Глава 44
«У нас не было никаких фактов»
Ни один главнокомандующий начиная с Калвина Кулиджа, который приходил в Белый дом, не знал так мало о внешнем мире, как Билл Клинтон. Когда он вращал глобус, тот при остановке неизменно поворачивался к нему картой Соединенных Штатов.
Клинтон родился в 1946 году и по возрасту был не старше ЦРУ. Он рос в эпоху интенсивного военного призыва и сопутствующей ему волны национальных протестов против войны во Вьетнаме. Совершенствовался как политик в родном Арканзасе, где дважды избирался губернатором штата.
Президентом США он был избран во многом благодаря своим обещаниям восстановить американскую экономику. Любопытно, что в перечне пяти важнейших пунктов его повестки дня не значилось ни одного аспекта внешней политики… У него не было глубоких мыслей по поводу американских стратегических интересов после окончания холодной войны. Свое пребывание у власти Клинтон рассматривал как «возможность для реализации демократических и предпринимательских перспектив», как выразился его советник по национальной безопасности Тони Лейк. Администрация пробыла у власти восемь месяцев, прежде чем Лейк сформулировал суть новой внешней политики Соединенных Штатов: увеличение числа свободных рынков в мире. Это больше походило на бизнес-план, чем на стратегию государственного развития. Клинтон уравнял свободную торговлю и свободу, как будто продажа американских товаров могла эффективно способствовать продвижению американских ценностей за границей.
Команда национальной безопасности при Клинтоне находилась в «резервном» состоянии. На пост министра обороны он выбрал благородного, но легкомысленного конгрессмена Леса Аспина; Аспин продержался на этой должности меньше года. Госсекретарем он назначил бывшего адвоката Уоррена Кристофера. Кристофер был сдержанным формалистом и относился к глобальным вопросам как к эпизодам из прецедентного права. А на пост директора ЦРУ – буквально в последний момент – Клинтон выбрал легкоранимого ветерана Совета национальной безопасности при Никсоне.
|
|
Пятидесятиоднолетний Р. Джеймс Вулси-младший был профессиональным адвокатом и опытным посредником на переговорах по контролю над вооружениями. При президенте Картере он служил заместителем министра военно-морского флота. Его выпуклые виски и едкое остроумие производили впечатление интеллектуальной акулы-молота. Спустя месяц после избрания Клинтона Вулси выступил с примечательной речью, заявив, что Соединенные Штаты в течение сорока пяти лет боролись с драконом и наконец повергли его. Но оказалось, что теперь, по его словам, они попали в джунгли, где полно ядовитых змей. Никто не смог сформулировать более яркого представления об американской разведке после окончания холодной войны. Несколько дней спустя Вулси позвонили, и он отправился в Литл-Рок, где в ночь на 22 декабря встретился с Биллом Клинтоном. Избранный президент непринужденно болтал о своей юности в Арканзасе. Окунувшись в воспоминания конца 1950-х годов, он спрашивал у Вулси о его детских годах, которые тот провел по соседству, в Оклахоме. На рассвете Вулси узнал, что будет назначен очередным директором Центральной разведки.
За пятнадцать минут до этого формального объявления Ди Ди Майерс, пресс-секретарь Клинтона, просмотрела свои заметки и заявила: «Адмирал, а я не знала, что вы, оказывается, служили и в администрации Буша ».
|
|
«Ди Ди, я не адмирал, – поправил ее Вулси. – В армии мне не удалось дослужиться выше капитана».
«Надо же, – сказала она. – Придется внести коррективы в пресс-коммюнике».
Он помчался с такой скоростью, как только мог. Над аэропортом навис густой туман. Вулси заставил одного из сотрудников ЦРУ отвезти его в Даллас, чтобы оттуда улететь в Калифорнию на Рождество. Это был его последний акт доброй воли на долгие последующие годы. Ведь ему предстояло стать узником ЦРУ…
В течение последующих двух лет с президентом Соединенных Штатов Вулси встречался всего два раза: невероятно низкий показатель в летописи агентства. «У меня не было плохих отношений с президентом, – заявит он несколько лет спустя. – У меня с ним их вообще не было».
