Причина такого страха заключалась в том, что изучение Библии по книгам Свидетелей Иеговы имело в нашем доме такое же значение, как и наши репетиции. Я не иронизирую. Мы никогда не сомневались в том, что нам говорили взрослые. Не думаю, что мы вообще знали, что такое возможно. Мы просто следовали инструкциям и делали так, как нам говорили. Майкл верил в то, что проповедовали старейшины: во время Армагеддона Иегова спасет только 144 000 человек и перенесет их в новый рай. Почему только 144 000 из четырех миллионов практикующих Свидетелей по всей Америке? Мы никогда не спрашивали. Влияние Иеговы было одним из аспектов жизни на 2300 Джексон Стрит, которому люди, возможно, не придавали должного значения, но эти доктрины управляли Майклом и держали нас в рамках точно так же, как и дисциплина Джозефа.
Бог всегда присутствовал в нашем доме, но Свидетелей Иеговы мама начала посещать перед рождением Рэнди, когда Майклу было 2 года. Она выросла христианкой, посещала баптистскую церковь, пока в 1960 году не произошло два события. Первое: пастор местной Лютеранской церкви, которого она уважала, оказалось, имел любовную связь и, следовательно, нарушил обет, данный им Богу. И второе: в нашу дверь постучал друг и практикующий Свидетель Иеговы Беверли Браун - как раз в тот период, когда мама разочаровалась в прежнем проповеднике. После этого мы больше не праздновали Рождество и дни рождения. Мама говорит, что я должен помнить нашу елку и подарки до шести лет, но я, честно, не помню.
После ее обращения в новую веру единственными "праздниками" были обязательные посещения местного Зала Царства вместе с матерью. Это было ее обязанностью - показать нам Божью любовь. Иногда к нам присоединялся Джозеф, мы надевали наши подержанные парадно-выходные брюки, пиджаки и галстуки и, сидя на стульях, ерзали, болтали ногами и шептались, а мама шикала на нас. Только исполнение гимнов было для нас действительно интересным. Мама позаботилась, чтобы мы уделяли время изучению Библии. В нашей гостинной на столе всегда лежали Старый и Новый Завет, основная духовная литература Свидетелей Иеговы: журналы "Сторожевая Башня" и "Потерянный Рай". К маме приходил человек из Свидетелей, который помогал ей изучать Библию. В такие дни все собирались в гостиной: мы с Джеки, Тито, Марлоном и Майклом теснились на диване, девочки сидели у нас в ногах, с Библией и карандашом в руках, чтобы подчеркивать места, которые будут обсуждаться в следующий раз. Ребби не могла дождаться, когда сможет помогать матери в "полевом служении" - распространняя послание Иеговы от двери к двери. Время, когда мы сопровождали маму в ее служении от дома к дому, были для нас уроком решительности, если не больше.
|
|
Я смотрел, как подергивалась занавеска и считал, сколько секунд пройдет прежде, чем перед лицом матери захлопнется дверь. Но отказ ее не задевал - она служила Иегове. Да благословит ее Бог, она до сих пор продолжает служить Ему в Калифорнии. Из всего изучения Библии один урок больше всех отпечатался в наших умах: если мы не будем служить Иегове и посещать Зал Царства, нам обеспечено место в аду. Нашим судным днем был Армагеддон, когда будет разрушено все зло и создан новый мир для 144 000 избранных. Спасение зависело от нашей преданности Иегове. На случай, если наше юное воображение было недостаточно богатым, в Сторожевой Башне были картинки, как будет выглядеть Армагеддон. Помню, как мы читали это с Майклом, рассматривая живописные иллюстрации: взрываются дома, люди падают в расщелины в земле и, протягивая руки, взывают ко спасению. Нас охватывало беспокойство, когда мы размышляли над вопросами, которые должны были решить нашу судьбу. Достаточно ли мы чтим Иегову? Достаточно ли мы хороши для вечной жизни? Переживем ли мы Армагеддон? Если мы не в ладах с Джозефом, значит ли это, что мы также не в ладах с Иеговой?
|
|
"Я хочу попасть в рай!" - сказал я больше со страхом, чем с энтузиазмом.
