Большой интерес представляют и посохи, человек носящий доспехи Аданоса, посох Вечного странника и Скипетр Варранта получит великую власть... власть, которую хотели бы держа в своих руках политиканы: Робар или глава ассасинов Зубен, судя по тому, что говорил Цаквар, он человек весьма властолюбивый. Возможно, они даже попытаются склонить Вершителя на свою сторону, а этого, разумеется, нельзя допустить. Но для начала мне нужно все хорошенько обдумать в уединенной обстановке.
Поднявшись с холодной земли, я раскрыл карту: ближе всего оказалась «Монтера», судя по карте, первый большой город, встречающийся на моем пути. Правда, идти до него... впрочем, если вспомнить почти кругосветное путешествие, которое недавно совершили мы с дядькой и Цакваром...
Дорожка ползла на север... отдышка мучила, даже откашлявшись, продолжал задыхаться, не помогла и самокрутка — возраст брал свое. Душой и разумом я мог обойти весь мир, заглянуть в каждый его уголок, но как только доходило до дела — тело возвращало меня к унылой реальности моего бытия. Мне шестьдесят три года, сколько сделано за это время, сколько еще можно? Я должен был умереть давным-давно, пятьдесят восемь лет назад, а я все живу... странная вещь, насмешка судьбы: те, кто любят жизнь и нужны этому миру долго не проживают, а люди лишние, вроде меня, совершенно разочаровавшиеся в жизни, людях, мире почему-то доживают до глубокой старости... странно.
Дорога виляла и, наконец, упершись в высокую скалу, раздвоилась, подобно языку змии, правый путь по жизни был ближе мне. Кругом возвышались величественные дерева, туда сюда сновали лесные жители, то ли они были безумно захвачены повседневной суетой, то ли принимали меня за своего... Белки скакали с ветки на ветку, было забавно видеть, как неуклюжий бельчонок готовился к прыжку, удерживая лапками кедровый орех, который был больше него самого. Перелетел довольно удачно — растянулся на ветке соседнего дерева, держа лапами несчастный орех — первую, в своей жизни добычу, шершни водили свой вечный хоровод, ощерив пасть летели волки, догоняя свою добычу т была во всем этом такая слаженность, такое благолепие и законченность, что я вновь ощутил себя лишним.
Ноги начали гудеть, потом выть, спина... спина уже смирилась и лишь изредка напоминала о себе, постреливая.
Порхали бабочки, птицы оглушали волшебными трелями, туманя сознание.
— Ну, вот мы и встретились... — раздался чей-то хриплый голос.
Я обернулся. Передо мной стоял высоченный волк, наверное, вожак какой-нибудь стаи. Давненько животные со мной не разговаривали, я уж думал, потерял этот дар.
— Снова?
— Давным-давно ты спас раненного волчонка, это был я.
Какая встреча! Приятно знать, что тот, кому ты некогда помог, здравствует.
— И как дальше сложилась твоя жизнь?
— Много испытаний уготовала мне судьба, но теперь я вожак стаи...
— Поздравляю, но как тебе удалось выбраться из Менинталя?
— Когда упал купол, который ты называл барьером, я убежал со своей новой стаей в Хоринис, а позже увидел магов в синих одеждах, которые говорили о том, что скоро на острове буде жарко, и пора уходить отсюда. Когда они колдовали, я незаметно ухватился за край одеяния одного из них и очутился здесь. Дальше наши пути разошлись, я нашел здесь новую стаю, и когда умер прежний вожак — по закону силы, я занял его место.
— Рад за тебя.
— За мной должок, я прекрасно знаю эту местность, возможно, я мог бы быть тебе полезен?
— Я сам могу за себя постоять, так было всегда.
— Я не сомневаюсь, и все-таки, могу проводить тебя куда-нибудь, — настойчиво прорычал он.
— Лучше возвращайся к своим... — отмахнулся я.