Старшие офицеры ЦРУ служили директору, который, как им представлялось, не имел никакого влияния, и президенту, который, как они думали, не был в курсе происходящего. «При Буше у нас были просто сказочные отношения с Белым домом: мы жили дружно, проводили рождественские вечеринки в Кемп-Дэвиде и все такое прочее, – рассказывал Том Тветтен, руководитель секретной службы с начала 1991 и до конца 1993 года. – И к чему мы пришли? Ни к чему. Приблизительно через шесть месяцев после избрания Клинтона нас вдруг осенило, что, оказывается, никто не встречался с президентом и не присутствовал на Совете национальной безопасности ». Без указаний со стороны президента ЦРУ было бессильно. Оно было словно судно без парусов и штурвала, которое просто дрейфовало по течению.
|
|
Клинтон заступил на пост в состоянии преднамеренного невежества в отношении ЦРУ. Однако он быстро повернулся лицом к секретной службе, чтобы решить ее проблемы за границей, и в течение первых двух лет своего президентства санкционировал множество секретных операций. Когда оказалось, что все это не в состоянии быстро вывести из затруднительного положения, он был вынужден обратиться к своим военачальникам. Но те почти единодушно презирали его как человека, который в свое время уклонился от службы в армии. В общем, результаты были просто ужасны.
«Не было никакой разведывательной агентуры»
«Трудно было придумать более суровое испытание, чем Сомали », – сказал в интервью Фрэнк Г. Виснер-младший, сын основателя тайной службы ЦРУ.
Сомали было жертвой холодной войны. Оптовые поставки вооружений конкурирующим в стране группировкам со стороны Соединенных Штатов и Советского Союза привели к тому, что у враждующих кланов накопились огромные арсеналы оружия. В 1992 году за сутки до Дня благодарения президент Буш санкционировал американское военное вмешательство в Сомали – в «гуманитарных целях». Здесь уже полмиллиона человек умерло от голода; в день погибало около 10 тысяч. Воинствующие кланы наложили руку на поставляемую в страну продовольственную помощь и истребляли друг друга. Миссия по спасению от голода несчастного населения незаметно переросла в военную операцию против самого сильного сомалийского военачальника, генерала Мохаммеда Фараха Эйдида. В день инаугурации Клинтона, 20 января 1993 года, побыв несколько мгновений в качестве действующего госсекретаря, Виснер отправился в Пентагон как заместитель министра обороны. Он желал ознакомиться с информацией по Сомали, но, открыв досье, он обнаружил там… чистый бланк. Администрация Буша еще два года назад закрыла американское посольство и резидентуру ЦРУ в Могадишо…
«В нашем распоряжении не было никаких фактов, – рассказал Виснер. – Не было разведывательной агентуры. Не было никакого способа выяснить, что творится в стране». Это стало главной проблемой для Виснера, которую нужно было решить с помощью ЦРУ. Он сформировал «Оперативное подразделение Сомали» и назначил нового резидента, которым стал Гаррет Джоунс. Бывший полицейский детектив из Майами, Джоунс был брошен в самое пекло, имея в подчинении всего семь сотрудников и неподъемную задачу – противостоять целой армии головорезов. Его штаб находился в помещении, которое было разграблено после отъезда американского посла из Могадишо. Через несколько дней его лучший сомалийский агент выстрелил себе в голову, другой был убит ракетой, выпущенной с американского вертолета. Его заместитель был ранен пулей снайпера в шею и едва выжил. Сам Джоунс вскоре понял, что ведет розыск и охоту на Эйдида и его сподвижников в лабиринте, состоящем из тупиков. Жестокое сражение, вскоре разыгравшееся в этом лабиринте, унесло жизнь 18 американских десантников и 1200 сомалийцев…
Окончательный анализ событий в Сомали поступил от адмирала Уильяма Кроу, который покинул пост председателя Объединенного комитета начальников штабов и стал руководителем Президентского консультативного совета по иностранной разведке – «совета старейшин», созданного еще Эйзенхауэром. Совет провел расследование и заключил, что «провал разведки в Сомали был неизбежен». «Они ожидали, что разведка еще и примет за них решения, а не просто передаст информацию о том, что там происходит, – заявил адмирал Кроу. – Они не могли понять, почему разведка корректно не проконсультировала их о том, что же нужно делать».
«Все это вызвало заметное замешательство в самых верхних эшелонах власти по поводу того, что творится в Сомали, – сказал Кроу. – Президент не очень-то интересовался разведкой, что само по себе было весьма прискорбно».
Атмосфера недоверия между Белым домом и ЦРУ становилась все более невыносимой.
