Они стояли на террасе, нависающей над морем. Внизу, метрах в десяти, грохотал прибой, и брызги порой залетали на террасу, заставляя людей отворачиваться.
– Резерва у меня нет, – сказал Керри Йос, запахивая куртку. – Вы же знаете, почти все линейные отделы до сих пор заняты ликвидацией последствий аварии на космотроне, а пограничники сейчас рыщут в приграничных зонах в поисках следов Наблюдателя. К тому же ВКС наконец определил сроки строительства зоны солнечных конденсаторов на орбите Меркурия. Строительство начнется в середине января, и спасателям хватит возни на долгие годы. Так что придется обходиться силами отдела. Тревогу по управлению давать преждевременно. Нет причин… пока.
– Плохо, – сказал Богданов.
Порыв ветра принес соленую водяную пыль и рассеял по террасе, которая сразу стала скользкой и мокрой, как после дождя.
Из‑за плотной стены кустарника, отгородившей террасу от комплекса зданий грузового метро, слышалось рычание транспортных платформ, лязг металла, гулы и свисты механизмов, обслуживающих метро. Кусты шевельнулись, и на площадку вышел невысокий, худощавый, загорелый до медного свечения Януш Микульский, безопасник из отделения Томаха.
– Нас ждут, – сказал он коротко, попятившись от очередной порции брызг. Океан разыгрался не на шутку, по небу неслись низкие хмурые облака, сливаясь в одну сплошную черно‑серую пелену.
– Смилуйся, государыня рыбка! – взвыл вдруг не своим голосом Томах, протянув руки к океану. – Пуще прежнего старуха вздурилась, не дает старику мне резерва…
– Что это с тобой? – осведомился Керри Йос неприятным голосом.
– Это не с ним, – улыбнулся Богданов. – Это Пушкин, «Сказка о рыбаке и рыбке».
Начальник отдела несколько мгновений смотрел на Станислава, потом, не оглядываясь, пошел на звуки напряженной человеческой деятельности, исчез за кустами.
– Нашел когда шутить, – укоризненно сказал Богданов.
– Ничего не сказала рыбка, лишь хвостом по воде плеснула… Виноват я, что ли, что Пушкин не учел его настроения?
Станция метро чем‑то напоминала крупный аэропорт столетней давности. Собственно, она и сама была портом – в том смысле, что служила людям узлом коммуникаций, промежуточным звеном в колоссальной системе транспортных линий, достигших десятков звезд и более двух сотен больших и малых планет.
Здание метро представляло собой половину шара, опиравшуюся вершиной на землю и торцом смотревшую в небо. В нижней части полушария зияло отверстие для приема транспорта любого типа, широкий пандус позволял доставлять к стартовой камере любые грузы, вплоть до десантных модулей и коггов. Отверстие и пандус были забраны решеткой защиты, а все полушарие станции охватывала сложная паутина силовых отражателей, гасящих ударную волну при неудачных пусках. Диаметр торца полушария достигал километра, высота станции превышала четыреста метров.
Рядом с основным зданием располагались куб энергостанции, два купола технических служб и управления, параллелепипеды складов, невысокий косой парус пассажирской линии метро и сотканный из световой вуали канал орбитального лифта, по которому грузы с приземельных заводов доставлялись из космоса на Землю, к метро. Во избежание столкновений с транспортными трассами атмосферы канал лифта делался видимым даже днем, и он вонзался в небо исполинским копьем, похожим издали на след стартовавшего древнего звездолета, как его рисовали старинные художники.
К комплексу примыкала взлетно‑посадочная полоса для крупнотоннажного воздушного транспорта и дирижаблей и две эстакады наземного транспорта – для магнитных поездов и автопоездов на воздушной подушке. По одной из них медленно уходила в сопки цепочка магнитных платформ, нагруженных веселыми желтыми кубиками продовольственных контейнеров.
Над полушарием метро и возле всех его построек висели и перемещались десятки гравикранов с трубами, цистернами, штабелями ящиков, контейнеров и деталями всевозможных конфигураций.
Керри Йос вслед за Микульским направился ко входу в основное здание. Вид у него был озабоченный, лицо невеселое.
В ангаре стартовой камеры, способном вместить Исаакиевский собор, бесшумные гравикраны хлопотали над очередной «посылкой», устанавливая контейнеры на отполированный до синевы диск передающей антенны.
