— Прости, я была так резка с тобой, а ты ведь ни в чем не виноват.
— С чего вдруг такая переменна? — искренне спросил я.
— Твой друг очень мудр, и все мне объяснил, утешил и ободрил. Теперь я понимаю, что не всякий демон — посланник зла, как минимум один способен и на что-то доброе.
— И что же он тебе объяснил?
— Что все, произошедшие с бабушкой и со мной — не наказание и не проклятие, а дар, редкий дар, которого удостаивались немногие...
Так уж и немногие... — подумал я.
— Я рад, что он смог все объяснить, у него это получается лучше, чем у меня, — взглянув на демона, я заметил на его брюхе несколько царапин.
— А это что? — непонимающе, спросил я.
— А ты попробуй с ней в гневе поговорить — узнаешь, — усмехнулся он (девушка стыдливо опустила глаза), — Она на меня битый час набрасывалась, и мне не всегда хватало ловкости увернуться от очередного выпада.
— Может я смогу...
— Не стоит, это всего лишь несколько царапин, к тому же, благодаря им, я понимаю, что значит жить.
— Прими мою искреннюю благодарность, но как... как тебе удалось?
— Ну... пришлось подождать, пока танцы с клинком ее вымотают, а потом разъяснить, что если люди считают какой-то дар проклятием — это проблема тех людей, их личное мнение, а не объективная реальность.
— Ты не представляешь, что ты для меня сделал...
— Представляю, — ухмыльнулся он. Ладно, не буду мешать... — с этими словами демон исчез, а я посветил все внимание Анне.
Надо сказать, что, к собственному удивлению, я по ней соскучился... Как странно, мне казалось, я настолько полюбил одиночество, что в принципе не могу скучать по общению, а тут... впрочем, возможно мое нежелание общаться с людьми обусловлено их ко мне отношением... ведь с самого детства меня не любили люди... как бы я ни пытался убедить себя, а все же человеку необходимо быть любимым. Тогда я и понял, что недостоин любви, а значит, она мне и не нужна... душа долго просила какой-то теплоты, но, видя, как при моем появлении с лиц людей исчезали улыбки, они становились холодны или искривлены злобой и омерзением, душа умолкла, понимая, что если и есть в этом мире любовь, то уж явно не для нее... Какая ирония, проклинаемый с годами сам научился проклинать, постигая мудрость темной магии, я освоил и это искусство, хотя никогда не пользовался им. И все же почему я соскучился? Разве человек с мертвой душой, бродячий мертвец, с нетерпением ожидающий собственной кончины, как величайшего избавления способен что-то чувствовать? Наверное, потому что увидел то, чего пустые глаза старца не видели несколько десятилетий — теплоту... Она показала мне, что даже с омерзительным некромантом, порождением ада можно просто общаться, тепло и искренни... не гнушаясь, не ненавидя и не проклиная. Это странно и удивительно. Я прекрасно понимаю, что никогда не смогу стать прежним, слишком многое пережито, да и возраст уже не тот, как я стар... Мне в мир возвращаться поздно, но, возможно, я бы смог приоткрыть врата своего мира, и впустить ее? Рискованный шаг, об этом пока рано думать... к тому же скоро мы расстанемся навсегда... Хотя, не могу я так... я вижу в ней дар мага, сама она его загубит, значит, возможно, я должен помочь ей развить способности, но у меня совершенно нет времени, к тому же, по моим расчетам, мир скоро лишится магии... и чему ее учить? Тому древнему искусству, которого сам не понимаю до конца? Другого, похоже, не остается...
|
|
|
|
— Извини, — вновь проговорила она чуть слышно, возвращая меня к реальности.
— Я не злопамятный, — улыбнулся я, — хотя, это, безусловно, портит мой образ некроманта.
— Видимо, некроманты тоже бывают разные...
Неужели она поняла? Но этого не может быть, скорее просто хочет загладить вину. Минутный всплеск радости стих, уступая место привычному ледяному спокойствию.
— Видимо...
— Что мне делать со всем этим? — нервно спросила она.
— Жить...
— Как?
Я рассмеялся.
— На этот вопрос я искал ответа многие десятилетия, много мудрых книг прочитал, но так и не нашел четкого ответа. Но ключ от двери покоя, все же нашел, он в смирении... как бы ни банально это звучало.
— В Смирении? Как с этим вообще можно смириться?! — возмутилась она.
