Брак на Небесах
Коля и Оля решили пожениться. Были они хоть и молоденькими, а верующими, и на такой серьезный шаг хотели испросить благословения почти что свыше. По крайней мере из рук духов ного авторитета. Близкие знакомые, прихожане того же храма, посоветовали им одну бабушку, хоть и жившую в Смоленской области, зато на стоящую, святой жизни. Все так и звали ее — блаженная. Блаженная сороковой год лежала не поднимаясь в постели, никуда не ходила, ничего не видела, но предсказывала людям будущее, бла гословляла их на разные дела, и дела после этого шли отлично.
Коля с Олей добрались до ее деревни с больши ми приключениями, но все-таки доехали, сразу же упали блаженной в ноги и говорят — хотим соединить наши судьбы. Блаженная как раз завт ракала свежей капустой. Хрумкает она капустой и говорит, не глядя на парочку, все равно ничего почти не видит: «Твоя невеста, Коль, в детском са ду пока, жди ее, а твой, Оль, жених вон он, Вов-
ка-тракторист, давно тебя поджидает И точно, за окошком шагает мужик в кирзачах, в серой ке почке — Вовка. Катя с Олей несколько изуми лись, как никак они друг друга любили, но с дру гой стороны — куда денешься.' Благословение блаженной. И поехал Коля обратно домой, в го род Питер, а Оля вышла замуж за Вову и стала жить с ним в его избушке. Вова Олю часто по пьяни бил, в том числе и беременную, но видно так надо было, для Олиного спасения, это, впро чем, только наши благочестивые догадки, потому что блаженная теперь, жившая в той же деревуш ке, завидев Олю, мычала нечленораздельное и Олю не принимала.
Дети у Оли с Вовой рождались в основном уроды, быстро умирали, но одна девочка вышла нормальная, умненькая, ласковая — в маму. Оля ее сберегла и, когда девочка немножко выросла, взяла с собой и от Вовы съехала. Практически без вещей. Приезжает Оля в Петербург, разыскивает Колю, а Коля в ожидании невесты из детского са да. теперь уже, видимо, школьницы» живет с те тенькой старше его на восемь лет и пьет горькую. Оле деваться некуда, она иногородняя, в Петер бурге только в институте училась. Ну. не к родителям же в Бийск возвращаться, тем более там все время наводнения. Устроилась в Питере на завод, стала ютиться в заводском общежитии.
в одной комнате с пятью такими же полубездомными женщинами, а девочку умненькую отдала в музыкальный кружок при библиотеке. Там ее обучили играть на аккордеоне, и стала она играть в переходах и на людных улицах, неплохо зараба тывала, хватало на жизнь и себе, и маме, и дяде Коле, когда Оля с ним из жалости виделась. Но потом Оля встретила доброго человека, уже не молодого, зато с жилплощадью, Антон Михалы ча, он разглядел в Оле красавицу, ей ведь было всего тридцать два года тогда, и теперь они жи вут счастливо. От венчания, правда, Оля наотрез отказалась, хотя Михалыч хотел — красиво. А умная Олина дочка вскоре окончила школу, поступила в университет, начала вдруг ходить в церковь, молиться, исповедоваться, но все это в страшной тайне от мамы. Потому что у мамы странность: только увидит икону или услышит что-нибудь про патриарха, православные чудеса в XX веке, блаженных, спасение души — царапа ет себе руки и плачет навзрыд.
Нормальный человек
Женя Снегирева никак не могла выйти замуж. Три года уже прошло после института, а все ми мо. И развлечений у Жени было только два — сходить на театральную премьеру, потому что с детства она любила театр, ну, и в церковь, пото -
му что на первом курсе Женя на всеобщем подъеме крестилась. В церкви Женя молилась только об одном, однажды даже наложила на себя трех дневный пост, по так никто и не подворачивался. Только Ваня Синицын, он в их туристической фирме работал агентом, но Ваня не считается, потому что Ваня Синицын оказался неверую щим. И Женин духовный отец Женю за Ваню за муж выходить не благословил. Ваня, правда, и не предлагал, они только обедать иногда ходили вместе, но Женя все равно решила запастись бла гословением, чтобы правильно среагировать в нужный момент. Не запаслась. «С неверующим жить — мука!» — так сказал ей батюшка.
Делать нечего, поехала Женя к старцу. В Трои- цс-Сергиеву Лавру, помолиться, поклониться преподобному Сергию, ну и к старцу. Старец был старенький, седой, все время тяжело взды хал, внимательно посмотрел на Женю и сказал:
Деточка, помолись Преподобному, он по может.
И Женя вышла утешенная. Туг же зашла в Тро ицкий храм, поклонилась мощам и помолилась.
Отче Сергие! Вымоли мне православного жениха!