«Эффективные ответные меры против иракских уборщиц»
В начале 1993 года терроризм в глазах большинства умов в ЦРУ еще не был общемировой проблемой. Соединенные Штаты со времени продажи ракет Ирану все еще не предпринимали целенаправленных действий для устрашения источников террора. Американские заложники, захваченные в эпоху президентства Рональда Рейгана, к 1991 году вернулись из Бейрута на родину, хотя для Билла Бакли это путешествие оказалось последним: родные получили лишь гроб с его телом. В 1992 году велись серьезные разговоры о закрытии антитеррористического центра ЦРУ. В мире наступило некоторое затишье. Многие успокоились, посчитав, что проблема, видимо, потихоньку решилась сама собой…
25 января 1993 года на рассвете, на пятые сутки пребывания у власти администрации Клинтона, Николас Старр, шестидесятилетний кадровый офицер ЦРУ, оказался на своей машине первым у светофора возле главного входа в штаб-квартиру агентства. Загорелся зеленый, и вереница автомобилей, выстроившихся вдоль шоссе 123, медленно потянулась в спокойное царство штаб-квартиры ЦРУ. А ровно в 7:50 утра неизвестный молодой пакистанец вышел из своего автомобиля и принялся палить из AK-47. Сначала он ранил в правое плечо двадцативосьмилетнего Фрэнка Дарлинга, радиста тайной службы. Наблюдавшая эту сцену жена Дарлинга закричала от ужаса. Стрелок развернулся, снова выстрелил и убил шестидесятилетнего врача Лансинга Беннета. Потом, повернувшись, ранил Ника Старра в левую руку и плечо, затем застрелил шестидесятилетнего Кельвина Моргана, инженера ЦРУ, и сорокалетнего Стивена Уильямса, позже опознанного в судебных протоколах как внештатного сотрудника. Убийца повернулся и прострелил Дарлингу голову. После чего он просто сел за руль и скрылся. Весь ужас длился не дольше полуминуты. Тяжелораненый Ник Старр с трудом добрался до караульного помещения у ворот ЦРУ и поднял тревогу…
Президент Клинтон так и не приехал в ЦРУ, чтобы отдать дань уважения погибшим и раненым. Вместо себя он направил жену. Трудно представить, сколько ярости это вызвало в штаб-квартире агентства. Когда летом того же года Фред Вудруф, действующий шеф резидентуры в Тбилиси, тоже нарвался на шальную пулю и был убит в случайной перестрелке во время экскурсионной поездки, Вулси счел для себя обязательным пролететь полмира, чтобы забрать тело своего сотрудника.
26 февраля 1993 года, спустя месяц после стрельбы у ворот агентства, в подземном гараже Всемирного торгового центра взорвалась адская машина. Шесть человек были убиты, и более тысячи получили ранения. ФБР сначала заподозрило в теракте балканских сепаратистов, но спустя неделю стало ясно, что исполнители этого злодеяния являются пособниками проживающего в Бруклине слепого египетского шейха по имени Омар Абдель Рахман. Его имя сразу же насторожило штаб ЦРУ. «Слепой шейх» в свое время принял под свое крыло сотни арабских боевиков и бросил их воевать против Советов в Афганистане под знаменем исламской радикальной группировки «Гамаа аль-Исламийя». Представший перед судом по обвинению в покушении на египетского президента Анвара эль-Садата, но все же оправданный в 1981 году, Абдель Рахман тем не менее оставался в Египте под домашним арестом до 1986 го да. Как только он вышел из заключения, то стал предпринимать попытки переехать в Соединенные Штаты. В 1990 году это ему удалось. Но как? Шейх ведь был известным мятежником-подстрекателем и еще, как оказалось, духовным лидером заговора, направленного на убийство тысяч американцев.
Визу ему выдали в столице Судана, и сделал это «сотрудник Центрального разведывательного управления в Хартуме, – рассказал Джо О’Нейл, поверенный в делах в американском посольстве. – Агентство было в курсе, что он путешествует в этих местах, что хочет получить визу, но так нам ничего и не сообщило». Это, должно быть, произошло по ошибке, думал О’Нейл, «ведь его имя должно было прозвучать как гром среди ясного неба». Фактически сотрудники ЦРУ рассмотрели ни много ни мало семь заявлений Абделя Рахмана на въезд в Соединенные Штаты – и шесть раз ответили согласием. «Я даже не могу вам объяснить весь ужас происшедшего, – сказал О’Нейл. – Это было просто отвратительно».
