«О Время! Ты
Суждений ложных верный исправитель». [19]
Лорд Байрон
– Ему потребовалось почти четыре месяца, чтобы восстановить рассудок, – сказал Генри де ла Пое Бересфорд. – Хотя «восстановить», наверное, слишком оптимистичное слово. Уверяю вас, что к тому моменту он практически сошел с ума. – Бересфорд обошел, пошатываясь, вокруг банкетного стола и глубоким грудным голосом продолжил свой рассказ, который сэр Ричард Фрэнсис Бёртон теперь слушал, лежа в своем укрытии наверху и стараясь не пропустить ни единого слова. – Мы условились встретиться снова 25 сентября 1843 года. Он проделал свой трюк с исчезновением, а я следующие три года следил за девицами из Баттерси – как они выходили замуж и рожали детей. К тому времени моя репутация была уже такова, что я не мог даже близко подойти к ним и их детям и, естественно, не мог установить, у кого из них на груди есть родинка в виде радуги. Мы встретились, как условились, через три года, и я сообщил об этом Оксфорду. Он пришел в такую ярость, что его чуть не хватил апоплексический удар. Целую ночь он кричал и бушевал. Потом потребовал, чтобы я глаз не спускал с детей, сказал мне, что улетает и вернется через восемнадцать лет, то есть 28 сентября нынешнего года: к этому времени дочери этих девок из Баттерси станут взрослыми и смогут родить ему предка.
– Двадцать восьмое было вчера! – воскликнула сестра Найтингейл.
– Да, – подтвердил Бересфорд. – Его решение стало ударом для меня, потому что к тому моменту мне захотелось избавиться от этого невменяемого дурака и завладеть его костюмом. Я попытался убедить его появиться быстрее – черт побери, я едва не умолял его! – но он отказался, заявив, что это будет бесполезной тратой ресурсов костюма. Он вышел из этой самой комнаты через застекленную дверь, а я побежал в гостиную, взял из шкафа револьвер и рванул обратно, собираясь застрелить этого типа во дворе. Но я опоздал. Он уже исчез. Все эти годы я не терял из виду семьи Баттерси, но, после того как либертины разделились, а новая фракция «развратников» приобрела большое влияние, дело Оксфорда стало восприниматься мною как сон. Я сам себе не верил, что действительно дал приют человеку из будущего. Может, все это было пьяными галлюцинациями? Восемнадцать лет – большой срок; память нас подводит, а сомнения заставляют видеть прошлое совсем в ином свете. Откровенно говоря, я не надеялся вновь увидеть Эдварда Оксфорда, и через какое‑то время мне стало все равно. Для меня он превратился в символ «сверхчеловека», переступившего ограничения природы, свободного от уз закона, морали и собственности. Он – Джек‑Попрыгунчик! Миф! Страшилка! Выдумка! Потом произошло несчастье. Два года назад, в марте 1859‑го, я упал с лошади и сломал шею. Считалось, что я обречен. Но новость об этом достигла вас, Изамбард, и вы послали мне на помощь мисс Найтингейл. Она забрала меня из больницы и переправила в свои медицинские лаборатории, где с невероятным умением сумела сохранить мой мозг, пересадив его в тело одного из экспериментальных животных. Результат перед вами. Мэм, я говорил это раньше и буду повторять всегда: я перед вами в неоплатном долгу.
|
|
Сестра Найтингейл кивнула:
– Да, это так.
– То, что со мной случилось, – продолжал Бересфорд, – оживило мой интерес к Эдварду Оксфорду, потому что я хотел бы жить человеком, а не обезьяной, а обладая машиной времени, я – или кто‑нибудь другой – мог бы вернуться назад в прошлое и предотвратить падение. Вы знаете то, что было потом: я рассказал все Изамбарду и теперь, с его помощью, в состоянии овладеть машиной времени. Я сообщил ему о некоторых технологиях будущего, таких как геотермальная и электрическая силы, полет при помощи винтов, повозки, снабженные двигателем… И он сумел построить эти машины, основываясь на той скудной информации, которую открыл мне Эдвард Оксфорд. У Изамбарда не было причин сомневаться во мне и в возможности путешествовать сквозь время. Вы начали экспериментальную программу в твердой уверенности, что устройство позволит вам увидеть ее результаты. И вот сегодня мы все здесь – в надежде на то, что этот костюм поможет нам достичь своих целей!
|
|
– А вчера? – спросил Лоуренс Олифант. – Он появлялся?
– Да. Конечно, он не ожидал застать меня в таком виде, но… знаете, его это не удивило. Во всяком случае, не так, как я думал. Он ушел столь далеко от реальности, что сейчас ему все кажется иллюзией. Тот факт, что его друг, маркиз, стал мистером Стеклоу, приматом, для него ничуть не более странен, чем то, что люди в эту эпоху курят сигары и трубки и никогда не выходят из дома без цилиндра на голове! Он долго не задержался. Я отдал ему список девиц, и он исчез.
