Затем он описывает, как они разбивали оконные рамы, ломали ворота. Священник отвёл архиепископа во внутреннюю комнату и оставил его там. Они перевели кардинала в личный архив и закрыли железную дверь и:
«…затем два священника, видя, что они противостоят толпе ворвавшихся, лично встали у входа в часовню кардинала с целью предотвратить любое разрушение, которое они могли».
Ваша честь, это около 10 строк снизу страницы.
«Вскоре после того как мы дошли до часовни, ворвавшиеся штурмовали комнаты кардинала прилегающие к часовне. Как только они дошли до двери, мы отвлекли их. Куски дерева летели в часовню; я получил толчок, поваливший меня; но мы смогли предотвратить их попадание в часовню. Демонстрантами была молодежь от 14 до 25 лет, насчитывающими около сотни. После того как мы отвлекли первую группу, мы открыли скинию и потребили освященные хлеба, чтобы предотвратить самое святое от осквернения. Но новые ворвавшиеся уже штурмовали; и мы отвлекали их. Между тем неописуемая оргия уничтожения продолжалась в оставшихся комнатах среди всей обстановки. Подсвечники лежали на ковре у лестницы, молодёжь разбила столы и стулья, и ценные полотна и в частности все распятия».
Затем он описывает стеклянные двери и тому подобное, и была тревога, когда обнаружили кардинала. Самого этого священника вытащили из часовни около шести людей и тащили через приёмную к окну с криками «Выбросим собаку в окно».
И затем в результате прибыла полиция и вы заметите их идею о произошедшем.
«Затем подполковник полиции прибыл и извинился. Он пришёл с представителем Гестапо, который выразил своё сожаление о том, что полиция не слишком активно вмешивалась.
«Между тем, другие демонстранты напали на дом кафедрального ректора на Штефанплатц, 3, где они выбросили соборного куратора во двор сада. Этот священник лежал в госпитале до февраля с переломами обеих бедёр».
Теперь я прошу вас посмотреть на предпоследний параграф:
«Данные демонстрации не являлись результатом молодёжного хулиганства или жестокости, но разработанным планом известным официальным ведомствам, что очевидно из речи гауляйтера Бюркеля, который 13 октября на Гельденплац, в наиболее обличительной манере представил виновным кардинала.
Итак, господин фон Папен, у вас большая ответственность перед кардиналом Иннитцером, не так ли? Вы представили его Гитлеру. Вы должны были знать о столкновениях и обращениях католической церкви по поводу нападения на дом кардинала спустя 6 месяцев после аншлюса, не так ли? Вы должны были знать об этом.
Папен: Конечно, позднее я слышал об этом.
Максвелл-Файф: Какой протест вы заявили, когда узнали об этом нападении на принципы церкви, выброшенном в окно кафедральном кураторе с переломанными бёдрами, осквернении часовни, разбитых распятьях? Какой протест вы сделали в связи с этим?
Папен: Сэр Дэвид, я хочу напомнить вам, что я ушёл в отставку более чем за 6 месяцев до этого и больше вообще не имел отношения к данным вопросам. Естественно подробности инцидента понимались в высшей степени печальными, будучи преступными нападениями; но подробностей не было в немецкой прессе, так что в такой форме я впервые узнал о них здесь. Но позвольте мне добавить…
Председательствующий: Подсудимый, но вы не ответили на вопрос. Вопрос был: как вы об этом жаловались?
Папен: Я не заявил протеста, так как я уже не занимал официального положения. Я был частным гражданином и всё, что я узнал о таких вещах было опубликовано в немецких газетах.
Максвелл-Файф: О, подсудимый, уверен вы говорили нам, что вы являлись одним из ведущих мирян в Германии. Вы не собираетесь рассказать Трибуналу, что в католической церкви не знали, что каждый епископ в Германии и вероятно каждый приходской священник подвергался отвратительному и кощунственному оскорблению как было сделано с кардиналом церкви в своём собственном доме в Вене. Уверен это распространилось по церкви за несколько дней.