— Смирение возможно лишь при наличии твердой веры. Я и сам смирением никогда не блистал. Смотри, если мы верим в Него, верим, что Он знает, как лучше... значит должны полагаться на Его Волю, понимая, что все, что случается — неслучайно...
— Ты говоришь, как священник... — удивилась она.
— Когда-то я и был священником...
От удивления, глаза ее расширились.
— Но как? — воскликнула она.
— Долгая и скучная история, не хочу об этом говорить.
Я боялся, что старая обида вспыхнет с новой силой, и я вновь потеряю шаткий покой.
— Жаль, мне было бы интересно...
— Ничего интересного, давай сменим тему?
— Ну, хорошо... что мне с даром делать?
— Развивать, я помогу... отвергать дар — большой грех.
— Значит, ты будешь учить меня? — удивилась она.
|
|
— Когда придет время...
— Здорово! — она была искренне рада.
Да, вот только чует мое сердце, что мне придется не слаще, чем демону, ведь к тому времени в этом мире не останется привычной магии, лишь немногие смогут открыть источник магии в самом себе, постичь древнюю силу и колдовать дальше. Магия станет достаточно редким явлением, сперва, магов будут безумно ценить, но потом погонят, объявят служителями тьмы, такое часто случалось в истории... она, имея магические способности, тоже пострадает, но другого выхода нет...
— Ты понимаешь, насколько опасен и труден этот путь? — спросил я, заведомо зная, что хрупкая девушка представить не может и десятой доли искушений, которые выпадают на долю мага. Впрочем, раз уж Господь дал ей этот дар, то она должна этим путем, ведь Он всегда знает, что делает. Сколько раз я убеждался в этом: бросаясь в омут с головой, порой я думал, что уж не выплыву, но всегда окончание превосходило все мои ожидания.
— Понимаю! — помолчав для виду, проговорила она. Все же в чем-то она еще ребенок... впрочем, плохого в этом ничего нет, когда в душе человека умирает ребенок, там рождается старик, нет больше радости, но лишь непреодолимое чувство старости и приближения кончины.
— Хорошо, — не менее серьезно проговорил я, — Нам нужно разобраться с твоим последним испытанием, да уладить кое-какие дела. Тогда я смогу учить тебя, если у тебя еще останется желание...
— О чем это ты?! — она слегка наморщила лоб, что шло вразрез с ее прекрасной юностью, и потому выглядело довольно глупо, как-то неуместно, что ли...
— Всякое может случиться, жизнь — один день, солнце едва встало, и вот уже спускается багряный закат... весь мир может перевернуться с ног на голову в один миг, ибо миг — вечность.
Слушала она с интересом, вот только по лицу, и, прежде всего по глазам я видел, что она не очень-то понимает, о чем идет речь. Наконец, нахмурившись, она проговорила.
— Ты либо чего-то недоговариваешь, либо сгущаешь краски...
— Я сказал то, что хотел сказать. Ты достала сердце голема?
— Вот, — проговорила она, вытащив из холщовой походной сумки прозрачную сферу с полыхающим куском вулкана внутри.
— Отлично! — проговорил я, взяв сферу, — Сложностей не возникло?
Она слегка надула губы, хотя всеми силами старалась это скрыть.
— В чем дело? Что случилось? — вкрадчиво спросил я.
— Не хочу говорить... — вздохнула она.
— И все же? Пойми, чтобы тебя чему-то учить, мне нужно знать все, что касается сражений и мистических созданий.
— Просто... — она сделала усилие над собой, — в первый миг я испугалась... — опустила глаза.
— И что? Это же прекрасно!
— Прекрасно?! — вскипела она, — Я-воин...
— Поверь, намного уже, когда перестаешь бояться абсолютно всего. Я бы хотел испугаться, но повидал уже столько... единственный страх, который остался — страх безумия. Ты должна бояться, но не должна позволять страху овладеть собой: смелость не в бесстрашии, но в самообладании.
— Зачем тебе понадобилось сердце этой твари? — напомнила она мне о своем задании.
— Мне оно совершенно не нужно, а вот тебе пригодится...
— Зачем? — удивилась она.
— Сними доспехи...
— Что?! — возмущение и удивление переплелись на ее лице в такое выражение, что я не смог
сдержать улыбки. Мне едва удалось уклониться от тонкой девичьей ручки, пропорхнувшей у самого моего лица.
