- Ты говорил, они безобидные, - недоумевал Акс е нтий.
- Здесь что-то не так, - здоровяк заозирался по сторонам. – Будьте готовы.
Я заметил, что озлобленные унг у сы смотрели куда-то сквозь нас. Я обернулся и прямо позади Марса увидел огромную, как разбухший живот, опухоль. Сквозь её упругие стенки зубами, локтями и пальцами к нам пыталось прорваться какое-то мерзкое костлявое существо.
- Марс! – крикнул я, чтобы тот обернулся.
- Это кракт! – тут же среагировал он. - Скорей в ущелье!
Все, толкаясь, ринулись в узкий проход. Опухоль раздулась до размеров холодильника и лопнула, окропив округу брызгами раскалённого льда, – на снег упало лишённое конечностей женоподобное существо. За несколько секунд, проведённых на снегу, у неё в мучениях проросли водные щупальца на месте рук, а взамен ногам набух мутный пузырь, похожий на большую медузу.
Не успел я сообразить, как снова бежал сквозь лес ледяных рук, локтей и кистей, которые трещали и разлетались на кусочки под напором нашего желания выжить.
Я снова обернулся, существо стремительно сокращало разрыв. Теперь нас разделяли лишь несколько шагов.
- Дай руку! - закричал Марс.
Я слишком поздно разобрал его слова, но он насилу втащил меня наверх. Как раз в тот момент, когда существо, шипя и хлеща жидкими щупальцами, влетело в стену в самом конце снежного коридора.
Мы скатились по крутому спуску, пробежали около десяти шагов и укрылись в одном из четырёх разветвлений каньона наугад.
- Лезьте наверх, там будет безопасней, - торопил нас Марс негромко, и мы послушно стали карабкался, хватаясь то за уступы, то за хрупкие сиреневые руки.
- Марс, она что-то говорила, - пытался я собрать все кусочки моей памяти воедино.
- Не останавливайся.
- Давайте передохнём, - проскулил Акс е нтий. – Мы же уже оторвались.
- Она что-то повторяла, - память не давала мне покоя, как и подсказок. - Она повторяла… «враг»! – вдруг вскрикнул я.
- «Враг»? Почему «враг»?
- Не знаю.
- Давайте передохнём, - не сдавался саммарт и ец.
- Как-то странно? – Марс облокотился на стену, чтобы перевести дыхание и немного подумать.
В этот момент у меня на правой руке отнялись пальцы, и что-то склизкое и холодное взгромоздилось ко мне на плечо. Меня поглощала холодная гелеобразная субстанция, которая росла откуда-то из-под снега. Я попытался отдёрнуть руку, но Марс меня опередил:
- Не надо, если она тебе ещё нужна, - его голос доносился откуда-то сверху.
Я задрал голову и увидел, что Марс свисал вниз головой, опутанный теми же сиреневыми щупальцами. Они струились из пузыря безрукого мужеподобного кракта.
- Не дайте им меня сожрать. Не дайте им меня сожрать, - дребезжал в истерике Акс е нтий, который оказался прибитым к ледяной стене водными щупальцами.
- Не ори, - прикрикнул Марс, но Акс е нтий не унимался. - Заткнись. Я не слышу, что они говорят!
- «Враг», «враг», - не унимался Акс е нтий. Он показал на меня свободной рукой. - Без него бы нас здесь вообще не было. Он осквернил их земли! Он – чужак!
- Да, заткнись ты уже!
Марс стал прислушиваться, словно у него на это была целая вечность. Потом вдруг воскликнул:
- Не "враг", а "вара-аг". Это значит "вор"! Что вы нашли в туннеле, когда мы разделились?
– Ничего! Ну, помогите же мне кто-нибудь, – причитал Акс е нтий, будто его жизнь была дороже.
Из-под земли подо мной уже появилась голова кракта, который рокоча пустым ртом стремительно рос, проглатывая меня в свой мутный пузырь.
- Кто бы говорил! А та коробка, которую ты нашёл в снегу? – тут же вспомнил я.
- При чём тут это?
- Где она? Сможешь достать? - спросил Марс.
- Он выкинул её. Там на горе, - поспешил я с ответом, но Акс е нтий уже залез свободной рукой в противоположный карман куртки и достал оттуда выброшенную им коробочку.
