— Веди, — скомандовал ему хозяин. И волк радостно затрусил впереди, останавливаясь, виляя хвостом, ожидая меня.
Я не заставил это чудо природы долго ждать, бегать, я, конечно, уже не в том возрасте, но и плестись рановато. Ноги утопали в снегу, и я переставал их чувствовать. Прекрасен Нордмар, да возраст уже не тот. Чудна человеческая память, все плохое забывается, в конце жизни начинаешь удивляться, и непрестанно спрашивать себя: «И что мне тогда не нравилось? Чем я, идиот, был недоволен?» А все почему? Потому ли что тогда жизнь была намного лучше? Может быть, а, может, и нет... но суть-то далеко не в этом. Премудрый Бог устроил так, что человек забывает все дурное, память хранит лишь светлые моменты, поэтому вчерашний паршивый день, спустя несколько месяцев кажется едва ли не одним из лучших дней жизни. Но зачем Господь устроил так? Затем, чтобы человек не утонул во мраке жизни, не ослеп от тьмы этого века, которым правит противник Божий. О, дивный чудный Бог! Он дал человеку две вещи, которые способны удержать на плаву хлипкую лодченку его души, эти вещи — память о прошлом и надежда на будущее.
Мимо меня проносились силуэты различных созданий, одно совершеннее другого. Серый, не взирая на почтенный возраст, гнал, как щенок, но не заигрывался, чувствовал меру, и в нужный момент останавливался, давая мне, старику, возможность отдышаться.
Память и надежда... между двух этих понятий и проходит недлинный отрезок вечности, называемый жизнью. Однако эти две добродетели зачастую становятся великими искушениями, одно хуже другого... я прошел оба этих испытания: сперва, искушала надежда. В юности, я до последнего дня верил, что мать встанет с одра своего, плевал и смеялся в ученые морды Миртанских лекарей, разводивших руками, и печально вздыхавших, но... в один день надежда покинула меня. С тех пор прошло сорок пять лет, но ни дня из них я не прожил надеждой. Зачем Бог создал ее? Ведь будущее все равно неизвестно... наверное, надежда — искаженное человеческим умом упование: мы можем надеяться лишь на Бога, ведь только Он не отринет и не предаст. Позже тьма искусила меня памятью. Долгое время я уверял себя, что живу сегодняшним днем, но позже понял, что пытаюсь вновь и вновь проживать те дни, которые мог бы назвать счастливыми, временами забывая о сегодняшней реальности. Мое настоящее и прошлое слились воедино, впрочем, разве это так уж удивительно для того, кому уже нечего ждать?
|
|
Серый выскочил на обледеневшую тропинку... ему-то что, у него когти, а я... я настолько задумался, что едва не растянулся на льду... Алая кровь на бледном, сверкающем и прозрачном льду... в этом есть своя красота, особенно если кровь чужая.
Серый виновато понурил голову.
— Ладно, — отмахнулся я, — цел ведь остался, веди дальше, только поосторожнее.
Волк вновь оживился, словно бы сбросив груз прежних лет, и, развернувшись, пошел впереди.
Мы наконец-то вышли к серпантину, который был несказанно круче того, что я преодолел в Клане Волка.
Ручной волк умоляюще посмотрел на меня, в его глазах читался немой вопрос: «неужели ты и меня туда потащишь?». Животное, а все понимает. Я усмехнулся, серый волк же не спускал с меня огромных желтых глаз.