– Чтобы найти девушку с родинкой и изнасиловать ее, – с отвращением вставила Флоренс Найтингейл.
– Да, – фыркнул Бересфорд. – Это я придумал! Есть шесть девиц: Сара Шумахер, дочь Дженни Шепард, ей сейчас шестнадцать лет. К сожалению, семья эмигрировала в Южную Африку, и я не смог найти их. Остальные все еще в Лондоне или тут недалеко: Мэриан Стипхилл, дочь Лиззи Фрайзер, тринадцать лет; Энджела Тью, дочь Тилли Адамс, пятнадцать лет; Люси Харкнесс, дочь Сары Льюит, восемнадцать лет; Конни Файевезер, дочь Мери Стивенс, семнадцать лет; и Алисия Пипкисс, дочь Джейн Олсоп, пятнадцать лет. Седьмая из первого поколения девушек… я имею в виду матерей… Дебора Гудкайнд. Она сошла с ума после встречи с Оксфордом в 1838‑м. И умерла бездетной в Бедламе несколько лет назад.
|
|
– Парадокс, – заметил Дарвин своим странно гармоничным голосом. – Если она в истории его семьи подарила жизнь его прапрапрабабке, то, приблизившись к ней, он сделал себя дважды вымершим!
– Ха‑ха, – раздался шипучий смех Олифанта. – Путешествия во времени – запутанное дело!
– Не то слово, друг мой, – подтвердил Бересфорд. – Список девушек я вручил ему только вчера, а он уже развил такую деятельность! Вот этих трех: Мэриан Стипхилл, Люси Харкнесс и Энджелу Тью – он уже успел проверить на родинку! Ха‑ха‑ха!!!
– Новый парадокс, – прокомментировал Дарвин. – Мы в высшей степени заинтригованы!
– Милорд маркиз, – недовольно сказала сестра Найтингейл, – почему вы не подготовились к тому, чтобы поймать его вчера? У вас было целых восемнадцать лет, чтобы все организовать!
– Отличный вопрос, мэм. Во‑первых, я уже говорил, что моя вера в него поколебалась; я засомневался в собственных ощущениях, и все это дело стало казаться мне совершенной фантастикой! Во‑вторых, человек, улетевший из 1843 года, был больной – и душой, и телом; вдобавок этот его костюм барахлил! У меня не было никаких гарантий, что Оксфорд окажется здесь в назначенное время, и, прежде чем затрачивать усилия на его поимку, я решил убедиться в том, что он появится наверняка.
– И что же теперь?
– Все решится завтра вечером. Одна из девиц, Алисия Пипкисс, живет со своей семьей в том самом доме, где в 1838 году Оксфорд напал на Джейн Олсоп. Это окраина Олд‑Форда, недалеко отсюда. Я сказал Оксфорду, что завтра вечером вся семья вернется из‑за границы. Это я выдумал… они никуда не уезжали. Еще я сообщил ему, что мисс Пипкисс на следующий день после возращения переедет в Лондон… не знаю куда. Так что у него есть единственная возможность напасть на нее: вечер 30 сентября!
– Вы молодец, Бересфорд! – воскликнул Дарвин. – Ну что ж, все мои ресурсы в вашем распоряжении!
– И мои тоже! – прозвенел Изамбард Кингдом Брюнель.
– Благодарю вас, джентльмены, – ответил орангутанг. – Однако… не все так гладко. Мистер Олифант может подтвердить, что по какой‑то неизвестной мне причине исследователь и лингвист Ричард Фрэнсис Бёртон заинтересовался «Бригадой Баттерси» и вместе с детективом Траунсом весьма близок к раскрытию тайны. Этот Траунс расставил полицейских вблизи дома Олсопов; так что, когда Оксфорд появится там и мы ударим, то встретим сопротивление.
Олифант сжал кулаки и прошипел от злости:
– Если этот Бёртон появится, я лично с ним разделаюсь, я настаиваю!
Орангутанг кивнул.
– И последнее. Изамбард и я заключили соглашение, по которому в обмен на предоставленную мною информацию мне сделают копию с костюма Оксфорда. Если же это будет невозможно, мне обеспечат доступ к нему. Вы согласны?
– Да, – пронеслось по залу.
Маркиз оскалил зубы, встал и вытянул длинные косматые лапы.
– Тогда давайте собирать наши силы. Мои либертины сейчас наблюдают за домом. Еще больше наших прибудет завтра. Если хоть один из них увидит Оксфорда, тут же даст мне знать. Нам также понадобятся технологисты и вервольфы – ведите всех, кого сможете мобилизовать!
Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон, лежавший ничком на галерее, решил, что услышал достаточно. Пора убираться из «Чернеющих башен», пока не поздно.
Он осторожно отполз к порогу, потом к верхней площадке лестницы, после чего, низко пригнувшись и бесшумно ступая, спустился в гардеробную.