Вдруг все кракты замолчали. А та, что заключила его в клетку из щупалец, подплыла к нему ближе. Её глазницы расширились, на лице проступило такое беспросветное отчаяние, будто он держал в руках её драгоценное дитя. Громко вздыхая в нерешительности, она потянулась на тонкой шее к заветному предмету. Акс испугался:
- Тебе это надо? На, подавись! – заорал он и, что было сил, бросил коробку прочь с уступа.
Кракты с рёвом бросились вниз за сокровищем.
- Проклятые идиоты! - взбеленился Акс. - Проклятые тупицы! - кричал он, и вдруг его крик превратился в ликующий смех, отражающийся холодом от стен каньона. – Тупицы!
Он засунул руку в карман и достал оттуда что-то маленькое.
- Только не говори, что… - возмутился Марс.
- Что эта брошь из шкатулки?
- Выкинь её, - поспешил к нему компаньон, но тот лишь воровато отбежал в сторону.
- Теперь и не подумаю. Лучше идём отсю… - не успел он договорить, как его губы задрожали, он весь покрылся крупной дрожью и стал давиться короткими вдохами, которые застревали у него в горле. Его грудь вздулась и из неё прорвался мутный пузырь.
- Пома.. - дышал он, как запыхавшийся пёс. - Пома… мама, - по его щекам ползли крупные белые слёзы, изо рта текла слюна, - Пома… - он пытался раскрыть ладонь, но рука его больше не слушалась. Я поспешил к нему, разжать пальцы, но они словно вросли в ладонь. Он взглянул на меня. В его глазах блестели благодарность и крайнее раскаяние, отчего и у меня проступили слёзы.
- Да, разгибайтесь вы уже! – внутри всё кипело.
- Отойди от него, - скомандовал Марс.
- Нет, ещё чуть-чуть!
- Слава, отойди!
- Но он же умирает. Он умирает! - у меня начиналась истерика.
Марс попытался на силу отдёрнуть меня в сторону, но я не отпускал руки Акса. У меня был шанс искупить совершённое мной убийство.
- Отпусти его, говорю!
- Но ведь он… - я знал, что могу.
- Отпусти его руку! - пузырь подползал всё ближе.
- Нужно лишь разжать пальцы, - я сжал зубы.
- Посмотри на него. Посмотри! Он уже мёртв!
Я взглянул на Акса, – его голова скрылась в паутинках туманного пузыря.
- Ну же! Его жизнь стоила этой дурацкой броши. Неужели и у твоей такая же цена?
Не помня себя, я отпустил руку. Я никогда в жизни не отступал перед трудностями, но в этот раз я оказался бессилен.
Я не мог смотреть, как Акс е нтия проглатывает это уродливое существо, и мы тут же двинулись в путь.
- Как ты? - спросил Марс, когда мы молча поднимались по выступам вверх.
- Я не хочу говорить, - коротко ответил я.
- Я и не собирался, - ответил Марс.
Мы молча полезли вверх по заснеженному склону и через десять минут увидели вдалеке, валивший из трубы, дым. И это было даже не смешно.
{12 фрагмент – «В логове защитников ночи»}
Даже зимой среди кромешных снегов бывает невероятно душно. Хорошо, если это каприз организма, тогда можно распахнуть куртку, облегчённо выдохнуть и позволить ночному игривому ветру прокатиться по вам кубарем. Но когда душно на душе, невольно начинаешь ёрзать даже лёжа в самой удобной постели: подушка всё время выскальзывает из-под головы, а пуховое одеяло, словно удав, постоянно норовит задушить.
Я пытался стереть случившееся с Аксом из памяти, будто пятно с кофейного столика, но из-за излишнего упорства, оно лишь глубже впивалось в моё сознание.
Теряя усталые следы в рыхлом снегу, который нарочно отказывался хрустеть в ответ на мои шаги, я отчуждённо глядел на снующие перед лицом белоснежные хлопья. Они, подобно спутанным мыслям в моей голове, сотнями роились в воздухе: то на мгновение появляясь, то вдруг исчезая из поля зрения, лишая меня ясности и спокойствия.
Здание вдалеке отчерчивало на небе тёмную линию из плотного дыма.
Болтливые мысли кружили над нами, словно стервятники: протяжно скулили, росли в размерах и лопались, уступая место новым, – необязательно более светлым и приветливым, – вполне хватало того, что они заглушали своих предшественников.
