– Бап боп батурай!
Держите этого скакуна!
Держите он сорвёт небо!
Кокен, фокен, зокен, мокен!
Из открытых пространств слетал тихо земляк держа под мышкой Лебедя.
Земляк подлетает к крышам. На одной из крышь стоит женская статуя. Она хватает земляка и делает его тяжёлым.
Земляк смотрит в небеса, где он только что был. земляк.
Земляк – Вон ведь откуда прилетел!
Утюгов (высовываясь из окна). Вам не попадался скакун?
Земляк – А каков он из себя?
Утюгов – Да так знаете вот такой, с таким вот лицом.
Земляк – Он скакал на карандаше?
Утюгов – Ну да да да – это он и есть! Ах, зачем вы его не задержали! Ему прямая дорога в Г. П. У. Он… я лучше умолчу. Хотя нет, я должен сказать. Понимаете? я должен это выговорить. Он, этот скакун, может сорвать небо.
Земляк – Небо? Ха ха ха! и! е! м. м. м. Фо фо фо! гы гы гы. Небо сорвать! А? Сорвать небо! Фо фо фо! Это невозможно. Небо гы гы гы, не сорвать. У неба сторож, который день и ночь глядит на небо. Вот он! Громоотвод. Кто посмеет сорвать небо, того сторож проткнёт. Понимаете?
Утюгов – А что это ды держите под мышкой?
Земляк – Это птичка. Я словил её в заоблачных высотах.
Утюгов –
Постойте, да ведь это кусок неба!
Караул! Бап боп батурай!
Ребята держи его!
На зов Утюгова бежали уже Николай Иванович и Аменхотеп. Ибис в руках Николая Ивановича по-чувствовал облегчение, что никто не рассматривает его устройство под хвостом, и наслаждался ощущением передвижения в пространстве, так как Николай Иванович бежал довольно быстро. Ибис сощурил глаза и жадно глотал встречный воздух.
– Что случилось? Где! Почему?! – кричал Николай Иванович.
– Да вот, кричал Утюгов – этот гражданин спёр кусок неба и уверяет что несёт птицу.
|
|
– Где птича? что птича? – суетился Николай Иванович. – Вот птица! – кричал он тыча ибиса в лицо Утюгова.
Земляк же стоял у стены, крепко охватив руками
Лебедя и ища глазами куда бы скрыться.
– Разрешите, – сказал Аменхотеп, я всё сейчас сделаю. Где вор? Вот ведь время-то. А? Только и слышешь что там скандал, тут продуктов не додали, там папирос нет. Я знаете ли на Лахту ездил, так там дачники сидят в лесу и прямо сказать стыдно что там делается. Сплошной разврат.
– Кокен фокен зокен мокен! – не унимался Утюгов. – Что нам делать с вором? Давайте его приклеем к стене. Клей есть?
– А что с ним долго церемониться, – сказал проходящий мимо столяр сезонник похлёбывая на ходу одеколонец. – Таких бить надо.
– Бей! бай! Бап боп батурай! – крикнул Утюгов. Аменхотеп и Николай Иванович двинулись на Земляка.
Власть –
Клох прох манхалуа.
Опустить агам к ногам!
(Остановка). Покой. Останавливается свет. Все кто спал – просыпаются. Между прочим просыпается советский чиновник Подхелуков. (На лице аккуратная бородка без усов). Подхелуков смотрит в окно. На улице дудит в рожок продавец керосина.
Подхелуков – Невозможно спать. В этом году нашествие клопов. Погляди как бока накусали.
Жена Подхелукова (быстро сосчитав сколько у неё во рту зубов, говорит со свистом).
– Мне уики-сии-ли-ао.
Подхелуков – Почему же тебе весело?
Жена Подхелукова (обнимая Аменхотепа). – Вот мой любовник!
Подхелуков – Фу, какая мерзость! Он в одних только трусиках.
(подумав) – и весь потный.
Аменхотеп испуганно глядит на Подхелукова и прикрывает ладошками грудь.
|
|
Власть – Фы а фара. Фо. (берёт земляка за руку и уходит с ним на ледник).