— Спокойно! — воскликнул я, — Думаешь, сердце голема мне нужно? Големы — создания гор, они прочны, как ничто иное в этом мире, мощь их заключены в сердце. Если вытяжкой из сердца покрыть твои доспехи, то даже демону будет не так уж просто пробить их. Чтобы не смущать тебя, я отправлюсь наверх, и спущусь через несколько минут.
Прошептав заклинание, я тотчас оказался в своей уютной, почти непреступной комнате. Я рассмеялся от души, неужели она могла подумать, что я... да... удивительные создания люди... Хм, интересно, что ж ей там наговорил демон? Воительница света согласилась изучать темную магию... Мы-то с демоном прекрасно понимаем, что ни о какой темной магии речи не идет, ей даже не придется отвергать свое божество. Дело в том, что избранник нанес Белиару почти сокрушительный удар, власть тьмы ослабла до такой степени, что теперь темными заклинаниями может пользоваться любой, даже тот, кто призирает владыку теней. Надо сказать это доставляет ему наибольшие страдания: еще бы, единственный дар, которым было наделено все творение, божественный дар магии, некогда искаженный им и тот действует против него и его воли. Пожалуй, большего страдания для него и придумать нельзя... Так что Анна, да и любой другой человек, ныне сможет освоить любой человек, было бы желание... главное, чтобы эта информация не достигла ненужных ушей: если об этом узнает общество существ, зовущих себя людьми, прогнившее насквозь общество — мир не доживет до своего конца...
Интересно, управилась ли она там с доспехами? Не хотелось бы появиться в самый неподходящий момент и смутить это воплощение чистоты... Ладно, придется рискнуть, а то я так до утра могу сидеть, но с другой стороны велик страх оскорбить это нежное создание. Что же делать-то? Щекотливая ситуация... «Это тебе не армии тьмы призывать» — ухмыльнулся внутренний голос.
Хм, а что если попробовать телепортироваться закрытыми глазами? Это, конечно, чревато, но другого выхода я не вижу... вообще, надо будет придумать что-нибудь, чтобы она могла со мной как-то общаться на расстоянии... вот задачка. Закрыв глаза, я представил первый этаж своей башни, послышался знакомый шелест магического портала... дикий грохот и адская боль в лице и ребрах... невольно я открыл глаза и увидел испуганное лицо Анны, укутавшись в одеяло по горло, она сидела на кровати. Превозмогая боль, кряхтя, я поднялся. Седая борода вымокла в крови, и теперь чем-то напоминала лисий хвост. Похоже, я лишился нескольких зубов.
— Ты что? — испуганно проговорила Анна.
— Не хотел тебя смущать, вот и попробовал с закрытыми глазами телепортироваться...
Она мило улыбнулась и смутилась.
— Я, конечно, польщена таким отношением, но не нужно так больше делать.
Я, наконец, смог подняться.
— Да я-то ладноё кресло жалко...
— У тебя кровь, я могла бы...
— Не стоит, — прервав ее, я взял со стеллажа целебное зелье и полил лицо. Раны исчезли, а недостающие зубы сменились новыми.
Она удивленно смотрела на меня.
— Что за чудесное зелье?
— Редчайший экстракт жизни, по слухам он может даже мертвого поднять, не знаю, откуда он взялся в моей башне...
— Эх, нам бы такой во время войны... сколько людских жизней можно было бы спасти...
— Его практически не осталось в этом мире, последний раз я видел такой сорок три года назад, когда еще был послушником.
— Удивительно!
— Думаю, мне стоит заняться твоими доспехами. Что бы ни случилось, не поворачивайся, ослепнешь! Это ж все-таки стихия огня.
Она вернулась в кровать, и отвернулась к стенке, проговорив.
— Можешь приступать!
