– Одного отказа достаточно, – спокойно пояснила она. – Зачем спрашивать еще? Вы, конечно, апостолы, и мы обязаны уважать вас, но вы – люди старого мира. Новым миром должны править новые люди, те, кто понимает, что милосердие применимо только к Верным. Милосердие к Погибшим преступно.
Я встал на ноги и оглянулся в поисках поддержки. Позади меня стоял Марк, а рядом с ним – инспектор Санти, который, видимо, тоже вышел из машины, чтобы узнать, что происходит.
– Вы очень кстати, инспектор Санти, – сказал я. – Арестуйте эту женщину. Она совершила преступление. Она убийца.
– Не могу. В ее действиях нет состава преступления.
– Как?!
Инспектор Санти опустил глаза. Я перевел взгляд на Марка.
– Он прав, Петр. Сегодня первое марта. Ее действия абсолютно законны.
– В машину! – воскликнул я. – Нам здесь больше нечего делать. Скорее, мы должны немедленно сообщить Господу о том, что происходит! Ох, Марк! Если таковы Дети Господа, то каковы Его Псы! – проговорил я, плюхнувшись на сиденье.
Весь остаток ночи, до самого утра, мы пытались связаться с Эммануилом. Но тщетно. То была наглухо занята линия, то его не оказывалось нигде, куда нам удавалось дозвониться. Только на следующее утро, включив телевизор, я понял, в чем дело. Всю ночь (то бишь весь день) Господь принимал присягу у духовенства и выборных граждан Североамериканских Штатов. Великолепный Нью‑Йоркский неоготический собор из стекла и металла был заполнен до отказа и залит солнечным светом, сияя, как гигантский кристалл. Господь сидел за алтарем, милостиво принимал знаки почтения и верности и раздавал священный хлеб и вино.
Только в полдень был издан указ о моратории на действие «Закона о Погибших» на тридцать дней, где Господь мягко журил некоторых Верных за «чрезмерное рвение» и убеждал принести присягу всех, кто этого еще не сделал. Остальным великодушно разрешалось покинуть владения Эммануила при условии, что они не возьмут с собой никакого имущества.
|
|
Вечером мы с Марком в сопровождении охраны спустились в городские подземелья. Участок катакомб был старинный, с кирпичной кладкой, возможно, еще периода Римской империи. По крайней мере кирпичи там были длинные и тонкие, как блины. По моим расчетам, мы находились где‑то недалеко от форума, может быть, под Капитолийским холмом.
Охрана светила по стенам фонариками. Впереди влево от туннеля отходила галерея. Из тьмы за поворотом навстречу нам шагнули два вооруженных парня. Марк кивнул им, как своим, и нас безропотно пропустили.
– Направо, – сказал Марк. – Уже рядом.
Рукав был совсем коротким и заканчивался глухой стеной. У ее подножия на небольшом возвышении стоял каменный саркофаг без крышки. Над ним в центре стены висела железная пятиконечная звезда лучом вниз.
– Сатанисты, – уверенно сказал я.
По четырем углам саркофага располагались огарки свечей. И еще одна в головах. Мы подошли вплотную.
– Посвети! – приказал Марк одному из телохранителей.
Он осветил внутреннее пространство саркофага, и я отшатнулся. В гробу лежал парень в черном.
– Да не шарахайся ты! – усмехнулся Марк. – Он мертвее мертвого.
Я заставил себя вернуться и посмотрел внимательнее. В груди у парня торчал кинжал с рукоятью, украшенной Символом Спасения.
– Похоже на жертвоприношение, – сказал я.
|
|
– Похоже, – согласился Марк.
– Кто он?
– Пока не знаю.
– Давно умер?
– Не меньше трех дней. Мы его нашли два дня назад.
– Странно. Марк, это нормально? Он как будто только уснул…
Черные волосы, как у Искарти. Но совсем юное лицо. Мальчишке было лет шестнадцать. Первый пушок над верхней губой, Красив, даже очень. И смерть ничуть не тронула его красоты. Даже цвет лица как у живого.