На леднике, на леднике
морёл сидит в переднике.
КаХаваХа.
Власть говорит: мсан клих дидубей
Земляк поёт: я вижу сон.
Власть говорит: ганглау гех.
Земляк поёт: по сон цветок.
Власть говорит: сворми твокуц.
Земляк поёт: теперь я сплю.
Власть говорит: опусти агам к ногам.
Земляк лепечет: Лили бай.
Рабинович, тот который лежал под кроватями, который не мыл ног, который насиловал чужих жён, – открывает корзинку и кладёт туда ребёнка. Ребёнок тотчас же засыпает и из его головы растёт цветок.
Кухивика.
Опять глаза покрыл фисок и глина,
мы снова спим и видим сны большого
млина.
<24 июня> – 17 августа 1930 года.
Петербург.
«Двести бабок нам плясало…»*
Двести бабок нам плясало
корки струха в гурло смотрели
тристо мамок лех воскинув
мимо мчались вососала
хон и кен и кур и по
всё походило на куст вербин
Когда верблюд ступает по доске
выгнув голову и четырнадцать рожек
а жена мохнаг фефила
жадно хлебает гороховый ключ
тут блещет муст.
пастух волынку
рукой солдатскою берёт
в гибких жилах чуя пынку
дыню светлую морёт
дыня радостей валиса
гроб небес шептун земли
змёзды выстрое колёса
пали в трещину
пали звёзды
пали камни
пали доги
пали веки
пали спички
пали бочки
пали великие цветочки.
волос каменного смеха
жир мечтательных полётов
конь бесдонного мореха
шут вороного боя
крест кожанных переплётов
живот роста птиц и мух
ранец Лилии жены тюльпана
|
|
дом председателя наших и ваших
всё похоже на суповую кость.
19 августа 1930 года.
Вечерняя песнь к имянем моим существующей*
дочь дочери дочерей дочери Пе
дото яблоко тобой откусив тю
соблазняя Адама горы дото тобою любимая дочь дочерей Пе.
мать мира и мир и дитя мира су
открой духа зерна глаз
открой берегов не обернутися головой тю
открой лиственнице со престолов упадших тень
открой Ангелами поющих птиц
открой воздыхания в воздухе рассеянных ветров
низзовущих тебя призывающих тебя
любящих тебя
и в жизни жёлтые находящих тю.
баня лицов твоих
баня лицов твоих
дото памяти открыв окно огляни расположенное поодаль
сосчитай двигающееся и неспокойное
и отложи на пальцах неподвижные те
те неподвижные дото от движения жизнь приняв
к движению рвутся и всё же в покое снут
или быстрые говорят: от движения жизнь
но в покое смерть
Начало и Власть поместятся в плече твоём
Начало и Власть поместятся во лбу твоём
Начало и Власть поместятся в ступне твоей
но не взять тебе в руку огонь и стрелу
но не взять тебе в руку огонь и стрелу
дото лестница головы твоей
дочь дочери дочерей дочери Пе.
о фы лилия глаз моих
Фе чернильница щёк моих
трр ухо волос моих
радости перо отражения свет вещей моих
ключ праха и гордости текущей лонь
молчанию прибежим люди страны моей
дото миг число высота и движения конь.
об вольности воспоём сестра
об вольности воспоём сестра
дочь дочери дочерей дочери Пе
имянинница имяни своего
ветер ног своих и пчела груди своей
сила рук своих и дыхание моё
неудобозримая глубина души моей
свет поющий в городе моём
ночи радость и лес кладбища времён тихостоящих
храбростью в мир пришедшая и жизни свидетельница
приснись мне.
21 августа <1930>.
Месть*
писатели:
мы руки сложили
закрыли глаза
мы воздух глотаем
над нами гроза
и птица орёл
и животное лев
и волны морёл
мы стоим обомлев
апостолы:
воистину бе
начало богов
но мне и тебе
не уйти от оков
скажите писатели
еф или Ка.
