Незавершенное и отвергнутое

Ночный обыск*

Пролог

I сцена. Два матроса

I матрос –

Что летит под небом там

войт блеет и жужжит

перекладина креста

может по небу бежит

Дай-ка пулю.

II матрос –

Нет не дам.

Ты убьешь меня ей-Богу

Этой пулей как быка

Я не дам тебе ей-Богу

эту пулю. Отвяжись!

I матрос –

Если пулю Я прошу,

Зная буквы имяни твоего наперечёт

а ты не дашь, то я прибегну к палашу,

что так метко головы сечёт.

II матрос –

Конечно сталь острее чем свинец

и смерть стальная мной не победима,

но стоит мне спустить курок

ты штурман и детина

почувствуешь конец

и рухнешь на порог

да здравствует свинец!

I матрос –

А видел чорта в рукаве?

Сунься!

<1927>

«грамоту кто хочет?..»*

грамоту кто хочет?

истину кто видит?

Кто откроет твёрдый шкап

вынет ваточный халат

окружит себя полой

долгопятым сюртуком

проживёт всю жизнь в нём

не снимая даже днём

в твёрдом он сидит шкапу

круглым страхом напряжён

с пистолетом на боку

позабыт и наряжён

до того ли что в раю

Бог на дереве сидит

я же вам и говорю

ты повторяешь он твердит

она поёт

ему лежит

её пошёл

на нём бежит

в ушах банан

в дверях пузырь

в лесу кабан

в болоте пыль

в болоте смех

в болоте шарабан

скачет мавр

сзади всех

за ним ещё бежит кабан

а сзади пыль

а дальше смех

а там несётся шарабан

скачет конь

а сзади всех

несётся по лесу кабан.

18 апреля 1020 года

«Один старик смотрел на небо…»*

Один старик смотрел на небо

и всё искал знак воскресения

А в это время на земле

дрожало губительное землетрясение.

Люди сидя за обедом

быстро падали со стула

в Костроме стучали двери

над Москвой качалась Тула.

Федя лавочник в причёске

с пёстрым галстуком в груди

на разрушенном прилавке

сапогов сидел среди

Его невеста Катя

румяная всегда

лежала на полатях

с оторванной рукой

а Федя в скором времяни

женился на другой.

<31 мая или 1 июня 1929>

«Я подошёл к хозяину…»*

Я подошёл к хозяину

шепнуть ему сухарик.

хозяин внешними руками

обнял меня и притянул к своему жилету.

Я видел как сапоги его стали рости

достигая высот фиолетового дерева

куда уж мне со своими тоненькими плечиками

тянуться к уху великана

Он заметив мою нерешительность

раздвинул стены храма

вдруг солнце выскочило из его глаз

я понял, что передо мной стоит охотник молний

одержимый небесного грохота комом

Охотник молний –

Собирайся в путь малыш

Перевернув страницу книги

<1929–1930>

«На стакан с водою глядя…»*

Я:

На стакан с водою глядя

Я задумчиво жевал

Супротив меня мой дядя

К брюкам кнопку пришивал

Все:

К брюкам кнопку пришивал.

Я:

<Первая пол. 1930-х>

«Дрался воин первый мечник…»*

Наступала ночь в битву Сергея Радунского с Миколаем Согнифалом. Достаточно было перебито людей и шерстяных лисиц. Войско Сергея Радунского скакало с пиками заострённых карандашей. А Миколай Согнифал пускал шерстяных лисиц перегрызать логти воинов Сергея Радунского. Первая битва произошла в лесу на комоде с подсвечником.

Дрался воин первый мечник

бил графином кусаря.

прыгал храбро за подсвечник

брюхо пикой разоря.

Тот ложился ниц контужен

ливня зонтик пополам

мечник резал первый пужин

шкуру бивня кандалам.

Вон скачет Пушкин ветру следом

целит пушку в лисий холмик.

Он скакунец машет пледом

лопнул гром, проходит пол миг.

Револьверцы скачат вира

Миколая носа близко

13 февраля 1930 года.

