– Тебе нужны ленты и для ягодиц, и для груди – чтобы их увеличить, а не уменьшить! – продолжала наставница. – Разумеется, тебе придется носить ленты только под хитоном, а не сейчас, когда вы бегаете по школе голышом, чтобы привыкнуть к наготе. Ты, Маура, к сожалению, плоская и однообразная, как доска, а острия твоих грудей напоминают два сучка: подойдешь ближе – и уколешься. Совершенно не понимаю, почему тебя вообще приняли в нашу школу. Наверное, правду говорят про баснословный вступительный взнос, который сделала твоя мать? Он был гораздо больше тех тридцати мин, которые требуются по правилам. Впрочем, как ни странно, все же находятся среди мужчин охотники до таких форм, как у тебя. И их даже немало. Это те, кто в глубине своего естества тяготеют к мальчишкам, но не осмеливаются или стыдятся в этом признаться. Когда вы будете тянуть жребий во время выпускного испытания на звание гетеры, желаю тебе получить задание соблазнить кинеда. Возможно, что ты справишься с этим, хотя совершить такое еще никому не удалось!
– Соблазнить кинеда?! – чуть ли не в голос закричали девушки. – Фу! Фу! Какая гадость! Неужели это обязательно?!
– Выдержать одно из испытаний нужно обязательно, – кивнула наставница. – Только после этого вы сможете называться истинными гетерами. Вас освободят от налогов, которые за вас будет платить храм, а вы станете всего лишь отчислять ему десятину от своего заработка. Вы также сможете жить в любом месте в городе, а не только в квартале близ храма. Вам наденут пояски из настоящего золота. О вас узнает весь Коринф, и вы получите право называться вдобавок к имени именем того города, который вам нравится больше всего! Например, знаменитая Таис зовется Афинской. Но если же вы не пройдете испытания, вы тоже станете гетерами, но куда ниже рангом. Вам придется нести обязательную службу в храме, отдаваясь на его ступеньках всем, кто вас пожелает. И платить со своих доходов немалые налоги. Нет уж, лучше выдержать испытание!
– Но ради этого соблазнить кинеда… – с отвращением пролепетал кто-то из девушек.
– Для вас предусмотрено несколько разных испытаний, – повторила наставница, – жребий решит, что кому достанется, но, конечно, самое трудное – это соблазнить кинеда или высокопоставленную персону. Причем сделать это публично!
– Как – публично? – удивилась Нофаро. – Да разве почтенный человек возляжет с женщиной на ступеньках храма Афродиты при всех, как это делают мореходы, ремесленники, воины и прочие?!
– Ну, если он выразит такое желание, это будет означать для аулетриды взлет на самые высокие вершины мастерства! – засмеялась наставница. – Но для испытания достаточно, если он публично заявит о том, что страстно желает обладать тобой, а потом придет к тебе в покои, взойдет на твое ложе и совокупится с тобой.
– Конечно, второе, мы бы все хотели получить второе испытание! – закричали девушки. – Это гораздо проще!
– Напрасно вы так думаете, – лукаво посмотрела на них наставница. – Надеетесь, сгодится любой и каждый, например, тот, кого вы уже успеете очаровать на симпосиях [33], которые вам скоро придется посещать? Ну уж нет! Имена этих людей держатся в тайне, это раз, а потом, они совсем не обязательно коринфяне. На дни испытаний господа съезжаются со всей Эллады: нарочно выбираются истинные знаменитости, известные своей стойкостью против соблазнов, такие, как, например, великий Демосфен!
– Брр, – неприязненно сказала Лаис. – Кого угодно готова соблазнять, только не Демосфена!
– Ага, красотке по нраву кинеды! – захохотала Маура. – Тут-то и пригодится твоя восхитительная попка!
– Я уже сказала: кинед скорее предпочтет поставить на четвереньки тебя, Маура, – перебила ее наставница. – А что ты имеешь против Демосфена, Лаис?
Девушка опустила глаза.
