— И что? Ты умеешь вскрывать сейфы?
— А Леопольд умеет? — съязвила она, подошла к книжным полкам и принялась переставлять книги.
Затея искать здесь клад показалась мне исключительно глупой. То есть мне она и раньше таковой представлялась, а сейчас в особенности. Надо дождаться карлика и выспросить его, а откажется говорить — выследить. Хотя и это проблематично. Я смогла убедиться, что парень он шустрый.
Ожидая, когда Таньку посетят те же мысли, я подошла к письменному столу, и мое внимание привлекла небольшая скульптура, стоявшая рядом с громоздкой чернильницей. Ничего более отвратительного мне ранее видеть не доводилось. Бронзовый монстр был высотой в полметра и являл собой какую-то аллегорию. Обнаженная мужская фигура прикована к некой глыбе, между раздвинутых ног мужчины устроился волк и пожирал его детородные органы. Над головой несчастного сидел ворон и философски наблюдал за происходящим. Лицо мужчины с выпученными глазами и открытым в немом крике ртом было выполнено очень реалистично. Да и вообще этот шедевр мог похвастаться исключительной натуралистичностью. Но у нормальных людей, к коим я причисляла себя, ничего, кроме отвращения, он не вызывал.
— Кто ж до такого додумался? — вслух спросила я.
— Ты чего? — зашептала Танька, подходя ближе.
— Вот, взгляни.
— Не повезло дядьке, — вынесла она вердикт через полминуты. — Больно, наверное. И о потомстве можно забыть. Ценная вещь?
— Вряд ли.
— Но ведь антиквариат?
— Сомневаюсь, — покачала я головой.
Танька взяла скульптуру в руки и взвесила.
— Тяжелая, зараза… — Тут в ее лице наметилось озарение. — А что, если…
— Это «Искупление», — забрав у нее скульптуру, перебила я, потому что и у меня озарение наметилось. Я быстро оглядела кабинет, других скульптур здесь не было, только два бюста: Сократа и Александра Великого.
— Какое искупление? — заволновалась Танька.
— Эту штуковину покойный завещал Самарскому.
— Точно, — хлопнула себя по лбу Танька.
— Так что сокровищ в ней не ищи, — продолжила я и вновь пригляделась к скульптуре. Очень сомнительно, что она могла кому-то понравиться. Хотя о вкусах не спорят. Александр Петрович утверждал, что это его любимый шедевр в коллекции Костолевского. И Костолевский в знак большой дружбы завещал ее соседу. — Искупление, — пробормотала я. — Занятно.
— Чего ты все бормочешь? — не выдержала Танька. — И поставь эту дрянь на место. Не стал бы он отдавать бриллианты соседу. Довольно глупо. Правда?
— Какие бриллианты? — не поняла я.
— Ну так деньги-то сюда на спрячешь, по крайней мере большие.
— Помоги, — сказала я сестре и перевернула скульптуру. Основание было чуть вдавлено. Я нащупала шуруп.
— Чего это? — вновь заволновалась Танька.
— Он внутри пустой, — пояснила я.
— А шуруп зачем? Там что-то есть, — тоненько взвизгнула она. Теперь и я не была уверена, что это ее глупые фантазии. Возможно, в самом деле…
— Нужна отвертка или ножницы, — пробормотала я.
Ножницы нашлись в верхнем ящике стола. Я держала монстра, а Танька возилась с шурупом. Наконец она смогла его вывернуть, и тут стало ясно: шуруп удерживал донышко диаметром не более трех сантиметров. Оно осталось на моей ладони, Танька тряхнула скульптуру, и в руку мне упал свернутый трубочкой лист бумаги.
— Ой, мамочки, я сейчас с ума сойду, — вовсю волновалась Танька.
Мы переместились ближе к окну и смогли прочитать. «Что касается меня, вы можете ни о чем не беспокоиться». Ни обращения, ни подписи. Как ни трясла Танька скульптуру, но извлечь из нее больше ничего не сумела.