— Беги, к хозяину, на гору я и сам залезу, а тебя давно уже хозяин ждет, и... кусок мяса, ты его заслужил.
|
|
Вновь поклонившись, волк затрусил прочь. Еще бы, мясо ведь ждет. Мысленно пожелав ему удачи, я с горечью взглянул на серпантин... да... как странно устроена природа... чтобы получить желаемое, нам всегда приходится заплатить высокую цену, порой цена эта намного выше ценности самого нашего желания, однако, мы, ослепленные жаждой, понимаем это намного позже. Впрочем, это, конечно, не мой случай: только в уединении и спокойствии я смогу исполнить свое предназначение. Как долго я боролся за это уединение, и, вот, наконец, цель совсем близка, несколько десятков минут. Быть может, пара часов отделяют меня от вершины, не только вершины Нордмара, но, возможно, моей вершины, вершины моего бытия. Мысленно испросив благословения у своего Бога, я сделал первый шаг. Ничего, идти можно, может, и не сорвусь. Двигался медленно, вымеряя, каждый шаг. Как эта гора похожа на жизнь: каждый шаг, каждый миг может привести к славе, а может стать последним. Всю жизнь мы карабкаемся на свою вершину, боясь, а временами и желая сорваться, умереть в полете, как птица, хватая грудью стремительный ветер. В голове уже рисовались картины теплого камина, мягкого кресла и горячей ароматной похлебки. Может быть, хотя бы третья башня станет мне домом? Может быть здесь душа моя, наконец, обретет покой? Хотя... вряд ли.
Ноги соскальзывали, я не шел в гору, но, скорее прыгал. Если бы рядом был бы мой друг — демон, он бы, небось, со смеху уже рухнул в пропасть, окружавшую гору. Скоро я увижу его, уже скоро, надо только преодолеть этот проклятый подъем. Странное я создание, и друзья такие же.
|
|
Дорожка круто повернула, и вот, наконец, я оказался на единственном ровном месте, за весь подъем. Осталось уже совсем немного. Этот путь все больше напоминал мне о Милости Божьей в нашей жизни, ведь частенько Он устраивает нам вот такие остановки в пути, чтобы мы могли отдышаться и подумать, подумать о том, куда приведет нас выбранный путь? Мы часто ставим себе цели, прорабатываем, продумываем до мелочей пути следования к ним, не думая о том, что они бывает идут вразрез с волей Божьей о нас, и неудачи, данные нам для вразумления, мы воспринимаем, как крах, и даже не задумываемся о том, что в них является нам милость Божья, я и сам не лучше, ох, как непросто смиренно воспринимать жизнь...
Передохнув, я вновь отправился в путь, преодолевая все преграды. Надо будет создать руну, которая бы переносила бы меня вниз, к подножию горы. Конечно, мои новые силы позволяют перемещаться в любое место, без всяких рун, или движений, однако, я еще не настолько хорошо ими владею, и, пока побаиваюсь пользоваться ими без крайней необходимости. Вспомнился мне один юноша, ставший магом незадолго до воздвижения купола над колонией рудников. Бездарь знатный, я принял его из жалости, умолял ведь. Как только мне, наконец, удалось научить его «огненной стреле», первому боевому заклинанию любого мага, этот... бездарь, стал его практиковать, спалил несколько мантий подряд, пока, наконец, смог стрелу выпустить. Я категорически не хотел брать его на создание барьера, да Сатурас настоял, говорил, что не подпустит его к юниторам, лишь силу его использует... Он не знал своих сил, но всячески пытался проявить их, порой, без надобности. Не знаю, чем это все закончилось, но сомневаюсь, что чем-то хорошим, мы должны помнить, что не мы хозяева нашей, что сила — не наша содержанка, но особый дар, к которому мы должны относиться особенно бережно.
Идти становилось все труднее: чем выше я забирался, тем сильнее буйствовал ветер. Он сшибал с ног, норовил сбросить с горы, разбить мою тленную плоть о скалы, да связался не с тем. Сколько по жизни кидало, но не разбивался, крепкий слишком. Не помню, чтобы хотя бы раз я отступился от цели, которую серьезно поставил перед собой.