– Не нормально, – сказал Марк. – Его как‑то поддерживают в таком состоянии.
– Ты показывал его Санти?
– Нет пока. С тобой хотел посоветоваться.
– Покажи. Пусть эксперты посмотрят.
– Хорошо.
– А как ты на этих вышел? «Союз Связующих»?
– Очень просто. Проследили.
Я задумался.
– Интересно, а для чего они вылезли на свет голубок резать? Здесь, что ли, места мало?
Марк пожал плечами.
– Хрен их знает! Может, обряд другой или почуяли что‑то…
– Или полнолуние…
– Может, и полнолуние.
– А слуга?
– Это менее интересно. Метрах в двадцати отсюда, в одном из боковых штреков. Даже не похоронили как следует – так, мусором завалили. Зато воняет уже на подступах.
– Ну, веди.
Второе захоронение оказалось в двух поворотах от первого. Я зажал нос и заставил себя осмотреть труп. Да, пожалуй, я видел этого человека. Но полной уверенности не было.
– Покажи Санти, – распорядился я. – Пусть установят хотя бы причину смерти. Возможно, мы потеряли время.
– Да не потеряли! Здесь два лишних дня роли уже не играют. А отчего он умер, я тебе и так скажу. Прирезали его.
Полицейские эксперты добавили нам деталей. Во‑первых, труп юноши в саркофаге был забальзамирован, причем дней десять назад, а то и больше. Это уже походило на поклонение святому. Бывают у сатанистов святые? Почему нет? Если святость в Боге – вечная жизнь, святость в Люцифере – вероятно, вечная смерть,
|
|
Слуга был убит ударом кинжала в сердце. Возможно, того же самого или точно такого же. Перед этим его накачали наркотиками.
Так! Еще одно жертвоприношение!
Все это Санти выложил перед Иудой Искарти и его товарищами. Они только лукаво улыбались, мол, ничего вы не понимаете, и молчали. «Мы будем говорить только с Господом» – и идите на хрен!
ГЛАВА 7
Господь вернулся недели через две в отличном настроении. Мы встречали его в аэропорту. Он ласково улыбнулся нам и благословил всех поочередно.
Миссия его удалась. США и Мексика были наши. Не ожидал я такой прыти от Североамериканских Штатов – этого сектантского заповедника. Впрочем, богатея, сектанты добрели и становились пофигистами. Новое поколение явно предпочитало спокойную жизнь. К тому же договор с Эммануилом предполагал некоторое самоуправление.
Южная Америка пока сохраняла свою независимость. На нее времени не хватило. По данным разведки, Китай собрал войска у своих северных границ и явно не с мирными намерениями, поэтому Эммануилу пришлось срочно вернуться.
– Они не сумасшедшие, чтобы начать со мной войну, – сказал Господь. – Но Востоком тоже надо заниматься. Запад сам упадет к нам в руки.
Я доложил Эммануилу об аресте его предполагаемых убийц.
– Ну хоть какая‑то от тебя польза, Пьетрос, – порадовался Господь. – Молодец. Кто они такие?
– Некий «Союз Связующих». Похоже, что сатанисты. Птичек режут. И если бы только птичек! На них два трупа. Тоже похоже на жертвоприношения. Иногда трупы бальзамируют и делают их предметом поклонения.
Господь задумался.
– «Союз Связующих»? – медленно повторил он. – Интересно. Что ты еще знаешь?
Я рассказал подробности. Эммануил помрачнел.
– Что они сами говорят?
– Ничего, Господи. Они не желают отвечать никому, кроме вас.
– Так… Ну что ж, я, пожалуй, с ними пообщаюсь. Пусть их приведут ко мне… Завтра. В одиннадцать.
Вечером Иоанн пригласил нас с Марком к себе на ужин и самозабвенно хвастался американскими фотографиями. На одной из них ангелочек стоял рядом с Господом на фоне глубокого ущелья в окружении нескольких зловещих красных скал.
