вы называли его в течение некоторого времени на «ты»? Вы были в очень близких отношениях с ним, не правда ли?
Папен: Я считаю, что наша разница в возрасте на двадцать лет не может быть мерилом дружбы. Я ценил Шмидта, как я уже говорил, как искреннего человека.
Максвелл-Файф: Надеюсь, что вы согласитесь со мной, что необычно и странно для посла находиться в таких отношениях с министром иностранных дел другого государства, в особенности, если тот на двадцать лет моложе его, а не его сверстник, — находиться в таких отношениях, чтобы фамильярно называть его на «ты». Разве вы не согласны со мной, что это совершенно необычайная форма отношений между министром иностранных дел и послом?
Папен: Если бы вы в своей жизни побывали в Австрии, вы бы знали, что в Австрии почти все обращаются друг к другу на «ты», а для объяснения этого инцидента я позволю себе сказать следующее. Министру иностранных дел Шмидту, которого я очень ценил, за день до нашего прощания я сказал: «Дорогой друг, мы так много вместе работали, теперь мы можем говорить друг другу «ты».
Максвелл-Файф: Я интересуюсь вот каким вопросом: в ноябре 1937 года вы с Гвидо Шмидтом впервые обсуждали вопрос о встрече Шушнига с Гитлером, не так ли?
Папен: Мне кажется, что я обсуждал этот вопрос в то, время не только с министром иностранных дел Шмидтом, но и лично с Шушнигом.
Максвелл-Файф: Как вы слышали, Шмидт говорит в своих показаниях, что он добивался союза Германии и Австрии любыми средствами и любой ценой. Как вы слышали, Шмидт сказал здесь, что Геринг сказал ему, что такова была точка зрения его, Геринга, и я должен со всей справедливостью заявить, что это полностью соответствует действительности. Эту точку зрения он высказывал здесь и, очевидно, высказывал ее также многим другим лицам. Вы помните, что Шмидт говорил это?
Папен: Да.
Максвелл-Файф: Мы слышали, что Геринг сказал это не только Шмидту, но и Муссолини, и Трибуналу и, как я полагаю, нескольким другим лицам. Разве он никогда не говорил вам об этом?
Папен: Нет, сэр Дэвид. Относительно Австрии…
Максвелл-Файф: Вам было известно, что это его взгляд?
Папен: Нет.
Максвелл-Файф: Вы не знали, что это была точка зрения Геринга?
Папен: Позвольте мне высказаться. Само собой разумеется, я знал, что желанием Геринга было объединить оба эти государства. Я присутствовал на беседе с Муссолини.
Но вы, пожалуйста, учтите тот момент, что Геринг не был тогда ответственным за внешнюю политику. Вопрос о том, какая политика должна проводиться в Австрии, обсуждался исключительно мной и Гитлером, и я не помню, чтобы в эти годы, а именно в 1936–1938, я говорил по этому поводу с Герингом.
Максвелл-Файф: Мы сейчас рассматриваем вопрос о событиях, имевших место в ноябре 1937 года. Через три месяца после этого подсудимый Геринг стал весьма компетентен в вопросах внешней политики, касающихся Австрии, и вы, поскольку вы поддерживали с ним по этому поводу телефонную связь, должны знать об этом. Я хочу только привести вам даты, как они у нас установлены. Геринг сказал Шмидту о своих взглядах; вы и Шмидт обсуждали вопрос о встрече между Шушнигом и Гитлером. В январе вы беседовали на политические темы в Гармише с Зейсс-Инквартом. Теперь я привожу одну дату вне хронологического порядка. 11 ноября Зейсс-Инкварт написал письмо доктору Юри[3143], в котором заявил: «Я не думаю, что что-либо произойдет в этом году, но, очевидно, события произойдут весной». Затем после этого письма он встретился с вами в Гармише в январе, а в феврале вам удалось, наконец, организовать эту встречу между Шушнигом и Гитлером.
Папен: Да.
Максвелл-Файф: Разве вы не знали, что цель встречи Шушнига с Гитлером заключалась в том, чтобы заставить Шушнига согласиться с желанием Рейха, а именно с назначением Зейсс-Инкварта, с проведением общей политической амнистии, согласно которой все члены нацистской партии Австрии должны были быть освобождены и предоставлены в распоряжение их руководителей, а также с требованием равных прав для национал-социалистской партии в Австрии? Разве вы не знали, что целью совещания было заставить Шушнига согласиться на все эти требования с тем, чтобы национал-социалистская партия Австрии могла свободно и беспрепятственно работать в интересах Германии в Австрии?