Холодный воздух пах розмарином и свежевыстиранным бельём, в которые бесцеремонно вмешивался задиристый запах гари, принесённый запыхавшимся ветром откуда-то с предшествующих нам гор.
Все до одной, мысли метались искалеченные, пошарпанные и изорванные. И всё из-за примитивной невысказанности, которая в этот момент настырно прижимала свои замёрзшие ладони к моему рту.
Это было ни к чему. Мне не хотелось облекать мысли в форму. Такие, – хаотичные и скомканные, – они были куда ближе к истине.
Мне всю жизнь казалось, будто у «грошовых» несчастий есть какой-то скрытый подтекст, неведомый смысл, логичное объяснение, которое, как картину, можно понять, только отойдя на расстояние. У больших же оно должно быть таким чётким и откровенным, как духи отчаявшихся романтиков, количество которых подчас так велико, что в некоторых странах считается химическим оружием. Однако вместо смысла, я всё время натыкался на разбросанные повсюду осколки неумело погребённой цивилизации, которые вряд ли кому-то под силу было склеить. И стоило ли?
Всё происходящее походило на какой-то изувеченный сон.
«Но ведь это и есть сон, не имеющий ничего общего с правдой, - сейчас мне это казалось таким ясным и очевидным, будто происходило вовсе не со мной. – Но тогда, какого чёрта, он такой реалистичный? И почему я никак не могу проснуться?» - я изо всех сил ущипнул себя за шею. Было больно, но ничего не изменилось. Я по-прежнему брёл среди снегов в сторону охотничьего дома в компании Марса.
«Даже, если это сон, почему он не может быть правдой?».
Аргх! Как мне надоели эти вопросы, надоело идти, надоело бороться! Да, я сам себе уже изрядно надоел, – всё моё тело, до последней косточки, пульсировало от усталости. Мне хотелось упасть, мне хотелось сдаться. С таким грузом прошлого мне всё равно не уйти далеко.
Нужно было избавиться от него, выбросить, оставить гнить среди прочего ненужного хлама, но вместо этого я неугомонно прокручивал в голове одну и ту же сцену: смотрел, как Акс снова и снова переживает свою смерть. Я пытался найти лазейку, чтобы всё исправить. Как будто я мог перечеркнуть случившееся, и написать исковерканное предложение заново, без ошибок. Найти одно верное решение, при котором бы смерть уходила с пустыми карманами.
Но, увы, время – это не лист бумаги, это прямолинейная данность, с которой я никак не хотел примириться.
Мы продолжали идти молча, пока тишину не разорвал громкий небесный кашель – новая гроздь молний бросилась вымаливать прощение к подножью непорочно белых гор.
- Снова разревелось, как дитя малое, - недовольно произнёс Марс, когда усилился снегопад. – Давай поспешим, пока не началась метель, – добавил он, и мы ускорили шаг.
Когда толпа снующей повсюду мебели разбрелась, нам навстречу выбежала свора мелких одноликих рытвин, до краёв наполненных мутной ледяной лавой. Нам пришлось передвигаться по небольшим перешейкам и обдумывать каждый шаг, чтобы ненароком не угодить в какой-нибудь из них и не превратиться в эскимо с экзотическим вкусом. Это здорово помогло очистить голову от туманных мыслей.
Когда мы миновали озёра, я наконец поднял глаза с земли и обнаружил, что двухэтажный деревянный дом был уже совсем близко. Словно, пока мы глядели себе под ноги, он подгадал момент и по молчаливому снегу подкрался поближе, но, не сумев удержать равновесия, бесшумно завалился на спину, устроив моментальную перестановку мебели внутри. Он деловито разлёгся у подножья в самом центре горы, но не потому что там было удобнее всего, а потому что подняться он уже не мог.
Неподалёку от него стояла парочка менее приглядных построек. Они были более приземлёнными и сухопарыми, но в отличие от главного здания по-прежнему сохраняли вертикальное положение.
На пути к дому, сжавшись от холода, стояла небольшая крытая пристройка из почерневшего дерева, предназначенная для хранения дров. Её саму давно бы уже следовало пустить на дрова, но вместо этого она была заботливо увешана куртками и пальто. Словно местные жители боялись, что она простудится в одиночестве.