Я подошел к руническому столу, и установил сердце голема на подставку для рунического камня, стальные резцы задергались, но я волей остановил их. Взяв белоснежные женские доспехи, аккуратно сложенные в углу (сразу видно — женщина), я подошел к столу, читая заклинание защиты (мне не хотелось превратиться в горстку пепла). Последний раз оглянулся назад, Анна смирно лежала лицом к стене. Слова древнего заклинания передачи силы шепотом срывались с моих уст.. Сердце голема — пламенеющий кусок вулкана разгорался все сильнее и сильнее, жар обдавал лицо так, что выступали капельки пота. С тех пор, как я побывал за гробовой чертой, мои глаза перестали чувствовать боль от резкого света или кромешной тьмы, однако сквозь огненное синие было непросто что-то разглядеть. Наконец я закончил читать заклинание, струя огня вырвалась из сердца голема и ударила в нагрудник доспехов. Пламя лизнуло мои руки, но благодаря защитному заклинанию, я ничего не почувствовал. Золотистое сияние, подобно воде растекалось по доспехам. Сердце голема угасло и превратилось в обычный серый булыжник. Поднял доспехи, чтобы дать энергии охватить их полностью. Спина, конечно, этому не порадовалась, но я привык к боли и потому не обратил на нее особого внимания. Не в пример паладинским, доспехи северян были легкими, но прочными. Тяжелые доспехи паладина одному человеку поднять невозможно, тогда как нордмарские достаточно легки. В кузнечном деле я почти не разбираюсь, им не могу объяснить. Как удалось северным кузнецам сделать столь легкие доспехи, но причины этого мне абсолютно понятны: у паладинов всегда были оруженосцы, да не по одному, и они, безусловно, помогали рыцарям со стразом и упреком облачаться. В Нордмаре каждый человек на счету, к тому же, гордость северянина не позволяет ему стать чьим-то мальчиком на побегушках. Вот и выковали в плавильнях Нордмара такое чудо. Подозреваю, что дело здесь не обошлось без магической руды, но вот какую роль она сыграла — для меня загадка.
В раздумьях я и не заметил, как сияние охватило доспехи, и, влившись в них, исчезло. Оглянувшись, я увидел, что Анна выполнила мою просьбу — не обернулась, она и сейчас смиренно лежала лицом к стене. Хотя, я представляю, насколько тяжело воительнице подчиняться кому-либо, к тому же северянке... Однако уважение ко мне пересилило гордость... «Уважение? — внутренний голос заливался мерзким смехом, — скорее страх за собственную шкуру...», «Заткнись!», — мысленно проговорил я.
Как все двусмысленно, самое благое произволение или чувство, не говоря уж о деянии можно исказить до неузнаваемости, вывернуть все в обратную сторону. Впрочем, если сам мир двойственен, значит и все, что в нем есть — двойственно. Примеров можно привести массу, но суть не изменится, все сущее двулично, а благ и постоянен только Бог.
Двойственность всюду, и, к несчастью, в душах людей она порождает двуличие, сознательное или нет... как часто люди не могут «разобраться в своих чувствах», они привыкли к этой двойственности, и потому в нужное время не могут определиться. Двойственность есть и во мне, пока мне не удается окончательно изжить ее... Двуличие часто понимают, как лицемерие, но если второе порок, то первое... часть личности. С одной стороны эта часть пагубна, порой она не дает нам понять истины, но с другой, именно эта часть заставляет последнего мерзавца порой творить добро... я, лично, не могу порой разделить мир на черное и белое, для меня краски все еще смешиваются местами, возможно, я не достиг такой мудрости...
— Долго еще? — прозвенел девичий голос.
А я уж думал, уснула... Опустив усталые руки, я ответил
— Все готово.
Она обернулась и нежной улыбкой, будто вернула мне часть утраченной силы.
— Красиво было, на стене, словно солнце зажглось!
— Многие магические ритуалы поражают взгляд красотой, а разум мудростью. Поспи,
скоро тебе предстоит нелегкое сражение.
Она кивнула и вновь отвернулась к стене. Признаться, я и сам вымотался, но на сон у меня времени не было. Надо с демоном поговорить о предстоящем ей сражении, разузнать все. Прошептав заклинание, я оказался в своей комнатке на верхнем этаже. Сев на кровать я тяжело вздохнул: нашел же себе работку, ничего не скажешь.
— Друг... — тихо проговорил я.
Огненные линии привычно заметались в воздухе, и возник он.
— Что стряслось?
— Вот думаю, как ее в сражении с демоном подстраховать...
— А что тут думать-то? — удивился демон, — Что не так, ты сразу свитком изгнания шарахни.
— Не все так просто, ты характера ее не знаешь. По ней видно, что если я подобное сотворю — клинок в меня полететь может. Навряд ли, конечно, но услышу я много чего хорошего в свой адрес, скандал будет. Она северянка...
— Сложный вы народец, людские отношения я так и не смог понять, не смотря на человеческое сердце в груди... — усмехнулся он.
— Я вот тоже не представляю, что делать... — вздохнул я.