Папен: В моей беседе с Зейсс-Инквартом в Гармише-Пагернкирхене говорилось о необходимости сделать австрийскую национал-социалистскую партию самостоятельной. Это значит — во что бы то ни стало избавить ее от влияния Рейха, так как это было условлено в июльском соглашении, преследуя при этом цель, чтобы объединение наших двух государств произошло во внешнеполитическом отношении по инициативе Австрии, а не Рейха.
Когда я встретил Зейсс-Инкварта в Гармише, между нами не было и речи об этой встрече Гитлера с Шушнигом, так как мы не могли, а я лично вообще не мог знать в тот момент, состоится ли вообще когда-либо такая беседа. Это было решено ведь уже 5 февраля. Следовательно, нами обсуждался лишь один вопрос принципиального значения, а именно, как нам следует поступать в будущем.
Далее я прошу разрешения напомнить, что Зейсс-Инкварт имел официальное поручение канцлера исследовать все возможные пути для того, чтобы включить национальную оппозицию, то есть национал-социалистскую партию Австрии, в политическую деятельность Шушнига. В этом состояла его официальная миссия. Таким образом, я был вправе говорить с ним об этих вещах.
Максвелл-Файф: Разве неправильно, что Райнер — свидетель, который выступал перед Трибуналом, — также присутствовал на совещании в Гармише?
Папен: Кажется, это было так. Я уже не помню точно. Зейсс-Инкварт сказал мне, что, возможно, Райнер присоединится к нам во время прогулки, но я лично не помню этого. Я не вел никакой беседы на политические темы с Райнером.
Максвелл-Файф: А теперь, вы привели своё объяснение о конце года. Я лишь хочу напомнить вам о другом положении. Вы были хорошо осведомлены о кризисе фон Бломберга[3144] и фон Фрича[3145] в армии, не так ли? Я не хочу снова вдаваться в несогласуемые подробности, потому что это не требуется сейчас Трибуналу, но вы знали, что данный кризис возник?
Папен: Да.
Максвелл-Файф: Я уверен, что вы понимаете, насколько это важно. Генерал фон Фрич был с вами в одной военной академии, не правда ли?
Папен: Совершенно правильно.
Максвелл-Файф: Он был вашим старым другом, и вы знали, как, я думаю, знал, каждый, кто упоминал его имя здесь, в суде, что генерал фон Фрич был человек очень сильного характера и что обвинение, выдвинутое против него, рассматривалось бы всеми теми, кто его знал, как смешное и нелепое, если бы оно не было таким трагичным, и что все бы отнеслись к нему с презрением. Вы тоже так думали?
Папен: Абсолютно верно.
Максвелл-Файф: Вы хорошо знали, оставив в стороне отношение к фельдмаршалу фон Бломбергу, что фон Фрич был жертвой подстроенного обвинения, имевшего целью не дать ему стать во главе вооруженных сил Германии. Вы знали это, не правда ли?
Папен: Во всяком случае, позже, когда я узнал обстоятельства дела, мне это тоже стало ясно.
Максвелл-Файф: Нет, нет. Не это важно, подсудимый. Речь идет не о ваших взглядах 5 февраля 1938 г. Вы знали к этому времени, что нацистская клика в правительстве выдвинула подстроенное обвинение против человека, которого вы считали олицетворением честности, не правда ли?
Папен: Да.
Максвелл-Файф: Теперь, зная это, 5 февраля, после того как вы увиделись с Гитлером, вы сказали ему о том, что Шушниг может прибыть. Гитлер ухватился за это предложение. Он сказал: «Отправляйтесь и привезите Шушнига». Не так ли? Его лишь утомляли, если я могу так сказать, все ваши остальные сообщения. Но как только вы сказали о возможности встречи с Шушнигом, Гитлер сразу набросился на эту идею, как форель на майского жука или, скорее, как лев на жертву. Ведь это правильно, не так ли?
Папен: Да. Я уже показал Суду, какое впечатление произвели на меня события в Берлине и мое отстранение от должности 4 января. Ничего удивительного нет в том, что я попытался именно потому, что я боялся, что будет взят другой курс, — я попытался устроить эту давно желанную беседу между главами обоих государств, поскольку я надеялся таким путем устранить разногласия и избежать радикального курса. Это я сказал министру иностранных дел Шмидту и канцлеру Шушнигу, когда я обоих их просил принять участие в этих переговорах с тем, чтобы по мере их возможности внести ясность в этот вопрос.