– Это ущелье Армагеддон, – прокомментировал Иоанн.
– Мне казалось, что Армагеддон в Палестине, – заметил я.
Он посмотрел на меня с уважением.
– Верно, в Палестине. Но и в Америке тоже. Они любят воровать названия. А к ацтекам Господь приплыл рано утром, под сияющей Венерой, на плоту из змей.
– На плоту из змей?
– Да. И змеи были живыми и извивались, играя своими кольцами, пестрые, черные, пятнистые. А Господь стоял на них недвижим, словно это твердь. И его лицо, опаленное солнцем Америки, овеянное ее ветрами, напоминало профиль императора на медной монете.
– Какой пафос, Иоанн! Тебе надо писать романы.
– Да, я знаю… О если бы вы это видели! Индейцы пали перед ним на колени и кричали: «Кетцалькоатль, Бог Утренней Звезды, вернулся к нам!»
– Красиво, конечно. Но, Иоанн, зачем ему это нужно? Ацтеки давно католики.
– Затем, что Адонай эхад [23]. И Господь хочет, чтобы все это поняли. Ему не нужна религиозная рознь. К тому же национальные традиции много значат.
Господь выбрал из религии ацтеков лучшее, что в ней было. Когда конкистадоры приплыли в Америку, они обнаружили государственный культ с человеческими жертвоприношениями. Племена воевали друг с другом не ради победы, а для захвата пленных, чтобы принести их в жертвы богам, чтобы солнце всходило, вращались небесные сферы и вовремя выпадали дожди. С юной девушки‑жертвы сдирали кожу, жрец тут же облачался в нее и продолжал жертвоприношения.
Возникли дискуссии о том, люди ли индейцы или порождения бесов, каиниты, произошедшие от блуда людей с демонами. Бывало, что их насильно крестили и сразу убивали, чтобы они гарантированно попали в рай. Средневековый цинизм.
Так было, пока не нашли отшельников, поклонявшихся духам, не признававших жертвоприношений и ждущих прихода Кетцалькоатля. Часть народа была спасена – та, что теперь католики.
Утром следующего дня, около одиннадцати, мы с Марком были в станцах Рафаэля [24]. Точнее, в станце Гелиодора. На фреске справа от меня стража хватала Гелиодора, похитившего золото из Иерусалимского храма. За процессом наблюдал папа Юлий II на носилках и группа людей в средневековых одеждах. А впереди, над дверью в станцу Сигнатуры, где теперь находился кабинет Господа, ангел выводил из темницы святого Петра.
В углу между Петром и Гелиодором, под охраной полицейских, стояли арестованные члены «Союза Связующих». Иуда Искарти посмотрел на меня и очень вежливо попросил:
– Господин Болотов, передайте, пожалуйста, Господу, что мы будем говорить с ним только наедине, без охраны.
– Вы с ума сошли! – бросил я и открыл дверь кабинета.
Эммануил сидел за столом под небесно‑голубым знаменем с золотым Знаком Спасения. Выше располагалась фреска «Спор о святом причастии». Сверху – Бог Отец с земным шаром, почему‑то напоминающий сорбоннского профессора, под ним – кроткий Христос, благословляющий двумя руками с ранами от гвоздей, и у его ног – Святой Дух в форме голубя. Еще ниже – алтарь с сияющей облаткой и вокруг – клирики, обсуждающие истинность евхаристии. Эммануил продолжил эту вертикаль…
Знамя висело непосредственно под алтарем, не закрывая существенных деталей фрески, но несколько наползая на нее. Внутри Знака Спасения имелась шитая золотом надпись: «RGES». Она была мне незнакома.
– Rex Gloriae Emmanuel Salvator [25], – расшифровал Господь, заметив мое любопытство. – Ты еще не забыл латынь, Пьетрос?
– Нет.
– Они здесь?
