– Все прекрасно. Я отошлю образцы в лабораторию, но вообще‑то необходимости в этом нет. Могу сказать, миссис Толливер, что вашу семью ждет прибавление примерно через семь с половиной месяцев. Одевайтесь и давайте пройдем в мой офис. Я расскажу вам о пренатальной гигиене, а потом вам будет нужно определить с моей секретаршей дату следующего визита. Поздравляю.
Крис стоило немалых трудов сдержаться и не завопить от радости. Сэнди будет идеальным отцом, таким добрым, внимательным, заботливым. Апрель. Значит, ребенок появится на свет где‑то в декабре. Как хорошо, если бы это случилось до Рождества! Перед прошлым Рождеством они купили елку на Портер‑сквер, принесли ее в квартиру Сэнди и украсили гирляндами из попкорна и клюквы и шестью стеклянными шариками, которые Крис наполнила подкрашенной водой. Они зажгли настоящие свечи, не забыв о мерах противопожарной безопасности, и Крис подумала, что лучшего праздника у нее еще не было. После Рождества она купила орехового масла и птичьего корма и приготовила угощенье для птиц, как делала всегда на ферме. Они отнесли елку в лес, установили среди деревьев, а потом занимались любовью на одеяле, которое расстелили прямо на снегу. Удивительно, но она нисколько не замерзла. Скорее, наоборот. Чувствуя, как его тело растворяется в ней, Крис как будто наполнялась жидким огнем.
Повсюду, куда ни посмотри, были дети – в прогулочных колясках, на коленях у матерей в автобусе. Чудесные дети, но все же не такие чудесные, как тот ребенок, что жил в ней. Она думала о нем и дивилась. В ней росло крохотное семя жизни. Как прекрасно устроено все в природе. Крис вдруг поняла, что знает о беременности уже довольно давно. Она прекрасно себя чувствовала, у нее блестели глаза, и светилась кожа. С губ сорвался смех, и Крис прикрыла рот ладошкой – чего доброго пассажиры в автобусе сочтут ее сумасшедшей. Она поинтересовалась у доктора, когда ждать утренней тошноты и рвоты, и он ответил, что у всех бывает по‑разному: «Может быть, вам повезет, и симптомы вообще не проявятся». Проявятся или не проявятся, ей уже повезло. И Сэнди уже дома. Она позвонила на всякий случай, зная, что он мог задержаться после занятий в кампусе. Услышав, что Крис в городе, Сэнди обрадовался, но попросил дать ему полчаса. «В квартире беспорядок, милая». Она сказала, что ничего не имеет против грязных тарелок в раковине, но все же порадовалась – приятно, когда мужчина заботится о чистоте в квартире. Может, он еще и подгузники будут менять. «У меня хорошие новости, – сказала Крис. – Спешу порадовать».
Он распахнул дверь.
– Получила зачет по поэзии! – Понуждаемая Сэнди, который считал математику поэзией и наоборот, Крис записалась на курс современной британской и американской поэзии.
– Да, сдала на «отлично», но новости у меня другие.
– Ты выглядишь, как тот кот, что скушал канарейку. Проходи и рассказывай.
У окна в спальне стояло огромное пухлое кресло, успевшее за год приспособиться к форме их тел, и Крис устроилась у Сэнди на коленях, обняв его за шею.
– Пахнет вкусно. – Она принюхалась. Странный запах, как будто что‑то жгли. – Что‑то новенькое?
– Ты же пришла сюда не для того, чтобы разговаривать о пачули. Не томи. Что случилось?
Крис погладила его по щеке.
– Ты скоро станешь отцом. У нас будет ребенок!
Сэнди отвел ее руку.
– Ты беременна? – Он поднялся, и она оказалась на полу.
– Да. Я подумала, что ты…
– Я что? Приду в восторг оттого, что придется заботиться о ребенке? Обрадуюсь, что попал в… Минутку. Мы же всегда предохранялись. Это не мой ребенок.