Наконец, моя нога ступила на равнину, я достиг вершины! Дышать было невыносимо тяжело, казалось, легкие горели. Наплевав на все формальности и рамки приличия, достойные мага моего ранга, я уселся прямо на ледник. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, а душа оставить бренное тело. Точно телепорт вниз делать надо... хотя, я и не планирую покидать своей новой башни, слишком долго я искал уединения, но мало ли травки какие понадобятся, или еще что... Сначала в себя приду надо, а потом уж о травках буду думать... да и башню пора возводить — вечереет, а ночи в Нордмаре не то, что холодные, просто лютые, удивляюсь, как звери не вымерзают.
Высыпав из старого отцовского кисета немного сухих листьев на бумагу, я закурил. Горячий дым согревал легкие, иначе я тут мигом окоченею. Ледяной ветер трепал мои седые волосы. Немного придя в себя, я, кряхтя, поднялся. Годы оставляют след не только на висках, тело мое стареет с каждым днем, возможно, исполнив свое служение, я, наконец, смогу умереть? Меня ведь совсем не прельщает путь друида, я шесть десятков лет прожил, и чуть не сошел с ума, а тут... еще сорок... нет, это было бы слишком жестоко. Докурив, я тихо позвал: «Друг!».
В воздухе засверкали алые огненные линии, сплетая знакомый силуэт милого душе создания, единственного друга, который всегда явится на мой зов, который не предаст меня. В мгновение ока во вспышки алого света, появился демон, тело которого было покрыто бордовой чешуей, завершалось хвостом. Могучие зеленые крылья, когтистые лапы, внушительная голова, горящие желтым огоньком глаза, с вертикальными зрачками, зубы, похожие на частокол охотничьих ножей. Да, это был он.
— Зачем ты звал меня? Я как раз с новым убийцей беседовал, — оглядевшись по сторонам, он озадаченно добавил, — Куда это ты влез?
— Вершина Нордмара, здесь никто не сможет побеспокоить меня...
— Все так же высоко ценишь свое уединение?
— Не было еще достойных, общение с которыми доставило бы мне удовольствие. Ну, кроме тебя, разумеется.
Демон оскалился, но я без труда угадал в этом оскале дружескую улыбку.
— Благодарю, — проговорил он.
— Это чистая правда.
— Я и сам вижу.
— Так зачем ты позвал меня? Не для того ведь, чтоб поинтересоваться адскими новостями и отпустить пару шуточек?
— Мне нужна новая башня, на гору-то я влез, да вот сидеть на ней желательно в кресле, и у дымящегося камина.
— И в чем проблема? Нужна башня — так возведи.
Я удивленно посмотрел на него.
— Только не говори, что ты до сих пор не разобрался с доставшимися тебе силами!
— Нет... — опустил я глаза.
— Странные вы создания, вот дано вам — так пользуйтесь! Покиньте рамки сознания, разрушьте иллюзию собственного бессилия, и тогда вы увидите, как ничтожен страх, и как велик дар!
— Но я даже не знаю, как это делается, архитектура с детства не увлекала меня.
— Просто представь свою новую башню, и поверь, что она существует!
Я закрыл глаза и представил двухэтажную башню, на фасаде лепнина, в виде драконьей головы, на первом этаже — просторная комната для работы, с изумительными узорчатыми коврами, по бокам — книжные шкафы и аналои, на возвышении — алхимический стол, на втором этаже всего одна маленькая комнатка, с кроватью и сундуком, для самых ценных вещей.
Послышался грохот, и сквозь закрытые веки я увидел вспышки ослепительного света. Когда все стихло, осмелился открыть глаза, и увидел пред собой башню своей мечты
Демон присвистнул.
— Да... с годами твоя скромность совсем выветрилась.
— Могу я хоть раз в жизни не ущемлять себя и дать волю фантазии?
— Конечно, можешь, но помни, что в отличие от остальных твои фантазии имеют принеприятнейшее свойство сбываться. В подземном мире только об этом все и говорят.
— Слава обо мне и до туда дошла?
— А ты как думал? Все, что происходит в любом из миров, так или иначе, затрагивает все мироздание. Белиар встревожен, он считает, что грядет последний час, когда власть богов будет изгнана из этого мира.
