Оглавление
Оглавление.. 1
Предисловие.. 3
{1 фрагмент – «Незнакомый сон»}. 4
{1/2 - Вырванный фрагмент сна}. 6
{2 фрагмент – «Первый поворот на прямой»}. 7
{2/3 - Вырванный фрагмент сна}. 9
{3 фрагмент – «Блики минувших дней»}. 10
{4 фрагмент – «Застывшие воспоминания»}. 12
{4/5 - Вырванный фрагмент сна}. 15
{5 фрагмент – «Незримое представление»}. 16
{6 фрагмент – «Коэффициентр»}. 18
{6/7 - Вырванный фрагмент сна}. 24
{7 фрагмент – «Неоправданные последствия»}. 25
{8 фрагмент – «Самозабвение»}. 32
{8/9 - Вырванный фрагмент сна}. 36
{9 фрагмент – «Прыжки в неизвестность»}. 37
{10 фрагмент – «Лабиринт самообмана»}. 42
{10/11 - Вырванный фрагмент сна}. 52
{11 фрагмент – «Шрам на лице цивилизации»}. 53
{12 фрагмент – «В логове защитников ночи»}. 70
{13 фрагмент – «Охота на богов»}. 98
«Сносхождение» - это живой проект. 160
Предисловие
Человека всегда мучило непреодолимое желание открывать новые миры: будь то неизведанные земли, далёкий космос или бескрайние просторы фантазии. Он искал место, где наконец сможет ощутить комфорт и безграничную свободу. Но все эти поиски были ничем иным, как попыткой восполнить катастрофический пробел, оставленный в наших головах уже давно найденным миром.
Большинство людей не помнит о нём, так как он каждый день стирает себя из нашей памяти. Другое большинство, если и помнит, то не принимает всерьёз, так как считает его всего лишь сном. Но, уверяю вас, вы не без причины забываете собственные сны.
Об этом мире, именуемом Памд и ром, мало что известно, потому что он настолько же опасен, насколько невероятен и непредсказуем. О нём знают лишь те немногие, кто не в меру любопытен, находчив, везуч, абсолютно безрассуден или уже мёртв. Ну или, как я, молчалив, умён и скрытен, чтобы не быть пойманным, что по сути немногим отличается от смерти.
Сразу предупрежу, что не являюсь главным героем приключения, о котором хочу вам поведать. Но, поверьте, вам это только на руку, так как герои не пишут историй.
И пусть она не принадлежит мне до конца, я чувствую, что обязан поделиться с вами самым ярким из приключений, которые мне доводилось слышать и невольным участником которых мне пришлось стать.
Допускаю, что совершаю ужасную ошибку и подвергаю вас огромной опасности, распахивая перед вами призрачную завесу сна, но, с другой стороны, обнаруженный мной мир, возможно, – величайшее из всех открытий в истории человечества, и умолчать о нём значит лишить вас самых немыслимых приключений, коварных ловушек, неожиданных путешествий во времени (если можно так выразиться), нелепых существ и загадок, которые не поддаются логике и могут здорово подорвать ваше умственное и физическое здоровье.
Не скрою, что впереди нас ждёт немало трудных решений, благородных поступков и самопожертвований, которые, надеюсь, в нашем мире однажды снова войдут в моду.
Если вы ещё не передумали, я проведу вас туда. Но предупреждаю, что в таком случае финал истории, как для меня, так и для вас, будет самым непредсказуемым.
{1 фрагмент – «Незнакомый сон»}
После долгого рабочего дня я был сильно измотан. Мой возраст не имел к этому никакого отношения: я – молод, по крайней мере телесно. Просто порой, когда мы слишком часто откладываем всё непрожитое время на потом, мы нарываемся на длинные и утомительные туннельные дни, по которым бездумно шатаемся, сжав в вспотевших руках неудобный пластмассовый фонарь, и отсчитываем монотонные шаги, просто чтобы было чем заняться.
Как время может откладываться? Очень просто. Оно скапливается там, куда вы заглядываете реже всего. Оно накапливается везде, даже сейчас праздно валяется по всему вашему дому или окутывает пеленой ваших знакомых, с которыми вы давно не виделись.