Невероятно! Кто этот человек, который разговаривает с ней так… так… Нет, это не Сэнди. Сэнди куда‑то вышел, но сейчас вернется. Это из‑за шока. Тот, кто занял его место уйдет, Сэнди возвратится, и все будет в порядке.
– Врач сказал, что они иногда протекают. Либо ты невероятно силен, либо я необычайно фертильна. – Ей это понравилось. Фертильна. Плодовита, как земля на ферме, удобренная мульчей. Как чернозем, дававший жизнь всему, что она сеяла.
– Извини. Мне следовало тебя подготовить. Из тебя выйдет замечательный отец. – Она положила ладонь на живот. – Этому малышу повезло.
Сэнди вышел из комнаты, и Крис услышала, как закрылась дверь в кухню. Пойти за ним? Она поднялась и прошла через комнату, служившую ему кабинетом, к кухне. Он разговаривал по телефону, но слов было не разобрать.
Все будет в порядке. Все должно быть в порядке. Она вдруг ощутила одиночество – и страх.
Сэнди вышел, и Крис отступила в спальню.
– Милая. – Он протянул руку. – Ты была права. Это все шок. Поговорим об этом завтра. Ты сможешь прийти после уроков? Мне нужно скоро уйти.
По четвергам и вторникам Сэнди занимался с детьми в центре социальной помощи в Роксбери.
Она ощутила – буквально, – как жизнь возвращается в ее тело. Сэнди вернулся. Ее возлюбленный. Завтра они поговорят. По пятницам она заканчивала в час дня.
– Ты за мной заедешь? – У Сэнди была новенькая «Эм‑джи». Она обожала его машину. Большая им понадобится позже. Дети не занимают много места.
Он притянул ее к себе и крепко обнял.
– Я бы с удовольствием, но она в мастерской.
Крис подумала, что вроде бы видела машину на стоянке, но, наверно, это была чужая.
– Хорошо. Доберусь на автобусе. Буду к двум или в крайнем случае к половине третьего. – Она прижалась к нему, наслаждаясь близостью. Они двое – нет, уже трое! – всегда будут рядом, словно высеченные из камня.
– Мне пора.
– Конечно. – Крис подставила губы для поцелуя.
– Впрочем, немного времени еще есть. – Он подхватил ее на руки и понес к кровати.
Время бежит слишком быстро, думала Бобби Долан, возвращаясь в общежитие из библиотеки. Почему библиотека закрывается в десять? Нормально позаниматься можно только там, а у нее завтра экзамен. Пару раз она попыталась остаться на ночь – заходила в дамскую комнату, закрывалась в кабинке и становилась на унитаз, – но сторожа знали все фокусы, и ее всегда изгоняли.
А вот задерживаться в Пелэме не было ни малейшего желания. Да что там задерживаться – она считала дни до выпускного. Прин, снова взялась за свое, а ведь Бобби уже надеялась, что о ней забыли. Не проходило дня, чтобы под дверью или в почтовом ящике не появлялась очередная вырезка. До финальной черты оставалось меньше месяца. Родители еще на первом году заказали места в отеле «Пелэм Инн» – для всей семьи, включая полный комплект дедушек и бабушек. Привалят смотреть, как Бобби получает диплом. Первая выпускница в семье, хотя, конечно, об этом они никому не скажут. Оденутся, разумеется, как надо, как одеваются в загородный клуб, да только от людей ничего не скроешь. Медные пуговицы на отцовском блейзере будут чересчур начищенные, а мамин наряд из «Пек&Пек» слишком безукоризненным – все подобрано и подогнано идеально. А вот миссис Принс появилась прошлой осенью в шляпке, которую вполне могла носить ее мать, но зато эта шляпка восхитительно сочеталась со стильным костюмом от известного модельера. Люди по‑настоящему богатые, поняла Бобби, делают акцент не на демонстрацию богатства, а на комфорт. Чему еще научил Пелэм? Ее профильным курсом был английский; она выбрала его, потому что он представлялся самым легким, хотя теперь, когда учеба подходила к концу, уже жалела, что не набралась смелости и не выбрала политологию. В начале четвертого курса Бобби заикнулась о таком варианте в разговоре с матерью, и та была шокирована. «Женщинам полагается заниматься другим, и не говори, что ты хочешь присоединиться к этим радикалам!»