— Ну, перво-наперво, успокоиться. Как бы ни глупо это звучало. Сам знаешь, что только в спокойствии можно принять мудрое решение.
— Легко об этом говорить, когда живешь вне мира, и все происходящее не касается тебя.
— Не спорю. На самом деле, возможно, ты зря так дергаешься, думаю, с демоном она справится, мне было не просто уворачиваться от ее выпадов, а вот она ловкостью блистала. На крайний случай, тебе ведь не обязательно читать заклинание вслух, если что — изгонишь, отдышится — по новой призовешь, чтоб не подумала, что справилась. А ей скажешь, мол, некоторые демоны могут на время исчезать, чтоб силы восстановить.
Я покривился.
— Опять врать?
— А ты что думал? Среди людей по-другому не прожить... — усмехнулся демон. Им часто приходится лгать друг другу, чтобы вчерашняя теплота их отношений, сегодня не сменилась вьюгой раздора, льдом ненависти.
— Мрак... — сплюнул я.
— Жизнь, — усмехнулся он.
— Пожалуй, ты прав, другого выхода не остается.
— Не огорчайся, все будет нормально. Только не паникуй, и не отзывай демонов сразу же, пускай, ей даже вмажут... на пользу пойдет, будет представлять силы противника.
— Хм, ты, как всегда прав, но вот что на деле получится, не знает никто...
— Действительно, этого предсказать не могу даже я...
— А говорил, все про нас знаешь, — удивился я.
— Ты все круто изменил, когда взял ее в ученицы, теперь даже я с точностью ничего сказать не могу.
— И почему же подобного рода решения так все изменило?
— А ты не понимаешь? = удивился он.
— Честно говоря, нет...
— Когда ты один — твою судьбу не сложно просчитать, даже не обладая даром предвиденья, но стоит ей переплестись с другой судьбой и все меняется коренным образом, ведь другой человек в любой миг способен что-то в тебе изменить, а если что-то меняется в тебе, значит, и судьба твоя меняется.
— Это трудно понять...
— Практически невозможно! Умом тут несложно разобраться, но вот прочувствовать насколько все в мире зависит друг от друга, насколько мир многообразен в своем единстве, насколько все связано — вот и вправду еще ни одному существу не удавалось
— Если об этом думать — можно свихнуться.
— Именно! Расширить границы своего разума...
— Утешил... Я еще, и свихнуться должен?
— А что тебе терять? Не бойся сойти с ума, мир вокруг намного безумнее, чем ты можешь себе представить. Ладно, пора мне. Там уже очередь, небось. В том, что мы встретимся достаточно скоро — я не сомневаюсь, — проговорив это, он исчез.
Быстро он от меня отделался, ничего не скажешь... Ладно, он видел, на что она способна, придется положиться на него. Ха, доверять демону... наверное, многие маги сейчас бы катались со смеху, но мне больше ничего не остается, да и к тому же у меня нет причин не верить ему, происхождение ничего не значит, в этом я убедился давно. В каждом роде есть скоты и нормальные представители, в этом я убедился давно. К тому же это единственное существо, которое меня никогда не предавало и не подставляло. Да, похоже, человеческое сердце вытравило большую часть его демонической сущности. Хм остается решить, где все это провести, и какого демона вызвать... Наверное, обычного офицера армий Белиара, с Лордами демонов только безымянный справлялся, хотя... видно будет, сначала офицера вызову, а если с ним нормально справится, предложу бросить вызов лорду. Но вот где все это устроить? Не прямо же перед башней, от нее ведь камня на камне не останется! В лесу, неподалеку, найти заснеженное плато... вариант. Главное, чтоб обрыва поблизости не было: демонам, как и большинству людей, свойственна хитрость. Если они не могут победить противника в открытом бою, то гонят к обрыву или огню, также обычно поступают паладина и наемники... Вот и пойми, в чем разница.