Стряхнув с пиджака пыль, он повернулся к двери.
– Здравствуй, Дик, – промолвил негромкий голос.
Из темноты появился Джон Хеннинг Спик.
Глава 21
СИЛЫСОБИРАЮТСЯ
«И тогда лейтенант Бёртон крикнул: „Стой! Ни шагу назад! Иначе они решат, что мы отступаем!“
Расценив это как упрек в недостаточной боеспособности и поняв, что мне приказывают защищать лагерь, я храбро вышел вперед и выстрелил почти в упор в первого же нападавшего».
Джон Хеннинг Спик
– Боже милостивый! Что они сотворили с тобой? – ужаснулся Бёртон.
Суинберн рассказал ему об операции, сделанной Спику, но одно дело слышать и совсем другое – своими глазами увидеть медный механизм, заменивший левую сторону головы бывшего… пусть даже врага.
– Они спасли меня, – ответил Спик.
– Спасли? Да ты что, Джон! Они же манипулируют тобой! С самого начала ты был марионеткой, которую дергали за ниточки. После нашей экспедиции ты плыл из Занзибара на одном корабле с Лоуренсом Олифантом, верно? Неужели ты думаешь, это была случайность? Он специально оказался там, чтобы зомбировать тебя. Он – месмерист, Джон! Именно он настроил тебя против меня, он посеял вражду в Географическом обществе, и он же заставил тебя выстрелить в себя. Эта рана – не простая случайность! Они хотели заменить половину твоего мозга!
– Но… почему?
– Не знаю… собираюсь узнать.
– Если останешься жив.
– Неужели твое предательство зайдет так далеко? Мы ведь были друзьями. Мы вместе прошли через ад. Я ухаживал за тобой, когда ты болел, и ты делал то же самое для меня. И ты вот так можешь выбросить все из памяти? Подумай, старина! Подумай о том, что было, и о том, что будет. Помоги мне бороться с этими людьми, Джон!
Внезапно лицо Спика, до этого совершенно бесстрастное, выразило замешательство, печаль и тоску.
– Дик, – выдохнул он, – я не должен… я не могу… я не…
Он протянул руку к ключу, торчащему из устройства над левым ухом, и стал поворачивать его.
– Я должен… д‑должен решить…
– Нет, не делай этого! – прошептал Бёртон, но Спик продолжал заводить ключ, который, едва он убрал руку, начал с тихим тиканьем поворачиваться в обратную сторону. Множество крошечных зубцов, видимых через круглое стеклянное окошечко над глазом, пришло в движение.
Вдруг Бёртону показалось, что реальность повисла на острой грани. Крутящиеся колесики в голове Спика свели воедино две расходящиеся дороги судьбы, которые именно здесь, в этой комнате, коснулись друг друга, образовав перекресток. Одна дорога вела из Индии, Ближнего Востока и Африки на Фернандо‑По, в Бразилию и Дамаск; другая, поднявшись из семян, ненароком посеянных Эдвардом Оксфордом, протянулась из прошлого в неизвестное будущее, в котором он, Бёртон, королевский агент, должен будет иметь дело с безумным неуравновешенным миром.
Он почувствовал, что его доппельгенгер стоит наготове; они оба бросятся сейчас по одной и той же дороге вместе, как один.
Он отступил к двери.
Спик повернул к нему голову. Взгляд его правого – человеческого – глаза был бессмысленным и рассеянным, но кольца вокруг стеклянных линз левого глаза еще двигались: некоторые по часовой стрелке, некоторые против.
Ключ перестал вращаться.
Спик принял решение.
Бёртон принял решение.
Королевский агент нырнул в дверь и вылетел в коридор.
Спик откинул голову назад и проревел:
– Олифант! Здесь Бёртон!
Как только Бёртон выскочил на пересечение с коротким коридором, ведущим в зал, стеклянная дверь распахнулась, и оттуда появился альбинос. Бёртон бросился в темноту. Он услышал за собой крик человека‑пантеры.
– Брюнель! Быстро на корабль! Выпускайте волков!
Доверившись только собственной памяти, спотыкаясь на обломках и налетая на стены, Бёртон мчался по своим следам в сторону комнаты с открытым окном.
Позади раздался насмешливый голос:
– Я вижу в темноте, сэр Ричард.
Выскочив из одного чернильно‑темного коридора, Бёртон нырнул в другой, повернул направо, потом налево, снова направо.
– Я уже близко, – пропел преследователь.
Бёртон выхватил из кармана револьвер, остановился, повернулся и выстрелил. Вспышка осветила стены, с которых отваливались обои, и в конце коридора – одетую в черное белую фигуру с широко раскрытыми розовыми глазами. Через мгновение темнота сомкнулась, и одновременно раздался громкий кошачий визг.
«Попал в тебя, подонок!» – подумал Бёртон и бросился дальше.