– Да, но…
– В чем дело?
– Они хотят говорить с вами только наедине.
Господь тонко улыбнулся.
– Так пусть заходят.
– Но…
– Не беспокойся за меня, Пьетрос. Это не опасно. Выполняй!
Я подчинился, и заговорщики вошли внутрь, а мы с полицейскими остались за дверью.
Время тянулось до отвращения медленно. Я в волнении слонялся по комнате. От «Изгнания Гелиодора» к «Освобождению Петра», от «Ареста Атиллы» к «Мессе в Болонье». Почему‑то большинство фресок в этой комнате носили юридический характер. Разве что кроме последней. «Месса в Болонье» была посвящена чуду тысяча двести шестьдесят третьего года, когда во время литургии из облатки для причастия истекли капли крови.
Марк занимался такими же бессмысленными шатаниями. Иногда мы сталкивались посреди комнаты, но не смотрели друг другу в глаза.
Наконец дверь комнаты отворилась, и мы услышали голос Спасителя:
– Марк, Пьетрос, идите сюда,
Мы бросились в кабинет и почти одновременно застыли на пороге. Заговорщики лежали на полу, все пятеро. Они были мертвы. Я почему‑то сразу понял это, хотя на телах не было ни царапины. По крайней мере на первый взгляд.
– Уберите это, – спокойно сказал Господь.
– Что здесь произошло? – испуганно спросил я и посмотрел на Эммануила. Он стоял спиной к столу, сложив руки на груди.
– Казнь.
– Но ведь не было приговора!..
– Пьетрос, меня поражает твоя любовь к официозу, – он усмехнулся. – Раньше ты не страдал формализмом. Нет приговора, говоришь? Сейчас напишу, – и он повернулся к столу. – Кстати, Пьетрос, за тобой еще те священники, которых я оставил в живых на время поездки в Америку. Я не заставляю тебя организовывать казнь, есть люди, которые сделают это значительно лучше, но видеть тебя там очень хотелось бы. Так что добро пожаловать. Недельки через полторы. А пока займитесь мертвецами. Я не хочу видеть здесь полицию.
Мы вытащили трупы из кабинета. При этом Марк быстро осмотрел их с почти профессиональным интересом.
– Опять остановка сердца, как тогда, в Москве? – спросил я. – Смерть по приказу?
Марк повернул руку Иуды Искарти ладонью вверх. На кончиках пальцев у него были следы от ожогов. Я посмотрел на лицо убийцы. Здесь тоже было что‑то не так. Слабые, еле заметные ожоги губ. Я перевел взгляд на Марка. Он кивнул,
– То же самое с остальными.
– Отчего они умерли? – спросил я, когда мы спускались по лестнице на первый этаж. – Ты ведь в этом что‑то понимаешь, да?
– Понимаю, но не в этом случае!
Только тогда мы вызвали по телефону инспектора Санти и сдали тела полиции.
Потом в прессе появилось официальное сообщение о том, что покушение на Господа было организовано сатанистским «Союзом Связующих». Преступники казнены. Как – не уточнялось. Личность юноши в саркофаге была установлена: некоторое время он тоже входил в «Союз». Возможно, жертвоприношение было добровольным.
В общем‑то очень естественно: сатанисты пытаются убить своего главного врага – Господа. Но что‑то не стыковалось. В деле было полно недоговорок и неясностей.
Казнь священников состоялась почти через две недели на площади святого Петра. Мы были рядом с Господом на балконе храма. На другой стороне площади полукругом стояли двенадцать шестов, к которым привязали виновных. Между храмом и шестами – толпа зевак. Я посмотрел туда внимательнее. Неужели будет сожжение? Мне жутко не нравилась мысль о том, что тот, кто спас меня от костра, теперь сложил свои костры. Но нет, возле шестов не было хвороста. Только полицейские удерживали толпу метрах в десяти от приговоренных и никого не подпускали ближе.