писатели:
небесная мудрость
от нас далека.
апостолы:
Ласки век
маски рек
баски бег
человек.
Это ров
это мров
это кров
наших пасбищ и коров.
Это лынь
это млынь
это кпынь
это полынь.
писатели:
Посмотрите посмотрите
поле светлое лежит
посмотрите посмотрите
дева по полю бежит
посмотрите посмотрите
дева ангел и змея.
огонь воздух вода земля.
фауст:
а вот и я.
писатели:
мы не медля отступаем
отступаем, наши дамы
отступают, и мы сами отступаем
но не ведаем куда мы
фауст:
какая пошлость!
вот в поле дева,
пойду к ней.
Она влево.
Дева стой!
Она вправо
Ну какая она глупая право!
писатели:
а вы деву поманите
погади-ка погади-ка
каво надо прогоните
уходи-ка уходи-ка.
фауст:
мне свыше власть дана
я сил небесных витязь
а вы писатели урхекад сейме!
растворитесь!
писатели:
мы боимся мы трясёмся
мы трясёмся мы несёмся
Мы несёмся и трясёмся
но вдруг ошибёмся.
фауст:
я поглядев на вас нахмурил брови
и вы почуяли моё кипенье крови
смотрите сукины писатели
не пришлось бы вам плясать
ли на раскалённой плите.
писатели:
мы те те те те те те те
теперь всё поняли
почему вы так свирепы
не от нашей вони ли?
фауст:
что-с?
да как вы смеете меня за нюхателя считать?
идите вон. умрите.
а я останусь тут мечтать
один о Маргарите.
писатели:
мы уходим мы ухидем
мы ухудим мы ухядем
мы укыдим мы укадем
но тебе бородатый колдун здорово нагадим.
фауст:
Я в речку кидаюсь
но речка шнурок
за сердце хватаюсь
а сердце творог
Я в лампу смотрюся
но в лампе гордой
я ветра боюся
но ветер картон.
Но ты Маргарита
ни ни и не не
как сон Маргарита
приходишь ко мне
усы молодые
колечками вьются
и косы златые
потоками льются
глаза открывают
небесные тени
и взглядом карают
и жгут и летени
стою к Маргарите
склоняя мисон
но ты Маргарита
и призрак и сон.
маргарита:
в легком воздухе теченье
столик беленький летит
ангел пробуя печенье
в нашу комнату глядит
милый Фридрих Фридрих милый
спрячь меня в высокий шкап
чтобы чорт железной вилой
не пронзил меня куда б
встань послушный встань любезный
двери камнем заложи
чтобы чорт водой железной
не поймал мои ножи
для тебя покинув горы
я пришла в одном платке
но часы круглы и скоры
быстры дни на потолке
мы умрём, потухнут перья
вспыхнут звёзды там и тут
и серьезные деревья
над могилой возрастут.
фауст:
что слышу я?
как будто бы фитиль трещит
как будто мышь скребёт
как будто таракан глотает гвоздь
как будто мой сосед
жилец судьбою одинокий
рукой полночной шарит спичку
и ногтем сволочь задевает
стаканы полные воды
потом вздыхает и зевает
и гладит кончик бороды
иль это облаками окружённая
сова сном сладким поражённая
трясти крылами начала
иль это в комнате пчела
иль это конь за дверью ржёт
коня в затылок овод жжёт
иль это я в кафтане чистом
дышу от старости со свистом
маргарита:
Над высокими домами
между звёзд и между трав
ходят ангелы над нами
морды сонные задрав
выше стройны и велики
воскресая из воды
лишь архангелы владыки
садят Божии сады
там у Божьего причала
(их понять не в силах мы)
бродят светлые Начала
бестелесны и немы
апостолы:
выше спут Господни Власти
выше спут Господни Силы
Выше спут одни Господства
мы лицо сокроем князь
ибо формы лижут Власти
ибо гог движенья Силы
ибо мудрости Господства
<в дыры неба ускользают>
радуйтеся православные
языка люди
хепи дадим дуб Власти
хепи камень подарим Силе
хепи Господству поднесём время
и ласковое дерево родным тю
бог:
куф куф куф
Престол гелинеф
Херуф небо и земля
Сераф славы твоея
фауст:
я стою
вдали вблизи
лоб в огне
живот в грязи
летом жир
зимою хлод
в полдень чирки
кур кир кар
льётся время
спит арон
стонут братья
с трёх сторон
летом жир
зимою хлод
в полдень чирки
кур кир кар
вон любовь
бежит груба
ходит бровь
дрожит губа
летом жир
зимою хлод
в полдень чирки
кур кир кар
я пропал
среди наук
я комар
а ты паук
летом жир
зимою хлод
в полдень чирки
кур кир кар
дайте ж нам
голов кору
ноги суньте
нам в нору
летом жир
зимою хлод
в полдень чирки
кур кир кар
маргаритов
слышен бег
стройных гор
и гибких рек
летом жир
зимою хлод
в полдень чирки
кур кир кар
апостолы:
мы подъемлем бронь веков
ландыш битвы рать быков
писатели:
небо тёмное стоит
птицы ласточки летят
колокольчики звенят.