Впереди блеснул свет.
Он вновь поднял пистолет.
– Сюда, Ричард! – провизжал высокий голос.
Суинберн!
– Проклятие! Я же приказал тебе идти к Траунсу!
Поэт держал в руках горящую спичку и усмехался.
– Я выполнил твой приказ наполовину. За мной!
Он быстро провел Бёртона в комнату с открытым окном. Они спрыгнули на землю, и в это мгновение из дома долетел крик:
– Ты заплатишь за все, Бёртон!
– Бежим! – крикнул исследователь другу. – Они спускают вервольфов!
– Я сыт ими по горло, – пропищал Суинберн и понесся, как ветер.
Королевский агент последовал за ним, удивляясь скорости Суинберна.
С дальней стороны «Чернеющих башен» послышался вой. Он становился все сильнее и сильнее.
– Быстрее, Алджи, – велел Бёртон.
Они мчались по неровной земле, мимо узловатых деревьев и полос извивающегося тумана, к далекой стене.
Бёртон оглянулся и увидел альбиноса, стоящего у окна, его левая рука баюкала правую. Стая вервольфов мчалась на четвереньках, огибая правый угол здания.
Бёртон и Суинберн неслись изо всех сил, ноги горели, в груди прерывалось дыхание.
Через несколько мгновений они добежали до стены, и Бёртон закинул поэта наверх.
– Траунс, заводи моторы! – крикнул Суинберн.
Бёртон повернулся. Вервольфы были уже рядом. Он дважды выстрелил, и один из них упал. Остальные прыгнули на упавшего, их челюсти начали ломать его кости и раздирать его плоть. Очевидно, их держали впроголодь, чтобы сделать более свирепыми. Но пока они жрали, Бёртон успел забраться на стену, спрыгнуть и последовать за Суинберном. Они пересекли дорогу, по которой проходила граница поместья Бересфорда, и влетели в маленькую рощу. Моторы двух паросипедов уже пыхтели.
– Держитесь! – донесся из темноты голос инспектора Траунса. – Еще один!
– Быстрее! – завопил Бёртон.
Наконец, третий пенни‑фартинг с шипением ожил. Три человека прыгнули на них, вырулили на дорогу и помчались прочь в клубах черного дыма.
Позади вервольф с рычанием перемахнул через стену, за ним – вся стая.
– Тысяча чертей! – крикнул Траунс, поглядев назад. – Полностью откройте клапан! Они как дьяволы!
– Они голодные! – пропищал Суинберн.
Пенни‑фартинги грохотали по неровной дороге, так что у седоков стучали зубы.
Завывая и рыча, капая слюной из раскрытых пастей, кровожадные люди‑звери прыгали позади и, казалось, догоняли машины.
Бёртон, Траунс и Суинберн пролетели за угол поместья «Чернеющие башни» и повернули на Уотерфордскую дорогу. Мимо проносились деревья, заборы, живые изгороди, за ними виднелись убегающие вдаль поля, бледные в свете тонкой ущербной луны.
Из паросипедов валил белый пар, оставляя след, который сопровождал их до самой рощи, где прежде дожидался Траунс. Под медленно крутящимися струями пара неслись вервольфы, настигая свою добычу. Они были уже совсем близко. Они чуяли человеческую плоть.
– Черт побери эти машины! – кричал Бёртон. – Они не такие уж быстрые!
Зубы клацнули – переднее колесо подпрыгнуло над выбоиной.
– Траунс! – заорал он. – Подкати паросипед поближе к Алджи.
Человек из Ярда быстро сманеврировал, хотя было достаточно трудно управлять хитроумной машиной, которая то и дело подскакивала на скверной дороге.
Сзади, совсем близко, раздался долгий протяжный вой.
– Алджи! Прыгай со своей машины на паросипед Траунса!
– Что?
– Делай то, что я сказал!
Суинберн поднялся на стременах и перенес ногу через седло так, чтобы оказаться по одну сторону от главного колеса. Удерживая непрерывно трясущийся руль одной рукой, он, вытянув другую, схватился за плечо детектива Траунса, стремительно нагнулся, ловко поставил ногу на подъемную планку паросипеда, перешагнул на него и уселся за Траунсом.
Его собственный костетряс продолжал с грохотом катиться дальше, удерживаемый гироскопом. Однако без пальцев, державших клапан скорости открытым, он начал замедлять ход.
Бёртон вынул револьвер. Осталось три выстрела. Он посмотрел назад.
Верфольфы настигали паросипед без всадника. Бёртон поднял револьвер, прицелился, вздохнул и нажал курок.
Пуля ударила в котел пенни‑фартинга. С оглушительным звуком он взорвался, раскаленные докрасна обломки металла ударили в вервольфов, находившихся совсем рядом. Пока искореженная машина кувыркалась в воздухе, один из зверей взорвался, потом второй, третий. Один за другим все они вспыхнули и, корчась, повалились на землю, сгорая в неистовом пламени.
