Затейник граф был, надо признать – хорош! И как говорил – Демагог отдыхает! А голос, голос – прекрасный, хорошо поставленный, баритон – звучный, открытый. Не как некоторые – не говорят, а сопли жуют или перекатывают во рту камни.
Магический, чарующий голос всадника Вириния Гетора, его сенаторская тога и недюжинное, надо признать, обаяние самым волшебным образом действовали на всех гостей, в особенности же – на худяшку Мелению, узкое личико которой все же можно было бы назвать если и не красивым, то вполне симпатичным. Да и грудь, если присмотреться…
Впрочем, пялить глаза узнику долго не пришлось.
– Вот он идет! – поправив тогу, возопил вдруг Вириний, указывая рукой на виллу. – Рыжий германский зверь! Сама смерть! Ох, и знатная же будет битва!
Радомир закусил губу: из-за деревьев как раз показался здоровенный, голый по пояс, верзила, огненно-рыжий, с руками, словно оглобли, с круглым германским щитом с большим серебристым умбоном.
– Это сам Тор! – не уставал петь эпитеты граф. – Языческий бог смерти!
Тор, конечно, не был богом смерти, но слова Вириния Гетора звучали так убедительно, что можно было поверить во все, что угодно.
– Против него – гуннский богатырь Радомир! – хозяин не уставал расхваливать бойцов, – Житель далекой северной чащи! Сейчас, любезнейшие мои господа, два дикаря будут биться для вас! И ставка в этой борьбе – жизнь!
– А как же Сенека, Тертуллиан, Августин? – неожиданно запротестовал лысый. – Они вовсе не зря осуждали гладиаторские игры, и сама мать святая церковь…
– Так у меня не игры, уважаемый господин Валерий, – повернув голову, Вириний обаятельно улыбнулся. – Просто кому-то из своих пленников я хочу подарить жизнь. И свободу! А так бы я казнил всех – ведь это враги!
|
|
– И к врагам нужно быть милосердным.
– Так это разве не милосердие? – королевский граф довольно опустился на ложе. – Один из них останется жив и свободен!
Лысый махнул рукой:
– Сдаюсь, сдаюсь, господин Гетор. С тобой трудно спорить!
– Так и я не заядлый спорщик, – Вириний не сводил взгляда с гостьи. – Просто привык говорить что есть. Итак, господа, – он обернулся к клиентам. – Может быть, кто-нибудь хочет сделать ставки? Их примет мой мажордом, прошу, не стесняйтесь.
– Ставлю денарий на рыжего!
– Два денария!
– Три!
– Вот три золотых, – обворожительно улыбаясь, протянула ладонь Меления. – Я поставлю их на того, кто в клетке… как его зовут?
– Радомир, моя госпожа, таково его варварское имя.
– Ра-до-мир, – женщина облизала губы. – Может быть, мы с ним еще встретимся.
– Вот уж в этом я не уверен, любезнейшая Меления, – расхохотавшись, граф поднялся на ноги и махнул рукой воинам. – Начинайте!
Вскочив на ноги, Радомир бросил быстрый взгляд вокруг… Оо-о-! Какой похотью, какой жаждой скандала и крови светились плотоядный глазенки гостей! Примерно так же, как у зрителей какого-нибудь пошлого телевизионного шоу… да они мало друг от друга и отличались – что эти гости, что россиянские телезрители – всем подавай потасовку, скандал и мясо, мясо, мясо!
– Убей его!!!
Едва подбежавший слуга отворил в клетку дверь, разом вскинулись гости:
– Пор-рви-и-и!!!
Оправдывая их ожидания, германец зарычал, словно дикий зверь, и, яростно укусив край щита, бросился в схватку.
Удар!
Радомир едва успел подставить клинок и тут же пропустил удар щитом в голову. Хорошо, хоть был шлем и плотный подшлемник. Однако в ушах загудело, и забрало сдвинулось куда-то в сторону, а детинушка вновь нанес удар, на этот раз угодивший в навершие щита. Отбив натиск, Рад поправил шлем… всего-то и отвлекся на какую-то секунду, а вражий клинок уже достал его грудь, раскровянил… Слава богу – неглубоко.
|
|
– Пор-рви! Пор-рви! Пор-рви! – при виде крови еще больше завопили зрители.