Бобби не сказала и не хотела, но план у нее был. Один знакомый из МТИ – она встречалась с парнями из МТИ без проблем, ушлые и не жмоты – собирался отправиться в Калифорнию на поиски работы. Он предложил подвезти и жилье на первое время, во всю расхваливая погоду и как легко там найти работу. Может быть, если бы она разбиралась, например, в электротехнике, но сама идея все равно выглядела привлекательно. Во‑первых, никакой зимы, во‑вторых, очень, очень далеко от Восточного побережья. Бобби собиралась сказать родителям, что рассчитывает продолжить учебу в Стэнфорде и надеется на стипендию. Вот только если упомянуть про стипендию сейчас, мать обязательно проболтается кому‑нибудь на выпускной церемонии, и кто‑нибудь, возможно, Прин, ее поправит. Вот почему Бобби решила подождать до последней минуты, но, странное дело, никто ни о чем не спрашивал. Наверно, родителям было достаточно и того, что их дочь заканчивает Пелэм. Может быть, они рассчитывали, что она сразу же выйдет замуж. Может быть, такой план был у них самого начала, и тогда понятно, почему они совсем не интересовались ее планами.
Бобби устало втащилась по лестнице на свой этаж. Она легко набирала вес, так что приходилось быть внимательной, и ходьба по лестнице была частью режима наряду с подсчетом калорий. Бобби кивнула сидевшим в общей комнате и побрела по коридору в свою. Несмотря на поздний час, за одной из дверей звучала музыка. «Роллинги»… Что ж, может быть, удовлетворение ждет ее в Калифорнии.
Вчерашний день был ясный и солнечный, сегодня шел дождь, но Крис не было никакого дела до дождя. Если бы ее попросили выбрать любимое время года, она назвала бы весну. Весну, с ее обещанием возрождения. А эта весна останется с ней навсегда. На уроке читали Т. С. Элиота, и Крис, как ни старалась, не могла согласиться с тем, что «апрель – суровый месяц».
Автобус из‑за непогоды шел медленно, и когда она подошла к дому, часы уже показывали половину третьего. Замок на входной двери был сломан. Не забыть сказать Сэнди, чтобы заставил хозяина починить его до рождения малыша. Первое время жить, наверное, придется здесь, и ненадежная дверь – лишнее беспокойство. Наверху, у квартиры Сэнди, Крис увидела знакомую фигуру. Но не Сэнди. Прин! Мало того, Прин еще и открывала его дверь. Откуда у нее ключ? Ключ на брелоке, который подарил ей Эндрю, с выгравированными на золотой головке ее инициалами. «Сделано по заказу», – сообщала всем Прин. Сейчас на ней была желтая замшевая курточка, подчеркивавшая роскошный цвет волос, а в руке небольшой кейс. Услышав шаги, она посмотрела через плечо вниз.
– Ну, ты и идиотка! Ладно, поднимайся, не стой.
Крис машинально переступила порог, и Прин захлопнула дверь.
– И как я не догадалась. Ты же весь год бродила как лунатик, а в последнее время и вообще… копия Моны Лизы.
Крис никак не удавалось подобрать нужные слова.
– Где Сэнди? – спросила она наконец. – И почему у тебя ключ от его квартиры? – Последний вопрос застрял в горле, как непережеванный кусок.
– Здесь его нет. – Прин пересекла маленькую прихожую и упала в кресло у окна. Она явно чувствовала себя как дома, а когда закурила, Крис впервые затошнило.