Всё это где-то там, заморожено, будто не существует и просто ждёт своего часа. Ждёт нас, чтобы взорваться, выскочить неожиданно из-за угла и за одно мгновение состарить или исказить всё то, что хранит ваша память.
Если мы чему-то долго не уделяем внимания, например, протекающему крану, покалыванию в боку или продукту, который скрывается в недрах нашей морозильной камеры, будьте готовы ко всему, что начудит с ним время. Так как оно уже учуяло его запах.
Оно любит заброшенные места, любит трещины и царапины, любит недостатки, – всё, где есть хотя бы крошечная брешь, чтобы там поселиться и пустить свои ядовитые корни. Но не бойтесь, людям время не грозит большими потерями, если вы только не махнёте на себя рукой. Ух, оно тогда позабавится!
Но это был не мой случай. Весь день я был в приподнятом и бодром настроении. Просто как никогда устал. Всё потому, что несмотря на пресловутые законы физики в этот день мне удалось оказаться везде и сразу.
Выжимая последние соки из своего существования, словно зубную пасту из прохудившегося тюбика, я медленно брёл домой. Меня манила одна мысль: «поскорее закончить этот день, поскорее уснуть», так как мой заряд уже давно иссяк.
Есть я не хотел, да и нечего было. Я ушёл на работу ранним утром, прихватив с собой парочку сухих бутербродов, слепленных в спешке. С тех пор холодильник, как верный пёс, ждал моего возвращения в отведённом ему углу. Но даже несмотря на его дружелюбное рычание при входе, я прошагал мимо него, аккуратно разбросав туфли по узкому коридору.
Я знал, он – не в обиде, так как его желудок никогда не был пуст. Я всегда заполнял холодильник чем-то съедобным: фрукты, овощи, мясо, рыба. И когда у меня было свободное время, даже готовил их. Но в остальных случаях время добиралось до них первым. Не то чтобы я с ним соревновался, но всё же…
От неотрывного вглядывания в экран у меня чесались веки и лоб. Рука пробежалась от них по волосам и поправила сползающую чёлку. Я почувствовал, как слабость берёт надо мной верх, и, будучи не в силах идти дальше, рухнул в пяти шагах от кровати.
Сон подхватил меня.
Я уже больше ничего не соображал; ноги перестали меня слушать и самостоятельно поднимались и опускались на пол.
Сон неуклюже, хромая на правую ногу, нёс меня к постели, держал мёртвой хваткой. Едва он подошёл к кровати, как я выскользнул из его рук и ненадолго пришёл в себя. Моё мятежное сознание хваталось за пластиковую соломинку в бурном море сна, заполнявшем прозрачный бокал ускользающего дня почти до краёв.
Я будто боялся утонуть в грозящем мне сновидении и упорно не хотел идти ко дну. Я отказывался понимать, что это всего лишь сон.
Я знал, что нужно восполнить силы, но, мне казалось, что сегодняшний спутник для этого плохо подходил. Я глядел в его лицо, но совсем не узнавал его. Я видел лица разных снов сотни и тысячи раз за всю свою жизнь; помнил их глаза, нос, если он был, уши, рот, но никогда всё лицо целиком. Я чувствовал, что этого встречал впервые, и что-то мне в нём не нравилось.
Он будто прочёл это в моих запутавшихся мыслях, наклонился к левому уху и прошептал что-то неразборчивое. От чего в мгновение ока, как от точного выстрела в голову, я заснул мёртвым сном…
{1/2 - Вырванный фрагмент сна}
Здесь должно быть что-то ещё, но я не знаю, куда делось это воспоминание.
Возможно, я вспомню его позже.
{2 фрагмент – «Первый поворот на прямой»}
Длинное узкое шоссе, чёрный автомобиль. Мутными от усталости глазами я вглядывался в запотевшую дорогу. Не упрекая свой мозг в бездействии, я нажал на чёрную кнопку на приборной панели, и три взмаха автомобильных дворников заставили асфальт прояснеть, как по волшебству.
«Значит, в машине гораздо жарче, чем снаружи», – сказала мысль.
Ещё одним механическим движением, я опустил стекло, – всего на пару пальцев, – и впустил в салон прозрачный ночной воздух. Дышать сразу стало легче.
Два пальца – не больше. Мне не хотелось вместе с воздухом впускать в кабину то мрачное существо, что никогда не показывает своего лица при свете дня.