Поставила свечку, послушала акафист, и на электричку, домой. А в электричке напротив нее молодой человек сидит, да такой прекрасный!
с усиками, в черном форменном пиджачке. И на Женю изредка посматривает. Женя раскраснелась и прямо вся изъерзалась. А молодой человек вдруг и говорит:
Вы из Лавры едете?
Женя только кивнула молча.
А я там учусь.
Слово за слово, познакомились, оказалось, что Андрей учился в семинарии, ехал на выходные домой. Поступил в семинарию не сразу после школы, еще работал и в армии отслужил, так что и по возрасту Жене подходил.
•Вот что значит молитва преподобного Сер гия! Вот что значит предстательство святого! А что ж? И буду матушкой-. — думала про себя Женя, диктуя Андрюше свой телефон.
И стала Женя с Андреем встречаться. Как и просила она в молитве. Андрей оказался совер шенно православным. Любил поговорить о спа сении души, святынях российской земли, масон ском заговоре, водил Женю на службы. На ли тургию, всенощную, молебны. Но предложения, между прочим, тоже пока не делал, видно, при глядывался, а пока для тренировки начал с ней обращаться как с будущей женой.
Говорил, как ей одеваться — только юбка и да же в помещении платок! Отругал ее, когда она съела в пост шоколадку. Сердился, когда она роб-
ко ему возражала и говорила, что в заговор не ве рит. А уж когда Женя предложила ему пойти в театр, завращал глазами и как закричит: бесов щина! Голые девки! Извращенцы! Вот что такое твой театр.
И Женя подумала—жених-то немного не в се бе. И пошла в театр одна, а Андрюша,. как узнал об этом, так и сказал ей: «Знаешь, я решил, что буду монахом, потому что монашеский путь вы ше». И больше уже не звонил.
Что поделаешь, поехала Женя снова к старцу: "Батюшка, вымолила я себе жениха, православ ного, а он оказался не такой!".
Но старец только улыбнулся и ничего не ска зал. Тут Женя догадалась, что сказать-то ему больше нечего, и снова обратилась за помощью к преподобному Сергию.
— Oтче Сергие! Пошли ты мне жениха, не на до уже и православного, просто хорошего, нор мального человека!
Едет обратно в электричке, во все стороны смотрит — по вокруг только старушки, пьяные мужички да матери с детьми. Ничего подходя щего. Приходит Женя на следующий день на работу, а там все те же — и Ваня Синицын на нее как всегда поглядывает, улыбается, а потом подошел к ее столу.
— Давно мы что-то не обедали вместе.
За обедом, допивая морс, Ваня вдруг и говорит Жене:
- Сегодня у Фоменки премьера, давай сходим
на лишний билетик, вдруг повезет?
Женя согласилась. И стали они ходить в теат ры и в кино, Ваня тоже оказался не чужд искус ству. Он дарил Жене цветы, водил ее изредка в кафе, держал за ручку, целоваться не лез, что Же не тоже очень нравилось. Случалось, они и в цер ковь заходили, слушали, как поют. Женя Ване кое-что про церковь и христианство рассказыва ла, а Ваня слушал, иногда спрашивал, иногда молчал, но в общем со всем соглашался. И одна жды вечером, провожая Женю домой, сказал: «Короче, я тебя люблю».
С неверующим жить мука! Да в том-то и дело, что вскоре Ваня крестился, а на Красную горку Женин батюшка их и обвенчал. Они жили долго и счастливо.
Фольклористка
Аня Мокроусова сильно увлекалась фолькло ром. Увлек ее Сергей Пармин, который объяснил Ане, что фольклор повсюду, только успевай запи сывать. И Аня записывала! Приходит к бабушке в больницу — записывает больничный фольк лор, разговаривает с младшей сестрой — записы вает школьный фольклор, стоит в очереди — за
писывает фольклор магазинный, делают ей в квартире ремонт — записывает фольклор ма лярный. А Сережа все это время за ней ухаживал и наконец сделал ей предложение. Только очень странное.
— Видишь ли, Анечка, — объяснил ей Сере жа, — месяц назад я принял святое крещение и хочу, чтобы и ты, моя, надеюсь, будущая жена, то же его приняла, и стала ходить в церковь. А там и повенчаемся.
Аня давно уже заметила в Сереже неладное: то он отказывался вдруг от своих любимых пирож ков с мясом, то не приходил в гости, не говоря уж про то, что в какой-то момент почти перестал ее обнимать. Но Аня событий не форсировала и ждала, когда все само разрешится. И вот оно раз решилось!
— Что значит — стала ходить в церковь! — за кричала Аня. —Там одни полоумные! Ни за что.
