— Странное служение для демона... — нахмурила Анна брови.
— Странное для странного...
— Что ты имеешь в виду?
— После заклинания нашего общего друга мое существо, вся сущность претерпела некоторые изменения... я уже перестал быть демоном во всей полноте этого понятия, но приобрел способность чувствовать, частично стал человеком. Существо невместимое для мира: получеловек, полудемон...
— Интересно... это, вероятно, не слабо повлияло на твою судьбу...
— Мягко сказано, — усмехнулся он, — после этого мне не было места ни в аду, ни на земле.
— Изгой? Но ты ведь все равно должен служить своему Господину...
— Ничего подобного! Ксардас освободил меня от кабалы Белиара, теперь я — отступник, единственный демон со свободной волей.
— Со свободной волей? — удивилась она, — А почему ты решил встречать новопреставленных?
— Я же сказал, что в аду мне места уже не было, среди людей, как ты понимаешь, тем более, так и решил я остаться посреди миров. Скиталец, бесприютная сущность...
— Грустная история...
— Спорный вопрос... преимуществ больше чем недостатков.
— Тебе бы следовало поучиться оптимизму у своего друга, — обратилась Анна ко мне.
— Он реалист, как и я... только вот реальности у нас совершенно разные, в прямом смысле. Да и взгляды, по понятным причинам, несколько отличаются.
— Он смог найти хорошее даже в такой ситуации, а ты...
— А что я? Я тоже принимаю все происходящее с определенным смирением, вот энтузиазма у меня действительно нет
— Вот, а должен бы быть.
— С чего вдруг? Его время — бесконечно, мое на исходе, и мне даже представить сложно, что ожидает меня в вечности, если я не остановлю войну богов.
— С вашего позволения, я удалюсь, позовешь, когда буду нужен, — проговорил демон, растворяясь.
|
|
— Зачем постоянно думать о смерти?
— Странный вопрос, к некроманту...
— Перестань прикрываться черной мантией!
— Не думаю, что мои иссохшие мощи будут более приятны женскому глазу... — съязвил я.
— Зачем ты так? Я не о том, и ты это прекрасно понимаешь...
— Человек должен помнить о смерти, чтобы достойно прожить жизнь.
— Помнить — да, ожидать — нет...
— Я стар и болен, если ты не знаешь о моих проблемах — это не значит, что их нет.
— Тем не менее, ты проживешь столько, сколько тебе отпущено.
— Это и так понятно, но всякий миг человек должен быть готов, к тому же меня уже ничто не
радует, а это тоже тревожный знак.
— А ты и не хочешь радоваться, кругом столько прекрасного, а ты не смотришь.
— Не вижу.
— Именно, потому, что не смотришь, — настойчиво повторила она.
— И что ты относишь к прекрасному?
— Да все вокруг прекрасно: небо, птички поют солнце светит... разве не прекрасно?
— Я могу оценить красоту, но непрестанно наслаждаться ей... это уже не по мне.
— Мне кажется, ты хочешь показаться намного более черствым, чем есть на самом деле!
— Не думаю, что ты права. Я такой, какой есть. Маски давно не нужны мне.
— А я думаю, что ты нацепил кучу масок, за которыми прячется добродушная улыбка мудрого
доброго старца.
— Сколько бы ты не пыталась сдирать с меня кожу, вряд ли за ней ты отыщешь хоть тень
эмоции или чувства...
Анна поморщилась.
— Зачем такие образы? Мне не по себе становится, когда слышу подобное.
— Мне так привычнее. Как формируется человеческая речь? Что-то человек почерпывает из общения с другими, что-то из прочитанных книг... больше скажу, если человек жил в одном обществе, а потом провел долгие годы в другом, то речь его изменяется.
|
|
— На что ты намекаешь? Что давно ушел от мира? Тогда, по твоей же логике ты вообще язык человеческий забыть должен...
— Как буквально ты все понимаешь, — поморщился я, — я говорил несколько о другом. Сказав, что язык меняется в ином обществе, я имел в виду, что стал общаться с демонами, ну, а какую литературу я читаю — ты тоже видела... поэтому неудивительно, что в моей речи проскальзывают подобные образы...
— Прости, я не подумала...
— Ничего страшного, большинству людей это не свойственно...
Она тяжело вздохнула.
— И все же твой цинизм убивает.
— Это нормально, для мага стихии смерти, — усмехнулся я.
— Тебе не кажется, что мы ходим по кругу?
— Чем больше человек думает или говорит об одном и том же — тем ближе он становится к истине.
— Или... начинает сходить с ума...
— Зависит от мудрости или же, напротив, глупости человека.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Мудрый грибник дважды посмотрит под деревом, глупый один раз глянет и пройдет мимо. Если человек мудр, то каждую мысль, каждую деталь проверит дважды, а в награду получит знание, знание, о котором и мечтать не смел...
