Однажды вечером я стоял вместе с ними на игровой площадке и тут мы заметили, как один парнишка по имени Джордж увлечённо катается на качелях, ярдах в пятидесяти от нас (50 ярдов = 45,7 метров (прим. пер.)).
- Спорнём, ты не попадёшь этим персиком ему в голову, – подбивал меня Майкл, видимо, забыв о моих недюжинных навыках в бейсболе.
- На что?
Майкл знал, чем меня зацепить.
- Два доллара.
Игра началась. Он протянул мне персик. Я приспособился поудобнее, рассчитал дугу, по которой двигалась цель по имени Джордж, прицелился….персик полетел и….БУМ!!!! Джордж получил аккурат по голове.
Майкл подпрыгнул на месте, как тогда, на бейсбольных играх и мы все убежали прочь, смеясь, в то время, как Джордж пытался понять, кто и чем в него запулил.
Но самую большую шутку они сыграли над острым на язык пареньком по имени Шон. Ребята решили, что ему нужно преподать хороший урок. Джон благодаря навыкам, полученным, несомненно, за время, проведённое в похоронной службе, выкопал на школьном дворе яму около четырёх футов глубиной. К моему огромному сожалению, я не видел, как они запихали его туда, но в результате Шон – симпатичный блондин с длинными, как у Битлов волосами стоял на коленях в яме, закопанный по грудь в землю. Потом во двор выбежал учитель.
- Кто это сделал??? Немедленно раскопайте его обратно!!
Это был один из тех редких случаев, когда учитель использовал слова порицания:
- Ну, Майкл Джексон, от тебя я такого не ожидал.
За пределами школы Майкл прилипал ко мне, как банный лист к заднице. Когда бы я ни оглядывался, он постоянно следовал за мной, словно тень в своей неизменной чёрной велюровой шляпе. Однажды я подумал, что я от него отделался. Это было после урока фотографии, и я поддался на уговоры девочки, пригласившей меня в тёмный класс, потому что, по её словам, она хотела меня поцеловать. Когда дверь закрылась, мы неуклюже преодолели подростковую застенчивость и вот, в тусклом свечении красной лампы, когда уже наши губы почти соприкоснулись…..Я ВАС ЗАСТУКАЛ!!!! Я ВАС ЗАСТУКАЛ!!! – Майкл ворвался в класс.
|
|
Он наделал столько шума, что пришёл учитель, чтобы выяснить, из-за чего эта катавасия. Пока я объяснял, что же конкретно я делал с девушкой в тёмной комнате, на лестнице раздался топот и озорной, неудержимый смех Майкла.
К нам приходило много девушек и я, будучи подростком, не мог устоять, но это было настоящим искусством незаметно провести в дом чужого человека мимо дверей вездесущего Билла Брея и знать, когда Джозефа нет дома. Так как свидания были под запретом, я чувствовал себя сбежавшим из дома, когда мне удавалось встретиться с девушкой за пределами всех «контрольно-пропускных пунктов» и за порогом моей комнаты. Я никогда не был так благодарен за пожарные выходы и черные лестницы. Самой неловкой проблемой, конечно же, было то, что мы с Майклом жили в одной комнате. А ещё всё усложняло то, что когда он узнавал про мои намерения познакомиться с той, или иной девушкой, то неотрывно ходил за мной хвостиком.
Но однажды мне выпал прямо-таки золотой шанс – Майкла рядом не было, и я решил ускользнуть из отеля, чтобы погулять с самой красивой девушкой в округе. Когда я вернулся домой, мы прекратили видеться и только обменивались любовными письмами, но та «щенячья», детская любовь не переросла ни во что большее и я остался свободным, чтобы набираться опыта и дальше.
|
|
У нас, у старших братьев, был свой способ описывать, как далеко мы продвинулись в отношениях с девушками: от «первого уровня» (поцелуя) до «второго уровня» (прикосновений, раздевания) и до «третьего уровня» (секса); и в том отельном номере, в ту ночь я был в Лос Анджелесе, мы просто сошли с ума. Глаза закрыты, я сверху, мог раздевать эту девушку, свободно прикасаться к ней, целовать её с такой вольностью, о которой я даже и не мечтал.