Максвелл-Файф: Подсудимый, я не собираюсь рассматривать обстоятельства встречи 12 февраля, потому что я уже касался их при допросе подсудимого Риббентропа и суду уже совершенно ясны эти обстоятельства.
Я хочу здесь задать вам один единственный вопрос, и я прошу выслушать его внимательно, потому что вопрос о вашей собственной виновности может зависеть от него.
Утверждаете ли вы сейчас, что на Шушнига не оказывалось никакого давления во время этой встречи?
Папен: Я этого никогда не утверждал. Вы сами это знаете, это сказано и в моих отчетах. Я сам констатировал, что давление было оказано.
Максвелл-Файф: Я хочу, чтобы вы поняли абсолютно ясно, о чем я вас спрашиваю, потому что суд заслушал уже показания вашего друга Шмидта целый ряд других показаний. Я хочу вам задать один единственный вопрос, и прошу вас точно его понять. Утверждаете ли вы сегодня, что на канцлера Шушнига не было оказано давления для того, чтобы заставить его согласиться на условия, выдвинутые 12 февраля? Это единственный вопрос, который я хочу вам задать, и я даю вам возможность ответить на него. Что вы скажете на этот вопрос сегодня? Было или не было оказано давление на Шушнига?
Папен: Да, я никогда не отрицал этого.
Максвелл-Файф: Господин фон Риббентроп решительно это отрицал, но мы не вдаёмся в это.
Еще один вопрос, и на нем я окончу выяснение вопроса об Австрии.
Организовали ли вы встречу между Гитлером и кардиналом Иннитцером?
Папен: Да, я это сделал.
Максвелл-Файф: Организовали ли вы дело таким образом, чтобы отцы церкви и руководители дипломатического корпуса, за исключением французских и английских представителей, присутствовали при въезде Гитлера в Вену?
Папен: Что касается высших церковных сановников, то не принято, чтобы они присутствовали на парадах, и я не требовал этого.
Максвелл-Файф: Устроили ли вы это таким образом, чтобы дипломатический корпус присутствовал при въезде?
Папен: Были случаи, когда некоторые дипломаты спрашивали меня, могут ли они присутствовать на этом торжестве, и я отвечал им, что, конечно, они могут присутствовать на этой церемонии. Почему бы им и не присутствовать там?
Максвелл-Файф: Что же, я не собираюсь спорить с вами о том как вы это представляете.
Ваша честь, я закончил с Австрией. У меня есть три небольших предмета, которые как я надеюсь займут мало времени, но сейчас может быть подходящее время, чтобы прерваться.
Председательствующий: Да.
(Объявлен перерыв)
Максвелл-Файф: Подсудимый, Трибунал в целом принял, что вы были против антисемитского движения и пропаганды?
Папен: Напротив, это являлось моей целью и моим желанием, и это включалось во всю мою программу работы, для вклада насколько возможно в союз между двумя странами, потому что это являлось великим желанием немецкой нации.
Максвелл-Файф: Я не думаю, что вы поняли мой вопрос. Позвольте мне повторить его. Теперь я перехожу к евреям.
Папен: О, о евреях?
Максвелл-Файф: Да. Итак, позвольте мне повторить его снова. Трибунал в целом принял, что вы были против антисемитских акций и пропаганды?
Папен: Да; я уже говорил Высокому Трибуналу, каким было моё принципиальное отношение к расовому вопросу и к вопросу устранению зарубежного влияния в некоторых культурных аспектах общественной жизни. Однако, это два совершенно различных вопроса.
Максвелл-Файф: Да, я заметил это. Итак, вы посмотрите на документ 3319-ПС, который Великобритания-287?
Ваша честь, он начинается на странице 48 документальной книги 11а. Он на страницах 44 и 45 немецкой книги.
Часть, на которую я хочу сослаться на страницах 58 и 59. Подсудимый, это из конфиденциального доклада о рабочем заседании консультантов по еврейскому вопросу при германских миссиях в Европе, 3 и 4 апреля 1944. Я хочу, чтобы вы посмотрели на страницу 44, я думаю в немецкой версии, страница 58 английского, о вкладе в данную дискуссию некого господина Поземана из Турции. Он не находился в вашем штате? Если вы не знаете, просто скажите «да» или «нет», потому что это подойдёт к концу…
Папен: Я могу сказать вам, кем был господин Поземан?