– Ты разве не слышала, что о нем говорят? В кампусе у него кличка, «Лафлер‑дефлер». В Пелэме он попортил больше девочек, чем весь старший курс Гарварда. Можешь еще и Йель сюда добавить. Дополнительные занятия, да? – Она рассмеялась. – Он и меня пытался подцепить на первом курсе, да я на крючок с консультациями не попалась, и на него это произвело сильное впечатление. В общем, мы остались друзьями, а друзья должны помогать, верно? Я иногда пользовалась его квартирой. Месторасположение удобное, а если кто проверит – что маловероятно, – то он мой дядя по материнской линии и только что отправился на концерт или за покупками с моей тетей. Вчера позвонил и попросил о тебе позаботиться.
Крис перестала слушать после слова «попортил». С ней у него было все не так. У них было не так. У нее с ним – любовь.
– Он хочет на мне жениться. Он меня любит.
– Вот как? И уже предложение сделал? – Прин ткнула ей в лицо обручальное кольцо. Острое и опасное.
Крис не ответила. Тело ее вдруг онемело и налилось тяжестью. Хотелось лечь и спать – долго‑долго. Но мысли, словно бьющие бампером машины, таранили мозг. Эти вторники и четверги – с кем занимается Сэнди? И тот запах вчера? Что он маскировал? И, да, это ведь его машина стояла на площадке перед домом.
Прин потушила сигарету, оставила ее в пепельнице, которую Крис никогда раньше не видела, и поднялась.
– Нам пора, а то опоздаем на самолет.
– На самолет?
– Вот именно, – раздраженно бросила Прин. – Послушай. – Ее тон немного смягчился. – Еще ведь рано, да? Ладно, не важно. Они там сами во всем разберутся. Но нам нужно идти. Я сказала миссис Арчер, что мои родители берут нас на благотворительный вечер, и что за нашим столиком будет Джеки О.[20]Знала, что сработает. У миссис А. пунктик насчет знаменитостей. Я сказала, что мы только что узнали, и что ты поехала в город за платьем, но в спешке забыла ее предупредить. Проглотила без возражений. Когда вернемся, объясню, что полиция получила предупреждение о заложенной бомбе, и секретная служба, конечно, не разрешила Джеки присутствовать.
Та часть Крис, что слушала Прин, подивилась изобретательности однокурсницы.
– Идем. Я уже сто лет как вызвала такси, так что машина наверное ждет.
Прин повезет ее домой, в Нью‑Йорк. Это Крис поняла. Но зачем? Утешить? Ободрить?
В самолете, прежде чем развернуть последний номер «Воуг», Прин сказала:
– Он тебе тоже трепался насчет Юга, да? Какие у него родители и все такое? Не знаю, может, Сэнди и впрямь из Биг‑Изи[21], но только не из того, что на Миссисипи, а какого‑нибудь другого, на Гудзоне или в Хобокене.
Крис закрыла глаза и, сложив руки на животе, приказала себе уснуть.
В Ла‑Гуардиа Прин затолкала Крис в еще одно такси. Был час пик, и поездка в город превратилась в бесконечное путешествие. Прин злилась. Крис пребывала в состоянии оцепенения, полусна, и время для нее будто остановилось.
– Опоздаем!
– Куда опоздаем?
– Не беспокойся. Не успеешь и глазом моргнуть, как все будет сделано, проблема исчезнет, и ты сможешь вернуться к своим цветочным горшкам.
Крис плохо знала Нью‑Йорк. Бывая здесь с семьей, она посещала музеи, выставки, бродвейские шоу и кое‑какие, тщательно отобранные, достопримечательности. Глядя из окна, она не находила ничего, что пусть даже отдаленно напоминало бы Эмпайр‑стейт‑билдинг или «Бонуит Теллер». Район, в котором они оказались, не имел ни малейшего сходства с Восточной Семьдесят первой улицей, где у подруги ее матери был свой дом и где они всегда останавливались во время визитов. Наконец Прин остановила такси и, когда они вышли, сказала водителю:
– Счетчик не выключайте и ждите здесь. Мы скоро будем. Обещаю, не пожалеете.
Они здесь жить не могут, подумала Крис. Семья Принс очень богатая, и если миссис Арчер купилась на сказку о Джеки, то только потому, что они и впрямь вращаются в тех же кругах, что и бывшая первая леди. И почему Прин попросила таксиста подождать?