14 апреля 1993 года Джордж Буш прибыл в Кувейт, чтобы отметить победу войск коалиции в Войне в заливе. Его, помимо прочих лиц, сопровождали жена, двое сыновей и бывший госсекретарь Джим Бейкер. Во время этой поездки кувейтская тайная полиция арестовала семнадцать человек и обвинила их в заговоре против Буша и попытке взорвать начиненный смертоносным грузом автомобиль террористов. Во внедорожник «тойота-лендкрузер» было заложено не менее 200 фунтов пластиковой взрывчатки. Под пыткой некоторые из подозреваемых признались, что за покушением стоит иракская разведывательная служба. 29 апреля ЦРУ сообщило, что в результате экспертизы на элементах конструкции адской машины обнаружены иракские надписи. Несколько дней спустя к допросу подозреваемых подключилось ФБР. Двое признались, что их сюда направил Ирак. Единственной частью этой головоломки, которая никуда не укладывалась, были, как ни странно, личности самих подозреваемых. Как оказалось, большинство из них были контрабандистами, торговцами гашишем и контуженными на войне ветеранами. Но ЦРУ в конечном счете сделало вывод, что именно Саддам Хусейн пытался убить бывшего президента Буша.
В течение всего следующего месяца президент Клинтон раздумывал над достойным ответом. Около 1:30 ночи 26 июня, в священный для мусульман день отдохновения, двадцать три ракеты «Томагавк» поразили штаб иракской разведки и прилегающую территорию: комплекс из семи крупных зданий, окруженных стеной, в самом центре Багдада. По крайней мере, одна из ракет угодила в жилой дом и убила несколько невинных жителей, в том числе видную иракскую художницу и ее мужа. Генерал Колин Пауэлл, председатель Объединенного комитета начальников штабов, заявил, что целью бомбардировки был «адекватный, пропорциональный ответ на покушение на президента Буша».
Директор Центральной разведки был потрясен президентским чувством пропорции. «Саддам пытается убить бывшего президента Буша, – сказал Вулси несколько лет спустя, – а президент Клинтон посреди ночи запускает дюжину крылатых ракет в пустое здание в Багдаде, тем самым принимая эффективные ответные меры против… иракских уборщиц и сторожей. Меры, которые оказались не столь эффективными против Саддама Хусейна».
Вскоре после этого он заметил: «Наши вертолеты были сбиты в Могадишо… Как и в Бейруте десятью годами ранее, откуда мы просто ушли».
Не раз вспоминая, как мертвых американских рейнджеров злорадствующие дикари волокли по улицам Могадишо, Клинтон тем не менее задумал восстановить власть избранного президента Гаити, сторонника левых, священника Жана-Бертрана Аристида. Он искренне считал Аристида законным правителем гаитянского народа и хотел, чтобы там свершилось правосудие. Подобное стремление требовало упразднения военной хунты, которая, собственно, и сместила Аристида. Многие из ее лидеров в течение долгих лет являлись надежными платными информаторами ЦРУ. Этот факт стал для Белого дома неприятным сюрпризом. Равно как и открытие, что именно агентство и создало гаитянскую разведывательную службу, руководство которой преуспело в торговле колумбийским кокаином и уничтожении своих политических противников. Все это помогло хунте сохранить власть в столице, Порт-о-Пренсе. ЦРУ теперь было поставлено в неловкое положение, ведь предстояло разрушить собственную агентурную сеть.
Это привело к открытому конфликту Клинтона и ЦРУ. Масла в огонь добавил и прогноз ЦРУ о том, что Аристид отнюдь не образчик политической воли или добродетели. Вулси представил этот конфликт в идеологическом свете. Президент со своими помощниками «отчаянно хочет, чтобы мы в ЦРУ заявили, будто Аристид сможет стать эдаким гаитянским Томасом Джефферсоном, – вспоминал он. – Мы несколько брезгливо отказались от этого, указав на его недостатки, но не забыв и про ряд положительных качеств. Такой анализ, конечно, не добавил нам популярности».
Вулси оказался прав лишь отчасти. Белый дом счел неуместным анализ слабостей Аристида, сделанный ЦРУ. Но он также напрочь отверг старых союзников агентства в Гаити…
Разъяренный тем, что ЦРУ схлестнулось с ним по поводу Гаити, парализованный собственной неспособностью ясно формулировать внешнюю политику страны и потрясенный жестокой гибелью спецназа в Сомали, президент хотел на некоторое время отвлечься от злоключений в странах третьего мира. Но как только американские солдаты и шпионы начали в смятении покидать территорию Африканского Рога, куда их направили с «гуманитарной миссией», они были отправлены спасать жизнь несчастных беженцев в Руанде, где между двумя племенами развязалась кровавая бойня.