Я понял, что поспешил с выводами, когда услышал громкие мужские голоса:
- Холодная зараза! – произнёс густой трескучий голос.
- Сам ты «зараза». Разве она здесь бывает другой? - ответил глубокий бархатистый голос. Послышались брызги и удары по воде.
- Всё равно, я никак не привыкну, - произнёс первый, сжимая челюсти, едва ли от удовольствия.
- Неженка ты наш, - послышался третий голос, глухой и гнусавый, словно говорящий проглатывал звуки, прежде чем они успевали вырваться изо его рта. Он говорил так, будто у него было какое-то заболевание: тонзиллит или вроде того. Никогда не разбирался в этих болезнях.
- На твоём месте я бы жаловался не на холод, а на это жирное пузо, - говорил последний.
- А мне нравится. Оно так пружинит, - отвечал первый.
- Что с тобой стало? Неделю назад у тебя не было никакого пуза, - скорее насмехался, чем вопрошал третий.
- Когда мне холодно, я ем.
- Судя по нему, тебе всегда холодно, - и второй очень громко и фальшиво засмеялся.
- Хватит уже ржать, а то как дам, из тела вывалишься.
- Своими хиленькими ручонками?
- На свои посмотри?
- Лучше гляньте-ка сюда, - хвастал третий.
- Вот это шрам! Какой уродский! - все трое болтали, словно кучка детей в песочнице.
- Какой шрам? - вдруг из неоткуда возник четвёртый.
- Да, сними ты эти дурацкие очки!
- Без них вы расплываетесь?
- В этой луже особо не расплаваешься, - заметил первый.
- Тем более, что мы расплываемся не из-за очков, а из-за вони из твоей пасти, - добавил третий, и они разгоготались.
Мы обогнули навес, и я увидел четверых мужчин, которые не без задора принимали ледяные ванны в небольшом снежном кратере, напоминавшем просторную джакузи.
- Ого! – удивился я. – Чувствуй я в такой мороз свои руки, я бы даже перчатки не решился снять.
Марс загоготал:
- Кто рождается среди снегов, всегда холоден и рассудителен снаружи, но горяч и заборист внутри.
Я ещё раз окинул взглядом купающихся. Один из них напомнил мне огромного моржа, у него была смуглая кожа и большие густые рыжие усы; двое других были повёрнуты затылками, а тот, что был в очках, вдруг огорошено вынырнул из-под воды под восторженный хохот остальных.
Спустя десять шагов мужчины снова превратились в голоса, куда более лицеприятные чем их обладатели. Мы перегнали несколько захудалых домиков, выстиранную одежду, что тряслась от холода на бельевых верёвках, тройку скамеек, покрытых толстым слоем сливочного масла, засахаренный диван, надкусанный у правого подлокотника, и два железных таза, с горкой наполненных варёным рисом. Одним словом, «яБылГолоден», так как это был всего лишь снег.
Здание, у которого мы оказались было на порядок моложе остальных в округе и выглядело, как бы точнее выразиться, по-осеннему.
Из-за того, что оно было завалено на заднюю стену, входная дверь оказался в семи метрах над землёй. Оттуда к нам на встречу тянулась длинная верёвочная лестница, на которую меня тут же подсадил порядком надоевший холод. Но не успел я вскарабкаться и до середины, как Марс меня остановил:
- Не усложняй? Лучше прибереги силы для более стоящих дел, - и велел следовать за ним.
Мы обогнули дом с правой стороны, влезли в большое податливое окно в форме ячейки сот и оказались в полной темноте.
Когда мы с головой нырнули во мрак, моё воображение схватилось за кисти и принялось в спешке рисовать картину того, что могло ожидать нас внутри. Оно говорило: «там будут деревянные столики», - и очертания круглых столов на трёх ножках тут же возникали среди кромешной черноты. Подобным образом появились цветные географические карты на стенах, экспедиционное снаряжение, книги в брюхах толстокожих шкафов и щетина в тёплой одежде; мне пахло досками, покрытыми янтарными лаком, и согревающими напитками, от которых вне зависимости от градуса и предпочтений во все стороны разносился аромат уюта домашней гостиной.
Оказавшись внутри по-настоящему, я понял, что был абсолютно прав и грубо ошибся в одно и тоже время. А быть может в темноте мы просто выбрали не ту дверь.