фауст:
вспомним старцы Маргариту
пруд волос моих, ручей
ах увижу ль Маргариту
кто поймет меня?
писатели:
свечей
много в этом предложеньи
сабель много на зото
нет ни страха ни движенья
дай тарелку.
фауст:
гото –
во Олег трубит
собаки
хвисты по ветру несут
львы шевелятся во мраке,
где кувшин – вина сосуд?
писатели:
в этом маленьком сосуде
есть и проза и стихи
но никто нас не осудит
мы и скромны и тихи.
фауст:
Я прочитал стихи прелестно
писатели:
благодарим, нам очень лестно
фауст:
Стихи прекрасны и певучи.
писатели:
ах бросте
это слов бессмысленные кучи
фауст:
Ну правдо
есть в них и вода
но смыслов бродят сонные стада
любовь торжественно воспета
вот например стихи:
«в любви друзья куда ни глянь
всюду дрынь и всюду дрянь»
слова сложились как дрова
в них смыслы ходят как огонь
посмотрим дальше, вот строфа:
«к дому дом прибежал
громко говоря
чей-то труп в кровати лежал
возле фонаря
а в груди его кинжал
вспухнул как слюда
я подумал – это труп
и бросая дым из труб
я пришёл сюда»
Это смыслов конь.
писатели:
мы писали сочиняли
рифмовали кормовали
пермадули гармадели
фои фари погигири
магафори и трясли
фауст:
Руа рео
кио лау
кони фиу
пеу боу
мыс мыс мыс
вам это лучше известно.
22–24 августа <1930>
«лоб изменялся…»*
лоб изменялся
рог извивался
лоб кверху рос
и лес был нос
и рог стал гнуться
рог стал гнуться
стал гнуться
а лоб стал шире и кофа был гриб
а рог склонялся
из прямого стал кривым
чем выше и шире лоб
тем кривее рог
и что бы это значило
что рог стал кружочком
а лоб стал мешочком
Ау! Ау! лоб очень высокий
и рог сосал его жевительные соки.
22 октября 1930 года.
Д. X.
«Где ж? Где ж? Где ж? Где ж?..»*
Где ж? Где ж? Где ж? Где ж?
Полубог и полу плешь
Ой люди не могу!
Полубог и полуплешь!
Ты-с Ты-с Ты-с Ты-с
хоть и жид, а всё же лыс
Ой люди не могу
хоть и жид, а всё же лыс
Их! Их! Их! Их!
тоже выдумал жених!
Ой люди не могу
тоже выдумал жених!
Ты б Ты б Ты б Ты б
лучше б ездил на балы б
Ой люди не могу
лучше б ездил на балы б
Там-с Там-с Там-с Там-с
Забавлял бы плешью дам-с
Ой люди не могу
Забавлял бы плешью дам-с.