— Спасибо тебе за все, благодаря тебе я счастлив: у меня прекрасная семья, детеныши, всего бы этого не было, если бы не ты.
— Рад был помочь, а теперь... извини, но я спешу.
Он еще раз коснулся мордой земли и каждый из нас отправился своим путем: он назад, в лес, а я к Монтере.
Путь был не близким: дорога постоянно петляло, заблудиться ничего не стоило... кругом возвышался лес, все было так похоже, не имея карты, здесь можно было бы петлять сутками. Животные, как и прежде не трогали меня, видимо, принимали за своего, ведь я, так же как и они, для людей всего лишь шкура, за которую можно получить награду, охотник превратившийся в добычу. Стал накрапывать мелкий дождик, мгновение назад чистое небо заволокло свинцовыми тучами, пока не громыхало, но меня не покидало ощущение, что скоро эта редкая морось перерастет в настоящий ливень, а то и град. Миртана воистину страна магов, здесь даже погода непредсказуема, как спятивший маг. Мгновение назад небо было невинно, как молчаливый младенец, а теперь резко выросло и напоминало таинственного старца, который сам путается в своих тайнах. О небо, мрачное небо, как похоже ты на мою дряхлую душу, такую же серую и уставшую, угнетающее всякое неосторожное живое существо, которое осмелится коснуться ее. Временами мне кажется, что если я коснусь цветка, он тотчас зачахнет и рассыплется...
Впереди виднелся небольшой мостик, через узкую речушку. Он так скрипел, что каждый миг казалось, вот-вот и я окунусь в ледяную воду, конец августа, все-таки.
Наконец мне удалось преодолеть этот мост, на удивление он меня выдержал. Моему взгляду открылся небольшой домишка, старая дощатая лачуга, готовая рухнуть в любой момент. Забор, которым она была обнесена тоже выглядел весьма плачевно: доски местами прогнили, долго он явно не простоит. Запустение и развал — вот одни из главных черт сегодняшней реальности. Конечно, это не удивительно: идет война, зачем оркам отстраивать порушенные ими строения, если ими вновь могут завладеть люди? Заходить я не стал, не к чему это — общение слишком утомляет меня, его уже было слишком много, а теперь, к несчастью, планируется еще больше... Шел и вздыхал, как это жестоко, сначала полностью лишить меня всяческого общения, а потом обрушить его непрестанной лавиной, так ведь и свихнуться можно! Впрочем, я не ропщу, значит так угодно Творцу всего, к тому же это не так уж и на долго: стоит мне добраться до Нордмара, и я вновь вернусь к привычной тихой и размеренной, безмятежной жизни. Ум уже рисовал сладостные образы: я возле камина, в мягком удобном кресле, с сигарой, набитой «Черным Робаром»... от таких мыслей на душе потеплело, и даже накрапывающий все сильнее дождь не смог затушить уголек мечты.
Дорога лежала через небольшой лес, полный опасностей для одинокого путника, однако, положившись на свой дар, я спокойно двинулся вперед. Животные не трогают меня. Возможно, из-за запаха? Мир пропитался пороком, а всякая субстанции, всякое явление, да и просто каждая составляющая этого мироздания имеет свой запах. Животные сохранили ту часть первозданной своей природы, которая могла еще отличить порок от истины, и потому так часто бросаются на людей: те погружены в своих страстях, воняют ими, вот и получают возмездие природы. Пошли против нее, теперь получают... Жестоко, но истина всегда подобна огненному клинку, рассекающему сердце.
Я долгое время жил вдалеке от людей, понятно, что я — черный маг, и душа моя чернее душонок многих, живущих в миру. Но вот в плане пороков, я, может, и почище буду: долгое время я жил в уединении, насколько мог праведно, большинство соблазнов этого мира были попросту недоступны мне, а значит душа моя не настолько погружена в пороки этого мира. Поэтому дикие звери и не набрасываются на меня.
