Пройдя в следующий зал, я увидел картину, от которой мое сердце исполнилось печалью: на тронах, предназначавшихся верховным магам, восседали орочьи шаманы. Ностальгия охватила меня, ведь когда-то центральный трон занимал я... Память бывает очень жестока, однако в этот раз она почти не уязвила меня: ведь вспоминал я совершенно другом человеке, о том, кем когда-то был.
Годы изменили меня до неузнаваемости, вся моя сущность переменялась, и не раз... думаю, и сейчас это не последняя перемена... хотя, кто знает? Господь... истинный.
Возможно, именно благодаря постоянной переменчивости я и живу так долго. Я говорю не просто об изменении каких-то черт характера, но о полном обновлении всего существа. Разумеется, я не перестаю быть собой, не меняю радикальным образом взглядов, но что-то во мне все же переменяется, я, словно умираю и оживаю... вот он, секрет долголетия, так желанный людям.
Неспешно я прошествовал в круглый зал, ковровая дорожка вела к тронам магов, по бокам комнаты выстроились шкафа и тумбы, забитые книгами, золотом и другими вещами, ценность которых вызывала сомнения. В комнате было четыре охранника, двое у тронов, и двое у входа. Ох, уж мне эти орки, истинный маг никогда не станет прятаться за спинами солдат, ведь сила его может превзойти силу целого взвода, или даже целой армии. Впрочем, некоторые, нанимают или призывают свиту, чтобы никто не отвлекал их, от исследований. В свое время так поступил и я, только вот охранял меня не озлобленный, безмозглый солдафон, который не то, что в магии ничего не понимает, порой сказать-то по-человечески ничего не может. Сегодня рыцарство, к несчастью, именно такое... я уж молчу, про круг интересов: алкоголь, женщины, зрелища и, временами, оружие. Вот, такие сегодня воины света... Нет, конечно, не все, но большинство... Слышал я байку, про одного паладина: накануне похода этот герой клинка и подвижник веры зашел в бордель, оставив трактирщику свое месячное жалование, вот месяц его и не видели: а через месяц, нашли в объятиях лучшей в городе проститутки...Пока его братья гибли в сражениях, задыхаясь от непередаваемого аромата пота смешанного с кровью, он тоже трудился, в поте лица...
|
|
Другой, при виде орка просто рухнул в обморок... а третий выдающийся воин, поднял решетку замка, чтобы орки ночью беспрепятственно перерезали всех. Его постигла страшная участь, вместо обещанного богатства, орки казнили его как предателя: отрезали по кусочку и заставляли эту мразь жрать себя самого. Впрочем, по мне справедливо.
Я вошел в зал, где на трех тронах, в белоснежных облачениях восседали орки.
— Кто пустил сюда морру! — разгневанно проговорил шаман, сидевший на среднем троне.
— Тот военачальник, перед храмом.
— Хм, Немрок слывет верным воином, — задумался шаман, — вероятно, были весомые причины, чтобы пустить тебя... Предъяви их перед тем, как я убью тебя.
Не отводи взгляда, я достал из-за пазухи три свитка и бросил их орку. Дерзость, но мне уже было все равно, все эти скитания меня достали. Шаман отличался ловкостью, и даже не вставая, поднял все три свитка.
— А ты дерзок, морра... мне это нравится, лишь дерзкие обретают знания... впрочем, знай меру.
Он сорвал печать с первого пергамента, и принялся внимательно читать, изредка поглядывая на меня. Покончив с первым письмом, он отбросил его в сторону и сразу же принялся за второе. В этот раз он взглянул на меня немного мягче, я не сводил с него глаз.
|
|
Третий пергамент произвел на него сильное впечатлении:
— Невозможно! Фаринг захвачен?!
— Да, с моей скромной помощью.
— Судя по письму Варека, не такой уж и скромной...
— Ну, в меру сил.
