Да в нынешнем во 163 году марта з 13 день богдойское войско, собранье розных земель, приехав к Усть-Комарскому острожку, нас, холопей государевых, обсадили в третьем часу дни, и служилых людей и амурских охочих казаков, которые выходили из острогу по судовой лес, 20 человек Ивашка Телятева с товарыщи розных городов, и тех служилых людей известным делом взяли к себе и у себя на куренях их побили. А иных служилых людей из Комарсково острожку я, Онофрейко, отпущал на выласку, и те служивые люди и амурские охочие казаки выходили на вылазку и тех служилых людей от иноземцов / л. 138 об. / от богдойских людей отбивали и тех же богдойских людей побивали. А приехали те богдойские воинские люди со всяким огненным боем, с пушки и пищальми, и знамена у них всякой розной цвет. А то у них войское богдойское ротами, а толмачей нет, а в роте по скольку человек, того не ведаем 1.
И марта в 20 день к Усть Комарскому острожку приступали из-за великия реки Амура с каменю, а каменю высота 40 сажен, а от того камени до острожку полтретьяста сажен. И богдойское войско из наряду из большего, из пушек, с третьяего часу дни до седмаго, и того ж дни в шестом часу ночи те потайные богдойские воинские люди по острогу из наряду, из пушек, били от острожку в 70 саженях. Да оне же, богдойские воинские люди, пущали огненные заряды для зажегу на стрелах в острожек, а на тех стрелах у них подписи были. Да с нижние стороны богдойские воинские люди из пушек и с наряду били во 150 сажен.
И марта в 24 день те богдойские люди приступ учинили к острожку со все 4 стороны, и знамяна, пришод к чесноку, приставили, и щиты у них были на арбах, а те арбы были на колесах, и щиты деревянные, кожами поволочены, и войлоки были, а на тех арбах были лесницы, а по конец / л. 139 / лестниц колеса, а в другом конце гвозди железные и палки, и на тех арбах привязаны были дрова, и смолье, и солома для зажегу, и у них острог коленчатой был же; да у них же, богдойских людей, у всякого щита были багры железные и всякие приступные мудрости. И божиею милостию, а государьским щастьем государевых служилые люди и амурские охочие казаки розных городов с острожку с нижнево и с верхнево бою и с быков и снаряду из большего бою, из пушек из пищалей, били по тому войску богдойскому. И на том приступе под стенами многих богдойских людей побили, из Комарского острожку государевы служивые люди и амурские охочие казаки выходили на выласку, и на выласке многих богдойских людей побили и отбили у них 2 пищали железные с жаграми и всякие приступные мудрости, порох и ядра, и языков поймали, раненых мужиков. [207]
И тех языков роспрашивал, а в роспросе они сказывали, что де прислано то богдойское войско от царя богдойсково, а князец де в том войске именем Тагудай, / л. 139 об. / а по прозвищу Ежер, а было де войское люди розных земель: богдои, мунгуты, никаны, жючеры, дауры и иных многих розных земель, которые иноземцы под ево богдойскую областию, а снаряду де было 15 пушек и мелково оружья было у них много, а то де войско богдойское поднимали на нас, холопей государевых, и царю де богдойскому били челом о обороне даурские князцы и улусные люди, чтоб государю ясаку с себя не платить и не хотя быти под государевою царскою высокою рукою, и ныне на великой реке Амуре те даурские князцы и их улусные люди, которые платили государев ясак, и те иноземцы изменили государю; а всее де тое богдойские силы было всякого люду 10 000, а по их челобитью то войско и прислано.
И тут же на приступе находили порох в мешках да ядра, а у нас в то приступное время суды прирубили и струги.
И марта с 13 дня да апреля по 4 число то богдойское войско по Комарскому острожку били из пушек по всякой день и ночь, и те богдойские люди от острогу прочь отошли.