И в церковь ходить не стала, и крещения свя того не приняла. Сережа над ней, конечно, рабо тал, подсовывал кассетки с проповедями митро полита Антония, приводил на собрания своей православной общины, свел с батюшкой, но все без толку. И тогда он Аню бросил. То есть даже и непонятно, кто кого бросил. Оба друг друга бро сили. Но Аня затаила обиду. Потому что считала, что разлучили их с Сережей церковь, правосла-
вие, девушки в черных юбках и розовощекий ба тюшка в железных очках.
Тут подступила аспирантура. В смысле. Сергей- то ее уже заканчивал, а Аня как раз в нее посту пила. И вскоре ее будто подменили, Аня стала хо дить в черной юбке до пят, в платочке, глаза дер жала долу и часто куда-то уезжала. И очень ско ро просочились слухи, что ездила она по святым местам! Только сама Аня да ее научный руково дитель знали, что весь ее внешний вид — удачное вхождение в образ, и уезжала она не в паломниче ства, а в научные экспедиции. Там Аня умелым обращением втиралась в доверие к паломникам, старицам, блаженненьким, обычным православ ным людям и внимательно слушала все, что они говорили. Они и говорили, очень охотно, про Спасителя, послушание и конец света, только не знали того, что к поясу у Ани был прикреплен портативный диктофончик, под курткой совер шенно не заметный.
Через три года научный мир пережил неболь шое потрясение. Аня написала кандидатскую диссертацию "Поэтика и композиция современ ного прихрамового фольклора в социокультур ном аспекте".
Все, что она видела и слышала в монастырях и общинах, было использовано в диссертации. Прихрамовые девушки, писала Аня, обязательно должны говорить особым тихим голосом, опустив глаза долу — это символизирует смирение и кротость. Прихрамовым юношам лучше носить длинные волосы, желательно завязанные сзади в узел, говорить печально, глухо и с некоторой вос паленностью во взоре — подчеркивает внутреннее горение, строгость подвигов, возможно, бессон ные ночи. Креститься нужно повсюду, на улице и в кафе, ничего не стесняясь. При этом очень бо яться конца света. Аня подробно описывала, когда и при каких обстоятельствах слышала разные предсказания о мировой катастрофе и конце света и как сроки все откладывались и откладывались, как прихрамовые люди, не исключая и Иоанна Кронштадтского, недолюбливают жидов, зато обожают Русь святую, как ждут не дождутся царя- спасителя, вспомнила и о том, как не постыдились когда-то опубликовать письма сионских мудре цов. Словом, она собрала в диссер все то, от чего затошнит любого нормального человека. И лико вала. Потому что рецензентом назначили Сергея Пармина. Но Сергей диссертацию очень хва лил — собран уникальный материал, описано не описанное, редкая наблюдательность, исключи тельная глубина. Аня бросала на Сергея недоумен ные взгляды. Диссертацию приняли единогласно.
На банкете Сергей подошел к Аньке, уже слег ка подвыпившей, очень веселый, сжал ей локоток и сказал: «Прости. Я был дураком-. Вскоре они поженились. Сергей о православии ни слова, а Аня на радостях почти сразу же и крестилась, хо тя н по-прежнему недолюбливала юбки. Во вре мя венчания Аня была в белом брючном костю ме, повенчал молодых один прогрессивный ба тюшка в центре Москвы. А спустя полгода Аня стала совсем уже верующая, православная, но, конечно, не какая-нибудь там прихрамовая, а просто. В церковь ходит в джинсах, без платка, все в то же прогрессивное место, судя по всему, ждет второго ребенка и уже третий год собирает материнский фольклор.
Женщина трудной судьбы
Одна девушка любила одного батюшку. И не могла без него жить. Казалось бы, за что уж так его любить? Косматый, какой-то пегий, совсем не красивый. Но она знала, за что. Когда-то, когда девушка училась на втором курсе и только начала ходить в церковь, она случайно попала к этому ба тюшке на исповедь. И покаялась в пьянстве. На кануне она была на дне рождения подружки, и там все надрались как свиньи, сама она выпила не так уж много, но во-первых, надо же было в чем-то каяться, а во-вторых, все-таки несколько раз за ночь она бегала попить водичку (сушняк!). А наутро отправилась в церковь. Батюшка не ска -
зал ей, что пьянство грех. Он только спросил ее, какие напитки она пила и на чьи они пили день ги. И это девушку потрясло. Никто никогда в жизни не задавал ей таких вопросов. Казалось бы. ну и что, на чьи деньги? Но девушка увидела в этом отеческую заботу. И полюбила батюшку.