Богданов впервые наблюдал за работой крупного грузового метро, поэтому с любопытством осматривался по сторонам, разглядывая странные многовитковые спирали из белого металла, усеивающие раструб ангара, колоссальную решетку потолка, в ячеях которого прятались выпуклые щиты, похожие на чьи‑то внимательные глаза. Он обратил внимание, что людей в ангаре почти нет, только возле черного штыря в центре диска ковырялись с приборами двое парней в форме инженерно‑технической службы ТФ‑связи да у многоэтажных контейнеров стояла группа людей, явно не принадлежавших к персоналу станции.
Здесь были руководитель СЭКОНа Иван Морозов, начальник технического сектора УАСС Кими Озава, раскосостью глаз походивший на Дикушина, Станислав Томах, двое инженеров и директор таймырской станции метро Илона Велиава, высокая строгая блондинка с водопадом золотых волос.
– Все готово, – сказал один из инженеров. – Аппаратура по всей трассе функционирует нормально, можно приступать.
– Пойдемте в бункер управления, – предложила Велиава. – Груз проверен, техники заканчивают контроль систем.
– А можно откуда‑нибудь изнутри камеры понаблюдать за пуском? – спросил Морозов.
Велиава в сомнении подняла тонкую бровь.
– Разве что в перископы, да только ничего вы не увидите. Никаких световых и прочих видимых эффектов при ТФ‑запуске в камере не возникает.
– Тогда ведите в свой бункер.
– Кто проверял груз? – спросил Керри Йос.
– Я, – ответил Томах, – и смена техников, конечно. Все в порядке, груз точно такой же, что и не дошедший до Садальмелека.
Все вышли в хмурый октябрьский день Таймыра, под начавший накрапывать дождь.
– Нельзя было обойтись без дождя? – буркнул Томах.
– Это не мы, – виновато проговорила Велиава, обернувшись на его голос. – Северный гидрометцентр предупреждал еще утром, что Таймыр попадет в зону штормовой отдушины.
– Ты что? – шепнул Богданов на ухо другу. – Форму потерял?
– Меня все раздражает, – буркнул Томах. – Кажется, что мы что‑то упустили из виду, какую‑то важную деталь. Не аукнулось бы нам другим манером, ведь вслепую играем… неизвестно с кем. Но уж то, что этот «кто‑то» не слабее нас, это наверняка.
– Ну‑ну, не паникуй. Эксперимент нужен, ты сам прекрасно понимаешь. Не пройдет груз на Историю – значит, будем думать, пройдет – все твои страхи напрасны.
– Ой ли? Больно категоричен ты в своих суждениях сегодня, на себя не похож. Посмотрим. Есть такая интересная штука – интуиция, так вот она мне шепнула по секрету, что груз пройдет нормально, однако тревогу с души не сняла.
Богданов мельком посмотрел на угрюмо‑спокойное лицо Томаха и шагнул в дверь, открывшуюся в малом куполе.
Зал управления метро изнутри представлял собой стандартный куб со встроенным в стену пультом и радугой экранов над ним. Видимо, он давно не подвергался капитальному ремонту, потому что здесь стояли не виомы, а старые плоско‑мозаичные световые экраны, создающие слабый стереоэффект.
– Располагайтесь. – Велиава радушно указала гостям на кресла, принесенные скорее всего заранее.
– Все рассчитали? – еще раз спросил Морозов. – Не хотелось бы неприятных сюрпризов.
– Предусмотрели все, что может предусмотреть современная наука прогноза, – неожиданным басом отозвался Кими Озава.
Морозов неопределенно покачал головой.
– Верю, но… лучше десять раз проверить, чем один ошибиться.
– Кредо теоретика, – сказал Богданов задумчиво.
– Что?
– Кредо теоретика: семь раз отмерь, один отрежь. Есть еще кредо практика: один раз отмерь, семь раз отрежь.
Все присутствующие в зале засмеялись. Морозов тоже улыбнулся, хотя было заметно, что смеяться он не умеет.
– Поехали, что ли? – буркнул Керри Йос, переждав смех. – Корреспонденты на Истории готовы?
– Еще вчера, – подтвердил диспетчер станции.
– Системы контроля?
– Готовы. – Это уже Кими Озава, общавшийся с работниками своего ведомства посредством рации.
– Старт!