Папен: Это совершенно невозможно, сэр Дэвид; но как ожидать от меня, частного гражданина, каких-либо действий? Что я мог сделать? Трибунал не принял уведомления о дискуссии, которую я организовал между кардиналом Иннитцером и Гитлером. Вы впервые это упомянули сегодня.
Максвелл-Файф: Это именно то, почему я представил вам данный инцидент, так как вы были ответственны за организацию встречи между кардиналом Иннитцером и Гитлером в марте 1938. Когда его высокопреосвященство было атаковано в октябре, я подумал — не мне выражать свои мысли — что вы можете попасть в неприятности возражая Гитлеру, и всё, что вы сделали это приняли другую работу у Гитлеру за 6 месяцев в апреле 1936.
О чём я спрашиваю, это почему вы не заявили протеста. Подсудимый Геринг выразил свои религиозные интересы. Ряд подсудимых сказали, что у них были религиозные симпатии. Почему вы с ними не связались?
Папен: Потому что осенью 1938 я ушёл из политической жизни; я жил в деревне и больше не проявлял большого интереса к политике. Но вероятно я могу сказать, почему я был ответственным за организацию встречи с кардиналом Иннитцером.
Максвелл-Файф: Нет, сейчас я этим не интересуюсь, встречей 15 марта. Я интересуюсь фактом, что это произошло, что вы знали об этом, и не заявили протеста.
Теперь я перехожу к другому положению. Доктор Кубочек может поднять его позднее, если захочет.
Подсудимый, вы слышали показания многих других подсудимых, которые заявляли, что они не знали об ужасных репрессиях, которые имели место в Германии. Вы очень хорошо знали об этих репрессиях, не так ли? Вы знали о действиях Гестапо, о концентрационных лагерях, а позднее вы также знали об уничтожении евреев, не правда ли?
Папен: Об этом я знал лишь только то, что в концентрационных лагерях в 1933 и 1934 гг. содержались политические противники. Я весьма часто выступал против методов, которые применялись в концентрационных лагерях. В целом ряде случаев я освобождал людей из этих лагерей. Однако в то время мне не было известно, что в этих лагерях имели место также и убийства.
Максвелл-Файф: Разрешите мне разобраться в этом. Полезно обратиться к конкретному примеру.
Папен: Да.
Максвелл-Файф: Помните ли вы, что вначале 1935 года ваш секретарь фон Чиршки получил указание вернуться из Вены в Берлин для допроса в Гестапо? Вы помните об этом?
Папен: Да.
Максвелл-Файф: Помните ли вы также, что он отказался поехать и послал очень подробный отчет о том, почему он не хочет ехать? Вы помните это?
Папен: Да.
Максвелл-Файф: Давайте вместе бегло просмотрим этот отчет.
Ваша честь, это документ Д-635, который станет экземпляром Великобритания-507; Ваша светлость найдёт его на странице 87 документальной книги 11, и это страница 60 немецкой версии.
На странице 87 письмо фон Чиршки, адресованное вам в котором он в конце второго абзаца говорит следующее: «Я не собираюсь выполнять указание Гестапо о выезде в Берлин для допроса».
Затем он говорит — я цитирую его собственные слова, — что это объясняется лишь «вполне понятным и человеческим желанием жить». Он далее прилагает к этому письму отчет для вас о том, что с ним случилось 30 июня, в результате чего он был внесен в черный список Гестапо.
Вы помните об этом?
Папен: Конечно.
Максвелл-Файф: Далее, — я суммирую начало этого отчета, который был бы комичным, если бы в нем не описывалось такое ужасное положение вещей, — ваш секретарь фон Чиршки был арестован одновременно двумя конкурировавшими группами полицейских, кажется, представителями Гестапо и уголовной полиции, и была серьезная опасность, что фон Чирский и кое-кто из представителей полиции будут расстреляны до того, как они решат, кто же, собственно, должен его арестовать. Но я хочу обратить ваше внимание на то, что произошло после того, как он был арестован.