- Хорошо, очень хорошо…
Она стонала. Третья стадия была в разгаре. Одной рукой я гладил её по лицу, а второй упёрся в матрас за её головой.
- Мне нравится, как ты гладишь мои бёдра, - она продолжала, - ты очень нежный.
- Но я не глажу твои бёдра…
- Приятно, - прошептала она.
Я открыл глаза и взглянул под кровать. Что бы вы думали? Майкл удобно умостился на полу, а его рука круговыми движениями гладила бедро девушки.
- МАЙКЛ!!!!
Я вскочил, бедная девочка чуть не упала с кровати, а Майкл, смеясь во всю глотку, выскочил за двери номера. Я с удовольствием прибил бы его тогда на месте и это не только потому, что он прятался там всё это время, а ещё из-за того, что он слышал все эти чувственные, милые глупости, которые я шептал на ухо этой девушке, и которыми он мог меня подкалывать неделями после происшествия. В тот вечер я решил с ним не разговаривать. Когда он выключил свет и пожелал спокойной ночи, я ответил молчанием. Он подождал несколько минут в потёмках и установил окончательный мир одной фразой:
- А бёдра у неё ничего!
Комната взорвалась от смеха.
|
|
Девушки теоретически были под запретом, поэтому наши с Джеки незаконные похождения держались в строжайшем секрете. Во-первых, Мотаун не рвался создавать нам новые образы, потому мы и дальше выступали, как мальчики-без-подружек-и-нуждающиеся-в-любви. Мы понимали, что наш образ заключён в том, чтобы давать фанам ложную надежду о том, что однажды мы могли бы стать их бойфрендами. Во-вторых, даже вне пиара Мотаун, Джозеф оставался непреклонен в своей идеологии. Правила не менялись, и это провозглашалось с завидной стабильностью. Девушки – это зло….Они разрушат группу….Они понизят продажи….Вы потеряете фанов…они перестанут кричать при виде вас…..и так далее и тому подобное. Мы со старшими братьями закатывали глаза при «вычитке морали». Это было продолжением темы «не посвящайте чужаков в секреты».
Но, знаете, я не уверен, что Майкл до конца понял ситуацию. По крайней мере, он пребывал в замешательстве. Длительное время он играл публичную роль доступного парня, и тут же ему говорят, что девушки – это нехорошо и их нужно остерегаться. Даже если он и подвергал сомнению серьёзность этого неписанного правила, то вскоре увидел все последствия, которые влечёт за собой непослушание после того, как Джозеф поймал Тито целующегося с Ди Ди, его возлюбленной с детства и будущей женой.
Тито ждал, пока его заберут домой возле ворот школы, когда вместе с Джеком неожиданно подъехал наш отец и увидел, как тот целуется с девушкой. За эту выходку Тито солидно получил. Когда тот забрался в машину, Джозеф хорошенько наподдал ему. Тито извивался и кричал, что он любит эту девушку, но Джозеф оставался непреклонен, продолжая отвешивать сыну тумаки и орать, что его эгоизм погубит всю группу.
Майкл очень расстроился из-за этого случая и, когда мы допоздна разговаривали о девушках, он говорил всё тише и тише, пока не замолкал. Он спрашивал меня, как себя вести с девушками, намекая на то, с какого возраста лучше начать встречаться.
- Я всегда хотел быть джентльменом, - говорил он мне.
Не то чтобы Майкл был совершенно неопытным. В определённых случаях мы с Джеки использовали его, как связного, пока Джозеф не видел. Наш отец никогда даже не ожидал того, что младшие братья могут приударить за старшими девушками, потому подходящий возраст Майкла стал нашим секретным оружием.
- Слышь, Майк, видишь воон там ту цыпочку? Подойди к ней и возьми её номер.
