– У меня нет аллергии на кошек, – сказала я, ставя руку на пояс. – Рекс тут уже два месяца, и впервые что‑то неладно.
– О'кей, – сказал он, но крылья его не шелохнулись, когда он повернулся ко мне спиной и потащил тяжелый флакон корма для артемий.
Было как‑то слишком тихо. Я подумала даже музыку какую‑нибудь включить, но стереосистема стоит в святилище, несли ее включить так, чтобы в кухне было слышно, соседям мешать будет. Исполненная истинной жалости к себе, я вытащила одну из новейших книг заклинаний и шумно плюхнула ее на кухонный стол, в самую середину. Расчихалась, подумала я, ссутулившись и листая указатель. Нет у меня аллергии на кошек. У отца была, а у меня нету.
Единственный в книге рецепт средства от чихания относился как раз к аллергии на кошек, и пока я думала, не попробовать ли все‑таки, у меня снова зачесалось в носу. Глаза заслезились, я задержала дыхание. Не помогло – я чихнула, да еще и страницу нечаянно порвала.
– Черт бы побрал! – выругалась я и обернулась посмотреть, не спугнула ли Дженкса. – Нет у меня аллергии на кошек! Обычная летняя простуда, только и всего.
Снова зачесалось в носу. Я в раздражении закрыла глаза и попыталась преодолеть позыв, издавая противные звуки, когда это не удалось. Я помнила, что видела когда‑то средство от чихания, к кошкам отношения не имеющее. Куда оно, к чертям, подевалось?
– А! – сказала я тихо, наклоняясь, чтобы вытащить старый учебник лей‑линейной магии, втиснутый между «Кондитером‑любителем» и экземпляром «Истинного ведьминого варева».
– Рэйч? – окликнул меня Дженкс, вставая на стол.
–Чего тебе? – рявкнула я.
–Помощь нужна?
Я оторвалась от того, что делала, и посмотрела. Он стоял передо мной с несчастным видом, повесив крылышки, У моих ног извивалась Рекс, и я бы растаяла, если бы не знала, что это у нее просто нет возможности приласкаться к Дженксу. Я медленно выдохнула.
– Вряд ли, – ответила я ему, открывая сорок девятую страницу. – Лей‑линейные заклинания очень просты, и я с ними
уже начала осваиваться. Если сейчас получится, то все в порядке.
Он кивнул и вспорхнул на ковш – это у него на кухне любимое место. Оттуда ему была видна я, дверь и приличный кусок сада.
Я быстро прочитала инструкцию, чтобы действовать увереннее. Я не очень хорошо отношусь к лей‑линейной магии, потому что получила классическое образование по более медленной, хотя не менее мощной магии земли. В ней используются зелья и амулеты, а энергия для работы заклинаний берется у растений, а они уже питаются ею от лей‑линий. Они ее фильтруют и смягчают, поэтому магия земли не так опасна и действует медленнее, чем магия лей‑линий, но достает дальше – изменения, созданные магией земли, обычно реальны, а не иллюзорны, как добрая половина лей‑линей ной магии. К примеру, подобрав подходящее заклинание земной магии, я могла бы стать ниже ростом, а не казаться ниже ростом.
В лей‑линейной магии для извлечения из линий энергии с Целью изменения реальности используются ритуалы и песнопения, отчего магия этого вида действует быстрее и резче, но черных колдунов лей‑линий раз в десять больше, чем черных колдунов земли. Если не считать случаев, когда приличной долей безвременья закорачивают нервную систему изменяемого, эти изменения – иллюзии, и могут быть преодолены силой воли.
Мой отец, пока был жив, постарался направить меня к магии земли. С этим решением я полностью согласна, но у меня есть и кое‑какое умение работать с лей‑линиями, и если оно поможет мне перестать чихать, что в том плохого? И, собираясь заняться белыми чарами, лежащими передо мной, я решила, что это заклинание пятисотого уровня вполне в моей власти.
Довольная, я стала собирать необходимые предметы.
