fi
достаточно
предположить, что одержимость духом просто произошла из (неправильного)перевода того, с чем
сталкивались миссионеры и торговцы,поскольку эти агенты также создали или, по крайней мере, ускорили то,
что они “нашли” (Майес 1995: 5). Одержимость духом набирала силу и распространенность в
Африканской Америке при режимах рабства и после них, даже по сравнению с
самой Африкой(Mattoso 1986: 127), настолько, что рабы африканского происхождения в Бразилии были удивлены
распространенностью и частотой одержимости в креольских практиках, которые они другими способами обнаружили
аналогично таковым на родине (Родригес [1896] 1935: 101; Р. Хардинг 2000: 155).
Возьмем современный пример: “одержимость” постигает гаитянских детей-мигрантов в США,
которые никогда не были бы законными кандидатами на то,чтобы быть одержимыми дома (К. Браун 1991:
253; Ричман 2005). В этом смысле вмешательство Сартра в его предисловии к “Несчастным
на земле "Фанона неверно:" В некоторых районах они используют это последнее средство – одержимость
духами. Раньше это был религиозный опыт во всей его простоте, некая общность-
ион верующих со святынями; теперь они делают из него оружие против унижения
и отчаяния” (1963: 19). Это неправильно, потому что это было не просто его использование, но само “оно”
, которое создавалось и переделывалось по мере того, как социальные и экономические отношения менялись во времени и месте.
Не заходя так далеко, чтобы свести одержимость духом к ритуальной реакции на условия
страдания – хотя этот аргумент был убедительно выдвинут, особенно для оценки
подавляющего числа женщин в качестве его исполнителей (например, Обейесекере 1984; Качола 2003)
– кажется, что в “одержимости” есть что-то такое, что сразу же становится
fi
Заполнение, но также
Посредничество и восстановление диаспорного и других видов отсутствия.
Третье осложнение из обычного повествования проистекает из того факта, что
дуга одержимости духом была не просто описательной или теоретической, но скорее повлекла за собой драматические
практические последствия для способов обнародования ранее тайных религий (П. Джонсон, 2002).
Ее антропологическая канонизация была чрезвычайно
fl
Влияние на изучение Черной Атлантики
Религии. То
fi
Первые этнографические описания афро - бразильских религий и афро - кубинских
религий, сделанные Ниной Родригес и Фернандо Ортисом соответственно, были прямым применением
идей Тайлора. Но эти исследования, в свою очередь, также имели далеко идущие правовые последствия, о которых я
кратко расскажу ниже. Одержимость духом была механизмом охраны ворот для построения
хорошего общества и надлежащего гражданского поведения, и ее давняя связь с
религиями африканского происхождения создавала высокие правовые, политические и социальные барьеры для бывших рабов
в новых республиках Бразилии и Кубы.
Наконец, в традиционном повествовании есть четвертое осложнение, хотя здесь у меня есть
место только для того, чтобы обозначить его: поскольку сами религиозные адепты начинают использовать прозвище
“одержимость” в качестве
fi
термин первого порядка в их собственной практике это переводило телесные
явления, ранее описанные различными другими способами, в термины собственности и
владения, potus sedere. Обучение выполнению определенных форм ритуального опыта как “
одержимости” преобразует религиозную практику и сам опыт.
ОТКУДА
“
ДУХ
ВЛАДЕНИЕ
”?
ТОПОГРАФИЯ
ОТ
ЭТОТ
ОДЕРЖИМЫЙ
:
ОТ
ЭТОТ
ИНДИАНКИ
ДЛЯ
ЭТОТ
АФРИКАНКИ
Поскольку одержимость духом возникла как общий сравнительный класс в семнадцатом веке,
она одновременно послужила медикализацией демонологии и возникновением
новой герменевтики самости. Определение того, кто и чем обладает вами, требовало
четко сформулированной системы внутренней жизни (Фуко 1999). Но по мере того, как эта внутренняя жизнь формировалась
в Европе, владение все чаще “находили” за границей, и эти два процесса были
связаны. В шестнадцатом и семнадцатом веках одержимые были в основном
“индейцами”. Вспомним длинную траекторию бразильского Тупи в европейской мысли – от
Монтень, Шекспир, Руссо.
Все эти цитаты с самого начала основывались на
конкурирующих описаниях французского королевского космографа-францисканца Андре Теве ([1574]
1986) и гугенота Жана де Лери ([1578] 1990). Каннибализм был впечатляющим
центром обоих описаний, но одержимость была почти второй. Тевет сообщил,что “
более 100 раз” он захватывал тела одержимых индейцев (используя только этот термин) и,
читая Евангелие от Иоанна и другие тексты, побеждал каждого демона. Эти повторяющиеся
события одержимости сразу же создали предполагаемую область религиозной интерсубъективности, которая
связал француза с Тупи – поскольку они использовали перекрывающийся репертуар идей и действий
для общения с телом, населенным духами (де Лери, в частности, нашел во владениях индейцев
мыльницу, из которой можно было обрушиться на “собак – атеистов” Европы) - и наглядную
демонстрацию религиозной иерархии, христиан на вершине.
Столетие спустя после докладов Жана де Лери и Андре Теве “одержимость” стала
рассматриваться не столько как проблема дикаря, сколько все больше и больше как опасная склонность
, присущая всему человечеству. Зрелище победы над духами стало бы меньше
зрелищем победы христианина над дикарем и, все больше, зрелищем гражданской победы над толпой.
Религии коренных народов продолжали играть решающую роль, но география одержимых постепенно
переместилась с Северной и Южной Америки в Африку и Карибский бассейн. К 1700-м годам
доминирующим местом была Африка и Африканская Америка.
Чего не было замечено, так это того, как в большинстве этих применений одержимость (безумие, безумие,
дикая жестикуляция) выступает в качестве сообщника фетишизма. В Философии истории Гегеля,
если взять только один пример, двумя отмеченными чертами африканской магии являются фетишизм – объекты
, без разбора наделенные независимой властью – и “особые церемонии со
всевозможными жестикуляциями, танцами, шумом и криками” (1956: 94). Связь между
ними была применена даже к описаниям афроамериканского христианства конца девятнадцатого века
, где “фетишистские танцы” и “животное возбуждение” оставались тандемным описанием-
тион (Chireau 2003: 125-6). Как первопроходца этнографических книг по афро - бразильской и
афро - кубинские религии, впрягался фетишизм тесно владения: Нина Родригес называют
“фетишист владение” ([1896] 1935: 109), и Фернандо Ортис ([1906] 1916: 84) предложил
“идол владении” (с posesión дель идоло) и “fetichismo кон manifestaciones animistas”.
Эти новые гибриды зарегистрирован примитивы дефектных онтологии объектов к утрате
индивидуальности в неконтролируемых государств.