— Хорошо, ты показал себя сильным и верным — эти два качества, мы, орки, ценим больше всего. Мы в долгу, перед тобой. Проси, чего хочешь.
(Конечно, когда ж разум кто ценил?)
— Что ищут рабы в развалинах древних храмов?
— Артефакты. Божественные артефакты Аданоса, в первую очередь.
— Зачем? Почему именно доспехи Аданоса так привлекли орков?
— Значит, ты тоже знаешь о доспехах... — он выдержал паузу, ожидая моих объяснений, но не дождавшись их, продолжил, — Одна древняя легенда говорит, что если эти доспехи достанутся избраннику — орочья власть будет свергнута навеки! Поскольку уничтожить их нельзя, мы хотим держать их под контролем.
— А что если я найду способ, уничтожить их?
— Многие хотели... даже маги...
— Вряд ли они обладали силой трех стихий...
Шаман взглянул на меня с глубоким уважением.
— Ну, хорошо... что для этого нужно?
— Сперва, я должен обустроиться в тихом месте, где никто не побеспокоит меня, и Нордмар как раз подходит. Там, я продумаю план уничтожения доспехов. Когда вы найдете все части — передадите их мне, и я уничтожу их.
— А тебе какая польза?
— Скажем так, эти доспехи мешают моей магии, — сказал я, полный бред, но орк этого не понял.
— Договорились. Ступай в Нордмар и займись делом, как только что-нибудь будет найдено — мы сразу доставим это тебе. Пока рабы не нашли ни одного артефакта... Ты готов отправиться в Нордмар?
|
|
— Да, — развернувшись, я собрался было уходить, но синеватое свечение охватило меня, шаман шептал заклинание портала...
Глава 2
Крепость на пепелище
Порыв ледяного ветра обдал меня, дыхание перехватило. Нордмарское лето, именно таким я его помню. В детстве я частенько от заезжих купцов, что где-то люди не знают, куда скрыться от палящего солнца. Тогда, это казалось мне какой-то сказкой, да и само солнце... в те годы, мне не верилось, что оно может греть. Хотя, отец тоже рассказывал нечто подобное. Поражаюсь его стойкости: каждое утро, он уходил в солнечную Миртану, и каждый вечер возвращался в наш ледяной кошмар, и при этом, на моей памяти, ни разу не болел. Сила духа? Благоволение Инноса? Кто знает...
Вся жизнь моя прошла в этих местах, именно жизнь, ведь жил я лет до пятнадцати, а потом... потом умер, и стал, тем, кто я есть — странником, живым мертвецом, несущим жизнь истины в лживый мир смерти. Да, пожалуй, мое состояние и, правда, вполне можно назвать смертью. После смерти матери, я и впрямь стал похож на зомби, правда у меня остался разум, и тело мое не гнило... впрочем, и лютой ненависти ко всему миру не было, я ведь всегда любил животных...
Оставив память прошлому, я задумался над более насущными вопросами. Подкрепившись, я огляделся. Кругом какой-то лес, да не души, даже волков снежных не видать. Ох, уж мне эти орочьи шаманы... закинут не пойми куда... у меня ж ведь карты нет... И что делать? Истошно орать «Люди!», какая ирония: мечтал отделаться от них, вот и отделался, только, что теперь делать — не представляю... По крайней мере, на месте точно стоять нельзя — окоченею, превращусь в живой памятник.
Думаю, следует направиться на север, самая северная точка Нордмара — монастырь, он высоко в горах, поэтому вряд ли орки добрались до него. По пути, я наверняка наткнусь на какие-нибудь поселения. Последний шаг к долгожданной свободе от людей, и сделать мне его помогут сами люди. Нужно найти карту...
Наконец, я заметил мост, ведущий через пропасть, все-таки я был в горах, хм, из детства мне вспомнился маленький поселок Сноуприк, когда-то один старец — старейшина этого поселка — приходил к отцу за советом, заодно и со мной пообщался. Добрый старец был, видел мои магические способности уже тогда, отцу сказал, что сынишка, мол, магом великим станет. Прозорливый был старец, да не послушал тогда никто.