Зачитали приговор. Все как положено, громко, в микрофон, с усилителями. Тогда Господь поднял руку и указал на шесты. И над ними вскипело небо. Заклубилось, вспыхнуло и разорвалось. И на площади, словно отражение небес, вспыхнули двенадцать факелов. Всего лишь на мгновение, на долю секунды. И ничего не осталось, кроме кучек пепла. Тогда я понял, что стою на коленях, и все апостолы стоят на коленях, и вся площадь. Я видел это сквозь ограду балкона.
– Они вычеркнуты из Книги Жизни, – сказал Господь. И я готов поклясться, что его слышала вся площадь, хотя он не повышал голоса и у него не было микрофона, такая установилась тишина. – Их больше нет, а значит, их никогда не было. И так будет со всеми моими врагами. От них не останется ничего, кроме пепла, и пепел будет развеян. Верным же – благословение.
Господь поднял руки и благословил площадь, а потом и нас. Я поднялся с колен. Голова у меня кружилась.
Эммануил не отпустил нас с Марком после казни и приказал сопровождать его во дворец Киджи на площади Колонна, где после переезда располагались правительственные службы. Здесь у него был еще один рабочий кабинет (кроме Станцы Сигнатуры и кабинета во дворце Инквизиции, как теперь частенько именовали дворец Монтечитторио).
– У меня к тебе новое поручение, Пьетрос, – сказал он, когда мы вошли в кабинет. – Рим – это временно. Столицей мира должен стать Иерусалим. И ты…
В этот момент зазвонил телефон. Господь поднял трубку. И сразу нахмурился.
– Да. Идут сюда? Самоубийцы! Они что, решили устроить демонстрацию? Я знаю, что сегодня последний день. Да… Кто их ведет? Ах так! Под моими окнами? Пусть проходят… Они сами этого хотели. Не надо полиции.
Эммануил положил трубку, и я вопросительно посмотрел на него.
– Сейчас увидите. Подойдите к окну.
По улице ко дворцу приближалась процессия людей. Все они были налегке, ничего не несли с собой. Толпой предводительствовали трое: двое мужчин и женщина – все в длинных белых туниках, с непокрытыми головами и сандалиях на босу ногу.
– Кто это? – спросил я.
– Святой Франциск, Хуан де ля Крус и Тереза Авильская. Выводят Погибших из Рима.
– Святые?
– Боюсь, что теперь уже нет, – спокойно ответил Господь. Он подошел к столу, выдвинул ящик и вынул оттуда пистолет. – Пьетрос, возьми. Осторожно, заряжен.
Я взял.
– Ну, убей своего беглеца, исправь свою ошибку.
– Святого Франциска?!
– Он больше не святой.
– Но я никогда не стрелял из пистолета! Я не служил в армии.
– Это очень просто, Пьетрос. На вытянутую руку. Прицелься. Та‑ак.
Моя рука предательски дрожала, и я начисто забыл о том, что с чем надо совмещать, когда прицеливаешься.
– Ну! Жми на курок!
– Не надо! – Марк выхватил у меня пистолет. – Он же ничего не умеет, Господи! Только пули переведет. Смотри, как надо!
И он твердо, профессионально прицелился. Раздался выстрел. Но никто из святых не пострадал. Никто не дрогнул. Они вели процессию дальше, словно ничего не произошло.
– А вот тебе, старому солдату, не положено промахиваться, Марк, – медленно проговорил Эммануил. – Я это запомню. А теперь убирайтесь! Оба!
– Позвольте, я попытаюсь еще? – осторожно спросил Марк. – У меня что‑то с рукой…
– Вон! Если мне надо будет кого‑нибудь убить, я обойдусь без пистолета. Чтоб я вас больше не видел!