Дождь усиливался, и мне пришлось накинуть капюшон мантии темных искусств. Большинство животных попрятались в свои норы, а те, кого не смущал ливень были полностью погружены в свои повседневные дела. Тропинка виляла меж величественных дерев, пару раз я едва не встретился с землей лицом к лицу: деревья похоже древние, могучие корни отходят на несколько метров от ствола, к тому же раскисшая тропинка часто пыталась уехать прямо из под ног. Наконец впереди забрезжила нормальная дорога, и я устремился к ней. Хорошо, что лес был небольшим, моя бдительность давно уже не та, что раньше, рано или поздно я бы просто не заметил очередной коряги. Шею бы, конечно не сломал, но разбиться вполне мог. Наконец моя нога шагнула со скользкой хляби на более-менее твердую дорогу. Сверившись с картой, я направился на восток. Возле дороги заметил странного типа, облаченного в друидское одеяние. Невысокий худощавый юноша, обритый наголо, весьма тонкие черты лица и бледная кожа выдавали в нем Нордмарские корни. В зеленых глазах читалась глубокая печаль.
— Приветствую тебя, путник, — оживился он, заметив меня.
— Приветствую... — ответил я, стараясь всем своим тоном выразить, что не расположен к беседе.
— Куда направляешься? — словно не заметил он моего недовольства.
— А разве тебя это касается?
— Я просто подумал, что смогу чем-то помочь тебе, а возможно ты поможешь мне... — печально протянул он.
— Что ты можешь предложить? — будто не заметил я второй части его фразы.
— Ну... это зависит от того, что тебе нужно... Видимо, ты направляешься в Монтеру...
— С чего ты взял? — резко оборвал я его. Терпеть не могу, когда люди выдают очевидные факты, за свои предположения. Или, что еще хуже, начинают заискивать передо мной.
— Видел, что ты пришел через лес, если бы ты шел, скажем в Треллис, то явно бы избрал другой путь, — улыбнулся он.
— Ладно, я действительно направляюсь в Монтеру, но что с того? — с нажимом спросил я. Почему-то меня не покидало ощущение, что этот разговор окажется абсолютно пустым.
— Хм, ну... я бы мог рассказать тебе о Монтере... — он постоянно заламывал руки, словно пытался выдумать, что бы мне такое предложить.
— Что рассказать, кто ты вообще такой и как смеешь тратить мое время?! — не сдержал я порыв гнева.
— Я — Аракос, житель лесов и воин Аданоса, — горделиво произнес он.
— Друид, говоря человеческим языком, — усмехнулся я.
— «Друид» — поморщился он, это пустое слово не может выразить и части той великой миссии, которая возложена на наши плечи!
— Какое невиданное служение, оберегать лес, да исполнять мелкие поручения магов воды... — я уже понял, что эти друиды сильно отличаются от тех, что я видел в Варранте, дядька, Цаквар — люди дела, а эти... бросаются пустыми фразочками, и, как многие люди, склонны воспевать свои ничтожные достижения, преувеличивая их до вселенских масштабов...
— Ты ничего не понимаешь! Не будь я друидом, не имей я небесного смирения, поучил бы тебя хорошим манерам, — захлебывался он от бессильной ярости.
— Ну, это вряд ли... вряд ли ты бы дерзнул сразиться с некромантом... — тонко намекнул я, что терпение мое, как и все в этом мире имеет свои приделы.
Он оглядел меня и сглотнул. Говорят: «встречают по одежке», обычно это выражение имеет отрицательный смысл, но тут впору его вспомнить... неужели он не видел на мне мантии черного мага? Хотя, скорее, его наглость и гордыня взяли верх над разумом... бредовое объяснение, но другого у меня нет. Похоже, этот напыщенный болван действительно решил, что сможет использовать некроманты.
— Прости мою неосмотрительность и неучтивость... — пошел он на попятную.