"Мама, а мы спасемся?" - спросил Майкл.
Самое главное в жизни, сказала она, быть добрым и любить других людей: спасение дается тем, кто соблюдает веру, совершает служение от дома к дому и живет согласно Писанию. Позже, во взрослом возрасте, Майкл будет воспринимать иллюстрации Сторожевой Башни как "символизм", но когда мы были детьми, нам было страшно интересно, откуда Иегова знает, кто совершил доброе дело - мы или, например, наш почтальон. И как быть с тем, что Майкл угощал соседских детей конфетами, а я нет? Мама всегда отвечала: "Не волнуйтесь. Бог видит все!"
А еще был вопрос насчет близости Армагеддона. Когда это случится? На следующей неделе? Сколько нам осталось? Пытливый ум Майкла не прекращал об этом думать. Я как сейчас вижу его, как он задает серьезные вопросы старейшине, тот улыбается и гладит его по голове. Но Свидетели, похоже, всегда готовились к концу света. Первый Армагеддон должен был быть в 1914 году. Когда этого не произошло, дату изменили на 1915... И они ждут до сих пор. Я отчетливо помню, как наша семья ожидала его в 1963 году. Русские, похоже, решили бомбить США; был убит Кеннеди; затем был застрелен его предполагаемый убийца, Ли Харви Освальд - эти события мы смотрели по нашему черно-белому телевизору.
|
|
Наша семья была уверенна, что все это было прелюдией к концу света - и мы, братья, еще никогда так не рвались в Зал Царства, чтобы чтить Иегову. Майкл всегда говорил, что он был воспитан на Библии. На самом деле он единственный из Джексон 5, кто принял крещение. Майкл молился, я нет. Майкл изучал Библию, я нет. Я не воспринимал Иегову, как Отца, потому что мы верили, что Он может отвергнуть нас, если мы неправильно поступаем. Угроза быть отвергнутым Иеговой/ Церковным братством - об этом говорилось постоянно. Позже Майкл на собственной шкуре узнает все об изгнании из Свидетелей, но в детстве одни разговоры об этом сами по себе подстегивали нас.
Когда Джексон 5 прославились, могу сказать, что вера стала для Майкла скалой; основанием, на котором можно было строить; местом, где он мог отдохнуть и где он был не знаменитостью, а равным, обычным человеком. Свидетели Иеговы никогда не поднимали шумиху вокруг Майкла, им позволялось поклоняться только Иегове. Зал Царства давал ему ощущение нормальной жизни, которой во внешнем мире становилось все меньше и меньше. Майкл был призван на высший путь. Я знаю, что он доверял Богу и чувствовал, что от Него невозможно ничего скрыть или обмануть. Позже он однажды сказал мне, что до сих пор чувствует вину за празднование Рождества и Дня Рождения.
Короче говоря, всевидящий Иегова вкупе с родителями, решившими защитить нас от пагубного влияния улицы, привели к тому, что мы не научились общаться ни с кем, кроме друг друга. Но собираться вместе не было никакого смысла из-за отсутствия семейных праздников, как то Рождество, День Рождения или День Благодарения. В детстве мы были зажаты в рамки: с одной стороны строгие требования Джозефа, с другой - Иеговы. Сцена была единственным местом, где не было правил; она стала нашей единственной територией свободы.
Мы не думали, что сцена станет чем-то большим, пока ведущий ток-шоу Дэвид Фрост не сделал нам предложение. В тот вечер в Аполло оказался один из его продюсеров. Он позвонил Ричарду Ааронсу и предложил нам выступить в Шоу Дэвида Фроста в Нью Йорке, которое будет транслироваться на всю Америку. Мы были так взволнованы, что вечерами забирались в кровати, но не могли спать. Мы рассказывали в школе о том, что нас покажут по телевизору; учителя объявили об этом во всех классах. Дэвид Фрост был англичанином, который вел ток-шоу в Америке. Он был частью "британского вторжения" включавшего Битлз, Роллинг Стоунз и Дэвида Фроста - и он взял нас на заметку.