– Белая свеча, – бормотала я про себя, мельком вспомнив пачку именинных свечек у меня в сумке, которую я прихватила вместе с вином из сирени. Но потом я вытащила из ящика с вилками и ножами – там она у меня хранится – свечку, которую уже зажигала пару раз. Она благословенная, что даже лучше. – Одуванчик? – Я вопросительно посмотрела на Дженкса.
– Сейчас будет, – ответил он, радостно взлетая с ковша и выскакивая в дыру для пикси в москитной сетке кухонного окна.
У меня были прошлогодние сушеные одуванчики, но я знала, что Дженксу приятно будет мне что‑нибудь собрать.
Он вернулся почти сразу, неся влажный от росы нераскрывшийся цветок. Отогнав от окна детишек, он положил одуванчик рядом с кособокой пентаграммой, которую я начертила на переносной грифельной доске. Она размером с лэптоп, и у нее есть крышка, защищающая ее при переноске.
– Спасибо, – сказала я, и он кивнул, вспорхнул и приземлился на учебнике.
– Будешь ставить круг? – спросил он несколько беспокойно, и когда я кивнула, добавил: – Я… это… посмотрю с подоконника.
Пряча улыбку, я сдвинула все барахло на одну половину стола, чтобы можно было и работать, и видеть Дженкса.
– Лекарственное заклинание, – пояснила я. – Зачем рисковать?
Дженкс промычал что‑то неопределенное. Я знала, что он не любит смотреть на меня, когда я под воздействием линии. Он говорит, что тогда в моей ауре появляется тень, которой обычно нету. А мне работать с линиями не нравится потому, что волосы электризуются, развеваются на ветру, который будто всегда дует в безвременье.
У меня заранее зачастил пульс, и я глянула на часы. Еще далеко до полуночи – времени навалом. Белой магией можно и после полуночи заниматься, но зачем испытывать судьбу?
Захватив пригоршню соли, я посыпала вытравленную в линолеуме линию.
У Дженкса быстро зашевелились крылья, когда я потянулась сознанием и коснулась маленькой и редко используемой лей‑линии, идущей через кладбище позади церкви. Вдохнула я резко, но когда выдохнула, потоки энергии уже были уравновешены. Легкое покалывание в пальцах и тяжесть в середине тела подсказали мне, что ци у меня заполнено, и я не стала брать из линии больше, чтобы голова не закружилась. Того, что есть, мне хватит на заклинание.
Испытывая неловкость, я повела плечами, будто пытаясь поудобнее надеть на себя новую кожу. Раньше я ждала несколько секунд, пока силы не уравновесятся, а теперь, с практикой, почти ничего не замечала. Волосы уже парили в воздухе, пришлось их приглаживать, и кожу покалывало над сокращающимися мышцами. Если хочется, можно открыть второе зрение и увидеть безвременье, наложенное на реальность. Только меня всегда от этого жуть берет.
– Упс! – сказала я про себя, вспомнив, что еще не зажгла свечку. Подойдя к плите, я включила горелку, бамбуковой шпажкой подожгла фитиль свечи с ванильным запахом, которой я очищаю воздух, когда что‑нибудь пригорит. Помахала шпажкой в воздухе, чтобы загасить, осторожно поставила свечу в центре стола и сбросила босоножку с ноги.
– Дженкс, где твоя кошка? – спросила я, не желая, чтобы она оказалась заперта в круге со мной.
– Здесь. Киса, киса! – позвал он, и она появилась, мурлыча, в проеме арки. Она облизывала губы, но Дженкс не волновался.
– Rhombus, – тихо сказала я, босой ногой дотрагиваясь до соляного круга. Это латинское слово запустило выученную тяжелым трудом цепочку мысленных действий, которые свели пятиминутную подготовку и собственно постановку круга к какому‑то мгновению. Я заставила себя не вздрогнуть, когда круг замкнулся со щелчком. Дженкс завертел крыльями, молекулярной толщины слой безвременья встал между нами завесой, не выпуская наружу мои воздействия, пока я буду работать над лей‑линейными чарами медицинского класса. Я импульсивна, но я не дура.