— Вообще-то такие вот неосмотрительные теряют свою волю и становятся моими вечными слугами... — юноша вновь сглотнул, глаза его стали метаться из стороны в сторону, руки нервно подергивались, так и желая ухватиться за конец посоха, торчащего из-за спины, — но тебе повезло, не думаю, что меня пустят в город в сопровождении зомби.
— Д-да т-ты прав! — заикаясь проговорил он.
— Что ж, придется оставить тебя безнаказанным, но надеюсь, ты на всю жизнь запомнишь, что нужно смотреть, с кем ты разговариваешь, — назидательно проговорил я.
— Конечно! — нервно вскричал он.
Оставив юношу в смятении и страхе, отправился дальше. Издали уже виднелись острые шпили величественных башней. Большой, красивый город, думаю, он с легкостью мог бы потягаться с Венградом за звание столицы, омрачило картину прекрасного города лишь то, что теперь у него другие хозяева. Впрочем, разница невелика: тирания сменяет тиранию, а свобода — лишь вымысел в этом мире, ускользающая фантазия... Но почему же фантазия? Неужели на земле не осталось ни одного свободного человека? Остался... один... но свобода в мире рабов — не лучше вечного заключения. Дорожка спустилась со склоны, и был уже виден последний ее поворот, за которым открывался путь к прекрасной Монтере. Дождь перестал, промокшая насквозь мантия липла к телу и путала ноги, попадись сейчас какой-нибудь камень на дороге и разбитого лица мне не миновать. Сейчас еще и охранники обхамят: в охранники итак самые злобные идут обычно, а тут их еще и мать природа полила от души... ладно, не выжидать же мне теперь, когда у этих тварей настроение подымится? Сплюнув под ноги, я двинулся вперед. Слева виднелись фермерские поля — прекрасная картина, не часто увидишь как человек ухаживает за кормилицей своей, она его кормит, а он ее изничтожает... вот также мы и к Богу относимся: Он нам все для жизни дает, а мы не просто отвергаем этот дар, нет, мы с радостью используем его, а потом не забываем оскорбить всеблагого Творца, подавшего нам все в жизни, да и, собственно, саму жизнь.
Как я и ожидал у ворот меня встречали две озлобленные морды, закованные в среднюю орочью броню.
— Куда прешь, морра?! — недовольно окликнул один из орков.
— В город, — коротка ответил я. Одно уяснил четко: чем меньше им говоришь, тем лучше.
— И что тебе там понадобилось? Решил повкалывать? — захохотал орк.
— Вообще-то мне нужно встретиться с комендантом этого города...
— Встретиться ему надо, а с чего ты взял, что Варек захочет говорить с вонючем морра? — проворчал он
— Думаю, я смогу его убедить, — спокойно проговорил я.
— С чего такая уверенность? — не унимался орк.
— Думаю, мне удастся его убедить.
— Ну, попробуй, попробуй, быть может он удостоит тебя великой чести и сам снесет твою тупую башку, — злобно рассмеялся привратник.
— Когда-то давно люди не знали, как выразить зависть, что подобно червю пожирала и точила их душу, и тогда они выдумали новое слово — «недостаток», но как точно оно все отражает, ведь недостатками они стали называть то, чего им самим зачастую не хватает.
— Иди, морра, — с отвращением и какой-то усталостью произнес охранник, — иди, и не умничай!
Молча я вошел в некогда великий город. После тихой и почти безмятежной прогулки городской шум оглушил меня. Этот безобразный гомон людского стада, слитый из сотен, а может быть и тысяч голосов. Отовсюду доносились вопли: «Дешевле не найдешь!», «покупай — не пожалеешь!», или «А ну за работу, поганый морра!». Преодолев три ступени, я оказался во внешне круге города, который, по устроению своему очень напоминал крепость. Кругом виднелись одни лотки, да избитые и изможденные рабы. Они были такими жалкими, что даже не вызывали сострадания...