Вся эта бойня происходила за спинами Бёртона и его товарищей. Однако четверо вервольфов продолжали гнаться за ними, щелкая челюстями у задних колес паросипедов.
– Проклятье! – крикнул Бёртон. – Мой револьвер заклинило.
Траунс вынул кольт и передал его через плечо Суинберну.
– Давай, парень. Я правлю, ты стреляешь.
– Идет! – с готовностью ответил поэт.
Он прицелился, начал стрелять и три раза промахнулся.
– Ну мазила! – объявил Траунс. – Надо ухитриться не попасть на таком близком расстоянии!
Четвертая пуля Суинберна ударила прямо в цель. С ослепительной вспышкой один из вервольфов мгновенно взорвался, окатив огнем двух других, бежавших рядом. Завывая от нестерпимой боли, они повалились на землю и сгорели.
Суинберн испустил торжествующий клич. Но тут пенни‑фартинг подпрыгнул, и поэт уронил револьвер.
– Проклятье! Траунс, извини!
– Олух! Без оружия нас съедят заживо! – И детектив выругался.
Бёртон слегка замедлил ход и направил свой паросипед ближе к последнему вервольфу. Когда тварь запрыгала у его ног, он потянулся к багажнику и вынул оттуда недавно приобретенную трость. Ее серебряный набалдашник был выполнен в форме головы пантеры. Это была трость Олифанта, которую королевский агент оставил себе после сражения на электростанции Баттерси.
Держа ее зубами, он вынул клинок, перегнулся и с холодной точностью вонзил ее кончик прямо в правый глаз вервольфа. Тот рухнул на дорогу.
Бёртон вздрогнул. В памяти всплыла Бербера: дротик выходит насквозь через его собственный рот.
Он убрал шпагу на место и сунул трость в багажник.
– Уотерфорд прямо перед нами, за ним Олд‑Форд. А дальше какие деревни? – спросил он Траунса.
– Пайперс‑Энд, вроде бы. А что?
– Объясню, когда мы будем там! Надо разбудить трактирщика и снять комнату. Уже почти рассвет, Траунс, у нас мало времени, чтобы спланировать военную кампанию!
– Кампанию?
– Завтра ночью мы сразимся с врагами лицом к лицу и выхватим Джека‑Попрыгунчика у них из‑под носа!
И вновь сэр Ричард Фрэнсис Бёртон очутился в пивном заведении – в пабе «Кот в шоколаде», в деревне Пайперс‑Энд. Однако на этот раз всем было не до спиртного. Даже Суинберну.
Все трое пили крепкий чай, ожидая завтрак из яичницы с беконом. После завтрака они перешли в гостиную, и там Бёртон рассказал им все, что узнал в «Чернеющих башнях».
Выслушав о Джеке‑Попрыгунчике, детектив Траунс откинулся на спинку стула и провел толстыми пальцами по своим коротким жестким волосам.
– Звучит как полное безумие, но, черт побери, я верю каждому слову! – воскликнул он. – Он объясняет все! И теперь я наконец понял, что у того человека, который сражался с убийцей королевы Виктории, и Джека‑Попрыгунчика одно и то же лицо. Я не заметил этого только потому, что меня отвлек странный костюм Джека! Как только откроется почта, я пошлю сообщение инспектору Спирингу в Ярд. Мы оцепим Олд‑Форд.
– Погоди, не горячись, – возразил Бёртон. – Технологисты и «развратники» уже сидят в деревне и затаились вокруг нее. Допустим, мы пошлем наших людей схватить кого‑то из них… Но что это нам даст? В любом случае Бересфорд, Дарвин и их свита не появятся поблизости, пока не покажется Джек‑Попрыгунчик. Не лучше ли собрать наши силы здесь и двинуться к деревне только тогда, когда появится этот путешественник во времени и наши враги попытаются взять его в плен?
– Ты хочешь побить их всех одним махом? У меня нет столько людей, Бёртон!
– Не беспокойся. Алджи приведет нам подкрепление.
– Я? – поразился Суинберн.
– Да. Слушай, что ты должен сделать… – Проинструктировав поэта, Бёртон повернулся к Траунсу. – Можно попросить тебя об одном одолжении, старина?
– Конечно!
– Я когда‑то пообещал детективу Честену, что он будет при окончательном расчете.
– Этому хлыщу? Я не в восторге, капитан Бёртон. Он никогда не верил в Джека‑Попрыгунчика.
– Тем более надо дать ему такую возможность. Пусть увидит Джека своими глазами. И поймет, что ты был прав!
– А, – улыбнулся Траунс. – Честно сказать, мне уже все равно. Ладно, пусть приводит своих людей. А что с этой девочкой, Алисией Пипкисс? Может, отправить ее в другое место, от греха подальше?