Мы и не догадывались, какие сомнения тогда терзали Джозефа. 17 июля 1968 года мы снова выступали в Regal вместе с Бобби Тейлором и "Vancouvers". Бобби был так впечатлен, что позвонил женщине, которая только-только переехала в Детройт и жила с ним в одном доме. Сюзанн де Пасс было девятнадцать и она недавно начала работать ассистентом Берри Горди в Мотаун. Для нас все закончилось прослушиванием в гостиной Бобби. Как вспоминает Сюзанн, она позвонила мистеру Горди, рассказывая об этих "замечательных детях", но он не был в восторге.
"Дети? Больше никаких детей! Мне хватило Стиви Уандера!" Конечно, для него дети были головной болью - преподаватели и все остальное. Видимо, он проходил все это с Дайаной Росс и Supremes, которых поначалу он не хотел подписывать из-за того, что они были "слишком юны". В общем, мистера Горди надо было убедить и Сюзанн его убедила.
А Джозеф сомневался потому, что наше прослушивание в Мотаун по времени совпадало с выступлением в Шоу Дэвида Фроста. Попробуйте выбрать между заветным появлением на национальном телевидении и прекрасной возможностью, которая предоставляется один раз в жизни. Когда Джозеф выбрал прослушивание, Майкл и Марлон сперва очень расстроились. Вместо того, чтобы выступать перед многомиллионной аудиторией в Нью-Йорке, мы оказались в главном офисе Мотаун в Хитсвилле, США, и пели для горстки людей во главе с мистером Горди. Джозеф был слишком умным, чтобы купиться на сиюминутную славу телевидения: Дэвид Фрост не мог приблизить нас к заветному контракту со студией звукозаписи. Это могло сделать только прослушивание.
23 июля 1968 года мы пели на том прослушивании перед группой людей. Правда, мы никого из них не видели, потому что они сидели в темноте, за стеклом; как и все остальные артисты, мы видели только камеру на штативе, которая фиксировала на пленку наши "пробы". Мы пели песни Temptations: "Ain't Too Proud To Beg" и "I Wish It Would Rain" и закончили выступление песней Смоки Робинсона "Who's Loving You". Когда прозвучал последний аккорд, в воздухе повисла многозначительная тишина: никто не сказал ни слова.
Майкл не выдержал: "Ну? Как мы спели?" - прочирикал он.
"Майкл!" - прошептал я, смущенный его невоспитанностью.
"Было здорово... очень хорошо," - сказал какой-то голос. Это все, что мы получили в ответ. И только спустя много лет мы узнали, какой была их реакция на самом деле. Мистер Горди описал ее в предисловии к переизданной в 2009 году автобиографии Майкла "Moonwalk":
"Майкл пел "Who's Loving You" с грустью и страстью человека, который пережил большое горе... Уж как потрясающе спел эту песню Смоки Робинсон, но Майкл спел еще лучше. Я сказал Смоки: "Слушай, парень, похоже, он тебя сделал!"
Через два дня мы получили ответ: Мотаун был готов подписать с нами контракт.
Глава шестая.
Мотаунские университеты
«Бостонский дом» Мистера Горди в Детройте был таким большим и просторным, что нам просто не с чем было его сравнить, казалось, что мы попали в другой мир. Мы думали, что только короли и королевы могут жить так роскошно, но этот особняк в тюдоровском стиле был не только жилым домом, там регулярно проводились концерты, и в этот вечер нам предстояло выступить на одном из них. В одном можно было не сомневаться: в сегодняшней программе не будет стриптиза и помидоров, летящих на сцену, как в заведении мистера Лаки. Это мало напоминало любительский концерт в «Apollo» или домашнюю вечеринку. Это была резиденция едва ли не самого главного человека в музыкальном мире. Любопытный Майкл вертел головой, разглядывая высоченные потолки, сияющие канделябры и огромные портреты маслом, на которых был изображен сам Мистер Горди.