Конечно, его давно уже нет в живых, но память добрую он оставил, а значит, обрел жизнь вечную, не только на небе, но и на земле. Мой отец говорил, что жить надо так, чтобы еще долгие годы твой лик сиял в памяти людей... да, не угодил я папаше... меня-то уж точно никто не вспомнит, а мне, в общем-то, и не надо... людская память очень коротка, максимум, несколько десятилетий, я же стремлюсь, чтобы память обо мне была вечной, а вечную память может дать лишь Господь.
Я пересек мост, и предстал перед охранником. Высокий, рыжеволосый человек, усам которого можно было позавидовать, слегка покачиваясь, он смотрел слегка туманным взглядом.
— Шнапса нет? — проговорил он хриплым голосом.
Узнаю родной Нордмар, никаких тебе «ты кто?», «что тебе здесь надо?», «и без тебя проблем хватает...», люди здесь добрее: первый раз человека видит, и уже по-дружески. Конечно, они ничуть не лучше граждан Миртаны, также убивают, грабят, предают, но хотя бы иногда пытаются быть людьми. Я не осуждал этого человека за пьянство: попробуй-ка постоять несколько часов на лютом морозе, только шнапсом, рисовой водкой, и спасаются...
— Только спирт.
Он поморщился.
— Ну, давай, что есть...
Я достал флягу и протянул ему. Сделав несколько больших глотков, он протянул ее обратно.
— Оставь себе... — ему нужнее, я-то скоро выстрою себе башню, там уж недостатка ни в чем не будет.
— Ты сказочно щедр, незнакомец! Обычно чужестранцы — жуткие скряги.
— Когда-то Нордмар был моим домом... а потом мы переехали в Миртану, вот там-то точно одни скряги, страна прекрасная, да люди гнилые насквозь, души у них гнилые.
— А на кой уезжал-то? — всплеснул он руками.
— Отцу по долгу службы надо было каждый день к королю ходить, а отсюда далековато...
— Твой отец тоже был магом?
— Да. Слушай, с тех пор, как я последний раз был здесь прошло больше полувека, все очень изменилось, и я не понимаю, где нахожусь. Мне необходима карта...
— Хм, насчет карты — к старшому.
— И кто у вас здесь главный?
— Мимо не пройдешь — самый большой дом, сейчас поднимешься, там правее, и снова в гору, а там прямо дом его и будет...
— Хорошо, как пройти к нему, я понял, а звать-то его как?
— Захочет — скажет... — увидев, что я несколько поражен подобной скрытностью, он пояснил, — он — человек старых взглядов, и считает, что его имя не должен знать, кто попало...
— Ох, уж мне эти языческие представления о силе имени... — вздохнул я.
— Я тоже не в восторге от этого, а что делать? Он — старейшина, ему и решать...
— Ладно, благодарю за помощь... подожди, а как мне к нему обратиться?
— Скорее всего, он сам заговорит с тобой, когда увидит, но если что обратись к нему «старейшина».
— Благодарю.
Всегда ненавидел серпантинную дорогу: не для моих это ног, с детства суставы болели, по прямой-то еле-еле, а в гору... да и понимание того, что неловкий шаг может стоить жизни, не добавлял энтузиазма. На счастье путь мой оказался достаточно коротким, преодолел я первый подъем за несколько минут. Нордмарцы — великолепные воины, они совмещают чудовищную, просто львиную силу, с лисьей ловкостью. Вращая громадный обоюдоострый топор, как пушинку, они прекрасно управляются с арбалетом.