— И он не ошибается.
— Я — твой друг, и не стану останавливать тебя, но хорошенько все взвесь, прежде чем сотворить, что-либо. Подумай о последствиях: мир проклянет тебя, каждый человек будет желать твоей смерти. В этом мире тебе не останется места.
— В общем, ничего нового...
— За тобой начнется настоящая охота, всякий, кто способен держать хотя бы кинжал, попытается убить тебя! Тебе останется лишь уйти из этого мира.
— Умереть? Я давно не боюсь смерти
— Нет. В горах над Гельдерном есть магический портал, ведущий в иной мир, вернее в ту часть мира, которая никому неизвестна, даже мы — высшие создания не знаем, что там. Этот портал создал сам Иннос, как край мира, сотворенного им. Понятно, что за ним тоже есть жизнь, но даже богам неизвестно какая она.
— Ограниченные боги...
— А ты удивлен? Ты ведь сам пришел к тому, что они не последняя истина.
— Позволь спросить: почему Белиар не пытается помешать мне, почему я еще жив?
— Ты отрекся от ветхих богов, от всего мироздания, созданного ими, и потому они более не имеют власти над тобой. Однако будь осторожен: сам Белиар не сможет причинить тебе вреда, а вот его земные слуги — вполне.
— С ними я как-нибудь справлюсь.
— Не будь так самонадеян, не бойся, но и не недооценивай силы противника.
— Хорошо. А что с этим порталом?
— Его способны открыть лишь два могущественнейших артефакта: скипетр Варранта и посох вечного странника, ты также должен понимать, что никогда не сможешь вернуться в Миртану.
— Поверь, в этом мире нет ничего, по чему я бы мог скучать.
— Со мной ты также больше не сможешь увидиться...
— Что? А разве демоны не могут преодолевать пространства?
— Только в пределах мироздания, сотворенного богами, создавшими их. Единственное место, где мы сможем видится — твой сон, сон стирает грани между мирами, временами и пространствами, думаю, я буду частым гостем в твоих сновидениях.
— А нет ли опасности, что если исчезнет власть богов, то исчезнешь и ты?
— Я перейду в иное качество, еще неизвестное, но явно не исчезну бесследно. Делай, что считаешь нужным, но помни, что последствия твоих действий отразятся на всем мироздании.
— Ты хотя бы примерно можешь представить, что станет с тобой без власти Белиара?
— Я итак неподвластен ему, потому не исчезну, как прочие демоны. Скорее всего, я потеряю возможность воплощаться, но душу, которую дал мне ты, никто не сможет отнять у меня. Душа бессмертна — это один из тех законов мироздания, которые не способны изменить мнимые боги.
— Значит, ты будешь существовать в обличии духа.
— Примерно так, но у духа нет обличия, это сложно объяснить. Ясно одно — я не исчезну.
— Тогда я действительно ничего не теряю, — успокоился я, никогда не был сентиментальным, но если речь заходит о лучшем и единственном друге...
— Тебе решать, а мне пора возвращаться к убийце, — усмехнулся он.
— Прощай.
— Нет. До скорой встречи, — с этими словами он начал таять.
— Надеюсь, встреча действительно будет скорой.
— Все зависит от тебя, — проговорив это, он исчез.
Я вошел под готические своды своей новой обители. Все здесь было, в точности, как я представлял: огромная комната с изумительным ковром, в правой части — камин, с удобным креслом перед ним, по кругу множество шкафчиков, забитых книгами и аналои для них. На небольшом возвышении алхимический, рунический и письменный столы. Пройдя на небольшую возвышающуюся площадку, я заметил на письменном столе рунический камень, по обеим сторонам которого были написаны древние руны, таинственные магические знаки. Взяв ее в руку и прочитав я тотчас оказался в маленькой комнатке, здесь были лишь сундук и кровать, а на полу уменьшенная копия того превосходного ковра, что покрывал пол первого этажа.