Когда знакомство не касалось лично его, вся застенчивость мигом улетучивалась. Он свободно подходил к группке девушек и заводил разговор. Из своего убежища мы видели, как девушки начинали умиляться, и в девяти случаях из десяти Майкл возвращался обратно с клочком бумажки в кулачке, довольный удачным завершением миссии.
- Вот номер. А она действительно милашка! – вставлял он свой комментарий.
Но тогда у нас были разные вкусы. Когда я высматривал доступных девушек, он искал настоящую леди. Если я оценивал шансы затащить её в кровать, Майкл мечтал пригласить её на мороженное, или в кино. Он был суетлив; я нет.
В целом, когда речь шла о девушках и женщинах во всей дальнейшей жизни, Майкл оценивал их, как оценивают великих художников. Он обращал внимание на мельчайшие детали – улыбку, волосы, манеру разговаривать, жесты, походку. И, по его словам, «идеальная девушка должна быть доброй и честной». Он всегда так говорил. И очень часто сомневался по поводу того, не слишком ли много он требует насчёт честности.
- Они хотят нас из-за того, что мы – это мы, или из-за того, что мы – Джексон 5?
Я всегда старался дать наиболее реалистичный совет:
- Майк, воспринимай этих девушек теми, кем они являются – они поклонницы нашего творчества, но не знают, кем мы есть на самом деле.
- Но они готовы на всё ради нас!
Старшие братья не должны разбивать надежды младших, и мне было очень трудно объяснить ему разницу между теми девушками, которых я приводил в номер и той большой любовью, о которой мечтал он.
- Тебе пока рано заниматься всей этой чепухой, - таковым было моё резюме.
Майкл и дальше продолжал опираться на свою растущую симпатию к Даяне Росс – его идеалу безупречной женщины.
- Девушка должна быть такой же достойной и красивой, как Даяна, - говорил он и такой образ он и вынес в свою взрослую жизнь.
Однажды дома он начал буквально терроризировать, в то время подростков, Ла Тойю и Джанет и говорить им, что они будут недостаточно красивыми, пока не станут такими, как Даяна Росс.
Наше образование переезжало с нами в виде частного преподавателя. Это была Роуз Файн, которая, к тому же учила и Джанет. На первый взгляд могло показаться, что она очень строгая, непростительная, неумолимая, чопорная, правильная и принципиальная, но, на самом дела она была одной из самых мягких и добрых женщин, которых мы когда-либо встречали и мы все просто обожали её. Роуз была нашей «образовательной тенью», куда бы мы ни шли и было довольно странно видеть её покорно терпящей всю эту Джексон-манию и следующей за нами, стараясь не отставать. Одной из её обязанностей было следить за нашей речью и улучшать её.
Она всегда говорила
- Вы красиво поёте, а значит, можете научиться красиво говорить.
Она была уверена, что пять мальчиков в свете прожектора должны уметь разговаривать на «правильном английском». Каждый раз, когда кто-нибудь говорил что-то типа «We ain’t gonna do that!» (Мы не собираемся это делать), она поправляла нас.
- Ты говоришь неправильно. Повторяй за мной: We—are—not—going—to—do—it.
Майкл возражал
- Но Роуз! Это мы так разговариваем! We gotta be us. (Мы хотим быть самими собой).
- Нет, Майкл. Нужно говорить: We have got to be ourselves.
Благослови её Господь, она продолжала бороться с «Миссия невыполнима».
В нашем номере по ночам мы с Майклом разговаривали о том, что чёрные не должны быть правильными и точными.
- Роуз не понимает того, что это крууууто, - намеренно протягивал Майкл, и мы начинали смеяться.