Если лучшими лучниками, по праву признаны Варантийцы, то стрельба из
тяжелых арбалетов — несомненно, удел северян. Я не хочу сказать, что народы севера чем-то возносятся над другими, однако оружием владеет на зависть многим. Да и магия... маги Варранта пытаются освоить черную магию, не пройдя подготовки в магии огня, не знаю и простейших основ магии... да и относятся они к дару богов без должного уважения. Последствия подобного неуважения невозможно наблюдать без печали... хотя нет, возможно, если человек обладает особым даром злорадства, или же если он также безразличен ко всему, как я...
Неплохой был лагерь, большой — дома, точнее деревянные избы, полукругом ютились у полыхающих костров. Из каждого домишки тянулась струйка дыма, временами пропитанного тонким ароматом жаренного мяса, кажется, мракорисов... сразу видно, охотники. Один из них стоял, и, размахивая в воздухе огромным топором, красочно описывал свой подвиг убийства мракориса. Мне, честно говоря, кажется, что подвиг его был несколько в другом: мракорис наверняка сам дух испустил, а подвиг бравого охотника заключался в том, чтобы эту тушу в лагерь дотащить, тоже не так просто. Усмехнувшись, я прошел мимо. Слева новый виток серпантина звал меня вверх.
Я неуверенно ступил на него: в Нордмаре горы покрыты льдом, и любое неверное движение может стоить не просто пары зубов, но жизни. Впрочем, спасало то, что будучи мальчишкой, я неоднократно лазал в горы: с одной стороны это давало мне возможность не чувствовать себя таким уж увечным, с другой — закаляло мой характер, и учило тело всецело подчиняться мне. Хотя, порой эти уроки обходились очень недешево... сколько раз я приходил домой с разбитым лицом, или переломанными костями, оплеванный и осмеянный ловкими мальчишками... было время... хм, трудно предположить, как поведут себя жители клана волка, если на их глазах дед, облаченный в мантию некроманта, кубарем скатится с ледника? Навряд ли засмеются, знают, что ничем хорошим это не закончится... теперь-то да, я ж некромант, ох, как в этом мире много значит облачение... как много масок мы надеваем на душу, прячем ее, а потом искренне удивляемся пустоте, захватившей все наше существо. А все почему? Потому что спрятав свою душу от других, мы начинаем забывать о ее существовании, и наша маска становится нашим лицом...
Наконец, злосчастный серпантин остался позади, но я не обольщался, еще ведь спуск предстоит... Да, спускаться всегда тяжелее, путь вниз противоестественен человеку.
Рядом с громадной хижиной стояла пустая бочка. Зачем? В тот миг я оценил все коварство северян: склон-то обледеневший... пока орки, да и люди, будут взбираться, обитатели хижины успеют наполнить бочку, и излить ее на леденистый склон... победа без единого взмаха клинком.
Хижину старейшины предваряли двое воинов, облаченных в тяжелые доспехи. Доспехи Нордмарских воинов были намного крепче обычных, ведь в плавильнях Нордмара рудоплавы смешивали сталь и магическую руду. Получалось нечто невообразимое, даже «Гнев Инноса» — сильнейший двуручный клинок, известный на земле, как смерть орков, не мог пробить их с одного удара. Впрочем, многие нордмарцы совершали известную ошибку: одев такие доспехи, они начинали чувствовать себя полубогами, забывая, что доспехи все же уязвимы, да и от магии не очень-то защищают...
Я уже ожидал привычных глупых вопросов, заученных стражниками всех стран, и при этом ненужных никому. Однако привратники лишь расступились, уступая мне дорогу. То ли не захотели с некромантом связываться, то ли думают, что в случае чего их старейшина сможет за себя постоять.
Изба старейшины не отличалась богатым убранством. Нордмарцы — простой народ, у них нет «главных», есть лишь «более опытные». Старейшина — не вожак, но скорее мудрый советчик, к словам которого все прислушиваются не из страха, не их почтения, а из здравого смысла. Они просто понимают, что их разум не сможет сравниться с мудростью старейшины, и потому слушают его. Старейшина — не обязательно старик, в этой деревне, или, как сейчас принято называть, в этом клане старейшиной был высокий широкоплечий здоровяк лет двадцати пяти, с черными, как смоль, кучерявыми волосами,
Правильным носом, зелеными внимательными глазами.