Мы вышли из кабинета и спустились вниз. Потом я узнал, что демонстранты шли от Аппиевой дороги через базилики Сан‑Джованни и Санта‑Мария Маджоре, мимо основных правительственных зданий, к Ватикану. Они, конечно, не знали, что Господь во дворце Киджи, просто аккуратно обошли все места, где он может быть, и повернули на север у Ватиканских стен, оставив цветы на месте казни священников на площади святого Петра. Их не остановили. Процессия долго и занудно тянулась мимо нас, обтекая триумфальную колонну Марка Аврелия, увенчанную статуей святого Павла.
– Как ты думаешь, что он с нами сделает? – спросил я. – Может, присоединимся?
Марк сурово посмотрел на меня.
– Я не одобряю убийств без суда и неисполнения обещаний. Если Господь обещал, что все, кто пожелает, смогут беспрепятственно покинуть город, значит, они должны его покинуть. Но я не предатель. Служу тому, кому служу. А что он сделает с нами, то и сделает – его право, Пошли. И только попробуй сбежать. Господь должен легко найти нас, как только мы ему понадобимся.
И я поплелся вслед за Марком.
В эту ночь я так и не смог заснуть. Мне грезилась казнь на площади святого Петра, пламя, упавшее с неба, и гневное лицо Эммануила. Наконец мне надоело без толку валяться. Я встал часов в пять и сам сделал себе бутерброды. А около шести раздался звонок в дверь, чего, собственно, и следовало ожидать. Я даже не удивился, увидев у входа инспектора Санти в сопровождении полицейских.
– А, здравствуйте, инспектор, заходите, – спокойно сказал я. – Забавно у нас с вами получается: то вы мне обязаны подчиняться, то я вам. Куда я должен идти?
– Следуйте за нами.
Я пожал плечами и послушался.
Привезли меня не в тюрьму – во дворец Киджи, но я не понимал, хорошо ли это.
У дверей все того же кабинета Господа мы нос к носу столкнулись с Марком. Он тоже был под охраной.
– Как думаешь, он нас сразу испепелит или сначала выведет на площадь? – спросил я, кивнув на дверь.
– То, что он не испепелил нас вчера, несколько обнадеживает.
Нас втолкнули в кабинет одновременно, и мы вновь оказались перед лицом Господа. Он долго молчал и изучающе смотрел на нас. Признаться, пауза была мучительной.
– Ладно, – наконец сказал он. – Я вчера несколько погорячился. Ты прав, Марк, обещания должны выполняться. Если я обещал, что в течение месяца Погибшие могут покинуть город, значит, пусть уходят живыми и невредимыми. Просто меня слишком расстроили гибель стольких душ одновременно и люди, считавшиеся когда‑то святыми, ведущие их в пропасть. Великая любовь часто приводит к великой ненависти… А ты, Пьетрос, всегда был слюнтяем. Но слюнтяйство – еще не предательство. 0т людей следует требовать только то, на что они способны. Я вас прощаю.
Мы вздохнули с облегчением.
– Однако мы вчера не договорили, – продолжил Господь. – Я хотел поручить вам Иерусалим. Вы должны подготовить город морально и идеологически к тому, что он станет моей столицей, столицей мира. И это поручение остается за вами. Завтра, и ни днем позже, вы должны вылететь в Тель‑Авив.
ГЛАВА 8
В аэропорту имени Бен‑Гуриона под Тель‑Авивом нас встречали у трапа самолета как официальных гостей.
– Арье Рехтер, представитель президента, – произнес длинный интеллигентный еврей в дорогом сером костюме и неярком галстуке. Удивительный стиль для здешних мест. Как мы потом убедились, местное население, как правило, не признает ничего, кроме маек, джинсов и шортов. – Я буду сопровождать вас в отель «Rex David» [26]. Прошу в машину.
Нас погрузили в роскошный черный «Мерседес» последней модели и повезли в Иерусалим.
Арье Рехтер оказался весьма разговорчивым человеком и взял на себя роль экскурсовода.
– Вот, посмотрите налево, правда, отсюда не видно, но там дальше будет «оазис стариков» Неот Кедумим, заповедник библейской растительности. Правда, не все сохранилось…
– Неопалимая купина есть?