Ваша честь, это страница 89, и это конец страницы 65 немецкой версии подсудимого.
Мне кажется, что это произошло после того, как Гестапо вышло победителем в этой междоусобной борьбе и захватило фон Чиршки. Он далее говорит, почти уже в самом конце — ваша честь, это середина страницы 89.
Ему сказали, что полиция следует за Гестапо, и далее он говорит:
«Мы подошли к зданию Гестапо на Принц-Альбрехтштрассе, а затем через двор пришли к черному ходу. Затем между двумя группами представителей уголовной полиции произошел новый обмен мнениями. Я снова вмешался в этот разговор и предложил для выяснения недоразумения послать представителя каждой группы внутрь здания с тем, чтобы вышестоящие чиновники решили, как следовало поступить. Оставалось еще три офицера уголовной полиции и четыре члена СС, которые должны были охранять меня и двух других господ. Мое предложение было принято. Вскоре они вернулись обратно и сказали, что теперь недоразумение выяснилось и что нас можно увести, после чего мы были уведены тремя представителями СС и без сопровождения представителей уголовной полиции. Мы совершили длинное путешествие через здание в подвал. Там мы были переданы без всяких комментариев членам СС, которые там находились на посту, и получили от них распоряжение пройти вперед в сесть на скамейку, которая стояла у стены в проходе. Нам затем запретили разговаривать между собой. Там я провел несколько часов, сидя на этой-скамейке. Было бы излишним приводить дальнейшие подробности событий, которые произошли в течение этого времени. Поэтому я ограничусь тем, что расскажу о расстреле хорошо известного лица, о котором официально заявили, что он совершил самоубийство.
«Этого человека вели под эскортом трех эсэсовцев и провели мимо нас в камеру, параллельную нашему коридору. Командовал гауптштурмфюрер СС, человек небольшого роста, темноволосый, с пистолетом в руке. Я услышал команду: «Стража — к дверям!» Дверь в наш коридор закрылась. Мы услышали пять выстрелов, и сразу же после этих выстрелов гауптштурмфюрер вышел из двери со все еще дымившимся от только что произведенных выстрелов пистолетом в руке. Он сказал, задыхаясь: «С этой свиньей покончено». Кругом царило лихорадочное возбуждение, крики испуга и вопли слышались из всех камер. Один из стоявших на посту эсэсовцев, довольно молодой парень, был так возбужден, что, очевидно, потеряв сознание и забыв, каково было положение вещей, сообщил мне, жестикулируя при этом пальцами, что человек, о котором шла речь, был убит тремя выстрелами в висок и двумя — в затылок».
Вы получили весьма ясное представление о методах СС и Гестапо после того, как фон Чиршки прислал вам это описание, не правда ли?
Папен: Да.
Максвелл-Файф: Скажите нам, прежде чем мы кончим рассмотрение этой волнующей выдержки, которую я только что зачитал, кто был этот хорошо известный человек, о котором сказали, что он совершил самоубийство, и который был застрелен тремя выстрелами в висок и двумя — в затылок? Кто он был?
Папен: Я этого не могу сказать, я не знаю этого.
Максвелл-Файф: Вы хотите сказать, что фон Чиршки никогда не говорил вам, кто был этот человек, проработав с вами после этого несколько месяцев?
Папен: Я не могу вспомнить, чтобы он говорил со мной об этом. Может быть, я забыл. Это был, очевидно, один из тех людей, которые были убиты 30 июня.
Максвелл-Файф: Вы говорите, что может случиться, что вы забыли. Хотите ли вы сказать, что такие ужасные факты были столь обычны для вас, что вы не можете помнить о фактическом убийстве такого видного человека, которое выдавалось за самоубийство.