— Издевательство какое-то, — слезно заметила она.
— Да, — кивнула я, — Занятно.
— Чего тебе занятно? — передразнила Танька. — Где деньги?
— Занятно, что бы это могло значить?
— Нашла над чем голову ломать. Господи, ну где же деньги…
Не слушая ее причитаний, я свернула записку, определила ее на прежнее место и завернула шуруп. Танька держала скульптуру, кусая губы. Мы осторожно поставили ее на стол. Вдруг Танька вытаращила глаза, потом сделала знак молчать, а я отчетливо услышала, как где-то скрипнула дверь.
— Уходим, — перепугалась я, но, забыв о наших планах на случай обнаружения, мы бросились не к окну, а к двери. Дрожащей рукой я повернула ключ в замке, стараясь сделать это бесшумно. Мы услышали шаги: кто-то очень тихо шел но коридору. Надо отдать должное сестрице, она не растерялась и вместо того, чтобы выскочить в коридор, схватила меня за руку и потянула за собой к ширме.
Ширма отделяла часть кабинета, за ней стояла кушетка с низким столиком, предназначенная для отдыха хозяина. Вот там мы и укрылись, сели на пол между столом и кушеткой и замерли. В то же мгновение дверь очень медленно открылась, без всякого скрипа. Дверь открывалась в кабинет, и видеть того, кто стоит на пороге, мы не могли. Человек медлил, затем сделал шаг, и я наконец увидела фигуру, в котором безошибочно узнала Самарского.
Александр Петрович закрыл дверь, нащупал ключ и запер ее, потом, соблюдая осторожность, прошел к столу. Рисковать он, как и мы, не стал и свет не включал. Мы следили за ним сквозь щель в ширме, очень надеясь, что обыскивать кабинет он не будет.
Беспокоились мы напрасно. Его интересовала здесь только одна вещь: бронзовый монстр, доставшийся ему по наследству. Конечно, он говорил, что ему очень полюбилась скульптура, но ведь не до такой же степени, чтобы среди ночи проникнуть в чужой дом с одной целью: взглянуть на нее? Если учесть, что скоро она ему и так достанется, можно и потерпеть.
Он взял скульптуру в руки без всякого почтения и уж точно не затем, чтобы полюбоваться. Взвесил в руках, повертел, отошел к окну, где было больше света, и, безусловно, заинтересовался шурупом, потому что принялся искать ножницы, то есть проделал все то, что и мы несколько минут назад.
Вскоре в его руках оказался листок бумаги. Он прочитал его, стоя у окна, и чертыхнулся. Потом вздохнул, сунул листок в карман пиджака, вернул шуруп на место, ножницы в ящик, а скульптуру на стол и поспешно покинул кабинет.
С трудом выждав минуту, мы бросились и двери. В своей комнате включили свет, и Танька принялась нервно бегать (собственно, свет включила я, чтобы она в сумраке на что-нибудь не налетела).
— Он свистнул листок, — злобно пробормотала она.
— Почему свистнул? Он ему и предназначался.
— А вдруг это шифр? И этот гад теперь уведет у нас сокровища прямо из-под носа.
Золотая лихорадка мне уже изрядно надоела, и я решила привести Таньку в чувства.
— О кладе мы узнали от Леопольда, — напомнила я. Она нахмурилась, глядя на меня так, точно ждала откровения. — Если учесть, что он еще болтал об упырях и оборотнях…
— Чепуха.
— Вот именно. Клад такая же чепуха, как и прочие его измышления. А мы несчастный фикус мучили.
— Думаешь, он нарочно? Ну, гаденыш… Подожди, он ведь что-то здесь искал? Что-то важное. И этот тип, Александр Петрович, с какой такой стати бродит по ночам в чужом доме? Должна быть причина.
— Это точно, — кивнула я. — Между прочим, Ирина перед смертью к нему ходила.
— Думаешь, он ее и убил? Ужас.., но зачем? Боялся, что она ему скульптуру не отдаст с этой бумажкой? Зачем ему это бронзовое убожество? А вдруг ты ошиблась и его сваял какой-нибудь Челлини?
