«Всё этот дурацкий ребёнок со своей фотографией…» – выступал я для себя и защитником, и обвинителем.
Мысли путались со звуками, криками, шагами и запахом тёплого пирога. И я не сразу сообразил, что запах был реальным. Он тянулся ко мне из открытого окна над плечом.
«Туда», – скомандовали ноги, и тело снова пришло в движение.
Не теряя ни минуты, я осторожно перебрался через подоконник и влез в дом. В спешке закрыл за собой шторы и оказался внутри ничего не подозревающей кухни.
Вспыхнул яркий свет, уши пронзил душераздирающий вопль. Я обернулся, и маленькая кухня вместе с её крикливой хозяйкой прямо на глазах размазались и превратились в мирный лесной пейзаж.
{8 фрагмент – «Самозабвение»}
Грудь будто пронзил толстый железный брус. И чем дальше он уходил вглубь, – разрывая плоть, царапая сердце и наполняя лёгкие мелкой ржавчиной, – тем легче мне становилось. Я не хотел избавляться от боли, которую он причинял.
«По моей вине умер… как это вышло? Но я не хотел?! Это не оправдание для…»
Ладони горели, тело дребезжало от отвращения ко мне. Казалось, что глаза вытекали вместе со слезами.
«Но я не понимаю, как... как, ради всего святого, один удар мог разворовать в нём все нити живого? – копался я в себе грязными руками. – … Но в этом не было ничего святого!»
В голове, словно копошилась склизкая медуза: на вдохе она разбухала, касаясь своей ядовитой кожей стенок моего черепа, на выдохе – едва уменьшалась и снова росла, больше прежнего, упираясь боками в темя и затылок. Ёрзая с каким-то особым удовольствием, по капиллярам протискивались осколки стекла, оставляя миллионы тончайших порезов под кожей. Тело отвергало меня изнутри. Я понимал, что этот приказ я отдал сам, но не знал, как его отменить. Да и не хотел.
Если вы думаете, что тюрьма или смерть – это самые суровые наказания, значит вы никогда не вели бесед с собственной совестью.
В голове кипели мысли. Я словно пытался снять узкий терновый свитер, но голова физически не могла пролезть сквозь столь маленькое вязаное горло. Мои барабанные перепонки распухли до размеров желудей. Я обязан был принять этот проступок. Поместить на вечное хранение в банк памяти, где он превратится в непреходящий зуд. Принять, чтобы он не дал мне смириться, чтобы я никогда не смог простить себя за содеянное.
Я постарался отвлечься, отпустить ядовитые мысли, перестать корить и жалеть себя, отчего передо мной яркими вспышками стал снова проступать лес, который в знак приветствия кланялся до самой земли своими тонкими мшистыми деревьями; послышались чьи-то голоса и, кажется... да, шум ручья.
Вокруг меня, веселясь и играя, кружила на поляне весна. Сквозь густые ветки елей и листья клёнов она протиснулась ко мне. Улыбаясь, пыталась развеселить танцами. Она коснулась моей руки своими нежными тёплыми лучами и, заливаясь щебетанием птиц и сладкоголосым ветром, помчалось по сочной траве вглубь леса, то и дело оглядываясь, в надежде, что я пущусь за ней вдогонку, но мне было решительно всё равно. Этот позабытый временем лес, утопавший в косых лучах солнца, был для меня не больше чем местом, в котором я буду похоронен собственными мыслями заживо.
- Эй, ты в порядке? - поинтересовался крупный парень за моей спиной.
Я побоялся, что причиню ему вред одним неловким движением, и отшатнулся в сторону. С ним была девушка. Она сидела возле крохотной оранжевой палатки под боком коренастого клёна, который вальяжно растянулся вдоль зелёной опушки. Вся в окружении незабудок и ви о л, она излучала необъяснимое внутреннее тепло и умиротворение. Её веснушки и рыжие волосы были такими яркими, какими их могло сделать только неподдельное счастье.
Даже в моём прогнившем состоянии я не мог этого не почувствовать. Мою зачерствевшую кожу обдал о вселяющим надежду теплом, подобным тому, что ощущает продрогший путник, приглашённый погреться у костра после долгих скитаний по владениям холодной ночи.
Завидев меня, карие глаза девушки просияли. Она посмотрела так, будто встретила старого доброго друга. В груди стало до изнеможения горячо – я пожалел, что мы и вправду не были с ней знакомы.