— Но ведь можно встать на одном месте и думать лишь об одном, так пройдут долгие годы, и ты не увидишь всего остального.
— Все взаимосвязано, и, если ты постигаешь одно, то, неминуемо захватываешь и часть другого, а, во-вторых, лучше познать что-то одно в совершенстве, нежели ты будешь знать несвязные обрывки.
— В науке так, но в плане личностном...
|
|
— А что есть наука? Познание себя, своего внутреннего мира, своего места в мироздании, не есть ли первостепенная наука? Если человек не постигнет себя самого, то он вряд ли постигнет что-то иное, необходимое и важное, ибо, не имея стержня внутри себя, который есть понятие себя ощущение Бога в себе, он сломается. Ведь любое знание, помимо великого блага — тяжкий груз, и, если человек будет не в силах нести его, то он сломается... я заметил, что взгляд воительницы помутнел, я перегрузил ее, надо дать ей отдохнуть.
— Мы оба устали, думаю, на некоторое время стоит прерваться...
— Да, согласна с тобой, — услышав это, я прошептал слова заклинания и отправился наверх.
Надо сказать, что меня эта беседа вымотала не меньше ее, все боялся, что демон ляпнет что-нибудь лишнее, про ритуал, да и вообще, однако, он был просто не подражаем. Удивительный дар общения... пожалуй, даже немыслимый для человека: он ни разу не солгал и при этом не сказал лишнего, просто поразительно! Как умело обошел он кровавый ритуал, рассказав лишь часть... одним словом — настоящий друг, люди и мечтать не могут о таком. Вновь возвращаюсь к удивительной мысли: уйдя от мира, разорвав все связи с ним, похоронив в памяти множество друзей, я нашел такого друга, о котором человек и мечтать-то не может. Демоническое создание впитало лучшие качества человека: искренность, верность и способность к пониманию... многие ли, живущие среди людей могут похвастаться таким? Сильно сомневаюсь...впрочем, за все мы получаем воздаяние, в этом есть своя, особая логика: то, чего я не нашел в миру, пришло ко мне за его пределами. Действительно, мы постоянно чего-то ищем, порой отчаиваемся, забывая заглянуть в самый дальний уголок... ведь порой мы ищем желаемого в одном месте, продираясь сквозь тернии, а оно окликает нас сзади, из какого-нибудь темного угла. Многозначительно кашляет, пытаясь привлечь наше внимание, но мы лишь раздраженно ворчим, отмахиваясь... а оно ждет, ждет, когда, наконец, обойдя весь мир, мы заглянем в темный уголок и найдем его. Хотя, почему мир? Мироздание! Именно мироздание, ведь многого истинного богатства в этом мире не найти, блаженство я, к примеру, испытал лишь стоя у райских дверей...
Даже там сопровождал меня демон... временами, мне кажется, что он следит за мной даже их того, темного мира. Но следит не как прочие демоны, чтобы в трудную минуту подтолкнуть ко греху, а напротив, оказаться рядом и помочь. Ведь именно так и получалось всегда, когда я был на грани — он своими словами, а порой даже молчаливым присутствием давал понять, что я не один. Он удивительно чувствует меру... ведь не всегда нужны слова, порой, они бывают лишними, не нужными, порой достаточно просто знать, что рядом существо, которому не наплевать на тебя... пусть даже это существо демонического плана.
Отдельного внимания заслуживает то, что Анна, кажется, начинает принимать моего друга, наконец-то с ее глаз спадает пелена, она учится смотреть на душу, а не на обличие. Как бы ни упирался демон, а душа у него есть, причем чудесная душа, светлая. Он — существо непонятное для мира, нарушающее все законы мироздания... само его существование ставит под угрозу мироздание. Мироздание постоянно изменяется и потому опоры его очень шатки, их легко выбить, удивляюсь, что оно выдержало такой удар. Возможно, впоследствии Анна научится общаться с мои другом, перестанет бояться зеленых демонических крыльев... хотя, она всю свою жизнь прожила в миру и, возможно, уже пропиталась его ядом... она странный человек, заглядывая в ее глаза, я виду лишь противоречия, и никогда не знаю чего ожидать от следующей встречи, следующего разговора. Даже согласившись изучать магию, она не прилагает к этому души, не исключаю даже, что я ей не приятен, хотя она это умело скрывает... кто ее поймет? Мне становится сложно с ней общаться, последней разговор — просто непостижимая наглость. Она ведет себя так, будто бы знает меня лучше меня самого... пытаться доказать темному магу, заклинателю демонов, что он еще жив — неслыханная дерзость, мне стоило немалого смирения, чтобы сохранить мудрое спокойствие... впрочем, срываться я давно перестал, всплески возмущения практически незаметны на глади равнодушия, овладевшего моей душой многие годы назад. Подавление эмоций и чувств со временем входит в привычку, и бесчувственность становится нормальным состоянием... Анна заставляет меня