— Что привело тебя сюда, почтенный маг? — спросил он, в голосе слышалась легкая хрипотца, что, в общем, неудивительно для северян. Морозы Нордмара — лютые, смертельные.
— Почтенный? — удивился я, — ты не знаешь меня, а уже зовешь почтенным?
— Вижу, что ты маг, немногие отважились ступить на этот путь, и уж тем более пройти им. Мой брат был магом...
— И что с ним случилось?
— Он погиб, выполняя одно из поручений магов. Говорят, его сожрал василиск... — тяжело проговорил он, — маги переоценили его силы, видимо, он не очень-то хорошо владел знаниями третьего круга.
— Василиск?! С третьим кругом?!
— Отец всегда говорил, что лень погубит его...
— Это не лень твоего брата, а безумие магов! Не всякий с пятым-то кругом на Василиска пойдет...
В другой ситуации я бы промолчал, но нынче меня возмутило поведение магов, послать юнца на верную смерть, они там рехнулись что ли?
— Война, — вздохнул он, — Все люди на грани безумия, и маги, видимо, тоже...
Я был просто поражен смирением этого человека — он оправдывал убийц своего единственного брата. Понял, что стоит сменить тему...
— Я сочувствую твоему горю, однако, пришел я далеко не за этим...
— Я понимаю, прости непутевого Грима, я не смею более задерживать великого мага...
— Все хорошо... позволь спросить, как ты, такой смиренный человек смог захватить власть в лагере?
— Захватить? — удивился он, отчего брови его поползли вверх, — это братья избрали меня, называют глупого Грима мудрым... встречный вопрос: а что это за мантия на тебе? Насколько я помню, маги огня носят алые робы.
— Я давно уже не маг огня...
=Так ты не служишь Инносу? Кому же тогда? Судя по мантии...
— Нет, Белиару я тоже не служу... давно уже.
— Тогда ты, наверное...
— Аданос мудрее своих братьев, но даже его мудрость не смогла удовлетворить мои желания... я служу Богу, имя которому — Милосердие и любовь.
Он посмотрел на меня, как на идиота, чего и следовало ожидать...
— Что-то я не знаю такого...
— Мало кому Он открывался...
Надо было соврать, и зачем я всю правду выпалил? Да просто устал уже от лжи, весь мир ей полон... теперь мне карты точно не видать... ладно, разберусь, как-нибудь...
— Ааа... что ж, и что ищет посланец милосердия? — в голосе его чувствовалось пренебрежение.
— Мне нужна подробная карта этих земель, слышал, что у тебя она есть, в скупости меня прежде не упрекали.
Он взял со стола, стоящего справа, лист пергамента, и, сложив вчетверо, протянул мне.
— Сколько? — деловым тоном спросил я.
— Так возьми, я в твоего бога не верю, но учит он доброму...
Многим паладином следовало бы поучиться у этого нордмарца...
— Благодарю.
— Возможно, я могу еще что-то сделать для мудрого старца, — в последних словах не звучало лукавство.
Хорошее воспитание не позволяло мне о чем-то просить, однако если человек сам предлагает... хотя, что может дать мне предводитель Нордмарского клана? В голове всплыл образ алхимика ассасина из Кап-Дуна... записи магов воды... вряд ли, Грим знает о низ, но спросить все же стоит...
— Я ищу редчайшие книги, записи служителей Аданоса... — неуверенно начал я.