Не вправе на радушие, я молча зашагал к тропинке.
Из-за взъерошенного от погони пульса, время в этом лесу тянулось как густая патока, которую при желании можно было бы без труда набрать с собой в карманы. Я шёл бесцельно, куда глядели глаза, по мягким отжившим своё листьям.
Пройдя с полсотни шагов по худощавой тропинке, я вышел к ручью. В отражении мелькнуло что-то серое, что заставило меня остановиться. «Мой домашний батник?» Я надевал его в особо длинные холодные вечера, перед тем, как зарыться глубоко в кресло и почитать очередного классика или посмотреть сериал. «Но как? Когда?» Мне захотелось поглядеть себе в глаза, убедиться, что это всё ещё я. Но в отражении не было лица, оно, словно нарочно, было размыто.
На противоположном берегу на пригорке стоял деревянный двухэтажный дом, вымазанный со знанием дела синей краской. Казалось, ещё чуть-чуть и коттедж спрыгнет в воду, но три высокие сосны, облокотившись о ближайшую стену могучими стволами, сумели удержать его от безрассудного поступка. Как столпы веры, правды и надежды, они поддерживали это хрупкое создание, и мне необъяснимо захотелось устремиться к нему наверх.
По корням я взобрался на пригорок. К дому вела витиеватая тропинка, которая выбегала из чащи леса. Из квадратного отверстия в двери навстречу мне выскочил чернявый взъерошенный щенок, который вопросительно обнюхал меня и убежал куда-то в сторону небольшого садика, упивающегося свежестью роз.
Трава вокруг дома была ухоженной, а это значило, что дом был чем-то вроде загородного приюта для путешественников и любителей отдохнуть на природе, нежели пристанищем нелюдимого отшельника.
На входе меня с улыбкой встретил низкий мужчина. При виде меня он молниеносно нырнул под стойку и оттуда попросил подождать «одну минуточку». В просторном холле из нелакированной древесины пахло чистотелом. Со звоном железяк хозяин достал из-под стола ключ и, облокотившись на стойку, стал держать его перед собой.
- Вы к нам один или с подругой?
- Что? А, я – один.
- Какой номер вы хотите?
- Нет, скажите, пожалуйста, что это за место?
Хозяин переменился в лице и недовольно зашвырнул ключ обратно под стойку. Судя по звуку, в груду таких же ключей.
- Это отель «Стройные берёзы». Между прочим, очень популярный и любимый многими… Нет, я бы даже сказал «обожаемый» всеми нашими постояльцами пансионат.
- Правда? - удивился я.
- А чему вы так удивляетесь?
- Нет, я просто спросил, - ответил я.
Подойдя к большому окну с белой рамой, я заметил у ручья, где сам недавно стоял, полицейского в чёрном шлеме и остроугольном обмундировании.
«Как он меня нашёл?»
- А знаете, я хочу к вам заселиться, – прервал я разъяснения хозяина, который всё это время бубнил что-то на заднем плане моего сознания. – Вы же храните тайны тех, кто у вас останавливается? Потому что, знаете ли, некоторые знатные персоны порой не хотят быть узнанными. Если вы понимаете, о чём я? – доходчивость хозяина мне бы сейчас не помешала.
- Ого! – мужчина, так, сидя, и подпрыгнул. – Больше ничего не говорите. Я вас сразу узнал. Всё останется нашей маленькой тайной, – он снова засиял и второй раз нырнул под стойку в поисках ключа «получше».
- Так, это не тот. Не тот, – торопливо бормотал он. – Сейчас… всё… будет. Не беспокойтесь, – поторапливал он сам себя.
- А где у вас тут уборная? – поинтересовался я, надеясь, что он не скажет «на улице».
- А вон дверь в самом углу комнаты, у третьего окна. - Можете не торопиться, – крикнул вдогонку владелец коттеджа. - Где же этот дурацкий ключ?
Войдя в уборную, я наткнулся на плоскую спину полицейского, что стоял прямо за окном, и застыл на месте. Он тоже остановился. Наверное, услышал удар закрывшейся двери. Он резко обернулся, но меня не увидел – я успел нырнуть за угол; задержал дыхание, и стоял так, пока открытая парадная дверь не послужила мне сигналом к бегству.
{8/9 - Вырванный фрагмент сна}
Ого, сколько воспоминаний пропало!