Что она имеет против Демосфена? Да только слова Апеллеса: «Демосфен трусливо бежал, бросив на произвол судьбы тех, кого призывал к битве и кому клялся в верности и братстве!» Но этого для нее вполне достаточно! Кутайба убил себя, только бы не нарушить слова, данного своему побратиму, хотя за этим словом стояла жизнь какой-то ничтожной девчонки. А Демосфен…
– Я знаю! – вскричала Маура. – Наша Лаис раздвинула перед ним ноги, однако знаменитый краснословец прошел мимо, даже не заметив эту покрытую пылью львицу!
Пепельные волосы Лаис Маура постоянно называла пыльными.
– Если будешь продолжать оскорблять подруг, дождешься, что я позову Херею и велю тебя выпороть! – пригрозила наставница. – Продолжаем записывать! Не забудь потом помыть руки, Маура, ты вся в чернилах, хотя, впрочем, ты такая черномазая, что вряд ли кто-то заметит чернила на твоей коже!
Девушки расхохотались. Маура взвыла от бессильной злобы, но спорить с наставницей не посмела, тем паче что она снова начала диктовать:
– Сетки для волос, пояса, утренний хитон, пурпурная кайма для нарядных гиматиев, ожерелья, браслеты, серьги, чем больше, тем лучше, причем среди них обязательно должны быть серьги в виде виноградных гроздьев – символ вашего ремесла, угодного Дионису, который тоже побывал в числе возлюбленных нашей богини… Затем гребни, разные наплечные карфиты, цветные ремешки для сандалий и многочисленные пряжки для них, мягкие перья для украшения волос и легкого массажа любовнику, лоури…
– Лоури? – повторила Лаис удивленно.
– Искусственные фаллосы, – пояснила наставница.
– Что?! – возопили хором девушки. – Зачем они нам?!
– Имейте в виду, – продолжала наставница с усмешкой, – фаллос имеет для мужчин такое огромное значение вовсе не потому, что он оплодотворяет женщину. Нет! С его помощью мужчина получает огромное наслаждение! Казалось бы, чего еще нужно? Но некоторые, как известно, мечтают об участи Приапа…
– Я слышала, будто Приапа изгнали из селения, в котором он жил, за то, что отросток, который прячется между мужских ног, у него вырос непристойно огромным и его просто невозможно было спрятать! – захохотала Маура.
– Эй, поосторожней! – вскричала наставница. – Смотри, как бы наша покровительница Афродита Пандемос не отомстила тебе – ведь ты насмехаешься над ее сыном!
– Как это? – изумилась Маура.
– Да вот так, несчастная ты фессалийская невежа! Наша прекрасная богиня провела ночь с Дионисом, но наутро в лесу ей встретился прекрасный Адонис… она не устояла перед ним – и вскоре почувствовала себя беременной, не зная точно, от которого из своих возлюбленных. Гера, супруга Зевса и ревнительница супружеской верности, возмутилась и решила наказать… ни в чем не повинного младенца. Приап родился с двумя фаллосами, но потом Афродите удалось уговорить Геру собрать их в один – так что он получился огромный и вечно готовый к соитию. Но многие мужчины, говорю я вам, любят одновременное сношение и своим фаллосом, и искусственным, то есть лоури, поэтому сие орудие должно быть в вашем кипселе, и даже не одно! Со временем вы разбогатеете и закажете себе серебряные или даже золотые лоури. Это сразу поднимет вас на очень высокую ступень! Есть разница между гетерами, которая пользуется деревянными подручными средствами – или ублажает себя и своего любовника золотом и серебром!
– Да как же… как же… – залопотала Нофаро, красная, как мак. – Это стыдно!
– Имей в виду, девушка, что гетера вместе с одеждой снимает с себя и стыд! – строго заявила наставница. – Потом, когда вы постареете и вас будут называть бывшими гетерами, вы посвятите эти драгоценные лоури Афродите. В подвалах храма есть особое хранилище, где веками хранятся всевозможные лоури бывших гетер, но входить туда может только великая жрица, а я там никогда не бывала и толком не знаю, как и что там, в этих священных подвалах! А теперь, мои красавицы, соберите свои папирусы. Время ужинать – а затем идти обучаться возжигать светильники.
– Но говорили, что сегодня состоится первая матиома женской магии, – заикнулась Гелиодора.