Вошла на мягких лапках Рекс, стала тереться о барьер, будто он был измазан кошачьей мятой. Я бы могла принять это за знак, будто она хочет быть моим фамилиаром – если бы она не пускалась наутек каждый раз, когда я пытаюсь взять ее на руки.
По моему пузырю поплыла противная черная испарина демонской грязи, обесцвечивая жизнерадостный золотистый цвет моей ауры. Это было визуальное отображение дисбаланса, которое несла я в своей душе, напоминание о долге, в который я влезла за то, что выкручивала реальность в состояние, очень далекое от равновесного. Настолько далекое, что сама становилась волком или заставляла Дженкса вырасти до размеров человека. Это обесцвечивание было ерундой по сравнению с тысячей лет дисбаланса из‑за демонских проклятий, которое несла на себе Кери, но все равно оно мне не нравилось.
Вся зачерпнутая мною энергия безвременья, кроме ничтожной доли, ушла в поддержку круга, но я ощущала покалывание новой просачивающейся внутрь силы. Ее запас так и будет нарастать, пока я не отпущу линию совсем. Говорят, что многие ведьмы теряли рассудок при попытках растянуть вместимость своего ци, давая давлению подняться выше, чем они могли выдержать, но у меня, когда ци переполняется, энергия может сворачиваться в голове. На это способны демоны и их фамилиары, а по эту сторону лей‑линий этим искусством владеем только мы с Кери, и то, что мы пережили встречу с Алом, не лишившись этого знания, не входило в его намерения. Основам меня научила Кери, но именно Ал расширил мое умение терпеть и сделал это искусство моей второй натурой – обрушивая на меня изматывающее количество боли.
– Слышь, Рэйч? – окликнул меня Дженкс, роняя зеленоватые искорки в лужицу в мойке. – Сегодня хуже обычного.
Хорошее настроение у меня пропало, и я нахмурилась, глядя на демонскую копоть.
– Ага, я пытаюсь это убрать, – буркнула я и подтащила набросок пентаграммы вперед.
Взяв каменный тигель, купленный в лей‑линейном магазине в Макино, я поставила его в самой нижней точке между нижним краем пентаграммы и окружающим ее кругом. Не убирая от него пальцев, я произнесла вполголоса: «Adaequo», чтобы поставить его на место и дать смысл его присутствию.
Дернулась, ощутив легкий всплеск из линии. Ах, это из этих заклинаний. Отлично.
У меня защекотало в носу, и я замерла, сообразив, что не взяла с собой салфеток.
– О нет! – застонала я в голос.
Дженкс заметался в панике, а я чихнула. Когда я подняла голову, Дженкс хохотал. Бешено оглядевшись в поисках чего‑ нибудь, чем вытереть нос, я схватила рулон шероховатых бумажных полотенец, сумела оторвать вдвое больше, чем мне нужно было, и успела поднести к лицу за миг до следующего чиха. Черт побери, надо побыстрее творить заклинание.
Здоровенный ритуальный нож, который я приобрела у жизнерадостной дамы на рынке Финдлей‑маркет, лег на середину под слова: «Me auctore», и перу было придано значение, когда я положила его со словом «lenio» в левый нижний луч звезды. Снова защекотало в носу, и я быстренько глянула в руководство.
– Iracundia, – сказала я, задержав дыхание и кладя одуванчик Дженкса на второй нижний луч звезды. Осталась теперь только свеча.
Сила во мне нарастала с каждым словом, веко подергивалось, и я поставила благословенную свечку в верхний луч звезды, надеясь, что она не опрокинется и не зальет воском доску, а то мне завтра придется весь день отмывать ее толуолом. Прежде чем дать имя месту свечки, ее надо зажечь. Помня об этом, я подхватила бамбуковую шпажку там, где оставила, и снова зажгла от ванильной свечи.
Вытирая свободную руку о штаны, я переступила с ноги на ногу и перенесла пламя на благословенную свечу.
– Evulgo, – шепнула я и вздрогнула от всплеска силы из линии, веки широко раскрылись.
