Клык только сплюнул и направил фонарик на водонапорную башню. Через несколько секунд там блеснула вспышка света.
– Все, рвем к Северной заставе, – скомандовал Клык, – за мной, по одному.
* * *
Плохие предчувствия терзали Доктора. Он сомневался, что ему удастся выбраться живым из этой передряги. Но был готов на все ради Стрелка. Он вспомнил, как подобрал на болоте худого, израненного паренька, как выхаживал его. Долгими, бессонными ночами, у постели больного, меняя ему повязки, он обратил внимание, что сталкер ровесник его погибшего сына. Давя в глубине души незаживающую боль, дрожащими руками он прикасался к лицу этого мальчика, а перед глазами вставал его десятилетний сын, бегущий к нему через дорогу. Ни отец, ни сын не видели летевшую машину.
Жена ушла от него после смерти сына. Она считала, что в его гибели виноват он, Георгий. Он не опровергал ее. Ему просто не хотелось жить.
Тогда он ушел в долгий запой. Пытаясь утопить в водке свое горе, он перестал следить за собой, стал неопрятен, словно бомж. Это продолжалось почти два года. За это время он утратил не только человеческий облик, но и все свои скромные сбережения. В итоге он еще лишился квартиры, подписав по пьянке какие‑то документы, подсунутые ему очередными собутыльниками. Очнулся он на улице, без гроша в кармане, грязный и почему‑то в одном ботинке. Он не узнавал город, но чутье опытного алкоголика привело его к ближайшей тошниловке. Там он нашел компанию себе подобных. В кругу своих он почувствовал себя гораздо увереннее, но, вот беда, карманы у них были также пусты. Переговорив, они разошлись по улице, сшибая мелочь у прохожих. Георгий встал возле киоска на остановке. Ему не везло: его отталкивающий вид заставлял прохожих обходить его по большому кругу. Он только вздыхал и отворачивался.
Из подъехавшей белой шестерки на остановку вышел мужик и пошел к киоску, не обращая на него внимания. Он немедленно подвинулся к нему и захрипел:
– Слышь, мужик, добавь рубль, на сигареты.
Мужчина повернулся к нему, окинул его презрительным взглядом и полез в карман. Достал горсть мелочи и протянул ему. На такую удачу Георгий даже не рассчитывал, мелочи было гораздо больше, чем рубль. Принимая деньги, сам не зная, почему, он сказал незнакомцу:
– А за дела сегодняшние, грехи земные тебе отпущены будут…
Мужик оторопел, а потом схватил его за плечи и, вглядевшись в его запавшие глаза, ахнул:
– Георгий Васильевич!
Это был капитан‑афганец, которому в ташкентском госпитале хотели ампутировать левую ногу. Георгий Васильевич, тогда еще молодой, неопытный хирург, пытался утешить за день до операции своего ровесника, молодого офицера‑десантника, но тот был безутешен.
– Кому я нужен буду без ноги? Что я буду делать?
Георгий не знал ответа на эти вопросы. Оставив капитана, он пошел к заведующему отделением. Ему самому казалось, что с ампутацией спешить не стоит. Но заведующий только отмахнулся от него:
– Не морочьте мне голову, ради бога! Кость раздроблена, сосуды перебиты. У нас нет специалистов, чтобы пришить почти оторванную ногу.
– Я могу пришить, – бледнея от собственного нахальства, тихо сказал Георгий.
Главврач снял очки и прищурился:
– Ну, в самом деле? А если пациент умрет у вас на столе? Вы его матери сами скажете? Без ноги, да зато живой! Это люди, голубчик, а не кролики! Идите, работайте, да больше с подобной чепухой не обращайтесь.
Георгий вышел, ужасно огорченный. Он не знал, как сообщить черную весть молодому офицеру.
Вмешалась судьба. Пришел борт из Кандагара, с тяжелоранеными, многие находились на грани жизни и смерти. Всех оперирующих хирургов срочно бросили на операции. Георгий понял, что второго такого шанса больше не представится. Он сказал о своей задумке капитану и тот согласился. Сказал, что лучше ему умереть под ножом хирурга, чем вернуться домой без ноги.