— Да Винчи, — хмыкнула я.
— Вот-вот. А что? Конечно, я уважаю твои знания, но…
— Надо серьезно поговорить с Леопольдом, — перебила я. — Речь идет о двух убийствах, а он все шутки шутит.
— Вот-вот, дошутится…
Я недовольно взглянула на Таньку, только таких прогнозов нам и недоставало. Но если честно, в тот момент Александр Петрович занимал меня много больше. Точнее, не он сам, а его странное поведение и эта записка. «Что касается меня, вы можете ни о чем не беспокоиться». О чем беспокоиться Самарскому? Респектабельный дядька, бизнесмен и политик. Это днем. А ночью.., кучер превращается в крысу, а.., в кого превращается депутат? Маленький человечек обожает загадки, но что-то во всем этом было, что-то очень важное и, вне всякого сомнения, относящееся к убийству. «В кого по ночам превращается Кирилл?» — вдруг подумала я. В страстного любовника. В этом я могла убедиться, пусть не лично, но и взгляда со стороны достаточно. Его слова тоже звучали загадочно. А нежелание демонстрировать свое знакомство с Марией, в то время когда она бросает на него весьма красноречивые взгляды? Она замужняя женщина, и осторожность следует соблюдать ей, но Кирилл в ее сторону даже не взглянул. Что, если у него есть причина скрывать свои отношения с Марией и эта причина вовсе не Виталий?
Я нахмурилась, потому что вывод напрашивался сам. Муж Марии разорен, она нуждается в деньгах, а тут богатый родственник, который никак не хочет покинуть этот мир. И по соседству с ним появляется новый жилец, любовник Марии? Судя по тому, как он вел себя с парнями, физическая расправа не вызывает у Кирилла нервной дрожи. Однако мысль о том, что он мог хладнокровно убить женщину ударом по голове, вызывала у меня гневный протест.
— Ольга, — подала голос сестра, продолжая метаться по комнате, — может, в милицию позвонить?
— Зачем? — оторвалась я от тяжких дум.
— Сказать про этого Самарского. Зачем-то ему листок понадобился. Про себя рассказывать необязательно. Как-то неловко, знаешь ли: сокровища искали… Позвонить инкогнито…
— Это входит у тебя в привычку, — посетовала я. — Чем мы докажем свои слова? Листок он взял. Да и не было в записке ничего такого… Хотя, возможно, мы просто не поняли.
— Вот-вот, пусть в милиции разбираются. Надо звонить.
— Не сейчас же? — вздохнула я.
— Придется до утра подождать, хотя руки так и чешутся.
Всю ночь мы не спали, Танька мечтала позвонить в милицию, а я, памятуя о договоре с Леопольдом, ждала его прихода. К четырем часам Танька о милиции практически забыла, зато вспомнила о сокровищах.
— Тут такие тайны… А карлик определенно сказал «клад». Ведь сказал? Если он надеется его сегодня с нашей помощью отыскать, значит, должен поделиться.
Я очень сомневалась, что Леопольд разделяет ее мнение, скорее он просто приготовил очередную каверзу, попадет в дом с нашей помощью, надеясь после этого хитро улизнуть. Просидев всю ночь без сна, мы к четырем часам выглядели бодрыми и чрезвычайно деятельными. Я предавалась своим мыслям, Танька мечтала о сокровищах. Минут десять пятого она забеспокоилась:
— Где этот тип? Что еще за шуточки? Люди ждут…
— Может, у него часов нет?
Танька задумалась и еще минут десять сидела спокойно, потом вскочила.
— Ах, гаденыш. Он тебе нарочно это сказал, чтоб мы как дуры сидели в комнате и ждали его, а он в это время спокойно уведет клад прямо у нас из-под носа.
Стало ясно: мысль о сокровищах накрепко засела в голове сестрицы и избавить ее от глупых идей не представляется возможным.