А острог у нас был поставлен на валу стоячей, а по углам вывожены / л. 140 / были быки, а тот острог ставлен по снегу в самом заморозе ноября в 2 день, а круг того острожку копан ров, а тот ров копали зимою, мерзлой земли секли в вышину сажень печатную, а ров в ширину 2 сажени, а круг того рву бит чеснок деревиной, а круг того чесноку деревяново бит чеснок железной стрельной опотайной. И божею милостию, а государским счастьем, как пришли те богдойские люди к приступу, и у того деревянново чесноку щиты поставили, а на том железном чесноку многие богдойские люди кололися и итти к острогу не могли от того железного чесноку к стене. А в остроге было изподней и верхней бои, а внутрь острожной стены засыпали хрящем с нижнево бою и до верху от пушешново бою. И в том остроге копан был у нас колодезь 5-ти сажен, а из колодезя были вывожены жолобы на все 4 стороны, вышина 6 сажен печатных, для зажегу, да были зделаны на остроге козы железные, а в тех козах зажигали смолье для свету и для их богдойсково ношново приступу, чтоб от того видети было богдойских людей за стеною, да ставлены были к острогу для их лестниц и щитов судовое дощеничное деревье высокое, да были на острожке кладены кадки для их, богдойских людей, навальнаго приступу, да в / л. 140 об. / острожке срублен был роскат, и с того роскату били мы из пушек по тому богдойскому войску. А речную сторону, воду и суда, у нас отнели и выходить за острог не давали. А стояли те богдойские люди таборами от острожку за полчетвертаста сажен.
И как сидели в острожке в осаде от богдойских людей, имели казаки пост и молитву, и в то время было явление многим древним от иконы Всемилостиваго Спаса и от иконы Пречистыя владычицы богородицы и приснодевы Марии и от всех святых. И сидели в осаде в том Комарском острожке служилые люди и охочие амурские казаки, и которые пришли с Дмитреем Ивановичем Зиновьевым розных городов тобольские, тюменские, сургутцкие, верхотурские, Туринсково острожку и Верхоленскаго Братцкаго острожку и охочие казаки, и которые пришли сверх Шилки-реки с Байкалова-озера с енисейским сыном боярским Петром Бекетовым.
И после их отъезду ходили служилые люди и охочие амурские казаки в их богдойские таборы, и видели их, что оне тех богдойских людей, которые побиты под стеною, и тех побитых людей в приступное время ночью волочили, и по своей они поганой басурманской вере на [208] своих куренях тех убитых людей жгли много, а иных побитых / л. 141 / богдойских людей те богдойские люди в приступное время от острогу волочить прочь не успели.
И видя к себе те богдойские люди божие посещение, и нападе на них ужас и трепет, и они порох пометали на своих таборах в воду и верховые огенные заряды, а куяшную одежду те богдойские люди на куренях своих жгли. И мы собрали после приступнаго времени в остроге и около острогу 350 ядер пушешных.
А тех богдойских людей к острожку с табор подъем был с утра и во весь день со щитами, и приступ у них был в первом часу ночи к острожку, а отход был у них от острожку по утру в первом часу дни.
И те 2 пищали, которые взяты на приступе, да верховых огненных зарядов с подписьми подписаны, и те пищали и заряды посланы к государю царю и великому князю к Москве. А тех подписей, что оне, богдойские люди, на стрелах подписывали и на огненных зарядах, тово мы на великой реке Амуре не знаем. А тебе, государеву воеводе, послано в Якуцкой острог 2 заряда огненные с подписьми.
Да тебе ж, государеву воеводе, пожаловати, которые служилые люди отпущены с великие реки Амура с государевою ясашною соболиною казною и с отписки и с челобитными к государю к Москве, и буде те / л. 141 об. / служилые люди приедут к вам в Якуцкой острог для ради нужнаго ходу, что им пройти невмочь по великой реке Лене с усть Олекмы-реки вверх, и будет у них судов не будет и хлебных запасов, и тебе б, государеву воеводе, пожаловать, тех служилых людей не задержать, отпустить к государю к Москве, чтоб государю царю скоро вестно учинить, потому что ожидаем к себе богдойских людей большево собранья, а пороху и свинцу в государеве казне нет, и хлеба у нас нет же, а питаемся мы с великою нужею, а не ведаем мы, как государев острог здержать.