Илона Велиава, оглянувшись на «высокое начальство», сделала три быстрых переключения на пульте, рявкнул гудок, и белый диск над пультом загорелся дрожащим зеленым светом.
По залу прокатился общий вздох.
– Груз прошел, – доложил диспетчер. – Потери в норме, поле по глубине струны ниже интервала трансляции.
– Спасибо, Ник, – прервала его Велиава. – Груз прошел нормально, джентльмены.
Морозов встал.
– Я ждал этого. Спасибо и вам, Илона. Надеюсь, своим экспериментом мы не очень выбили вас из графика?
– Какие могут быть претензии? – развела руками Велиава. – Наверстаем. Я понимаю, что безопасность УАСС не экспериментирует зря.
– Вот это уж точно! До свидания.
Они вышли из зала. Дождь лил вовсю.
– В пятнадцать ноль‑ноль совещание, – напомнил Морозов. – У вас есть ко мне вопросы? Соображения относительно сегодняшнего запуска?
– Нет, – сказал Керри Йос, поднимая воротник куртки. – Соображения еще надо обдумать.
Морозов кивнул и удалился к пассажирской камере метро в сопровождении Озавы и его инженеров.
– Ну и что теперь? – спросил Керри Йос, глядя ему вслед.
– Будем продолжать работу. – Богданов остался спокоен. – Искать. Грузы почти такого же назначения не проходили еще к Шемали и к планетам Суинберна. Проведем экспериментальные запуски, убедимся, что эффект исчезновения не повторяется.
– Действуйте. Я в отдел, понадоблюсь – найдете. Людей дам, но не больше группы.
Керри, пряча лицо в воротник куртки от колючего дождя, пошел к парусу метро.
– Я на базу, – сказал Томах. – Мои мальчики заканчивают работу по каналу поиска особой срочности. Система дорогая, зато отдача великолепная. А главное – не надо тратить недели и месяцы на поиск документов в архивах.
– Будут новости, сообщи. Кстати, заметил, у Морозова те же выводы, что и у тебя? Он сказал, что ожидал благополучного исхода с запуском груза на Историю.
Томах отвернулся и глухо ответил:
– Значит, и у него развита интуиция. Ну, потопали, а то промокнем насквозь, мне такой климат не по нутру.
Издали здание оперативного центра Управления аварийно‑спасательной службы напоминало подсвеченную изнутри кристаллическую глыбу аквамарина. Однако, подлетая ближе, Филипп все меньше находил сходства здания с кристаллом, пока наконец оно не выросло в исполинский горный хребет, сверкающий на гранях холодным голубым огнем.
Километра три в длину, прикинул Филипп, и метров шестьсот в высоту! Что ж, объемы центров организации, ответственной за безопасность и нормальную работу цивилизации, должны соответствовать и размаху ее деятельности…
А уж в полукилометре от здания Филипп понял, что оно не сплошное, а состоит из тысяч модульных блоков, соединенных хитроумным способом в ажурную конструкцию, напоминающую атомную решетку какого‑то минерала. В следующее мгновение из дна чашки, венчающей «отросток минерала», метнулась ввысь гибкая лапа, подхватила пинасс и втянула его в глубину здания.
– Приехали, – сказал Томах, первым выпрыгивая из кабины на пол эллинга. Вслед за ним вылез Богданов, потом Филипп.
Следуя указателям, они нашли нужный лифт и через минуту стремительного падения сквозь сплетение лифтовых линий центра стояли перед входом в зал совещаний, откуда в коридор доносился странный рокочущий гул.
Филипп вошел и остановился. Стен и потолка в зале не было. Амфитеатр с рядами кресел нависал над грохочущим двойным водопадом, левая часть которого, шириной около трехсот метров, была гораздо выше правой – километровой подковы, полускрытой под громадным облаком водяной пыли.
«Ниагара! – догадался Филипп. – Красиво, надо признаться!»
– Пошли, пошли, не останавливайся на пороге, – потянул его за рукав Томах. – В первый раз, что ли?
Усевшись, Филипп принялся рассматривать водопад с высоты птичьего полета, созданный иллюзией хорошо настроенного видеопласта. Однако насладиться зрелищем в полной мере не успел: сначала кто‑то выключил звуковое сопровождение, предупреждая собравшихся, а затем исчез и водопад. Зал замкнулся золотистыми стенами со множеством ниш, решеток и круглых щитов.