В конце января 1994 года Белый дом намеренно проигнорировал исследование ЦРУ, согласно которому в Руанде на грани жизни и смерти находилось до полумиллиона несчастных. Вскоре этот конфликт вылился в одно из крупнейших бедствий ХХ столетия. «Получалось, что никому нет дела до того, что там происходит. Никто толком не оценил, насколько серьезная назревает ситуация, пока она не вышла из-под контроля, – рассказал Морт Холперин, в то время член Совета национальной безопасности при администрации Клинтона. – Информация из Руанды поступала крайне скудная. Видеорепортажей вообще не было». Не желая ввязываться в события в стране, положение дел в которой не освещалось по телевидению, администрация Клинтона отказалась назвать одностороннюю резню геноцидом. Президентский ответ на события в Руанде заключался в решении резко ограничить американские национальные интересы в отдаленных нестабильных государствах, крушение которых не будет непосредственно затрагивать Соединенные Штаты. Это касалось таких мест, как Сомали, Судан и Афганистан.
«Взорвать все к черту!»
Вулси проиграл почти все сражения, в которых участвовал, а таковых было немало. Когда стало ясно, что Вулси не сможет восстановить былой бюджет и власть ЦРУ, большинство сотрудников из поколения времен холодной войны начало потихоньку «щелкать выключателями» и расходиться по домам. Первыми удалились ветераны. Потом ушли в поисках новых карьер перспективные и напористые офицеры, разменявшие четвертый десяток. Отыскать же новые многообещающие таланты – толковую молодежь в возрасте чуть больше двадцати лет – с каждым годом становилось все труднее и труднее.
Интеллектуальные и функциональные возможности ЦРУ потихоньку угасали. Штаб-квартирой управляли профессиональные клерки, которые транжирили и без того скудные средства агентства без какого-либо понятия о том, насколько эффективно они будут потрачены, дадут ли хоть какой-то результат. У них не было никакой системы оценки и отбора заведомо успешных и малоперспективных программ. Без учета успехов и провалов у них было мало шансов эффективно контролировать деятельность рядовых сотрудников и агентов. По мере того как число опытных сотрудников и аналитиков ЦРУ неуклонно сокращалось, среднее руководящее звено разрасталось за счет «специальных» помощников, штабных консультантов и советников, оперативных соединений, которые, выехав за пределы штаб-квартиры, занимали арендованные офисы в торговых центрах и промышленных зонах Вирджинии.
Вулси внезапно осознал, что встал во главе какой-то секретной бюрократии, которая все больше отдаляется от остальной части американского правительства. Словно большая городская больница, в которой пациенты, то и гляди, могут нахватать друг от друга болячек, ЦРУ совершало ошибки, ставшие неотъемлемой частью его ежедневной деятельности. Американская разведка начала напоминать «творение Франкенштейна, – писал Джеймс Монье Симон-младший, главный «управляющий» ЦРУ на рубеже веков, – нагромождение не стыкующихся между собой элементов, которые в разные времена соединялись между собой по-разному, причем порой совершенно индифферентными механиками», страдающими от «пороков нервной системы, связанных прежде всего с отсутствием должной координации и чувства равновесия».
Проблемы были слишком сложны и глубоки, чтобы их можно было быстро решить. Словно космический «Шаттл», агентство представляло собой сложную систему, которая могла взорваться при поломке какой-нибудь простой детали.
Единственным человеком, который обладал реальной властью и мог нажать кнопку перезагрузки, был президент Соединенных Штатов. Но Клинтон все никак не мог найти время, чтобы вникнуть в суть ЦРУ, понять, как работает это ведомство и как его правильно состыковать с остальной частью американского правительства. Президент делегировал все эти функции Джорджу Тенету, которого привел в Белый дом в качестве директора по разведке при Совете национальной безопасности.
Имея за спиной четырнадцать месяцев работы в администрации Клинтона, Тенет потягивал двойной эспрессо и задумчиво дымил сигарой, сидя в кафе в двух кварталах от Белого дома. Что, по его мнению, нужно было сделать, чтобы изменить ЦРУ? «Взорвать все к черту!» – вслух проговорил Тенет. Он конечно же имел в виду творческое разрушение и последующее восстановление с самого основания. Но слова были выбраны довольно резкие…
Глава 45
«Но почему же мы об этом ничего не знали?»