– Это не так‑то просто. «Развратники» глаз не сводят с ее дома, – пояснил Бёртон, – но, думаю, нам удастся кое‑что предпринять. Кстати, а что с Конни Файевезер? Ее все еще охраняют?
– Нет. Вчера вся ее семья уехала в Австралию.
– Неужели? Господи! Тогда, возможно, это именно она. Алджи, тебе нужно идти, у нас еще много дел. А мы, Траунс, пойдем на почту и постучим в дверь. Сколько можно ждать, пока она откроется? У нас нет времени!
В восемь тридцать утра в своем доме на окраине Хаммерсмита детектив‑инспектор Томас Честен надел на голову хомбург[20]и посмотрел на себя в зеркало. Усы идеально ровные, пышные завитки полностью симметричны. Он собой доволен!
Честен смахнул шерстинку с плеча и потянулся к трости.
– Ой, Том, – послышался из гостиной голос жены. – У нашего окна одна из этих ужасных птиц.
Тщательно выровненные брови детектива приподнялись. Болтуны с сообщениями раньше никогда не прилетали к нему домой, а стучали только в окно офиса.
Он прошел через гостиную. Маленькая комната была битком набита всякими безделушками. Его жена, стройная хорошенькая женщина, показала на окно.
– Взгляни!
– Выйди из комнаты, Вера, – попросил он.
– Но я хочу послушать! Я никогда не слышала, как они говорят!
– Они грубо ругаются. Тебе это ни к чему слышать. Выходи!
– Том, пожалуйста! Мне так интересно! Давай я буду слушать, заткнув уши, а?
Честен взглянул на жену, поморщился, пожал плечами и проворчал:
– Как хочешь. Я тебя предупредил.
Он поднял раму.
– Сообщение от долбаного Траунса‑Попрыгунчика и секретного агента‑жоподава Бёртона, – бодро начал болтун. – Миссис Вера Честен взвизгнула и выбежала из комнаты. – Собери своих кретинов, – продолжила птица, – и пусть они дуют на грязную помойку Летти‑Грин. Форма гражданская, стволы при себе. В Олд‑Форд ни ногой, понял, усатый олух? Из Летти‑Грина группами по трое валите в забегаловку «Кот в шоколаде»… эта дыра где‑то в Пайперс‑Энде, найдете. В том притоне ты со своими сопляками пробудешь до заката. И вот что, Честен, вонючий скунс, тут дело национальной важности! Бери с собой всех, кто способен держать ствол. Нам нужна адская армия. Вся ответственность на нас! Дуй в «Кота», ты, грязный гондон, и как можно скорее. Захвати с собой эту шлюху Рагхавендру с Бейхем‑стрит, дом 3, около Монингтон‑Кресент. Скорость решает все. Конец сообщения.
– Провалиться мне на месте, – воскликнул Честен, – если я когда‑либо слышал от болтуна такое длинное сообщение! Как у тебя памяти‑то хватило?
– Молчи, полицейский ублюдок! – взвизгнул болтун.
– Ответ, – прервал его человек из Ярда. – Начало сообщения. Немедленно приступаю к выполнению. Да, вот так. Конец сообщения. Лети!
Фигурно взмахнув крыльями, болтун взмыл с подоконника и исчез в небе. Издали донесся его крик:
– Чертов жополиз!
Примерно через полтора часа пять винтостульев приземлились в поле западнее Летти‑Грина. Детектив Честен выбрался из первого, снял очки и поправил одежду.
Убрав хомбург и трость под сиденье, он подошел к одному из винтостульев и помог седоку сойти на землю.
– Это было здорово! – рассмеялась сестра Рагхавендра. – Хотя вначале сложновато!
– Вы отлично справились. Первая женщина в воздухе! – похвалил Честен.
– Да? Нет, не может быть! Разве я первая?
– Возможно, моя дорогая. Очень даже может быть.
Честен повернулся к троим полицейским, молча ожидавшим его приказов.
– Констебль Кришнамёрти, останетесь здесь, – сказал он одному. – Будете инструктировать новоприбывших.
– Есть, сэр.
Потом Честен повернулся к остальным:
– Венаблес, Ашворт, за мной!
Он привел девушку и двух сослуживцев к ступенькам через изгородь, окружавшую поле; они перебрались и пошли по лужайке к Пайперс‑Энду. Пока они двигались в направлении деревни, в воздухе появились три новых пятнышка – из Лондона летели дополнительные винтостулья.
Через сорок минут они уже были в пабе «Кот в шоколаде», откуда их провели в гостиную.
– Привет, старина, – Бёртон пожал руку Честену. – Выслушай то, что сейчас доложит Траунс. Все это кажется невероятным, но поверь: каждое слово – правда. Нужно действовать без промедления, и мы рассчитываем на тебя и твоих людей.
Честен кивнул и уселся в кресло, на которое ему указал Траунс.