О боже, опять сейчас чихну. И даже думать не хотелось, что тогда произойдет с моим заклинанием, если не успею его до того закончить.
Я заторопилась. Схватив перо, бросила его в тигель. Схватила нож и, не успев даже напрячься по поводу уродливых символов на рукояти, уколола палец и выдавила три капли крови. Лучше бы иголку для пальца, но лей‑линейная магия требует символики, так что это существенно.
Нож вернулся на место, и я вгляделась в текст, сунув палец в рот, чтобы не перемазать кровью все вокруг.
– Non sum qualis eram, – сказала я, помня эту фразу по иным чарам. Очевидно, общая для всех вызовов.
Позыв чихнуть растаял, и я вздрогнула от неожиданности, когда тигель охватило пламя. Что‑то громко ухнуло, отдавшись звоном в костях. Радостные красно‑оранжевые языки вылиняли в странно золотисто‑черные, под цвет моей поврежденной ауры – и погасли.
Вытаращив глаза, я перевела взгляд с закопченного тигля на Дженкса, парящего над раковиной. В чаше не было ничего, кроме полоски пепла и вони горелой растительности.
– Это и должно было случиться? – спросил Дженкс.
А я знаю?
– Ну, да, – ответила я, делая вид, что смотрю в книгу. – Видишь, я уже не чихаю.
Осторожно вдохнув через нос, я выдохнула, повторила попытку, уже свободнее. Плечи расслабились, я позволила себе улыбнуться. Люблю, когда удается научиться чему‑то новому.
– Отлично, – буркнул Дженкс, взлетая в воздух и повисая над пузырем, который все еще действовал. – Потому что кошку мою я никому не отдам.
Не особо задумываясь, я разорвала связь с лей‑линией. Круг исчез, и Дженкс влетел и приземлился рядом с тиглем, скривив личико гримасой отвращения. Я, довольная, закрыла книгу и стала убирать грязь, чтобы Айви ее не застала.
– А я говорила, что не надо будет… – Слова замерли в горле, потому что у меня снова защекотало в носу. – У меня нет… – начала я снова, чувствуя, как глаза лезут на лоб. Дженкс смотрел на меня с ужасом.
Со слезящимися глазами я беспомощно взмахнула рукой, и…
– Апчхи!
Я сгорбилась, волосы упали на лицо. Еще раз чихнула, еще и еще. Черт, только хуже стало.
– Да Поворот их всех побери! – выдохнула я между приступами чихания. – Я же знаю, что сделала все правильно!
– У Айви какие‑то таблетки есть, – сказал Дженкс. Я слышала его крылья, но слишком была занята попытками перевести дыхание, чтобы еще на него и смотреть. Судя по голосу, встревожен он был не меньше меня. – Они у нее в ванной, – Добавил он. – Может, помогут.
Я закивала головой – и снова чихнула. Айви прошлой весной, когда мы вернулись из Мичигана, подхватила простуду.
Три дня она шаталась по церкви, кашляя и сморкаясь – и каждый раз огрызаясь, когда я предлагала ей сделать заклинание. И каждый день пила таблетки с апельсиновым соком.
Я дышала коротко и отрывисто; в носу щекотало. Черт побери. Выскочив в коридор, я чихнула снова.
– Нет у меня аллергии на кошек! – сказала я, нашаривая на стене выключатель. Мое отражение имело жуткий вид, волосы растрепались во все стороны, из носа течет. Я открыла ящик, чувствуя неловкость, что шарю в вещах Айви.
– Вот этот, – показал Дженкс на янтарный флакон.
Я еще три раза чихнула, пока открывала эту дурацкую штуку и читала, что надо принимать две таблетки каждые четыре часа. Какого черта я полезла использовать лей‑линейную магию? Это ж какой дурой надо быть, чтобы самой себе делать медицинское заклинание? Ординаторы в «скорой» животики себе надорвут, если мне придется идти к ним за контрчарами.