Главным моим промахом были обитатели, потому что представлять дом без них было так же самонадеянно, как оценивать характер собаки по её поводку.
Это был не просто загородный домик, куда время от времени совершала набеги счастливая многодетная семья, это был приют для существ самой разной масти, которых не сыщешь ни в одной колоде. Именно они были виноваты в том, что некогда приветливый дом сильно переменился и всеми досками своей души жаловался на предательницу-судьбу.
Странно, но внутри дома его заваленное положение больше не казалось таким странным. Да, мебель стояла немного покосившись, да её нужно было постоянно придерживать, чтобы она не съезжала. Да обитатели делали это неохотно, из-за чего поминутно в разных концах бара раздавался душераздирающий скрежет деревянных столов, но, похоже, завсегдатаев это вполне устраивало.
Свой рассказ дом начал со странных существ, которые взгромоздились на детские стульчики прямо напротив входа. Они чем-то напоминали остриженных налысо йети. Если вы никогда не встречали снежных людей лично, где-нибудь за городом или хотя бы в местной парикмахерской, то я постараюсь преподнести их вам как можно деликатней: их носы были скручены, запястья скрючены, а челюсти вывихнуты от крайнего удивления до самых ушей, которые, кстати, у них находились где-то в области шеи. Могло показаться, что этих великанов кто-то нарочно вывернул наизнанку, чтобы затем как следует простирнуть. Но, как это часто бывает с гениальными планами, они хороши лишь для новогодних обещаний. Поэтому самое тёплое и приветливое так и осталось где-то в глубине этих странных существ. Видимо, поэтому их речь походила на коллективное полоскание горла. Со стороны казалось, будто они разом подавились большим куском сырой свинины и пытались хором передать эти неизгладимые ощущения.
Если у «йетих» были изуродованы тела, то за столиком чуть поодаль сидели существа с искалеченным чувством юмора. Лысые, с зелёной кожей, похожие на ящериц, они забавлялись тем, что причиняли боль крохотному смолистому зверьку на четырёх лапках.
Ожоги и шрамы на нём исчезали так же быстро, как тёплое дыхание с продрогшего январского окна. Но не так страшны те раны, что мы наносим телам, как те, что застревают глубоко в нашей памяти. А память крохи была через край полна чужой злобой, отчего зверёк беспомощно рычал и шипел, старался укусить и поцарапать. Но этих двоих его старания только больше раззадоривали.
Дом будто проглотил добрую часть того, что нашёл в округе и теперь лежал довольный, переваривая свою добычу. В брюхе деревянного зверя царила полная неразбериха: по воздуху плавали сияющие ластокрылые рыбки; по полу словно перекати-поле скакали маленькие комки шерсти; на двери напротив входа висела табличка «Туалет не работает» с припиской: «Даже если очень сильно захочется!».
Звон посуды, скрип столов и постоянное бормотание напоминали работу писателя за старинной печатной машинкой. Дзинь – и двое в дальнем правом углу начали громко перешёптываться, дзинь – и пуф с клыкастым мопсом, что сопел, задрав лапы кверху, толкнули в другой конец комнаты, дзинь – и бармен покинул свою стойку.
- Ещё раз попробуешь украсть мою ногу!.. – заорал старик у барной стойки так, что все доски в доме перепутались. – Я тебе её в пасть затолкаю и разобью там палатку на ночлег. Ты меня понял?! - он вытянул вперёд свой деревянный костыль и грозно посмотрел на саммарт и йца.
На лице старика была надвигающаяся буря. Но неожиданно оно прояснело, и дед, громко рассмеялся. Саммарт и ец похожий на сенбернара невозмутимо хлопнул тяжёлыми веками, обернулся и стал дожёвывать вторую половину своего монотонного разговора.
Со словами «я же говорил» старик схватил свой синий изрядно поношенный твидовый плащ за хвост, и, не без кряхтения, вернулся за барную стойку, где стал спорить и раздавать указания невидимым собеседникам.
Самой спокойной обителью покосившегося дома оказался приют огромного кота с выцветшей почти до бела мягкой рыжей шерстью. Судя по его довольной морде, он постигал новые грани расслабления и блаженства, лениво вытянув свою косматую лапу поперёк пустого стола и уложив на неё раздутую щеку.
Едва приоткрыв левое око, он лениво наблюдал за всем необычным, что происходило в зале. В этот момент там происходили мы.