— Идем, — сказала она.
— Куда? — проявила я интерес.
— Искать этого мерзавца.
— Идем, — пожала я плечами, и мы вышли в коридор.
В доме царила тишина. Крадучись, словно кошка, Танька прошла по коридору, прислушиваясь. В лице томление и некая растерянность. Пока я разглядывала пострадавший фикус, размышляя, выживет он после недавней экзекуции или нет, она успела заглянуть во все помещения первого этажа и теперь поглядывала на лестницу.
— Мы переполошим весь дом, — намекнула я. — А Леопольда не найдем. Смею напомнить: он просил моей помощи, чтобы проникнуть сюда, вряд ли он смог это сделать без нас.
— Самарский смог, — ответила Танька, однако на второй этаж подниматься не стала, подошла ко мне и с тяжким вздохом констатировала:
— Он нас провел.
Мы вернулись в комнату и открыли окно, устроились на подоконнике и на мгновение забыли обо всем на свете. Давненько я не встречала рассвет да еще на лоне природы. Но сестру даже красоты природы радовали не долго.
— Давай его все-таки поищем.
Я по опыту знала: искать Леопольда дело зряшное, появится он лишь тогда, когда сочтет нужным, но жажда деятельности переполняла Таньку, а спать совершенно не хотелось, и я кивнула. Танька лихо спрыгнула в мокрую от росы траву, и я последовала за ней. Побродим немного, и она успокоится.
Мы пошли вдоль стены дома. Танька впереди, я сзади, очень надеясь, что родственники спят и наши блуждания останутся незамеченными. На углу, прямо под водосточной трубой, стояла бочка для сбора дождевой воды, должно быть, для поливки роз, которые росли здесь в изобилии. Не знаю, что меня заставило заглянуть в нее, но я заглянула и замерла в растерянности. Потому что увидела кроссовки. Они вроде бы плавали в воде подошвами кверху. Кроссовки могли принадлежать ребенку, размер тридцать пятый, не больше.
Я пригляделась получше и едва удержалась на ногах, промычала что-то невразумительное, тыча в бочку пальцем. Танька подскочила, ухватилась за кроссовку и тоже начала мычать, а потом мы дружно заорали и, как впоследствии выяснилось, разбудили весь поселок. Причина была уважительная, потому что кроссовки вовсе не плавали сами по себе, а были на ногах Леопольда. Кто-то сунул несчастного карлика в бочку и держал там головой вниз, пока он не захлебнулся.
Последующие за этим события описывать не буду, прежде всего потому, что помню их смутно. На наш крик прибежали сначала обитатели дома, затем жители ближайших домов, а очень скоро весь поселок. Кто-то вызвал милицию, и начались нескончаемые вопросы. Больше всех досталось нам с Танькой. Оно и понятно. Очередной труп обнаружили мы, надо еще было как-то объяснить, что мы делали в половине пятого утра возле дома, когда добропорядочным гражданам положено спать.
Хуже всего было то, что, обалдев от такой находки, мы с сестрой не смогли договориться о том, что следует сказать представителям закона, а о чем лучше помалкивать. И в результате выложили все. Разумеется, о появлении Самарского в доме тоже. В последний момент Танька успела мне шепнуть: «Молчи о сокровищах. Самарского мы из своей комнаты видели». Скажи мы о поисках сокровищ, и нас запросто запишут в убийцы за неуемное корыстолюбие. Поэтому к словам сестры я прислушалась и заявила следователю, что мы ждали Леопольда, который назначил нам встречу. Услышав шаги, выглянули в коридор и увидели там Самарского. А когда карлик в назначенное время не появился, решили его поискать. Танька в точности повторила мои слова, они были запротоколированы, и мы таким образом сами вырыли себе яму. Самарский назвал наши показания бредом, а когда провели следственный эксперимент, выяснилось, что, находясь в комнате, разглядеть идущего по коридору мужчину, да еще в темноте, мы не могли. Получилось, что мы оклеветали человека и навлекли на себя еще большие подозрения. Взмокнув от волнения, с ужасной головной болью, я ждала, что нас арестуют с минуты на минуту. Если бы я была на месте следователя, так бы и сделала. А что, вполне логично. Я убила Ирину, желая помочь сестре получить наследство, а так как, по моим собственным показаниям, карлик в тот момент вертелся по соседству и мог что-то заподозрить, мы уже вместе с сестрой решили избавиться от него. Две женщины вполне справятся с таким малышом.