— Считай, что нашел, — улыбнулся он. В ответ на мое изумленное молчание, он поведал, — Недавно наша разведывательная группа прочесывала дальний лес, что на юго-востоке Нордмара, и наткнулась на два древних фолианта. Я прочитал их, но ничего ценного для себя не вынес, какие-то старые мифы про символы Божественной власти, и безумные идеи, про мир без богов...
Эти книги ключ ко всему... ключ к моей цели! Нужно заполучить их любой ценой... любой, кроме кровавой...
— Что ты хочешь за них? — как можно более спокойно, постарался проговорить я.
— Золото мне не нужно, если орки ринуться сюда, и перережут всех — оно нам явно не пригодится. Ты производишь впечатление мудрого и расчетливого человека, возможно, ты мог бы как-то укрепить защиту нашего клана магией, или иным способом? Люди гибнут в сражениях, даже самые сильные воины не могут противостоять ордам орков...
— Хм, значит, тебе нужны воины, которых было бы не так просто убить?
— Ну, да... — озадаченно проговорил Грим.
— Ты, несомненно, слышал о големах?
Грим сглотнул
— Мне приходилось встречаться с живыми скалами...
— А что если они встанут на вашу защиту? некоторое время я увлекался магией призыва.
— Это было бы превосходно... но... как?
— Я призову их, подчиню своей воли и прикажу охранять этот лагерь, вернее, клан до последнего.
— Ну, попробуй... — недоверчиво проговорил он.
— Предупреди своих людей, чтобы они не нападали на големов, а то в лагере сильно поубавится народу.
Один из нордмарцев, видимо, правая рука Грима, поняв намек быстрым шагом покинул избу.
— Думаю, это не займет много времени, — улыбнулся Грим.
— Хорошо. Трех големов, мне кажется, будет достаточно.
— Более чем.
Старейшина развернулся и подошел к сундуку, бывшему в дальнем углу, рядом со стулом. Присев, он стал ковыряться с замком, и тот, спустя, некоторое время неохотно поддался. С сияющим лицом он показал мне три ветхих фолианта, обложка потерлась, позолота местами сошла, но, несмотря на это, книги не потеряли в ценности...
— Изумительные книги... — не мог я оторвать взгляда от сокровища, которое вскоре станет моим...
— Да, наверное... не мне судить, я по клинкам специалист.
— Поверь, для мага каждая древняя книга значит столько же, сколько для тебя изумительный клинок.
— Хорошо в этом плане магам, сколько сокровищ находят они...
— И какую цену за них платят...
— Но ведь в опасные экспедиции отправляются паладины, разве маги рискуют жизнью ради эдаких ценностей?
— Не просто рискуют, но отдают ее непрестанно.
Изумленное лицо говорило о том, что мой собеседник хотел возразить, но нас прервали.
Сзади послышался топот, и запыхавшийся голос проговорил:
— Все предупреждены о големах!
— Хорошо, — проговорил Грим, — можешь отдохнуть, — запыхавшийся без тени стеснения уселся на единственный стул.
Грим провел рукой в воздухе, что означало, что мне пора действовать.
Достав руну, я вышел из избы, и прошептал заклинание, воздев руки. Тотчас внизу появилась первая ледяная скала, он грозно взревел, отчего жители клана разбежались в стороны. «Охранять это место!» — скомандовал я, и голем тотчас затих. Повторив свои действия дважды, я вернулся в избу.
— Все готово? — изумился Грим.
— Да, они будут защищать вас ценой собственной жизни.
Грим благодарно склонил голову и протянул мне книги. Я, оглядев эту древнюю святыню, тотчас убрал ее в походный мешок.
— Удачи тебе, добрый маг, — проговорил Грим, когда я уже выходил из дома.
— Тебе она больше пригодится, — усмехнулся я, покинув дом.