- Эй, О рлингтон, - обратился Марс к бармену, который в этот момент пытался получить деньги от посетителя за одним из столиков.
-!Что ты мне тычешь свой кошелёк?!Я что не вижу, что он пустой.
- Он не пустой. Я просто люблю чистоту, - ёрничал посетитель.
-!Тогда, я надеюсь, ты любишь и голод, потому что, пока я не увижу денег, ты не увидишь еды, - он громко фыркнул и пошёл к соседнему столику.
О рлингтон был человекоподобной ламой, ну или кем-то вроде того. Своё короткое туловище за спиной он использовал в качестве тележки, куда трёхпалыми руками ставил разнос с посудой. Благодаря запасной паре ног он очень резво передвигался между столами. И когда казалось, что он вот-вот врежется, и катастрофы не избежать, столы будто сами разбегались в стороны.
На голове, обёрнутой в белое облако шерсти, между двух маленьких ушек, пробивалась бунтарская завитушка, которая в купе с поднятым воротником джинсовой жилетки и белой шерстью, похожей на подкатанную по локоть белую рубашку, вызывала какое-то необъяснимое расположение.
- Эй, О рлингтон, приятель, - снова крикнул Марс. Но лама не слышал или делал вид, что не слышит моего спутника. – Сейчас он подойдёт, и мы что-нибудь перехватим, - обратился Марс ко мне.
Но из меня вышел слушатель не лучше. Я с недоумением глядел на маленькую девочку за барной стойкой, что бездумно ныряла носом на дно кружки и, как плохой пловец выныривала, наглотавшись спиртного. Марс заметил, что я поддался беспокойству, и поспешил меня остудить:
- Не бойся, ей лет сто сорок, если не ошибаюсь.
- На вид ей не больше двенадцати, - ответил я в замешательстве.
- Поверь мне.
Меня кто-то стукнул по плечу. Я обернулся и увидел краснокожее пупырчатое существо, сидевшее на соседнем стуле:
- Гал и тто, - произнесло оно виновато, что означало: «Прошу прощения».
- Пор-ти-то ту, - обратился ко мне его собеседник, что означало: «Пор-ти-то ту», так как он был изрядно пьян и чуть ли не терял сознание. Я понимающе кивнул, - это было всё, что я мог сказать на их языке?
- Ты знаешь сколько стоит Земля на космических рынках? - услышал я за соседним столиком «пьяный» разговор и, смастерив на лице безразличие, слегка повернул голову.
- Хватит заливать! У неё и цены-то нет.
- У неё есть не только цена, но и хозяин.
- Да, ладно! Почему я только сейчас про это слышу?
- А кто тебя поймёт?
- А ну-ну-ну. Давай поподробней.
Они перешли на шёпот, и драгоценный разговор был для меня утерян навеки. Я снова стал гулять повсюду взглядом и заметил, что из-за плеча Марса на меня мёртвыми глазами глядит огромная рыбина. Стул подо мной заёрзал, и я от неудобства отвернулся, чтобы уделить ему внимание.
- Ну, чего так долго, О рлингтон? – обратился Марс к вернувшемуся за стойку ламе. Вместе с ним к нам подошёл запах переваренного мяса, разведённого рома, стриженных лимонов, горелой шерсти и чего-то химического, мне не знакомого.
-!Я вам тут не бармен, а управляющий. Ты же сам говорил, что я отвечаю только за порядок. А я как последняя шавка бегаю тут по-всякому мелкому поводу, - он давил каждое своё слово, словно назойливого таракана.
В руках у него был утюжок для волос и, глядя в никуда, образовавшееся между мной и Марсом, он кольцами накручивал свою комковатую шерсть. В этом не было никакой необходимости, но, видимо, это его успокаивало.
Когда он увидел, что мы никуда не делись и по-прежнему ждём от него реакции, он скоропалительно спрятал утюжок под стойку и, переменился:
- Чтоб удете? – обратился он к нам.
- А что есть? – задал я вполне резонный вопрос.
- Сморти какый у наз распорчевой босититель, - стал подтрунивать бармен, - Нэ точ, то етот, - он схватил за хвост огромную рыбину, что глядела на меня, потянул вверх, и оказалось, что это была высокая трофейная шляпа, вроде львиной шкуры.
«И кому захочется постоянно пахнуть рыбой?» - подумал я.