Бёртон вывел сестру Рагхавендру и позвал в соседнюю комнату.
– Садхви, – сказал он, кладя руки ей на плечи. – Ты говорила, что хочешь помочь. Теперь твоя помощь нужна как никогда! Но учти, тебе придется подвергнуться большой опасности.
– Я готова, – ответила она. – Скажи, что мне делать.
Тем же утром, чуть позже, цветочница в красном плаще с капюшоном вошла в деревню Олд‑Форд и стала ходить от дома к дому, предлагая магнолии, гортензии и герань. В корзине под цветами у нее лежал револьвер.
Торговля шла плохо, но жители показались ей дружелюбными. Один, какой‑то отставной солдат, отрекомендовавшийся Старым Фонарщиком Картером, подмигнул ей и сказал, что она – самый лучший цветок.
Наконец, она дошла до дома у подножия холма, на самом западном краю деревни. Его охраняли два бобби. Один преградил ей дорогу.
Она шепнула ему пару слов.
Он кивнул, что‑то тихо сказал второму полицейскому, потом оба они ушли и обратно не вернулись.
Даже не позвонив, цветочница вошла в ворота и быстро направилась к парадной двери. Она постучала, и спустя несколько мгновений дверь открылась.
Последовал короткий разговор.
Цветочница вошла в дом.
Дверь затворилась.
Через двадцать минут цветочница вышла из дома и вернулась обратно в деревню.
В ее корзине были магнолии, гортензии и герань.
Старый Фонарщик Картер подметал дорогу перед своим домом.
– Ну как, много продала? – спросил он.
Она покачала головой и быстро прошла мимо.
– А, – пробормотал он. – Цветок что‑то завял. Видно, устал…
Как только она вышла из Олд‑Форда по южной дороге, из тени дерева выскочил человек и поспешил за ней.
А еще чуть позже цветочница оказалась в соседней деревне Пайперс‑Энд, вошла в паб «Кот в шоколаде», уселась в гостиной и стала ждать. Человек, который шел за ней, осторожно спросил ее:
– Мисс Пипкисс?
– Да, это я, – неуверенно ответила она.
– Я детектив‑инспектор Траунс. Не бойтесь: теперь вы в полной безопасности.
Алисия Пипкисс откинула капюшон. На ее лице был грим.
– Могу я смыть это?
– Я попрошу хозяина согреть вам воду, – раздался зычный голос из‑за двери.
В комнату вошел человек. Высокий и сильный, с жестким лицом, покрытым старыми шрамами и свежими порезами.
– Здравствуйте, Алисия. Я капитан Ричард Бёртон. Работаю вместе со Скотланд‑Ярдом. – Она кивнула. – У меня к вам достаточно личный вопрос. Но это нужно для дела. – Она сглотнула и вновь кивнула. – Алисия, у вас нет случайно родинки на груди? Похожей на радугу?
Алисия Пипкисс поставила на пол корзину с цветами.
Потом подняла взгляд на Бёртона:
– Да, – прошептала она еле слышно. – У меня именно такая родинка.
У себя дома, в Олд‑Форде, миссис Джейн Пипкисс, урожденная Олсоп, когда‑то ставшая жертвой Джека‑Попрыгунчика, подала своей гостье стакан чаю.
Сестра Рагхавендра поблагодарила ее и поставила стакан на столик.
Она сидела и ждала, чай дымился, пистолет был зажат в руке.
Группа жителей из местечка Летти‑Грин собралась в обед на поле. Люди показывали на небо и что‑то оживленно обсуждали. Небо наполняли потоки белого пара, которые шли откуда‑то с юга, поворачивали прямо над деревней на запад и через какое‑то расстояние, уже на востоке, устремлялись к земле.
– Это кометы, вот что! – кричал один.
– Ты имеешь в виду метеоры, что ли? – возражал другой. – Но они не поворачивают в небе, как эти!
– Может, это новый вид?
– Тебе надо мозги новые! Эти уж ни на что не годятся!
Так они спорили часа полтора, пока кто‑то не предложил пойти к тому месту, где заканчивались следы. Все немедленно одобрили этот план и, вооружившись лопатами и метлами, а кое‑кто и прихватив с собой кремниевые ружья, вышли из деревни, взобрались на холм на западе и замерли, как вкопанные, на его гребне. Все поле внизу было усеяно винтостульями.
– Что, черт побери, тут происходит? – закричал один из жителей, самый бойкий, за которым и устремилась вся толпа.
Они попытались перебраться через изгородь и выйти в поле. Но дорогу им преградил человек.
– Добрый день, – приветливо сказал он. – Я констебль Кришнамёрти из столичной полиции. Сейчас я вас проинструктирую!
Старый Фонарщик Картер никогда не видел в деревне так много чужаков. Откуда они? И все хорошо одеты. В одной руке каждый из них держал бумажный пакет, в другой – трость, а на спине у них висел маленький рюкзак.