Возле дома находился фонтан, украшенный лепным орнаментом, и стояли большие статуи в греческом стиле. Гостей встречали дворецкие и многочисленная белая прислуга. Все было настолько красиво, аккуратно и чисто! Нас пригласили выступить в качестве новых артистов лейбла, однако контракты, которые мы подписали, содержали в себе множество юридических зацепок, о которых мы тогда еще не подозревали, но мы совершенно не думали об этом. Нам было сказано, что «нам не о чем волноваться», да и хозяин дома тоже казался воплощением уверенности в себе. Это было наше первое выступление перед семьей Motown, и, конечно, это было большим событием. Хотя тогда, зимой 1968 года, мы еще представить не могли, что ждет в нас в будущем.
Бородатый Мистер Горди радушно встретил нас, как настоящих артистов, возле дверей в гольф-клуб (зеленая лужайка размещалась на заднем дворе его резиденции). «Костюмерной» нам служило помещение возле плавательного бассейна, а «сценой» - площадка на дальнем конце бассейна, где было достаточно места для барабанов Джонни и клавишей Ронни. Собравшиеся гости должны были смотреть на нас с противоположной стороны, для них между греческими колоннами были установлены скамейки. Когда там начали собираться мужчины в костюмах и женщины в бриллиантах, Майкл и Марлон, заметив из окна, что подошел кто-то еще, тут же выбегали на улицу, чтобы рассмотреть гостей поближе. В это время Джеки, Тито, Джонни, Ронни и я сидели в комнате, прокручивая в голове все наше выступление.
Вдруг врывается Марлон: «Здесь Смоки Робинсон!» И убежал. Потом голова Майкла появляется из дверей: «Вау! Я только что видел кое-кого из Tamptations!» Снова Марлон: «Глэдис Найт!»
Потом снова Майкл, возбужденно: «ДАЙАНА РОСС! Я ТОЛЬКО ЧТО ВИДЕЛ ДАЙАНУ РОСС!»
Тито и я подорвались с места и выбежали наружу, чтобы убедиться, что это не было его очередным розыгрышем. Но это было правдой. Мистер Горди собрал у себя все сливки Motown и еще бог знает сколько воротил музыкальной индустрии. Уже с июля мы считали себя артистами Motown, наряду с "Temptations", "The Marvelettes", "Martha Reeves and the Vandellas", Смоки, Глэдис, Бобби Тейлором, Дайаной Росс, Марвином Гэйем и "Four Tops". Очень долгое время они были теми, на кого мы хотели быть похожи, и с кем мы хотели бы когда-нибудь сравняться в успехе. И вот теперь нам предстояло выступить для них.
Джеки стал внушать нам: «Парни, мы должны сконцентрироваться. Давайте. Разве вы не знаете, что вы должны делать?» Напряжение росло, и новости, которые постоянно приносили Майкл и Марлон, ничуть не помогали успокоиться. Это был как раз тот случай, когда нам было необходимо присутствие Джозефа за кулисами. Но Джозеф был занят: он отирался между гостями и пытался завязать знакомства среди «больших людей», и это была одна из причин, почему Джеки била нервная дрожь. «Давайте, все… мы должны все сделать правильно. Нужно сфокусироваться», — говорил он. По примеру Джозефа Джеки без конца повторял это слово.
Майкл и Марлон, наконец, уселись рядом, мы все склонили головы и повторили вместе, что мы обязаны «выйти туда и порвать их всех на куски». Это то, что мы говорили потом еще многие годы: «Порвем всех на куски», «Давайте собьем их с ног», «Мы их замочим» или «Выйдем и сделаем им больно». Майклу очень нравились такие словечки, и он продолжал пользоваться ими, когда начал свою сольную карьеру. Никто из людей, которые с ним работали, не мог понять, откуда взялся у него этот жаргон. А это были боксерские фразы, которые мы переняли у Джозефа.