- Этову чтони налёй, все подешемле!
- Тут другое дело, - похлопал меня по плечу Марс. - Все его пожелания запишешь на мой счёт.
- Какс кашежь, босс!
Забавно, но без негодования О рлингтон звучал как-то иначе: его слова начали обмениваться буквами. У него никак не получалось рассадить их по местам, при том, что он точно знал их верный порядок. Они бежали с языка врассыпную и оказывались там, где он заставал их в момент говорения.
Лама выпрямился и стал перечислял всё, что было или когда-то было в ассортименте бара. Каждый пункт меню ему приходилось разжёвывать для меня, но его произношение только усугубляло ситуацию. А я и без того не мог отличить названия блюд от названий напитков, и то и дело переспрашивал.
Где-то посреди его объяснений я отвлёкся на человека в соседней комнате. Мне на мгновение показалось, что я его уже где-то видел.
«Вот край его куртки, вот плечо, высокий. Он похож на того мужлана из анорексичного переулка, который свернул себе шею. Не уж-то он жив? Ну же, посмотри сюда! Повернись!»
Он обернулся, и я увидел живот Марса, который перегородил мне обзор.
- Кута дыс мотришь? – произнёс О рлингтон словно в рацию с плохой связью.
Затем я услышал голос Марса:
- Я отойду на минутку, нужно кое с кем поздороваться. А ты давай не зевай, а то с голоду скоро бредить начнёшь, - и перепоручил меня О рлингтону.
Я обогнул Марса взглядом, но здоровяка там словно и не было. Я застыл и стал один за другим перебирать плохо проявленные негативы собственных воспоминаний.
Видя, что я его не слушаю, О рлингтон слабо плюнул мне в лицо, видимо в его инопланетных традициях это было обычным делом.
- Что за дела? – вытерся я.
Бармен решил не упускать возможности и стал надо мной подтрунивать.
- Уна сьест нафосные шуки, варжированные злонами.
- Какие жуки? - удивился я.
-!Мне что вколоть тебе парочку кубиков стабилизатора внимания, а то ты уже по всему залу растёкся? Да, что я распинаюсь. Вон меню, выбирай что знаешь.
Я, в лёгком недоумении от вспыльчивости и освежённый плевком бармена, встал и направился в конец длинной барной стойки, где ножом на куске двери было вырезано бессменное меню.
По пути я взглядом наткнулся на висящий в воздухе большой железный поплавок. Он тут же перевернулся с ног на голову и стал распускать во все стороны прозрачные волны.
-!Убери свои щупальца! - прикрикнул О рлингтон.
Я хотел было объяснить, что я тут не при чём. Но в этом не было необходимости, так как он кричал на существо, которое наделало лужу слизи на барной стойке.
Придвинув к себе стул, я стал постигать таинственные каракули на двери. Но писал бармен тоже с акцентом, и я ни слова не мог разобрать. Ещё и этот комар, который стал жужжать у меня над ухом. Не хватало ещё, чтобы меня укусила какая-нибудь здешняя зараза. И откуда комары на таком морозе? Я отмахнул жужжание рукой – звук загустел, усилился и приобрёл знакомый мотив: это была песня «Lazy Gun».
- Классная песня, - попытался я наладить контакт с проходящим мимо О рлингтоном. - А можно погромче? - но лама всё ещё лелеял обиду и ничего не ответил.
- О рлингтон! ОР-ЛИНГ-ТОН!
- Да,… он тебя не слышит! – произнёс со скрежетом в голосе кто-то справа от меня.
Я повернулся и увидел плохо выбритого мужчину лет 45 с раздутым лицом. Уголки его синюшных губ были высоко приподняты, но он не улыбался. На нём была гримаса самого глубокого недовольства.
- С чего Вы взяли? – спросил я, глядя, как незнакомец дрожащим рукавом светло-кофейного пиджака вытирает с шеи липкий пот.
- Да потому что он … сделал… громче!
От каждого слова, что незнакомец с отвращением вырывал из собственного рта, исходил затхлый запах гнили. Было заметно, что он весь дрожал, будто его истязала непроходимая лихорадка, из-за которой он поминутно был зол.
- Как это? – спросил я, но незнакомец уже отвернулся.
- Вы знаете, как сделать громче?! - произнёс я чуть настырнее, желая всё-таки получить ответ.