«ляки страха гануе…»*

ляки страха гануе

поляки бороды гану

мевы лодочек пята

бевы санок полео

рёх подруги феи фуи

дням тусусы лепы хипы

грех подруги феи дуй

коням и птицам глаза протыкать

нельзя ли мне послушать ваши бредни?

наши бредни

злые мредни

крепче пыни

мельче дыни

ярче камня

длиннее собаки,

нельзя ли подруги поцеловать ваши ноги?

наши ноги не целуют

ноги тайные места

нас ласкают и целуют

толь<ко> в плечи и в уста,

поцелуйте если хотите ручку.

Он смеётся шепчет: гага

ручку ласково берёт

и притопнув как бумага

скачет весело вперёд.

<21–22 августа 1930>

«четыре дня над Римом летал пророк…»*

Аларих:

четыре дня над Римом летал пророк.

и двести тысяч кельтов через Альпы вёл под уздечку Радагес.

Я видел гибель Стилихона, он в бездну друг скакал на стуле

за ним Евхерий в бездну падал

неся в руках железный крест.

Я под сосной лежал на мху

в лесу шакал кричал ху ху!

Рим снился мне

в кругу зелёных опахал.

Сам император на коне

в бобровой шляпе хохотал

и я во сне подумал: проще

его убить. Какой нахал

и я проснулся в дикой роще

и как безумный хохотал

Готы:

30 ноября 1930 года

«Я глядела на контору…»*

Лампа Саша:

Я глядела на контору.

кофту муфту и печать

я светила Никанору

ноги стройные читать

слышу в поле Милирея

зубом щёлкает кабан

вижу корень сельдирея

ловит муху в барабан

люди люди бросьте мыло

встаньте в комнате как боги

всё что будет всё что было

всё разбудет на пороге.

Никанор:

понял понял в эту пору

наши гуды наши муки

все подвластны коленкору

но страдали только руки

роту круглую корыты

реки голых деревень

ямы страшные нарыты

в ямах каша и ремень

Кто поверит в лампу Сашу?

где страница наших ног?

мы сидим и просим кашу

лампу, муху и курок.

Лампа Саша:

вы светили ваш покой

свет убог и никакой

я светила бегал свет

вы светили света нет

вы сидели на гвозде

на конторе и везде

я сидела бегал свет

вы сидели света нет

вы глядели в камертон

в кофту муфту и в картон

я глядела бегал свет

вы глядели света нет

вы лежали в сундуке

в сапогах и в сюртуке

я лежала бегал свет

вы лежали света нет

вы висели над столом

с топором и помелом

я висела бегал свет

вы висели света нет

Никанор:

понял понял в эту пору

понял домом и дугой

всё подвластно коленкору

<1930>

«Направо дверь, на лево дверь, прямо дверь…»*

Вид:

Направо дверь, на лево дверь, прямо дверь, с низу дверь, в кось дверь, с боку дверь, с тылу дверь и поперёк дверь. На полу молча лежит ласосина и поёт обращаясь к самой себе:

Нынче ты

вылезла из воды

прекрасная дева морей

и пленила понаморей

в свете тусклых фанарей.

Твой стакан

«Вот знак моего облака…»*

Клен:

Вот знак моего облака

рогиня моих веток

слуги моего дня

послушные мне единым словом

бегите ловкие солдаты

поймайте бабочку

сидящую вот там на ветке

во отцвете лет

уложенных в минуты душные

глядящую в толпу цветов

где одуванчиков головки пушные

дождавшись ночи рассыпаются

хочу знать бабочек законы размножения

вы маленькие голуби

гнезда себе не строя

в капусту на ночь залетаете

мы в огород идем,

нас трое вы нас узнали?

или вовсе нас не знаете?

бабочки:

незнакомых ваших лиц

мы не знаем не куём

в доки быстрых ваших глаз

в уши боги не поём

не пугаем вовсе вас

не влетаем к вам в окно

не садимся к мамке в рот

что же вы от нас хотите.