Прочитав руну еще раз — я очутился внизу. Как все-таки прекрасна магия... Не откладывая, я решил воплотить свою давнишнюю мечту: наконец-то смогу согреть ноги. Опустившись в мягкое кресло, я вытянул их навстречу ласковому огню. Сегодня я не был настроен работать, бывают в жизни моменты, когда стоит сделать передышку, и просто насладиться тем, что, наконец, достиг цели, к которой так долго шел. Теперь никто не сможет оторвать меня от работы, ни одна тварь не побеспокоит меня, ни двуногая, ни четвероногая. Закурив, я стал наслаждаться покоем, мерно вползающим в мою душу. Как хорошо, как прекрасен миг упокоения и тишины духовной, тот миг, когда от сердца отступают все тревоги и заботы минувшего покидают усталый разум. Скрутив папиросу, я закурил. Седой дух табака поднимался под своды новой башни, которая, впрочем, производило впечатления чего-то очень ветхого. Подняв голову, чтобы проследить полет тяжелого духа — дыма, я был несказанно удивлен: под сводами башни висела паутина. Она тут откуда взялась? Башни и двадцати минут нет. Странная штука магия, порой мне начинает казаться, что она живая — некая сущность, имеющая свой характер, и некое подобие юмора. Я оценил этот тонкий намек, в виде паутины, она намекала на седину моих висков. Да, молодость далеко позади, но я не жалею о том, что она безвозвратно ушла, ведь я, можно сказать, и не был молодым, уже в те далекие годы старость души ощущалась невыразимо четко. Да и есть ли понятие возраста вообще? Разве состояние моего тела хотя бы отдаленно говорит о том, что творится в душе? Чтобы постареть достаточно одного мига. Понятие возраста — полный абсурд: состояние человека, да и любого существа непрестанно меняется, за короткую минуту человек может постареть и вновь стать младенцем, за какое-то мгновение пролетает вся жизнь, и вновь наступает старость, так по кругу и носится человек каждый день. Бесчисленное число раз он может родиться или умереть, но никто этого не заметит. Близкие люди часто слепы и глухи им не понять и не увидеть того, что происходит с человеком, и не, потому что это невозможно, но потому что им не до того, у них свой мир, и им глубоко плевать на миры окружающих, многие беды происходят именно от этого.
— Приветствую тебя, достопочтенный маг! — звенящий колокольным звоном голос прервал мои размышления.
Я в ужасе вскочил с кресла, оборачиваться было страшно, но, пересилив себя, я совершил этот внутренний подвиг. Передо мной предстала высокая молодая девушка с нежным лицом, большими зелеными глазами. Тонкие черты придавали ей превосходное изящество, а лучезарная улыбка могла бы ослепить любого, огне подобные волосы спадали на плечи. На ней были странные доспехи из белого металла, с золотыми вставками и узорами, какой-нибудь наивный дурак решил бы, что это платина, однако я прекрасно понимал — всего лишь крашенная сталь. Из-за спины виднелась рукоять двуручника, что заставило меня усомниться в хрупкости этого создания, не каждый мужчина может поднять двуручный меч... Что за наваждение? Это явно какое-то видение.
— ААААА! — возопил я к небу, — Сгинь!
— Да, ты видно не очень гостеприимен... — на ее мягком, добром лице появилось удивление и смущение, но, ни капли обиды или какого-то расстройства. Казалось, что она не собирается испаряться, подобно духу или демону.
— Я влез на самую высокую гору Нордмара, что в моем возрасте, надо сказать, не так-то просто, я мечтал об уединении и тишине! И тут появляешься ты, да кто ты вообще такая?!
— Я — убийца чудовищ, из Клана Огня.
Хотел было усмехнуться, но, взглянув на двуручник, решил промолчать. Конечно, меня мучило желание убить эдакую нахалку, посмевшую нарушить мой покой, и все же... рука не поднималась.