– Убей его, убей!
– Выпусти ему кишки, германец!
Снова град ударов! Соперник был мощным, словно дуб, огромным – раза в два шире Радомира в плечах и на две головы выше. Вот уж детинушка! Да еще зрители – ну, может быть, кроме худяшки Мелении – явно болели именно за германца, поддерживали криками:
– Пор-ви-и-и-и!!!!
Ладно… Рад тоже все-таки был не лыком шит, умел славно сражаться, да меч его, подарок братца Истра, недаром носил гордое имя Гром Победы!
Поудобнее перехватив меч, Рад резко уклонился в сторону, пропуская мимо себя сломя голову бросившегося соперника, и, в свою очередь, тут же перешел в атаку.
Резкий выпад… Клинок – вперед… Есть!
Враг вовремя уклонился, но все же Гром Победы уже попробовал его крови, прочертив по предплечью рваную бордовую полосу.
Германец взвыл, словно волк, и дико, по-бычьи наклонив голову, снова рванулся в атаку, обрушив на соперника целый град ударов, так, что тот только успевал отбиваться.
От звона мечей гудело в ушах, и холодный пот струился под шлемом, застилая глаза. А зрители орали:
– Смерть ему, смерть! Убей его, германец! Пор-р-рви-и-и!!!
У обоих бойцов уже кровоточили раны, так, царапины, вовсе не мешавшие биться, скорее даже наоборот.
|
|
Детинушка оказался опытным воином: видя, что первый натиск не удался, постепенно сменил тактику, перейдя от яростно-бездумных атак к вдумчивому выматыванию. Кружил, поигрывая мечом, словно высматривающий добычу стервятник. Оп! – нанес резкий удар. Радомир был начеку, отбил вражеский клинок, сам ударил… звякнули мечи, скрежетнули… противно-противно, словно пальцем по запотевшему стеклу или по школьной доске – ногтем.
А зрители уже устали ждать – это было видно. Кто-то начал есть, кто-то торопливо опрокидывал в себя кружку за кружкой, слово боясь, что у него отнимут это вино, не дадут вусмерть упиться.
– Давай, германец! – подойдя к арене, заорал Вириний Гетор. – Покажи, на что ты способен! Порви этого недотепу!
– Пор-рви! Пор-р-ви!!! – эхом подхватили зрители.
Кто-то – слышно было – закашлялся, верно, подавившись костью.
Выбирая удобный для нападения момент, соперник ходил по краю арены, меряя босыми ногами песок. Да, гладиаторы не зря сражались босыми – так ноги меньше скользили. А вот Рад этот момент не учел, не разулся, о чем теперь жалел, да поздно. Противник откровенно щерился, видел, еще немного, и Радомир устанет, и рано или поздно совершит роковую ошибку. Ждал. Зыркал глазами, поигрывая окровавленным клинком.
А гости уже столпились у самой арены – VIP-персоны, клиенты, слуги – смешались в гнусном азарте все. Восторженно глядя на Радомира, что-то шептала Меления, как видно, молилась. Амбрионикс – оказывается, он тоже здесь был – наклонился, что-то поднял с земли, улыбнулся как-то загадочно и зло…
Радомир видел все это боковым зрением, так, мельком, но – словно в замедленной съемке. Юноша смотрел сейчас как бы сквозь врага, как бы в глаза стоявшему у самых прутьев решетки юному галлу… Так легче было заметить любое движение соперника, легче предугадать.
Ну, давай же, давай!
А враг, хитро ухмыляясь, все ждал чего-то.