Трибуны в зале не было: по желанию каждый выступавший включал на подлокотнике своего кресла систему спик‑визора, и автоматика воспроизводила его объемное изображение в нижнем круге амфитеатра, откуда он был виден всем.
Совещание начал генеральный секретарь Совета безопасности ВКС и он же директор УАСС Норман Спенсер, громадный, темнолицый, с гривой седых волос, скрывающих уши и лоб. Он вкратце коснулся проблем, стоящих перед аварийно‑спасательной службой, привел статистику аварий и катастроф на Земле и в зоне космоса, осваиваемой землянами. Самой крупной из них была катастрофа на космотроне, в результате которой погибло сорок семь человек, а громадная область Солнечной системы между орбитами Земли и Марса оказалась загрязненной радиоактивным газом.
Затем очень кратко ответственные руководители служб и секторов доложили о результатах своей работы, принимаемых мерах и методах контроля за безопасностью человеческих коллективов.
Предпоследним выступал Дикушин. Руководитель первого сектора был явно озабочен, потому что обычная его бесстрастная насмешливость переросла в язвительность.
– С космотроном все ясно, – сказал он. – Это образец человеческого «авось», когда зло, содеянное предками, отражается на потомках, но самое обидное – оно создано нами против нас же! Расчистка зараженной зоны продвигается успешно, а также принимаются меры по розыску подобных «сюрпризов» во всех уголках Системы и за ее пределами.
– Однако патрульная служба проморгала‑таки ракетоносец? – сказал кто‑то в зале.
– Самое интересное, что его обнаружили, – отрезал Дикушин. – Но сочли за автомат, какими полно пространство Системы. Так что в дополнение к сказанному необходимо провести еще и чистку пространства от громадного количества отслужившей свой век техники. Но мы отвлеклись.
Не секрет, что с января следующего года управление строительством планетарных сооружений, Центроземстрой, планирует начать строительство ЗСК – зоны солнечных конденсаторов в орбитальном поясе Меркурия. Дело чрезвычайно нужное, ибо человечество как никогда нуждается в энергии: пояса надземных гелиоэлектростанций уже на пределе возможностей, а мы еще далеко не завершили освоение Системы, да и другие миры ждут своих исследователей. Однако требуется специальная система мер по предотвращению несчастных случаев, а не простое указание отдела прогнозирования: «Усильте контроль». Масштабы новой работы грандиозны, а мы только люди, способные ошибаться, да еще как ошибаться!
И последнее. В связи с открытием формулы Ромашина Академия наук и Земплан предполагают в ближайшее время провести эксперимент так называемого «галактического просвечивания», а точкой эксперимента выбрана Феба, спутник Сатурна. Так вот, я категорически против Фебы! Да и вообще любой другой планеты Системы! Эксперимент сложен, опасен, и проводить его надо в глубоком космосе.
Дикушин, собравшийся было сесть, задержался и посмотрел на Спенсера.
– Поясни, – коротко сказал тот.
– Пусть лучше это сделает Хейдо, – буркнул Дикушин. – Это его епархия.
Спенсер повернулся к председателю Технического совета.
– Как известно, – начал Уессон, включая свой спиквизор, – современной космологией до сих пор не решена проблема «инфляционной эры» в эволюции нашей Вселенной, связанная с проблемой Большого Взрыва, породившего космос. Назрела необходимость проверки некоторых оригинальных гипотез, что даст возможность ученым уточнить космологическую модель Вселенной и приступить к практической реализации новейших теорий. Это первая предпосылка эксперимента. Кроме нее, есть еще несколько: проблема топологии черных дыр, эффекты общей теории поля, поиск реликтовых «кварковых мешков» и монополей, измерение кривизны пространства. Или, скажем, такая практическая вещь: область космоса, контролируемая нами, постепенно расширяется, и для безопасности прокладки ТФ‑трасс необходимо знать точное расположение тяготеющих масс в этой области. Кроме этого, эксперимент позволит физикам решить проблему пресловутого «телекинеза», вернее, «психокинеза», то есть возможности управлять ТФ‑перемещением с помощью мысленного приказа. Как видите, диапазон вопросов, которые сможет разрешить эксперимент «просвечивания», достаточно серьезен, хотя я не назвал всего. Сам же эксперимент состоит в возбуждении галактического ТФ‑поля посредством ТФ‑взрыва. Ударная ТФ‑волна практически мгновенно обежит Галактику, отразится от всех тяготеющих масс: звезд, туманностей, черных дыр, «кварковых мешков» – и даст полную картину их гравитационного взаимодействия. Вот и все.