Или временно народ

забывая стыд и срам

ставит жертвенник машине

паровозу белый храм

Клен:

Ко

эй слуги знаки буквы и числа

ловите негодниц в зелёные сачки

Слуги и знаки:

Сейчас сейчас поймаем

негодниц и злодеек

мы крылья им обрежем

поверьте в нашу прыть

Буквы и числа:

Нам только б до них добраться

уж мы тогда покажем

покажем нашу честь

Клен:

вон за кустом на камень встаньте

то будет выше опора

<1930–1931>

«Пульхиреев и Дроздов…»*

Пульхиреев и Дроздов

храбро ехали в Ростов

Пульхиреев на картоне

ехал вывернув ладони

<1930–1933>

«Луиза!..»*

Луиза!

Ты моё пристанище

Ты небесный лампион

Ты кораблик с мачтой-пикой

Ты воздушная струя

Ты коробочка с цветочком

Ты бубенчик на шлее

Луиза!

Стань передо мной на стул

Стань на бочку из под яблок

Стань с подсвечником на шляпе

Стань с метёлочкой в зубах

Стань со звёздочкой во взоре

Стань с пером на голове

Луиза!

Покажи мне карту мира

покажи мне

<1930–1933>

«Дорогой мой, купите мне бубенчик…»*

Дорогой мой, купите мне бубенчик.

Сейчас посмотрю, хватит ли у меня фиников.

А потом купите мне табуретку.

Я очень устал.

Ну тогда бегите на станцию и купите мне четырёх коней.

На которую станцию мне бежать?

Лучше всего на правую.

Далеко ли до правой станции?

Я уже не помню сколько туда шагов.

Я пойду туда пешком.

Принесите мне люстру и мешок отрубей.

Я св

<1930–1933>

«Дремлет стол скамья и стул…»*

Дремлет стол скамья и стул

Дремлет шкап, сундук и печь

И Петров свечу задул

И глядит куда бы лечь.

Ай Петров Петров Петров

Лучше стой всю ночь стоймя

Если шуба твой покров,

То постель тебе скамья.

<Первая половина 1930-х>

«Мы приехали. Шипела…»*

Мы приехали. Шипела

керосиновая каша

на столе коробка с мелом

керосиновая наша

Мария Ивановна удивилась

и давай гармонь тянуть

песня керосиновая полилась

возбуждая нашу грудь

к плачу. Мы лицом уткнулись

в керосиновый графин

в нём находим утешенье

в нём находим парафин

Ладно люди, мы не дети

Мария Ив. букашка

в керосиновом букете

открывается ромашка

Мария Ивановна из пяток

нам рубашку будет шить

то то мы пойдем в присядку

рубашёнкой тлен прикрыв

<Между 11 и 13 января 1931>

«Ну Ваня, знать и ты дружок…»*

Окнов –

Ну Ваня, знать и ты дружок

дуешь в дудочку рожок

где бы в рай мерзавец думать

своё тело протащить

ты всё в дудочку дудишь

ты всё в дырочку глядишь.

Ваня –

Ах это неверно.

<Январь-май 1931>

«Я не могу читать некоторые книги…»*

Я не могу читать некоторые книги

в них мысль заменяет слово

но мысли жалкий фитилёк

надежда мученика злого

мне непонятно восхищенье

перед науки торжеством

<март 1931>

«Дорогая Наташа…»*

Дорогая Наташа,

хороводом татарок

благодарю тебя за твой подарок

с вершины белых потолков

бежит моё спасение

и силу оков

недели

кончает воскресение.

<Апрель 1931>

«Скажите Мария Алексеевна…»*

Скажите Мария Алексеевна

вам знакома эта местность

Тут утром проходят стада быков на бойню

а вечером в другую сторону едут телеги нагружённые мясом

<28 июня 1931>

«Ну с начинаю движутся года…»*

Роберт Мабр –

Ну с начинаю

движутся года.

Смотреть и радоваться в книгу

сделанную много сотен лет тому

назад не буду больше никогда.

Садитесь в круг

ученья каждому открою двери.

Без цифр наука как без рук.

начнёмте с цифр:

три контуром напоминает перерезанное сердце

Согласны?

Все хором –

согласны!

<1931>

«Я буду бить каждого человека…»*

Гностик:

Я буду бить каждого человека

Атрук:

Хвали лучше дев от каждого дома нам доставленных.

Гностик:

Я закрываю глаза на всякое дело,

не помеченное в нашей книге Иисуса Христа.