Как такое может быть?
{9 фрагмент – «Прыжки в неизвестность»}
Я выскочил в окно и пустился со всех ног по узкой тропе. Последнее, что я расслышал, был хозяин дома, который клятвенно уверял, что в глаза не видел никакого парня и что он уже целый день не знает, чем себя занять.
Я бежал так быстро, как только мог. Может правильнее было свернуть с протоптанного пути, но в тот момент это не приходило мне в голову. Опасаясь погони, я обернулся, но выскочивший из земли корень схватил меня за ногу, и, едва успев согнуть руки в локтях, я, как срубленное наспех дерево, повалился наземь.
От боли всё перед глазами потемнело. Я перевернулся на спину и с резью во всём теле попытался встать с мокрого асфальта – я снова был на одной из улиц «Коэффициентра».
В уши врезался испуганный вопль. Я обернулся и увидел в двух шагах от себя того настырного мальчика. Завидев меня, возникшим из неоткуда, он потерял всякий контроль над составами своего самообладания, задрожал, неспособный пошевелиться и, что было сил, дёрнул за гудок голосовых связок.
Завидев троих полицейских, вылетевших пулей из подъезда, я рефлекторно вскочил на ноги и нырнул в ближайший переулок.
Разрывая воздух ногами, я пробежал два квартала и, едва затормозив, остановился у самого края. Путь резко обрывался, впереди ничего не было – бесконечное чёрное пространство космоса.
«Вот тебе и край компрессионной материи! Как кстати », - иронизировал я.
Я оглянулся. На раздумья у меня были плюс-минус 80 секунд. Не зная, что меня ждёт, я наспех выдернул из стены кусок штукатурки и со всего размаха швырнул в черноту перед собой – тишина. Тогда я ухватился за единственную выступающую возможность и, осторожно перебирая ногами и руками, стал продвигаться над чёрной пропастью вдоль здания. Хотелось размышлять о крайностях, но не было никаких мыслей, даже страх остался позади, у обрыва.
Оказавшись на середине здания, я увидел, как робот выхватил из нагрудного кармана горстку металлических шариков и, подкинув вверх, тут же уронил. Посмотрел на меня, не знаю зачем. Может ждал аплодисментов? Но номер меня не особо впечатлил, поэтому я продолжил карабкался вперёд.
Не успел я сделать и трёх шагов, как в сантиметре от головы что-то с оглушающим свистом врезалось в стену. На меня посыпалась куски штукатурки. Я поднял глаза и увидел в стене над собой один из выброшенных роботом металлических шариков. Второй в этот момент впился мне в плечо и резким разрядом тока уже растекался по венам. Руки стали ватными, не чувствуя больше хватки, я сорвался вниз.
Пролетев четыре этажа, я бешено сжал зубы, готовясь к твёрдым объятиям земли, но вместо этого шлёпнулся на мягкий песок посреди солнечного пляжа.
Заряженный адреналином я стремглав вскочил на ноги, чем обеспечил себе звенящее головокружение. Мысли кубарем кидало из стороны в сторону. В ушах заскулила высокочастотная радио волна – мой мозг настраивался на новую станцию. Из рук пропала электрическая дрожь. К шуму дыхания в голове стал примешиваться шелест тёплого моря, которое своими длинными волнами поглаживало прибрежный песок, словно кота, удобно устроившегося на колени.
Окружавший меня пляж утопал в пространной тени, хозяином которой был огромный скалистый навес, внешне напоминавший непомерный кусок наполеоновского торта. Опирался на тонкие ноги-стены, он вдумчиво вглядывался выступающей стороной куда-то за горизонт. Прямо надо мной зияло скруглённое отверстие, до краёв заполненное ветром. Сквозь него, словно в витраж, просовывали свои мордочки любопытные солнечные лучи.
В двадцати шагах за мной начинался отлогий подъём, поросший мелкорослой травой. Взобравшись к нему на спину, я стал оглядывать округу. Она была настолько величественной, непоколебимой и заносчивой, что, казалось, даже время опустившись перед ней на одно колено, смиренно приклоняло свою седую голову.
Вдоль широкоплечего берега я заприметил пару дрейфующих следов. Молчаливый пляж так устал от постылого одиночества, что теперь оставлял себе на память каждый шаг, каждый шорох и был несказанно рад любой компании.