Будь у меня побольше времени, я бы побродил здесь, полюбовался бы на эту лицемерную бесовщину, когда после боев на арене «доблестные воины» благодарят Инноса за победу, а переломавшие все кости клянут Белиара. Как любят люди сваливать свою глупость на волю богов, сегодня имя Божие перестало нести какой-то возвышенный смысл, дай им волю, они б и торговали от имени Бога... Впрочем, слышал я, что до вторжения орков в Миртанну и повсеместной оккупации, в некоторых монастырях такое зарождалось: докатились до того, что за благословение деньги брать начали... «Как иначе я могу убедиться в благостности намерений твоих?», так и хочется ответить: «Глаза разуй и посмотри в мою душу!». Человечество идет к своему закату. А все почему? Да потому что люди перестали философствовать, искать ответы на вечные вопросы, и утонули в суете этого мира. Я говорю не о тех горе философах, что, проведя ночь с лучшей проституткой города, откидываются на спинку мягкого кресла, и, прихлебывая вторую — третью рюмку дорогой водки, начинают рассуждать на вечные темы. Но о странниках, чье имя звучит проклятием этому миру, о тех, кому являются тайные откровения, порой пугающие глупых двуногих, желающих лишь набить свое брюхо. О скитальцах, чьим домом стал весь мир, но в целом мире нет им места. О тех, чья душа, подобно ободранному, израненному старику, блуждает по лесам сознаний и ищет истины. Истины, а не лживой, удобной всем правды, которой довольствуется большинство. И вот когда гонимый миром старец, подобно опытному птицелову, подкрадывается к истине — эдакой синей птице, он прозревает, ослепнув навсегда от ее сияния. Он уже не видит этого внешнего мира, пропитавшегося пороком, но зрит сотни откровений, явленных ему не мирозданием, а Истиной — Богом. Такой человек становиться изгоем среди людей, он мешает им, напоминает о вечности, будит в их душонках зависть, обличает гниющие язвы. Но когда умрет последний такой странник — человечество исчезнет, превратится в стадо животных, ведомых хищными и похотливыми инстинктами... о, если б каждый мог увидеть этот мир, увидеть то, что сокрыто за мишурой того адского театра злобных пересмешников, в который порой превращают его люди. Они видят лишь то, что явленно их пустым очам, истинный же мир сокрыт для них...
Вернувшись к реальности, я огляделся вокруг: вроде бы все было таким знакомым и в то же время каким-то новым, неизведанным. Как и прежде кругом сновали орки и наемники, а откуда-то доносились удары хлыста и вопли рабов.
Прямо передо мной возвышался замок, островерхая башня выглядывала из-за крепостной стены. По внутреннему двору сновали орки, облаченные в тяжелые доспехи — свиты главнокомандующего. Мой путь преграждали двое стражников, два высоченных орка, вздыбленные вверх алебарды придавали их виду еще большую грозность, а каменные лица, казалось, отродясь не знали и тени чувств.
— Стой, морра! Только приближенные главнокомандующего могут вой в замок!
— Пропусти меня, мне нужно поговорить с вашим предводителем.
— Иди к Марику, если он разрешит — ты войдешь.
— К кому идти? — уточнил я.
— К Марику — главе наемников, — все таким же безразличным тоном отчеканил он.
— Я не собираюсь поступать к вам на службу, мне нужно лишь поговорить с вашим предводителем.
— Так не делается, если ты не работаешь на нас — тебе не о чем говорить с Вареком, — я поражался его выдержке, другой бы давно наорал, или даже накинулся бы на меня.
— А если я докажу, что мне есть о чем с ним говорить? — не унимался я.
— Ну... а как ты это докажешь? Обычно люди проходят по протекции Марика.
— А если у меня есть рекомендательные письма двух других полководцев?
— Покажи! — скомандовал он.
Я протянул ему свитки пергамента.
— Хм, морра не мог подделать оркские печати... ладно, проходи.
Не говоря ни слова, я вошел во внутренний двор замка Монтеры.
Откуда-то справа доносились удары молота, похоже в одном из помещений, расположенных в крепостной сиене обосновался кузнец.