Максвелл-Файф: Я сказал, расскажите ли вы мне, являлся ли он членом штата посольства, и если нет, кем он был; вот, что я хочу знать.
Папен: Нет; безусловно нет. Господин Поземан был немецким книгопродавцом в Анкаре. Он точно не являлся сотрудником моего посольства.
Максвелл-Файф: Я понял. Что же, в любом случае, он был консультантом германского министерства иностранных дел в данной дискуссии. Теперь, послушайте, что он говорит:
«Уже в прошлом году турецкое правительство оказало помощь еврейству в связи с попыткой разрешить проблему меньшинств. В данной связи были предприняты наиболее резкие меры. Подозрения со стороны союзных кругов о том, что явные антиеврейские меры коснуться в Турции одновременно мер предпринимаемым против меньшинств. В любом случае, Турция запретила любые дальнейшие меры для поиска решения проблемы меньшинств и соответственно еврейской проблемы. По этой причине в настоящий момент невозможно продолжать практику антиеврейской пропаганды под нашим руководством, как нежелательную и являющуюся бременем для Турции. В Турции нет антиеврейских публикаций, помимо карикатур и иллюстрированных книг про евреев. Первые знаки осознания степени международного еврейского доминирования очевидны в переводе «Протоколов сионских мудрецов[3146]«и книги Форда[3147] «Международное еврейство». Продажа и распространение этих брошюр поощрялись посольством. В настоящее время, возможна лишь работа в таком узком промежутке, поскольку, как уже подчёркивалось, антиеврейская пропаганда, очевидно вдохновляемая Германией может вызвать для нас неблагоприятные политические осложнения».
Итак, вы верили в «Протоколы сионских мудрецов»? Вы верили в то, что это была правильная и достоверная книга?
Папен: Нет вообще нет, нет.
Максвелл-Файф: Тогда почему реализация данных брошюр поощрялась посольством?
Папен: Вероятно я могу привести Трибуналу очень короткое объяснение о всем вопросе данной встречи. Встреча была созвана министерством иностранных дел, и должны были присутствовать эксперты посольств и легаций, который особо занимались работой с еврейской проблемой. В моём посольстве такого эксперта не имелось, так как я всегда отказывался иметь такого. По этой причине партия по своей собственной инициативе проинструктировала книготорговца господина Поземана разобраться с данной проблемой, и присутствовать на данном совещании.
Если господин Поземан здесь излагает, что посольство обращало пропагандистские брошюры, которые упоминались здесь, он сильно ошибается. Во-первых, турецкое правительство никогда бы не допустило обращения такого материала, и во-вторых, вы, сэр Дэвид, можете сами сегодня убедиться, что все брошюры всё ещё находятся в подвале моего посольства в Анкаре.
Максвелл-Файф: Значит вы говорите данное заявление, сделанное на встрече министерства иностранных дел, ошибочное?
Папен: Да.
Максвелл-Файф: Вы говорите, что вы не имели никакого отношения к этому; таков ваш ответ?
Максвелл-Файф: Я хочу задать вам пару вопросов относительно католической церкви. Помните ли вы Фульденскую декларацию епископов?
Папен: Да.
Максвелл-Файф: Эта декларация основывалась на гарантиях и заверениях в добрых намерениях, которые сделал Гитлер церкви 23 марта 1933, не правда ли? Вы помните, что Гитлер сделал тогда такое заявление?
Папен: Не только 23 марта, но и в заявлении правительства Гитлер неоднократно категорически защищал ту точку зрения, что оба вероисповедания должны быть основой всякой политики.
Максвелл-Файф: Так. Это в свою очередь было, по крайней мере, частично, результатом заявления, сделанного вами на заседании кабинета 15 марта 1933, когда вы подчеркнули большое значение включения политического католицизма в деятельность нового государства. Это правильное и основанное на фактах утверждение, не так ли? Таким образом, обстояло дело?
Папен: Именно так.
Максвелл-Файф: Да.
Папен: Я прилагал все усилия, чтобы побудить Гитлера установить христианскую основу для его политики посредством торжественных обязательств; и я думаю, что уже объяснил Высокому Трибуналу, что я действительно прилагал все усилия, для осуществления данной программы.