Глаза впивались в дорогу, которая начиналась с капота моего автомобиля и заканчивалась где-то вдали: в конце длинной вереницы фонарей, которые послушно топали вдоль проезжей части. Я сделал манёвр в сторону (всё равно дорогу было не с кем делить) и с удивлением обнаружил, что фонари заканчивались огромным жёлтым кругом, повисшим в ночном небе – луна. Она походила на громадную дыру в чёрной ткани, которой накрыли весь мир, чтобы мы, как попугаи, по команде отправились в лапы очередного сна.
В кабину вместе с игривым холодком прокрался и проворный запах подрумянившихся плацинд с картошкой: такой, каким я его всегда помнил. Но откуда он мог ко мне сбежать? Вокруг не было ни ларьков, ни даже светящихся окон.
Запах сочился будто из прошлого, напоминая о каком-то забытом моменте моей жизни.
Я жадно втянул воздух ноздрями и, задержав ненадолго дыхание, снова выдохнул. Нёбо покрылось вязкой слюной. Во мне проснулось желание впиться зубами в воздух, раскусить его, чтобы сок свежезапёкшейся картошки засочился на язык, и с жадностью голодного зверя проглотить его.
Ещё один глубокий вдох, и мои глаза накрыли чьи-то маленькие ладони:
- Угадай кто? – раздался тонкий голосок.
Я озадачился, совершенно спокойно относясь к тому, что не видел перед собой дороги. Меня больше тревожил тот факт, что на заднем сидении прежде никого не было (до того, как я отворил окно). Или был?
Хотя нет, точно помню, как бросил туда своё тёмно-синее пальто с разноцветной, точно краешки поздравительного конверта, подкладкой… Или это было не сегодня? Из-за усталости все дни в моей голове перемешались: сегодня предшествовало вчерашнему дню, а завтра было маленькими тёплыми руками на моём лице.
- Ну, сдаёшься? - спросил знакомый голосок.
- Сдаюсь, - ответил я и, сняв руки с лица, обернулся. Всё равно руль справлялся с управлением и без меня.
Позади сидело двое мальчишек. Они уплетали ароматные плацинды с картофелем и, не стесняясь, громко спорили.
В голове что-то переключилось – я вспомнил: тот, что закрыл мне глаза, был мной, совсем мальчишкой, – тем, кому ещё шли короткие красные шорты; вторым был мой друг детства Паша. Он был старше меня на 3 года.
- Славик, давай меняться мамами, а то моя совсем не умеет готовить плацинды, - сказал Паша.
- Не хочу. Она мне обещала купить водный пистолет, - ответил маленький я.
- А потом?
- Конечно нет… Я ещё приставку хочу у неё попросить.
- А потом?
- И потом нет.
- Ну и зря, - ответил Паша. - Я бы тебе мою красную пожарную машину подарил.
- Ту, с маленькими пожарными? - уточнил я. Паша утвердительно кивнул.
- Ладно, я подумаю.
Маленький я откусил ещё один кусок плацинды и уставился куда-то вниз между сидений. Вместо резинового автомобильного коврика там был край густой зелёной кроны, и только сейчас я заметил, что под детьми вместо мягкого сидения ползла толстая ветвь клёна.
В ту же минуту этот день медным звоном мелочи вернулся в копилку моей памяти. Я вспомнил, как мы с Пашей взобрались на самую макушку густого клёна, чтобы посмотреть на крохотных дроздов, громко щебечущих в своём гнезде. Когда нам это наскучило, мы стали уплетать плацинды, которые мне удалось незаметно умыкнуть, пока мама суетилась у сковороды. До сих пор не уверен, заметила ли она пропажу. Наверняка заметила.
Ни с того ни с сего Паша подтолкнул маленького меня к краю ветки ногой и с наглой ухмылкой посмотрел мне в глаза, будто хотел что-то этим сказать.
- Не смей, – пригрозил нынешний я. Чтобы бы за концерт это ни был, это – точно не моё воспоминание.
- Ой-ой, - сказал мальчишка и столкнул «мини» меня с ветки.
- Эй?! - попытался я выловить себя, как кролика из шляпы, но поймал лишь пригоршню воздуха.