Вдали среди чубов нечёсаной травы пляж, готовясь чихнуть, морщил свой нос песчаным холмом. Там я заприметил знакомые пиджак и брюки в полоску. Это был тот старик «в пижаме».
Сотрясая воздух руками, он приплясывал и скакал с одного места на другое. Спустя мгновение остановился и стремглав бросился на песок.
- Эй, - крикнул я ему, но он и ухом не повёл.
- Здравствуйте! – пытался я перекричать ветер, но тот решив, что я с ним соревнуюсь, разразился звонким свистом.
Старик не слышал меня или делал вид, что не слышит. Он приложил ухо к песку, затем поспешно выпрямился, схватил свой походный рюкзак и побежал на другую сторону холма.
- Подождите! – закричал я, но это было бесполезно.
Тогда я пустился за ним в вдогонку. Мне нужна была его правда или хотя бы часть правды, которая бы объяснила всю несправедливость сегодняшнего дня. Я чувствовал, у старика были так необходимые ответы.
Быстрый путь к нему лежал через соседний скалистый хребет, но, чтобы перебраться на него, нужно было преодолеть огромную пасть, стены которой были покрыты колючими камнями. В самом тонком её месте пропасть соединяло бревно, по которому я поспешил перебраться, разведя руки в стороны.
Не успел я сделать и пары шагов, как нога соскользнула, и я по инерции выставил руки, чтобы ухватиться за бревно, но из-за непроглядной темноты промахнулся, завалился набок, и, не сумев удержать равновесие, кубарем покатился вниз по мокрой черепице.
Перевернувшись и выставив руки в самый последний момент, я ухватился за покатый край крыши и повис. Судя по всему, я опять был в «Коэффициентре».
Мне крупно повезло, – окно передо мной было открыто настежь. Нужно было лишь дотянуться до подоконника ногой. Подтянуть вторую…
“ Вон он, висит на крыше ”, - крикнул кто-то внизу.
Я опрометчиво уронил взгляд на улицу: там уже сновал целый отряд полицейских, в чёрных шлемах с тёмными стёклами и остроугольным обмундированием.
«Ещё чуть-чуть », - тянул я вторую ногу. Но как только я её приставил, сквозь белую штору просочились чёрные руки полицейского. Он схватил меня за ноги, и я сорвался вниз.
Не успел я что-то сообразить, как меня насилу оттянули за капюшон.
- Ты что спятил, прыгать под поезд? – закричал чей-то пожилой голос.
Передо мной мелькали окошки - я был в метро.
Послышались возмущённые возгласы, и я увидел, продирающийся сквозь толпу рой полицейских. Не отрывая взгляда, я бросился в противоположную сторону и тут же налетел на ощетинившийся плиткой столб, потерял ориентацию и головой вперёд влетел в открытые двери вагона. Обернулся, но вместо станции, сквозь стёкла на меня с любопытством глазела какая-то французская улочка, на которой белыми буквами было написано «ortsiB».
Бармен за прилавком настороженно поглядел на меня; клиенты, поглощавшие вместе с едой самые смачные куски из чужих жизней, замолчали и обернулись. Я, по-прежнему ничего не понимая, глядел на них.
Вдруг из кухни в открытую дверь вместе с паром повалили полицейские, кто-то достал смартфон и стал снимать. Я рванул к ближайшей двери и едва успел закрыть её за собой.
Моя расторопность перенесла меня в какой-то музей или галерею. Скорее всего снова в «Коэффициентре», так как большинство экспонатов вокруг было трёхмерными. Посетители вертели картины в руках, изменяли в размерах, рассматривали мельчайшие детали: кто-то восхвалял, кто-то указывал на недостатки.
Не теряя времени, я побежал прочь. Из-за угла выскочили двое охранников музея в однотонных костюмах и принялись меня успокаивать.
- Не надо, - ответил я и, не жалея сил, побежал вдоль коридора. Охранники пустились вдогонку. Я вбежал в украшенный иероглифами зал и вдруг меня остановил крик ошеломлённой девушки: «Боже, он же сейчас умрёт! Помогите ему!» - я почувствовал, что не могу сдвинуться с места. Меня с огромной скоростью поглощал зыбучий песок. Я заозирался по сторонам – у входа висела табличка «Ловушки древнего Египта», и я всё понял.