Батюшка все это терпел, однако часто повто рял ей, что лучший путь для женщины — заму жество, рождение детей. Вскоре девушка и в са мом деле вышла замуж, за доброго, хорошего че ловека, компьютерщика, родила по очереди тро их детей. Но и батюшку не разлюбила, по-прежнему не могла без него жить. И если он надолго уезжал, тосковала. Любила ли она мужа? Она очень любила мужа. Но еще сильней она любила батюшку. Ведь батюшка открывал ей вещи, о ко торых не ведал се муж. По крайней мере, никогда ей не рассказывал. И еще батюшка понимал ее душу, а муж говорил только, что у нее замеча тельные сиськи, и целовал ее в уголки губ. То есть другая на месте девушки просто расплака лась бы от счастья, но девушка, она же давным- давно тетенька, хотела другого. И вот, с одной стороны, у нес был муж, который работал с утра до ночи программистом, кормил семью и за это требовал от нес в общем только одного, а с дру гой — был батюшка, негромкое пение церковно го хора и неземная радость. Но с первой стороны,
муж. И тетенька от всего этого ужасно устала. Она оставила троих детей — двух, четырех и пяти с половиной лет. Написала вполне идиот скую по содержанию записку, из которой можно было только понять, что она у всех просит про щения. И скрылась в неизвестном направлении.
Спустя два месяца родные разыскали ее в да леком сибирском монастыре, куда ее охотно приняли, потому что монастырь недавно от крылся, полупустовал и очень нуждался в рабо чей силе. К тому же, она была москвичка, а это почти как если бы монастырь посетил патри арх. Свое семейное положение тетя, разумеется, скрыла. Но вскоре все обнаружилось. Папа те ти, уже пожилой и очень ее любивший, приехал в монастырь, встал перед дочкой на колени, го ворил о детях, долге материнства и молил вер нуться. Мама просто всю дорогу всхлипывала. Муж остался в Москве с детьми. Игуменья, ко торой небедный папа для подстраховки предва рительно вручил благотворительный взнос, то же отправляла тетеньку домой. Не из-за взноса, разумеется, а потому что мать троих детей должна быть при детях. И мать троих детей вернулась.
Только какая-то полумертвая. Муж ее, конечно, простил, при встрече нежно обнял и даже запла кал. Дети радовались маме так, что другая бы на
ее месте сама уже разрыдалась и все поняла. Но напомним — она была не другая, ее звали Татья на Александровна Пушкарева, и Татьяна Алексан дровна Пушкарева не разрыдалась. Она всех рас целовала, всем улыбнулась — без всяких слез. После этого Таня пошла заниматься запущенным домашним хозяйством, перегладила гору стиран ного, но мятого белья, вымыла полы, сварила суп и вишневый компот, пожарила котлеты. Дети ели и даже не баловались за столом, а только смотре ли на маму. Как будто солнышко вернулось в дом. И во всех лицах это солнышко сияло, а в Танином нет. Ей расхотелось быть замужем, расхотелось растить детей, тем более возвращаться на работу, а хотелось только одного — жить тайной жизнью духа, и чтобы никто не мешал.
Батюшка снова возник на горизонте, увещевал ее и говорил все положенные в таких случаях сло ва — об ответственности, кресте, Страшном Су де. В ответ Тане хотелось кричать. Но кричать она не стала. Она стала растить детей, слушать про сиськи и ходить по субботам и воскресеньям в церковь. Так прошел год. На следующее лето она исчезла снова. Ее снова нашли, еще быстрее, чем в первый раз, хотя совсем в другом месте, в другом монастыре. Только на этот раз по дороге домой она сбежала. Просто на станции с длин ной остановкой не вернулась в вагон. Без денег, безо всего. Когда ее все-таки поймали и привели домой, детей она не узнала, мужа тоже, а вместо этого встала в коридоре на четвереньки и залая ла. Дети засмеялись, а взрослые отвезли Таню в сумасшедший дом. В сумасшедшем доме ее долго лечили, делали уколы, вели с нею психоте рапевтические беседы, и она в общем пришла в себя. Но с тех пор была уже малость странненькой, в семью так и не вернулась, поселилась при церкви (той самой, где служил ее батюшка), в крошечной комнатке без окон, стала уборщи цей, все время что-то тихо бормотала про себя, иногда как-то жалко поскуливала. Хотя полы мы ла очень чисто, подсвечники у нее блестели.
Бывший Танин муж нашел детям другую мать. Старшие помнили и прежнюю маму, сначала спрашивали, но им сказали, что мама преврати лась в собачку и живет теперь далеко-далеко, а вместо себя прислала новую маму, очень добрую. Новая и правда была хорошая, дети быстро ее по любили. Так прошел двадцать один год. Таня сильно сгорбилась, смотрела в землю, по-преж нему бормотала, по ночам из комнатки был слы шен тихий плач.