Фред Хитц, главный инспектор ЦРУ, заявил, что его работа заключалась в том, чтобы «пройти через поле боя, когда рассеется дым, и добить раненых». Его внутренние расследования были кропотливыми и безжалостными. Он был человеком старой закалки, которого взяли в ЦРУ с выпускного курса в Принстоне. Судьбе оказалось угодно, чтобы самое крупное его дело касалось однокурсника, с которым они вместе проходили переподготовку в учебно-тренировочном центре ЦРУ в 1967 году, – впоследствии неисправимого алкоголика, которого потом выдворили из бывшего Советского отдела. Звали этого человека Олдрич Хейзен Эймс.
В День президентов, 21 февраля 1994 года, когда Эймс покинул свой пригородный дом и поехал в штаб, группа агентов ФБР остановила автомобиль, силой выволокла Эймса из роскошного «ягуара», надела на него наручники и навсегда избавила от него ЦРУ. После ареста автор книги навестил его в окружной тюрьме Александрии. Это был уже седой мужчина пятидесяти трех лет, который почти девять лет шпионил в пользу Советов. Его в скором времени собирались отправить в одиночку на пожизненное заключение, и он был весьма расположен поговорить.
Эймс был человеком по характеру вечно всем недовольным и вдобавок еще симулянтом. Работу в агентстве он получил благодаря тому, что здесь когда-то служил его отец. Он сносно говорил по-русски и, когда был трезв, составлял вполне удобочитаемые донесения, но его личная карточка представляла собой хронику пьянства и непрофессионализма. Неудачи и провалы сопровождали его семнадцать лет. В 1985 году он таки достиг желанной вершины, став руководителем внешней контрразведки по Советскому Союзу и Восточной Европе. Его страсть к спиртному была известна многим. И все же агентство предоставило ему доступ к досье почти всех важнейших шпионов, работающих на Соединенные Штаты по ту сторону железного занавеса.
Постепенно он стал презрительно относиться к ЦРУ. Он считал абсурдными утверждения о величине и непрерывном росте советской угрозы Соединенным Штатам. Он решил, что лучше всех знает об истинном положении дел. «Мне известно, что собой представляет Советский Союз и что лучше для нашей внешней политики и национальной безопасности, – вспоминал он. – И я собираюсь действовать соответственно».
Эймс получил разрешение от начальства на встречу с сотрудником советского посольства в Вашингтоне, во время которой сделал вид, что готов его завербовать. В апреле 1985 года, в обмен на 50 тысяч долларов, он вручил советскому разведчику имена трех советских граждан, которые сотрудничали с ЦРУ. Затем, несколько месяцев спустя, он назвал уже все известные ему имена. Москва заплатила ему ни много ни мало 2 миллиона долларов …
Американских шпионов, действовавших в Советском Союзе, разоблачали одного за другим, отдавали под суд, заключали в тюрьму и казнили. Переживая их гибель, Эймс заявил, что у тайной службы не сработали ее «колокольчики и свистки»[40]. «Все выглядело так, как будто неоновые лампы и прожекторы, зажженные в Кремле, были видны «и по ту сторону Атлантики». Но руководители ЦРУ все равно отказывались верить в то, что их предал кто-то из своих. Используя двойных агентов и обман, КГБ умело манипулировал восприятием ситуации в ЦРУ. То есть они считали, что наверняка где-то должен быть спрятан вражеский «жучок», что это просто какая-то фатальная ошибка. Но никак не «крот» в наших рядах…
Эймс также предоставил Москве сведения о сотнях своих коллег из офицерского состава ЦРУ вместе с подробными характеристиками их работы. «Их имена были переданы советской разведывательной службе, равно как и детали многих операций, в которых так или иначе участвовали Соединенные Штаты, – сказал в интервью Хитц. – Это началось в 1985 году, а закончилось за один или два года до его ареста. Эймс энергично собирал информацию и передавал ее советскому связнику. Это была просто катастрофа».