Ноги несли меня по заснеженной тропинки в леса Нордмара. Холодный воздух бодрил, обжигал холодом губы. Крючковатый нос мерно отмерзал. Зима. Здесь и летом-то лучик солнца не поймать, а уж зимой, если не закоченел в пути — уже, можно сказать, сильно повезло. Сильный ветер качал стройные ряды деревьев, будил их, заставляя отряхивать снег с давно отмерзших ветвей. Зверей почти не было, зайцы попрятались в норах, медведей здесь вовсе не водилось, стайки волков неприкаянно шатались, жалобно скуля, пытались найти хоть кусок прыгающего мяса, но все усилия были тщетны. Люблю волков, их вой — дивная песня, весь их грозный вид выражает главную мечту человечества — свободу. Они не псы, которые будут ползти, поджав хвост, они смогут бес трусости посмотреть в глаза смерти, принявшей человеческое обличие, а то и попытаться вцепится в глотку смерти, омочив обледеневшие клыки теплой кровью. Свобода, гордость, сила, спокойная мудрость — поистине в этих животных сочлось все лучшее, о чем только может мечтать ходящее по земле создание. Вожак шествовал впереди, он не привык склонять голову, зеленые глаза с вертикальными зрачками, этот волшебный взгляд западал в душу...
Наконец я увидел небольшое плато, окруженное могучими стволами дерев, эдакая природная арена, то, что нужно, и совсем неподалеку от башни, Анна и замерзнуть не успеет, к тому же ее кровь горяча, не в пример моей... пора возвращаться, ноги мерзнут. Конечно, простужаться я давно перестал, магия охраняет меня от хвори, но никакая магия не может уберечь от обморожения... а долгая мучительная смерть меня не прельщает, звери не тронут, так и появится в лесу сваленная ледяная статуя — очередное украшение и без того прекрасного, дивного леса, погруженного в вечную зиму...
Взглянув последний раз на суровую, мертвенную красоту северных лесов, прошептал заклинание, синеватые искры охватили меня, и я оказался в мягком кресле у камина. Поспешил вытянуть ноги навстречу ласковому огню и откинуть седую голову на спинку мягкого кресла, обтянутого нежной кожей кротокрысов и мягким мехом мракорисов. Вот мракорисов терпеть не могу: в волках есть утонченность, их свободолюбие потрясает, а ту тупая ярость, безрассудная ненависть ко всему живому... как звери, порой, похожи на людей, только намного чище и прекрасней...
Девушка мерно сопела, спит еще... да, вымоталась... надо бы поговорить с ней о будущем, как она себе все это представляет? Обладая даром темной магии невозможно жить в миру, хотя, если мне не удалось, не значит, что невозможно... пока я не готов
Завести этой темы, реакции не представляю. да и не нужно это, время все прояснит. Вздохнув, я потер усталые глаза тыльной стороной ладони. Пускай выспится, а там за дело. Вот с демоном справится — отправлю восвояси, хоть на пару дней, чтоб ритуал провести... Еще бы причину подходящую придумать... вот зачем ей может понадобиться на пару дней отправиться в клан? Ну, старейшина призвать может, семейные дела... Точно! В моей голове созрел план. Действительно, это весомая причина... Посетившая меня идея заставила меня улыбнуться.
Анна чмокнула и мурлыкнула во сне, я оглянулся. Лицо спящей девушки расплылось в лучистой улыбке. В этот миг она походила на самое прекрасное и совершенное животное, больше, превосходило его, в этот миг ее утонченности и кротости могла бы позавидовать даже кошка, самое изящное создание на земле. Готов поклясться, что если бы в этот миг какой-нибудь вшивый демон, неуклюжий скелет, полуразложившийся зомби нарушил это благолепие, я бы его на месте убил! Так она была прекрасна.
Красоту я чувствовал с детства, это сложно объяснить, но порой то, что люди понимают умом, я осязаю всем существом, я чувствую красоту, как прикосновение легкого ветерка в знойный день. И это вполне объяснимо: красота человеческое — понятие духовное, в то давние время, когда человек еще не был закован в доспехи своей плоти, он уже был красив, красив душой, и красота эта затмевала все вокруг. Возможно, я чувствую именно ее, душевную красоту. С детства мне была уготована особая судьба и дары особые, для служения предначертанного. Быть может и это тонкое чувствование красоты — один из даров. Мне кажется, нечто подобное чувствуют животные, глядя на людей. Они прекрасно видят как красоту душу, так и уродство ее. Большинство людей так уродуют свои души, что животные уже не могут спокойно взирать на это, и, набрасываясь, раздирают человека на куски. Этим особым чувствованием можно было бы объяснить то, что я не прижился среди людей... Хотя, я не ищу оправданий своих поступков, так поступают лишь повинные в чем-то. Мой путь не прав и не ложен, он попросту мой, и глупо было бы обвинять меня в том, что я иду именно этим путем, ведь цель моя блага и намерение мое чисто. Путь дан мне Богом, и цель мне Им показана, я лишь могу идти по нему или отклоняться. А думать о том, какими будут последствия этого шествия — по меньшей мере, глупо и наивно, ведь путник на чужбине, идущий по дороге не видит ее конца, и тем более не знает, что там, за этой дорогой, единственное, что ему ведомо — это цель, к которой он стремится.