Ассистентом Георгий взял медсестру Анечку, немного влюбленную в него. Наркоз сделал сам.
Операция длилась почти шесть часов. Если бы он знал, что будет так трудно, он бы сто раз подумал, прежде чем опрометчиво хвататься за скальпель. Усталый, он уснул прямо в операционной, пока Анечка отвозила капитана в палату.
На утро разразился скандал. Георгия собирались отдать под суд за самовольное вмешательство. Но собранный консилиум, несколько дней спустя, осматривая бледного, но улыбающегося капитана, констатировал, что операция проведена успешно и квалифицировано. Председательствующий, похожий на Айболита старичок, сказал прямо в палате, покачивая головой:
– За ныне сделанное, отпущены грехи земные будут тебе.
Это была его первая операция. Через месяц его пригласили на работу в Военно‑Медицинскую Академию в Москве. Больше он не видел ни Анечки, ни капитана… И вот такая неожиданная встреча.
Доктор встрепенулся и прислушался. Ему показалось, что он слышит звук летающей машины. Показалось. Он снова погрузился в раздумья, не забывая, однако, поглядывать в сторону Северной заставы.
Бывший капитан, теперь уже полковник не забыл талантливого хирурга, спасшего его ногу и карьеру. Он помог выбраться ему из пропасти. Когда он притащил его домой, жена полковника сперва нахмурилась, но, услышав, что это тот самый Георгий Васильевич, тут же непритворно обрадовалась. Она просто не знала, как лучше приветить человека, который помог избежать инвалидности ее мужу. Не обращая внимания на его запущенный вид, она расцеловала его в заросшие, давно не пробовавшие бритвы щеки. В этой семье Георгий провел почти два месяца. А потом полковник устроил его к себе в часть. А потом они улетели в Чечню. И там полковник был тяжело ранен. И в этот раз удача отвернулась от Георгия. Полковник умер на операционном столе.
Смерть полковника обрушила хрупкое душевное равновесие Георгия Васильевича. Он дезертировал из части.
Скитаясь по просторам бывшего СССР, Доктор встретил группу авантюристов, пробиравшихся в Зону отчуждения. Он присоединился к ним.
Здесь, в Зоне, он наконец обрел покой. Здесь все было грубым и честным. Он поселился в брошенном домике, недалеко от базы Долга. Сюда к нему приходили лечиться сталкеры, а иногда прибегал встревоженный посыльный, чтобы отвести его к тяжелобольному. Он никому не отказывал, лечил всех. Он был, пожалуй, единственным настоящим доктором в Зоне. Конечно, можно было получить медицинскую помощь в лагере американцев, или на любом блокпосту. Только первые брали слишком дорого за лечение, а с блокпоста, после оказания первой помощи, можно было попасть в тюрьму, российскую или украинскую, что, вобщем‑то было без особой разницы. Доктор лечил бесплатно. Сталкеры, наемники, анархисты и бандиты ценили это. Каждый, кто проходил мимо его дома, норовил занести ему какой‑нибудь гостинец. Он устроил на задворках небольшой огород, где садил картошку и капусту. Семена ему доставляли долговцы, имевшие официальную связь с Большой землей. Оставлять на семена выращенную здесь картошку было нельзя: через год из нее вырастало черт знает что. Одну он так и не смог выкопать, облил бензином и сжег прямо в земле. Причем Доктор готов был поклясться, что сгорела бы она и без бензина.
Так размеренно протекала его жизнь, пока он не подобрал умиравшего паренька пять лет назад.
Почему он так привязался к нему, Доктор не знал и сам. Конечно, нерастраченная отцовская забота нашла выход, но дело было не только в этом. Какой‑то огонек пылал в глазах и душе этого замкнутого юноши. Он не был типичным сталкером, охотником за сокровищами Зоны. И у него, как и у Доктора, была какая‑то заноза в душе.