Подумайте еще. Не можете ли вы сказать Трибуналу точно, кто был этот несчастный человек?
Папен: Если бы я это вспомнил, то охотно бы сказал. У меня нет оснований скрывать это.
Максвелл-Файф: Хорошо, Трибунал сейчас рассмотрит вопрос о том, в какой форме вы сообщили об этом Гитлеру. Вы считали, что фон Чиршки говорил вам правду, не так ли? Вы это сами сказали. Вы верили в то, что он говорит правду, не так ли?
Папен: Да.
Максвелл-Файф: А теперь, вы посмотрите на страницу…
Ваша честь, это страница 86 английской версии; и подсудимый это 58 немецкой книги, страница 58.
Председательствующий: Сэр Дэвид, вы собираетесь исследовать факты, которые случились с человеком, который сделал данный доклад?
Максвелл-Файф: Ваша честь, да, я проясню это, извиняюсь.
Подсудимый, до того как мы перейдем к тому, что случилось, когда он послал этот отчет, мне кажется, его послали в концентрационный лагерь, где ему обрили голову, но через некоторое время он был освобожден и снова вернулся к вам на службу и работал у вас до февраля 1935 года? Это правильно, подсудимый?
Папен: Да, это совершенно верно.
Максвелл-Файф: Это все, что известно о событиях, имевших место до февраля 1935 года. Затем его попросили явиться в Гестапо и представить отчет. После этого имела место эта переписка.
Итак, вы видите, что это ваше письмо Гитлеру 5 февраля, которое документ Д-684, экземпляр Великобритания-510, Вы говорите:
«Как я уже вчера сообщил по телеграфу, я передал фон Чиршки указание от 2-го числа этого месяца, в котором повторялось требование о том, чтобы он явился в указанный Гестапо день, а именно 5 февраля.
«Затем он заявил мне официально, что он не может выполнить этого указания, поскольку он убежден, что он будет убит тем или иным путем, если он это сделает. Он сказал, что изложил причины, по которым не хочет ехать, в отчете, который я перешлю, как только получу его.
«Я вчера, наконец, освободил господина фон Чиршки, которого я уже отстранил от занимаемого им поста на время судебного разбирательства. Само собой разумеется, что я порву с ним все связи официального характера сразу же после того, как завтра будут сданы все дела».
Затем вы говорите, что вы телеграфировали подсудимому фон Нейрату, что фон Чиршки дали отпуск по болезни. Посмотрите на последний абзац:
«После того как я несколько раз просил, чтобы фон Чиршки получил возможность оправдаться перед обычным судом в обвинениях, которые выдвинуты против него, то естественно, я искренне сожалею, что дело кончается таким образом. Я сделал все, что было возможно, чтобы убедить фон Чирского действовать, как ему было указано, а именно дать возможность Гестапо допросить его».
Правильно ли, подсудимый, что вы сделали все, что было в ваших силах, для того, чтобы ваш работник был отправлен на смерть в Гестапо и убит там?
Папен: Я считаю, что будет правильным указать суду на другие письма, из которых вытекает, что я не только однажды, но неоднократно просил Гитлера рассмотреть дело фон Чиршки в суде согласно существовавшим законам.
Максвелл-Файф: Совершенно правильно. В этом письме об этом говорится.
Папен: Да, конечно, но позвольте мне закончить…
Максвелл-Файф: Хорошо.
Папен: После того как мне в этом было отказано и фюрер не согласился с тем, чтобы возбудить процесс согласно существовавшим законам, Гитлер известил меня, что он лично вмешается в это дело и берет на себя личную ответственность за то, что с фон Чиршки ничего не случится, если он будет допрошен Гестапо. Это вы найдете в этих письмах. Фюрер обещал ему полную безопасность, если он явится для допроса в Гестапо. Вследствие этого, после того как было отказано в рассмотрении его дела в суде и Гитлер обещал, что с фон Чиршки ничего не произойдет, я попросил фон Чиршки, чтобы он согласился подвергнуть себя допросу, так как обвинение, которое было выдвинуто против него, должно было быть как-то выяснено.