Некоторые стали почитать ее за блаженную и даже спрашивали, как им быть в жизни. Но в от вет Таня только улыбалась ненормальной улыб кой, а если это не помогало, гавкала. Батюшка, с
которым Таня больше не говорила, а лишь брала у него благословение, за это время сильно сдал, стал белый как лунь и ходил теперь чуть прихра мывая (артрит). Танины дети с Божьей помощью выросли, и с Таней с тех собачьих пор так нико гда и не встречались.
Но однажды, когда младшая Танина дочка воз вращалась с работы, к ней подошла пожилая гор батая женщина в черном и спросила ее имя. Де вушка ответила. Тогда женщина, на вид немного безумная, улыбнулась, и девушка увидела, что глаза у женщины очень ясные и видят ее на сквозь. Женщина отдала девушке два конверта, сказав, что один конверт для нее, но открыть и прочитать его можно не раньше сегодняшней но чи, а другой надо отнести вечером вон в тот двух этажный дом рядом с церковью (женщина пока зала на далекий крестик среди высоких зданий) и отдать такому-то хроменькому батюшке. После этого женщина поцеловала девочке руку и пошла прочь. Девушка немного оторопела, но все-таки сделала так, как просила ее эта ненормальная. Просто из сострадания, девушка была незлой.
Вечером хроменький батюшка открыл свое письмо, а девушка прочитала свое. Письма были короткие и очень похожие. Таня писала, что сего дня в ночь Бог возьмет ее душу, и просила мо литься за нее. Она признавалась дочери, что та ее дочь. просила прошения, а батюшке — что толь ко два года назад победила "боль любви" к нему и именно ради этой победы взяла на себя подвиг юродства. Наутро Таню нашли в каморке мерт вую. на коленях перед иконами.
Барышня-крестьянка
Слава Сорокин сильно страдал от одиночества. Он. конечно, ходил в церковь и все такое, но там как-то не удавалось ни с кем сблизиться. Так всё в основном "Спаси Господи". "С праздником" и "Со святым причащением", благочестивыми улыбками-поклонами и оканчивалось. И Славик грустил. Новых православных друзей он не при обрел, от институтских товарищей тоже как-то отстал, у них были другие интересы. Только с од ним пареньком из параллельной немецкой груп пы, Лешей Пирожковым, Слава иногда делится своими бедами. Главной же бедой были, понятно, не товарищи, а отсутствие в Славиной жизни женского общества. В институте все девчонки ку рили, ходили в мини-юбках и казались Славе слишком развязными, а в церкви, наоборот, юб ки были слишком длинные, платки на глаза, и вроде б уже не подступиться. Слава просто не знал, что делать. А ведь ему уже стукнуло 20.
И вот однажды Леша Пирожков признался Славе, что по ночам подрабатывает в одном приличном клубе охранником, и в этом клубе есть такая специальная служба, девушки на любой вкус... Слава только руками на Лешу замахал- «Это проститутки что ли?». «Да даже и не прости тутки, а просто...» — ответил Леша несколько не определенно. Но Слава снова повторил: «Мне нельзя, я в церковь хожу, ты что?». Леша уговари вать его не стал, а только заметил, что пилиться с девушкой не обязательно, можно просто прове сти вместе вечер, поболтать и разойтись, и все будут довольны...
Больше они к этому не возвращались, но Слава этот разговор запомнил. И вдруг решился. Резко так. Была пятница, лекции закончились, до сессии оставался еще месяц, все вокруг договаривались, куда-то дружно собирались, смеялись, а он шагал к автобусной остановке один. Тут-то его и нагнал Леша. Выяснилось, что сегодня Леша как раз за ступает в смену. И Слава сказал: «Я согласен, уст рой мне девушку. Только скажи, сколько это сто ит». Леша кивнул и ответил, что за просто погово рить в их клубе денег не берут.
Через несколько часов Леша провел Славу в клуб, без всякой там клубной карты, безо всего, усадил за столик и сказал, что сейчас к нему по дойдут.
Вскоре к Славе подошла девушка. Ничто не вы давало в ней представительницу племени вечных Сонечек! Скромный и красивый наряд — черный сарафан, легкая белая кофточка, открытое веселое лицо, едва заметный макияж. Славе даже показа лось, что эту девушку он где-то встречал однаж ды.
Соня, — скромно представилась девушка.
Слава.
Соня присела к Славе за столик.
Плавно подплыл официант.
Мне только мороженое, — улыбнулась Со ня, и Слава тут же исполнил этот детский заказ. Себе он заказал бутылочку пива и соленые ореш ки.
Они разговорились очень быстро. Через не сколько минут Славе казалось, что он знает Соню много лет. Девушка была явно не из простых, речь ее выдавала прекрасное образование, а манеры — воспитание. А уж когда Соня ввернула в свою речь несколько французских словечек, Славе, владевше му французским с детства, сразу же захотелось ее обнять. Но он сдержался. И тут же сокрушенно признался ей, что ходит в церковь, и поэтому... Со ня поняла все без слов.