Ну, жди…
Стиснув зубы, Рад внезапно атаковал германца, ударил в щит, затем – сразу – в шею, затем… Затем соперник отбросил его щитом, просто отпихнул, как бульдозер навесным ножом. Да уж, сражаться с таким экскаватором – задача нелегкая. И все же, все же Радомир заметил наконец слабину – враг слишком уж надеялся на свою силу. А ведь, кроме силы, кроме выносливости, большую роль играет и умение. Не просто удар, а закрутить, а обманным движением вывести противника из равновесия… Как сейчас и поступил Рад: вот блеснул в рыжем свете солнца клинок, вот посыпались искры… а вот – резко – влево! И толстая шея врага – вот она, на расстоянии вытянутой руки… И-и-и…
Германец вдруг споткнулся, злобное лицо его исказилось гримасой… на миг что-то его отвлекло, лишь на миг, не больше. Раду этого оказалось достаточно. Хлесткий, как бич, удар. Противный хруст ребер…
Соперник всей своей тушей повалился в песок, щедро орошая арену кровью.
Не обращая никакого внимания на орущих зрителей, Радомир снял шлем и устало уселся рядом с убитым врагом. Убитым на потеху гнусной толпе телезрителей… нет – просто зрителей, впрочем, разница не велика. А у такого поединка рейтинги бы зашкаливали…
С грустной усмешкой молодой человек посмотрел на поверженного соперника, не испытывая сейчас совершенно никаких чувств, одну лишь навалившуюся усталость. Германец лежал навзничь, нелепо раскинув ноги, в правой пятке его торчала окровавленная рыбья кость, довольно таки большая. Так вот что его отвлекло! Но… откуда здесь кость, на арене?
Радомир медленно поднял глаза… и встретился с торжествующим взглядом галла. Отбросив упавшие на лоб волосы, Амбрионикс улыбался и что-то шептал.
Странный парень… А может быть, эта кость… это он ее… но зачем? Какая ему разница, кто из бойцов будет повержен? Если уж на то пошло, так лучше – гунн, ведь именно так этот парень называл Радомира.
Молодой человек покачал головой. В ушах его словно бы включился звук.
– Ха-у-у-у!!! – зрители уже не орали – выли.
Кто-то – разочарованно, а кто-то восторженно, и даже – счастливо. Видать, не все ставили на германца.
– Дайте! – смеясь, радостно кричала Меления. – Дайте же я его поцелую! Эй, гладиатор… – Наклонившись, она оторвала от подола туники длинную полупрозрачную ленту. – Возьми!
Радомир никак не прореагировал, лишь цинично усмехнулся и сплюнул – а пошли вы все в задницу! Тоже еще, нашли гладиатора.
Однако парнишка-то, Амбрионикс, не прост…
– Гунн! Гунн!!! – орали до хрипоты зрители. – Гунн!!!
– А ну, гоните-ка сюда серебряхи! Не зря я на него ставил.
– Повезло твоему гунну. Случайно все получилось, видели ведь все, как упал.
– Да-да, германец обо что-то споткнулся, я точно видел.
– И я!
– Господин граф! Это нечестная победа!
Вириний Гетор откровенно упивался собою. Это ведь он, он устроил нынче мунус, что когда-то было подвластно лишь цезарям либо очень богатым и влиятельным людям. А он вот… Хотите смотреть на гладиаторов? Пожалуйста! Века пройдут, а люди вспомнят – мол, в тот год это было, когда королевский граф господин Гетор устроил игры. Ах, какие игры были, ничуть не хуже, чем в Риме – смачные, кровавые, да еще и с интригой! И что с того, что бились один на один? Накал страстей от этого ничуть не уменьшился.
– Слава господину Виринию! – опомнившись, нестройным хором закричали лизоблюды-клиенты. – Слава! Слава! Слава!
Даже тощая красотка Меления, подскочив, чмокнула графа в щеку:
– О, мой герой!
Увидев то, дебелая супружница Гетора нехорошо усмехнулась, подкинув в руке тяжелую серебряную поварешку.
На миг скосив глаза, устроитель игр по достоинству оценил сей красноречивый жест и, взгромоздившись на ложе, громогласно возвестил:
– Солнце еще не зашло, любезнейшие мои гости! Хотите еще бой?
– Хотим! Хотим! Хотим!
– Так вы его получите! Уже прямо сейчас. Эй, мажордом, скажи, пусть приведут следующего бойца.
– Но, мой герой, этот же устал, – слабо запротестовала Меления, однако граф ее не слышал или делал вид, что не слышит – как раз целовал ручку жене.