Я уже видела себя в наручниках и порывалась рассказать правду, очень сомневаясь, что теперь в нее кто-то поверит. Самарский категорически все отрицал, и господа в погонах склонны были верить ему, а не нашим фантазиям, как они выразились. Прибавьте к этому то, что мы с Танькой начали путаться в показаниях, что вполне понятно, когда человек врет. В общем, вы понимаете, каково мне было в тот день. Только после обеда нас перестали допрашивать и сказали, что мы свободны. Это было так неожиданно, что я разрыдалась, а Танька увидела в этом большое коварство, не в моих слезах, разумеется, а в словах следователя.
— Нам готовят ловушку, — изрекла она, морща лоб.
— Какая уж тут ловушка. Мы сами сделали все, чтобы оказаться в тюрьме. Чего тебе не спалось, скажи на милость? Не увидели бы Самарского и не нашли бы Леопольда.
— Леопольда все равно утром нашли бы.
— Конечно. Но не мы, — упрямилась я. — А теперь мы подозреваемые номер один.
— Прости меня, — тихо сказала Танька. — Это я тебя втравила в историю. Зачем мы вообще сюда поперлись? Теперь загремим в тюрьму, а Витька получит миллион и будет жить в свое удовольствие с какой-нибудь кикиморой, а про меня и думать забудет. — От такой перспективы Танька так разволновалась, что пошла пятнами и добавила несколько невпопад:
— Черта им лысого. Еще посмотрим, кто кого. Яснее ясного, карлика этот гад Самарский убил. Мы его выведем на чистую воду.
— Как, интересно? — съязвила я, хотя пререкаться с сестрой в такую минуту вовсе не входило в мои планы.
— Но ведь все сходится. Он убил Ирину…
— С какой стати?
— Должна быть причина. Например, она знала, что это он убил дядю. Да-да, все просто.
— Ага. Знала и целый месяц молчала и даже зачем-то пошла к нему ночью. Чтобы по голове получить?
— Может, у нее были сомнения в том, что он убийца, а в тот вечер они рассеялись.
— И она не позвонила в милицию, а побежала к нему?
— Да, это, пожалуй, не годится. Но он ведь зачем-то приходил в дом?
— Ты знаешь зачем. Его интересовала скульптура. Точнее, записка, хотя и скульптуру, и записку он бы и так вскоре получил.
— Сплошные загадки, — пожаловалась Танька и загрустила. — Вот что, — сказала она, немного помолчав и мрачнея с каждой минутой все больше и больше. — Надо искать адвоката. Путного. Валька не годится. Поеду к Марку, у него полно знакомых, может, кого посоветует.
— Что значит «поеду»? — не поняла я.
— Ты здесь побудь, — ласково защебетала она. — Надо еще день продержаться.
— Какой день?
— Ты что, забыла? По завещанию, родственники обязаны прожить здесь три дня. Если все разрешится благополучно… Прикинь, как будет обидно, если мы лишимся денег просто потому, что ты уехала на день раньше.
— Вот ты и оставайся, — разозлилась я.
— А ты что будешь делать? Сидеть дома и нервничать? Лучше нервничай здесь, а я переговорю с нужными людьми и все улажу. От меня там гораздо больше пользы, чем здесь.
Насчет пользы в самую точку. Я хотела сказать Таньке, что думаю по этому поводу, но лишь вздохнула. Перед лицом опасности сестры должны поддерживать друг друга, а не ругаться.
— Ладно, — вяло кивнула я. Танька меня расцеловала и засобиралась в город, а я легла спать, не придумав ничего умнее.