Я посмотрела на Дженкса – глаза у меня полезли из орбит. Надвигался еще один чих – и он грозил быть катастрофой. Я быстро, без воды засунула две таблетки в рот и уставилась на потолок, стараясь их проглотить.
– Воду, Рэйч! – Дженкс парил над краном. – Их надо с водой!
Махнув ему, чтобы убрался с дороги, я запила их, состроив гримасу – и позыв чихнуть исчез, как по волшебству.
Не в силах поверить, я сделала вдох, потом еще один. Дженкс метался над вощеными стаканами, и я налила воды в один из них, послушно глотая противно‑теплую воду, чтобы таблетки прошли внутрь.
– Черт! – выругалась я восхищенно. – Прямо в середине
чиха прекратилось. Класс. – Я поставила стакан и взяла флакон с таблетками, чтобы прочесть наклейку. – Сколько вообще они стоят?
Дженкс застрекотал крыльями, опускаясь вместе со своим отражением.
– Они так быстро не действуют.
– Правда? – глянула я на него.
Дженкс осторожно коснулся ногами стола и остановил крылья. Он был встревожен, хотел что‑то сказать, но легкий хлопок заставил нас вскинуть головы. Пульс у меня вошел в режим овердрайва – я почувствовала, как кто‑то зачерпнул из линии на заднем дворе. Резко вдохнув, я поскользнулась и налетела на черный фаянсовый унитаз в ванной Айви, тихо вскрикнула, хлопнувшись задом о кафель.
– Ой!
Я еще и локтем ударилась.
– Ведьма! – раздался звучный голос, и я отбросила волосы с глаз – передо мной на пороге стояла фигура в мантии. – Почему, гонад Кормела ради, мой кофе отдает одуванчиками?!
Блин. Миниас.
Глава двенадцатая
– Улетай, Дженкс! – взвизгнула я, вскакивая.
Миниас рванулся в ванную Айви, гладкое его лицо скривилось морщинами раздражения. Я в панике вжалась в черное махровое полотенце, висящее между комодом и ванной.
– Не трогай меня! – крикнула я и запустила в него содержимым флакона с таблетками.
Что‑то дернулось – это он поставил круг. Дженкс что‑то завопил из‑под потолка, а беленькие таблетки бессильно отскочили от черного слоя безвременья, поставленного Миниасом.
Нужно выбраться! Слишком здесь много труб и проводов, чтобы поставить демоноустойчивый круг.
– Что за черт? – спросил Миниас недоуменно, разглядывая пойманную таблетку. Чтобы ее схватить, ему пришлось снять круг, и я неуклюже схватила спрей для волос Айви.
– Вон из моей церкви! – крикнула я, поливая демона из флакона.
Спрей‑выпрямитель с апельсиновым ароматом брызнул Минасу прямо в глаза. Завопив, он отшатнулся в коридор – и ударился о темную стену, соскользнул на пол, раскидав ногируки. Я не стала ждать и проверять, отключился ли он – в кино на таких дур насмотрелась.
С колотящимся пульсом я бросилась вон прямо по нему. Он ухнул, когда я во что‑то попала ногой, и я вскрикнула – он расплылся туманом, нога прошла насквозь и уперлась в пол.
Оттолкнувшись руками от стены, я рванулась в кухню. Там у меня круг, и соль никуда не делась. Передо мной полосой золотой пыльцы мелькнул Дженкс.
– Берегись! – крикнул Дженкс, и я рухнула – меня дернули за ноги.
Воспоминания об Але нахлынули волной. Я не вернусь. Я не буду ничьей игрушкой.
Изо всех сил я отбивалась молча, молотя ногами во все стороны, забыв годы обучения боевым искусствам.
– Да что с тобой такое? – возопил Миниас и тут же издалухающий звук – моя босоножка попала в какое‑то чувствительное место. Он стал туманным, хватка его распалась.
Я рванулась вперед, почти проползла через кухню, пока между нами не оказался мой круг. Миниас висел у меня на пятках.
– Rhombus! – воскликнула я, подключаясь к линии и хлопая рукой по черте на линолеуме.