Прин нажала кнопку у двери, и им открыли. Крис едва не вывернуло наизнанку – в вестибюле стоял запах мочи и чего‑то похуже. Ей вдруг стало страшно, и она схватила Прин за руку.
– Где мы? Что происходит?
– Не беспокойся. Я с тобой. И я прослежу, чтобы все было в порядке. Хотя могла бы отправить тебя одну. А теперь идем. Подняться нужно всего на один пролет.
На следующей площадке Прин толкнула какую‑то дверь. Дверь была стеклянная, но не прозрачная. Никакой таблички Крис не увидела. Помещение за дверью походило на комнату ожидания в медицинском учреждении, но обставлено было так, словно мебель собирали на помойках – ни одного одинакового стула, а сидения на некоторых порезаны. Сидевшая за столом женщина лет тридцати курила и читала газету. Прин подошла к ней, крепко держа Крис за руку.
– Она следущая, а я с ней. За компанию. – Она протянула плотный конверт.
– Возьмите номерок и ждите. – Женщина за столом лишь на мгновение оторвалась от газеты.
Крис старалась не смотреть на тех, кто был в комнате, но все же заметила, что все они женщины, человек десять. Некоторые молодые, две совсем юные, другие постарше. Одна примерно такого же возраста, как ее мать.
– Нет, сейчас, – сказала Прин. Говорила она уверенно, как человек, всегда добивающийся своего. На газету легла пятидесятидолларовая купюра. Женщина подняла голову.
– Хорошо. Сюда. – Она показала на одну из двух дверей у себя за спиной.
Прин потащила Крис за собой. Ноги не слушались. В голове билась только одна мысль: я не должна туда входить. Не должна! Дверь закрылась за ними, и откуда‑то издалека донесся голос Прин.
– Вам придется ее отключить.
Крис напряглась, ожидая удара, но какой‑то мужчина грубовато поднял ее и без лишних церемоний положил на медицинский стол. На нем был белый халат, как у врача, но только грязный, с красными пятнами. Крис попыталась встать, но Прин и кто‑то еще удержали ее.
– Это же тебе самой нужно, – сказала Прин. – Расслабься.
Перед ней появилась эфирная маска и что‑то еще, страшное. Последним, что она помнила, был чей‑то крик:
– Не убивайте моего ребенка!
Кричала она сама.
Хелен Принс с нетерпением ожидала выпускного и всего того, что будет потом. Она получит диплом с отличием – было бы и лучше, если бы не споткнулась на устной защите, к удивлению куратора, весьма довольного ее письменной работой. Друг семьи уже договорился, что ее примут на лето в одну из престижных галерей Парижа, а по возвращении ее ожидает тепленькое местечко в городе. Предлагали и контракты в модельном бизнесе, причем, как в Бостоне, так и в Нью‑Йорке, но она еще не решила, стоит ли ступать на эту дорожку. Ее фотографии уже появлялись в «Таун энд кантри»; звали и потом, но хочется ли ей быть моделью со всеми вытекающими из этого последствиями? Модель – это ведь всего лишь манекен. Всего лишь еще одно лицо и фигура. Пожалуй, нет, у нее другие планы, куда масштабнее. Эндрю переводится из гарвардской школы права в Колумбийский университет. Она подождет до осени и разорвет помолвку. Он уже давно начал ей надоедать, но поднимать шум сейчас не хотелось. Родители обожают Эндрю, но в тех кругах, куда она метит, он будет только обузой, тем самым камнем на шее.
А вот с Пелэмом она не ошиблась. Жалеть не о чем. Но оставались еще кое‑какие дела. Прин перечислила их про себя, загибая длинные, белые, как и все ее тело, пальцы. Она старалась не попадать под солнце, прекрасно сознавая, какой эффект производит бледная кожа в сочетании с темными волосами и фиалковыми глазами. Бедняжка Элейн. Никто не верит, что они близняшки. Безымянный палец – Мэгги. Средний палец – Бобби. Об остальных за годы учебы она уже позаботилась. С них хватит… пока.