Максвелл-Файф: Вы вернётесь к вашему письму от 31 января, которое вы найдёте…
Председательствующий: Сэр Дэвид, я думаю, вам следует прочесть письмо в целом, которое было от 5 февраля.
Максвелл-Файф: Ваша честь, я сделаю. Ваша честь, я извиняюсь. Ваша честь, я не хочу чего-либо опускать; но я конечно, попытаюсь сократить вопрос; но я зачитаю всё, что хочет ваша светлость.
Председательствующий: У Трибунала должно быть всё письмо. Вы остановились на слове «курьер» в середине, относительно доклада.
Максвелл-Файф: Да, ваша честь. Относительно доклада о своей отставке австрийскому правительству:
«Относительно доклада о его отставке австрийскому правительства, я боюсь, что если я вдруг уволю его это станет темой общественного обсуждения. Я думаю, данного скандала следует избегать и поэтому следует дать господину фон Чиршки отпуск по болезни, если учитывать общество. Я доложу об его отставке позднее.
«Я вернусь к делу Чиршки и его связях с остальными текущими вопросами Гестапо в Вене, в подробном докладе».
Ваша честь, я благодарен.
Председательствующий: Вы пропустили слово «Гестапо» в следующем параграфе.
Максвелл-Файф: Да, я снова зачитаю всю вещь.
«После того как меня непрерывно спрашивали…»
Председательствующий: Нет, прочтите то, что ниже Гестапо, но не читайте остальное.
Максвелл-Файф:
«Но если он сопротивляется в своей решимости избежать допроса, хотя и зная, что это означает социальный и материальный крах для себя и своей семьи, и он дал мне слово, что он не сделает ничего пока эмиграция будет вредить фюреру и стране, я могу лишь добавить своё желание, чтобы избежать всего, что превратит данное дело в открытый скандал».
Итак, подсудимый, вы уже говорили Гитлеру 31 января, которое было за 5 дней до этого — ваша честь, страница 84, и внизу страницы 55 и начале 56 немецкой книги:
«Господин фон Чиршки, которому, я случайно на время доверился в его обязанностях, узнал от нескольких источников, к которым он — и также я сам, к сожалению — отношусь как к достоверными, о том, что некоторые лица относящиеся к Гестапо имели значительное время для планирования его ликвидации».
Ваша честь, это будет документ Д-683, экземпляр Великобритания-511.
Максвелл-Файф: Вы уже 31 января считали, что слухи о том, что Гестапо хочет нейтрализовать фон Чиршки, являются достоверными. 5 февраля в отрывке, который Трибунал только что просил меня зачитать, вы заявляете, что это означало бы гибель и разорение для него самого и для его семьи. Но вашим единственным желанием было сделать все, чтобы избежать скандала.
Итак, подсудимый…
Папен: Мое желание вначале состояло в том, чтобы были предприняты все усилия для того, чтобы рассмотреть это дело в суде на основе существовавших законов.
Максвелл-Файф: Таково было ваше желание сначала, но скоро вы оставили его?
Папен: После того как Гитлер не согласился с этим желанием и после того как я установил, что фон Чиршки во время допроса со стороны Гестапо будет пользоваться личной защитой со стороны Гитлера, то есть если глава государства говорит мне, что «я ручаюсь за то, что с фон Чиршки ничего не произойдет», то вы должны со мной согласиться, что я не мог поступить иначе, как сказать фон Чиршки: «Пойди по пути допроса, так как ты должен опровергнуть те подозрения, которые имеются в отношении тебя».
Максвелл-Файф: Подсудимый, разрешите мне напомнить вам, что в вашем письме от 5 февраля нет ни одного слова об обещании Гитлера оправдать фон Чиршки. Единственно, о чем вы здесь говорите, это относительно того, что он исчезнет и будет скомпрометирован. В ваших других письмах также ничего не говорится об этом.