Спуск обещал быть нелегким, серпантин был невообразимо крутым, любой шаг мог стоить жизни. И как они здесь ходят? Привыкли... человек привыкает ко всему, так он устроен. Поразительная выносливость и приспособляемость, которой позавидовали бы любые создания. И на что человек тратит эти дары... они завоевывают земли и режут друг-другу глотки. Они постоянно нарушают законы мира и природы, даже не задумываясь о том, чего бы они достигли, если бы направили все, данное им Богом, на созидание... Ха, неплохое замечание для черного мага.
Скрепя сердце, я ступил на ледник... в голове шумел рой недостойных уст мага фраз, ноги скользили... ум рисовал самые неприглядные картины изувеченного тела. Впрочем, страха не было, и думал я больше не о том, как покорежится мое тело, а о том, что впереди меня ждет то, о чем я так долго мечтал: тишина и уединение, новая черная башня, на краю мира... никто больше не побеспокоит меня, какое блаженство! Ноги соскальзывали, равновесие я удерживал с трудом, но вот последний поворот остался позади. Големы уже вовсю слонялись по лагерю, охотники пили и обсуждали своих новых соратников, недавнего выскочку стыдили: «Мракориса он убил, да вот один такой, от отряда орков ничего не оставит!». Если встречали меня холодным равнодушием, то провожали теплой благодарностью. Впрочем, даже эдакая теплота не нарушила моего равнодушия.
Последний виток серпантина, ведущий к выходу из лагеря, дался мне труднее всего, несколько раз моя нога предательски соскальзывала, и удерживался я лишь каким-то чудом. Гарик с состраданием наблюдал это шествие снизу, однако когда я прошел мимо него, он не сказал ни слова.
Пересек мост, и вновь окунулся в ледяной кошмар, где тени день и ночь водили странные, колдовские хороводы. Вечерело. Судя по карте, на севере, недалеко отсюда есть одинокая гора, вряд ли кто-то забредет в те места... вроде и недалеко, но место уж больно глухое.
Как странны порой бывают люди, бояться неизвестности, видят демонов там, где их нет, и даже не подумают заглянуть в себя... они бояться неизвестности, а значит и жизни, ведь жизнь есть неизвестность. Грядущее всегда туманно, и в этой туманности есть достоинства и недостатки. Когда-то давно я читал книгу про одного проклятого мага, его дар — стал его проклятием. Этот бедолага предвидел все на несколько лет вперед, годам к двадцати он уже прозревал свою старость... а потом он сошел с ума, бежал от людей, ведь дар его возрос вместе с ним, и он начал прорицать будущее всякого, кого встретит. Миллиарды картин разрывали его разум, он бежал в леса, но и там не было ему покоя. Ведь он стал видеть будущее всякого дерева и животного. В одном из видений, он увидел себя, летящего со скалы, и не помедлил воплотить видение свое в жизнь. Страшно знать грядущее, как страшно не уметь управлять даром своим... Но какая в этом суть? Разве мог Господь человеку дать больше, чем тот сможет вынести? Разве мог подвести его к самоубийству? Конечно, нет. Суть в том, что сам маг не научился контролировать свой дар, с юности разбазаривая его, заглядывая в грядущее без нужды, позволил дару овладеть собой, служил им не Богу, а себе, потому и не смог его вынести.