– Нет. Неопалимая купина только на Синае. – Этот факт явно расстраивал нашего гида. – Пытались пересадить, но она больше нигде не растет… А теперь опять налево. Видите, поселок Абу‑Гош. Назван по семейству Абу‑Гош, поселившемуся здесь в шестнадцатом веке и взыскивавшему пошлину с направлявшихся в Иерусалим. Древня находится на месте библейского города Кирьят Иеарим, куда был возвращен захваченный филистимлянами Ковчег завета…
Минут через десять после Абу‑Гош мы въехали в Иерусалим. Всего‑то дороги минут сорок пять! Меня всегда поражали микроскопические европейские масштабы, но здешние места были, похоже, еще компактнее.
– А где Масличная гора и Гефсиманский сад? – поинтересовался я.
– За старым городом. Это восточнее. Только вы не ходите туда одни. Если захотите совершить экскурсию, мы выделим вам охрану. Терроризм, знаете ли, особенно последние два года. Мы, конечно, боремся, но… Раньше во всех путеводителях писали, что путешествия по Израилю совершенно безопасны, даже для одиноких женщин, но теперь… – Арье вздохнул и печально посмотрел на нас темными еврейскими глазами так, что мы сразу поняли, что одинокие апостолы Эммануила находятся в куда большей опасности, чем одинокие женщины.
Я вспомнил дорогу из Тель‑Авива в Иерусалим: пустыня да голые скалы. Тоже мне! Земля доброго слова не стоит, а эти все никак поделить не могут. Что только в ней нашли? Еще меньше я понимал, что наш Господь нашел в этом пыльном восточном городишке. По‑моему, даже Рим лучше.
Отель «Царь Давид» оказался весьма роскошным, даже не к чему придраться. Мы неплохо отдохнули и на следующий день, как и было запланировано, отправились в Кнессет.
Говорить, как всегда, пришлось мне. Марк только стоял рядом, молчал и исподлобья глядел на такое количество евреев, собранных в одном месте.
– Я рад приветствовать уважаемых депутатов Кнессета, – вежливо начал я. – Создание Всемирной Империи близится к завершению, и Господь Эммануил велел передать возлюбленному народу своему, что он собирается перенести свою столицу в Иерусалим и исполнить обетования, данные Аврааму и Исааку, а позже Моисею, если народ его примет и признает его власть. А именно: Моисею были обещаны земли «от моря Чермного до моря Филистимского и от пустыни до реки», то есть от Эйлатского залива до Средиземного моря, а на востоке до самого западного изгиба реки Евфрат, что восточнее Халеба. К тому же, так как в обетовании, данном Аврааму и Исааку, было сказано «от реки Египетской до реки Евфрат», к Израильской автономии отойдет также Синайский полуостров.
– Что значит «автономии»? – выкрикнул какой‑то дотошный депутат.
– Автономии внутри Великой Всемирной Империи. Это та честь, которую Господь решил оказать вам. Больше ни один народ не удостоился автономии.
И тут я понял, что сказал что‑то не то, причем, кажется, не один раз.
– Так он называет себя Господом! – воскликнул пожилой невысокий депутат. – Богохульство!
– Еще один богохульник на нашу голову, – вздохнул его собрат помоложе.
– Мало того, господин Бруневич, он собирается отнять у нас наши земли, предложив взамен какую‑то автономию!
– Но Великий Израиль… «От Нила до Евфрата», – заманчиво, господин Шимонский?
Двумя евреями не обошлось. Почти сразу в дискуссию вступили другие депутаты, и в зале поднялся настоящий гвалт. Говорили прямо с мест, в микрофоны, причем преимущественно одновременно:
– У нас нет выбора! Он раздавит нас, как яичную скорлупу!
– Ха! Нет выбора! Масада сражалась одна против Рима! [27]
– И чем это кончилось?
– Рим собирался сделать из нас рабов, а Эммануил обещает привилегии.