В реальность вторглось безвременье. От страха я потеряла контроль, и через меня хлынуло больше силы, чем мне хотелось бы – это было больно. Но круг взмыл вверх, и Миниас влетел мордой в его стенку – изнутри.
– Ой! – воскликнул демон, падая на кухонный стол – взметнулась пурпурная мантия. Зажав рукой нос, он уставился на копоть, ползущую по пузырю. Шляпа с него упала, он глядел на меня злобно из‑под курчавых прядей, он чуть не взбесился, когда увидел, что у него нос разбит.
– Ты мне сломала нос! – воскликнул он. Из него хлестала ярко‑красная демонская кровь.
– Ну так почини, – ответила я, трясясь.
Он был в круге. В моем круге. Я сделала вдох, потом еще один. Медленно подобрала под себя ноги и встала, дрожа от холода в теплую ночь.
– Какая тебя, черт побери, муха укусила? – снова спросил он, явно в ярости. Над ним надувался пузырь безвременья. Демон отнял руку от носа – крови не было.
– Меня? – спросила я, злостью отчасти выжигая первобытный страх. – Ты же говорил, что позвонишь сперва, а не будешь вламываться!
– Я и звонил! – Миниас резко оправил мантию. – А ты не ответила, и вообще… – Он сорвался на крик, поддел пальцем мою дорогую грифельную доску и сбросил на пол. – Можно же было просто сказать: «Я сейчас занята, зайдите позже, если не трудно», – так нет, ты мне дверь захлопываешь прямо в морду! Нет, урегулируем эту метку, что между нами создалась, потому что ты грубая, невоспитанная и невежественная, как жаба.
– Эй! – С горящими щеками я заглянула за стол и увидела, что доска треснула. – Ты мне грифельную доску разбил! – Тут я запнулась, подалась назад, скрестив руки на груди. – Это ты меня заставил чихать? – Он кивнул. – У меня нет аллергии на кошек? – Я посмотрела на Дженкса. Душа моя воспарила. – Дженкс, у меня нет аллергии на кошек!
Миниас скрестил руки на груди и прислонился к кухонному столу.
– Невежественная, как жаба. Бесцеремонная, как незваный гость. Ал просто святой, что с тобой имел дело – если не говорить о таком раритете, как твоя кровь.
Дженкс гнал от окна детей, уверяя их, что тут все в порядке, и наказывая, чтобы маме не говорили.
– Это я бесцеремонная? – ошалелая, натягивая юбку туда, где ей положено быть, и чувствуя взгляд Миниаса у себя на пупке. – Это не я завалилась без предупреждения!
–Я говорил, что сперва извещу. И не соврал. И не я тут кидаюсь таблетками и брызгаюсь слезоточкой, – добавил он, подбирая шляпу и нахлобучивая ее на голову. Кудри выбивались из‑под нее со всех сторон, и черт побери мою душу, если это ему не шло. Нет, Рэйчел, нет! Противная девчонка! Вспоминая, что говорила мне Айви весной – насчет того, как мне необходим смертельный риск, чтобы доказывать себе, что я живая, я быстро запихнула подальше любые мысли о том, как хорош Миниас. А он был хорош.
Миниас увидел, как я вскипаю злобой, и, явно имея опыт общения с переменчивыми женщинами, опустил взгляд. Когда он снова его поднял, взгляд был намного спокойнее, хотя не менее сердитый.
– Я приношу извинения, что напугал тебя, – заявил он официальным тоном. – Очевидно, ты думаешь, что тебе есть чего бояться. Хватать же тебя руками явно не было лучшим решением.
– Еще как не было, – согласилась я, вздрогнув, когда Дженкс приземлился ко мне на плечо. – И не надо вешать мне на уши лапшу про доброго демона. Я знаю теперь троих вашей породы, и все вы – злые, безумные или просто обыкновенные мерзавцы.
Миниас улыбнулся, но мне от этой улыбки ни на йоту не стало легче. Глаза его шарили по моему пузырю изнутри.