Мои плечи накрыл песок, я набрал полную грудь воздуха и закрыл глаза. Песчаная пасть проглотила меня целиком, и я снова переместился.
Очередной прыжок оказался не слишком удачным: я свалился на холодный каменный пол и почувствовал в ногах сильную резь, будто по ним полоснул электрически скат. Чтобы немного её унять, я стал кататься по полу. Когда мне полегчало, я осторожно встал и обнаружил, что нахожусь внутри небольшого кратера.
Идеально скруглённые каменные стены были слой за слоем плотно выложены молочно-морковной зеброй. Я словно оказался на дне огромного бокала, от стены до стены которого было не больше 13 шагов. Единственным выходом из каменной утробы было небольшое отверстие в потолке, но оно было вне зоны досягаемости.
Безвыходность положения, необъяснимым образом не испугала меня, а наоборот вдох за выдохом возвращала утраченное спокойствие. Переполошившееся дыхание наконец отыскало в груди спокойное местечко и мирно улеглось на бок.
Я стал мерять пещеру шагами, искать потайные рычаги, прозрачные стены, изменчивое направление ветра, как это делали все известные мне детективы, но тщетно. Я понимал, что единственным спасением будет совершить очередной «скачок», но я не имел ни малейшего понятия, как мне это удавалось раньше. Всё выходило само собой.
«Если я пойму, как у меня это получалось, - размышлял я вслух, - то смогу не только сбежать, но и укрыться от полицейских там, где они меня никогда не найдут. Но как? Как? Как? » - повторял я, сжимая кулаки и, словно караульный, расхаживая от стены к стене.
Я остановился, закрыл глаза и попытался представить тёплый пляж, – какой-нибудь закуток Карибских островов. Открыл полные надежды глаза, но передо мной предстало лишь глубокое разочарование.
Тогда я решил, что стоит взять разбег поосновательней, но из-за этого пришлось очень резко затормозить, чтобы не впечататься в стену. Я пробовал снова и снова, но ничего не выходило.
«Возможно я слишком устал », - приободрял я себя.
Твёрдой от напряжения рукой я стёр с лица пот и вдруг почувствовал, что оно было гладко выбритым. На нём не было ни усов, ни бакенбард, в которые меня вырядил XIX век. Это был прежний я. Тот, с кем я виделся каждое утро в зеркале ванной; тот, кто шёл со мной в витринах магазинов на работу; тот, кого знали мои ученики; тот, кто преподавал в средней школе литературу.
«Точно, книги. В них должен быть ответ! » - мелькнула мысль.
Я стал припоминать все подобные случаи перемещения, что встречал в книгах. Водил пальцем по корешкам в мысленной библиотеке. Подходящего источника там не нашлось. Однако мой мозг уже крутился волчком как заведённый и анализировать каждый прыжок.
«В чём же дело? Может, в пещере? Она живая? Сейчас даже это бы меня не удивило ».
Я вновь разбежался и вдруг застыл – меня осенило: не стены, а я был для себя преградой. Мне нужно было идти до конца, а я останавливался перед финишем!
«Если расшибу себе голову, то, по крайней мере, столетия спустя кто-то найдёт неплохой наскальный рисунок в виде меня», - подумал я и улыбнулся.
Догадка увенчалась успехом – я проскочил сквозь стену. Но, увы, опять на одну из улиц «Коэффициентра». Меня словно магнитом тянуло сюда снова и снова.
Навстречу мне уже бежали пятеро полицейских.
«Что за бред! Как они меня так быстро находят? »
Очередная попытка сделать скачок закончился хрустом в шее и чёрствыми объятиями со стеной. Прыжок не удался, и, моё тело признавалось «почему»: после последнего перемещения я был так истощён и расхлябан, что в рукавах не держался ни один козырь.
Я скользнуть в ближайший подъезд. Перебирая ватными ногами, взбежал вверх по зыбкой от усталости лестнице, пронёсся по петляющим ступеням, которые выпрыгивали у меня из-под ног, и выбежал на крышу.
В запертую за мной на часовой замок дверь ломилось чуть ли не целое подразделение полицейских. Я не знал, сколько замок сможет их сдерживать, поэтому стал опрометчиво рыскать в поисках запасного выхода с крыши. Но его не было. Единственным приемлемым вариантом была пожарная лестница на соседнем здании, правда, в одном огромном атлетическом прыжке от меня.