И если девы показывают свои голые тела,

то пусть глядят на них глаза невольников Сатаны

но мои глаза будут глядеть на юношей

стоящих по форме торжественных букв

из которых слагается рыба.

Атрук:

Как мало радости в складках твоего измученного лица

Я не думаю чтобы улыбка была твоей няней.

Ты трусишь при мысли совершить грех

Уверен также, что грех это конница.

Гностик:

Потом забыли то о чём я думаю.

Простые значки сада, ключа и трости

не трогают наше величество.

Наш путь пробежал по римским владениям

и украсил собою багряницу и виссон.

Атрук:

Ты думаешь об искуплении твоих грехов

Я же думаю о сознаниях Бога.

И мы кровью делаем своё дело.

Но твой неподвижный ум

не позволяет заменить кровь человека бычачей.

Я же кровью легкой птицы

заменяю кровь людскую

<1931>

Воцарение или Дверь конца света*

Поэма

Утро. У ворот петербуржского дома стоит человек в бобриковом пальто. Он то стучит в ворота, то спокойно гуляет взад и вперёд, то снова с яростью стучит в ворота.

Пусти!

Кто б ты не был

Тут твою душу спрашивают.

Я тебе твою голову расшибу

или ты чёртов кум бегом прискачешь.

А то разнесу ворота

садону плечом и вышибу

старый мерзавец!

Да что ты спишь или претворяешься?

<1931>

«Этого лица я не хотел бы больше видеть…»*

Кин –

Этого лица я не хотел бы больше видеть.

В нём всё противоположно правильному размещению

бугристые долины разходятся мечами к свету глаз

пика мешает числам расположиться в правильных сочетаниях

Законом ищет Бог уравновесить многие неровности лица

Зак –

Вот это справедливо.

Гляжу в тебя как бы разглядывая небо звездное

Где оси длинных разстояний

<1931>

Дон Жуан*

Действующие лица:

Духи.

Один дух.

Другой дух.

III, IV, V, VI, VII духи.

Проходящие Облака.

Расцветающие цветы.

Пролетающие журавли.

Озёра и реки.

Заходящее Солнце.

Соловей в роще.

Голос.

Сатана.

Инквизитор.

Фискал.

Член священного трибунала в Севилье.

II член.

Лепорелло.

Шпион.

Дон Жуан.

Командор.

Дон-Октавио.

Донна-Анна.

Первый кавалер.

Второй кавалер.

I Дама.

Супруг.

II, III дамы.

Пролетающие жуки.

Мальчик.

Девочка.

Гений Д. X.

Нисета.

Боабдил.

I Приятель Дон-Жуана из Кадикса.

II Приятель.

Дон Цезарь.

I, II и III солдаты.

Офицер.

Слуга.

Музыканты.

Пираты.

Статуя.

Настоятель.

I Монах.

II Монах.

Хор Монахов.

Пролог

Духи:

быть – это быль

и тот, кто был, тот будет

быть – это радость

и тот, кто хочет быть, – тот будь.

И в колыбель его кладут в младенчестве

и кормят молоком

и с молоком впервые он вкушает радость.

А в детстве он идёт

и посещает школу,

а в школе получает знание

и в знаниях он видит радость.

А в юности он сильно любит

и чувствует большую радость.

А в зрелости он получает силу

и в силе ощущает радость.

А в старости он получает мудрость

и мудростью он произносит слово,

и это слово – радость.

Дух Фирмапелиус:

Тому, кто хочет быть, и стал

тому всегда прилична глупость.

Дух Бусталбалиус:

Быть это значит быть умом.

И тот, кто хочет быть,

тот будет умным.

Дух Фирмапелиус:

А тот, кто хочет быть – и будет,

того тотчас же одолеет глупость.

Дух Бусталбалиус:

А я твержу и утверждаю:

быть, это значит быть неглупым.

И ты, приятель Фирмапелиус

жестоко ошибаешься.

Дух Фирмапелиус:

Скажу тебе друг Бусталбалиус,

что ты прямое доказательство,

того, что значит быть.