Хотя мы были детьми, мы прекрасно понимали, какой величины таланты собрались, чтобы посмотреть на нас, но при этом мы еще не осознавали того, что от этого вечера и от этих людей зависело все наше будущее. Будучи первой детской группой Motown, мы просто с нетерпением ждали момента, чтобы выйти на сцену и спеть для них «My Girl», «Tobacco Road» и одну из песен Джеймса Брауна. Нам было жутко любопытно: какие они, эти ребята из Motown, в своем привычном окружении? как они будут реагировать на наше выступление?
Но кого нам больше всего хотелось бы видеть в этот вечер — так это Маму и Рибби. Маме приходилось часами стоять за кулисами, переживая за нас, забывать о себе и своих интересах и большинство выходных проводить, скучая по своим мальчикам. Когда Motown еще только начинался, Рибби часто ходила в местный магазин пластинок, чтобы купить свежие записи на «сорокапятках», под эту музыку она и Джеки танцевали вместе. Она знала о мистере Горди все, она говорила нам, что он изобрел «звук молодой Америки». Или, как гласил еще один рекламный слоган Motown: «It’s what’s in the groove that counts / Все дело в (черном) ритме».
Наконец мы выстроились возле микрофонов и инструментов, и посмотрели на другую сторону бассейна; вода в нем светилась, подсвечивая знаменитые лица среди нашей публики. Майкл хитро подмигнул мне, а потом мы «начали их мочить». Энергия в том выступлении была потрясающая, и наша VIP-аудитория не устояла. Реакция была не просто вежливой, им действительно понравилось. Ко второму куплету «My Girl» все уже хлопали, танцевали и улыбались, и даже кричали, когда Майкл проделывал свои танцевальные трюки и подзадоривал публику выкриками. Закончив выступление, мы увидели мистера Горди в толпе, прямо по центру, он аплодировал громче всех и широко улыбался, а рядом с ним стоял Джозеф и гордо выпячивал грудь вперед. Это было хорошим знаком.
Когда к нам подошли Смоки Робинсон и Марвин Гэй, чтобы выразить свое одобрение, сомнений не осталось — мы действительно произвели впечатление. Все только и говорили что о «чудесном малыше» — о Майкле, а Дайана Росс не отходила от него ни на шаг. Она что-то сказала ему и нежно потрепала по щеке, будто тетушка, встретившая своего любимого племянника. Стоя в стороне и разговаривая с кем-то другим, я все же заметил, с каким обожанием смотрел на нее Майкл, его глаза сияли как звезды. На самом деле это была наша первая встреча с Дайаной, но именно в тот день родилась легенда, своеобразный фольклор Motown, что это Дайана "открыла" нас. Это был маркетинговый миф, придуманный для журналистов, нам всем велели так говорить, потому что слава Дайаны могла помочь нашей раскрутке.
Люди часто интересовались: «Что на самом деле означает Звук Мотаун?» В 1983 году Смоки — первый артист, подписавший контракт с этим лейблом — пытался ответить на этот вопрос: «Звук Мотаун это основа всего, понимаете. Они кропотливо делали всю черновую работу, особенно хорошо это слышно в басовых партиях». В 1994 году в своей автобиографии мистер Горди написал, что звук Мотаун — это «крысы, тараканы, борьба, талант в печенках и любовь».
Я добавлю еще несколько слов: характерным для Мотаун была многослойность микширования, мелодия накладывалась на фанковую основу, создавая неповторимое звучание, ставшее высоким стандартом для поп-музыки того времени. Кроме того, это была очень эмоциональная музыка, способная затронуть каждого человека и вызвать ответную реакцию, будь то воспоминания о самых счастливых днях в твоей жизни или о моментах, разрывающих сердце, как в тех ранних записях, которые мистер Горди делал с Джеки Уилсоном. Настоящий катарсис, который не может оставить равнодушным, и сила, которая заставляет тебя двигаться вперед. Особая смесь ритмов, басовых партий, барабанов, клавишных, тамбуринов и хлопков в ладоши, которая во взаимодействии с гармониями создавала специфическое звучание. Мотаун стал для нас настоящим музыкальным университетом, мы учились подобным образом строить аранжировки в наших живых выступлениях. Но даже спустя годы я не был уверен, что нам вполне удавалось передать в них «Звук Мотаун».