– Магию придется пока отложить, – пожала плечами наставница. – Колдунья Кирилла спит. И неведомо, сколько еще проспит. Прервать ее сон мы не можем! Лишь верховной жрице дозволено тихонько подходить к ней и вопрошать… – Она осеклась. – Впрочем, это таинство еще не для вас. Вы должны быть готовы только к тому, что Кирилла выражается высоким стилем, подобным тому, которым общались друг с другом бессмертные боги, так что не испугайтесь при встрече. А теперь – на ужин. Помните, завтра чуть свет – в торговые ряды!
Девушки вслед за наставницей поспешили в трапезарию [34].
– А интересно, о чем верховная жрица вопрошает спящую колдунью? – спросила Нофаро.
Гелиодора и Лаис пожали плечами:
– Вряд ли мы это узнаем.
– Над храмом тяготеет ужасное проклятье! – раздался за их спинами шипящий шепот. – Его построили на месте святилища Кибелы, и эта великая богиня, матерь многих богов, жаждет отомстить… Верховная жрица вопрошает, как отвратить проклятье!
Девушки испуганно обернулись – и нос к носу столкнулись с Маурой.
– Это правда? – недоверчиво спросила Лаис. – Но за что Кибела хочет отомстить храму?
– За то, что в школу гетер принимают жирных уродин! – выкрикнула Маура и, хохоча, проскочила мимо оторопевших подруг, успев ущипнуть Нофаро за пухленькое бедро.
– Вот же гадина! – в сердцах сказала Гелиодора, а Нофаро расплакалась, потирая бедро:
– Она права! Я жирная уродина! Никогда ни один мужчина не взглянет на меня с любовью и желанием!
– Глупости! – рассердилась Лаис. – Вспомни, наставница советовала тебе ни в коем случае не худеть, потому что мужчины…
И вдруг она осеклась.
Рабы с опустевшими кувшинами тянулись обратно мимо них. Человек, напоминающий Фания, оказался совсем близко, и Лаис не выдержала.
– Фаний! – окликнула она. – Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попал?!
Человек не обернулся.
– Фаний! – бросилась вперед Лаис и схватила его за руку.
Тот отпрянул, глядя на нее испуганными глазами. Он явно не понимал, что обращаются к нему.
– Что тут происходит? – подбежал к девушкам здоровенный молодой надсмотрщик с хмурым лицом. – Иди своей дорогой, раб! Чего стал!
Лысый устало засеменил прочь, но вскоре снова остановился, обессиленный.
Надсмотрщик замахнулся было плетью, но тут его взгляд упал на Нофаро… И хмурое лицо вмиг разгладилось. Он так и ахнул:
– Эдакая красота! Скажи, милая, когда и где можно с тобой встретиться?
Его ручища жадно потянулась к обнаженной груди девушки.
– За то, чтобы коснуться твоих спелых яблочек, я готов отдать все свое месячное жалованье, а то и годовое!
Нофаро смутилась, сделала движение, чтобы прикрыть лицо краем покрывала, как делают скромные девушки, встречая взгляд мужчины, потом спохватилась, что на ней нет не только покрывала, но и вообще ничего, кроме тоненького пояска, совсем перепугалась – и бросилась бежать. Надсмотрщик с восторгом смотрел, как колышутся ее роскошные телеса.
Глядя на его раскрасневшееся от вожделения лицо, Гелиодора громко прыснула, вспомнив жалобы Нофаро. Лаис тоже стало смешно, однако она опасалась разозлить человека, с которым ей нужно было кое о чем поговорить.
– Мы еще аулетриды, господин, – пояснила она. – Встречи с мужчинами нам пока не разрешены.
– Но скажи хотя бы имя этой красавицы! – взмолился надсмотрщик.
– Скажу, – кивнула Лаис. – Если ты мне скажешь, как зовут этого человека и откуда он взялся в службе водоносов.
Она указала на раба, так похожего на Фания.
– Откуда взялся? – пожал плечами надсмотрщик. – Надо думать, с невольничьего рынка, оттуда же еще! А зовут его совсем не Фаний, как ты сказала, а Килида.
– Килида?! – изумилась Лаис.