проявлять эмоции, а это слишком опасно, с моими силами разум должен быть превыше всего. Мироздание уже расшатано: воины богов, демон с человеческим сердцем, кажется, любое дуновение ветра может сломить опору и мир рухнет. К тому же в этом мире слишком избранников, пять человек носит в себе Божественную силу и далеко не каждому удается достойно контролировать ее. Безымянный молод и горяч, он такого натворить может... под его знамя встанут люди и мир перевернется, поэтому необходимо как можно быстрее увести его отсюда, то же касается Анны... это вообще отдельный разговор, ее либо уводить надо, либо... демон сказал, что иначе придется убить, но мне кажется, есть более удачный способ решения этой проблемы. Если она не согласится уйти со мной, я просто лишу ее силы. Если мне удалось собрать магическую силу всей земли, то отобрать у нее силу будет не так уж сложно, да и упираться она явно не станет, ей только лучше: в этом мире останется, вернется к привычной жизни и через пару недель напрочь забудет о черном маге, некогда знакомом ей. За многие годы я научился не оставлять след в чужих сердцах, складывается впечатление, что с детства я готовился к тому, чтобы покинуть этот мир навсегда. Моего отсутствия никто не заметит, тот же Диего наверняка уже забыл обо мне, да и Мильтен вряд ли вспомнит «доброго учителя»... ни в чьем сердце я не оставил своего черного следа, не запятнал человеческой святыни прикосновением смерти, протекающей сквозь руки некроманта. Мир возненавидел меня, и, возможно, к этому изначально все шло: Бог знал, что я должен буду уйти, и так все устроил, чтобы я заставил мир возненавидеть себя... в этом есть определенная мудрость жизни: жить так, чтобы твой уход не отозвался мучениями чужого сердца, и уж с этим я справился на славу! Пожалуй, единственный, кто мог скучать по мне, кому бы меня не доставало — демон. Но он, в какой-то форме отправится со мной, сам же сказал, что будет посещать меня через сны, ведь во сне стираются грани миров, реальности смешиваются. Открывается проход между мирами, и сущности других миров проникают в твой, или же ты проникаешь в их миры, что, по большому счету, не имеет значения. Если две сущности разных миров, или даже разных мирозданий захотят встретиться, то пространство сна будет лучшим местом для них. Так и мы, нелюдь и демон сможем бесконечно встречаться во снах, пока я не помру... впрочем... возможно, мне удастся найти способ призвать его в тот мир, воплотить в ином мироздании, кто знает... все зависит от свойств того мира, есть ли в нем место магии? Будут ли там действовать мои силы? Не буду лукавить, вопрос этот не безразличен мне: маг связан со своими силами духовно, при таинствах посвящения в душе происходят перемены, к тому же человек перед богом клянется, что его жизнь отныне и навеки будет связана со стихией выбранного божества, будь то огонь или, скажем, вода. Лишь тьма не требует клятв. Почему? Белиар — отец лжи, сложно представить, чтобы он принимал чьи-то клятвы, думаю, его весьма забавит верность собственных слуг, особенно, когда слышит, мол, никогда тебя не предадим, они-то не предадут, а вот он при первой же удобной возможности забудет обо всех своих обещаниях и подставит своих служителей, будто и не знал их. Меня от столь горькой участи в свое время спасло благоволение Аданоса. Хотя, сейчас уже сомневаюсь, что спасло именно его благоволение... думаю, за меня заступился Бог, о котором я тогда и не подозревал... Он должен быть явлен миру, и Он будет явлен. Когда спадет идольское иго, люди поймут, что верили не тем, и начнут искать истину, потому что все равно будут знать, что Кто-то этот мир сотворил, тогда и откроется им истинный Бог.
Но что будет с силами? Помимо привязанности духовной, я себя помыслить без них не могу, уже лет сорок полы не мыл, да по хозяйству ничего не делал, для всего призывал слуг. Я стар и болен, не могу представить, если все это мне придется делать самому... так я точно долго не проживу, однако, я давно перестал цепляться за жизнь, смерть не страшит меня, но радует перспективами, которые откроются передо мною по окончании земного бытия. Я, конечно, грешный человек, падший, в глазах людей — вообще порождение ада. Но Господь — зрячий среди слепых, Он смотрит в сердце, да и Милость Его нескончаема, и, если люди отвергают, или даже проклинают человека, Господь принимает его, ведь, несмотря на мнение людей, на все их проклятия, человек не перестает быть возлюбленным чадом Господа. Я бы даже сказал, наоборот. Безусловно, у Бога любимчиков нет, но здесь дело в другом: кому нужно больше заботы: устроенному юноше, который не стеснен в еде, одежде, или же подростку, выброшенному на задворки жизни? За такими людьми Господь призирает особенно.
Глава 6