Кроме веры в последнее чудо во мне больше ни на что не осталось сил. Я посмотрел вниз, чтобы сосчитать этажи, и там, в стороне от лестницы, я увидел его.
Это был тот самый дом, с ползущей наверх лестницей-ящерицей и телом, которое до сих пор отдавало оставшееся тепло гладкому бездушному асфальту. В горле у всё пересохло, лицо задёргалось, на глаза выступили слёзы.
«Вот, что всё это время тянуло меня назад! Вот, почему снова и снова меня закидывало сюда ». В этот миг дверь позади лопнула под натиском и на крышу, как муравьи, посыпались полицейские.
Увернувшись от парочки, я едва успел разбежаться и, оттолкнувшись от края, прыгнул в неизвестность.
{10 фрагмент – «Лабиринт самообмана»}
Не знаю, что произошло после прыжка, и куда я попал, но я точно был жив. Иначе бы вы вряд ли от меня ещё что-то услышали.
Сознание мелкими глотками возвращалось в моё обмякшее тело. По полу с еле различимым дребезжанием ползал полупрозрачный туман.
Я сидел на стуле по горло в темноте. Её холодные волны беспардонно били по щекам, стараясь как можно скорее привести себя в чувства. Я ощутил, как кончики волос прилипают к вспотевшему затылку – голова была запрокинута, словно для того, чтобы я не наглотался окружающей темноты.
В плечах остывала кровь – с каждым выдохом я всё больше лишался тепла, которому до сих пор удавалось укрыться в моём теле, но мне не хотелось предпринимать ровным счётом ничего, так как медвежье спокойствие запустило внутрь свою косматую лапу.
Я чувствовал всё это разом, но как-то по-отдельности, и никак не мог собрать всей картины воедино. Мысли, словно отмороженные на холоде пальцы, больше мне не подчинялись.
Послышались чьи-то приближающиеся голоса, – размазанные и неразборчивые, – как будто доносились из-за глухой стены. Я опустил голову и в стороне от ели, расправившей свои пушистые ветви напротив меня, увидел, два плавно приближающихся туманных силуэта. Они светились мягким солнечным светом и о чём-то громко спорили.
Очень скоро они поравнялись со мной, спешно проплыли мимо и растворились в темноте вместе со своими неразборчивыми криками. Подобным образом, недалеко от того места откуда явились они, из темноты появилась гипнотическая реклама, от которой я тут же отвёл взгляд на следующий возникший из неоткуда силуэт.
Сиявший красным успокаивающим светом, он в одиночку совершал свой полукруг почёта. За ним на дальнем кругу медленно проплывал антикварный расписной комод, как две капли воды похожий на тот, в котором бабушка прятала для меня сладости от родителей. Я готов был поспорить, что это он. Вдруг из неоткуда прямо перед мной возникло такое уродливое лицо, что я чуть не поперхнулся языком. Уродец схватил меня за руку и, как усевшуюся на крючок рыбу, резко потянул на себя. Я испуганно отдёрнул запястье, и… проснулся.
Слава богу, я снова в собственной кровати под нависающим ночником, в свете которого рассеялись последние остатки кошмарного сна.
Я сонливо поглядел по сторонам – всё было как прежде: мой новый белый рабочий стол, который сжав плечи, едва умещался между грядой квадратных полок и большим вещевым шкафом.
На покрытых прозрачным лаком полках, многие из которых я так и не придумал чем занять, хранились мои скромные коллекции книг, дисков, старых пластинок и домашних работ моих учеников. К сожалению, последняя категория пополнялась чаще всего.
Справа от меня, за большим окном с деревянной рамой, открывался вид на вечернюю улицу города, вырядившуюся к празднику в пушистый снег и свои лучшие бусы из разноцветных лампочек.
Сквозь оконные щели в комнату тянулся тонкий колючий ветерок, от которого мне тут же захотелось снова спрятаться под уютным одеялом. Я опустил голову на подушку и, погасив свет, стал медленно засыпать под напевы танцующих вдоль стен огоньков гирлянд.
Лениво моргая, я глядел в потолок. Поверх сливово-синего неба на нем хороводили разноцветные облака: лиловые, изумрудные, перламутровые, - растекались по потолку словно северное сияние.
Я обожал каждую ночь смотреть на это величественное нарисованное небо, которого там никогда не было. Оно создавало ощущение убаюкивающей бескрайности и безмятежности.