Мы ж Мы ж Мы ж Мы ж
все же знаем что ты рыж
Ой люди не могу
все же знаем что ты рыж
Мне ж Мне ж Мне ж Мне ж
Надоела полуплешь
Ой люди не могу
Надоела полуплешь.
9 ноября 1930 года
Радость*
Мыс Афилей –
не скажу что
и в чём отличие пустого разговора
от разговора о вещах текучих
и даже лучше о вещах такого рода
в которых можно усмотреть причину
жи<з>ни времяни и сна.
Сон – это птица с рукавами
А время – суп высокий, длинный и широкий
А жизнь – это времяни нога
Но не скажу что можно говорить об этом
и в чём отличие пустого разговора
от разговора о причине
сна, времяни и жизни.
Да время – это суп кручины
А жизнь – дерево лучины
А сон – пустыня и ничто.
Молчите.
в разговоре хоть о чём-нибудь
всегда присутствует желание
сказать хотя бы что-нибудь
И вот в корыто спрятав ноги
воды мутные болтай
мы весёлые как боги
едем к тёте на Алтай.
Тётя –
Здравствуй здравствуй
путьша пегий
уж не ты ли путник тут
хучешь буквам абевеги
из чернил приделать кнут.
Я старуха ты плечо
я прореха ты свеча
то то будет горячо
поли в ухо моряча
Мыс Афилей –
Не вдавайтесь
а вдавейтесь
не пугайтесь
а пугейтесь
всё настигнет естега
есть и гуки и снега.
Тётя –
Ну ползи за воротник
ты рудник и ты крутник.
Мыс Афилей –
А ты тётя не хиле
ты микука на хиле.
Тётя –
врозь и прямо и вседней
мокла радости видней
хоть и в Библи был потоп
но не тупле а в котоп.
Мыс Афилей –
Хваду глевла говори
кто сказали главари
медень в оципе гапдай
или гландие отгада
Тётя –
Я старуха без очков
не видать мне пяточков
вижу в морде бурачёк
ну так значит пятачёк.
Мыс Афилей –
ты старуха не виляй
коку маку не верти
покажу тебе гуляй
будешь киснуть взаперти
Где контыль? и где монтыль?
где двудлинная мерла?
Тётя (трясясь) –
Ойде люд не бундыль
я со страху померла.
Мыс Афилей (доставая карандаш) –
Прочь прочь прочь
отойди
тётя радости река
назем вилы поклади
пожалейте моряка.
Тетя –
Ты не ври и не скуври
вижу в шиле шушность я
ты мой дух не оскверни
потому что скушность я.
Мыс Афилей –
Потому чо скушность я.
Тётя –
Е еда мне ни к чему
ешь и ешь и ешь и ешь
ты подумай почему
всё земное плешь и греш
Мыс Афилей (подхватывая) –
Это верно плешь и греш
когда спишь тогда не ешь
когда еш тогда не спишь
когда ходишь, то гремишь,
а гремишь так и бежишь
но варенье не еда
сунешь ложку в рот, глядишь
надо сахару.
Беда!
Тётя –
Ты гордыни печенек
полон ласки полон нег
приласкай меня за грудь
только сядем где-нибудь.
Мыс Афилей –
Дай мне руку и цветок
Дай мне зубки и свисток
Дай мне ножку и графин
Дай мне брошку и парафин.
Тётя –
Ляг и спи и види сон
бодто в поле ходит слон
нет не слон, а доктор Булль
он несёт на палке нуль
только это уж не по
уж не поле и не ле
уж не лес и не балко
не балкон и не чепе
не чепец и не свинья
Только ты, да только я.
Мыс Афилей –
Ах как я рад и счастлив
тётя радости река
тётя слива между слив
пожалейте моряка.
Тётя –
Ну влепи мне поцелуйчик
прямо в соску и в ноздрю
мой бубенчик херувимчик
на коленки посади
сбоку шарь меня глазами
а руками позади.
Мыс Афилей –
Это тётя хм чудная
осенила тебя мысль
Что ты смотришь как Даная
мне в глаза ища блаженство
что твердишь ты мне «одна я
для тебя пришла с вершины
Сан-Бернара тьпфу! Алтая
принесла тебя аршины».