Так и я иду по пути, но не могу себе представить, какими будут последствия моего шествия по жизни. Я знаю лишь конечную цель — чертоги Божии, и стремлюсь к ним так, как умею. Правильно демон сказал, в масштабах мира невозможно просчитать, чем обернется каждый шаг, потому что судьбы мира переплетены, да и сама судьба всего мира состоит из людских судеб.
Огонь камина успокаивал, чудесная стихия огня, одним она дает покой, других пожирает, быть может, совершенство мира в его двойственности? Действительно, однозначность скучна, пожалуй, если бы все в мире было однозначно, он потерял бы свою уникальность, стал бы простым и скучным, жить в нем было бы просто невозможно. Почему? Да потому что в таком мире не было бы свободы... свободы выбора и человек бы превратился в скованное существо, чья жизнь заключена в определенные рамки, жизни были бы похожи, как две капли воды и подобная монотонность лишила бы человека личности, в таком мире не было бы жизни. Но мир двойствен, и потому уникален. Жизнь — сменяющаяся череда положительных и отрицательных моментов. Человек всегда мечтал жить, не имея проблем, но дай ему такую жизнь — и он просто сойдет с ума, постоянность всегда ведет к безумию, и лишь сильнейшие могут выжить в этой постоянности. Надо признать, поначалу постоянность убивала и меня, но потом, я увидел в ней некое подобие покоя, о котором мечтал давно, это и стало утешением, позже я полюбил уединение и постоянство... ведь они давали мне уверенность в завтрашнем дне.
Раздался сладкий стон, я оглянулся, девушка просыпалась, улыбка озарило ее лицо, хотя глаза еще были сомкнуты. Повернувшись, она открыла глаза. Улыбка стала еще шире, будто бы она и впрямь рада меня видеть, хотя такое невозможно...
Нужно было как-то поприветствовать ее, но за долгие годы изгнания я совершенно разучился общаться с людьми, и просто не знал, что сказать.
— Как спалось? — наконец проговорил я.
— Прекрасно, спасибо. Очень рада тебя видеть.
Я присмотрелся, вгляделся в глаза, и к своему изумлению понял, что она не лжет. С одной стороны эта мысль порадовала меня, с другой отчасти испугала: скоро я покину этот мир навсегда, уйду в Забытые земли, райское местечко, мне нельзя привязываться к чему-то в этом мире. Хотя, кого я пытаюсь обмануть? Я уже привязался, и намного сильнее, чем мог себе это представить.
— Взаимно, — ответил я.
Оглядев меня, она проговорила.
— Ты выглядишь усталым и замерзшим, что случилось?
— Просто вышел прогуляться...
— Ты с ума сошел?! В твоем возрасте бродить по ночному Нордмару, как минимум, ты мог простудиться!
— Не говори со мной так, я уже не ребенок, и не тебе меня учить.
Как хорошо начинался наш разговор и во что он перерос...
— Да, ты не ребенок, дитя хотя бы иногда слушаются!
— Тебе-то до меня что?! — не выдержал я.
— А ты не думаешь, что я о тебе беспокоюсь?! — она тоже повысила тон.
Повисла пауза, я пошатнулся, эти слова опьянили меня: неужели я кому-то не безразличен? Сама мысль эта не могла уложиться в седой голове: столько лет отверженности и вдруг... я онемел, не знал, что ответить, слова эти разбередили мне душу, последний раз кто-то беспокоился обо мне более сорока лет назад, это чувство теплоты было мне крайне не привычно... Я пока не мог определить нравится оно мне, или нет...
— Благодарю, — выдавил я.
— И все же где ты был? — вздохнув, спросила она.
— Присматривал местечко для твоего следующего испытания, собирайся, мы скоро отправляемся.
— Мы? — недоуменно переспросила она.
— Да, в этот раз я отправлюсь с тобой...
— Но почему?
— Сложно сказать, возможно, твоя судьба мне тоже не безразлична, а возможно я лишь не хочу вновь пачкать руки в чужой крови.