Большинство подручных Варека слонялось без дела, а возле входа в ратушу стоял подтянутый орк, идеальная выправка и бледно-белая кожа выдавали в нем, по меньшей мере генерала.
— Что уставился, морра? Чего ты тут вообще забыл? — хрипловатым баском спросил он.
— Ты случаем не Варек?
— Нет, я — Кор-Шах, правая рука Варека. А что тебе нужно от командира?
— У меня к нему дело.
— Он в ратуше.
— И ты даже не станешь расспрашивать «какое дело»? — удивился я.
— А зачем? — не понял он, — если Вареку что-то не понравится, он сам с тобой разберется.
— Понятно, пойду тогда к нему.
— Иди, — пожал он плечами.
Сделав несколько шагов, оказался в ратуше. По стенам весели скрещенные мечи и щиты с символами паладинского ордена, отблески факелов плясали на них, заводя странные танцы. На черном троне, украшенном людскими черепами восседал здоровенный белокожий орк, в голубой накидке.
— Что тебе, морра? — неприветливо проговорил он, — и давай опустим приветствия и почести, меня раздражают люди, пытающиеся выразить уважение, которого не испытывают.
— Ладно, перейдем к делу. Мне нужно от тебя рекомендательное письмо, чтобы меня пропустили к главному шаману, — спокойно проговорил я.
— А что ему проку с тобой говорить? — усмехнулся он.
— Ему проку нет, а вот мне...
— А тебе? — с нажимом проговорил он.
— Мне? Дело у меня к нему.
— Что за дело? — взмахнув рукой, начал он выходить из себя.
— Это уже тебя не касается, — ледяным тоном проговорил я.
Проделав немыслимое усилие, он сдержал ярость, охватившую его в тот миг.
— В таком случае, я не смогу помочь тебе, не отнимай более моего времени.
Я протянул ему два рекомендательных письма. Внимательно оглядев их, орк поживал губами.
— Мое должно быть третьим?
— Именно, — кивнул я.
— Хм, как тебе удалось убедить остальных? Аргинака я никогда не уважал, трус, и как все трусы, злобный. Но Урук... его так просто не проймешь, не просто так он получил кровавый плащ...
— Я помог ему, доказав, что не в сговоре с повстанцами, — вздохнул я.
— Старина Урук... — расхохотался Варек, — он всегда ценил преданность... Ладно, помог им — поможешь и мне. Война практически выиграна, но осталось еще несколько не захваченных городов, помоги захватить хотя бы один из них, и получишь мое согласие.
— А с чего ты взял, что жалкий старик сможет помочь в войне? — наигранно удивился я.
— Не валяй дурака, судя по одеянию, ты — некромант, а сила черных магов не знает границ. С тобой наша армия легко захватит Фаринг.
— Хорошо, мне нужно подумать в уединении.
— Можешь занять первую комнату на втором этаже ратуши, только думай не слишком долго.
Я развернулся, и, свернув в коридор слева, стал взбираться по лестнице. Тяжелое решение, страшный выбор предстоял мне. Но его нужно было сделать...
Ступеньки дались мне не просто, суставы давали о себе знать, но, войдя в небольшую, скудно обставленную комнатку, и, опустившись на узкую кровать, я, наконец, смог расслабиться и подумать.