Столько времени, сколько промучилась с нашим диалектом Роуз, возможно, не тратил никто. Учитывая обстоятельства, она была, пожалуй, самой сильной личностью из всех, кого мы знали, даже сильнее мистера Горди. Если кто-нибудь из нас, по её мнению слишком часто зевал, или выглядел уставшим, или интервью СМИ забирало четыре часа учебного времени, она могла прикрыть лавочку быстрее, чем военный офицер. Этим своим качеством она практически никогда не пользовалась, но это означало, что она заработала мгновенное уважение от всех, даже от Мотауна.
Мы очень уважали её роль в нашей жизни и её позитивное влияние на Майкла невозможно переоценить. Когда мы подвозили её домой в Студио Сити, она никогда не упускала возможности пригласить нас в дом и послушать, как играет её муж. В основном, это было что-то старомодное из сороковых годов, что-то из репертуара «Ink Spots» или «Mills Brothers», но мы вежливо прихлопывали в ладоши. Но именно во время таких визитов мы положили глаз на её библиотеку, и Майкл стал таким заядлым читателем, как во взрослой жизни. Роуз вручала нам каждую из книг, как драгоценный артефакт и хотела, чтобы мы читали, читали, читали и читали. И Майкл ревностно следовал этому совету! Несколько людей, которые знали, что мой брат был настоящим книжным червём, не упускали возможности улучшить его знания в разных областях, понимание жизни и словарный запас. Он часто говорил:
- Я люблю читать. В книгах открывается новый, непознанный мир.
Ранние «чтива» Майкла касались великих звёзд таких, как Фрэд Астер или Элвис Пресли, или дети-звёзды, такие, как Ширли Темпл, или Семми Девис Младший. В более поздние годы его круг прочтения расширился от Стивена Спилберга до Альфреда Хичкока, от президента Рейгана до президента Рузвельта, от Малькольма Х до Мартина Лютера Кинга и от Муссолини до Гитлера. Знаний ему было не занимать и я сомневаюсь, что кто-нибудь из людей владеет стольким количеством информации. Кроме Роуз. Она всегда учила нас, что лучшее можно извлечь из истории, что там уже оставлен путь, по которому нам следует продвигаться. Именно поэтому автобиография Майкла «Лунная походка» начинается эпилогом – цитатой Томаса Эдисона:
«Когда я хочу открыть что-нибудь новое, я начинаю с прочтения всего, что уже было сделано в этом направлении до меня в прошлом – именно для этого и существуют книги в библиотеке. Я вижу, что было достигнуто в поте лица в прошлом. Я собираю данные тысяч экспериментов до меня, чтобы иметь точку отсчёта, и провожу ещё тысячи своих. Три главных составляющих успешного результата – это, во-первых, тяжёлый труд, во-вторых – одержимость идеей и, в-третьих – здравый смысл.»
Эта цитата до сих пор является наиболее правдивым отображением подхода Майкла к понятию личного мастерства, и эти слова он действительно выбил в золоте на тёмно-кофейных стенах своей звукозаписывающей студии в Хейвенхерсте. Роуз Файн открыла его понимание мира. Позже, Майкл признает: «Я не был бы таким, если бы не она». Я сомневаюсь, что без неё его жизнь была бы такой же.
В конце 1972 года школа Вальтона закрылась и Майкл закончил свой девятый класс в школе Монтклер в Ван Найсе. В июне он получил свой табель и был так горд результатами, что прикрепил его на стене дома. По истории, английской грамматике, математике и педагогике стоял наивысший балл «А». По французскому языку он получил «В» с минусом, а по английскому – «В» с плюсом и комментарий от учителя: «Больших усилий я в жизни не видел». Учитель также отметил «навыки работы» и «сотрудничество» уровнем «Е». «Е» означает – «делает предписанную работу, хорошо относится к критике». Не так уж и плохо для ученика, который, как утверждают биографы Майкла «был кошмарным студентом» и «не въезжал в курс дела».