Да у них же, у богдойских воинских людей, были мешки с порохом большие долгие, сажен по 15 и по 20, а толщиною те мешки в оглоблю, и ныне в государеве казне объявилось тех пушечных ядер богдойских 730 ядер, а весом те ядра полтора фунта и больше, а огненных зарядов, что на стрелах с подписьми, и тех зарядов взято много.
Да в нынешнем во 163 году посланы к тебе, государеву воеводе, в Якуцкой острог служилые люди амурской охочей казак истец Андрюшка Степанов Потаповых да енисейской служивой человек Любимко Павлов, а потому те служилые люди посланы, что тот Любимко Павлов государеву указу / л. 142 / учинился силен, судному делу и приговору, и в прошлом во 162 году тот Любимко хотел отплыть на низ воровски, и с такими людьми на великой реке Амуре от их бунтов жить стало тяжело и невмочь.
ЛОА АН СССР, ф. Портфели Миллера, оп. 4, кн. 31, № 75, лл. 136-142. Копия XVIII в.
Опубл.: «Дополнения к Актам историческим», т. IV, СПб., 1851, № 8, стр. 27-31.
Комментарии
1. В XVII в. рота маньчжурских знаменных войск насчитывала 300 человек. В XIX веке личный состав роты сократился до 90 человек.
№ 81
1655 г. июня 7 *. — Отписка приказного человека Онуфрия Степанова якутскому воеводе М. С. Ладыженскому о малочисленности кумарского гарнизона, недостатке в нем продовольствия и об опасности от маньчжурских войск
(*— Датируется по упоминанию числа в тексте и по времени отсылки отписки (см. док. № 82))
/ л. 182 / Государя царя и великаго князя Алексея Михайловича всеа Руссии стольнику и воеводе Михаилу Семеновичю да дьяку Федору Васильевичю с великие реки Амура новые Даурские земли приказной человек Онофрейко Стефанов и все войское служилые люди и амурские охочие казаки челом бьют.
В нынешнем во 163 году майя в 28 день приплыл сверх великия реки Амура с Аргуни-реки к нам в Комарской острожек Якуцково острогу сын боярской / л. 182 об. / Федор Иванов Пущин с служилыми людьми 50 человеки. И приехав он, Федор, с служивыми людьми в Комарском острожке подал мне, Онофрейку, и во все войское наказную память от тебя, государевы воеводы, за государевою печатью Якуцкого острогу и за дьячьею рукою Федора Тонково. А в наказной памяти написано: будет на него, Федора, с служилыми людьми на государеве службе на Аргуне-реке какая хлебная нужа и голод, и мне, Онофрейку, с служилыми людьми ево, Федора, с служилыми людьми велено хлебными запасы ссужать и вожей ему, Федору, давать ведущих людей, кто там на Аргуне-реке бывал.