Нашим первым наставником в Motown был Бобби Тейлор, на протяжении нескольких месяцев до нашего выступления у мистера Горди мы проводили с ним все уикенды, а когда пришло лето и закончились занятия в школе, мы буквально не вылезали из студии. Ночевали у него дома, но его квартира была слишком мала для нас всех, поэтому мы стелили матрасы на пол или спали в мешках прямо на ковре. Было такое чувство, будто мы там постоянно не высыпались. Сам Бобби совершенно не умел петь, но он был хорошим продюсером; в те летние недели мы работали над такими треками, как «Can You Remember?», «Who’s Lovin’ You», «Chained», «La-La-La-La-La Means I Love You» и «Standing In The Shadows Of Love» — над песнями, которые в будущем должны были стать нашим первым альбомом. Думаю, тогда мы записали с ним больше сотни каверов на песни «Delfonics», Смоки Робинсона, «Temptations» и Марвина Гэйя, и эта работа помогла нам разобраться в том, что представляет собой запись в настоящей студии, в то время, пока команда Мотаун готовила для нас собственный материал.
Работать с Бобби было интересно, Майкла и меня он научил, как правильно использовать микрофон в студии. «Ребята, вы сейчас не на сцене, — объяснял он. — Поэтому не надо орать, микрофон усилит ваши голоса ровно до того уровня, который необходим». И если раньше пение Майкла было сплошной имитацией, то теперь у него начал появляться собственный стиль. Бобби был первым, кто по достоинству оценил наши способности на сцене, и он же был первым, кто начал учить нас тонкостям студийной работы.
Записываясь в Детройте, мы впервые использовали четырехтрековый пульт. Студия находилась в том же здании с названием «Hitsville USA», где располагался и главный офис лейбла, в подвале старого дома по адресу Вест-Гранд Бульвар; позднее мистер Горди превратил его в музей Motown. В нем не было ничего красивого или величественного, но это был эпицентр звука Мотаун, и там действительно ощущалась какая-то магия. Работа над аранжировками всегда начиналась с ритм-секции. Для этого у лейбла имелась собственная команда, известная как «Funk Brothers» — одна из ключевых составляющих звука Motown, герои, остававшиеся в тени, которые были причастны к созданию всего, что когда-либо выпускалось на этом лейбле. Мы не могли поверить в то, что они будут работать с нами. В более ранние дни мечтать об этом было все равно, что думать, что музыканты могут появиться перед тобой живьем прямо из радиоприемника.
Проведя все лето в студии, осенью мы снова пошли в школу, жизнь вернулась в обычное русло. С августа 1968 по март 1969 мы не получали от лейбла никаких новых известий, но мы продолжали репетировать и выступать на площадках, который стали для нас уже привычными — «Apollo», «Guys and Gals» и «High Chaparral» (в нашем самом большом местном зале, когда не подворачивалось ничего более интересного). Как ни странно, именно Мама беспокоилась по этому поводу больше всех нас, вместе взятых: «Джо, как ты думаешь, Мотаун не забыл о наших мальчиках?»
Он уверял ее, что наше соглашение остается в силе, просто нужно проявить терпение. Юристы все еще улаживали вопросы, касающиеся нашего первого контракта со Steeltown Records, а Motown как раз находился в процессе переезда в Лос-Анджелес. В конце 60-х все крупные звукозаписывающие лейблы постепенно начали перебираться на запад, и Джозеф предчувствовал, что его планы скоро претворятся в жизнь. «Мы поедем в Голливуд, мальчики. Я точно знаю это», — подмигивал он нам.