— Убийца чудовищ? И сколько же человеческой крови испил твой клинок?
Глаза ее округлились, она схватила ртом воздуха и воскликнула.
— Что ты?!
— На свете нет более жуткого чудовища, нежели человек, уж поверь мне, как некроманту с большим опытом. Я видел таких исчадий ада, что и в жутких снах не посещали тебя, однако в коварстве и подлости они, несомненно, проигрывают людям.
Она погрустнела и задумалась. Было видно, что это юное создание всеми силами хочет мне возразить.
— Не все люди одинаковы... если кто-то обидел тебя, это не значит, что всякий будет обижать.
— Люди — озлобленное стадо обезумевших скотов, готовых жрать друг друга под адский перезвон золотых.
— Не все! — в звенящем голосе появилась настойчивость.
— Большинство, — горько усмехнулся я, — С чего мне спорить с той, кого я не знаю?
— Ах, прости мою невоспитанность! — спохватилась она, — мое имя — Анна. Теперь мы знакомы, — лучезарная улыбка вновь попыталась ослепить мои пустые глазницы. — Я уже год охочусь за разными чудовищами. Прости, ты сказал, что ты некромант? Заклинатель демонов?
Мне было не просто сдержать гнев, когда я услышал до боли знакомое проклятие. Заклинатель демонов — именно так стали называть меня, когда я покинул круг огня.
— Я — Ксардас, маг трех стихий и некромант. Никогда более не смей называть меня «заклинателем демонов».
— Хм, некроманты, представлялись мне исчадиями ада, подобными тем, кого они призывают. А ты производишь впечатление нормального человека.
— Это обманчиво, — оборвал я ее, — Что привело тебя в мою обитель?
— Я охотилась на химеру в этих краях, и вдруг услышала грохот, подумала, что обвал, потом увидела вспышки света, напоминавшие молнии, и решила посмотреть, что это. Я часто охочусь в этих местах, недавно вот химеру убила. Говорят, здесь и Мантикору видели.
— Мантикору? У меня прекрасное соседство, — усмехнулся я, — разве ты не охраняешь свой клан? В моем представлении, убийцы чудовищ должны охранять свой дом, а не носиться с обнаженным клинком по лесам, в надежде срубить голову какому-нибудь милому животному. Да и я не могу представить столь очаровательное создание, калечащем живое существо, каким бы вредным оно ни казалось людям.
Она насупилась, отчего очаровательная ямочка на подбородке сделалась еще более выразительной.
— Знаешь, жить тоже на что-то надо...
— А как же «добренькие люди»? — с нескрываемым сарказмом проговорил я, — неужели они позволят тебе умереть с голоду?
— Многие действительно добры, но они не обязаны кормить меня.
— Грош цена такой доброте.
— Ты слишком категоричен. В мире нет абсолютно черного или белого.
— Я был абсолютно черен для всех. Ты права, в мире нет черного и белого, но в этой смеси серых полутонов, окутавших души людей, преобладают черные пятна.
— Просто ты привык видеть черное, но разве лучик света не разгоняет мрак в темной комнате?
— Разогнал бы, если бы люди впустили его в эту самую комнату. Однако двери их душ закрыты наглухо.
— Я так не думаю... не у всех. Просто ты не можешь до них докричаться. В любом человеке есть что-то доброе, самый последний мерзавец способен совершить доброе дело.
Я не сдержал смеха.
— Доброе дело? Да, человек способен в выгоду себе помочь кому-то, но разве одно такое благодеяние покроет все зло, совершенное им в прошлом и будущем?
— Не тебе судить людей!
— Но тебе ли их оправдывать?
— В мире есть и абсолютно безгрешные создания — дети.
— Дети? Безгрешные?! Почему-то я прекрасно помню, как эти ангелы во плоти, забрасывали меня камнями, плевали в лицо и вслед.