В ЦРУ знали, что запланированные против Советов операции терпят крах. Но потребовалось семь лет, чтобы начать смотреть фактам в лицо. ЦРУ было не способно провести внутреннее расследование, и Эймс знал об этом. «Люди разводили руками со словами: «Мы не в силах ничего поделать», – говорил он с ухмылкой. – Под началом у вас две, три или даже четыре тысячи человек, которые бегают и суетятся, выполняя свои шпионские обязанности. Это нельзя проконтролировать, нельзя проследить за всеми. Вы не в силах все это проверить. По-видимому, это самая насущная проблема шпионской службы. Наверное, она не должна быть такой крупной. Как только вы становитесь большими, то уподобляетесь КГБ или таким, как мы».
«Нарушение директивы номер один»
После этого ареста Хитцу понадобилось больше года, чтобы оценить размер ущерба, нанесенного Эймсом. В конце концов он понял, что ЦРУ является составной частью запутанного обмана.
Среди наиболее засекреченных документов, которые накапливались в агентстве во время холодной войны и после ее окончания, значились донесения с синей полоской сбоку, которая служила признаком их важности. В них содержалась информация о мощи русских ракет, танков, реактивных самолетов, бомбардировщиков, сведения о стратегии и тактике. Документы подписывались директором Центральной разведки и рассылались президенту, министру обороны и госсекретарю. «Вот для чего существует сообщество разведки», – заметил Хитц.
На протяжении восьми лет, с 1986 по 1994 год, старшие офицеры ЦРУ, отвечавшие за эти донесения, были в курсе, что ряд их источников контролирует российская разведка. Агентство сознательно передавало в Белый дом информацию, подтасованную Москвой, и преднамеренно скрывало это. Признание в том, что оно поставляет дезинформацию, поставило бы ведомство в слишком неудобное положение. Девяносто пять таких донесений искажали американское восприятие главных военных и политических событий в Москве. Одиннадцать донесений отправились непосредственно к президентам Рейгану, Бушу и Клинтону. Они искажали и преуменьшали возможности Америки понять то, что происходит в Москве.
«Это было невероятное открытие», – сказал Хитц. Самый старший сотрудник ЦРУ, ответственный за эти донесения, настаивал, как и Эймс, что знает ситуацию лучше всех. Он знал, что существует на самом деле, а что – плод воображения. То, что донесение исходило от мастеров дезинформации, ровным счетом ничего не значило. «Он принял решение самостоятельно, – сказал Хитц. – Это было просто отвратительно».
«Результатом эпизода стало стойкое ощущение того, что агентству нельзя доверять, – констатировал Хитц. – Короче говоря, это было нарушение директивы номер один. Именно поэтому оно оказало столь разрушительное влияние». Солгав Белому дому, ЦРУ нарушило «священное доверие, а без него никакое шпионское агентство не может нормально выполнять свою работу».
«Здесь требуется капитальный ремонт»
Вулси признал, что эпизод с Эймсом выявил должностную небрежность, граничившую с преступной халатностью. «Напрашивался вывод, что за этим не только никто не следил, но и что многим здесь вообще было на все наплевать», – сказал он. Но при этом заявил, что никто не будет уволен или понижен в должности за «системный сбой» ЦРУ в деле Эймса. Вместо этого он направил письменный выговор шести бывшим высшим офицерам и еще пяти находящимся при исполнении своих служебных обязанностей, включая руководителя секретной службы Теда Прайса. Вулси квалифицировал эти нарушения как невыполнение служебных обязанностей и обвинил упомянутых сотрудников в распространении некорректной культуры поведения внутри ЦРУ, в высокомерии и самоуправстве.
24 сентября 1994 года Вулси представил свое решение комиссии по разведке при палате представителей. Оно произвело неважное впечатление. «Вам самому не мешало бы задаться вопросом, почему ЦРУ перестало отличаться от любой другой бюрократической структуры, – заметил после совещания председатель комиссии Дэн Гликман, представитель Демократической партии от Канзаса. – И выяснить, куда подевались дух и стремление к высшей цели».
Дело Эймса спровоцировало беспрецедентные по своей силе нападки на ЦРУ. Гремучая смесь – гнев вперемешку с насмешками – выливалась на ведомство из Белого дома и конгресса. Создавалось ощущение, что дело Эймса представляет собой не исключение из правил, а свидетельство прогнившей в целом структуры. Генерал-лейтенант Билл Одом, который руководил Агентством национальной безопасности при Рейгане, заявил, что решение заключается в «радикальном хирургическом вмешательстве».
«Я бы выпотрошил ЦРУ, – сказал он. – Оно заражено с ног до головы. Если вы не предпримете решительных мер, то так и не избавитесь от этой заразы».