Максвелл-Файф: Теперь позвольте мне снова попросить вас посмотреть на документ 11, страницу 96; страница 78 немецкой версии, которая является документом 2248-ПС. Это ваш доклад Гитлеру от 27 июля 1935. Итак, данный доклад начинается со слов использованных вами: «…умная рука, которая устраняет политический католицизм не затрагивая христианские основы Германии…»
Ваша честь, это на странице 99 английского текста и на странице 86 немецкого текста. Ваша честь, это первый параграф, страница 99:
«Культурные проблемы имеют особую значимость. Способ, которым Германия разрешает свои политические и религиозные трудности, умная рука, которая устраняет политический католицизм не ослабляя христианские основы Германии, не только имеет решающее влияние на Англию и католическую Польшу. Мы даже можем сказать, что решение германо-австрийского вопроса зависит от него».
Теперь я хочу, чтобы вы держали в уме: этот ваш отчёт Гитлеру в июле 1935, спустя 2 года после конкордата «…умная рука, которая устраняет политический католицизм не затрагивая христианские основы Германии…» Итак ваш защитник процитировал один отрывок из обращения его святейшества и я просто, хочу, чтобы вы посмотрели на следующий отрывок, который оказывается после части процитированной доктором Кубочеком.
Ваша честь, это новый документ — нет, ваша честь, я извиняюсь. Это старый экземпляр. Это документ 3268-ПС, который экземпляр США-356. Ваша светлость помнит, что доктор Кубочек, процитировал часть обращение папы, в своей документальной книге. Ваша честь, у меня есть несколько лишних копий.
Итак, после отрывка, процитированного защитником доктором Кубочеком о предотвращении большего зла, его святейшество продолжил говорить:
«Борьба с церковью фактически, стала более и более ожесточённой: роспуск католических организаций; нарастающее подавление преуспевающих католических школ, как общественных, так и частных; принудительный отрыв молодёжи от церкви и семьи; давление на чувство совести граждан и в особенности гражданских служащих; систематические оскорбления церкви, воспитания и истории священнослужителей, паствы и церковных учреждений посредством грамотной, организованной пропаганды; закрытие, роспуск и конфискация религиозных зданий и других важных учреждений; полное подавление католической прессы и издательств».
Вы согласны с его святейшеством в том, что это верное описание действий Германского Рейха против католической церкви?
Папен: Полностью.
Максвелл-Файф: А теперь, я также хочу, чтобы вы посмотрели на «Mit Brennender Sorge[3148]«который является документом 3280-ПС.
Ваша светлость найдёт его на странице 40 документальной книги 11 — извиняюсь, ваша светлость, это страница 47. Я сказал 40. Это 40 в немецком тексте.
Итак, если вы заметили, это достаточно рано, 14 марта 1937, 4 года спустя после конкордата, и он говорит во втором предложении в начале:
«Это раскрыло интриги, которые с самого начала не имели иной цели, кроме уничтожения. В бороздах, в которых мы сеяли семена подлинного мира, другие — такие как враги священного писания — сеяли плевелы подозрительности, разногласий, ненависти, клеветы, скрытой и открытой враждебности к Христу и его церкви, вскармливая из тысяч различных источников и задействуя любые доступные средства. Они и только они, вместе со своими молчаливыми или говорящими защитниками ответственны за факт, что сегодня на горизонте Германии, нет мирной радуги, а угроза бури разрушительных религиозных войн».
Итак, подсудимый, что я хочу сказать Трибуналу — вы согласны с этим?
Папен: Да.
Максвелл-Файф: Если вы согласны с этими заявлениям главы церкви спустя 2 года после конкордата, в июле 1935 о том, что «устраняет политический католицизм не затрагивая христианские основы Германии»? Это было абсолютная ошибка, не так ли, что Гитлер и нацисты не затронули христианские основы Германии? Они вырвали их и находились в процессе их уничтожения?
Папен: Сэр Дэвид, вы смешиваете две совершенно различных вещи, политический католицизм…
Максвелл-Файф: Подсудимый, я не хочу прерывать вас, но я его разъяснил. Я представил вам положение о том, что это устранение политического католицизма. Сейчас, я не касаюсь ваших отношений с господином Каасом[3149]. Я представил вам, что его святейшество сказал, что христианские основы Германии были уничтожены. Я не думаю, сейчас, о взглядах господина Кааса или ваших взглядах. Я знаю, какими они были.