Конечно, это неправильно, хоть они мне и чужие, но все же мы принадлежим к одной расе. Лет десять назад я бы не упустил подобной возможности, и, с несказанной радостью насладился бы местью. Но те годы прошли, теперь люди стали мне настолько безразличны, что и мстить им не хочется, меня не существует для них, а они — всего лишь вымысел для меня. С другой стороны, я делаю это им во благо: ведь если я не попаду в Нордмар, не смогу найти записи магов водного круга, а значит и избавить мир от власти ложных богов. Тогда свершится битва богов и мироздание исчезнет, оно не переродиться, его просто не станет. Не станет не только земли, но и всего мироздания, всех миров... пожалуй, ради существования стольких миров можно пожертвовать горсткой паладинов... хм, все же хотелось бы, чтобы как можно меньше крови на руках моих было. Надо бы их предупредить как-то, но как? Наверняка многие из рабов — шпионы, да и среди наемников есть, я больше, чем уверен. Нужно написать письмо, и передать шпиону, но как бы не прогадать? Конечно, я увижу все по глазам человека, не первый год я ношу одеяние мага, да и ношу не для красоты, но вот как убедить его, что я ему не враг? В юности я часто просчитывал предстоящие разговоры, которых, впрочем, никогда не бывало много. Потом, спустя некоторое время, я оставил это занятие: не все люди одинаково предсказуемы. Хотя, конечно, все было намного глубже: смерть матери была для меня неожиданностью, наверное, поэтому боль особенно сильно раздирала мое сердце. Да, конечно, она долго болела, порой, разговор заходил о смерти, но я даже подумать не мог, что она может умереть. Всем людям это свойственно, но смерть всегда кажется нам такой далекой... именно тогда я и стал планировать все до мелочей, чтобы учесть все до мелочей на будущее, но потом я вдруг понял, что будущего может и не быть. Тогда я и стал жить одним днем, понимая, что завтра может не настать. Эта мысль нисколько не пугала меня, но лишь подгоняла: успеть! Успеть, как можно больше! Так живу и по сей день, засыпая, знаю, что могу не проснуться.
Присев за стол, я подвинул поближе свечу, и, взяв кусок пергамента, обмокнув перу в стеклянную чернильницу, стал писать письмо паладинам.
«...Крепость вскоре будет осаждена отрядом орков. Дайте возможность всем желающим покинуть ее, игры в рыцарей закончены: все кто останется в крепости — неминуемо погибнет. Если ваш главнокомандующий, достопочтеннийший лорд, почитаемый сотней званий скажет: «что нам какие-то орки?» объясните, что в этот раз орков поведет человек, самое опасное создание, отверженный маг кого давно считают мертвым...»
Стиль отвратительный, — покривился я, — впрочем, блистать перед паладинами высокой речью — дело неблагодарное: эти идиоты могут просто не понять, о чем идет речь. Свернув пергамент, убрал во внутренний карман и отправился на поиски повстанческих шпионов.
Выйдя во двор, я был приятно удивлен: тучи наконец-то рассеялись, небо было чистым и ясным, ни тучки, ни облачка, лишь бескрайняя спокойная гладь, где место есть для всякого...
Во дворе трудился лишь один раб, орки разбрелись куда-то, лучшего случая и представить нельзя, такой шанс не стоит упускать! Раб таскал камни, для ремонта стены одного из помещений, поврежденного, по-видимому, тараном, или катапультой. Когда он повернулся спиной, я бесшумно подошел. Обернувшись, он отскочил в сторону.
— Я работаю, не бей, господин! — жмурясь завопил он.
Жалкое зрелище...
— Я и не собирался... как ты заметил, мое одеяние не похоже на доспех орочьего наемника.
Оглядев меня, он немного успокоился.
— Да, ты не похож на оркского прихвостня, однако, ты говорил с их главнокомандующим... — подозрительно проговорил он.
— Да, и узнал их ближайшие планы... — будто бы между делом обронил я.
— Интересно... — проговорил он, — очень даже интересно, думаю, некоторые люди немало заплатили бы за такую информацию.
— А если бы некто захотел бы поделиться чем-то подобным, с людьми, которым эта информация была бы не безразлична? — в пол голоса проговорил я.
Раб воровато огляделся по сторонам.
— Ты хочешь помочь повстанцам?
— Именно, — я прекрасно понимал, что этот ободранный, избитый раб — повстанческий шпион, потому говорил весьма недвусмысленно.
Он вновь опасливо огляделся.
— Поговори с Сэнфордом — он поддерживает связь с Окарой.