– Спасибо, – сказал Спенсер. – Настолько просто и доходчиво, что не впечатляет. Следовательно, ученые предлагают провести ТФ‑взрыв на спутнике Сатурна? Есть уже расчеты взрыва?
– Количественных нет, – сказал Дикушин. – Мы дали задание Институту ТФ‑связи рассчитать параметры взрыва, но качественные характеристики известны уже сейчас.
Спенсер помолчал.
– Хорошо, отложим обсуждение этого вопроса до выяснения полного объема данных по эксперименту. Остался последний вопрос, самый непростой. Это операция «Наблюдатель». Говорите, Керри.
Перед амфитеатром появилось увеличенное изображение Керри Йоса.
– Все уже в курсе, поэтому начинать ab ovo не буду, – начал сосредоточенный руководитель отдела безопасности. – Сообщаю факты, только факты, ничего кроме фактов.
Несмотря на ироничный подтекст речи, в зале никто не улыбнулся, Филипп отметил это без удивления.
– Трижды с мая месяца этого года и четырежды за всю историю существования пространственного метро грузы, посылаемые с Земли на планеты других звезд, не доходили до адресата. Один из пропавших грузов, направленный в систему Садальмелека, на Историю, обнаружен недавно на Земле, второй, направленный в систему Шемали, найден там же, я имею в виду Шемали, но оба груза оказались заброшены во времени на двадцать и сто лет назад.
Керри Йос помолчал, но не для эффекта – в зале и так было тихо, – а просто давал время поразмыслить над сообщением.
– Все грузы – оборудование терраформистов, машины для активного воздействия на планетографию, отметьте это. Второе: уже шесть раз косморазведка и большие экспедиции, контролируемые погранслужбой, встречаются с так называемыми «зеркальными перевертышами». По мнению специалистов, «зеркала» – устройства для сбора информации, вернее, своеобразные видеокамеры, передающие запись деятельности людей… Куда – неизвестно. «Зеркала» трижды замечали на Марсе – полвека назад, во время перераспределения горных хребтов, и четырежды на Земле – два и полтора века назад. Данные проверены архивно и не подлежат сомнению. Третье: над Орилоухом вскрыта резервная станция, законсервированная, работающая в холостом режиме. С точки зрения сегодняшних рубежей науки и техники мы, люди, делать этого еще не умеем. А три дня назад, предположительно во время расчета глубокого прогноза направленности действия и последствий деятельности Наблюдателя, погиб эфаналитик отдела безопасности Василий Богданов. Расследование обстоятельств его внезапной смерти, которое только что закончилось, показало, что смерть наступила в результате крайне маловероятного стечения обстоятельств, что уже само по себе предполагает вмешательство разумной и… злой силы. С какой целью – мы начинаем догадываться. Нас таким образом предупредили, чтобы мы задумались над последствиями своей звездной экспансии. Кому‑то хочется, чтобы космос остался таким, каков он есть, чтобы он служил не только нам, но и тем, кто придет после нас.
Керри Йос помолчал. Кто‑то кашлянул, и снова в зале повисла тишина.
– Четвертое, – продолжал начальник отдела. – Мы провели экспериментальные запуски тех же грузов, что планировались раньше, на те же станции, куда раньше эти грузы не прибыли. Все запуски прошли благополучно, но!.. Двое суток назад с Истории, Шемали и планет гамма Суинберна пришли сообщения: снова появились «зеркальные перевертыши»! Это прямое подтверждение нашим догадкам. И последнее: на Землю вернулся дальний галактический разведчик «Хевсур», исследовавший звезду Ригель, бету Орионо: шестьсот световых лет, предел наших автоматических экспедиций. На его борту случайно обнаружен странный знак, вот такой. – Керри повозился, и перед аудиторией появилось увеличенное изображение «звезды Ромашина», невозмутимо играющей цветную гамму спектра.