– Я не добрый и, если бы мне это сошло с рук, утащил бы тебя в безвременье и дал бы кому‑нибудь продать – но тут будет замешана Тритон… – Он посмотрел на меня: – Сейчас она тебя не помнит. И я хотел бы это так оставить.
– Тинкины красные плавки! – шепнул Дженкс, хватаясь за мое ухо для равновесия. Чувствуя, как сжимается под ложечкой ком, я отступила, пока не уткнулась в холодильник – холод нержавеющей стали через тонкую майку.
– Пока между нами этот долг и даже метки нет, чтобы все было аккуратно, уволочь тебя в безвременье было бы проявлением дурного вкуса. – Миниас сдвинул рукава к запястьям. – Когда я выполню ту чушь, что ты пожелаешь, я уже не должен буду себя ограничивать. Но до тех пор ты в относительной безопасности.
Я вздернула подбородок. Ах ты сволочь, он меня нарочно напугал! Сейчас я совсем не жалела, что брызнула ему в глаза, и что наступила на нежные части, и что он вписался в мой пузырь. И нисколечко не верила, что я для него неприкосновенна, пока мы не утрясем это дело.
– Дженкс, – сказала я негромко, и Миниас оглядел кухню, – ты не можешь послать кого‑нибудь из своих детей за Кери?
Вероятно, Кери уже перестала плеваться по поводу моей медвежьей неуклюжести при работе с лей‑линиями. А решать этот вопрос без нее мне не хотелось.
– Сам слетаю, – ответил он. – Им не разрешено вылетать из сада. – Шею обдало прохладным ветерком от его крыльев, и он взлетел и повис в воздухе. На треугольном личике выразилась тревога: – А ты тут пока нормально?
Я посмотрела, как Миниас трогает травы, которые сушатся на полках, и мне захотелось попросить его держать руки при себе.
– Нормально, – ответила я. – Он в хорошем круге.
Глаза Миниаса проводили вылетевшего Джеикса с несколько неожиданным интересом. Придав себе скучающий вид, он потер босыми ногами по линолеуму, и на них появилась пара вышитых домашних туфель. Постепенно разгладился лоб под каштановыми кудрями. Я сосредоточилась на инородности его глаз, пыталась увидеть скошенные зрачки в темной радужке. Опершись спиной на кухонный стол, он ждал, скрестив ноги. Рядом с ним стояло мое зелье от чихания, и мне не понравился снисходительный взгляд, которым он подарил меня, слегка покосившись сперва на пентаграмму.
– Ты невероятно невежественна в этикете линий, – сказал он сухо, – но должен признать, что это все же лучше заплесневелого подвала, о которых мне вечно рассказывают.
– Я не знала, что ты можешь заставить меня чихать, – ответила я раздраженно. – Не могу же я знать то, чего мне не говорили?
Миниас оторвался от созерцания темного сада, приподнял бровь.
– Вполне можешь. – Он отвернулся, углубился в остатки моих лей‑линейных чар. – Так что это будет? – спросил он, держа тигель в одной руке, а другой трогая сажу. – Вечная жизнь, немыслимое богатство? Безграничное знание?
Мне не понравилось, как он потирал большой и указательный пальцы, нюхая пепел, будто этот пепел что‑то значил.
– Прекрати, – потребовала я.
Поглядывая на меня из‑под каштановой шевелюры, он поставил тигель на место. Странно было, когда этот элегантный демон в ниспадающей мантии самым обыкновенным образом оторвал кусок бумажного полотенца и вытер палец. Я нахмурилась, и мне стало еще неуютнее, когда он нагнулся посмотреть мои книги заклинаний.
– Убери руки, – буркнула я, досадуя, что Кери не торопится.
Миниас убрал руки, выругавшись по‑латыни. Когда он разогнулся, у него в руках был мой набор вложенных друг в друга кастрюлек для зелий, а в самой маленькой уютно лежал мой пейнтбольный пистолет. Я забеспокоилась, что в заключенных в нем чарах, пусть они и выдохлись, есть достаточно моей ауры, чтобы прорвать круг. Но Миниас глянул на него только мельком, обратив все внимание на самую большую кастрюлю – ту, на которой осталась вмятина от головы Айви. Мне не понравилось, с каким презрительным отвращением он держал ее в руках.