– Бесплатный сыр только в мышеловках! – вмешался какой‑то явный выходец из России, судя по акценту.
– Грош цена его привилегиям, если мы потеряем независимость!
– Но «от Нила до Евфрата…» Наши предки веками мечтали об этом!
– Лучше маленькая земля, но своя!
Наконец председателю удалось навести порядок в зале, и все недовольно притихли.
– Я считаю, что нам надо подумать, господин Болотов, – заявил он. – Мы обсудим ваше предложение на закрытом заседании. Не так ли? – обратился он к депутатам.
На том и порешили, и мы с Марком с облегчением покинули зал.
Основная часть нашей миссии была выполнена, и теперь можно было с чистой совестью прогуляться по городу, чего я давно хотел.
– Ну что, будем брать охрану? – спросил я Марка.
– На фиг! – безапелляционно ответил тот. – Я на сегодня слишком устал от евреев.
И мы направились в Восточный Иерусалим. У Яффских ворот монах и раввин отлавливали туристов и настойчиво предлагали экскурсии: первый – по святым местам христианства, второй – по синагогам. Я уж было соблазнился, но увидел небольшую толпу, окружившую молодого человека с израильским флагом. Мы подошли поближе, и я заметил, что перед человеком стоит раскладной столик, заваленный бумагами, а над ним висит большой плакат с надписью на иврите: «За Великий Израиль!»
– Кнессет как всегда проявляет нерешительность и печется исключительно о личных амбициях, – вещал агитатор. – Эммануил – тот мессия, которого мы ждали многие века, тот, кто восстановит Израиль в обетованных границах и вернет ему былое величие! И он должен въехать в Иерусалим через Золотые Ворота, а мы – встречать его как царя. Кончилась эпоха парламента, как когда‑то кончилась эпоха Судей. Настало время, и пророк Самуил помазал на царство Саула, а потом Давида. И Голиаф был побежден. Как сказано в книге пророка Исайи: «Итак, Сам Господь даст вам знамение се: Дева во чреве примет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил». Подписывайте же обращение к Кнессету с требованием признать власть Машиаха [28], власть Эммануила!
– Но он называет себя Господом, – осторожно заметил кто‑то из толпы.
– Заблуждение невежественных гоев! Как были язычниками, так и остались. Что делать, если они не понимают, что Бог невидим, и способны поклоняться только идолам, живым или мертвым?
Толпа одобрительно загудела, и подписей у агитатора прибавилось. Мы тоже подписали. Он даже не обратил внимания, что у нас несколько другие паспорта, и почтительно пожал нам руки.
– Слушай, Марк, – шепотом спросил я у своего друга. – Это ты его нанял?
– Ничего подобного. Инициатива снизу.
– А‑а. Это радует.
Город бурлил. Это был не единственный агитатор. Правда, призывали к разному: признать Эммануила, не признавать Эммануила, призвать Эммануила на царство, сражаться с ним до последней капли крови, выйти к нему навстречу с пальмовыми ветвями в руках, бежать в пустыню от соблазна. Самое интересное, что у всех находились сторонники
Мы купили свежие газеты: «Маарив» и «Хаарец» на иврите и «Вести» на русском. Там была та же бодяга. Кроме того, с недоумением сообщалось, что на Иордане происходят массовые крещения евреев. С чего бы это? Никто же не заставляет!
– В этом народе очень силен дух противоречия, – предположил я.
Тем временем мы вышли к Стене Плача. Здесь собралась самая большая толпа из встреченных нами в старом городе. Не протолкнуться.
– Что там происходит? – поинтересовался я у молодого израильского солдата, скучавшего рядом в обнимку с автоматом
– Новый пророк. Он здесь уже не первый день проповедует.
Мы заинтересовались и попытались пробиться к центру. Пророк был стар и обладал воистину ветхозаветной внешностью: белая борода, длинные белые волосы и горящий взгляд. Впечатление усиливали длинные белые одежды.