Наиболее ярко Майкл проявил себя во время уроков рисования в школе Вальтона. Он постоянно расспрашивал Роуз о войне во Вьетнаме. Газетные фотографии кричащих, раненых детей вводили его в неприкрытый ужас. Его понимание увиденной ситуации вылилось на бумагу. Он нарисовал солдата, стоящего в полный рост на переднем плане сражения, под небом, наполненным самолётами-истребителями, он был один, безоружен и раскинул руки навстречу направленным на него пулемётам. Заголовок гласил: «Остановите войну». В той самоотдаче, с которой он руководил фондом «Исцели мир», в его кричащем видео «Earth Song», в его концертах на надрыве, где он преграждает путь танку с раскинутыми руками можно увидеть тот огонь миротворца, который горел в его груди ещё с тех лет, когда он был мальчишкой.
Майкл закончил обучение в школе Кол Преп, где на каждом уроке рисования он рисовал Чарли Чаплина, набросок за наброском. В его классе была девушка по имени Лори Шапиро и однажды она застала моего брата за этим непотребным занятием. Он увлечённо рисовал, потом сминал свои «творения» и без промедления отправлял их в мусорную корзину. Лори попросила:
- Слушай, Майк. Перед тем как сминать этот рисунок, можешь показать его мне?
- Да, конечно.
Майкл подписал рисунок чёрным маркером с обратной стороны и отдал его однокласснице.
Майкл конечно же знал, что любая услуга требует отдачи. Он ненавидел алгебру лютой ненавистью, но знал, что Лори была «мозгами» класса, поэтому на всех контрольных садился возле неё и, когда учитель отворачивался, молниеносно менялся с ней тетрадями, и Лори прописывала ему все иксы с игриками. Полагаю, Лори была главной причиной его уровня «А» по математике.
Подошёл год выпуска и Кол Преп опубликовала свой почётный список выпускников, где были записаны участники конкурса «Кто есть кто». Майкл получил свой первый комплект наград. Туда вошли такие номинации: «Стиляга», «Самый застенчивый», «Креативщик», «Склонен к успеху». Кому же досталась награда «Мистер Улыбка»? Конечно же, Марлону!
Майкл очень много говорил с Роуз о Боге. Он был единственным из братьев, кто продолжал ходить в церковь с мамой и делать евангельскую работу.
Ла Тойя и Джанет поддерживали Майкла. Разнообразные вероисповедания и близость отношений с Богом завораживали его, учитывая то, что Роуз была еврейкой. Майкл запомнил и полюбил тот факт, что еврейская Суббота – это день, отделённый для собрания всей семьёй, и что в этот день нужно ходить в синагогу «для того, чтобы в обычном увидеть необычное, а в естественном - волшебное», как он написал в 2000 году на сайте “beliefnet”. Майкл был заинтригован тем, что есть один день в неделе, который отделён для празднования чуда жизни всей семьёй. Как он написал: «В моём мире суббота – это день, в который я могу отступить от своей необычной жизни и погрузиться в обыденность.»
Несмотря ни на что, Майкл был верен одной церкви – церкви Свидетелей Иеговы и единственно верным способом оставаться в гармонии с самим собой – это «быть в мире с Господом»
“The Commodores” – группа в шесть человек из Алабамы присоединилась к семье Мотауна в 1972 году и ездила с нами в качестве открывающего номера. Вспоминая те времена, могу сказать, что Лайонел Ричи в основном играл на саксофоне, Клайд Орендж солировал и мы наслаждались временем, проведённым с ними. Наша дружба была очень особенной. Однажды, в Голливуд Боул они сорвали даже больше аплодисментов, чем мы потому, что……багаж с их одеждой затерялся, и им пришлось выступать в нижнем белье. Их ноги просто покорили всех фанатов, в том числе и наших.
С этого момента Джозеф решил, что Ренди достаточно подрос, чтобы играть на бонго. Он скорее был непостоянным дополнением к группе, чем её стабильным членом, но имел все задатки вырасти в отличного артиста и имел дар к написанию песен. Если бы он ещё умел играть в теннис: «the Commodores» без особого труда надирали нам задницы на корте. Они постоянно вызывали нас на поединок и неизменно выигрывали. Как позже оказалось, у каждого из них было не по одной награде за победы в соревнованиях. По уровню мастерства Лайонел Ричи, клянусь вам, не уступал Артуру Ашу в отставке.