- Пока, дурила! - крикнул Паша и следом спрыгнул в просвет между кресел.
Детей скрыла густая листва, и я стал с ужасом в сердце прислушиваться. Но вместо ударов о землю и пронзающих криков раздался громкий гудок автомобиля. Едва успев вернуться в водительское кресло, я дёрнул руль, но было уже слишком поздно – жёсткий свет встречных фар растворил меня на миллионы частиц.
{2/3 - Вырванный фрагмент сна}
Со мной точно что-то случилось после этого, но этот фрагмент тоже исчез из моей головы.
Странно!
{3 фрагмент – «Блики минувших дней»}
Я утопал в слепящем свете встречных фар. Он размолол меня в порошок – на миллионы крохотных частиц, – смешал с кипятком и вылил в прежнюю форму, но совсем в другую кружку где-то на другом конце света.
Такие необдуманные путешествия всегда были чужды мне. Я больше предпочитал странствовать, не покидая собственной комнаты, заглядывать в миры, созданные Львом Толстым, Рэйем Брэдбери, Николаем Гоголем, Уильямом Шекспиром и прочими мыслителями и остряками. Наверное, поэтому судьба предложила мне стать преподавателем литературы, и я без колебаний согласился.
Меня всю жизнь преследовало желание открыть что-то неизведанное, невидимое для остальных. Я чувствовал, что оно где-то здесь, мы просто предпочитаем его не видеть, как не видим собственный нос, который постоянно у нас на виду.
Приключения манили меня, но совсем не так, как моих сверстников манили обещания лучшей жизни. Они с радостными криками улепётывали в поисках сказочных далей, а я без доли зависти махал им на прощание своим воробьиным крылом и оставался зимовать там, где крошки были пусть и не размером с большое яблоко, но, по крайней мере, ради них не приходилось никому наступать на горло.
Сегодня – суббота или, выражаясь языком моих коллег, “псевдо-выходной день”.
Выходным он был лишь для тех, чей стаж работы насчитывал десятки лет и груды пыльных грамот, которые, как осенние листья, желтели на ст е нах молчаливых кабинетов. Мне и всем остальным приходилось заполнять табели успеваемости, составлять отчёты по пройденной программе, подводить итоги недели и водить детей на экскурсии.
Копанию в бумагах я предпочитал шумные экскурсии в музеях, заполненных бессмертными историями, древними останками и не менее древними экскурсоводами. Но в этот день, как назло, все чучела, видимо, вымерли, и мне пришлось разглядывать редкие экспонаты ученических кар а куль.
Вместе с учителем физики Вовой, преподавателем биологии Леной, и математиком Олегом, который в эту субботу присутствовал только мысленно (так как в пятый раз за эти полгода встретил «любовь всей своей жизни»), я выполнял свою бюрократическую норму, изредка общаясь с остальными при помощи кодовых вздохов.
Например, один протяжный и один короткий означали: «Интересно, как там дела на улице»; один короткий и два длинных значили что-то вроде: «Ну сколько можно! Скоро уже обед?»; протяжный длинный вдох звучал очень редко и принадлежал только Олегу, который после тридцати минут работы запрокидывал голову назад и просил разбудить его ближе к вечеру; у Лены ещё был короткий смешок, который сообщал, что её отчёты плавно передислоцировались на страницы социальных сетей.
Все эти обломки минувшего дня после яркой автомобильной вспышки выбросилось на песок моего сознания, но очертания незнакомой комнаты, в которой я оказался, тут же смыли их обратно в воду. Я заозирался по сторонам.
- С вас 10 шиллингов 9 пенсов, сэр, - произнёс чей-то незнакомый голос. – Пожалуйста, дождитесь меня у кассы.
Глаза понемногу привыкли к окружающему приглушённому свету, сочившемуся сквозь мутные разводы на окнах. Я увидел мужчину среднего роста в клетчатой жилетке поверх рубахи с манжетами. Он перезаряжал вспышку старинного фотоаппарата, который, видимо, и ослепил меня. Это всё объясняло. Но вот, что странно: я не помню, как здесь оказался.
- Пройдите, пожалуйста, к кассе, сэр, - вежливо, но настойчиво повторил усатый мужчина.