Но теперь с нами уже не было Рибби. В ноябре 1968 года Рибби решила выйти замуж за Свидетеля Иеговы по имени Натаниэль Браун, и когда они объявили, что они собираются пожениться в Кентукки и остаться там жить, Джозеф был в ярости, а Мама в расстроенных чувствах. Они понимали, что от них здесь ничего не зависит, но слишком трудно было смириться с мыслью, что их дочь оставляет семью: их план всегда держаться всем вместе провалился. Рибби недоумевала, почему они не радуются ее счастью. Насколько я понимаю, больше всего Джозефа злило то, что все вышло из-под его контроля, но, возможно, отъезд Рибби был для него и болезненным напоминанием о потере сестры Верны Мэй. В любом случае, он отказался дать свое благословение и присутствовать на свадьбе. Обязанности отца невесты пришлось выполнять Папе Сэмюэлю.
Но большее всего Рибби обидело то, что Джозеф и нам не позволил поехать на ее свадьбу. Выступление в «Regal» было для него важнее. Мне тоже трудно было понять, как это вяжется с убеждениями Джозефа, ведь он постоянно твердил нам, что семья должна быть на первом месте.
Тем временем Рэнди к 6-7 годам начал проявлять свои таланты, ему очень хотелось быть замеченным. Пятеро его братьев почти все вечера и уикенды проводили в разъездах, оставляя его за единственного мальчика в доме. Он говорил, что это подстегивало его. Как и Марлон, он был очень упорным, поэтому, когда Джозеф сказал, что когда-нибудь он разрешит ему играть в группе на бонго, Рэнди начал практиковаться день и ночь. «Послушай, Джозеф! Послушай, чему я научился», — упрашивал он, когда мы приезжали домой. «Продолжай играть, — отвечал Джозеф, — когда будешь готов, я тебе скажу».
Рэнди никогда не терял уверенности в себе. В школе он начал учиться играть на гитаре и на пианино. Он поклялся себе, что однажды он тоже станет членом Jackson 5. Дженет в свои 3 года была такой же забавной и глазастой, каким был маленький Майкл; ее постоянно одевали в штаны на лямках, и она очень любила прыгать «в классики» или сидеть, скрестив ноги, и играть «в ладушки» с Рэнди. Моя маленькая сестричка на всю жизнь осталась для меня одним из самых дорогих воспоминаний о нашей жизни в Индиане, и я помню, как сильно мне ее не хватало, когда все резко изменилось после нашего отъезда в южную Калифорнию.
Дело в том, что Motown решил все вопросы с нашим старым и нашим новым контрактами, после чего раздался долгожданный звонок мистера Горди: нас были готовы принять в Лос-Анджелесе. Наконец пришло время, чтобы осуществилась наша мечта сбежать из Гэри и стать настоящими артистами.
Мама, Рэнди, Ла Тойя и Дженет остались в Гэри паковать вещи, нужно было подготовиться к отъезду и подготовить дом, который решено было сдать нашим родственникам. А мы отправились на запад. Расставание с городком нашего детства не было тяжелым, ведь мы оставляли его ради нашей мечты. С Мамой расставаться было гораздо тяжелее, но мы знали, что через два месяца она присоединиться к нам, так что, уезжая, мы не чувствовали особого волнения.
В 1969 Джозеф купил наш первый цветной телевизор. Думаю, к тому времени мы действительно его заслужили. Контраст между черно-белым и цветным изображением был очень похож на контраст между бледным черно-белым Гэри и яркими насыщенными цветами Калифорнии. Во время путешествия из аэропорта Лос-Анджелеса в Голливуд мы удивлялись каждой мелочи. Впервые в жизни мы увидели высокие пышные пальмовые деревья, безоблачное голубое небо, бронзовых от загара людей в обтягивающих футболках и джинсах, мы принюхивались к запаху сосен и ощущали вокруг массу других новых запахов. Все это разительно отличалось от Гэри. Все, что мы знали до этого — дым со сталелитейного завода, воняющий сероводородом, и красноватый смог, постоянно висящий в воздухе.