И у нас на Амуре-реке в войске ведущих людей, кто там на Аргуне-реке бывал, и тех людей у нас нет, и там с великия реки Амура на Аргуне никто не бывал, и где кочюют какие люди — тунгусы, или мунгалы, или какие иные люди иноземцы по той Аргуне-реке живут и кочюют — и про то никто не ведает. А хлебных запасов в войске ноне нет же нисколько, и сами ныне в Комарском острожке живем с великою нужею и питаемся травою и кореньем, а что было хлебных запасов, и то в Комарском / л. 183 / острожке в осадное время издержали, сидя в осаде, и ныне ссудить стало нечем. И мы ныне сами хотим итти из Комарсково острожку вниз, где можно праведному и великому государю послужить и прибыль ему, государю, учинить и где можно головы свои прокормить. А держать стало государева острожку незачем, хлебных запасов не стало нисколько, холодны и голодны и всем нужны. И в государеве казне пороху и свинцу на великой реке Амуре нет же нисколько, оберегать стало государевы казны и острожку и своих голов нечем. А богдойских всяких воинских людей под нами есть много, близко Даур и Дючер и иных всяких розных землиц людей, которые под ево богдойскою областию, и нам, холопем государевым, поселиться нигде накрепко не дадут. И во всем от них, от всяких ратных людей, нам изтеснение великое и налога большая. И по многие времена мы, холопи государевы, от них, всяких воинских ратных людей, седим в осадах и живем, побегаючи летнею порою, и отплываем на низ для ради хлебных запасов и рыбной ловли, а хлеб емлем с поля сами за боем и за дракою у / л. 183 об. / неясашных людей, где можно. А люди нам стали невмочь, потому это их стало многолюдно, а нас мало. А бой у них, у воинских всяких людей, всякой стройной огненной, пушки и пищали.
А о гулящих людех писал ты к нам, государев воевода, в войское [210] на великую реку Амур в наказной памяти, что ему, Федору Пущину, к себе в полк призывать государю послужить ево государеву службу на новой Аргуне-реке с ним, Федором. И гулящих людей у нас на великой реке Амуре в войске нет, опричь амурских охочих казаков, и те ноне ожидают государского жалованья и ево царской милости и указу.
Да в нонешнем же во 163 году маия в [...] день (Число в тексте пропущено.) послал я, Онофрейко, из Комарсково острожку государеву цареву и великого князя Алексея Михайловича всеа Руссии ясашную соболиную казну и с отписки к государю к Москве добрых служилых людей Трофимка Никитина да подьячего Богдашку Рабышева с товарищи и к тебе, государеву воеводе, в Якуцкой с спаскою казною и с отписки добрых служилых людей Микулайка Юрьева / л. 184 / с товарищи. А послал я, Онофрейко, из Комарсково острожку проводить ту государеву ясашную соболиную казну и спаскую и служилых людей до Урки-реки до Тугирсково волоку служилых людей 50 человек, и проводя ту государеву и спаскую казну и служилых людей, велел быть им всем тотчас немешкав назад в Комарской острожек. И как те служилые люди проводили ту государеву ясашную соболиную казну и спаскую и служилых людей до Урки-реки, и на Урке-реке служилые люди Тобольсково города да Сургуцково города 10 человек — Данилко Спиридонов, Ивашко Антропьев Кубышкин, Тихонко Савельев Колупаев, Ивашко Федоров Чюрка, Макарко Софронов, Ивашко Гаврилов Москва, Андрюшка Паруньин, Федька Иванов Лыткин, Федотко Насонов Камень, Парфенко Иванов, не послушав государева указу и своровав, побежали самовольством без государева указу и без отпуску моево, Анофрейкова, за волок на Тугир.
И об том обо всем, что вы укажете.
Июня в 7 день сын боярской Федор Пущин из Комарского острожку / л. 184 об. / пошел вверх по великой реке Амуру в Якуцкой острог десятью человеки. И поехав он, Федор, в Комарском острожке служилых людей полку своево оставил, видя их великую нужю и голод, и дал им в том отпускную память за своею рукою и за печатью. И те служилые люди 45 человек ево, Федорова полку, в Комарском острожке в судной избе били челом государю и подали мне, Онофрейку, челобитную, чтоб их государь пожаловал, велел им послужити на великой реке Амуре свою государеву службу до своего государеву указу с войским вместе. И я, Онофрейко, тех служилых по государеву указу у него, Федора, принял. А которые служилые люди пошли с ним, с Федором, служилых людей амурских козаков 5 человек, и те служилые люди полюбовно с ево Федоровыми, полчаны с служилыми людьми службою поменялися с докладу ево, Федорова, по ево, Федорову, веленью.