Папен: Позвольте мне объяснить. Борьба против церкви и её учреждений, против которых его святейшество папа выступал со своими энцикликами в 1937 и 1945 и в которых он признавал интенсификацию ситуации возникшей во время войны — все эти вещи являлись нападками на христианскую основу Германию, нападки, которые я всегда наиболее решительно осуждал. Но это вообще не имеет связи с устранением так называемого политического католицизма, на что я надеялся и чего требовал. Это две совершенно разные вещи. Вероятно, вам трудно понять это, поскольку вы не знакомы с обстоятельствами в Германии.
Максвелл-Файф: Подсудимый, пожалуйста, поверьте, я потратил очень много времени изучая проблемы между вами и господином Каасом. Я не собираюсь выносить их для Трибунала, потому что они не важны. Я заметил и согласен — не настолько как вы, но я заметил положение политического католицизма и я не спрашиваю вас о нём. Я спрашиваю вас о вашем заявлении. Почему вы сказали, что Гитлер не затронул христианские основы Германии? Я хочу знать это. Вы должны были знать в 1935, что это была правда?
Папен: Но, сэр Дэвид, это совершенное искажение содержания доклада. Я говорил Гитлеру, что христианские основы Германии не должны были ослабевать и что можно прочесть в докладе сегодня: «Политический католицизм должен быть устранён не ослабляя католические основы Германии».
Максвелл-Файф: Что же, вы заметили такое начало. Вы сказали «…что умная рука, которая устранит его не затрагивая…» Позвольте мне напомнить вам: разве вы не сказали при допросе, что часть затруднений, которые вы испытывали летом 1934 года, до того как вы произнесли речь в Марбурге, объяснялась невыполнением конкордата, ибо после того, как он был подписан с согласия Гитлера, «он обращался с этим конкордатом, как с пустой бумажкой, и я ничего не мог с этим поделать». Затем были затруднения в связи с преследованием церкви и евреев. Это было в конце 1933 — начале 1934. Действительно ли, что вы в 1934 году считали, что не только с конкордатом обращаются, как с пустой бумажкой, но, кроме того, проводится преследование церкви и евреев?
Папен: Сэр Дэвид, я не знаю из какого документа вы цитировали.
Максвелл-Файф: Это ваш допрос утром 19 сентября 1945.
Папен: Да, конечно, когда я произносил свою речь в Марбурге, то я был того мнения, что государство виновно во всем этом; иначе, я бы не произнёс эту речь. Но в той речи, сэр Дэвид, я снова прямо подчёркивал факт, что никакое западноевропейское государство не сможет существовать без христианских устоев и что, не уважая нашу христианскую основу мы отрываем себя от группы христианских народов и от нашей миссии в Европе. Я могу откровенно это сказать. И вероятно я могу сказать вам кое-что ещё о предмете политического католицизма. Вы…
Максвелл-Файф: Делайте, как знаете. Я особенно хочу, избежать обременения Трибунала спорами между вами и господином Каасом, потому что вы оба использовали грубые слова, и они будут звучать не очень хорошо, если их сейчас повторить. Если вы хотите, разберитесь с этим, но не поднимайте его, если этого не требуется.
Папен: Я отношусь к обвинению, которое вы предъявляете мне как к одному из наиболее тяжких, так как им нарушается вся моя концепция.
Максвелл-Файф: Подсудимый, вы помните, что говорили Трибуналу до отложения, что вы представили кардинала Иннитцера Гитлеру, когда вы поехали в Австрию. Вы помните, что после заявления доктора Кубочека была ссылка на то, что кардинал Иннитцер в передаче в Риме дал понять, что он принимает нацистское правление в Австрии на определенных условиях. Вы это помните?
Папен: Да.
Максвелл-Файф: Итак, я хочу понять, что случилось с кардиналом Иннитцером.
Ваша честь, это новый документ, Д-903, который станет Великобритания-508. Ваша честь, это заявление из письменных показаний священника, доктора Вейхабера, которые я только, что получил из Вены 7 июня.
Вы увидите, что данный священник — что же, в любом случае я понял, что он священник; он секретарь архиепископа в кафедральном соборе. Посмотрим на них.
«8 октября 1938» — то есть, немногим 6 месяцами спустя после подготовки вашей встречи кардинала Иннитцера с Гитлером — «серьезное нападение было предпринято молодыми демонстрантами на дворец архиепископа в Вене. Я присутствовал во время нападения и поэтому могу описать его по своему опыту».