— В тебе говорят старые обиды. Они не виноваты в этом.
— Ах, ну да, они ни в чем не виноваты... единственный, кто виноват во всем зле мира — проклятый некромант!
— Успокойся. Просто они не все понимают, им не объяснили...
— А я должен был страдать, потому что кто-то им не объяснил?! — я начинал терять самообладание, память рисовала жестокие картины прошлого. Надо бы избавиться от нее, а то ведь всю душу растравит...
— Таким был твой путь. Я поражаюсь, да ты сам ведешь себя, как обиженный ребенок, неужели так трудно забыть и простить?
— Тебе — легко... Ладно, ты хотела посмотреть, что здесь — посмотрела, более не смею обременять тебя обществом Заклинателя демонов.
— Ты мне вовсе не в тягость. Да, я посмотрела, что здесь находится, и нашла интересное общение.
— Жаль, что не могу ответить тем же. Ты, кажется, уже достигла своей цели, удовлетворила свое любопытство, и теперь можешь с чистой совестью повернуть назад. А мне пора заниматься делом.
— И над чем ты работаешь? Я не спешу.
Вот привязалась... не знаю, что не давало мне нагрубить ей: то ли воспитание, то ли нечто в ней самой.
— Столь высокие материи будут непонятны тебе, к тому же, мы знакомы менее суток, а ты уже хочешь, чтобы я делился с тобой всем?
— Я понимаю, тебе нужно время, чтобы привыкнуть ко мне.
Время, чтобы привыкнуть? Она что планирует войти в мою жизнь надолго? Я, признаться, желал бы распрощаться с ней в ближайшие десять минут.
— Чего ты хочешь от меня?
— Просто общаться, — улыбнулась она.
— Люди всегда ищут выгоду в общении.
— Не все... разве твое общество не может быть мне просто приятно?
— Мое — нет. Я ж некромант. Хорошо, я поставлю вопрос в более привычной тебе форме: «Что я могу для тебя сделать?».
— Но ведь эти вопросы совершенно не равнозначны! — возмутилась она.
— И в чем же разница?
— В окраске, «что тебе от меня нужно?» выглядит так, будто бы я навязываюсь тебе, а «чем я могу тебе помочь?» — более доброжелательно.
— Но суть не меняется. Человеческое общение, по сути своей есть торгашество: как часто отношения людей строятся лишь на вопросе: что ты мне можешь дать? И почти никогда мы не спрашиваем себя: чем я могу помочь этому человеку? Ты живешь в миру, а значит, пропиталась его дрянью, объелась этой гнили человеческих взаимоотношений, потому наверняка уже представляешь себе определенную выгоду, которую можно извлечь из общения со мной.
— А ты циник... — протянула она.
— Я — черный маг, разве это так уж удивительно для меня?
— Наша жизнь не заключена в рамки профессии избранной нами. Я — охотница за чудовищами, но это не значит, что я должна бросаться на всех без разбору, ведь не только избранная профессия формирует наш внутренний мир.
— Профессия?! — изумился я, — неужели ты думаешь, что служение мага — есть всего лишь профессия?
— Ну... это определенный путь к духовному росту... — замялась она.
— Путь? Путь мага — служение. Именно служение, а не работа! И вот оно-то как раз меняет сущность мага, причем до неузнаваемости.
— То есть как? — удивилась она.
— Ступивший на путь магии, уже одним этим поступком приносит клятву верности избранному пути, невозможно повернуть назад или остановиться. Стоит человеку произнести слова согласия и в крови его начинает течь магическая энергия, поток ее непрерывен, таким образом маг связан со своим служением до конца дней своих. Погружаясь в глубины премудрости магии, избравший этот нелегкий путь, сливается со своим даром. Магия полностью пронизывает его сущность, и чем дальше он следует выбранным путем, тем неузнаваемее становится. Служение полностью изменяет человека, не только душу или сердце, но все существо. Неизвестно: становится ли магия частью мага, или он вливается в этот живой поток Божественных энергий, чтобы однажды раствориться в нем навеки. Ясно одно: маг и магия сосуществуют, становятся нераздельны, пожалуй, даже на личность колдующего дар накладывает свой отпечаток.