– Диаметр «звезды» двадцать микрон, материал оболочки корабля – перестроенный бериллий – в месте ее появления не нарушен, зато изменены характеристики защитного поля в этой точке. Но и это осталось бы достоянием экспертов и ученых, если бы не одно обстоятельство: такие же знаки обнаружены уже на трех разведчиках первого класса, ведущих разведку на дальностях порядка двухсот парсеков, а также на станции над Орилоухом, на промежуточных ТФ‑ретрансляторах трасс метро к Шемали, Истории и Суинберну и… на Земле.
Керри сел и выключил спиквизор.
Некоторое время в зале никто не двигался. Потом раздался голос Спенсера:
– Факты впечатляют. Итак, ваш вывод?
– Вывод достаточно прост и тревожен, – пробормотал Морозов, появляясь перед собранием. – Хотя начальник отдела безопасности занимает в этом вопросе слишком благодушную позицию, как мне кажется. Тот факт, что нами заинтересовалась цивилизация высшего типа, должен заставить нас пересмотреть принципы «звездной экспансии» и серьезно заняться экзотикой. Правда, некоторые намеки Наблюдателя слишком прозрачны, как, например, «кража» грузов. На предупреждение это мало похоже.
– Только на первый взгляд, – возразил Керри Йос. – Я отнюдь не благодушен и недаром обращал ваше внимание на характер исчезнувших, вернее, закольцованных во времени грузов. Дело, вероятно, в том, что История, Шемали, планеты Суинберна – прекрасные планеты, словно специально созданные для созерцания, получения эстетического наслаждения. А мы туда взрывную технику, оборудование терраформистов для перемещения горных хребтов и морей! Представьте, в наш земной музей, скажем, в Эрмитаж, придет некто и начнет передвигать стены, сдвигать картины, вешать их вверх ногами, класть скульптуры на бок! Только потому, что ему так удобнее смотреть или, скажем, отправлять естественные потребности!
– Вы считаете, что для указанных планет мы уподобляемся этому варвару? – спросил кто‑то в зале, не уловив иронии в словах Керри.
– Вы хорошо улавливаете суть дела, – сухо ответил Йос, вызвав сдержанные улыбки.
– Но Шемали, – не унимался оппонент, – выпадает из этого списка. Неужели вы считаете, что черные пейзажи Шемали вызывают чувство эстетического наслаждения? По‑моему, черный цвет угнетает, а не радует.
– А почему вы считаете, что мы, люди, единственные ценители прекрасного в Галактике?
Богданов дважды бесшумно хлопнул в ладоши.
– Браво, Керри!
– Да, предположение хорошо коррелируется с приведенными фактами, хотя сравнение рода людского с варваром… – Спенсер покачал головой, – с варваром, не ценящим красоту, мне не нравится. Что касается внутренних проблем нашей цивилизации, то их хватает, и некоторые из них тоже вполне могут тревожить нашего гипотетического Наблюдателя.
– Но кое‑кто в ВКС склонен полагать, что мы преувеличиваем, – сказал Морозов.
– Знаю. – Спенсер нахмурился. – Однако считаю, что применять экстренные меры рано, несмотря на приведенные примеры. Прямой угрозы человечеству, к счастью, нет, а то, что нами интересуется другая цивилизация, более зрелая, – факт скорее огромного научного значения, чем защитно‑прикладного. Просто погранслужба и служба безопасности – простите за тривиальное напоминание – обязаны реагировать на любую, даже прогнозируемую в далеком будущем опасность, и здесь никто не снимет с нас ответственности, если мы не подстрахуем друг друга.
– И все же следует высказать в совете наше отношение к происходящему. До сих пор человечество осваивало пространство экстенсивно: мы овладели уровнем энергопотребления в масштабе звезды, предполагается, что в дальнейшем овладеем энергией соседних звезд и так далее.
Но ведь из опыта прошлого мы знаем, что экстенсивное развитие неизбежно ведет к появлению кризисных ситуаций, ибо потом приходится прибегать к разного рода регулирующим факторам, как, например, восстановление природных ресурсов или уничтожение загрязнения среды.
Космическая экспансия человечества требует все более значительного усиления управляющих и регулирующих воздействий на общественную систему, что мы ощущаем уже сейчас. До сих пор мы справлялись, но в масштабе одной планеты. А когда будут сотни, тысячи планет?! Не пора ли приостановиться? И попытаться найти выход на принципиально ином пути, нежели арифметическое освоение безграничных пространств? Перейти на интенсивное использование космоса?
Морозов умолк.