Да Тобольского города служилой человек Тихонко Савельев Колупаев унес с собою за волок государеву пищаль гладкую из государевы казны. А дана была ему, Тихонку, та пищаль на пору для осадного сиденья. А по амурской оценке цена той пищали 8 рублев. И об том, что вы укажете.
Да оне ж взяли, все 10 человек, из государевы казны государево жалованье по фунту пороху да по фунту свинцу. А посланы с отписки с амурскими казаками / л. 185 / Туринского острогу Мишкою Решановым да с Савкою Ивановым. И кто с ним, Федором Пущиным, пошел из Комарсково острожку амурских казаков в Якуцкой острог, и тем всем 5-ти человеком имяна под отпискою: [211]
Мишка Решетов, Савка Иванов Каркин, Якунька Степанов Деригла (Якунька, просто пошел по [по]ткруте крестьянин), Коземка Иванов Верхотур, Афонька Михайлов Частиков.
ЛОА АН СССР, ф. Портфели Миллера, оп. 4, кн. 31, № 92, лл. 182-185. Копия XVIII в. с подлинника.
Опубл.: «Дополнения к Актам историческим», т. IV, СПб., 1851, № 12, стр. 35-37.
№ 82
1656 г. июля 22. — Отписка приказного человека Онуфрия Степанова якутскому воеводе М. С. Лодыженскому о походе его отряда по Амуру и о насильственном уводе маньчжурами даурского населения
/ л. 185 / Государя царя и великаго князя Алексея Михайловича всеа Русии стольнику и воеводе Михаилу Семеновичю да диаку Федору Васильевичю великия реки Амуру новой Даурской земли приказной человек Онофрейко Степанов челом бьет.
По государеву указу и по наказной памяти велено мне, Онофрейку, быта на великой реке Амуре у всяких государевых дел — у ясашного соболинаго збору и меж служилых людей росправа чинить. Да в прошлом 163 году июня в 7 день отпустил я, Онофрейко, из Комарского острожку в Якутцкой острог к тебе, государеву воеводе, Якутцкого острогу сына боярского Федора Иванова Пущина [с] (Сделанная в XVIII в. копия документа страдает многими недостатками: пропусками слов, неверным прочтением и т. д. Здесь и далее делается попытка восстановить пропущенные части текста.) десятью человеки вверх по великой реке Амуру на Тугирской волок / л. 185 об. / и в Якутцкой острог к тебе, государеву воеводе, для ведома, чтоб тебе, государеву воеводе, ему, Федору Пущину, о новой аргунской государеве службе ведомо учинити, что там на Аргуне-реке государева служба не сподобилася. И я, Онофрейко, об том, что он, Федор Пущин, пришед в Комарском мне, Онофрейку, подал наказную память от тебя, государева стольника и воеводы, о ссуде хлебных запасов и о гулящих людех и о вожах, ведущих людех, за государевою печатью Якутцкого острогу и за диачею рукою Федора Тонково, об том обо всем в прошлом же во 163 году писал я, Онофрейко, к тебе, государеву воеводе, в отписке с служилыми людьми Туринского острогу с Мишкою Решановым да с Савкою Ивановым Киркиным.