* * *
Разбудил меня телефонный звонок. Звонила сестра, и голос ее дрожал от возбуждения:
— И ничего мы не подозреваемые номер один. То есть, конечно, и нас подозревают, но не больше других. Я к Марку ездила, он переговорил с кем следует, и ему сказали: подозреваются все, потому что теоретически карлика мог убить кто угодно, и Ирину, само собой, тоже. А то, что его нашли мы, скорее говорит о нашей невиновности. Конечно, сказали они, девки, то есть мы с тобой, чего-то темнят и недоговаривают, но это может быть от страха. И Самарский их вовсе не убедил. Говорили с ним вежливо, потому что человек он большой, но со счетов и его не сбрасывают. А ты нос повесила. Да, вот еще что. Вскрытие уже было, Леопольда утопили где-то между часом и тремя. Точнее сказать не могут. Смотри, что делается, а в кино всегда говорят с точностью до минуты. Мол, без десяти час шваркнули его по башке… Ты не помнишь, сколько времени было, когда мы Самарского в кабинете застукали?
— Где-то около часа, — ответила я, напряженно припоминая. — Может, чуть позднее.
— Вот-вот. Он, вражина, карлика утопил, потому что тот его возле дома застукал, а еще раньше видел, как он с Иркой разделался.
Версия, в общем-то, и мне нравилась. Вот если б еще знать, с какой стати Самарскому так свирепствовать? То ли дело родственники, им есть из-за чего рисковать, наследство немалое.
Я почувствовала себя значительно лучше, прежде всего потому, что немного поспала, но и слова Таньки внушали определенные надежды. То, что ночью в доме было тихо, вовсе не значит, что все его обитатели спали. И в ночь убийства Ирины по меньшей мере двое соврали, что никуда не выходили, это не считая меня. Так что в милиции правы: подозреваются все.
В дверь постучали, я ответила «да», и в комнату заглянул Антон.
— Не хотите поужинать? — робко предложил он. Я поблагодарила. Умылась, а потом пошла в столовую, где собрались все обитатели дома.
Только Виталий все еще отсутствовал. Вера и Маша при моем появлении не подняли глаз от тарелок, Андрей громко поздоровался и закашлялся. Я устроилась за столом, и хоть чувство голода имело место, кусок не лез в горло.
— Это просто ужасно, — вдруг сказала Вера.
— Что ужасно? — растерянно спросил ее брат.
— То, что здесь происходит. Мы все подвергаемся опасности. Второе убийство за два дня. Не Дубровка, а какое-то Чикаго.
— Ты можешь уехать, — съязвил Антон. — Никто тебя здесь не держит.
— Ага, я уеду, а ты захапаешь все денежки.
— Перестаньте, пожалуйста, — попросил Андрей, косясь на меня. — Кому понадобилось убивать этого несчастного? — добавил он задумчиво. — Ведь он к наследству не имеет никакого отношения.
— Так ты что, действительно думаешь, что Ирину убил кто-то из нас? — воскликнула Вера.
— Меня больше интересует, что за мерзавец соврал в милиции, что в ночь убийства Ирки меня не было в доме, — сквозь зубы сказала Мария. — Сегодня менты мне всю душу наизнанку вывернули своими вопросами. Убила бы сволочь за такое вранье.
И тут Андрей всех нас поразил.
— Тебя ведь действительно не было, — тихо, но уверенно сказал он.
— Что? Так это ты настучал ментам?
— Если мы все будем врать, они никогда не найдут убийцу.
— Значит, все-таки ты. Большое тебе спасибо.
— Я не стучал ментам, как ты выразилась. Но хотя бы, когда мы одни, давайте не врать друг другу. Иначе действительно начнем подозревать всех.
— Откуда ты знаешь, что меня не было в доме? — после непродолжительной паузы спросила Маша.
— Видел в окно, как ты уходила и садилась в машину. Не очень-то ты беспокоилась о конспирации, иначе бы назначила встречу подальше от дома.