Не, все же услыхал, улучил момент, обернулся:
– Да там такой боец… дохленький, так что силы будут равными. Тем более, тут многие говорят, что этот бой был не совсем честным и победителю просто повезло. Вот и испытаем его еще раз!
– Слава щедрому Виринию!
– Слава! Слава! Слава!
Да уж, хитрый граф не зря пригласил полностью зависящих от него материально клиентов – те и старались, создавали необходимы антураж, теша самолюбие и гордость своего патрона.
– Так этому-то дайте попить! – встрепенулась Меления. – Я сама дам…
Встрепенулась, схватила серебряный кубок, метнулась к клетке, протягивая кубок сквозь прутья решетки:
– Пей, мой герой!
Похоже, для этой женщины все тут были герои.
– Благодарю тебя, прекрасная незнакомка, – Радомир не стал обижать даму.
Да какую даму? Девчонка девчонкой, лет, наверное, восемнадцать. По местным меркам – вполне зрелая женщина, скоро и старость. Ничего, ничего, красивенькая, и волосы такие – крашеные, что ли? Нет, скорее – просто высветленные солнцем – так делали модницы, ибо брюнетки в римские времена не котировались вовсе. Темные волосы – значит, мужланка! Вот и старались и девочки, и солидные матроны, высветлялись, кто как умел, точнее – у кого на что денег хватало.
– О, ты умеешь говорить комплименты? – Красотка явно обрадовалась и, забирая кубок назад, зашептала: – Там, у причала, стоит моя барка, самая красивая, называется – «Дафния». Ты победишь всех, я знаю. Приходи после пира. Придешь?
– Надеюсь.
– Я буду очень ждать! Тотчас же пошлю слугу предупредить кормщика.
Словно бы невзначай дотронувшись до руки «гладиатора», Меления широко распахнула глаза – чувственные, большие, зовущие, того самого чудного палево-серого цвета, что еще называют жемчужным.
Ах, все же – красотка, что и говорить – красотка. Интересно, кто ей тот лысый? Муж? Очень может быть. Импотент, наверное. А яхта, значит – «Дафния». То есть не яхта – барка.
На миг промелькнула мысль: а что, если схватить ее за руку, притянуть, приставить клинок к горлу да потребовать свободы – здесь же и сейчас? Верно, открыли бы клетку, чего уж… Только нехорошо все это, подло. Использовать столь мерзким образом женщину – фи! Настоящие мужики так не поступают… даже грубые и необразованные германцы – и те столь бесчестного поступка не одобрят и не поймут.
Пользуясь возникшей паузой, затянули какую-то веселую мелодию музыканты. Что-то такое знакомое-знакомое… частушки, что ли? А очень похоже. Повернув голову, Радомир посмотрел на музыкантов – лютня, цимбалы, двое флейтистов… один очень похож на Скорьку – такие же смешно оттопыренные уши… Черт!!! Да это и есть Скорька! А рядом – Иксай. И не флейты у них – свирели!
Господи… неужели, выбрались? Неужели – нашли? Не зря, стало быть, Радомир в города со стражником играл.
Господи – наши! Нашли. Ну, теперь…
– Встречайте же нового бойца! – опростав бокал вина, громко заголосил Вириний. – Не смотрите на его рост и возраст, этот парень силен, вынослив и жилист. Настоящий гунн! Встречайте! Вот он! Вот он идет.
Рад с любопытством повернулся. Нового соперника вели четверо вооруженных воинов, видать, не особенно доверяли, даже не развязали руки. Вот, уже тут, у клетки, развязывают…
О, Боже! И что сегодня за день такой? Одни встречи.
Рад снова вздрогнул, еще на ведая, печалиться ему или радоваться. Он узнал бойца. Да, настоящий гунн. Узкоглазый и смуглолицый мальчишка… Миусс!
Глава 8
Зима 453 г. Галлия
В бегах
Миусс!!!
Подскочивший Амбрионикс проворно распахнул перед новым бойцом решетчатую дверь арены. Неловко так распахнул, едва не упал, ухватившись за худые плечи гунна. Что-то пробурчал, не поймешь, выругался или извинился. Да и черт с ним, кому какое дело до этого неловкого парня?