Они заговорили о церкви, о том, возможно ли в одном сердце сочетание святости и порока. Го ворил, понятное дело, в основном Слава, горячо объясняя своей новой подруге основы христиан ства, пытаясь внушить ей понятия о грехе и глав -
ной христианской добродетели — смирении, перед которой меркнет даже... целомудрие. Девушка проявляла невероятную понятливость и угадывала некоторые мысли Славы. А Славе очень хотелось утешить ее, объяснить, что, несмотря на неравность их положений — студент престижного вуза и девочка для развлечений - они равны, равны! Истинное вдохновение охва тило его. Сонечка была так прекрасна, глаза ее смотрели на него так чисто и преданно. Она луч ше его, в тысячу раз чище и выше. Вокруг игра ла тихая музыка, кто-то выпивал, скользили офи цианты, клуб жил своей жизнью, а Слава и девушка все говорили и говорили.
В какой-то момент Слава начал вдруг расска зывать ей историю, которую сочинил однажды сам, потому что баловался иногда этим — сочи нял. Эта как нельзя более подходила случаю.
— Это было в то время, когда люди уже уви дели, как трудно служить Богу в этом прокажен ном, уродливом мире, за руки и за ноги оттяги вающем от мира духовных наслаждений, — на чал он тихим, проникновенным голосом, так что Сонечка даже отставила вазочку с мороженым (уже вторую по счету), — и побежали прочь. Они уходили в пустыни, горы, рыли себе подзе мелья, строили убогие лачуги и жили там, скрывшись на долгие годы от человеческого слова и взгляда, изнуряя свое тело подвигами жесто чайшей аскезы, сжав душу тисками молитв. Это были лучшие из лучших, честнейшие из честней ших. отважнейшие из смелейших. Весь мир не был их достоин, а они прятались, скрывались, как преступники, потому что мир гнал их кну том зла и порока, вытеснял и выдавливал их прочь, не умея ужиться с этой великой чистотой и дивной святостью. И вот один из таких провел в своей пещере многие годы. Он был благород ной фамилии, из богатого и славного александ рийского дома, но пренебрег всем. Из гибкого бодрого юноши он успел превратиться в седою старца, сморщилась кожа, ослабло тело. Его под виги стяжали ему славу не только среди людей, которые, прослышав про подвижника, начали стекаться к его пещере за советом и утешением, но и славу небесную. Мир невидимый был от крыт его духовному взору. Он видел ангелов, го ворил с Богом просто, как с собственным дру гом. небесные видения не раз посещали его. Но странное дело, чем дальше он подвигался к со вершенству, тем сильнее его мучили неясные со мнения и даже страхи. И вот однажды он обра тился к небу с вопросом, который занимал его все сильнее: "Господи, какой меры я достиг?".
Сонечка слушала его не дыша, так, будто пони мала и чувствовала каждое его слово. Официант,
до того время от времени подходивший к моло дым людям и интересовавшийся, не нужно ли че го, больше не приближался.
—Долго медлил Господь с ответом. — продол жала Слава, — шли дни и месяцы, а подвижник все не получал желаемого. Изо дня в день неустан но повторял он свою просьбу, исповедуя Господу жажду узнать, к какой ступени духовной лествицы он прикоснулся, пока наконец не был услышан. Как-то ночью подвижник ясно различил голос, го ворящий ему: «Иди в ближайший к твоей пещере большой город. Первый человек, с которым заго воришь, выше тебя». Как всякий опытный и осто рожный пустынник, он не стал спешить, желая удостовериться в том, что голос, услышанный им в ночи, истинный. Но еще дважды те же слова раз дались в его сердце, и дважды прозвучало то же странное заверение: «Первый человек, с которым ты заговоришь, выше тебя». Только тогда, ничего не взяв с собой в дорогу, ранним утром старец от правился в путь. К середине третьего дня он при близился к городу и движимый неясным опасени ем решил до поры хранить молчание и ни с кем не вступать в общение без нужды. Воля его была за калена, но сердце было нежно и мягко. Едва всту пив в город, старец увидел женщину, идущую по дороге с тяжелой корзиной. Женщина еле несла свою ношу, часто останавливаясь и тяжело взды-
хая. День выдался знойный, солнце палило, пот в три ручья струился с несчастной. Молча он подо шел к ней и положил руки на корзину, чтобы по мочь. Но женщина только громко закричала, ре шив, что подвижник хочет отнять поклажу. Нико го не было вокруг, старец тянул корзину к себе, а женщина кричала. Наконец, желая утешить ее, подвижник сказал: "Не бойся, мне ничего не нуж но, я только хочу помочь тебе". Женщина смолк ла, оглядела его с головы до ног, и отдала ему свою ношу. Молча подвижник донес ее до указанного места, молча поклонился женщине, жестами отказался от платы, и лишь отходя прочь понял, что уже успел поговорить с ней на дороге, в самом на чале встречи. Подвижник повернул назад и постучался в дверь дома, куда, как показалось ему, во шла эта женщина. Ему долго не открывали, но он был настойчив. Наконец дверь распахнулась, и — бордель! Настоящий бордель это был.