– Ведь ты же ею не пользуешься? – спросил он.
– Тебе все равно не отдам, – огрызнулась я. Господи, да что с ним такое? Хуже Дженкса – везде залез.
Подняв брови в некоторой веселости, Миниас поставил кастрюлю и взял открытую книгу заклинаний на столе. Я стиснула зубы, но на этот раз ничего не сказала. С тем же веселым удивлением Миниас раскрыл книгу одной рукой, поправил шляпу, приподнялся и сел на стол рядом с моим лей‑линейным натюрмортом. Кудрявая голова оказалась почти среди кастрюль и трав.
Медленно выдохнув, я шагнула вперед.
– Послушай, – начала я, и он обратил ко мне взгляд своих инопланетных глаз. – Я прошу прощения, Я не знала, что это ты пытаешься со мной связаться. Нельзя ли утрясти все это насчет метки, чтобы мы могли каждый и дальше жить своей жизнью?
Снова глядя в книгу, Миниас снял шляпу и буркнул:
– Я, собственно, для этого и пришел. У тебя было время придумать желание. Уже почти пятьсот лет, как я с временными дела не имел, и не хочу начинать снова, так что давай мы его услышим.
Я уронила голову на грудь, внезапно занервничав, и запрыгнула на стол возле раковины. Временные, да? Обхватив колени, притянутые к подбородку, я подумала о коротком сроке жизни Дженкса и о том, как желания оборачиваются и всаживают в тебя зубы. Конечно, желание выбраться из ОВ у меня сбылось, но я до сих пор пытаюсь выбраться из‑под тех меток демонов, которые при этом заработала. Если я сейчас пожелаю более долгой жизни для Дженкса, он может оказаться в состоянии, когда ничего не сможет сделать. Или же станет первым в мире пикси‑вампиром, или еще чем‑нибудь столь же неприятным.
– Не хочу я желания, – прошептала я, чувствуя себя трусихой.
– Не хочешь? – Явно удивленный демон расплел ноги, опустил их со стола, скрыв мои книги заклинаний. – Хочешь проклятие? – Выбритое лицо скривилось кислой гримасой. – Никогда не учил ведьму, но, быть может, смогу что‑то вдолбить в твой крепкий череп. Интересно.
– Я не хочу учиться творить проклятия, – ответила я. – От тебя, во всяком случае.
Блуждающий взгляд Миниаса оторвался от засыхающих в углу срезанных веток тиса. Наклонив голову, он глянул на меня так, будто только что я обратила на себя его внимание.
– Нет? – повторил он, удивленно взмахнув рукой. – Чего же ты тогда хочешь?
Чувствуя, что нервничаю, я спрыгнула со стола. Без Кери я ничего не хотела делать, но просто сказать «нет» – это, пожалуй, вреда не принесет.
– Я ничего не хочу.
Очень снисходительной стала улыбка Миниаса:
– В это я поверю, когда два наших мира сольются.
– Ну, это да, я до фига много всякого хочу, – сказала я едко, потому что мне не нравится, когда мне предлагают все на свете, а я знаю, что получить это – будет куда больше геморроя, чем вообще не иметь. – Я хочу, чтобы мой напарник прожил долго, а не вонючие двадцать лет. Хочу, чтобы моя подруга обрела какой‑то мир в своей жизни и чтобы выбор у нее не был так мучителен. Чтобы эту занюханную церковь… – я двинула рукой по столу так, что даже ладонь заболела, – переосвятили и я могла не бояться нежити, пока сплю! И избавиться от этой дряни в морозильнике, прежде чем: а) она вызовет во Внутриземелье борьбу за власть или: б) снова в мою дверь постучится среди ночи Тритон за чашкой сахару. Но ты, – ткнула я в него пальцем, – ты мне это дал бы таким образом, что никакой радости мне бы от этого не было, так что не надо!