На улицах Лос-Анджелеса кипела жизнь. Мы будто прибыли в землю обетованную, Майкл и я по очереди высовывали головы в окно машины, чтобы ветер трепал наши афро прически. Мы совершили экскурсию по Голливуду, посмотрели на дома, забиравшиеся почти до вершин холмов, и на прекрасные горные массивы на горизонте.
В эти первые июльские дни 1969 года мы каждый день смотрели закаты и ходили на пляж, Майкл же с утра до ночи готов был заниматься только одним — кататься на большой карусели со скачущими лошадками на пирсе в Санта-Монике. Потом мы посетили Диснейленд и зоопарк в ЛА, и Майкл влюбился в диснеевского Микки Мауса и в местных животных. Нам даже организовали путешествие на машине в Сан-Франциско.
С нашего первого пристанища начинали свой путь в музыкальной индустрии многие новички — это был отель «Тропикана» в Западном Голливуде. В те дни музыкальная элита останавливалась в «Шато Мармот», но если вы впервые оказались в городе, к вашим услугам была «Тропикана» — выкрашенное в белый цвет двухэтажное здание в форме подковы, недалеко от Бульвара Санта-Моники, на первом этаже там располагался автомобильный гараж. На территории отеля были расположены несколько бунгало и плавательный бассейн, ориентиром на перекрестке служила вывеска с большой пальмой. Мы были в восторге. Вообще, пальмы были повсюду: там было так же много пальм, как и хиппи.
Окна нашей комнаты выходили на Голливудские Холмы, целые дни мы наслаждались, плескаясь в бассейне. Мотель был построен на склоне холма, поэтому его крыша была лишь на 10 футов выше, чем уровень воды в бассейне на заднем дворе. Джонни Джексон вообразил себя олимпийским пловцом, он первым вылез из окна и подошел к краю черепичной крыши возле бассейна, показывая нам: «Смотрите на меня! Посмотрите! Я собираюсь сделать двойное сальто!» Мы наблюдали — о, черт! — как он шлепнулся в воду плашмя, брызги разлетелись по всему двору. Хвастовство Джонни было для нас сигналом присоединиться, и мы все начали прыгать в бассейн с крыши бомбочкой, ногами вниз.
Спустя неделю, пока Motown продолжал поиски подходящего дома для нашей семьи в ЛА (оплата аренды входила в условия нашего контракта с лейблом), мы переехали на новое временное место жительства: в дом нашего босса, мистера Горди, чьей соседкой оказалась Дайана Росс.
Дайане Росс было тогда 25 лет, на ее счету было множество хитов, и ее популярность продолжала расти — это был как раз тот момент, когда она собиралась оставить своих одногруппниц из «Supremes». Она жила на Голливудских Холмах в белом доме, с роскошной обстановкой, дорогими портьерами и мягкими пушистыми коврами, который мы легко могли превратить в руины. Разъезжающиеся стеклянные двери «от-пола-до-потолка» вели к бассейну и на балкон, откуда открывалась прекрасная панорама Лос-Анджелеса. Дом был построен на холме, прямо рядом с домом мистера Горди, где он жил со своими детьми. Он называл его Керзон-Хаус.
Этот большой дом был отделан деревом, своей беспорядочной застройкой он напоминал ранчо. Самым впечатляющим оказался подвальный уровень, где было окно, выходившее в бассейн, как в аквариум. Майкл и я часто сидели там внизу, глядя на людей, которые плавали в бассейне на поверхности, и представляли, что мы наблюдаем за ними через перископ нашей подводной лодки. Еще там был баскетбольный корт, поэтому Джеки был счастлив — если не учитывать раздражающий талант Майкла попадать в корзину из самых трудных положений. Он мог бросить из-за дальней линии, двумя руками, и мяч пролетал в корзину, даже не коснувшись кольца. Ему не хватало роста, но это компенсировалось его аккуратностью.