— Да, у меня было свидание. Что с того? А соврала я, чтобы не объясняться с мужем.
— С кем свидание? — заинтересовалась Вера.
— Тебе-то что? С соседом.., мы случайно познакомились.
— Когда? — нахмурился Антон. — Он живет здесь недавно, а ты приехала вместе с нами. Ты что, была у дяди…
— Я познакомилась с ним в ресторане в день приезда, то есть позавчера. Вы сидели здесь с Ириной, а я ушла прогуляться. Вспомнили? Он назначил мне свидание. Вот и все. Я вернулась домой под утро. Надеюсь, что мой муженек все это время сладко спал. Я дала ему двойную дозу снотворного.
— Вот стерва, — хохотнул Антон.
— На себя посмотри, борец за нравственность.
Выходит, Кирилл далеко не так неприступен. Не успел познакомиться с Машей и уже ублажал ее в машине. Не знаю почему, но меня это здорово разозлило. А я-то напридумывала: он влюблен и все такое… Подобные типы никогда не влюбляются. Они используют женщин в своих интересах. Любопытно, что у него за интерес? Хотя, может, и интереса-то никакого, сплошная физиология. А вдруг они давно знакомы, а она скрывает правду, потому что… Додумать до конца свою мысль я не успела. Дверь распахнулась, и в столовую стремительно вошел Самарский. Лицо его пылало, глаза метали молнии, в общем, человека просто переполняли гнев и негодование. Я решила, что эти чувства относятся ко мне, и не ошиблась.
— Будьте добры объясниться, что за чушь вы выдумали со своей сестрой? — тихо, почти шепотом сказал он, приблизившись ко мне на опасное расстояние. Прозвучало это грозно, я бы даже сказала зловеще. Однако я ожидала этой встречи, внутренне подготовилась и миролюбиво предложила:
— Давайте пройдем в гостиную для объяснений.
Присутствующие вытянули шеи, а Самарский на мгновение смешался, затем здравый смысл победил, и он первым проследовал в гостиную. Я шла за ним, разглядывая его спину.
В гостиной он резко повернулся и произнес:
— Я вас слушаю.
— «Что касается меня, вы можете ни о чем не беспокоиться», — сказала я спокойно. Он чуть приподнял брови.
— Как я должен это понимать?
— Буквально. Я цитирую записку, которую вы нашли в скульптуре. Теперь вспомнили? — Он все-таки растерялся. Взгляд его лишился твердости, в нем даже наметилось легкое смятение. — Вы были ночью в кабинете. И соврали в милиции. И я очень хотела бы знать: почему? Насколько мне известно, карлик погиб приблизительно в то время, когда вы были здесь. И у меня есть все основания полагать, что вы причастны к этому.
— Да вы с ума сошли, — усмехнулся он, но твердости в его голосе не было.
— Карлик бродил возле дома в ночь убийства Ирины, о чем вам наверняка известно.
— Откуда? И при чем здесь смерть Ирины? Какое я могу иметь к этому отношение?
— Она ведь шла от вас. Вы сказали, она просила у вас помощи, но так ли это…
— С какой стати мне убивать Ирину и какого-то карлика? — возмутился он, кстати, вполне искренне.
— А с какой стати вам врать, что вы не были ночью в доме? И не взяли записку? И с какой стати добропорядочному гражданину проникать в чужой дом, точно вору?
На эти вопросы Самарский отвечать не пожелал. С достоинством на челе он обошел меня и молча покинул комнату. А я, вздохнув, вернулась в столовую.
— Он что, действительно был в доме? — взволнованно спросила Вера.
— По крайней мере, человек, которого мы с сестрой видели в коридоре, очень на него похож.
— Невероятно. Что ему здесь понадобилось? Он это как-то объяснил? — Вопросы следовали один за другим.
— Вы же слышали, он все отрицает.
— Не могу поверить, что такой человек… Нет, вы наверняка обознались, — задумчиво сказала Мария. Я пожала плечами, не желая спорить.