В отелях мы много времени проводили в номерах – дурачились и писали песни. Они приносили свои клавиши и разрабатывали новые идеи. Мы были в восторге – у нас были песни, написанные специально для нашей группы. До сих пор в сознании всплывает такая картина маслом: Майкл лежит на диване, спиной вниз, удобно умостив голову на коленях Бренды, девушки Лайонела (которая впоследствии стала его женой), она возится с его волосами, а все остальные наблюдают, как Лайонел находится в стадии сотворения волшебства.
От непревзойдённого хита “Three Times A Lady” «The Commodores» отделяло ещё шесть долгих лет, но процесс написания ими песен уже реально вдохновлял. В это время Майкл начал задумываться о том, чтобы писать песни самостоятельно. Он иногда говорил:
- Я чувствую, что в моей голове очень много новых песен.
По сути, именно во время тура с «The Commodores» он начал пробовать свой творческий «голос» и уже был готов запеть громче, чем раньше. Первый такой выплеск случился во время записи песни «Lookin’ Through The Windows». Майкл предлагал свои идеи по поводу аранжировки, но его никто не хотел слушать. Тогда Майкл расстроился, позвонил напрямую мистеру Горди, и через пять минут разговора вернулся с «добром» от босса.
С того дня он начал полагаться на собственные творческие инстинкты. Все отходили назад и позволяли ему делать всё, что он хочет. Майкл очень много импровизировал, но, должно быть, это всем нравилось, судя по тому, что именно его версия оставалась после окончательной обработки. Поэтому, наблюдения за «The Commodores» очень повлияли на тринадцатилетнего Майкла и укрепили его креативную жилу.
Позднее, он вспоминал наши ранние годы и сказал, что постоянные турне лишили нас возможности заводить крепкую дружбу. Плотный концертный график и жизнь «на чемоданах» - не лучшие условия для постоянных отношений. Тем не менее именно в те годы у Майкла установилась крепкая дружеская связь с Лайонелом Ричи, которая продолжалась всю его жизнь. Началом их серьёзного сотрудничества был проект от США для Африки с песней “We Are The World” – за неё Майкл получил Грэмми в 1986 в номинации «Песня года» и «Запись года» и продемонстрировало величие души Майкла всему миру.
- Что сказал капитан?
Спросил я, когда мы пролетали над Атлантикой, в наше первое турне по странам Европы – Франции, Германии, Италии, Голландии и Испании. Первым пунктом назначения бфл Лондон.
- Он сказал, что в аэропорту Хитроу нас поджидают более десяти тысяч фанов, – ответил Джозеф.
После перелёта на другой материк мы начали понемногу осознавать, какие обороты принимало дело. Мы словно были заперты в обстоятельствах, которые развивались угрожающими темпами: от домашней сцены до Мотауна, от Мотауна до Голливуда, от покорения Америки до продажи альбомов на других континентах. Мы должны были ущипнуть себя, чтобы осознать, что наши записи пошли так далеко, как нас уносил самолёт.
Лондон гостеприимно принял нас: мы были там, чтобы принять участие в Королевском Шоу в Лондон Палладиум, организованном в честь королевы Елизаветы II. Все в группе прониклись огромной честью, предоставленной нам, но барабанщика Джонни это, казалось, нисколько не заботило. У него всегда имелись наготове подколы, часто неуместные, и очень скоро с его помощью мы осознали, что с офицером Британской армии шутки плохи. Пока полиция разбиралась с нашими паспортами в зоне контроля Сюзанна де Пасс вежливо обьяснила, что мы прибыли сюда «в качестве гостей Королевы». Один за другим мы подходили к офицеру и нас спрашивали, как долго мы намерены пребывать в стране. Все отвечали вежливо и сдержанно. От Джонни ожидалось то же поведение. Не тут то было! «Как долго Вы намерены пребывать в стране, молодой человек?» - спросил представительный полицейский. Когда я увидел ухмылку Джонни, я понял, что влипли мы конкретно. «Достаточно, чтобы тр**нуть вашу Королеву» - ответил он.