Старец удивился, пытался расспросить ее про подробности ее жизни, но узнал немногое. "Сты жусь я открывать тебе, по виду монаху и незнако мому человеку, подробности нашего ремесла", — отвечала женщина на все расспросы и. опечален ный, подвижник вернулся к себе в пещеру ни с чем.
Несколько дней он прожил точно в оцепене нии. Ведь это был его первый выход в город за
многие годы. Но, придя в себя, стал просить Господа о вразумлении.
— В чем же она превзошла меня. Господи?
вопрошал недоуменный старец. На этот раз ждать ему пришлось недолго. «В смирении и любви», — вот какой ответ ус лышал он с неба.
Славина притча настолько поразила Соню, что она сидела не шевелясь, опустив глаза и не смея поднять их на юношу.
Сонечка! — прошептал Слава. — Что с ва ми?
Сонечка подняла глаза. Смирение и любовь си яли в них — так показалось Славе, и ошибиться он не мог! И вновь ему почудилось, будто где-то он уже встречал эту девушку.
Я вас люблю, — просто сказал Слава. — Выходите за меня замуж.
Когда? — поинтересовалась сразу ожившая Соня.
Прямо завтра.
Приходите завтра вечером в свой храм, — отвечала Соня, — там и договоримся обо всем.
И даже услышав эти странные слова «в свой храм» (откуда Сонечка знала, что у него есть свой храм? Об этом он не сказал ей ни слова), Слава ни чегошеньки не заподозрил! Как во сие он покинул клуб, едва попрощавшись с Лешей, позабыв даже
поблагодарить его, и полночи продумал о таинст венной девушке, которую он вырвет из омута - или она его? Сонечка была мила его сердцу. С этим сладким чувством Става уснул.
Вечером Слава пришел в церковь, но Сонеч ки нигде не было. Тщетноо вглядывался Слава в лица входящих девушек — ни одна из них не была Сонечкой. Потерянный, убитый, простоял он всенощную, но вот прозвучал отпуст. люди начали расходиться. Слава корил себя. Как мог довериться он какой-то гулящей девке! Она сме ялась над ним! Тут стали спускаться девушки с клироса. Одна из них, в низконадвинутом тем ном платочке, подошла к Славе. Это была Со нечка! Только неузнаваемая, в длинной юбке, в платке по глаза. Но все же это была она. Вот по чему ее лицо еще вчера показалось ему знако мым.
Вы! — только и смог воскликнуть Става.
Идемте, — тихо отвечала ему девушка.
Они вышли из церкви, держась за руки. Стоял
тихий зимний вечер. Легкий снег порхал в возду хе, дети с криками катались с ледяной горы.
По дороге к метро Соня поведала Славе, что давно и искренне его любит, давно смотрит на него с клиросного балкончика, только вот он ни разу даже глаз на нее не поднял, стоял как столб, упершись взглядом в землю.
Сонечкина любовь к Славе росла, и она реши лась на хитрость. Леша Пирожков, охранник в клубе, был ее старшим братом, от него Сонечка знала, что Слава сильно тоскует от одиночества, однако никак не пытается его преодолеть. И Леша предложил сестре нехитрый план. Долго Сонечка не соглашалась на сомнительную хитрость, но вскоре терпение ее достигло предела. Остальное было делом техники и удачи!
Через месяц Слава с Сонечкой поженились. Леша был у них на свадьбе шафером.
Путь к Богу
Настя Трофимова вышла замуж по объявле нию. В совке делать было нечего, и она написала иностранцу. Он ответил и прилетел на четыре дня. Робу только что исполнился пятьдесят один. Невысокий, плешивый, зато богатый. А еще Роб хорошо, белозубо смеялся. У него было удиви тельное хобби — он собирал русские политиче ские анекдоты и даже немного читал по-русски. А вообще-то он был торговцем недвижимостью.