Стремясь защитить агентство извне и изнутри, Вулси публично признал право американского народа знать, куда и каким путем движется ЦРУ, какие цели у секретного ведомства. Но сам уже давно потерял способность корректно проложить этот курс.
30 сентября 1994 года конгресс учредил комиссию, задачей которой было определить будущее ЦРУ, предоставив ей полномочия очертить для агентства новые горизонты в грядущем XXI столетии. Дело Эймса создало для ЦРУ «единственный за целое поколение» шанс измениться.
«Здесь требуется капитальный ремонт », – заявил республиканский сенатор Арлен Спектер из Пенсильвании, который шесть лет проработал в сенатской комиссии по разведке.
Необходим был толчок от президента Соединенных Штатов, которого так и не дождались. Потребовалось три месяца, чтобы выбрать семнадцать членов комиссии, потом четыре месяца, чтобы сформулировать повестку дня, и еще пять месяцев, чтобы созданная комиссия собралась-таки на свое первое формальное совещание. В комиссии преобладали члены конгресса, особенно выделялся консервативный республиканец от Флориды Портер Дж. Госс. В 1960-х годах Госс проработал какое-то незначительное время в тайной службе, но оказался единственным членом конгресса, который мог похвастаться наличием хоть какого-то практического опыта в разведке. Самым бескомпромиссным членом комиссии был Пол Вулховиц, который садился за стол переговоров, считая, что способность ЦРУ собирать разведывательную информацию посредством шпионажа сведена на нет, и которому предстояло войти в число самых влиятельных членов окружения следующего президента Соединенных Штатов.
Комиссию возглавил Лес Аспин, который за девять месяцев до этого покинул пост министра обороны, уволенный за неспособность принимать решения. Клинтон назначил его председателем Президентского консультативного совета по иностранной разведке. Подавленный и дезорганизованный, Аспин задавал пространные, почти риторические вопросы, не предполагавшие четких ответов: «Что это все теперь значит? Каковы теперь ваши цели? Чего вы пытаетесь добиться?» Несколько месяцев спустя он внезапно умер от сердечного приступа в возрасте пятидесяти шести лет. Члены комиссии были дезорганизованы, и работа шла ни шатко ни валко. Было выбрано с десяток ее различных направлений, но четкую цель этой деятельности так и не выработали.
Один из членов комиссии, Бритт Снайдер, провозгласил: «Наша цель состоит в том, чтобы продвигать нашу разведку ». Но многие из дававших показания предупреждали, что дело не в продвижении кого-то продукта – дело в самом продукте.
Комиссия наконец собралась и начала заслушивать первые показания. Боб Гейтс, который тремя годами ранее составил длинный перечень из 176 угроз, теперь заявил, что агентство перегружено множеством поставленных задач. Руководители операций и резиденты говорили, что секретная служба утопает от многочисленных запросов на выполнение мелких поручений и задач за океаном. Зачем Белый дом просит ЦРУ докладывать о росте евангелистского движения в Латинской Америке? Неужели это так важно для национальной безопасности Соединенных Штатов? Агентство способно выполнять лишь несколько крупных миссий одновременно. Скажите нам, чего вы все-таки от нас хотите, наперебой спрашивали сотрудники ЦРУ.
Но ничто не вызывало повышенного интереса у комиссии. Ни атака религиозного фанатика в марте 1995 года, который выпустил зарин в токийском метро, отчего погибли 12 и пострадали 3769 человек. Ни взрыв в федеральной штаб-квартире в Оклахома-Сити в апреле 1995 года, унесший 169 жизней и ставший самым чудовищным преступлением на американской территории после трагедии Перл-Харбора. Ни раскрытие заговора исламистов, задумавших взорвать десяток американских авиалайнеров над Tихим океаном и направить один из угнанных самолетов прямо на здание штаб-квартиры ЦРУ. Ни предупреждение офицера ЦРУ о том, что когда-нибудь Соединенные Штаты столкнутся с «воздушным терроризмом» – пикированием самолетов на выбранные террористами цели. Ни тот факт, что в общей сложности лишь три человека во всем американском разведывательном сообществе могли понимать беглую арабскую речь. Ни осознание того, что возможности ЦРУ анализировать информацию заглушались стремительным развитием средств электронной связи, персональных компьютеров, мобильных телефонов и публично доступным шифрованием частных коммуникаций. Ни растущее осознание того, что ЦРУ фактически пребывает в состоянии грядущего краха…