Готов поклясться, мир перестал вращаться в тот момент. Шокировала не только его похабность, а и то, что член группы Джексон файв употребил бранное слово. Это можно было бы сравнить с бранью, услышанной от священника на воскресной службе. Всё почтение офицера мигом улетучилос,ь и его святейшей обязанностью было без промедления отправить Джонни обратно в Америку первым же рейсом. Пока взрослые сгрудились вокруг паспортного стола, мы в шоке уставились на Джонни и начали хором втолковывать ему всю неуместность отпущенной реплики.
Как бы там ни было, объединённые воедино отчаянная дипломатия Сюзанны и убедительность Джозефа покорили таможенника. Джонни остался в Англии, хотя немного позже получил хороший нагоняй. «Твоя дурацкая выходка могла стоить нам целого представления» - втолковывала ему Сюзанна.
Мы открыли Королевское Шоу десятиминутным представлением, которое включало в себя новую песню - “Rockin’ Robin”. С нами выступали Элтон Джон, Либэрейс, Кэрол Ченнинг и некоторые артисты, которых мы не знали: Род Хулл и Эму (кукловод-комик с куклой эму в синем оперении), Артур Эски, Денни Ла Ру и Кен Додд. За кулисами Элтон Джон пожелал нам удачи. Мы уже знали его, как клавишника Майора Ланса, но с тех пор он изменил своё имя. Именно его яркий стиль наделал много шума той ночью: затемнённые очки и красочные шутовские костюмы с множеством пуговиц и сверкающих блестяшек. Честно говоря, когда стойку с нашими костюмами поставили рядом с костюмами сэра Элтона, мы увидели, насколько наша одежда тусклее и невзрачнее. Поверьте, это говорило о многом.
После абсолютной музыкальной гармонии на сцене, посвящённой Королеве, мы были представлены Её Величеству за кулисами. Много лет спустя, Майкл сказал, что то была «одна из величайших ночей в моей жизни» - и, пожалуй, так оно и было, пока яркие впечатление не затмила встреча с Принцессой Дианой. Но благосклонное приветствие затянутой в перчатку королевской руки было не единственной наградой за вечер.
Немного ранее, когда мы готовились к выступлению в своей гримёрке, Марлон заметил небольшое отверстие в стене до которого можно было легко достать с помощью стула. Мы поняли, насколько увлекающей была эта находка по невообразимо кричащей мимике вскарабкавшегося на стул Марлона. Бесшумно он подозвал нас, дико жестикулируя, закрывая рот руками и показывая пальцами на этот импровизированный глазок. Один за другим мы взгромождались на стул и заглядывали в дырку, которая открывала обзор на…..соседнюю гримёрку. Там за туалетным столиком сидела леди, чьё имя и лицо остались неизвестными, но Майкл, ожесточённо тыкающий пальцами на свою попу, дал нам всем понять – таки да, то, что мы увидели, действительно представляло собой обнажённую «филейную» часть. Мда….она убила бы нас, если бы узнала о нашей выходке, но эта леди, сама того не зная, подарила нам самые незабываемые впечатления. Даже выступление в Ливерпуль Эмпайер на прошлой неделе не могло перекрыть полученные эмоции для кучки мальчишек из Индианы.
Когда наступил черёд выступлений в Мид-Саус Колизее в Мемфисе, нашему восторгу не было предела, потому что это означало долгую встречу с Ребби и знакомство с нашей новой малышкой-племянницей Стейси. В то время ей было около десяти месяцев. Когда мы прилетели из другого штата, Ребби приехала ночью из Кентукки в наш отель и менеджеры поселили её в одноместный люкс рядом с нашими номерами. Больше всех визиту старшей сестры радовался Майкл и, пожалуй, на всём белом свете было не сыскать более любимого и более идеального дяди. Он всё своё свободное и почти свободное время проводил вместе со Стейси: строил её рожицы, смешил её и смеялся сам так, как не смеялся почти никогда. На самом деле, я до сих пор не могу понять, кто же и кого развлекал, когда они вместе ползали на четвереньках.