И тот Федор Пущин сверх Великия реки Амура воротился назад, не дошед до Урки-реки и до Тугирского волоку, и в Якутцкой острог к тебе, государеву воеводе, ведомо не учинил про новую аргунскую службу, и приплыл ко мне, Онофрейку, в войско на усть Шингалу-реку, и сказал мне, Онофрейку: пройди де я, Федька, вверх по великой реке Амуру не мог, даурские люди не пропустили. А воротился он, / л. 186 / Федор Пущин, не ведомо зачем. А приплавил он с собою сверх великия реки Амура ясырей; а про то не вестимо, где он, Федор, взял, а сказывают, что он, Федор, погромил ясачного мужика. [212]
И впредь он, Федор Пущин, бил челом государю, а мне, Онофрейку, подал челобитную послужити государеву службу на великой реке Амуре покаместа он сподобится хлебными запасы. И тот Федор Пущин ходил со мною, Онофрейком, и с служилыми людьми вверх по Шингалу-реке для государева соболиного сбору и для хлебных запасов, и вверху Шингалы хлебными запасы с служилыми людьми сподобились, хлеба набрали, чем зима прозимовать. И как будем на усть Шингалу-реки всем войском с хлебными запасы, и я, Онофрейко, его, Федора Пущина, с его полчаны с усть Шингалу-реки посылал, сподобя хлебными запасы вверх по великой реке Амуру на новую Аргунь-реку. И он, Федор Пущин, с усть Шингалу-реки вверх по великой реке Амуру с своими полчаны, с служилыми людьми, не пошел, не ведаю для чего, на новую Аргунь-реку, и сказал: я де, Федька, ныне на Аргунь-реку нейду, а иду де я, Федька, на весну, перезимовав, а / л. 136 об. / ныне де мне итти стало невмочь. А не пошел он, Федор, неведомо зачем. И сплыл он, Федор Пущин, на низ в Гиляцкую землю со мною, Онофрейком, и с служилыми людьми вместе.
И как буду я, Онофрейко, на рубежу Гиляцкие земли, да в прошлом во 163 году зимою иноземцы гиляцкие люди государю изменили и служилых людей Якутцкого острогу Оничку Логинова побили / л. 137 / с товарищи 30 человек (а шли де они, Оничко Логинов, с Ламы на великую реку Амур), что гиляцкие люди на великой реке Амуре побили и животы их розделили по себе меж собою, и я, Онофрейко, на тех изменников гиляцких людей ходил и языков взял. И на роспросе они, иноземцы гиляцкие люди, сказали и повинилися: побили де мы государевых служилых людей 30 человек, а вожа де мы ламского тунгуса взяли к себе жива, да и ныне де он, Широнка-тунгус, у нас жив. И того они ламского тунгуса Широнку привезли ко мне, Онофрейку, в войско, и тот Широнка сказал: вел де я через камень с Ламы на великую реку Амур служилых людей Якуткого острогу Оничка Логинова с товарыщи 30 человек, и тех де служилых людей гиляцкие люди побили, а живот их и ружье розделили по себе. И я, Онофрейко, под юртами находил многие казачьи признаки, ружье и всякой борошень. И я, Онофрей, проведав допряма, им, иноземцом, по государеву указу давал наказанье, кто чего довелся, и дав наказанье, привел их к шерти, и отпущал по своим улусом и по урочищам, где кто был прежде на своих... (В тексте копии, по-видимому, пропущено несколько слов.)
... (В тексте копии пропуск в половину строки.) река прошла, и тот Федор Пущин хотел итти из Косогирского зимовья на море, не ведаю куда. И я, Онофрейко, его, Федора, с служивыми людьми в Косогирском остроге задержал и не отпустил, потому что ему наниз на море итти не указано, а велено ему, Федору, быти вверху великия реки Амуру на Аргуне-реке. И тот Федор Пущин из Косогирского острогу пошел вверх по великой реке Амуру.
И как буду я, Онофрейко, с служилыми людьми вверху великие реки Амуру, и вверху великие [реки] Амуру дючерские люди государю изменили Тумалинского улусу и выше Тумалинского улусу и до Долдойского улусу многими улусы, и / л. 137 об. / государевых служилых людей побили, а сказывают: 40 человек было тех служилых людей, а плыло де их сверху великия реки Амуру вниз в барке, да 2 струга были с ними гребные. И про то мне, Онофрейку, не ведомо, какие те плыли руские служилые люди, и откуду, и с которым государевым указом. И про то подлинно проведати не мог. И по многим улусам в юртах [213] находил многие казачьи признаки всяких борошней, а идучи вверх на плесах находил на берегу барки жжены изрубленые, а про то не знаю, какие откуда те барки — сверху великия [реки Амура] (В тексте копии: Кири. По-видимому, ошибка, переписчика XVIII в.) приплыли с людьми или их уносило водою?