А гунн сверкнул глазами и тут же смежил веки. Бесстрастная улыбка играла на его скуластом лице, не исчезнувшая, даже когда парня грубо втолкнули в клетку. А следом полетел меч.
– Бери, недотепа!
О, гунн оказался проворным! Миг – и брошенный клинок словно сам собой прилип к правой руке, и тут же – сразу – прыжок, и удар… И искры!
И восторженный рев гостей.
И радостный возглас Рада:
– Миусс!!!
Глаза бойцов встретились – солнечно-карие – Радомира и темные, вытянутые, степные – Миусса.
– Засов не плотен на двери, да, – забавно – как знаменитый учитель джедаев Йода – меняя слова, промолвил гунн.
– Музыканты – мои воины! – эхом откликнулся молодой человек. – Выберем момент и бежим.
– Сначала отвлечь нужно их. Сражаемся.
Ах, как они бились! Как сверкали глаза, звенели клинки, летели искры! Удар – отбив! Удар – отскок. Удар – отводка.
Настоящий образцово-показательный бой. Впрочем, и знаменитые гладиаторы, точнее говоря – их менеджеры-ланисты, частенько практиковали договорные схватки. А как же? Прикажете дорогущего знаменитого гладиатора на потеху жадной до крови толпы растерзать? Этак никаких бойцов не напасешься. Иное дело – необученные пленники, мясо – в тех деньги никто не вкладывал, тех было не жаль.
– А этот гунн неплохой боец! – радостно возопил кто-то из опьяневших клиентов. – Ставлю два против одного!
– Напрасно ты так рискуешь, Деметр!
Бойцы на какой-то миг отпрыгнули друг от друга… чтоб снова сойтись. И снова – звон мечей, удары, и яростные крики зрителей.
– Дай ему, дай! Покажи этому худосочному!
– Нападай… – наконец показал глазами Миусс. – Я отступлю к двери.
И тут же отпрыгнул назад. Радомир, подняв меч, бросился следом.
Взвыла толпа.
Удар. Звон. Искры…
Щеколда… где эта чертова щеколда? Ага! Вот она…
– А ну-ка, посторонись, брат!
Ударив клинком по щеколде, Рад пинком распахнул ничем уже не сдерживаемую дверь, выскочил, чувствуя за плечами дыханьи Миусса. Стражники и гости опешили, растерялись.
А вырвавшиеся на волю бойцы уже неслись по аллее, навстречу пришедшим в себя врагам. Дюжина вооруженных воинов в римских добротных панцирях встала на пути беглецов. Князь ударил мечом одного, гунн – другого. Завязалась сеча, теперь уже – уж точно, не на жизнь, а на смерть.
– Держись, Миусс!
– Лучше смерть, чем неволя!
Удар!!!
– А умирать мы погодим.
Что просвистело. Упал один воин… другой… Доспехи плохо держали стрелы.
Гунн удивленно скосил глаза:
– Что такое там, друг?
– Наши, Миусс! – отбивая вражий клинок, обрадованно воскликнул хевдинг. – Наши!
– Держись, княже!
Могучим всесокрушающим вихрем ворвались в гущу врагов верные дружинники Радомира. Те, кого он привел с собой. Налог кровью. Серый Карась, Хомут, Скорька… Иксай… все ж этот парень уцелел. Здорово! А кто это тут машет секирой? А-а-а!!!
– Славный Хукбольд, сын Винегара!
– Рад видеть тебя живым, вождь!
Удар… Рад поразил противника в шею. Фонтаном брызнула кровь. С остальными тоже уже было кончено – кто-то бежал, кто-то остался валяться на свежей весенней травке. Словно бы прилегли отдохнуть. Война – гнусное проклятое дело. И – обычное, без нее в эту эпоху – никак.
– В крепости много воинов, хевдинг, – скосив глаза, выкрикнул Хукбольд. – Нам бы скорее уйти.
– Туда! – быстро сориентировавшись, князь указал мечом на покатую крыши пристройки. – Там – обрыв, река. Но больше, похоже, некуда.