Папен: Однако об этом факте имеется указание в одном из отчетов фон Чиршки.
Максвелл-Файф: Что же, если вы сможете найти, что-либо в оправдание, я могу сказать вам лишь, что я не смог найти чего-либо такого ни в одном из ваших писем.
Папен: Но это здесь.
Председательствующий: Вероятно, подсудимый не сможет посмотреть на данный документ до перерыва, в 1 час.
Максвелл-Файф: Да, очень хорошо. Ваша честь, если есть такой документ, я извиняюсь; я не знаю об этом.
Ваша честь; я извиняюсь. Я думаю, у меня есть ссылка. Ваша честь на странице 91, ваша честь. Это не письмо подсудимого, но есть ссылка на доклад господина фон Чиршки. На странице 91, ваша честь. Страница 69. Он говорит:
«В заключение — причина почему я не чувствую на себе обязанности как в явке в Гестапо или вообще возвращении в Рейх, несмотря на экстраординарную защиту обещанную мне фюрером и рейхсканцлером — я делаю следующее заявление:
«За время периода своей деятельности в Берлине, меня уже часто достигала информация в отношении того, что в Рейхе существует организация террора, которая дала клятву верности в жизни и смерти. Прямо указывалось на то, что люди, которые находятся или могут быть приняты в данное братство, предстают перед секретным судом и что их обязанность связанная с осуществлением своих задач заключается в том, что они принадлежат в высокой степени к братству и только в небольшой степени к Адольфу Гитлеру. Я не смог бы поверить такой чудовищной вещи, не будучи информированным около 6 месяцев человеком в Рейхе — я желаю в особенности это подчеркнуть — который противостоял Третьему Рейху, но достаточно оппозиционно, человеком который в своих важнейших убеждениях верил в миссию Адольфа Гитлера, немца и национал-социалиста многие годы стоявшего на том, чтобы самому однажды вступить в братство, но который не смог выйти из него. Этот человек гарантировал мне своё желание публично объявить об именах тех, кого он упоминал мне как членов этого братства, или присягнуть в письменных показаниях в данном отношении в случае уже мертвых людей. Он должен лишь гарантировать, что данное террористическое братство, находится среди тех кому наиболее доверяет фюрер и рейхсканцлер».
Я извиняюсь; я знал, что в письмах нет ничего от подсудимого, но я забыл, что есть отрывок в письме.
Итак, это был фон Чиршки. Вы говорили нам, что барона фон Кеттелера[3150] убили в конце вашего срока в Вене. Вы помните убийство отца барона фон Кеттелера, если не изменяет память, которая вызвала германскую экспедицию против боксёров[3151] в Китае. Это семья к которой относился данный господин, не так ли?
Папен: Да.
Максвелл-Файф: Итак, относительно этого, убийства фон Кеттелера, после вашего опыта с фон Чиршки, вы были готовы принять новое назначение нацистского правительства в Турции.
Есть ещё один пункт, который я хочу представить вам.
Папен: Могу я добавить несколько замечаний по данному положению? Я говорил суду…
Максвелл-Файф: Я заканчиваю с этим, потому что у нас есть другая ссылка на письменные показания Марчионини[3152] и затем вы сможете заметить всё, что пожелаете.
Максвелл-Файф: Почему вы после этой серии убийств, которые происходили одно за другим в течение четырех лет, не порвали с этими людьми и не встали, подобно Йорку[3153] или другим деятелям, имена которых вы можете припомнить из истории, на защиту своих собственных взглядов и не противодействовали этим убийствам? Почему вы не сделали этого?