— Ужас!
— Таков путь.
— Не могу поверить, что человек способен забыть себя и предаться своему служению до такой степени, чтобы раствориться в нем. Но ведь магия тоже бывает разная, значит ли это, что разные виды магии по-разному отражаются на личности? И как это происходит?
— Разумеется, по-разному! Ты задаешь слишком много вопросов. Мы остановились на том, что тебе что-то нужно от меня.
— Нет. На том, что ты мог бы мне помочь.
Ох, уж мне эти игры в слова... как любят люди обозвать, порой, самое мерзкое действо сам красивым словом. Ведь когда пленному сворачивают шею — это тоже милосердием называется.
— Как угодно.
— Просто я подумала: ты — черный маг, и наверняка неплохо разбираешься в демонологии...
— И что с того? Должен признать, эта великая наука открылась мне.
— Возможно, ты мог бы объяснить мне, как справиться с демоном...
Я захохотал от той глупости, что только что сорвалась с ее уст: во-первых, не могу я себе представить, чтобы девушка схватилась с демоном, во-вторых, демонология изучает призыв демонов, а не искусства боя с ними.
— Что тут смешного? — насупилась она.
— Демонология — наука о призыве демонов, а не о борьбе с ними.
— Но ведь даже у самого лучшего мага бывают осечки...
— Значит не лучший.
— Лучшими становятся не сразу. Разве маг не убивает демона, если тот не подчиниться ему?
— Разумеется, убивает, но магией, а не клинком. Искусству владения клинком я тебя научить не смогу, а на изучение магии уйдут годы, целая жизнь...
— Насколько мне известно, демонология изучает не только призыв демонов, но и их строение, у всякого существа есть слабое место, и, думаю, ты знаешь об этих слабостях своих созданий.
А она не так глупа, как кажется.
— Да, знаю, но делиться с тобой этим не намерен.
— Вот это самомнение! — поразилась она, — Возможно, я смогу доказать свою «достойность»? Испытай меня.
— Это не имеет смысла...
— Отчего же? Боишься, что я окажусь не так слаба, как тебе кажется, и тем самым задену самолюбие «всезнающего мага»? — последние слова прозвучали с сарказмом, которому мог бы позавидовать даже я... Ее слова задели меня, какое самолюбие? Я отрекся от мира, от всего ради своего служения.
— Хорошо. Я дам тебе три испытания, пройдя их, ты докажешь, что достойна
— Больно уж на сказку все похоже: черная башня, негостеприимный волшебник... да теперь еще три испытания... может одним обойдемся? — усмехнулась она.
— Не «волшебник», а маг! Разница великая! Если ты не согласна — я не держу, — постарался я произнести это, как можно жестче.
— Ладно, — вздохнула она, — что за испытания?
— Сперва, принеси мне сердце ледяного мракориса, найти ты его сможешь в этом лесу. По дороге сюда, я, вроде бы, видел одного.
— Мракорис?! — изумилась она.
— Ну, если ты осталась жива, после схватки с василиском, то это чудесное порождение магии будет для тебя сущей забавой.
— Порождение магии?
— Ледяной мракорис — исчадие ада, в остов умершего зверя вселяется душа, которая не может обрести покоя, пустые глазницы горят адским пламенем, естественно бродить в виде скелета мало кому по вкусу, потому, с помощью магии, дух заблудший сплетает из снега ткань, и набрасывает ее на остов. Сердцем его я называю сияющую сферу, в которой хранится вся магическая сила души, привязывающая ее к этому миру, уничтожив сферу — мы освободим душу. Но не вздумай пронзить ее клинком — моментально погибнешь! Принеси сферу сюда в целости и сохранности.