– Ну конечно. Настоящего имени он не помнит, мы сами его так назвали из-за родимого пятна на его левом плече [35].
– У него пятно на плече?! – так и ахнула Лаис.
Перед глазами возникла палуба пентеконтеры. Толстяк в синем гиматии, только что полулежавший в тени борта, неторопливо поднимается и воздевает руку, уговаривая мореходов умерить свою похоть и пощадить Орестеса. Край гиматия соскальзывает к его левому плечу, и становится видно большое родимое пятно…
Лаис кинулась за рабом, схватила его за руку и резко повернула к себе. От этого движения драный лоскут ткани, в который он был облачен, сполз с его плеча, и…
– Фаний! – воскликнула Лаис восторженно. – Это ты! Что ты здесь делаешь?! Как попал сюда?! Кто тебя продал в рабство? Где Орестес? Он еще жив?!
Раб с ужасом смотрел на нее и все пятился, пятился, пытаясь вырвать свою руку из ее цепких пальцев и убежать.
– Конечно, за то, чтобы познакомиться с твоей подругой, я тебе многое готов позволить, красавица, – пробурчал надсмотрщик, – но смотри, ты до смерти перепугала Килиду.
– Никакой он не Килида! – закричала Лаис. – Говорю тебе, его зовут Фаний! Это торговец из Афин, у него дом близ Пирейских ворот, что между Пниксом и Мусейоном. А возле дома растут три серебристые оливы. У Фания красивая молодая жена, у него есть друг Элий, который живет в Пирее и держит там лесху, постоялый двор. Фаний, Фаний! Если ты забыл меня, то, может быть, помнишь Элия? А свою жену? А Орестеса?!
Ничто не дрогнуло в лице раба, а в испуганных, но пустых глазах не вспыхнуло ни искорки памяти.
– Наверное, ты все же ошиблась, – в один голос сказали надсмотрщик и Гелиодора.
– Это он, он! – твердила Лаис. – Я ничуть не сомневаюсь в этом. Точно такое же родимое пятно было у Фания! Думаю, что он отправился в плавание по своим торговым делам, но попал в плен к пиратам, которые и продали его в рабство. Наверное, от страха и побоев он лишился памяти. Но он свободный человек, и ему должна быть возвращена свобода! Ах, если бы я могла его выкупить и отправить в Афины! Я бы отдала ради этого все, что у меня есть!
Надсмотрщик смотрел на Лаис с любопытством.
– Ты очень добрая девушка, – протянул он. – Я никогда не видел таких, как ты! А скажи, твоя подруга, та, которая убежала, она тоже не только красивая, но и добрая?
– Нофаро? – переспросила Лаис. – О, конечно! Она еще добрее, чем я!
– Это правда, – подтвердила Гелиодора. – Свет не видывал такой милой, ласковой и доброй девушки.
– И какое счастье, что всего этого так много! – простодушно воскликнул надсмотрщик, очерчивая в воздухе два здоровенных полушария сначала на уровне своей груди, а потом сзади.
Гелиодора расхохоталась, и Лаис тоже не могла удержаться от смеха. Даже на лице Фания появилось бледное подобие бессмысленной улыбки, которая, впрочем, тут же обратилась в испуганную гримасу.
– Девушки, передайте вашей прекрасной подруге, что стражник Дарей отдает ей свое сердце и почтет за честь посетить ее, когда правила школы это дозволят, – торжественно заявил надсмотрщик. – Пусть я родился третьим сыном, но у нее я пожелал бы оказаться первым гостем, и ради этого теперь буду откладывать все, что мне удастся заработать! Сказать по правде, я бы даже женился на ней, даром что она уже давно не девица и ее ждет участь гетеры!
– Э… – вдруг протянула Лаис, и на ее лице появилось выражение сомнения.
– Что такое? – насторожился Дарей. – Только не говори, что у нее уже есть покровитель!
– И не один! – тяжело вздохнула Лаис.
Гелиодора в первое мгновение воззрилась на нее с изумлением, но тут же смекнула, что именно задумала подруга, и скорчила еще более унылую гримасу, и вздохнула еще тяжелей.