Дух Бусталбалиус:

Я не был и не буду никогда

и ты не будешь никогда

и никогда ты не был.

Проходящие облака:

А потому и разговор небывших

мы будем называть небывшим.

Расцветающие цветы:

А размышленье проходящих

мы называем проходящим.

Заходящее солнце:

Что не успело расцвести,

то не успело мудрости приобрести.

Озёра и реки:

Течение всегда приятно

и радости покой.

Когда мы пристально глядим на

что-нибудь,

то наши мысли быстро несутся

и мы, не в силах оглянуться,

летим с порога на порог

журчим рекой на поворотах

и поднимаем вверх волну.

Но вот затихло быстрое теченье

мы видим шире, больше,

видим сразу много

и не спешим, а тихо разливаемся

и делаем свою поверхность гладкой.

И гладкая поверхность отражает небо.

А в небе, ночью, светят звезды,

а днём летят по небу птицы

и отражаются в воде.

Пролетающие журавли:

В этих водах, наши крылья

очень чёрны, журавли.

В этих водах, наши крики

очень громки, журавли.

В этих водах, наши ноги

могут быстро обмануть.

В этих водах, наши дети

могут быстро утонуть.

Эти воды, нашим детям,

очень гладки, журавли.

Эти воды, нашим детям,

не годятся, журавли.

Голос:

Эй тварь

живая и неживая,

такая и нетакая,

от племяни и не от племяни,

во времяни и не во времяни

расступись

перед ним, перед самим,

господином

и таким и не таким!

Сатана:

Вселенная стой!

Часть I

Инквизитор:

Стой!

Я ещё на всё тебя спросил.

Ты не сказал мне

как зовут его слугу.

Фискал:

Сейчас скажу.

Я только справлюсь в этой книжечке.

Тут, у меня, всё нужное записано.

Вот перечень главнейших книг,

а вот литература,

которая меня интересует;

всё больше, кажется, по математике.

А вот таблица чисел,

их свойства и значения.

Вот непонятные слова,

которые мне приходилось слышать,

Вот перечень породы бабочек…

Инквизитор:

Довольно!

Эти глупости меня не занимают.

Мне нужно имя,

или я пущу в тебя четыре пули.

Фискал:

Вот имена погибших

Вот имя Дон-Жуана,

а вот его слуги.

Инквизитор:

Ну как же?

Фискал:

Лепорелло.

I член священного трибунала:

<1932>

«Мчится немец меж домами…»*

Мчится немец меж домами

мчится в бархатных штанах

мчится быстро в гости к маме

в город славный Штаккельнах.

немца кудри черно-буры

грозди глаз его блестят

по бокам его кабуры

бьют по крупу и свистят

по бокам его кабуры

бьют коня в тяжелый круп

немец немец от натуры

ловок, смел, суров и груб.

гвозди глаз его так хмуры

точно снится немцу сон

по бокам его кабуры

испускают страшный звон.

люди в страхе рассуждают:

кто сей всадник? объясните!

в нас, от страха, мысли тают,

рвутся нервов наших нити.

Немцу жизнь как игрушка

немцу пища невдомёк

вот вдали стоит избушка

светит в окнах огонёк.

21 августа <1933>

«Где ты?..»*

Где ты?

Я тут.

А где твоя подруга?

Подруга в гости не пришла.

А где твоя большая книга?

А книга спрятана в шкапу.

Зачем ты книгу спрятал в шкап?

Ах, просто по ошибке.

Я вытирал со стула пыль

мохнатой тряпкой.

Смотрю летают мухи

около еды.

и оставляют разные, паршивые следы

на разных, дорогих предметах.

<24 августа 1933>

«Из воздухоплавательного парка…»*

Из воздухоплавательного парка

бежит с восторгом фермоплаз.

блестит Юпитер. Звёздам жарко.

К трубе подносит Кпумбов глаз.

Огромной силы приближенье

увидел Кпумбов сквозь трубу.

Звёзд бесконечное движенье

планет безумный танец

фу ослепительно

<Август 1933>

«Захлопнув сочиненья том…»*

Захлопнув сочиненья том

я целый день сидел с открытым ртом,

прочтя всего пятнадцать строк

я стал внезапно к жизни строг.