Заснеженная тропинка уходила в горы, в могучих деревьях мелькали олени, не прерывая своего изумительного танца. Рыскали шакалы, гордо шествовали снежные барсы, блуждали волки, трусили зайцы — солнце катилось к закату, а лес только оживал. Так и моя душа всю жизнь спала при свете ясного дня, и оживала в таинственном полумраке ночи. В юности, до болезни матери, я любил спать днем, а по ночам работал, делал что-то, что тогда мне казалось чрезвычайно важным. Иногда полночи я проводил в молитве, о ее здравии, молился жарко, пока уже не пьянел от усталости и напряжения. В те дни я засыпал очень быстро, в остальные — крутился и думал. Думал о разных вещах, будучи глупым юнцом, планировал грядущий день, тогда я не мог и представить, что его может не быть, о, эта детская беспечность. Спать ночами я перестал после смерти матери, так продолжается и по сей день. Холодная ночь наводит на разные мысли, порой мрачные, порой мудрые, не всегда верные, но эти откровения, подобно тысячам свечей освещают грядущий день, разгоняют мрак, наполняющий сердце, пламя этих чудных знамений пожирает отчаяние и утоляет боль. Боль... с юности эта грубая дама с искореженным лицом обосновалось в моем сердце, и вряд ли когда-то покинет его. Говорят, что боль отступает перед любовью, но где ее искать мне? В скитаниях странника, я побывал почти во всех уголках земли, и не нашел ее, значит нет на земле ее для меня. Впрочем, чего нет на земле — дает Небо, Господь подаст все, что нужно мне, а что не нужно — отберет. Как трудно бывает уповать на Бога, казалось бы, мы сами хозяева своей жизни, знаем, что для нас лучше, логическое мышление подтверждает верность нашего пути... и вдруг то, что, казалось, лучшим — исчезает... сердце исполняется ропотом, и вместо раскрытых дланей возлюбленных детей Божьих, мы воздеваем кулаки убийц, и из уст наших льются не теплые молитвы, но жуткие проклятия... Однако тот, кто обретет смирение в сердце будет велик, видя смирение — Господь воздаст за это смирение. Но как это сложно, как сложно научиться смирению... как учиться? Смирение рождается из понимания своей немощи духовной, а порой и телесной. Учит нас всему Господь, сами ничего не можем... моей школой смирения стало мое изгнание, но это, конечно, вопиющий случай, обычно Господь учит более кротко.
Тропинка, почерневшая в ночи, забралась на небольшой холм. Неогороженный и подобием забора здесь ютился приземистый, бедный деревянный домишка, с прохудившейся крышей и прогнившими стенами. У небольшого костра перед домом, сидел высокий худощавый охотник, чья голова давно покрылась блеклым снегом минувших лет, а лицо избороздили мелкие морщины. У костра, положив голову на лапы, дремал волк.
— Заплутал? — спросил охотник, посмотрев на меня.
— Можно и так сказать, — погрузившись в размышления, я и сам не заметил, как сбился с нужного курса.
— Я здесь десять лет охочусь, знаю эти места, как свои пять пальцев, а то и лучше...
— В смысле, лучше? — переспросил я.
Он показал мне левую руку, на которой не хватало мизинца.
— Глорх оттяпал, та еще скотина, — усмехнулся он.
— Знаю таких тварей. Я действительно сбился с пути.
— И куда путь держишь?
— Где-то здесь должна быть одинокая гора, край Нордмара.
— Неподалеку совсем, но зачем тебе?
— Как ты успел заметить, я — маг, и ищу уединенное место, где никто бы не смог помешать мне.
— Соседями, значит, будем... да, не волнуйся ты, я тебя не побеспокою, возраст уж не тот, по горам-то прыгать, да и не олень я, вроде.
— Ну, что ж, хорошо, как добраться до этой горы?
— Серый проводит, — при этих словах уши волка шевельнулись, и он поднял заспанную морду.
— Ручной волк? — удивился я.
— Я его мальцом подобрал, слепым еще, думал проку от него не будет, да и не проживет долго, хворый был... думал-то, думал, да из жалкого щенка друг настоящий вырос. Так-то. Он своих за своих порой не признает, а меня вот родным почитает, я ему один раз шкуру спас, а он мне... и не сосчитаешь... Не бойся, людей он не трогает, если они мне зла не делают, привык уж к ним.
— Я животных не боюсь, звери на меня никогда не бросаются.
— Странно... с чего вдруг? — удивился охотник.
— Чувствуют, что я и не причиню им зла...
— Хм, значит, на пути к горе у тебя проблем не возникнет, а Серому легко достанется кусок мяса...
Серый высунул язык, что на его наречии выражало радость.