Тётя –
Ну аршины так аршины
Ну с вершины так с вершины
дело в том что я нагая.
Любит кто тебя другая?
Мыс Афилей –
Да другая и получше
и получше и почище
посвежей и помоложе
Тётя –
Боже! Боже! Боже! Боже!
Мыс Афилей (переменив носки) –
Ты сама пойми я молод
молод свеж, тебе не пара
я ударю будто молот
я дышу и много пара.
Тётя –
Я одна дышу как рота
но в груди моей мокрота
я ударю как машина
куб навылет в пол-аршина.
Мыс Афилей –
Верно вижу ты упряма
тётя радости река
тётя мира панорама
пожалейте моряка.
Тётя –
Погляди ведь я рыдая
на коленях пред тобой
я как прежде молодая
с лирой в пальцах и трубой.
Мыс Афилей (прыгая от счастья) –
То-то радости поток
Я премудрости моток!
11 ноября <1930>
«Фадеев Калдеев и Пепермалдеев…»*
Фадеев Калдеев и Пепермалдеев
однажды гуляли в дремучем лесу
Фадеев в цилиндре Калдеев в перчатках
А Пепермалдеев с ключом на носу
Над ними по воздуху сокол катался
в скрипучей тележке с высокой дугой
Фадеев смеялся, Калдеев чесался
а Пепермалдеев легался ногой
Но вдруг неожиданно воздух надулся
и вылетел в небо горяч и горюч
Фадеев подпрыгнул Калдеев согнулся
А Пепермалдеев схватился за ключ
Но стоит ли трусить подумайте сами
Давай мудрецы танцовать на траве
Фадеев с кардонкой Калдеев с часами
а Пепермалдеев с кнутом в рукаве
и долго веселые игры затеяв
пока не проснутся в лесу петухи
Фадеев Калдеев и Пепермалдеев
смеялись хаха, хохохо, хи-хи-хи!
18 ноября 1930 года.
«всякую мысль оставь…»*
всякую мысль оставь
всякое дело забудь
мир от тебя отвернётся
мы же на помощь придём.
<Ноябрь 1930>
«Ревекка Валентина и Тамара…»*
Ревекка Валентина и Тамара
Раз два три четыре пять шесть семь
Совсем совсем три грации совсем
Толстушка, Коротышка и Худышка
Раз два три четыре пять шесть семь
Совсем совсем три грации совсем!
Ах если б обнялись они, то было б
Раз два три четыре пять шесть семь
Совсем как три грации совсем
Но если бы и не обнялись бы они то даже так
Раз два три четыре пять шесть семь
Совсем совсем три грации совсем.
<Ноябрь 1930>
«был он тощь высок и строен…»*
был он тощь высок и строен
взглядом женщин привлекал
ел по-барски и порой он
изумительно икал.
ну она была попроще
тоже стройна и тонка
духом немка, с виду мощи
ростом вверх до потолка.
раз в писательской столовой
две склонились головы
подовившись лбом коровы
оба умерли увы.
но забыть они могли ли
друг про друга? Это вра –
ки! Покойники в могиле
оба встретились Ура
Тут она сказала: Боже
как покойник пропищав
и в могиле ты всё тоже
так же гнусен и прыщав
он ответил зеленея:
дух свободен от прыщей
ты же стала лишь длиннее
и глупея и тощей.
Но она сказала: Знаешь
будь рябым и будь немым
будь бесплотным понимаешь
ты мне душка м м м
О! вскричал он. Ты мне душка!
Что за чудный оборот!
Ты царица! ты индюшка
«Аромат» наоборот!
<Ноябрь 1930>
«Неужели это фон…»*
Неужели это фон
Пантелей сказал угрюмо
неужели это пон
Каблуков сказал увы
на плечах его висело
три десятых головы
Пантелей вскричал урча
не губите этот ландыш
я племянник сюргуча
я висел прибит к волам
те паслись на Москворечьи
вдруг жестянка пополам