Мы оставили их наедине, когда Майкл подвешивал над её колыбелькой красно-бело-чёрное радио в форме мячика и пошли общаться в соседнюю комнату. Около часа спустя Ребби вдруг спохватилась: «А Майкл всё ещё там?» Она пошла проверить, но через несколько секунд высунула голову из соседней комнаты и помахала нам рукой, приглашая войти, но при этом приложила палец к губам, прося тишины. Мы все протиснули головы в узкий дверной проём и увидели, пожалуй, самую смешную и самую милую из возможных картину. Майкл залез в колыбельку к Стейси (ничего так колыбелька – прим.пер))), скрутился клубочком и быстро заснул. Это была просто ангельская картина.
До жуткого периода в жизни Майкла, когда множество людей хотели представить чистую любовь Майкла к детям зловещей и извращённой, оставалось ещё два десятка лет. И тем не менее, сочувствие, мягкость и духовная близость к детям всегда была его неотъемлемой, невинной частью.
Проявления его чистоты были видны не только его близким людям. Среди всех журналистов, когда-либо бравших у него интервью, самой любимой был леди по имени Лиза Робинсон. Она была одной из тех репортёров, которым Майкл мог доверять, зная, что его слова не извратят ни под каким предлогом. После его ухода в 2009 году она написала в Венити Фер подборку фрагментов из её многочисленных интервью с Майклом.
- Сколько детей Вы хотите иметь?
- Двадцать. Приёмных. Всех рас.
- Что для Вас самое главное в жизни?
- Дети…
Это было в 1977 году. Майклу семнадцать лет.
Австралия была похожа на другой мир и с каждым новым покорённым рубежом Роуз Файн снабжала нас информацией об истории, культуре, людях, местных обычаях. Куда бы мы ни приезжали, она обязательно включала в распорядок дня время для экскурсий. Для неё путешествия с Джексон Файв были увеличенным вариантом школьной поездки. Австралия встретила нас, как членов королевской семьи и с самолёта мы сошли на красную дорожку. В одном из принимающих мест был накрыт шведский стол, достойный короля.
Я не могу отметить какой-то особенный город хотя бы по той причине, что гостеприимство австралийцев давно переросло в легенду и везде нас принимали безупречно. В любом случае, мы пресытились шумихой, которая происходила вокруг нас так, что торжественные приёмы превратились в обычную рутину и мы просто отпахивали каждое празднество, улыбаясь всем в помещении по обязательству.
Пока мы осматривались вокруг, Джозеф заметил толпу темнокожих подростков, человек сто, отгороженных от нас забором. Это было аборигены. Роуз рассказывала нам, что Сидней Опера Хаус стоит на Беннелонг Поинт – селении, отобранном у аборигенов британцами ещё в колониальные времена. Мы не могли понять, что же Джозеф собирается делать, когда он подошёл к организаторам и сказал, что он хочет, чтобы всю эту группу впустили внутрь. Представители принимающей стороны начали объяснять ему, что это невозможно, «ведь они – аборигены». Тому, кто рьяно боролся за права чернокожего населения, упоминание о неравенстве было равносильно размахиванию мулетой перед носом быка. В следующий же момент Джозеф оказался возле забора, схватил за руку маленькую девочку с той стороны и перетащил её через маленькое отверстие в ограждении. Вначале она выглядела довольно напуганной и растерянной, но её друзья последовали удачному примеру и начали один за другим протискиваться к нам. Вы, пожалуй, могли бы услышать звон упавшей шпильки, когда наши белокожие гости наблюдали за тем, как наш отец ломал все представления об этикете и протоколе.