В последнем подсунутом под дверь комнаты Бобби письме сообщалось, что оригинал ее признания в воровстве ляжет на стол президента колледжа уже завтра. Прин видела родителей Бобби, таких же жалких, как и их дочь. Подкатили к общежитию на новеньком, сверкающем «Роллс‑ройсе». Жалкие и вульгарные. Эти вполне заслужили то, что она сделает с их дорогой дочерью.
Мэгги тоже ожидало письмо. С фотографиями. Крошка Мэгги быстро перешла от невинных таблеток к вещам посерьезнее, и Прин все тщательно задокументировала. Миссис Хоуорд появилась в общежитии вслед за Доланами. Подошла к столу дежурной и попросила вызвать ее дочь, Маргарет Хоуорд. Потом отправилась к воспитательнице – покачиваясь на высоченных каблуках, в жутко‑ярком облегающем платье для коктейля. Все, абсолютно все не так. Несчастная. Наверняка мечтает услышать речь президента студенческого совета, Маргарет Хоуорд, на выпускной церемонии. Только не бывать этому. В последнее время Прин с трудом скрывала неприязнь и физическое отвращение к Мэгги – здоровенной, толстой, неуклюжей, постоянно чего‑то ожидающей. Что ж, она свое дело сделала. Как и другие.
Слава Богу, что у ее матери такой изысканный вкус. Для обеих дочерей миссис Принс купила одинаковые шелковые платья цвета слоновой кости. Она никогда не наряжала их как близнецов; что шло одной, то не шло другой, а шло все неизменно одной. Но для выпускной церемонии, сказала миссис Принс, они оденутся одинаково, хотя даже стиль, слегка напоминающий греческий – закрытый лиф с короткой прямой юбкой – был создан будто специально для Прин. Впрочем, на Элейн платье тоже смотрелось неплохо.
День, ночь, еще один день и еще одна ночь, а потом все кончится.
Поводок запутался в ветках рододендронов, разросшихся в низине возле библиотеки. Феб только что с неохотой попрощалась с библиотекарями, не раз и с охотой помогавшими ей на протяжении четырех лет учебы, и простилась со своей любимой кабинке, в подвале, около труб парового отопления. Брать ее никто не хотел, и только по этой причине Феб оставалась ей верна.
– Не волнуйся, мальчик, – шептала она, освобождая вертящегося пса. – Хорошая собачка. Красивая собачка. – Пес отблагодарил ее, облизав слюнявым языком запястье, и, почувствовав волю, запрыгал с веселым лаем, счастливо вертя хвостом. Чувства эти были обращены к его хозяину, высокому, седоволосому мужчине, спешившему на выручку попавшему в плен любимцу.
– Вот ты где, Коннор! – облегченно выдохнул он и лишь затем повернулся к Феб, чтобы взять у нее поводок.
– Не знаю, как и благодарить. Для старика – я имею в виду нас обоих – он проявляет порой удивительную прыть. Я профессор Шоу, а вы должно быть заканчиваете или закончили совсем недавно. Не думаю, что видел вас у себя на занятиях. Я преподаю химию.
Он протянул руку, и Феб ответила. Пес сделал то же самое. Жест был явно отрепетирован, и Феб рассмеялась, но тут же остановилась.
– Профессор Шоу? Вы преподаете химию? Нет, я у вас не училась и… боюсь, мне нужно идти…
– Не вправе задерживать. Я лишь хотел вас поблагодарить. Мы с Коннором давно вместе.
Должно быть у него было две собаки, подумала Феб, отчаянно пытаясь сообразить, как бы улизнуть, не обидев старика, и не решаясь представиться.
– Что‑то не так?
Разумеется, ее лицо – открытая книга. Она перевела дыхание. Так и должно было случиться. Какое‑то просто космическое совпадение. Она спасает пса профессора перед самым выпускным. Ничего не поделаешь, придется признаться в том, что это она виновна в смерти его другой собаки. Но как?