«Как же приятно лежать с закрытыми глазами», - вертелось в голове.
Так и было, пока сквозь темноту закрытых глаз ко мне вновь не стали подплывать светящиеся силуэты. Как и прежде, они о чём-то неразборчиво спорили. Я поспешил встать и оторопело отошёл за стул, когда следом за гипнотической рекламой появился красный силуэт. В этот раз он, не заметив меня, проплыл мимо и как все остальные пропал в темноте.
«Снова этот сон!» - я начал хлопать себя по щекам и несколько раз больно ущипнул за бедро, но это не помогло проснуться. Чтобы не сидеть без дела, я принялся изучать мрачный зал.
Он походил на атриум. Только вместо окна над головой был сгусток светящегося тумана похожего на застывший смерч, а вместо стен – жидкая тьма. Удивительным было то, что я мог свободно водить в этой темноте руками, но как только я погружался в неё целиком, она тут же выплёвывала меня обратно.
Что было во владениях этой черноты, можно было только гадать. Я вполне мог находится в двух шагах от Эйфелевой башни или у жерла вулкана и даже не знать об этом. Хотя если бы поблизости был вулкан, чувствовалось бы даже слабое тепло, а меня знобило от холода.
Я старался передвигаться поближе к тёмных стенам, подальше от светящихся силуэтов, которые словно лошади на карусели снова и снова совершали свой неизменный круговой забег.
Вскоре оказалось, что кроме вращающейся платформы в комнате не было ничего.
От безвыходности я ступил на чёрную пластину. Это оказалось также опрометчиво как ступать в зимнюю оттепель по тонкому льду – раздался громкий пронзительный хруст. Несуразный аттракцион замер, и я вместе с ним.
«Если эти существа, – вдруг дошло до меня, – узнают, кто всему виной, мне несдобровать». Но обнаружив, что все они погасли и пришли в бездействие, у меня отлегло.
Обходя платформу по кругу, я заметил, что некоторые из потускневших фигур были покрыты ржавчиной, пылью и промокшими от дождя осенними листьями, словно их бег прервался ещё за десятки лет до моего появления. Рядом с одним из застывших силуэтов лежала горсть белого песка.
«Постой, это что снег? Как он здесь появился?» - насторожился я, и прикоснулся к холодной массе.
Бросив более основательный взгляд под ноги, я увидел струйку снежной насыпи, которая с каждым шагом становилась всё шире. Проследовав за ней, я спрыгнул с пластины в темноту и оказался лицом к лицу с трёхметровым снежным изваянием розы. Её огромный бутон размером с древнегреческую амфору, закреплённый на тонкой ножке, покорно клонился к земле.
Рядом с цветком стояли точно такие же, сломленные и поваленные под натиском упрямого бурана, пушистые ели. Казалось, что буря притихла и затаилась совсем недавно, так как снег лежал ещё совсем свежим слоем.
Некогда нежные деревья теперь угрюмо взирали на меня своими острыми ледяными шипами, норовя при малейшей возможности ужалить. Рядом с ними, накрытые толстым слоем снега и льда, не сходя с места, шли четверо существ, вдвое больше меня. Скитальцы, понурив головы, неслышно вздыхали под весом снежной ноши. Их лица были преисполнены муки и сожаления о том, что однажды они впусти буран в свои души.
Снежной долине не было конца, я только глубже уходил под снег, рискуя превратиться в очередную глыбу льда, но всё же продолжал путь, пока мороз не стал вгрызаться в мои колени голодными зубами.
Я повернул назад и около гигантской розы заметил испарины от чьих-то ног. Следы были оставлены совсем недавно, и отчётливо проглядывались на снегу.
Тут я и вспомнил, что так и не встретил на пластине застывшего уродца. Петлявшие босые ноги вели обратно на платформу, края которой к моему возвращению уже были заживо погребены под толстым слоем непрошибаемого льда. При этом следы оставались беспощадно глубокими, как выжженные утюгами раны.
Мысль о том, что я был здесь не один, сделала в моём тлеющем спокойствии огромную дыру. Ясно было одно: как бы сильно не изменился атриум на новом круге, если я пойду по пластине в противную следам сторону, мне очень скоро придётся встретиться с этим существом лицом к лицу. Поэтому я решил, что лучше буду держаться на шаг позади зверя, нежели первым бросаться ему в глаза.