После поправки Стрелок остался жить у него. Он часто уходил бродить по Зоне, всегда притаскивая из своих походов артефакты, которых Доктор ни разу не видел. Доктор догадывался, что Стрелок бродит за Барьером. Каждый раз он не находил себе места и не мог сдержать радости при возвращении парня. Он пытался отговорить его от этих опасных походов, но Стрелок только отмалчивался или отшучивался. Но однажды сказал:
– Ты думаешь, батя, мне эти артефакты нужны? Нет. Я ищу путь к сердцу Зоны. Она уничтожила мою семью, а я уничтожу ее. Только, похоже, есть у Зоны какой‑то сторож. Я просто чувствую, как он оказывает мне сопротивление. Только я все равно дойду.
После этих слов Доктор встревожился еще больше. А вскоре последовал прорыв.
Стрелок сколотил группу и пробился к АЭС. Был страшный выброс, все в Зоне лежали в лежку с дикой головной болью. Те, кто был в рейдах в тот день, так и не вернулись.
Но Стрелок вернулся. Один, без группы, без памяти, едва державшийся на ногах. Он так и не рассказал Доктору, что произошло. То ли не захотел, то ли правда не помнил. Доктор понял только одно – Стрелок потерпел неудачу. Но от замыслов своих не отказался.
Замигали огоньки сразу и на Северной заставе и на базе Долга. Доктор дал ответные сигналы и стал собираться вниз. РПГ он решил не тащить с собой, радуясь, что не пришлось стрелять из него.
Уже на середине спуска он остановился и прислушался. Сердце остановилось и провалилось куда‑то внутрь. Этот звук он не мог спутать ни с каким другим: приближался вертолет.
– Вот и пришла пора платить за все, – прошептал он сам себе. – Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
Он помедлил еще секунду, а потом бегом поднялся наверх. Сердце выпрыгивало из груди, от прилива адреналина подскочило давление. Усилием воли он подавил страх и поднял гранатомет. Поймал в прицел бортовые огни машины. Он знал, что уже не успеет к Северной заставе, да даже если бы и успевал, все равно, после того, как вертолет будет сбит, его просто не выпустят с башни. В этом был только один плюс – Стрелок успеет уйти достаточно далеко, пока силы федералов будут прикованы к нему.
– Прощай, сынок, – сказал он в полный голос и нажал спусковой крючок.
Глава VII. Радар
Неприятности начались сразу после посадки. Едва перестали вращаться винты, как подломилось переднее шасси и вертолет ткнулся мордой в землю. Петровский выругался сквозь зубы и вылез вслед за летчиками.
– Ни хрена не понимаю, – сказал недоуменно командир экипажа. – Как оно могло сломаться?
– Это Зона, сынок, – ласково сказал ему Петровский, – привыкай. Из такого положения ты ведь не взлетишь? Вот и слушай боевой приказ: в течении двух часов поставить машину в горизонтальное положение. По исполнению – доложить.
– Как я ее поставлю? – заморгал летчик, – ни техников, ни инструмента…
– Ты и впрямь такой непонятливый, или прикидываешься? – удивился Петровский. – Ну, какие тебе в этой глуши техники? Ты здесь сам и за рулевого, и за капитана… Так что, действуй!
– Да тут домкраты нужно, – заныл белобрысый правый летчик.
Петровский разозлился:
– Вы великий и могучий понимаете? Чему вас в училище вообще учили? Ты, – кивнул он белобрысому, – кто по национальности?
– Эстонец, – с достоинством ответил тот.
– Вот как? – удивился майор. – Что ж ты на родину не едешь? Служил бы сейчас в НАТО. Были бы тебе и техники, и девочки, и теплый сортир…
– Я подумаю над этим, – с плохо скрываемой злобой ответил белобрысый, – но без домкратов действительно не поднять машину. Да и другие инструменты тоже нужны…
Петровский вздохнул:
– Из других инструментов я дам вам топор. А домкрат… Знаете, что сказал изобретатель вашего долбаного винта, древний греческий ученый Архимед? – Летчики отрицательно помотали головами. – Я так и думал. Он сказал: дайте мне рычаг определенной длины, и я подниму землю. Землю, понимаете? А вам нужно поднять всего лишь ваш сраный вертолет! Топор возьмете у старшины Прокопенко, а рычаги нужной длины растут сразу за балкой. Если через два часа не поднимете – уйду с бойцами пешком, а вас брошу здесь. Выполнять!
Летчики понуро повернулись и пошли к вертолету, из чрева которого уже выбрались все прилетевшие.
Петровский сплюнул им вслед. И без них, похоже, проблем хоть отбавляй. И самая главная – то, что Радар пуст. Сводная рота спецназа исчезла в полном составе, со всем вооружением и антианомальной защитой. И, возможно, при прорыве к Монолиту, им еще придется столкнуться с хорошо вооруженными порчаками, да к тому же отлично подготовленными. То, что их увел контролер, Петровский не сомневался, вряд ли что‑то другое могло случиться со спецназом. Но как он сумел подобраться и каждому заглянуть в глаза? Или их тоже целая рота?
Петровский нервно ухмыльнулся, представив роту контролеров. Потом подозвал к себе старшину Прокопенко и Серова, старшего у долговцев. Обсудили положение дел и определились с охранением. Решили не держать весь Радар. Достаточно занять открытое место возле антенн и выставить несколько часовых. Кроме того, нужно отправить один патруль из трех человек, который будет обходить Радар по периметру, выполняя функцию внешнего охранения.
– Мои пойдут в патруль, – сказал Прокопенко, – они лучше вооружены. А Долг пусть несет внутреннее охранение.
– Хорошо, – согласился Петровский, – каждый час – мне доклад. Обо всем неординарном – доклад немедленно. И за летчиками присмотрите. Я в штабе буду.
Старшины легкой рысью побежали к своим. Майор вздохнул и пошел в штаб, точнее в то, что от него осталось.
Двери были сорваны с петель, стекла в окнах разбиты все до единого. Но больше всего ему не понравился грязный отпечаток огромной трехпалой ноги в вестибюле.
– Прямо парк Юрского периода, – пробормотал Петровский, осторожно переступая через след монстра, пробираясь к кабинету начальника штаба. – Интересно, какого он роста.
Он осторожно вошел в кабинет. Судя по всему, здесь располагался командир роты охранения, пока их не увел контролер. В углу стояла походная койка. Петровский с тоской глянул на нее, но прошел мимо и сел за стол, развернутый так, чтобы сидящему было видно не только дверь, но и окно.
– Молоток, – похвалил бывшего хозяина кабинета Петровский, – хотя и ни хрена не помогло это тебе.
Он смахнул пыль и мусор со стола. Осторожно открыл левую дверцу стола и заглянул туда. Увидел там початую бутылку водки, грязный стакан и заплесневевшую горбушку.
– Молоток, – еще раз сказал майор, достав и понюхав стакан. Осторожно поставил его на стол, достал бутылку и налил половину стакана. Достал из кобуры пистолет, передернул затвор. После этого опрокинул в себя левой рукой стакан. Занюхал пистолетом, не сводя глаз с окна. Потом аккуратно переложил пистолет в левую руку и открыл правую дверцу стола. Осторожно заглянул туда и увидел общую тетрадь. Достал и положил перед собой, сдул с нее пыль и открыл первую страницу.
Это был дневник бывшего командира бывшей сводной роты спецназа бывшего комплекса противовоздушной обороны Радар‑2. Половину дневника Петровский просто пролистал, так как дневник был начат давно. Его интересовали только те страницы, которые были написаны здесь, в Зоне. Наконец он нашел искомое и углубился в чтение, с трудом разбирая мелкий, убористый почерк. Время от времени он взглядывал то в окно, то на часы. Приближалось время первого доклада.
В коридоре послышались тяжелые шаги Прокопенко. Он слегка стукнул в косяк костяшками пальцев и вошел, тяжело дыша.
– Разрешите доложить.
– Давай, Прокопенко, что там у вас? – майор с удовольствием оторвался от дневника и с хрустом потянулся.
– Местного задержали, – хмуро доложил старшина. – Не успел патруль за ворота базы выйти – глядь, а он тут шатается. Ну, они его задержали и ко мне.
– Сопротивление оказывал? – с интересом спросил Петровский.
Старшина угрюмо покачал головой:
– В том‑то и дело, что никакого. Все команды с полуслова выполняет.
– Чем ты тогда недоволен? – удивился майор. – Было бы наоборот, тогда…
– Было бы наоборот, тогда мои его без колебания грохнули бы, – ответил Прокопенко, – а он наоборот, слишком послушный. А сам ухмыляется все время так гадко, что пристрелить хочется.
– Ну и застрелил бы, – зевнув, лениво сказал Петровский. – Что ты мне тут сопли разводишь – гадкий, пристрелить, но послушный, не стрелять… Давай его сюда, побеседуем.
Прокопенко щелкнул пальцами и тут же за его спиной возникла бесшумно огромная тень.
– Ого, – удивился майор, – что ж ты, без охраны его приволок?
– Говорю же, послушный, – ответил старшина, пропуская в кабинет мрачного великана, – Серов на крыльце, если что – стреляйте.
Старшина ушел. Петровский с интересом разглядывал огромную, горбатую фигуру, едва не задевавшую потолок.
– Садись, – предложил он, и горбун тут же сел на пол. Петровский только хмыкнул. – Ты кто такой?
– Я Кузнец, – ответил густым басом задержанный.
– Кузнец? – переспросил Петровский. – Что же ты здесь, подковы делаешь для мутантов?
– Я сам тот, кого ты называешь мутантами, – сказал ему сумрачно Кузнец. – Не трать свое время напрасно, спрашивай то, что действительно хочешь узнать.
– Ты думаешь, у меня мало времени? – спросил майор. Кузнец утвердительно кивнул. – А я думаю наоборот, это у тебя очень мало времени.
Кузнец мерзко ухмыльнулся и Петровскому тут же захотелось его пристрелить. Теперь он лучше понимал Прокопенко. Усилием воли он подавил это желание и спросил:
– Скажи, зачем ты пришел? Я же вижу, ты пришел сам.
Кузнец кивнул:
– Да, ты прав. Я пришел немного приоткрыть тебе глаза на происходящее. Если захочешь меня выслушать – узнаешь много интересного. Не захочешь – просто умрешь.
Петровский усмехнулся:
– Очень страшно. А если я скажу тебе, что твои слова вызывают обратную реакцию? Как бы я не отнял твою жизнь.
Кузнец нахмурился:
– Послушай, майор. Я не собираюсь упражняться с тобой в словесности. У меня есть четкие инструкции в отношении тебя. Я знаю, что смерти ты не боишься. Но ты разумный человек, недаром тебе поручили зачистку Зоны. Одно только вы, люди, никак не можете понять – Зону зачистить невозможно. Это все равно, как если бы ящерицы и змеи решили бы вернуть эру динозавров и собрались зачистить млекопитающих. Слишком поздно. А чтоб ты не сомневался в моих словах, мне велено показать тебе, если ты, конечно, не испугаешься, Монолит.
Петровский недоверчиво усмехнулся:
– Ты хочешь сказать, что Исполнитель Желаний существует? И я смогу, если захочу, загадать желание?
Кузнец прищурился:
– Конечно. Любое желание.
– Но, как я понимаю, это не совсем бесплатно.
– Совсем не бесплатно, – ответил Кузнец, – бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Хранитель Зоны, я вижу, не ошибся в тебе.
– Какой еще Хранитель? – спросил майор.
– Тот, кто бережет Зону и Монолит, – Кузнец ткнул грязным пальцем себе за спину. – Тот, кто решает судьбы всех живущих в Зоне. И твою судьбу тоже, майор. Тебе ужасно повезло, оказаться в нужное время и в нужном месте. Здесь ты сможешь изменить свою судьбу так, как захочешь.
– Что‑то ты рано запел дифирамбы, – Петровский облизал губы, – я ведь еще не дал своего согласия.
– Ты уже его дал, – возразил Кузнец, – думаешь, мы не знаем, что ты тоже смертник? Тебя послали очистить Зону от сталкеров и мутантов, но и тебя уберут. Ты слишком много знаешь. Кроме того, ты уже провалил операцию. Тебе нет прощения.
– В каком смысле – провалил? – насторожился Петровский.
Кузнец вздохнул:
– Хорошо, я скажу тебе. Только уговор – не считай это шантажом. Договорились?
Петровский кивнул.
– Тогда слушай. Во‑первых, ты не выполнил главный приказ – уничтожить сталкеров, проведших в Зоне больше трех лет. Кое‑кто не вышел из строя. Не перебивай! – Кузнец взмахом руки остановил пытавшегося возражать майора. – Просто слушай. У нас очень мало времени…
* * *
Прокопенко решил сам пройтись по периметру вместе с патрулем. Он догнал своих парней уже на углу. На вопросительный взгляд старшего только махнул рукой. Этого было вполне достаточно, ребята всегда понимали своего старшину с полуслова, с жеста и взгляда. Прокопенко пристроился на левом фланге патруля, взяв под свой контроль самый опасный сектор обстрела.
Смеркалось. Обогнуть весь периметр оказалось делом нелегким – приходилось обходить аномалии, упавшие деревья и ямы.
Прокопенко прислушивался к гулу ЧАЭС. В этот тихий вечерний час звук хорошо был слышен. Как‑будто огромный улей находился там, в сорока километрах севернее. Он даже остановил ребят, приказав не шуметь, жадно ловя звуки невидимой миру работы. Нет, решил Прокопенко, это не пчелы. Это осиное гнездо, и скоро они его сожгут. Он махнул рукой и патруль двинулся дальше.
Когда они закончили обход, Прокопенко пошел в штаб. К своему удивлению, он никого не обнаружил там. Приученный к любым неожиданностям, он сдернул с плеча автомат и передернул затвор. Быстро осмотрев все помещения, он убедился, что здесь никого нет. Он вышел к своим бойцам.
– Уходим на юг. Немедленно. – сказал он им. – Пока и за нами не пришли.
Глава VIII. Бой
Клык с тревогой смотрел на Стрелка. Его посеревшее лицо, в бликах пожара, вызванного сбитым вертолетом, было страшно.
– Надо уходить, Стрелок, – подал голос Бес.
Клык не успел помешать, Стрелок уже целился в Беса.
– Ты лучше молчи, – Стрелок смотрел на него с ненавистью. – Я разменял Доктора ради твоего спасения и не думаю, что это удачная сделка.
– Моя жизнь принадлежит тебе, – Бес не отвел глаз и не дрогнул, – можешь распоряжаться ей.
– Да уж распоряжусь, не беспокойся, – злая гримаса исказила лицо Стрелка. – Ладно, пора. Слушай порядок движения. Злой направляющий. Следом мы с Клыком, веером. Замыкают Бес и Сиплый. Направление движения – Армейские склады. Все, двинулись.
Сталкеры зашевелились, занимая свои места. Злой махнул рукой и исчез во мраке ночи. Отсчитав положенные пятнадцать секунд, следом растворились Клык и Стрелок. Наконец, тронулись Бес и Сиплый.
– Пришьет он тебя, – негромко сказал Сиплый, – надо рвать когти.
Бес отрицательно покачал головой:
– Нет, не могу. Он тогда Илью убьет. Рви, если хочешь. Только теперь некуда нам деться, Зону зачищают федералы.
Сиплый выругался и замолчал.
Тучи разошлись. Стали видны в свете звезд неясные фигуры сталкеров, идущих впереди.
– Из огня да в полымя, – сказал Сиплый через минуту, – связался с вами на свою голову. Видать, не выбраться мне живым. Сожрет меня Зона.
– Не только тебя сожрет, – отозвался Бес. – Всем нам хана.
– Так какого рожна вы за Стрелком, как бараны идете? – удивился Сиплый. – Или он вам место в раю обещал?
Бес не ответил. Жестом он показал Сиплому, чтобы тот следил за своим сектором.
Примерно через два часа они вышли к одному из брошенных хуторов, расположенному в пяти километрах от базы анархистов. Стрелок отправил Клыка на разведку. Тот вернулся через десять минут вместе с Кротом.
– Ты здесь откуда? – обнимая Крота, спросил его Стрелок.
– Целая история, – усмехнулся тот, освобождаясь от объятий, – возвращались с Черепом от анархистов и застряли на этом хуторе.
– Кстати, что со Свободой? – перебил его Стрелок, – выполнят они приказ Петровского? Будут штурмовать Барьер?
– Отказались, – присаживаясь, ответил Крот, – я попросил Макса жучка на переговоры поставить. Дословно Лукаш сказал Черепу следующее: при штурме гибнет много народа. Монолит на Чертовом КПП крепко засел. Хотите – штурмуйте сами.
– А Череп что? – спросил Стрелок.
– Да нормально, – пожал плечами Крот, – так и сказал, если б согласились, он бы их уважать перестал. Сказал, что сам также думает, если федералам надо – пусть сами и штурмуют. Предупредил только, что возможно Свободу попытаются уничтожить за отказ. А Лукаш сказал, что давно к этому готов. Что его грозятся убить чуть не с момента возникновения Зоны. На этом и расстались. Вывел нас Череп от анархистов, довел до хутора и сказал, что в гробу всех видал, сердце, мол, нехорошее чует. Достали водки и такую пирушку закатили – только держись! И сейчас лежат дровами. Я не пил, вот, сторожу их.
Стрелок покивал головой. Крот, ухмыляясь, подмигнул Клыку и спросил:
– А где Доктор, парни?
Стрелок вскинул на него пронзительный взгляд:
– Нет больше Доктора. Он наш отход прикрывал. А сейчас давай, веди к Черепу.
* * *
Леший устал. Хоть и осталось от дяди Вани немного, но тащить его на себе несколько километров оказалось довольно утомительно.
– Давай отдохнем, – предложил Полторапальца, – а то совсем взмок уже.
Леший аккуратно опустил старика на землю и сам присел рядом.
– Навязался я на твою голову, – посетовал дядя Ваня, – налегке‑то уже у Лукаша был бы.
Леший покачал головой:
– Без тебя, дядька, я бы лежал в братской могиле с остальными. Не говори так‑то больше.
Полторапальца только вздохнул. Леший свернул две самокрутки, одну сунул в рот старику, другую себе. Но не успел достать спички, как дядя Ваня ткнул его уцелевшим пальцем:
– Погоди курить, Лешенька. Глянь‑ка вон туда, никак Батарейка скачет. Иди, поймай‑ка ее.
Глаза у дяди Вани были по‑прежнему зоркими. Леший поднялся и пошел ловить артефакт. Только с третьей попытки ему удалось справиться с непослушной Батарейкой. Он немного недоумевал, зачем старику этот практически бесполезный артефакт. Цену за него давали самую бросовую, а поймать его было достаточно трудно, а иногда почти невозможно. Особенно, если Батарейка была свежая.
– Поймал? – спросил Полторапальца, когда Леший вернулся, – вот и молодец. Прибери‑ка ее в рюкзачок.
– Зачем она нам, скажи на милость? – спросил Леший, укладывая Батарейку в контейнер. – Цену за нее никто не даст приличную.
Старик только покачал головой:
– Ты, вроде, не новичок в Зоне, а все о материальной выгоде думаешь. Любой артефакт свое назначение имеет, а если он людям не надобен, это не значит, что бесполезен. Я, сидя в баре, сколько раз просил принести мне Батарейку. Да только на смех меня все поднимали, думали, шутки у меня такие. А сказать правду – так никто не поверит.
– А мне скажешь? – поинтересовался Леший.
– И тебе пока не скажу. Вот дойдем до Свободы, прикупим одну штуку у Скряги, тогда я тебе и скажу. Она, Батарейка, сама‑то по себе вещь действительно бесполезная. Только ее правильно использовать не каждому дано. Ну, ладно, засиделись мы, Лешка, надо идти. Ты уж прости старика, только до утра нам дойти надобно, не то словят нас, как зайцев.
Леший согласно кивнул, встал и забросил Полторапальца себе на спину. Расставил потверже ноги и медленно пошел по направлению к Армейским складам.
* * *
Клык сориентировался первым. Не делая лишних телодвижений, он тут же метнул нож. Федерал захрипел пробитым горлом и повалился на землю.
– Ну ни хрена себе, – пробормотал Сиплый, – вот это засада.
Стрелок медленно обошел сарай, прикасаясь к лежащим долговцам.
– Все мертвы, – сообщил он оторопевшим сталкерам, – шомполом в ухо. Попил, блин, Череп водочки. Интересно, откуда здесь федерал нарисовался. Ночью, один… Странно как‑то. Видимо, порчак. Не уберег ты мужиков, Крот.
Крот, бледный, зажимая рот, метнулся к двери, но тут же со сдавленным криком отскочил обратно, от возникшей в проеме странной фигуры. Все вскинули оружие.
– Не стреляйте, ребята, – прохрипел Леший, снимая с себя дядю Ваню, – мы это.
– Дядя Ваня! – ахнул Злой, – а мы думали…
– Здравствуйте, ребятки, – Полторапальца ласково оглядел их, – мы сами думали, что не уйдем. Когда вас из бара выгнали, я там остался. Пришли за мной двое и говорят прямо при мне, что мол, нечего дурака валять, надо нести старика, меня значит, прямо к яме. А Лешка, значит, в этот момент из сортира выходил. Услыхал эти слова и тоже все понял. И порешил их. Потом велел Пауку трупы спрятать и сказать военным, что ушли они за западное ограждение, туда, где Карусель. А потом поднял меня и ушли мы через хитрую дыру. И решили мы пробиваться к Свободе. А тут, выходит, тоже война.
Стрелок кивнул:
– Вся Зона сейчас пылает, отец. Ладно, мы тоже к Свободе идем. Заночуем здесь, а утром к анархистам. Ночью опасно, могут перестрелять с перепугу. Да и не знаю…
Он не успел договорить. Грохнул выстрел и Леший, стоявший еще в воротах сарая, рухнул внутрь с дырой в спине.
– К бою! – крикнул Стрелок, сдергивая с плеча Эфу и бросаясь на землю.
Клык схватил лежавшую в углу плащ‑палатку и набросил ее на костер. Сразу стало темно, только вспышки выстрелов освещали теперь лица сталкеров.
После пяти или шести выстрелов все стихло. Сталкеры еще немного полежали, переглядываясь.
– Никак завалили, – хмыкнул Сиплый. – Может, порчак забрел?
– Нет, мужики, – сказал Стрелок, перезаряжая Эфу, – это только разведка боем. Чтоб узнать, сколько нас и чем вооружены. Сейчас такое начнется… Кто верует – молитесь. Похоже, это армия Монолита. Их тактика.
И, подтверждая его слова, невидимый противник открыл по сараю ураганный огонь.
Это больше было похоже на игру в жмурки. Сарай стоял на небольшой возвышенности и простреливался насквозь. Невозможно было поднять голову, не то чтобы отвечать. Тем не менее, сталкеры огрызались огнем. Стреляли в слепую, вжимаясь в землю, пряча головы за трупами долговцев.