<Сентябрь 1933>

«Когда умно и беспристрастно…»*

Когда умно и беспристрастно

в моём отшельническом доме

я сумасшедшими руками

хватаю муху за крыло

меня понять никто не в силах.

Прости природа мой поступок

прости невинное желанье

прости неведенье моё.

<14 октября 1933>

«На паровом тромбоне мы играли…»*

На паровом тромбоне мы играли

нам жизнь казалась колесом.

Иван Петрович Пятаков

глядел на небо сквозь трубу

Иван Петрович Пятаков

играл на паровом тромбоне

как пуля в ухо звук летел

Иван Петрович Поглядел

в тетрадку с нотами и грянул

такой стремительный галопп,

что звук летел как пуля в лоб.

<1933>

«Девица, женщина, жена, вдова, дитя и Марфа…»*

Девица, женщина, жена, вдова, дитя и Марфа

пугались Римы глаза кар

кого прикрыла тетя арфа

бледнели щёки с плечь сходил загар

кого тянула посмотреться в доску

щемила в рёбрах благодать

и дети чуя тоску

садились на кровать

<1933–1934>

«Царь вселенной…»*

Царь вселенной,

Царь натуры,

Царь безыменный,

не имеющий даже определённой фигуры.

приходи ко мне в мой дом

будем водку вместе жрать

лопать мясо, а потом

о знакомых рассуждать.

может божеский автограф

поднесёт мне твой визит,

или может быть фотограф

твой портрет изобразит.

27 марта 1934 года

Хармс

«Я к тебе несусь владыка…»*

Я к тебе несусь владыка

полон страсти и младыка

покажи мне воду некую.

II.

Я в кувшинах не кумекаю,

ветка ветра веселёха

распушила хвост рулевой

тучи серая лепёха

груди около лети

это вымпел нулевой

вехи ветхого пути.

Посмотри как я парю над озером

избегая капканы смерти

знать уж скоро выйдут с мозером

отмечать секунды черти.

Под ногами вьётся Ладога

величиною с кулачек

вон торчит глядите радуга

земледелия значёк

к нам от солнца света луч

пробегает путь олений

разноцветным из за тучь

флагом льёт переломлений

мы в этом усматриваем буковку

прекращения гроз

II.

А если хватит мороз

по молодым почкам

то то будет горе нам

воздушным цветочкам

Я с ножами вилками и ложками

колокольчиком лечу за мошками

не страшны мне холода

я и камни буду есть

я и воды буду пить

превращённые в снега

мне жизнь право опостылила

и если небо все дожди повылило

то радуга корона суши

мне кажется блистает ярче

предыдущего раза.

II.

Потоки болотного газа

<4 мая 1934>

На посещение Писательского дома 24 января 1935 года*

Когда оставленный судьбою

Я в двери к вам стучу друзья

Мой взор темнеет сам собою

И в сердце стук унять нельзя

Быть может радости движенья

Я вам собой не принесу

В груди, быть может, униженья

Насмешек ваших не снесу

Быть может приговор готовый

Моих друзей гремел не раз

Что я в беде моей суровой

Быть может не достоин вас

нелеп

Толпу забот и хлад судеб

<24 января 1935>

«Тебе дано меня боготворить (а это дар небесный)…»*

Тебе дано меня боготворить (а это дар небесный),

А дар небесный, это, надо думать, дар святой.

Да, я конечно очень очень очень очень интересный

И даже очень очень очень очень развитой.

Писать без промаха какое наслажденье!

Потом читать написанное вслух.

Да, это лучшее время препровожденье

Когда участвуют зараз и плоть и дух.

Тогда я чувствую в себе поток вселенной

<1935>

«Люблю порой смотреть в окно…»*

Люблю порой смотреть в окно

И наблюдать других людей заботы

Люблю порой смотреть в окно

Тем самым уклоняясь от работы.

Я долго, пристально смотрю

В лицо молоденькой еврейки

Стараясь прочитать в чертах её лица

Законы женских чар

<1936–1937>

«Вот Граволов чубук роняет…»*

Вот Граволов чубук роняет

А вот Пятёркин в водку

Рукой дрожащей насыпает…

<Кон. 1937 – нач. 1938>

«Довольно рвать зубами стремя…»*

Довольно рвать зубами стремя.

Горячий конь стоит под елью.

Минуту длится ликованье

И снова на балкон выходят гости.

<Кон. 1937 – нач. 1938>

«Вот вошёл Иван Блинов…»*

Вот вошёл Иван Блинов

И промолвил: «Я готов».

Он схватил руками стол

Раскачал его и в двери

Отшвырнул на сорок метров.

Он безумно был силён!

Антонина Соловьёва

Разлюбила Кандакова

А Блинова полюбила

Ради силы рук его.

А Блинова полюбила ради силы рук его.

И Блинова облепила

Поцелуями всего.

Доктор:

<1937–1938>

«Ума своего недостойный внук…»*

Ума своего недостойный внук

Давно окруженный пороками

Ключом отопри вдохновенья сундук,

Упомянутый в стари пророками.

Только где этот ключ:

В небесах между тучь

Или в море под хладными волнами?

Или в чёрных горах,

Или в тёмных дарах

28 июня 1933

«И вдруг из пола вылезает страшный дух…»*

И вдруг из пола вылезает страшный дух

И, указав на нас коленом, «Который, – говорит – из двух?»

Тогда Хлипатский подбегает к нерастворенному окну

И хочет пригнуть вниз на камни, но я кричу: «Не прыгайте – всплакну!»

<28 июня 1938>

«Журчит ручей, а по берегам…»*

Журчит ручей, а по берегам

По берегам

По берегам того ручья

Разбойники спят на песке.

Опасно плыть вдоль по ручью,

Вдоль по ручью,

Вдоль по ручью

Вдоль по ручью на прохладной волне

Девице плыть молодой.

Приснятся разбойникам жаркие сны,

Жаркие сны,

Коварные сны про весёлый ручей,

С девицей в прохладной воде.

Спасайся девица! Плыви в камыши,

Плыви в камыши,

Плыви в камыши

18 августа 1938 года

Комментарии

Как отмечено во вступительной статье к настоящему собранию, посмертное издание литературного наследия Хармса началось в 1962 г. с переиздания его произведений, опубликованных в конце 1920-х – 1940 гг. в детских журналах и книгах для детей. Усилиями А. Александрова и М. Мейлаха – исключительно ограниченного круга исследователей, допущенных владельцем архива Хармса Я. Друскиным к разборке его рукописей, – с середины 1960-х гг. начинается публикация оставшегося неизданным его творческого наследия. Одновременно «<…> тексты начинают расходиться в самиздатовских списках, как правило, искаженных и дефектных, которые после этого стали появляться в полупрофессиональных публикациях» (Кобринский, Мейлах. С. 81) – совершенно точное наблюдение; однако, хорошо зная по собственному опыту этико-политическую атмосферу того времени и учитывая названные выше обстоятельства доступа к архиву Хармса, приходится удивиться «обличительному» пафосу приведенного замечания. Ту же ремарку считаем возможным адресовать и другой, не менее справедливой оценке качества первого большого сборника прежде неопубликованных произведений Хармса: «<…> западный исследователь Дж. Гибиан поторопился сделать „литературное открытие“, выпустив сборник произведений Хармса и Введенского на английском языке, где к самиздатовским искажениям текстов добавились грубые ошибки переводчика. Через три года этот же исследователь выпустил и русское издание Хармса, столь же малоудовлетворительное» (Кобринский, Мейлах. С. 81).

В 1978–1980 и 1988 гг. вышли 4 тома Собрания произведений Хармса – итог многолетней тщательной работы М. Мейлаха и В. Эрля по разборке и изучению неизданных рукописей Хармса. В течение, по крайней мэре, 10 последующих лет первые три тома этого Собрания служили основным источником изучения «взрослого» стихотворного творчества Хармса, тем более значительного, что в Собрание включены варианты, неоконченные тексты, наброски. Огромный объем впервые осуществленной работу, по-видимому, не позволил дать необходимых пояснений по поводу избранных составителями текстологических решений, которые, применительно к публикации произведений Хармса (особенно стихотворных), составляют проблему, неизбежно так или иначе решаемую любым, кто берется публиковать по автографам его творческие тексты.

Другим заметным изданием наследия Хармса стал первый в России том избранных его произведений, подготовленный и прокомментированный А. Александровым – «Полет в небеса». Российский читатель, благодаря этому изданию, мог впервые в более или менее репрезентативном объеме и в составе одного тома познакомиться с творчеством Хармса в разных жанрах. Однако, текстологический уровень этого издания оказался оценен (в значительной степени справедливо) негативно (Кобринский, Мейлах).

Помимо явно непрофессиональных или поспешных публикаций литературного наследия Хармса, появлялись достаточно квалифицированные, сделанные с максимально возможным учетом авторской индивидуальной манеры и воли. К таким следует прежде всего и в особенности отнести появлявшиеся с 1985 г. в сопровождении оригинальных, новаторских интерпретаций публикации швейцарского слависта Ж.-Ф. Жаккара. Впоследствии они вошли в развернутом виде в состав его (вообще первой в хармсоведении) монографии (Jaccard 1).

Как сказано во вступительной статье, почти все литературное наследие Хармса на сегодня можно считать опубликованным. Однако, хармсовская текстология является достаточно сложной (а некоторыми публикациями и дополнительно осложненной) проблемой – за отсутствием для всего корпуса текстов Хармса (помимо двух опубликованным при жизни) несомненных указаний на авторскую волю, каковой принято считать последнюю прижизненную публикацию (не имеем в виду детские тексты, хотя относительно их текстологии приходится тоже решать немало проблем – о них см. т. 3 настоящего собрания). Итак, перейдем к изложению текстологических принципов настоящего собрания, оговорив, что составитель отнюдь не считает их единственно возможными и универсальными для хармсовской текстологии.

СОСТАВ. О распределении произведений Хармса по томам в соответствии с их жанровой принадлежностью см. во вступительной статье к настоящему тому. В томах 1–3 отсутствуют те литературные произведения Хармса, которые включены им в состав записных книжек: композиция этого собрания предполагает их воспроизведение в полном составе, чтобы дать представление о подлинной внутренней структуре записных книжек Хармса (как это принято в научных публикациях записных книжек писателей).

К драматическим произведениям в стихах (в отличие от диалогически организованных стихотворных текстов) отнесены все те, которые имеют авторские ремарки: «входит», «садится», «занавес» и т. п. В то же время многочисленные прозаические тексты, имеющие признаки драматических, отнесены в общий раздел «Проза и сценки».

К произведениям Хармса для детей (т. 3 наст, собр.) отнесено, как правило, то, что им самим напечатано в детских изданиях – сознаем, что и среди неопубликованного есть тексты, которые могли быть написаны для таких изданий, но в них, по каким-то причинам, не напечатаны; мы сочли целесообразным пойти по этому формальному пути, чтобы избавить себя от неизбежного субъективизма, а читателя от напрасных догадок по поводу логики составителя или самого Хармса.

В тт. 1–2 особо выделен отдел «Незавершенное и отвергнутое». Отвергнутое – все то, что нередко у Хармса сопровождено пометой «Плохо» или перечеркнуто, но все же носит характер удобного для публикации текста. Что касается незавершенного, то применительно к хармсовской текстологии это проблема едва ли решаемая с безусловной надежностью. Не будучи вообще оригинальной в литературе (ср. с любимым Хармсом Гоголем – об этом см. Jaccard I. Р. 233 и далее) у Хармса незавершенность еще и утрирована: начало как бы «с полуслова» и такой же обрыв текста – один из элементов, составляющих его концепцию времени. Поэтому мы сочли возможным отделить в раздел, о котором идет речь, преимущественно те тексты, которые очевидным образом свидетельствуют об их неоконченности: недописанная фраза, слово или обозначенный персонаж, которому не дано реплики (что, впрочем, тоже, может быть, являлось авторским приемом?). Все остальные тексты, завершенность которых может дискутироваться, помещены в основной раздел.

В некоторых случаях приходилось решать проблему выбора основного текста.

Незавершенное и отвергнутое

Поиск по сайту