И по Амуру-реке до Шингалы-реки дючерских людей не объявилося, а объявилось дючерских людей на Амуре немного, а те остальцы дючерские люди объявились немногие люди, а сказывают, что де их, иноземцов дючерских людей, богдойской царь велел свести с великия реки Амура и снизу Шингалу-реки в свою Богдойскую землю на Кургу-реку, вверх по Шингалу-реке житья их и юрты богдойского царя князец Сергудай сожег и до конца разорил. А что в прошлом во 163 году сбирал я, Онофрейко, с дючерских людей государев ясак, и тех улусов по Шингалу не стало, и ясаку / л. 188 / имать стало не с кого, все иноземцы сведены в Богдойскую землю, и по улусом, где были пашни, и те все улусы пусты и выжжены, и севов нет, хлеба не сеяно нигде нисколько.
И как пришел я, Онофрейко, с служилыми людьми, ходил стругами легкими скорым ходом подлинно про тех дючерских людей проведати и про хлеб, сеян или нет. И дючерских людей вверху Шингалы нигде не объявилося до Малзинского улусы и выше, и севов нет нигде, и юрты, улусы все выжжены и разорены, а государева ясаку взяти стало не с кого. И хлебных запасов ныне на усть Шингалы на великой реке Амуру в войске [нет], с служилыми людьми и амурскими охочими казаками стали все голодны и холодны и всем оскудали, хлебных запасов в войске не стало нисколько, и свинцу и пороху нет, все издержали. А впредь [как] жить и как чем питатца, и впредь не знаем, как нам холопем государевым, стало государевым ясаком и своими головами промышлять. И ноне все в войске оголодали и оскудали, питаемся травою и кореньем, и ожидаем государева указу. А сойти с великия реки Амура без государева указу не смеем никуда. А богдойские воинские люди под нами стоят / л. 188 об. / близко, и нам против их, богдойских всяких людей, стоять и дратца стало нечем, пороху и свинцу нет нисколько.
Да послал я, Онофрейко, с усть Шингалу-реки государеву ясачную соболиную казну сбору прошлого 163 году и нонешняго 164 году с даурских, и дючерских, и гиляцких людей к государю к Москве, и с отписки и с ясачными книги. А что с кого, с даурских, и дючерских, и гиляцких людей, сбирал ясаку, и то написано в ясачных книгах порознь по статьям. А что государевы казны в сборе, и то писано в отписке — сколько лисиц черных и бурых, и соболей, и лисиц красных, и шуб собольих, и пластин собольих, и лисьих пластин в одеялах. И всей тое государевы [казны] послано к государю к Москве 95 сороков 24 соболя, да шуб собольих — 62 шубы собольи иноземских целых и поротых, а в них 23 сорока 39 пластин, да на шубах пластин — 44 пластины, да лисьих пластин — 56 пластин, лисиц целых красных с лапы и с хвосты — 3 лисицы, да выдра неподделаная, да 2 лоскута выдряных, 2 малахая хвостовые собольи, да 3 пластины хвостовые собольи, да 2 лисицы черные, да 3 лисицы чернобуры, да 2 лисицы бурые, да лисица чернобурая служилого / л. 189 / человека Захарка Кузмина. И те государевы лисицы все с лапы, с передними и задними, и с хвосты, и те лисицы подписаны. А соболи, и шубы, и пластины не подписаны, не розобраны, потому что стало дело ускорное и войско стало голодно, розбирать и подписать стало незачем, хлебных запасов на Амуре-реке [214] в войске не стало нисколько, все служилые люди оголодали, голодные и холодны и нужны. И у того служилого человека у Захарка Козмина взята [лисица] в государеву казну без цены до государева указу, и тот Захарко ноне за тою лисицою послан к государю к Москве за государевою казною и с отписки и с ясачными книгами. А отосланы та государева соболиная ясачная казна и отписки с усть Шингалу 164 году июля в 22 день.