Однако наш разговор с Самарским имел неожиданное продолжение. Я отправилась в свою комнату приводить чувства в порядок. А примерно часа через полтора в дверь постучали и Вера позвала:
— Оля, тебя к телефону.
Я вышла, теряясь в догадках: кому пришла фантазия звонить мне на этот номер, а Вера шепнула:
— Самарский.
В самом деле, это был он. Теперь его голос звучал спокойно и даже дружески:
— Оля? Я хотел бы с вами поговорить.
— О чем? — насторожилась я.
— Вы совершенно правы, и.., я хотел бы объяснить…
— Вам не кажется, что объясняться вы должны в милиции?
— Нет. Не кажется. — Он вздохнул и добавил:
— Когда я вам все расскажу, вы поймете. Мы могли бы встретиться? Сегодня.
Я взглянула на часы и ответила:
— Да, конечно.
— Тогда жду вас в ресторане «Лебеди», это здесь, в поселке, совсем рядом с вашим домом.
— Ну, чего? — спросила Вера, когда я повесила трубку.
— В ресторан пригласил, — нахмурившись, пробормотала я, — «Лебеди». Ты знаешь, где это?
— Конечно, — кивнула Вера в некотором замешательстве. — Возле озера, ближе к той стороне. — Она махнула рукой, указывая направление, и спросила:
— А сказал-то чего?
— Просто пригласил в ресторан.
— Дела. У тебя есть в чем пойти? — Этот вопрос менее всего заботил меня в ту минуту, но тут я взглянула на свои шорты и подумала, что такой наряд вряд ли уместен в ресторане.
— Что за ресторан? — спросила я.
— Шикарный. Он, кстати, принадлежит Самарскому. Он его построил, чтоб не держать кухарку. А что? Может себе позволить. Идем, у меня есть платье, закачаешься. Тебе оно должно быть впору.
Платье и в самом деле оказалось потрясающим, и размер мой. Когда я взглянула на себя в зеркало, сердце сладко заныло. Пусть меня считают дурой сколько угодно, зато так приятно ловить на себе восхищенные взгляды мужчин. В тот момент я подумала о конкретном мужчине и пожалела, что он эдакой красоты не увидит.
— Полный улет, — прижав ладони к груди, сказала Вера. — Слушай, он с женой развелся год назад. У тебя есть шанс отлично устроиться.
Я хотела напомнить, что Самарский у меня на подозрении как возможный убийца, но лишь махнула рукой. Туфли у Веры были на размер больше, но вполне подошли и те, в которых я сюда приехала. Еще полчаса я потратила на прическу и макияж и, снабженная инструкциями, как быстрее всего добраться до ресторана, вышла из дома. Вера предложила отвезти меня. С ее точки зрения, женщины должны появляться возле ресторана непременно на машине. Но эта идея меня совсем не вдохновила, ясно, что ею движет любопытство, а Самарский отнюдь не придет в восторг, увидев ее. Если бы он нуждался в свидетелях нашего разговора, то вполне мог бы явиться в дом.
Путь мой лежал вдоль озера по выложенной плиткой тропинке, кругом горели фонарики в виде колокольчиков, в общем — мило и весело. Тут тропинка пошла через лес, но и здесь горели фонари, так что никакого беспокойства я не испытывала. Лес расступился, и я увидела ресторан. Он стоял на высоких сваях прямо над водой, а вокруг плавали лебеди. Правда, я заметила только одного, но замысел оценила.
Открытая веранда была залита светом, занавески из белого тюля раздувались на ветру, а я некстати подумала, что жизнь прекрасна. Некстати, потому что до этого мои мысли были заняты исключительно Самарским.
Я поднялась по лестнице, вступила на веранду, и первым, кого увидела, оказался Кирилл. Сидя за столом возле самой балюстрады, он в одиночестве поглощал свой ужин. Я вежливо поздоровалась:
— Добрый вечер.
Он поднял голову, оглядел меня с ног до головы и произнес: