В среду после полудня он сидел на кровати, держа в руках чашку с куриным бульоном, и отпивал из нее время от времени. События прошлой ночи казались смутным сновидением.
Хозяин поместья вошел в комнату, одетый в костюм для верховой езды. Маркиз только что вернулся с охоты – как всегда, пьяный в дым. Он споткнулся, ухватился за стул и уселся перед Оксфордом.
– Ты вернулся с самого края! Как, черт побери, твое самочувствие?
– Слабость, – ответил Оксфорд. – Генри, я хочу извиниться… я был груб с тобой.
– Брок, принеси эту хренову машинку для снятия сапог, – приказал Бересфорд. – Не могу никак сам стянуть эти проклятые штуки, – пояснил он.
– То, что я сказал тебе, это ужасно, – продолжил Оксфорд. – Я не должен был… называть тебя обезьяной.
– Тьфу ты, забудь про это! Было, да быльем поросло. Итак, с Первым у тебя ничего не вышло, да? Ты не сумел разубедить его? Ты бормотал об этом в бреду.
– Я скорее уговорил, чем отговорил его, – сознался Оксфорд.
– Ха‑ха! Значит, королеве Виктории предстоит умереть?
Оксфорд пролил бульон на простыню и трясущейся рукой поставил чашку на столик у кровати.
– Похоже, я болтал много лишнего, – хрипло сказал он.
– Вовсе нет, старина. Откровенно говоря, я не люблю эту чопорную суку, и теперь, когда знаю всю историю, чувствую себя намного уверенней. Значит, Ее Величество – важная фигура в твоей истории?
– Да. Это связано с технологическим прогрессом. Ну и… с влиянием королевы на развитие Британской империи.
– Брок! – взревел Бересфорд. – Где ж ты? Эти чертовы сапоги давят мне ноги! – Он посмотрел на Оксфорда. – Ты что‑то не договариваешь. Во всяком случае я не понимаю, как эта высокомерная шлюха может повлиять на развитие империи.
– Она – символ нашей страны.
– Да пошел он в задницу, этот символ! Он временный, Эдвард, временный! На помойку эту королеву, вот что я скажу. А, Брок, наконец‑то. Тебя не дождешься, старый козел! Стаскивай с меня эти проклятые штуки!
Камердинер, с каменным лицом, подтащил к себе маленький трехногий стул, сел на него, поднял правую ногу Бересфорда, положил себе на колени и начал расшнуровывать высокий сапог.
– Нет, Эдвард, – продолжал маркиз. – Ты придаешь слишком большое значение событиям 1840 года. По‑моему, нам надо сосредоточить свои усилия совсем в ином месте.
Брок вставил сапог в устройство и нажал на рычаг.
– А что мне еще остается? – воскликнул Оксфорд. – Трижды я вмешивался в это событие и каждый раз оказывался не совсем там, где надо, – как географически, так и хронологически: костюм препятствует моей встрече с самим собой.
– Тогда, как я и сказал, ты должен зайти с другой стороны, – произнес Бересфорд, испустив глубокий вздох облегчения, когда сапог, наконец, был снят. Брок принялся за второй.
– Что ты предлагаешь?
– Не пытайся изменить ход истории. Видимо, все дело не в форме и порядке событий, а в том, что ты в них участвуешь. Если ты добьешься того, что та девушка будет иметь ребенка от Оксфорда, ты восстановишь свою родословную. Да кого вообще заботит, черт побери, что без Виктории история будет развиваться иначе? По крайней мере, в 2202 году в ней будет Оксфорд! И ты сможешь вернуться домой, старина!
Путешественник во времени задумчиво посмотрел на свои руки.
– Да, верно, – пробормотал он. – У Первого были… то есть я хочу сказать… есть… братья. Но даже если я найду ту девушку, что само по себе непросто, я не понимаю, каким образом я смогу свести их вместе.
Маркиз оглушительно захохотал и, как только его вторая нога освободилась от сапога, отослал Брока прочь.
– Клянусь небесами, для человека из будущего ты соображаешь слишком медленно! – с пьяным задором крикнул он. – Ты сам прекрасно сделаешь это, приятель! – И он весело хлопнул себя по колену. – Ты и только ты! Найди эту маленькую шлюху и поимей ее!
Оксфорд в изумлении вытаращился на маркиза.
– Неужели ты допускаешь, что я изнасилую собственную прабабушку?
– Конечно! И оно того стоит! Трахни ее и втисни себя в жизнь, Оксфорд. Другого выбора у тебя нет!
Глава 18
ПОДГОТОВКА
«Есть только судьба и возможность».
Арабская пословица
Странно, но через три дня идея Бересфорда, сперва казавшаяся Оксфорду кощунственной, уже не возмущала его. Но не потому, что в ней был какой‑то здравый смысл, – просто у самого Оксфорда его становилось все меньше и меньше. Он чувствовал себя полностью вырванным из окружающей действительности, и, когда Бересфорд или Брок говорили с ним, они казались ему актерами, мастерски играющими свои роли, а не реальными людьми. В этом времени все для него было ненастоящим.
В субботу за ужином он сам заговорил об этом. И сказал, что проблема – не в изнасиловании, а в том, как найти единственно нужную жертву.
– Я же ничего не знаю о ней, – признался он маркизу.
– Как не знаешь? У нее на груди родинка?
– Ну да.
– Это раз. И она намного моложе Первого Оксфорда.
– Да.
– Это два. И он был знаком с ее родителями, дедушкой и бабушкой до депортации в Австралию, так?
– Все верно.
– Он сидел в Бедламе, а потом в Бродмуре – с середины 1840‑го до своего отъезда; значит, он знал их до убийства.
– Попытки убийства, – поправил его Оксфорд.
– Неважно. Ты говорил, он работал в «Шляпе и перьях», а потом в «Борове в загоне».
– Точно.
– Приятель! У тебя есть, с чего начать.
– Бересфорд, неужели ты думаешь, что я стану бегать по пабам? Да я даже в «Чернеющих башнях», где только ты и твои люди, чувствую себя не…
– Да погоди, старина, – с кривой улыбкой прервал его маркиз. – Я предлагаю кое‑что другое…
– Что?
– Все просто. Следующие два с половиной года я буду охотиться на твою юную леди. Будем с тобой встречаться здесь каждые шесть месяцев, и я буду сообщать тебе о своих успехах.
– Каждые шесть месяцев?
– Да! Доедай ужин, допивай коньяк и прыгай вперед! Встретимся тут 1 января 1838 года.
Через шесть месяцев Генри де ла Пое Бересфорд, 3‑й маркиз Уотерфордский, выглядел еще более потрепанным, чем во время их последней встречи с Оксфордом, а его особняк совсем обветшал.
И, как обычно, маркиз был подшофе.
– Черт побери, я уж решил, что ты – моя галлюцинация, – сказал он заплетающимся языком, когда Оксфорд появился в застекленной двери. – Входи, старина, на дворе дождь.
Они прошли в гостиную.
Оксфорд снял шлем и сапоги. Шлем сильно нагрелся, и ему пришлось тушить пламя, которое вспыхнуло вокруг выемки, оставшейся от выстрела часового из 1877 года.
– Что нового? – спросил он.
– Не хочешь выпить со мной?
– Я только что поужинал. Ты забыл: для меня со времени нашего последнего разговора прошло несколько минут. Нашел девушку?
– He‑а. Этот недоумок все еще живет с матерью и сестрой. В июне его выгнали из «Красного льва», после того как с ним случился припадок. Думаю, это последствие встречи с тобой. В общем, он болтался без работы пару месяцев, потом его взяли в «Крысолов». Я там часто бываю, надев парик и бороду, и называю себя мистер А. У. Смит. Этот паб – убогая дыра, и я у них постоянный посетитель. Публика там самая отвязная – стадо беззубых старых ублюдков и дешевых проституток. Очень сомневаюсь, что кто‑то из них способен произвести на свет нашу девушку. Что касается Первого Оксфорда, у него, слабоумного болвана, даже друзей нет. Правда, за стойкой он весьма неплох. На удивление расторопен. Я буду следить за ним, конечно.
Оксфорд протянул руку, и Бересфорд, слегка удивившись, пожал ее.
– Я ни разу не поблагодарил тебя как следует, Генри, – сказал Оксфорд.
– Я сам тебе благодарен, Эдвард, ты дал мне много пищи для размышлений. Теперь я вижу наш мир совсем в другом свете. Наверное, пришло время, когда кто‑то должен помочь людям сбросить с себя узы, объяснить им, что они хотят на самом деле, дать им возможность проявить свою истинную сексуальность, научить их носить то, что они хотят, и быть тем, кем они хотят. А вдруг однажды я сам стану во главе этого движения, кто его знает? – И он икнул.
– Прекрасная речь, Бересфорд, – улыбнулся Оксфорд. – Только немного невнятная. Давай‑ка завязывай с алкоголем, он плохо на тебя действует.
Маркиз усмехнулся:
– Почему бы тебе не смыться в 1 июля 1838 года?
– Запросто! – ответил путешественник во времени и исчез.
Полгода спустя они опять встретились.
Бересфорд заметно постарел.
– Прости, Эдвард, мне нечего тебе сказать. Его выгнали из «Крысолова» за странное поведение, и сейчас он в таверне Минтона. А в остальном та же история: живет с матерью и сестрой, друзей нет, публика – отбросы общества.
– Спасибо, Генри. Увидимся в конце года.
– Не хочешь остаться? Я не видел тебя целую вечность! Останься, и поговорим.
– Не могу. Надо уладить это дело как можно быстрее. Я хочу домой.
Маркиз вздохнул.
– Ладно, друг мой, но я не доволен такими мимолетными визитами. В следующий раз ты останешься, и мы поболтаем!
Следующий раз был 1 января 1839 года.
– Он уволился прямо перед Рождеством. Хорошие новости, Эдвард, мы выходим на более знакомую территорию. Через две недели он начнет работать в «Шляпе и перьях», он мне сам сказал. Можешь задержаться на пару часов?
– В другой раз.
Прошли месяцы.
Для Генри де ла Пое Бересфорда, разгульная жизнь которого постепенно наполнилась философским смыслом, мир оставался таким, каким он был. Однако, обладай он познаниями Эдварда Оксфорда, он понял бы, что это не тот мир, который описан в учебниках истории. Что‑то отклонило его от заданного курса и стремительно повело совсем в ином направлении.
И этим «чем‑то» был сам маркиз.
В 1837 году он беззаботно поболтал с Изамбардом Кингдомом Брюнелем и ненароком посеял в знаменитом инженере семена идеологии технологистов, как Эдвард Оксфорд когда‑то посеял в Бересфорде семена идей либертинов.
Человек из будущего даже не подозревал об этом, когда вновь появился в июле 1839‑го.
– Я соскучился по тебе, старина, – сказал Бересфорд.
– Привет, Генри. А я не успел соскучиться. Ведь я расстался с тобой несколько минут назад! Помнишь Новый год? Помоги мне снять шлем. Он все еще горит?
– Больше, чем когда‑либо. И из этой штуки у тебя на груди тоже сыплются искры.
– Я останусь на время и попробую хоть что‑то починить, если ты не против.
– Великолепно! Я так рад тебя видеть. Давай поговорим. Вот, оберни эту тряпку вокруг головы, и я стяну с тебя шлем.
Общими усилиями они сняли с Оксфорда костюм и отправились в гостиную, которая к середине 1839 года оставалась одним из немногих уютных местечек в трухлявом особняке.
– Хочешь выпить?
Оксфорд улыбнулся.
– Ты опять забыл. Я все еще перевариваю наш ужин двухлетней давности!
– Клянусь всеми святыми, к этому никогда не привыкнешь!
– Как дела, Бересфорд?
– Теперь мое имя знают многие. Знаешь, как меня называют?
– Как?
– Сумасшедший маркиз! И знаешь почему?
– Ты, наверное, вконец спился?
Бересфорд усмехнулся.
– Нет, только частично. Дело в другом. Я ломаю социальные обычаи, которые, как ты говорил, подавляют нас, «викторианцев». Я, Эдвард, основал движение, которое должно разрушить всю идеологию хороших манер. Ты убедил меня, что человек может достичь намного большего, если он свободен.
– Амбициозный проект! А что с мальчишкой?
– А, твой уважаемый Первый… Начиная с января он трудится в «Шляпе и перьях». Мистер А. У. Смит перебрался из «Крысолова» туда же; вышеупомянутый джентльмен дал понять парнишке, что считает его лучшим барменом в Лондоне. Ха‑ха‑ха! Но, Эдвард, я не заметил, чтобы у него там появились друзья. Тем не менее, какое‑то время я думал, что нашел нашу леди. Это Люси Скейлс, ей восемнадцать лет. Конечно, она не могла выйти за него замуж в Австралии, но она вполне в том возрасте, когда может стать матерью нужной нам девушки.
– Почему именно она? – удивился Оксфорд, в его глазах вспыхнул интерес.
– Потому что в феврале на нее напали недалеко от таверны, и твой Первый чересчур эмоционально отреагировал на это. Меня тогда там не было, но рассказывают, что с ним случился приступ истерии, а потом нервный срыв. Только через две недели он очухался и вышел на работу.
– И ты думаешь, он как‑то связан с этой девушкой?
– Мне сперва пришло это в голову, но я все тщательно расследовал и узнал, что он никогда в глаза не видел ни ее, ни ее родителей.
Оксфорд какое‑то время обдумывал его слова, потом спросил:
– Что‑нибудь еще?
– Да – мои коварные приготовления! Твой Первый одержим желанием прославиться; он говорит, что… я цитирую… «его имя навсегда останется в истории».
– Каким же дураком я был, показавшись ему в своем костюме, – перебил его Оксфорд. – Испуг выбил у него из башки последние мозги! Это были мои слова, и они говорились совсем о другом. А он выхватил их, исказил и заболел манией величия.
– Сейчас эта мания работает на нас, – вставил Бересфорд. – Я вовлек его в одно секретное общество, мое… нет, точнее, мистера А. У. Смита… изобретение. Оно называется «Молодая Англия», и в нем уже двадцать пять членов.
Оксфорд ударил рукой по подлокотнику кресла.
– Слушай, ты сдурел? Ты вовлек в наше дело двадцать пять человек?
– Да нет! Все это фикция, как и сама организация!
– Тогда в чем суть?
– А вот в чем: «Молодая Англия» собирается свергнуть всех аристократов, вроде меня! И заменить их, так сказать, «чистокровными рабочими». Не буду вдаваться в детали, Эдвард, это чепуха. Я так задурил беднягу, что он совсем рехнулся. Суть в том, что каждый член организации обязан найти себе жену из числа девушек – лучших работниц. Она должна быть не только трудолюбивой, но и добродетельной, скромной, честной, верной и… – короче, обычный идиотский пуританский набор. Первый теперь рыщет, сбиваясь с ног, в поисках такой девицы. Изучает репутацию всех девиц, живущих по соседству, и даже готовит мне письменный отчет о каждой!
Эдвард Оксфорд нервно засмеялся.
– Да, милорд маркиз, ты хитрец! Но, должен признаться, я восхищен твоей изобретательностью.
– Рад помочь. Сейчас я ухожу, спокойно чини свою машину времени. Но немного позже, я настаиваю, ты посидишь и выпьешь со мной. Согласен?
– Ладно.
Оксфорд действительно провел с хозяином весь вечер, выспался, а утром прыгнул в воздух и не появлялся до 1 января 1840 года.
– Шесть месяцев осталось до убийства, и обстановка накаляется! – с ходу объявил Бересфорд.
– Неужели? – спросил Оксфорд, глядя куда‑то мимо собеседника. – Расскажи.
– Наш парень работает в «Борове в загоне» на Оксфорд‑стрит. Его постоянный клиент, мистер А. У. Смит, естественно, перебрался туда же. Мои собутыльники даже не подозревают, что я – знаменитый Сумасшедший маркиз.
– А ты теперь знаменит?
– Да, Эдвард, если более точно, «скандально знаменит». У меня довольно много молодых последователей. Но это так, к слову. Я уже говорил, Первый сейчас в «Борове…». Владелец паба, некто Джозеф Робинзон, живет в Баттерси. Каждую неделю он привозит оттуда в паб группу приятелей и устраивает попойки. Эти люди называют себя «Бригадой Баттерси» и, насколько я знаю, протестуют против строительства электростанции.
– Что за электростанция?
– Электростанция Баттерси – один из самых одиозных проектов Брюнеля.
– Чушь! – возразил пришелец из будущего. – Электростанцию в Баттерси построили на три века позже, и Брюнель тут ни при чем!
– Гмм… Может, в этом виноват я.
– Что это значит?
– Ты рассказал мне очень много о будущем, Эдвард, и я пообещал держать язык за зубами. Но однажды ночью, в 37‑м, я сильно нагрузился в Афинском клубе, и этот инженер, Брюнель, как раз был там…
– И…
– И я проболтался, прости меня, – добавил Бересфорд. – Я рассказал Брюнелю о том, как можно добывать энергию из земли. Я даже вспомнил фразу, которую ты произносил: «геотермальная энергия». Эта идея совершенно вскружила ему голову, и меньше чем через год появился проект Экспериментальной электростанции Баттерси.
– Черт тебя подери, Генри! И без того паршиво, что я вернусь в будущее без Виктории, а теперь еще ты создал мир, в котором геотермальная энергия используется на триста лет раньше, чем положено. Ты понимаешь, что одно это может полностью запутать дело и разрушить все мои надежды вернуться в мир, хоть чем‑то похожий на мой?
– Извини, это была ошибка.
– Ужасная! И расскажи мне поподробнее об этой бригаде протестующих – почему она так важна?
– С того дня, как Оксфорд поступил на работу в «Борова…», он и эта «Бригада Баттерси» стали не разлей вода. Парни, похоже, полюбили этого маленького шельмеца!
– Ты хочешь сказать, что он нашел друзей?
– Да! И у семерых из них есть дочери как раз того возраста, чтобы родить будущую жену твоего Первого. У любой из них на груди может оказаться «родинка Оксфорда»!
– Не обязательно. Она появляется не в каждом поколении.
– Но если мы ее найдем, то получим огромное преимущество: нам не придется наблюдать за всеми семью девушками, до тех пор пока одна из них не произведет на свет твою далекую прапрабабку, – вполне достаточно будет проследить за одной.
Оксфорд кивнул, пожевал губу, потом замер, и лицо его утратило всякое выражение.
– Эдвард, – встревожился маркиз. – Ты еще здесь, со мной?
– Да, – нехотя промямлил тот. – Сообщи мне времена и места, где я могу найти этих девушек. Я хочу закончить с этим побыстрее. Увидимся через шесть месяцев.
И он исчез.
Прошли январь, февраль, март, апрель, май и июнь.
Наступил июль.
Королева Виктория погибла.
Ее убийца умер через несколько секунд.
А еще через десять дней Бересфорд, приветствуя своего гостя на летней веранде, сообщил:
– Спустя два дня после убийства Виктории я собрал своих последователей в «Борове…» и сбросил с себя маску А. У. Смита.
– Значит, ты больше не скрываешь, что ты маркиз Бересфорд?
– Вот именно, не скрываю! – засмеялся Бересфорд. – Более того, я поступаю как раз наоборот!
– Забавно. Я‑то думал, что твои новые усы – часть маскировки. Когда ты успел… – о, боже мой!
– Что случилось?
– Я тебя узнал! Это был ты! Ты смотрел на меня! С улыбкой во все лицо!
– Конечно, я, старина. Это самое лучшее представление, которое я когда‑либо видел! Я не мог отказать себе в удовольствии поглядеть на тебя в действии, стать свидетелем того, о чем ты мне рассказывал. Я хотел своими глазами увидеть, как эта высокомерная корова умрет…
– Генри, ты даже не попытался остановить меня…
– Тебе не кажется, что все и так слишком запутано, даже без моего участия?
Оксфорд какое‑то время молча глядел на маркиза, потом вздохнул и пожал плечами.
– Да, ты прав.
– Тогда снимай шлем и входи.
– Я не могу остаться надолго. Мой костюм на последнем издыхании.
Это была правда. Из странного устройства на груди Оксфорда с шипением сыпались искры, белые чешуйки вокруг него сильно обуглились, голубое пламя постоянно вспыхивало вокруг шлема.
– Н‑да, костюмчик выглядит неважно. Тогда прямо к делу?
– Давай.
– Во‑первых, должен тебе сказать, что со дня убийства полиция так и вьется вокруг «Борова в загоне». Они пытаются выяснить, не является ли убийство результатом какого‑то более широкого заговора, и вся моя толпа под подозрением. Нас считают бандой опасных анархистов. – Они прошли через зал и оказались в примыкающем к нему коридоре. – И это как раз то, на что я делал ставку, – продолжал маркиз. – Вот почему я привлек своих молодых последователей в этот паб: пока копы занимаются нами, они не будут обращать внимания на «Бригаду Баттерси», которая кажется им сборищем обычных мужланов. Кстати, кое‑какие документы «Молодой Англии» и письма от А. У. Смита, которые нашли в комнате Первого Оксфорда, направили Скотланд‑Ярд по ложному пути. Ха, они искали изо всех сил, но так и не нашли никаких следов ни этого человека, ни его организации. Короче, я сплел целую паутину, и власти запутались в ней.
Они вошли в гостиную.
– А что с девушками, Генри? – спросил Оксфорд. – Как успехи Первого?
– Ну… среди деревенских дурачков он все‑таки выделяется в лучшую сторону. Он сумел собрать кучу информации… вполне достаточно для того, чтобы ты прыгнул на пару лет назад и нашел их всех. Садись, давай позавтракаем.
Оксфорд сел за стол, и Брок – последний оставшийся у Бересфорда слуга – поставил перед ними блюдо с хлебом и сыром.
На лице Оксфорда появилось выражение сомнения.
– Назад, друг мой! – воскликнул маркиз. – Только так. Ты не сможешь поймать этих девушек в будущем, потому что мы не знаем, где они будут. Ты не сможешь приблизиться к ним и в настоящем, потому что полиция роет носом землю вокруг «Борова…» в поисках хоть чего‑то подозрительного. Остается только прошлое. У меня есть описание каждой из них: Дженнифер Шепард, Мери Стивенс, Дебора Гудкайнд, Лиззи Фрайзер, Тилли Адамс, Джейн Олсоп и Сара Льюит. Вот подробные сведения о времени и местах, где ты можешь найти этих девиц.
Оксфорд взял бумаги, быстро просмотрел и внезапно оживился.
– Очень тщательная работа! – воскликнул он. – Мой предок молодец! Похоже, он убежденный сторонник идей твоей «Молодой Англии». Ловко ты его подцепил на крючок! Ладно, срочно берусь за дело.
– Погоди! А поесть?
– Благодарю, Генри. Если все будет хорошо, я появлюсь через минуту. И тогда поем.
Они вышли во двор.
– Ату их, Эдвард! Удачи! – пожелал Бересфорд.
Глава 19
ОХОТА
«Если недостаток знаний опасен, то где тот человек, у которого знаний так много, что он в полной безопасности?»
Томас Генри Гексли
5 мая 1838 года
Каждую субботу, без четверти два пополудни, шестнадцатилетняя Дженни Шепард выходила из дома родителей в Маскелайн‑клоуз, Баттерси, шла через юго‑восточный уголок парка и подходила к дому семьи Калверт на Бичмор‑роуд. Она не стучала в парадную дверь, а спускалась по ступенькам к черному ходу, где ее встречала миссис Твиддл, хозяйка дома.
Дженни всегда приходила ровно в два и работала до восьми, без перерыва.
Ее родители называли это обучением, миссис Твиддл – работой. Дженни Шепард считала это рабством.
Тем не менее, за полгода она много чему научилась. Теперь она могла так отполировать серебро, что в него удобно было смотреться, как в зеркало; она узнала, как удалять пятна с хлопка и шелка; она ухитрялась так поставить чашки с чаем на поднос, чтобы он оставался в равновесии; она выпекала вкусный хлеб и ловко потрошила рыбу – в общем, она уверенно вела по дому такие дела, о которых раньше даже не имела понятия.
В тот летний вечер, выйдя из дома хозяйки, Дженни чувствовала себя особенно усталой, потому что она, стоя на четвереньках, шесть часов без передышки мыла полы. У нее болело все, что только может болеть, и она хотела лишь одного – бухнуться в кровать.
Воздух был тяжелый и сырой, вонь с Темзы ударяла прямо в нос. Было чуть больше восьми, еще совсем светло, и девушка пошла через парк привычной дорогой. В рабочей одежде ей было жарко и неудобно.
– Дом. Кровать, – твердила она в такт своим шагам. – Дом. Кровать. Дом. Кровать.
В кустах слева кто‑то зашевелился.
Наверное, это бродяга нашел тут себе убежище на ночь; сюда никакой полицейский не сунется и не прогонит.
Дженни решила обойти кусты от греха подальше. По дороге, кроме нее, никто не шел.
– Тебе никогда не повредит быть слишком осторожной, – сказала она сама себе, повторяя назидания отца. – Смотри в оба и держи ушки на макушке.
Дом. Кровать. Дом. Кровать.
– Дженнифер Шепард!
Громкий шепот из кустов.
Она остановилась и взглянула туда. Там кто‑то маячил. Кто‑то в белом.
– Дженнифер Шепард!
Боже! Он зовет ее! Откуда он знает имя?
– Кто там? – спросила она. – Это ты, что ли, Герберт? Играем в разбойников, да? В Дика Турпина?[18]Давай в другой раз! Я умаялась нынче на работе, хочу быстрее домой и в кровать – дрыхнуть!
Она отвернулась и пошла дальше, потом остановилась и крикнула:
– Эй, Дик Турпин! Слышишь, Герберт, проводи меня, а? Ты же настоящий джентльмен. Выходи, пошли вместе!
Молчание.
– Герберт, выходи!
Куст зашелестел.
– Ну наконец‑то… – произнесла она.
И в миг остолбенела, разинув рот и вытаращив глаза. Коленки у нее затряслись.
Высоченная нескладная фигура появилась из‑за куста и зашагала к ней на длинных, как у аиста, ногах. Голубое пламя играло вокруг черной головы. В три шага фигура оказалась возле нее, присела и схватила ее за плечи.
– У тебя на груди есть родинка? – прошипела фигура.
Дженни хотела вырваться, побежать или закричать, но ужас парализовал все ее тело.
– Отвечай! – прорычало существо. – У тебя на груди, над сердцем, есть родинка, похожая на радугу?
Дом. Кровать. Дом. Кровать.
Между ног Дженни потекла горячая струйка.
Внезапно раздался ужасный вой. Сначала не слишком громкий, он все усиливался, пока не начал рвать ей уши. Существо подняло руку и ударило ее по щеке. Вой прекратился, и только тогда она осознала, что воет она сама.
– Нет! Нет!
– Точно у тебя нет родинки?
– Нет! – заорала она во весь голос, вырвалась из его хватки и помчалась по дорожке с бешеной скоростью, больше не чувствуя никакой усталости в натруженных мышцах. Не чувствуя и не видя вообще ничего.
9 октября 1837 года
Ей было пятнадцать лет, и уже три года она с понедельника по пятницу работала служанкой у своих хозяев.
Всю неделю до выходных она жила, как будто в заключении, и весь ее «тюремный» быт подчинялся трем незыблемым правилам.
Первое: говори только тогда, когда тебя спрашивают.
Второе: встретив хозяина, хозяйку или их сына в коридоре, немедленно посторонись, опусти голову и стой у стены, пока они не пройдут. И не противься, если сын, проходя мимо, «невзначай» проведет тебе рукой по заднице.
Третье: плати из своего кармана за все, что случайно испортишь или повредишь. А Мери Стивенс была неуклюжей девочкой, поэтому роняла и разбивала много чего. «Если так дело пойдет и дальше, – сокрушалась она, – я до конца года вообще ничего не заработаю. И что скажут родители?».
Выходные! Вот чего она ждала! Вот о чем начинала мечтать уже утром в понедельник! А каждую пятницу вечером радостно выбегала из дома своих тиранов на Лавендер‑Хилл, мчалась по Кат‑Троут‑лейн до маленького парка Клепхем‑коммон, огибала его и пулей летела на Распберри‑лейн, где был дом ее родителей и где ей предстояло провести два счастливых дня.
В прошлую субботу ее братишке исполнилось пять лет, и мать сшила ему красивую солдатскую форму из обрезков, которые они собирали несколько месяцев, а отец вырезал ружье из длинной деревяшки, что нашел на берегу.
Идя по Кат‑Троут‑лейн, Мери с удовольствием вспоминала выражение самозабвенной радости на лице брата, когда он увидел подарки. Как гордо он маршировал, ну настоящий солдат! А как забавно, по команде отца, вытягивался «смирно»: грудь вперед, плечи назад. Ох, смешной малец!
– Рядовой Стивенс, – произнес тогда отец самым суровым голосом, – почему у вас форма не застегнута? Ее Величество королева Виктория только что взошла на трон и надеется, что бравые солдаты будут служить ее империи верой и правдой! Немедленно приведите форму в порядок! Вам нужны настоящие медные пуговицы!
Брат неуверенно посмотрел на мать.
– Я‑я‑я… не…
Но тут Мери вышла вперед и сказала:
– Ладно, вояка. Я пришью пуговицы. С днем рождения, рядовой Стивенс! Вот, держи подарок! – И протянула шесть блестящих медных пуговиц.
Мери громко рассмеялась своим воспоминаниям. Хотелось думать о хорошем, а не о предстоящей недельной каторге.