— Ты об этом не пожалеешь. А где мне найти этого Сэнфорда?
— Выйди из замка, спустись и поверни направо, высокий худощавый наемник — тот, кто тебе нужен. Скажи, что тебя прислал Джек.
— Хорошо. Удачи.
Развернувшись я направился к воротам. Ведь дал себе слово ни во что не ввязываться... ох, уж мне этот мир. Ладно, пусть все идет, как идет, жалеть о чем-то практически бессмысленно, если только это чувство не переходит в глубинное покаяние. Врата замка остались позади. Я обладаю силой, которую сам до конца не понимаю, в моих руках судьба всего мира, любой шаг, любое неверное движение, любая незначительная оплошность может быть судьбоносной для всего мироздания. Самое страшное во всем этом то, что просто невозможно нащупать истинный путь даже примерно. Остается довериться, нет, не себе, не судьбе, которая ныне стала моей слугой, но неизвестному Богу, Творцу всего и всех живых и живших.
Наконец я увидел большой амбар с черепичной кровлей, у входа стоял высокий бледнолицый человек, в желто-синих доспехах оркского наемника. Его худобе позавидовал бы любой скелет, призванный из глубин Белиаровой бездны.
— Хочешь купить что-нибудь? Я — Сэнфорд, управляющий складом, — громко проговорил он.
— Не ори, я от Джека, — в пол голоса проговорил я.
Он тотчас изменился в лице, удивленно оглядев меня, сглотнул. С опаской осмотревшись по сторонам, он, наконец вздохнул с облегчением. Вокруг кипела жизнь и его идиотские вопли несчастного менялы, казалось, никто не заметил. Впрочем, в больших городах этот торгашеский гам действительно становится весьма привычным. Заходя на склад, рукою поманил и меня. Без лишних вопросов я пошел следом. Стоило моей ноге переступить порог орочьего склада, и дубовая дверь за моей спиной с грохотом закрылась.
— Вот теперь можно поговорить спокойно. Раз Джек назвал тебе мое имя, значит это должно быть действительно важно. Выкладывай.
— Я знаю дальнейшие планы орков, и мне срочно нужно передать письмо паладинам Фаринга.
— Хм, позволь спросить, а с чего орочий главнокомандующий так разоткровенничался с тобой? — не скрывая подозрения проговорил Сэнфорд.
— А разве орки когда-то умели держать язык за зубами? К тому же страх заставляет совершать ошибки, — улыбнулся я.
— Ты хочешь сказать, что Варек испугался тебя? — от удивления его глаза расширились. Неаккуратно взмахнув рукой, он задел один из ящиков, стоящих возле стены, но на счастье шума почти не было. Хорошего нашли шпиона, ничего не скажешь...
— А чему ты удивлен? Не каждый день ему приходится беседовать с магами...
Казалось, он только сейчас заметил на мне мантию темных искусств.
— Да... — протянул он, — Хорошо, давай письмо, я позабочусь, чтобы оно было доставлено по адресу.
— Держи, — протянул ему сложенный вчетверо клочок пергамента, — только не вздумай читать!
— Что ты?! — испугался он, — с детства не имел такой привычки.
— Вот это отлично. Ладно, мне пора.
— Храни тебя Белиар! — неуклюже пожелал он удаче.
— И тебе того же, — усмехнулся я.
На его лице появилась растерянность, и я, воспользовавшись моментом, удалился.
Дело сделано, умные люди, прочитав это послание покинут крепость, а фанатичных дураков не жалко — все равно они долго не живут, что так, что от клинка орочьего — без разницы. Солнце ослепляло, и мне пришлось склонить главу. Думаю, письмо дойдет за пару дней, а может и быстрее. Оттяну время и поразмышляю — с такими мыслями я вошел в крепость. Двор, как и прежде, пустовал, лишь одинокий раб все таскал камни. Свернув влево, я вновь очутился под мрачными сводами ратуши. Хм, пора известить Варека о моем решении.