Сколько людей! Намусорят теперь. Придется подметать дорогу заново!
Какой‑то элегантно одетый чужак с бумажным пакетом в руке высокомерно посмотрел на него, взмахнул тростью и пошел дальше.
Через пятнадцать минут появился другой такой же.
Старый Фонарщик Картер поздоровался с ним и решил завести разговор:
– Ну как нынче погодка, а?
Тот посмотрел на него сверху вниз – и быстро прошел мимо.
Тут уж Старый Фонарщик Картер не вытерпел. Как только появился третий человек с бумажным пакетом, он загородил ему дорогу, широко улыбнулся, поднял шляпу и решительно произнес:
– Здравствуйте, сэр! Добро пожаловать к нам в Олд‑Форд. Вы выбрали великолепный денек для прогулки! А что у вас в пакете, если не секрет?
Человек остановился и поглядел на него, точно застигнутый врасплох.
– Что вам угодно?
– Я просто сказал, что нынче хороший денек для прогулки с бумажным пакетом под мышкой. Что в нем? Что‑то для пикника, да?
– Ну да, конечно, для пикника! – воскликнул чужак и сделал движение, чтобы пройти.
– Пошел в жопу! – раздалось из пакета.
– Боже мой… – опешил Старый Фонарщик Картер.
– Это болтун, – пробормотал чужак.
– А, понял. Тренируете его, что ли?
– Да. Тренирую. Посмотрим, как быстро он сможет слетать в Лондон и вернуться обратно!
– Старый пердун! – опять прокричали из пакета.
– Это что, АТПП из ГЛ? – спросил Старый Фонарщик Картер.
– Не понимаю, о чем вы…
– Сокращенно: Ассоциация тренеров пятнистых попугаев из города Лондона. Одним словом, вы из тех ребят, что учат болтунов ругаться?
– Что за чушь! – возмутился незнакомец. – Дайте мне пройти!
– Я извиняюсь… – Старый Фонарщик Картер отступил в сторону. – Но в этом направлении нет хорошей рыбалки. Тут вообще нет воды, откровенно говоря.
– Рыбалки? Какой рыбалки? Я не собираюсь ни на какую рыбалку! Отстаньте от меня!
– Да? Но из вашего рюкзачка свешивается сеть…
Чужак от досады взмахнул тростью, и его лицо запылало от гнева.
– Приятного дня! – крикнул вслед Старый Фонарщик Картер.
– Козел вонючий! – отозвался пакет.
Какой‑то человек украдкой пробрался по пустырю на северный край поселка, приблизился к дому Олсопов и скользнул в тень деревьев, окружавших усадьбу. На ближних полях водилось много кроликов, и там стояли ловушки. Может, это браконьер пришел, чтобы их осмотреть? Еще пару дней назад тут, возле дома, было полно полицейских, но сейчас копы, вроде бы, ушли… Надо проверить.
Он стал бесшумно перебегать от дерева к дереву.
Внезапно его охватила тревога.
Он застыл на месте.
Он почувствовал чье‑то присутствие.
Он был тут не один!
Облизав губы, он припал к земле, задержал дыхание и прислушался.
Нет, тихо. Только птицы поют.
Но как‑то громко поют.
Слишком громко!
Абсолютная какофония.
– Безмозглые тупицы! Косоглазые уроды! Грязные шлюхи! Прохвосты! Болваны! Вонючие мерзавцы! Гнилые подонки! Долбаные пропойцы!
Браконьер в замешательстве огляделся. Что за черт? На деревьях было больше птиц, чем он видел за всю свою жизнь, – и все они выкрикивали ругательства.
– Ублюдки! Чурбаны! Дебилы! Шавки! Идиоты! Мелкие говнюки! Безмозглые свиньи! Сраные уроды! Вонючие клоуны!
Его тревога сменилась суеверным ужасом.
Браконьер уже собирался повернуться и дать деру, но его остановило неприятное ощущение в шее. Он взглянул вниз, и его щетинистый подбородок напоролся на мокрое красное лезвие, торчащее из горла. Он закашлялся кровью и последнее, что увидел: как острие выскользнуло наружу и пропало.
Он свалился на глинистую землю и умер.
Его убийца вложил шпагу в трость. Как и все «развратники», он был хорошо одет, в одной руке держал бумажный пакет, а на спине у него висел рюкзак.
И еще много таких людей, наверное, целые сотни, расположились в тени под деревьями вокруг поля.
На деревню спустились сумерки, и чужаки с рюкзаками и тростями куда‑то исчезли. Куда именно, Старый Фонарщик Картер не мог даже представить.
Весь день он мел улицу до блеска. А вечером, сидя дома в кресле, наслаждался кружкой горячего чаю с горячей пышкой, намазанной маслом.
Он поставил блюдце с кружкой на ручку кресла, поднес пышку ко рту и… замер.
Кружка задребезжала на блюдце.