Папен: Да. Но вы видите, что этот отчет господина фон Чиршки об убийствах я передал Гитлеру со всеми деталями, указанными в нем, и вы не знаете, что я часто говорил лично Гитлеру, что такой режим не может существовать в течение длительного периода. Если вы спрашиваете меня, почему я, вопреки всему этому, остался на службе у Рейха, то я на это могу лишь ответить, что 30 июня я лично порвал с Гитлером, а вместе с тем и с соглашением, которое мы заключили 30 января. Я очень хорошо могу понять, что после всех вещей, что мы знаем сегодня, после миллионов убийств, которые произошли, вы считаете немецкий народ нацией преступников, и что вы не можете понять, что это также и нация патриотов. Я делал это для того, чтобы служить моей родине, и я хочу добавить, что до времени Мюнхенского соглашения и даже до времени польской кампании, даже главные державы пытались, хотя и знали обо всём, что происходило в Германии, работать с такой Германией.
Почему вы желаете упрекать патриотических немцев за похожие действия, и похожие надежды, при том, что главные державы также надеялись?
Максвелл-Файф: Главные державы не допускали убийств своих служащих, одного за одним, и не были настолько близки к Гитлеру как вы. Я утверждаю, что единственная причина, по которой вы продолжали оставаться на службе у нацистского правительства в то время, когда вы знали обо всех этих преступлениях, заключалась в том, что вы сочувствовали нацистам и хотели продолжать работать вместе с ними. Я утверждаю, что вы прекрасно об этом знали. Вы видели, что ваши друзья и сотрудники падают жертвами убийц, вы хорошо знали об этом, и единственная причина, которая могла заставить вас продолжать работать и брать от нацистов одно поручение за другим, заключалась в том, что вы сочувствовали и содействовали деятельности нацистов. Вот в чем я обвиняю вас.
Папен: Сэр Дэвид, вероятно, это ваше мнение; моё мнение в том, что ответственен только перед своей совестью и немецким народом за своё решение работать на своё отечество; и приму его вердикт.
Максвелл-Файф: Ваша честь, я закончил.
(Объявлен перерыв до 14 часов)
Вечернее заседание
Председательствующий: Сэр Дэвид, вы закончили?
Максвелл-Файф: Да, ваша честь, я закончил.
Председательствующий: Кто-либо из других обвинителей желает провести перекрестный допрос?
Доктор Кубочек?
Кубочек: Вчера в перекрестном допросе указывалось на то, что в своём докладе Гитлеру от 27 июля 1935 — британская документальная книга 11а, страница 79 — вы указывали на то, что согласно юридическим основаниям, ведущие деятели Рейха в 1934 применили силу в Австрии. В данной связи вы упомянули имя Хабихта. Я хочу получить некоторую информацию о личности Хабихта. Хабихт был деятелем Рейха.
Папен: Хабихт был деятелем Рейха и имел свою штаб-квартиру в Мюнхене. Он являлся провинциальным инспектором всей Национал-социалистической партии в Австрии. Это значило следующее:
Австрийская партия имел гауляйтера в Австрии, но она руководилась из Мюнхена из партийного директората Рейха специально назначенным ландсляйтером, провинциальным инспектором Хабихтом. Поскольку данный человек являлся ответственным за всю австрийскую партию, его положение в партии, конечно, считалось ведущим. Нельзя назвать его «посредником», но ведущей личностью Рейха.
Кубочек: Вчера в перекрёстном допросе вам представлялись различные письма, которые вы писали Гитлеру с 17 июля 1934. Эти письма следует изучить более подробно. Какой была цель данных писем?
Папен: Я рад иметь возможность ещё раз разобраться с данной перепиской. Следует учитывать ситуацию, которая тогда существовала; и любой, кто каким-либо образом находился в оппозиции находился под подозрением о связях с мятёжом СА. Это было похоже на ситуацию после 20 июля 1944[3154].
Поэтому первой целью являлось выяснить дело Бозе также как и остальные дела, путём правовых процедур. Я просил это в первом письме от 4 июля. Я также требовал такой реабилитации в последующих письмах, но это являлось требованием установить, прежде всего, что мы никоим образом не связаны с заговорщиками СА.