Того ж числа отпустил я, Онофрейко, с усть Шингалу на новую Аргунь-реку на государеву службу с тою же казною вместе до Урки-реки [Федора Пущина]. А как пошел он, Федор Пущин, и я, Онофрейко, ему, Федору, дал полчан его всех служилых людей, кто с ним, с Федором, приплыл сверх великия реки Амура, и тот Федор взял с собою только 20, а достальных оставил на великой реке Амуре на усть Шингалу в войске.
А в том бы тебе, государеву воеводе, не подивить, что я, Онофрейко, преже сего у государевых ни у каких дел не бывал и смышленых подьячих в войске нет же. А у тое государевы казны (у лисиц и у соболей сороков) и отписок печать моя Онофрейкова — 3 древка на печати, середнее велико, а 2 меньши.
ЛОА АН СССР, ф. Портфели Миллера, оп. 4, кн. 31, № 93, лл. 185-189. Копия XVIII в. с подлинника.
Опубл.: «Дополнения к Актам историческим», т. IV, СПб., 1851, № 31, стр. 80-83.
№ 83
1657 г. между марта 12 и августа 31 *. — Отписка тобольского воеводы А. И. Буйносова-Ростовского в Сибирский приказ об отъезде из Тобольска в Москву Сеиткула Аблина, вернувшегося из Цинской империи
(*— Датируется по упоминанию числа в тексте и наименованию 165 года, как «нынешнего»)
/ л. 3 /Государю царю и великому князю Алексею Михайловичю, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу, холопи твои Олешка Буйносов-Ростовской, Гришка Углев челом бьют.
В нынешнем, государь, во 165 году марта в 12 день в твоей, государеве цареве и великого князя Алексея Михайловича всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, грамоте писано в Тоболеск ко мне, холопу твоему Олешке, да ко князю Ивану Постного-Гагарину, да диаку к Богдану Обобурову и ко мне, холопу твоему Гришке: ведомо тебе, государю, учинилось, что тобольской татарской голова Петр Ярышкин, что посылан был в Китай, ныне приехал в Тоболеск, и буде Петр Ярышкин да юртовской бухаретин Сеиткул Аблин ис Китай в Тоболеск приехали и что буд[ет] каких китайских подарков, / л. 4 / и нам бы, холопем твоим, те подарки у Петра Ярышкина взять и прислать к тебе, государю, к Москве тотчас з бухаретином с Сеиткулом Аблиным да с томским... / л. 5 /...Федора Ива[нова да Петра] Ярышкина из Тобольска к тебе, государю, к Москве не отпускать. А будет бухаретин Сеиткул ис Китай в Тоболеск не бывал, и нам бы, холопем твоим, те подарки, что [215] привез Петр Ярышкин, потому ж прислать к тебе, государю, к Москве, с кем пригож, а Петра Ярышкина однолична из Тобольска к тебе, государю, к Москве отпускать не велено. А будет мы, холопи твои, до твоей государевы грамоты Петра Ярышкина к тебе, государю, к Москве отпустили, и по твоему, государеву, указу велено ево, Петра, тарским служилым людей встретя, воротить в Тоболеск, а китайские подарки / л. 7 (Листы в деле перепутаны, часть из них, по-видимому, утрачена.)/ велено у него взяв воеводе, в котором городе ево тарские служилые люди встретят, ис того города потому ж прислать к тебе, государю, к Москве, с кем пригож, тотчас, и о том от тебя, государя, по городом к воеводам писано ж. И как Петр Ярышкин з дороги поворочен будет и в Тоболеск (И в Тоболеск повторено 2 раза.) приедет, и нам бы, холопем твоим, велеть ему быть в Тобольску, а без твоего государева указу к Москве ево отпускать не велено.
И по твоему государеву указу [мы, холо]пи твои... / л. 6 / де ему тот ли[ст]... государев в Бизине 1 городе китайского царя Саиты, а велели отвесть к тебе, государю, к Москве.