Настя продала квартиру и переехала в Канаду на ПМЖ. Вместе с пятилетнем сыном Андрюшей. Там ей делать, понятно, оказалось совсем не чего. Ну, приготовить любимому ужин, хотя он так привык за время своей холостяцкой жизни обедать в ресторанах, что ее изысканные блюда
оценить не мог, все они были хуже ресторанных. Ну, Андрюшу отвезти, а потом забрать из киндергартена, ну, посетить курсы английского два раза в неделю, вот, собственно, и все. И тут познако милась Настя с одной своей русской соседкой, и та отвезла ее в церковь, поглядеть. Церковь была русская, православная, только одеты все были по лучше, чем у нас: старички в пиджаках и белых рубашках, бабушки в шелковых платьях, дамы, господа, при них нарядные дети... Половина службы шла на английском, половина на русском. Так и стала Настя верующей, даже в хоре начала петь, и Андрюшенька за ней потянулся. Роб отно сился к этому спокойно, не возражал, бывало, да же сам заезжал в Russian Churche, обычно к кон цу службы, чтобы после поесть на общем обеде русские schi и kotleti, ну и, конечно, записать в блокнот свежий анекдот — от каких-нибудь но веньких эмигрантов или гостей.
История Любви
Петя Борисов женился рано, на своей одно класснице. С восьмого класса на всех уроках он смотрел на Люду Антонову не отрываясь, учите ля даже делали ему замечания, в девятом стал пи сать ей записки в стихах. Люда не отвечала — Женя Симонов нравился ей больше. Но вскоре Женя стал гулять с другой девочкой, и Люда на
зло ему начала гулять с Петей. И очень скоро про Женю забыла, потому что Петя, как обнаружи лось, оказался очень хороший. Сразу после выпу скного Люда с Петей поженились и поступили в Институт стали и сплавов.
Жили они дружно и в общем свободно, Петя Люду ни к кому особенно не ревновал, а Люде ни кто кроме Пети не был нужен. Так прошло три года, после третьего курса Люда родила Анечку и даже не ушла в академ — сильно помогали ба бушки, и та и другая. И все было хорошо, Петя дочку обожал, нянчил, спал с ней ночами. Но на четвертом курсе с Петей свершился переворот. Он уверовал в Бога и в самом скором времени стал до того ревностным христианином, что Лю да только тихо постанывала. Сама она христиан ской становиться не собиралась, в церкви от запа ха ладана ей делалось нехорошо, попы казались обманщиками. Никакие Петины разговоры ее ни в чем не убеждали, а со временем стали и раздра жать. Она разрывается между учебой и ребенком, ждет не дождется, когда Петя вернется домой, а Петя, видишь ли, на всенощной! А в воскресенье, единственный день, когда можно погулять с утра всем вместе, его тоже нет — «кто не посещает ли тургию, отлучается от церкви».
Но Людиио недовольство, понятно, на Петю никак не действовало, он просто махнул на нее
рукой, и если бы не эта церковь, в остальном стал даже лучше прежнего, но Люду это не убеждало. Они закончили институт, Люда, конечно, с горем пополам, Петя с красным дипломом. Но, вместо того чтобы пойти в лабораторию, куда вообще просто так не попадали, а Петю звал его научный руководитель, Петя ни в какую лабораторию не пошел, а поступил в семинарию. Дома он стал бывать совсем редко, а Люда между тем родила второго, уже мальчика. И протест в ней стал по тихоньку ослабевать, как-то отвлеклась на мате ринские заботы, а тут Петя уже отучился и по звал жену и всех своих друзей на рукоположение. Люда пошла. Все рукоположение она проплака ла, ее родной Петя был от нес так далеко, и сов сем там про нее не думал, а кланялся, падал на колени, и его под руки водили два красивых че ловека, а под конец Петя вышел в белом облаче нии, весь сияющий и совершенно незнакомый. Людка подошла, как и все, к кресту, который он держал в руке, и поцеловала, как все, сначала крест, а потом руку мужа, и почувствовала, что это больше не муж.
Потом она догадалась — рука показалась ей чужой, потому что исчезло обручальное кольцо на Петином пальце. И Люда весь оставшийся день с Петей вообще не разговаривала. Но он будто этого не замечал. Легко ему было не замечать: дом у них был полон гостей, и всех их на до было накормить и напоить, и всем улыбать ся. А на следующий день рано утром Петя ушел, вернулся только поздно вечером и сказал Люде: «Стажировка. Чтобы я научился пра вильно служить». И Люда стала с ним снова разговаривать, потому что надо же было его на кормить, спросить, с майонезом он будет или с постным маслом — Петя постился вовсю. Ста жировка продолжалась полтора месяца, а еще через две недели отца Петра распределили, в Можайскую область, в деревню Пыпино, вос станавливать разрушенный храм. И Люде ниче го не оставалось, как поехать с ним. Детей пока пришлось оставить бабушкам, не везти же их на пустое место.
Пете выдали домик, небольшой, но крепкий, прямо около церкви. Церковь была — страшно посмотреть — внутри вся исчерченная, изгажен ная, но Петя сказал: стены