– Вы с Коннором наверно скучаете по своему другому песику.
– Какому другому песику? Моя сестра, добрая душа, решила, что мне после смерти жены требуется компания, и подарила Коннора, тогда еще совсем крошечного. С тех пор мы вместе, и я каждый день возношу за нее молитвы.
– А как же тот случай? Разве вашу собаку в прошлом году не сбила машина?
– Было такое. Но машина его только зацепила, так что Коннор совсем не пострадал, ни царапинки не получил. Я сам виноват, не нужно было выводить его на прогулку в такой дождь. А потом еще стали переходить улицу и не посмотрели по сторонам… – Он с любопытством посмотрел на нее. – Все в порядке?
– Да, все в порядке, – твердо ответила Феб. – Кстати, я Феб Хэмилтон и я действительно заканчиваю последний курс. – Она наклонилась и почесала Коннора за ушами. – Увидимся на выпускном, сэр.
Они повернули к озеру. Феб проводила их долгим взглядом и мысленно бросила Коннору прутик. Когда‑нибудь у нее будет такой же. Нет, лучше два.
Чувство облегчения было таким сильным, что она даже не подумала о Прин. О том, что сделала Прин. И только теперь осознала всю тяжесть содеянного ею. Какое зло. Зло в его чистом виде. С ясностью, какую приносит иногда с собой правда, Феб вдруг поняла, что Люси, Гвен, Крис и Бобби тоже были жертвами. Те слухи, те разговоры, догадки – все правда. А Рэчел! Макс! Ноги стали ватными, колени задрожали, и она почти свалилась на траву. Макс любил Прин всем сердцем. Как же она могла поверить ей? А ведь это Прин не только разбила сердце своему любовнику, но и убила его. Прин не заслуживает того, чтобы жить.
Луны не было. Не было и звезд, но мерцающие огоньки окружающих колледж городков и далекого, за горизонтом, Бостона казались ожерельем на черном бархате, рубинами, изумрудами и брильянтами, полукольцом охватившими башню. Воздух майской ночи был прохладен. Прин надела выпускное платье и сказала, что хочет подняться на башню в последний раз. Она как будто прощалась – не только с Пелэмом, но и с юностью. Выпускная церемония – это ритуал посвящения во взрослость. Она погладила идеально подобранные жемчужины ожерелья – отец подарил дочерям одинаковые, но ее камни были немного розовее, чем у Элейн, и четче выделялись на молочно‑белой коже. Прин закурила косячок, который принесла с собой, глубоко затянулась, задержала дыхание, пока не вспыхнули легкие, и лишь потом выпустила дым. Она сбросила туфли и босиком прошла к невысокому парапету. Между декоративными готическими шпилями можно и постоять, и посидеть. Прин ступила на кирпичный выступ и, крепко держась левой рукой за шпиль, поднесла к губам сигарету. А потом полетела. Полетела в теплую мягкую ночь, становясь частью ее.
Полетела – и упала.
Глава 10
– Гвен Мэнсфилд убита, – сказала Фейт. На мгновение в комнате стало тихо. Но только на мгновение. Потом раздались крики, но кто кричал, определить было невозможно, пока над остальными не возвысился голос Рэчел.
– Такой у тебя план, да? – воскликнула она, перекрывая стоны и всхлипы. – Заманить нас сюда, удержать здесь – так или иначе – и убить по одной. Ты даже своего работника отослала в первый же день. В тот день, когда собрала нас вместе, чтобы убедить, будто это всего лишь встреча старых подруг, счастливое воссоединение, а не кровавая бойня. Мне наплевать, если ты думаешь, что кто‑то из нас убил твою сестру. Это Прин, твоя сестра, была убийцей. И ты тоже убийца!
Элейн попыталась ответить, но Рэчел перебила ее.