– Мы несколько отвлеклись от темы, – сухо сказал Спенсер. – Возможно, ВКС наконец отреагирует на предложения отдела дальнего координирующего прогноза СЭКОНа. Нас же сейчас интересуют проблемы не столь глобальные, хотя и не менее важные. Считаю, что вопрос, чем мы заинтересовали Наблюдателя, остается открытым до тех пор, пока не появятся прямые доказательства обратного. Каковы принимаемые отделом безопасности меры?
Керри Йос посмотрел на Морозова, тот кивнул.
– Меры приняты следующие, – сообщил начальник отдела. – Во‑первых, применен сигнал «Экстра» по информационному поиску, что сократило время поиска нужных данных вдесятеро против обычных методов. Во‑вторых, группы экспертов и работников отдела заняты исследованиями «зеркальных перевертышей», «звезд Ромашина» и расчетом вероятного вектора вмешательства Наблюдателя, если, конечно, он намерен вмешаться. В ближайшем будущем начнем на местах анализ причин появления «зеркал» и звездных знаков, исследование посещенных разведчиками планет. В дальнейшем предполагается обработка результатов анализа на Умниках – больших универсальных вычислительных комплексах Института внеземных культур. В качестве крайней меры… – Керри Йос исподлобья оглядел зал. – В качестве крайней меры – тревога по форме «Общий шторм».
Станислав, Филипп и Богданов переглянулись.
Потом Богданов продемонстрировал всем видеофильмы: первый – снятый на Шемали, когда изучались «зеркальные перевертыши», второй – станция над Орилоухом, посещенная неведомым Наблюдателем, и третий – следы, оставленные Наблюдателем на обшивке разведкораблей, на контейнерах и на станциях ТФ‑связи: странные знаки в виде звезды.
После совещания Филипп возвращался до ближайшего метро вместе с Томахом и Богдановым. По тихим коридорам центра УАСС, потом по липовой роще шли молча, погруженные каждый в свои думы; воспользоваться метро центра никто не догадался.
Под ногами шуршали сухие листья, вокруг полыхал пожар золотой осени, деревья постепенно обнажали головы перед приходом Ее Величества Зимы…
Филипп по‑своему любил осень, то красивую и грустно‑величественную, в золотом и багряном убранстве, то дождливую и сырую, как капризный ребенок, когда у метеопатруля случались непредвиденные накладки в разработке погоды, но в этот раз ему было не до красот природы, он размышлял о той великой, повседневной, будничной работе Управления аварийно‑спасательной службы, которая как щитом закрыла огромное тело человечества, чтобы оно не оступалось, не ранилось, не получало тяжелых ударов извне и изнутри и не забывало ошибок прошлого и настоящего на своем долгом пути в будущее…
Уже у сине‑белого паруса метро, над которым горела видимая даже днем буква «М», Филипп спросил:
– Разве Спенсер не знает о принимаемых вами мерах? Почему он задал этот вопрос на совещании?
– Знает, конечно, – ответил Томах. – Но не знают другие начальники секторов и отделов.
– А почему ты потащил на совещание меня? Разве я уже состою в руководстве отдела?
– Пока нет, но первый шаг ты уже сделал.
– Какой же? – удивился Филипп.
– Когда взорвал СПАС‑семь.
– А если серьезно?
– Я тебе уже говорил: через месяц, может быть, два мы отправимся в новую экспедицию, туда, где работают пока одни пограничники и разведчики. Это и станет твоей проверкой, полной, от физики тела до психики и интеллекта. Правда, физику ты имеешь неплохую, даже эффектную, что весьма неплохо действует на некоторых женщин.
– В наше время видимость мускулатуры не может служить критерием силы, – сказал задумчиво‑рассеянный Богданов. – Некоторые юноши выращивают мускулы с помощью биотрансляции за два дня. Модно.
Филипп усмехнулся, заметив изучающий прищур его глаз.
У Станислава мелькнули в глазах веселые искорки.
– Ну, лично я в него верю, драться он умеет. Тебя еще что‑то смущает, старик?
Филипп замялся, потом глухо проговорил:
– Как я понял, рано или поздно придется оставить большой волейбол?
– У тебя появятся другие тренировки, ты ведь будешь работать в оперативной группе, а там нужна не только умная голова, но и сильное, хорошо тренированное тело, и мгновенная реакция, и много такого, о чем ты еще не догадываешься.