Я послушно проследовал в указанном мне направлении. Прошёл вдоль обитых деревом стен, остановился в двух шагах от дверного проёма и вдруг почувствовал себя не в своей эпохе, и даже не в своей стране. Вокруг всё было таким… британским. Насколько я мог судить.
Молодая девушка в зелёном платье в пол у старинного кассового аппарата посмотрела на меня и, поймав на себе мой растерянный взгляд, приветливо улыбнулась.
Я, похоже, и правда был в Британии. И не просто в Британии, а в той, что вдохновляла Конана Дойля на рассказы о Шерлоке Холмсе. Всё казалось таким правдивым и живым. Но как я мог в миг очутиться в совершенно другом месте и времени? И куда делась машина, что несколько мгновений назад влетела в меня на дикой скорости?
{4 фрагмент – «Застывшие воспоминания»}
Я прошёл мимо двери, на которой красовались сразу несколько замк о в. Видимо, этот старомодный фотоаппарат, который с шипением и грохотом производил какие-то немыслимые для нынешнего времени чудеса, хозяин завёл совсем недавно, и подобно молодой любовнице обхаживал с трепетом и воодушевлением.
Через узкий коридор я вышел из подсобного помещения в основной зал магазина, и на душе стало вдруг так уютно: медовые лучи закатного солнца, словно тюль висели на окнах просторного магазина, а запахи сухих полевых цветов на прилавке в каждом вдохе пробуждали едва уловимые пряные воспоминания о детстве, которые от любого неосторожного выдоха бесследно растворялись в аромате мягкого слоёного дерева, исходившего от мебели.
За длинным прилавком со столовыми приборами старший брат отвешивал младшему подзатыльники. При виде меня они, насупившись, как гвардейцы у ворот Букингемского дворца, опустили руки по швам и вытянулись в струнку, но стоило отвернуться, как младший резким движением вернул непрошеное своему обидчику.
Когда я обернулся, девушка на кассе поспешно перевела взгляд на книгу, чтением которой была явно очень увлечена. Так мне показалось на первый взгляд, но вскоре я заметил, что она чересчур хаотично разгуливает по строкам взглядом и слишком часто перелистывает страницы.
В те времена иметь начитанного продавца было верхом престижа. К сожалению, позволить себе такового могли далеко не все, поэтому владельцы нередко прибегали к подобным маленьким хитростям, чтобы повысить статус своего магазина. Книга за прилавком была сродни диплому об окончании высшего учебного заведения в наши дни. Как и диплом, она говорила окружающим, что её обладатель наделён невероятной способностью – сидеть на одном и том же месте, как минимум, 5 лет к ряду. Все остальные заслуги, вроде грамотности и прилежания, были ничем иным как побочным эффектом от долгого пребывания в сидячем положении, подобно засиженной ноге или затёкшей шее.
Я не мог не заметить, что из-за плеча девушки на меня с каким-то особым любопытством глядит среднего роста парень в длинном зелёном плаще с узкими плечами, овальным лицом, усами и бакенбардами, в котором я, признаться, не сразу узнал самого себя. За спиной у девушки висело зеркало, которому за всю свою жизнь ни разу не удалось соврать.
Я никогда раньше не носил усов, а тем более бакенбард, поэтому застыл на месте в растерянности.
«Как странно осознавать, что внешне ты стал другим, при том, что внутренне ты остался верен себе», – думал я, глядя на свой новый облик в зеркало. Девушка у кассы, снова бросила на меня мимолётный взгляд и осуждающе улыбнулась. Вызванная неловкость заставила меня отвернуться к окнам и сделать вид, что я разглядываю развешанные на ст е нах фотографии в рамках.
Все они были какими-то странными: люди на них, от мала до велика, безэмоционально глядели перед собой, что вызывало необъяснимый ёрзающий дискомфорт.
- Вот этот – мёртвый на фотокарточке, - ткнул пальцем мальчик, что был постарше. – И этот тоже.
«Что за глупость?» – подумал я. «Какие-то странные у него шутки».
- Вот эти тётенька с мальчиком тоже оба мёртвые.
- Это что какие-то старые фотографии, что они все «мёртвые»? – нехотя, спросил я.
- Нет. Они уже были мёртвыми. Папа их тогда несколько дней готовил к снимку, а потом никто не пришёл за фотокарточками.
«Почему я не удивлён?»–сказал я про себя.
- А зачем фотографировать умерших? –удивился я с отпечатком отвращения на лице.
- Как зачем? На память.
- Кому же такую фотографию захочется иметь?
- Тем, кто не имел ни одной при жизни.
Мне стало жутко от этих «застывших воспоминаний». Я будто через маленькое окошко смотрел в потусторонний мир, и казалось, что он смотрит на меня в ответ.
В комнату вернулся глава семейства и обратился ко мне.
- Сэр, Ваша фотокарточка будет готова через неделю. Будьте добры оплатить первую половину суммы.
- Да, насчёт этого. Видите ли, я не совсем уверен, что у меня с собой есть деньги.
- А Вы поищите в карм а нах, – ответил он снисходительно и вполне серьёзно.
Я закинул руки в карм а ны, но перчатки помешали нащупать дно.
- Если хотите я пошлю с Вами Дж е ффри, –он показал на младшего сына, – и Вы уже дома вручите ему 5 шиллингов и 4 пенса.
- Одну минуту, – ответил я, снимая кожаные перчатки с рук, и снова снарядил экспедицию из десяти пальцев на поиски денег. Не знаю, как долго бы продолжался мой немой спектакль, если бы в магазин не вошёл очередной посетитель, и хозяин учтиво не поспешил к нему. Я же, занятый проблемой оплаты, не сразу наградил вошедшего взглядом, но, когда сделал это, не знал куда себя девать.
Вошедшего трудно было назвать человеком, по крайней мере в его привычном понимании: у него были руки, ноги – как полагается, но вот его голова. (Я нервно откашлялся). Вместо головы на плечах у него была огромная морда слона. Два грустных глаза, короткий бурый хобот и дряблая, вся в рытвинах и канавках, кожа.
- Магазин «Тысяча заслуг». Чем могу быть полезен? – обратился к слоноподобному существу продавец, совсем не смущённый его видом. Незнакомец пробормотал что-то невнятное.
- А! Вас интересует посуда. Конечно, пройдёмте за мной, – и он короткими шагами потопал в дальний конец зала.
Проводив слоноподобное существо вопрошающим взглядом, я подошёл к девушке у кассы, чтобы как-то объяснить ситуацию и отказаться от фотографии, но она уже о чём-то беседовала с дамой, руки которой по локоть утопали в белых шёлковых перчатках. Когда я приблизился, она наградила меня приветливой улыбкой. Её милое непосредственное личико заставило меня улыбнуться и непроизвольно поклониться в ответ.
- Подождите, я сейчас принесу Ваш солнечный воск, – произнесла девушка за прилавком.
- Безусловно, – ответила вежливо незнакомка, и на её лице появилась такая нежная улыбка, что мне нестерпимо захотелось сделать ей комплемент. Но она сняла перчатки, и я увидел на её руках обвисшую старческую кожу.
Мёртвые фотографии, слоноподобные клиенты, молодые старушки – всё это было для меня чересчур. Я попятился назад и через мгновение оказался на улице, по которой стал спешно отчеканивать ровные шаги, желая оказаться как можно дальше от этого странного места.
{4/5 - Вырванный фрагмент сна}
Почему сон так упорно не хочет, чтобы я его вспомнил?
В этом надо разобраться.
{5 фрагмент – «Незримое представление»}
Невысокие бетонные столбики притесняли и без того узкий тротуар, по которому я шёл, к спинам бледных домов. Через дорогу от меня неспешно шли мужчина с женщиной. Они нежно прижимались друг к другу, то ли от холода, то ли от того, что перепутали руки во время прогулки, и, не зная, как решить это недоразумение, наслаждались компанией друг друга.
Дальше, за ними, в неотёсанных камнях искусственного канала утопал водный рукав. Набрав воздуха, он нырял под кирпичную манжету мостовой и в двадцати шагах за ней благополучно выныривал на поверхность.
Свернув за угол, я наткнулся на безлюдный проспект, от которого в разные стороны города, кто в горку, кто напрямик, разбегались длинные ухоженные улицы. Не считая романтически настроенной пары, джентльмена в шляпе, который вскоре укрылся под тёмным крылом здания, и бронзового памятника посреди небольшой треугольной площади, на этом клочке Лондона я был совсем один. Даже кафе, выпрыгнувшее на меня из-за угла, молчаливо глядело в недоумении.
Я обошёл квартет узорных железных столиков, угнездившийся перед входом в кофейню, и заглянул в её тёмные стёкла – ни души. Помня о возможной погоне, я не стал останавливаться и, вернувшись к спешным шагам, выскочил на дорогу.
Мне показалось, что бронзовый памятник изменил своё положение, но меня это не особо встревожило. Моё воображение уже не раз от скуки затевало такие игры, поэтому я даже не замедлил шаг.
Когда я преодолел площадь наполовину, на меня набросился дикий гвалт голосов, живой музыки, клацающих приборов и подвижных конструкций. Я обернулся, но улица по-прежнему пустовала.
Шум исходил от высокой зеркально-гладкой чёрной стены за спиной бронзового человека. Она была похожа на гигантский экран, установленный среди каменного Лондона.
Я не хотел оставлять свою торопливость в одиночестве, но любопытство за ухо потянуло меня внутрь треугольного островка (в окружении каменных буйков он походил на раскрытую пасть капкана, но я всё же осмелился шагнуть внутрь).
Как только я подошёл к высокой чёрной стене, моё отражение растеклось по её гладкому холодному корпусу. Она была не больше 7 шагов в длину и 4 пальцев в ширину. Я обогнул её, и с обратной стороны мне открылся вид на оживлённую ночную улицу, где и прогуливались пропавшие лондонцы.
Там, внутри стены, была ночь: полная людей, необычных существ, летающей техники и светящихся прилавков. Я посмотрел на лондонское небо. Оно не могло похвастаться особой жизнерадостностью, но на нём всё ещё была различима вторая половина дня.
Если бы в этот момент мне сказали, что я гляжу на самый передовой плазменный экран с картинкой сверхвысокой чёткости, пусть и установленный посреди старого Лондона, я бы, возможно, поверил, но между мной и ночной городом не было ни стекла, ни плёнки.
Вывод напрашивался сам собой: либо это самый лучший в истории оптический обман, либо прямо в этой стене начиналась совсем другая улица, совсем другого города. Третьего было не дано. Нет, конечно был и третий вариант – временное помешательство и потеря рассудка, но к нему я прибегал только в особых случаях. Например, при встрече с нашим домкомом.
К моему испугу, из-за стены внезапно вышел бронзовый человек. Когда неожиданность сошла на нет, я понял, что он был одним из тех зазывал, которые развлекают туристов, изображая живые статуи на особо оживлённых улицах именитых городов. Этому человеку нужно было отдать должное – он сумел в одиночку, не произнося ни слова, опустошить целый лондонский проспект.
Одноцветный мужчина низко поклонился и жестом предложил пройти на ночную улицу. Я из вежливости поклонился в ответ с готовностью шагнуть вперёд, но в этот самый момент над ухом что-то просвистело. Краем глаза я успел уловить чернично-белое облако, которое, рисуя в воздухе зигзаги, разгромило несколько прилавков внутри стены и, осыпавшись крошками серебрящейся пыли, вдруг исчезло где-то в толпе. На мгновение меня одолело сомнение, но бронзовый человек степенно отвесил ещё один поклон и, прежде чем голова успела найти хоть одну отговорку, я шагнул внутрь.
{6 фрагмент – «Коэффициентр»}
Нога беспрепятственно прошла внутрь стены, а после и я без опаски нырнул в ночную улицу с головой. «Будь что будет», – мелькнула мысль.
Когда я оказался на той стороне, всё тело встрепенулось от неожиданно накатившей волны холода. Он залез погреться ко мне под одежду, словно озябший домашний кот, хозяева которого в спешке уехали из города и не оставили ему даже записки. Этот комок бродячего ветра очень скоро согрелся, и с ним за пазухой стало так комфортно на этой обласканной ночными огнями улице.
Передо мной расстилалась гладкая, как паркет, чёрная дорога с белой разметочной линией. Вокруг галдели прилавки; продавцы призывали купить лучшие в Памд и ре товары; круглолицые фонари, обступившие на носочках улицу с двух сторон, склонив головы, во все глаза вглядывались в прохожих.