– Молчи! – Она понизила голос, но инициативу уступать не собиралась. – Просто молчи! В твоем доме нам всем угрожает опасность. Везде, в каждой комнате. Уверена, у тебя есть ключи. Именно так ты убила Гвен. И бедняжку Бобби… она наверно подумала, что тебе нужен массаж. Никто из нас не может чувствовать себя в безопасности. – Она шагнула к Элейн со сжатыми кулаками и даже подняла руку, но вдруг резко повернулась и побежала к двери в кухню. Фейт отступила в сторону. Прежде чем дверь закрылась, она увидела, что Рэчел мчится вверх по лестнице на второй этаж.
Потрясенные, все молчали, но тишина продержалась недолго. Крис обвела комнату затравленным взглядом попавшего в западню зверя и, не говоря ни слова, метнулась на веранду и скатилась по ступенькам.
– Подожди! Остановись! Ты же заблудишься! – крикнула ей вслед Элейн и, покачав головой, повернулась к остальным. – Спятила. Рэчел просто спятила. Пожалуйста, поверьте мне. Я не имею к этим смертям никакого отношения. – Она сложила руки в умоляющем жесте.
– Но кто‑то же их убил. И я бы не стала исключать тебя. – Голос Люси дрогнул вначале, но быстро окреп. – Сейчас нам нужно решить, как быть дальше: последовать примеру Рэчел и Крис или остаться вместе, чтобы присматривать друг за дружкой.
– Остаться вместе, – решительно сказала Мэгги. – Я за то, чтобы мы остались здесь и не выходили, пока не сможем убраться с этого проклятого острова. – Два последних слова она произнесла голосом трагической актрисы. – Если кому‑то потребуется сходить в свою комнату – за одеждой, книгой, рукоделием, – пусть идет в сопровождении миссис Фэйрчайлд. Да, будем ждать помощи здесь. В конце концов туман не может держаться вечность. А утром поднимем флаг.
– Утром? А что будет вечером? Когда мы уснем? – Феб поежилась.
Ответ у Мэгги уже был наготове.
– Будем дежурить. По двое. Миссис Фэйрчайлд, которую никто из нас вроде бы не подозревает, подежурит одна.
Фейт так и тянуло спросить, почему это она не может быть, например, необычайно ловким серийным убийцей, но здравомыслие удержало ее от вопроса. Какой‑никакой план, а именно план был им нужен сейчас прежде всего.
– Я пойду первая, – сказала Феб. – Мне в ванную.
Поскольку Элейн не пригласила воспользоваться ее отдельной лестницей, они прошли через столовую. Уже на ступеньках Феб стала задыхаться, а к тому времени, как женщины добрались до комнаты, уже теряла сознание. Фейт заставила ее опуститься на пол и огляделась. Нужен какой‑то пакет. Вспомнив бумажный мешочек, в который положили купленную в киоске книгу, она метнулась в свою спальню. Вскоре дыхание восстановилось, но Фейт не стала выбрасывать пакет, а сложила его и спрятала в карман – на всякий случай, который, она не сомневалась, скоро повторится. Произошедшее не было простым приступом беспокойства – женщина дрожала от страха. В таком же состоянии находились и остальные. Пока Феб была в ванной, Фейт обдумала этот факт и попыталась сделать выводы. Либо кто‑то здесь прекрасная актриса, либо убийца не из их числа. Но он должен быть, ведь на острове никто больше никого нет. Или есть?
Надо выйти и как следует все проверить, пока еще не стемнело. Туман уже не такой плотный, как утром, а ей необходимо получить ответ на вопрос, где Брент Джастис. Жив ли? Может быть, это он действует в качестве инструмента правосудия и выполняет приказы хозяйки, которая вознамерилась истребить всех, одну за другой, включая кухарку, миссис Фэйрчалд, ставшую невольной свидетельницей трагедии? Пожалуй, список жертв страха можно расширить.
После Феб она сопроводила остальных. Проходя по коридору за Элейн, Фейт заметила, что дверь спальни Рэчел приоткрыта, и заглянула в комнату. Ни ее самой, ни гитары видно не было. Похоже, музыкантша, прихватив самое ценное, вверила себя стихиям.