– То есть у меня не остается никакой надежды? – приуныл Дарей, и Лаис погрозила пальцем Гелиодоре, которая что-то слишком уж вошла в свою печальную роль и даже чуть ли не слезами залилась.
– Я этого не говорила, – покачала головой Лаис. – Просто…
– Мы этого не говорили! – подхватила Гелиодора. – Просто…
– Просто Нофаро в самом деле очень добра, и, конечно, в своих покровителях она будет искать не столько богатство, сколько такую же доброту, – закончила Лаис.
– А знаешь, – шепнула ей Гелиодора, – ведь это правда. Нофаро – изумительное существо. И она в самом деле будет выбирать возлюбленных не по деньгам, а по их доброте.
– Эх, – обескураженно пробурчал Дарей. – Наверное, она отвергнет меня… Ведь мне выпадало очень мало случаев быть добрым. Вы же понимаете, сестрички, служба у меня такая: не дашь плетей другому – сам их отведаешь. Тут уж не до доброты!
– Ну что ж, – пожала плечами Лаис, – так я и передам Нофаро. Скажу, что стражник Дарей вожделеет ее настолько, что хитон у него спереди поднимается выше, чем у Приапа, однако совершить ради нее хоть одно доброе дело у него руки опускаются.
И девушки приняли самый скорбный и разочарованный вид, на который только были способны, но все же из-под ресниц украдкой косились на Дарея.
Тот переводил взгляд с одной на другую, морщась так, словно вот-вот разрыдается, но вдруг лоб его разгладился.
– Ну и хитрющие же вы девки! – воскликнул Дарей, усмехаясь. – Особенно ты, сероглазая! Вижу, вижу, чего ты от меня хочешь! Тебе нужно во что бы то ни стало освободить Килиду. Вот ты и морочишь мою влюбленную голову.
Гелиодора, которая явно не ожидала от Дарея такой догадливости, разочарованно вздохнула, однако Лаис прямо взглянула стражнику в глаза:
– Ну что ж, твоей влюбленной голове тоже не откажешь в сообразительности. Ты угадал! Но знай: если не поможешь мне, я распишу тебя перед Нофаро такой черной краской, что рядом с ней элефантин покажется белоснежным.
– Я не знаю, что такое элефантин, но, судя по твоим словам, это какая-то гадость, верно? – жалобно спросил Дарей.
– Да уж! – усмехнулась Лаис, вспомнив, какой ужасный запах стоял во дворе Апеллеса, когда Ксетилох и Персей на уличном очаге пережигали слоновую кость, чтобы получить черную краску – элефантин.
Дарей задумчиво посмотрел на Фания, который с самым бестолковым видом топтался неподалеку, не решаясь отойти от надсмотрщика, чтобы, помилуйте, добрые боги, его не приняли за беглого раба!
– Вообще, скажу тебе, хитрющая сероглазка, на самом деле никто и не заметил бы, если бы этот Килида куда-нибудь подевался, – доверительно сообщил Дарей. – Он того и гляди помрет, не выдержав тяжелой работы, на которую его почему-то поставили. Мы все в недоумении, зачем этого слабосильного человечишку определили в службу водоносов: ведь туда отбирают обычно самых могучих и крепких, самых молодых и выносливых. Не иначе тому, кто продал его в рабство, было очень нужно, чтобы он поскорей сдох… То есть умер, – поспешно поправился он, увидев, что Лаис нахмурилась.
«Если это дело рук пиратов, то зачем им скорая смерть Фания? – подумала Лаис. – Им лишь бы деньги получить, а что будет с проданным потом, им безразлично! Тут что-то не то… О великие, великие боги! А что, если это Терон отомстил Фанию за то, что он спас сначала Орестеса, а потом меня?! Да, Терон способен на любое злодейство… Если это так, я в еще большем долгу у Фания! Афродита свидетельница, я сделаю все, чтобы его освободить!»
– Ты говоришь, он из Афин и у него там осталась жена и знакомые? – спросил тем временем Дарей. – Если бы удалось каким-то образом доставить его туда и там нашлись бы люди, которые его признали и засвидетельствовали перед ареопагом, верховным судом, что он по рождению свободный человек и имеет собственность в Афинах, его перестали бы считать рабом и даже приказали бы скорей свести клеймо, носить которое свободным людям не подобает.
– Прекрасная мысль, Дарей! – вскричала Лаис. – Ты не просто очень сообразителен, но и очень умен! Пожалуй, я расскажу о тебе Нофаро…
– Что здесь происходит? – послышался вдруг тонкий, пронзительный голос, и Лаис резко обернулась, узнав голос евнуха Хереи.
Гелиодора испуганно пискнула, отпрянув за ее спину, и даже могучий Дарей словно бы сделался меньше ростом.
– Как ты осмелился заговорить с аулетридами в храме, ничтожный! – прошипел Херея. – Разве ты не знаешь, что совершаешь святотатство?!
Дарей задрожал так откровенно, что Лаис с трудом удержалась от смеха: все могучие мускулы стражника словно бы в жидкую медузу превратились!
– Теперь тебя ждет оскопление… Ты станешь таким, как я, и пойдешь в храмовые рабы! – пригрозил Херея.
Дарей отпрянул.
Да, ничего смешного, понятно, почему он испугался!
– Стражник не виноват, – сказала Лаис, выступая вперед. – Я сама заговорила с ним.
– О чем тебе с ним разговаривать? – спросил Херея, глядя исподлобья. – Всем известно, что аулетридам это запрещено! Теперь тебя прикажут высечь, а то и в темницу бросят… в темницу кошмаров!
«А ведь он меня терпеть не может! – подумала вдруг Лаис, стараясь не подавать виду, что у нее мороз по коже пошел от этих угроз. – Но почему? Что я ему сделала?! И надо же было ему появиться так не вовремя!»
Гелиодора вдруг тихонько подтолкнула подругу в бок и, когда Лаис взглянула на нее, многозначительно повела глазами. Лаис покосилась в ту сторону – и успела увидеть Мауру, которая таилась за колонной. У фессалийки был хитрый и довольный вид.
Так вот оно что! Это Маура сообщила Херее о том, что девушки разговаривают со стражником! Ну, смотри, доносчица, тебе же хуже будет!
– Откуда мне было знать, что это запрещено? – пожала плечами Лаис. – Не далее как вчера я видела Мауру, которая превесело болтала о чем-то с другим стражником водоносов. Он был такой рыжий, весь поросший шерстью, как сатир, и такой же кривоногий, хоть и не козлоногий! Среди вас есть такой? – повернулась она к Дарею.
– Конечно! – кивнул тот. – Его зовут Гиппий. Вчера именно он водил в храм водоносов.
– Похоже, наша смуглянка ему приглянулась, – продолжала Лаис, понимая, что, если Маура сейчас слышит этот разговор, она, Лаис, наживает в ее лице опасного врага. Впрочем, у них и так были отношения – хуже некуда, так что не все ли равно? Желание освободить Фания было сейчас для нее куда важнее каких-то мелких девчачьих дружб и ссор! – Во всяком случае, я сама видела, как он приподнял спереди свой хитон, показывая, чем может ей угодить… Я, конечно, не разглядела, каков его дружок, однако, кажется, Маура была не прочь познакомиться с ним поближе. Вот я и подумала: если она заговаривает с надсмотрщиками водоносов, значит, и мне можно.
«Что бы такое наврать, – лихорадочно соображала Лаис, – когда Херея спросит, чего ради я заговорила с Дареем? Про Фания нельзя даже упомянуть: как бы мое непомерное любопытство не повредило ему!»
Однако это, похоже, уже не волновало Херею!
– Говоришь, Маура заглядывала ему под хитон?.. – пробормотал он и, вдруг сорвавшись с места, покатился куда-то со свойственным ему проворством. Однако его бритое лицо раскраснелось, а еще Лаис успела заметить, какой злобный взгляд бросил на нее евнух.
Так, кажется, она нажила сегодня не одного, а двух врагов!
– Сдается, этот полумуж приревновал девчонку, о которой вы говорите, к нашему Гиппию! – расхохотался Дарей, счастливый, что угроза миновала.
– Да ведь евнухи не могут любить, – удивилась Гелиодора. – Откуда же взяться ревности?
– Они не могут сношаться, как все люди, но сердце-то у них не отрезали вместе с яйцами, – ответил Дарей. – Так что они способны любить очень крепко и свирепо ревновать!
– А ведь Маура с Хереей недавно заигрывала, – вспомнила Гелиодора. – Я сама видела, как она провела рукой по его чреслам и спросила: «А тебе не хочется сунуть то, что здесь осталось, между чьих-нибудь ног?» И захохотала. Я просто в ужас пришла от такого жестокосердия: зачем дразнить бедного Херею, которого лишили радостей плоти?! Думала, он сейчас ударит Мауру, а он только засмеялся и сказал: «Кроме этого капризного отростка, который может уснуть, когда он должен работать, и буянит, когда ему следует крепко спать, у мужчины есть еще палец и язык. А уж они-то всегда готовы к делу и могут творить с женщиной истинные чудеса. Тебе стоит только пожелать, красотка, и я тебе это докажу!» Так вот, может быть, Маура и впрямь пожелала – и занялась с ним ночными играми? Поэтому он и ревнует?!
– Но ведь нам строго запрещено сношение с мужчинами до окончания школы! – растерянно сказала Лаис.
– Херея – не мужчина, – напомнила Гелиодора, – к тому же он служитель храма и школы.
– А любопытно, откуда он здесь вообще взялся, в храме Афродиты? – задумчиво спросила Лаис.
– Говорят, – шепнула Гелиодора, – Херея – сын прежней великой жрицы. Они оба из Фригии, и, кажется, его мать сначала была жрицей Кибелы, которая там очень почитаема. А фригийцы, исповедующие культ Кибелы, оскопляют в ее честь всех мужчин и мальчиков. Вот Херея и лишился мужества навеки. Это произошло против воли его матери, потом она бежала с ним в Аттику [36]и отреклась от служения Кибеле, начала поклоняться Афродите и даже сделалась великой жрицей нашего храма. Она больше не расставалась с Хереей, он тоже стал служить храму…
– Несчастный, – пробормотала Лаис. – Неудивительно, что он стал таким злым! Но как же странно, что бывшая жрица Кибелы стала великой жрицей Афродиты!
– Разве ты не знаешь? – удивилась Гелиодора. – Очень многие девушки, служившие другим богиням, перешли потом к Афродите, когда поняли, что ее власть над людьми и их сердцами необорима. Я слышала, будто наша Никарета – теперешняя великая жрица – прежде была среди служанок храма Артемиды-охотницы и даже стреляла из лука не хуже, чем какой-нибудь воин-лучник. А потом поклонилась Афродите…
– Ладно, красавицы, мне пора, – с явным сожалением прервал ее Дарей, который весь обратился в слух, до того ему были любопытны разговоры девушек. – А то еще кто-нибудь привяжется, вроде этого вашего евнуха!
– Мы не договорили, – спохватилась Лаис. – Завтра с утра нас ведут в торговые ряды. Подумай, чем можно помочь Фанию, как подать весть в Афины, его жене, или в Пирей, его приятелю Энию. А за это мы…
– А за это вы приведете с собой очаровательную толстушку Нофаро, – с восторженным выражением кивнул Дарей. – Ради нее я готов на всевозможные глупости. Сам на себя дивлюсь! Такого со мной никогда не случалось! Неужто я влюбился?! – Он радостно захохотал и хлопнул по плечу Фания, который от этого дружеского жеста еле устоял на ногах: – Ну, пошли, пошли, Килида!
– Его зовут Фаний, – настойчиво сказала Лаис, глядя вслед надсмотрщику и рабу и обдумывая, что можно сделать для старого знакомого. Неизвестно, сколько бы она так простояла, да Гелиодора напомнила, что пора поесть и спешить на очередную матиому – учиться правильно и красиво зажигать светильники. Оказывается, это тоже искусство, кто бы мог подумать?!.
… – С тех пор, как быстроногий Гермес натянул однажды на панцирь черепахи струны, сделанные из воловьих жил, и ударил по ним, божественный Аполлон Мусагет, прекрасный предводитель муз, не устает радоваться мелодичным звукам лир и кифар, но еще больше его восторгают слаженные движения танцоров и танцовщиц. Восторг его разделяет и наша покровительница, Афродита Пандемос. Вы должны помнить: как бы вы ни были красивы, созерцание только лишь вашего неподвижного тела и лица вряд ли возбудит мужчину, как должно. Именно изящные движения – то плавные и робкие, то страстные и вызывающие – зажгут в нем огонь желания и сделают вашим рабом. Говорят, в далеких сарацинских странах есть искусные музыканты, которые умеют звуками своей флейты так зачаровать самых ядовитых змей, что они танцуют перед флейтистом, поднявшись на хвосты, и по его желанию могут броситься в воду, огонь – или накинуться на человека. Нам совсем не нужно, чтобы мужчина бросался в огонь или воду – если он сгорит или утонет, кто потом заплатит гетере?! – но она должна уметь своим танцем довести посетителя до такого состояния, чтобы он накинулся на нее, осыпал ласками и подарками и стал ее верным рабом. Поэтому, девушки, помните: мои матиомы необычайно важны для вас!
Обучать аулетрид танцевальному мастерству прибыла из Афин бывшая ученица школы гетер – знаменитая Таис, прозванная четвертой харитой: маленькая, смуглая, высокогрудая и широкобедрая. Длинные темные волосы ее были собраны в тяжелый узел. Золотой поясок жрицы Афродиты охватывал баснословно тонкую талию. Двигалась она так, что девушки не могли сдержать завистливых вздохов.
– Но довольно разговоров, – воскликнула Таис, – начинаем танцевать. Займемся сейчас сочетанием движений ног с движениями рук. Сначала мы постараемся, чтобы они совпадали по ритму и темпу, а потом научим руки и ноги жить отдельной жизнью, двигаться с разной скоростью и даже в разные стороны! Танец, где свою собственную партию исполняют руки, живот, ноги и даже пальцы, и все это объединено единым ритмом и мелодией, – зачаровывает мужчин! Итак, держите руки по сторонам и расслабьте кисти. Начинаем поочередно сгибать и разгибать по одному пальцу на каждой руке, начиная со среднего, потом указательный и безымянный, большой и мизинец… Запомните, движения пальцев начинаются всегда со среднего! Теперь добавим шаги… Думайте, что делаете, девушки! Пока вы мечетесь, как безмозглые овцы! Думайте!
Лаис безотчетно двигалась под звуки лиры и хлопки наставницы, отбивавшей ритм, выполняла все ее требования, с улыбкой кивала в ответ на похвалы, но думать о танце сейчас не могла, мысли ее были далеко и от танцев, и вообще от всех матиом…
На другой день после того, как Дарей, надсмотрщик водоносов, с первого взгляда влюбился в Нофаро, девушки встретились с ним в торговых рядах. Им удалось затеряться среди прилавков, на которые были навалены горы заморских тканей, и сюда же прокрался следивший за ними Дарей.
Преподнеся розу Нофаро и не сводя глаз с ее взволнованно вздымавшейся груди, прикрытой серым полотном (хоть в школе и храме будущие гетеры ходили обнаженными, появляться на людях им разрешалось, лишь спрятав свои манящие прелести под невзрачными серыми хитонами и покрывалами гиматиев), он сказал:
– Я тут голову сломал, думаючи, как помочь бедняге Килиде, то есть этому, как его, Фанию. И вот что надумал. У меня есть один приятель, гонец, который иногда отправляется в Афины с разными поручениями: письмо отнести, посылку передать родственникам, проводить женщин с детьми или стариков через Истмийский перевал… Хоть со времен Тезея там и не осталось разбойников, а все же без провожатых в этот путь пускаться не стоит. Этот гонец как раз завтра отправляется в Афины. И если ты дашь ему письмо к жене Фания, он его непременно доставит и расскажет ей о бедствии, которое постигло ее супруга. Времени ехать в Пирей у моего приятеля не будет, но, думаю, жена Фания сама может послать за купцом, его другом. А потом уж они придумают, как выручить Фания, и, скорее всего, приедут в Коринф вместе с моим гонцом.