Да уж, на дальней аллее слышались крики собранных по тревоге воинов. Хитрый Вириний не зря выстроил виллу у крепости. Еще немного – и будет не уйти. Враги, кругом враги… их все больше и больше. Целый лес копий. А вот уже полетели стрелы.
– Уходим! – зычно выкрикнул Радомир.
Одно хорошо – быстро, прямо на глазах, темнело.
Пригнувшись, беглецы неслись по крыше к стене, вслед им летели дротики и стрелы. Вот кого-то достали… кто-то упал, пронзенный…
Рад обернулся.
– Отомсти за меня, князь.
И еще одна стрела – прямо в горло.
Хомут Гунявый… славный воин… Жаль, что так… Жаль.
Кто-то из врагов уже успел забраться на крышу, князь наклонился, подхватив валявшееся копье, метнул не глядя и, повернувшись, быстро побежал за всеми, к стене. Не задерживаясь, прыгнул.
Тут же захватило дух! Ух, и высота же! А если там, внизу – колья?
Не успел испугаться – плюх!!! Скрыла с головой холодная до жути водица, Радомир поспешно сунул за пояс меч, вынырнул. Куда теперь плыть-то?
А сверху градом сыпались стрелы, и бурное течение уносило беглецов в синий туман близящейся пасмурно-влажной ночи. Кого-то – уносило, а кого-то – тянуло на дно.
– Эй, кто здесь? – отплевываясь от воды, закричал Рад. – Откликнись.
Рядом, фыркая, словно дельфин, вынырнул Миусс. Улыбнулся:
– Хорошо, что плавать научился я. Так бы утоп.
– Погоди, все еще тут утопнем! – пессимистически выкрикнул Скорька.
Слава богу, хоть этот жив.
– Он прав, – загребая левой рукой (правой ужасно мешал увесистый гладиаторский доспех-наруч, который сейчас никак было не скинуть), согласился князь. – Долго мы в воде не продержимся. Надо к берегу.
– К тому? Тьфу… Так ведь не доплывем же!
– Гляди, гляди – лодка!
– Где?
– А ну, давайте-ка сюда, други! – выгребая коротким веслом, гулко выкрикнул Серый Карась.
Один за другим беглецы забрались в лодку. Суденышко заметно осело и, неудержимо влекомое сильным течением разлившегося Лигера, неслось теперь черт знает, куда. Обломок весла, коим упорно греб Карась, почти не оказывал никакого воздействия.
– Скорька, Карась, Хукбольд… Иксай, и ты – здесь? Молодец! – радуясь, огляделся вождь. – А что с остальными?
– Кто-то погиб, а кое-кто – вон-он, догоняет на лодке.
Рад поспешно оглянулся – действительно, плыли. Свои!
– Вы что, тут целый флот раздобыли?
Серый Карась ухмыльнулся:
– Да уж, пару челноков зажуковали. А коней вот, не сберегли – пришлось уходить болотом.
– Хорошо, что ушли. В том моя вина.
– Не виновать себя, княже. Военное дело такое – всяко может сложиться.
– Пусть так… – хмуро кивнул Радомир.
– Жаль вот только, лодчонки хлипкие. А так бы далеко можно было уплыть.
– Да уж, – хевдинг наконец обратил внимание на плескавшуюся в безбожно текущем челне водицу. – На этом корыте мы далеко не уйдем. Придется по берегу.
– И по берегу не уйдем, – скривил губы Карась. – Тут по всем берегам – разъезды да сторожи. Визиготы, галлы. Видимо-невидимо. Нет, не уйдем берегом. Нам бы чуть подальше проплыть, хоть на полдня бы.
– С такими-то лодками?
– Да уж.
– Подождите-ка! – Рада вдруг осенило. – На этих утлых лодочках мы конечно же никуда не доплывем. А на барке?
– На барке?!
– А ну-ка, гребите все! Веслом, руками… К берегу, к берегу, пока не пролетели пристань. – Хевдинг обернулся к следовавшему позади челноку. – Сворачиваем к городку! К городку сворачиваем.
– Прямо волкам в пасть! – Серый Карась нехотя подчинился.
– Не скажи, Карасище, – осклабился Радомир. – Как раз там-то никто нас искать и не будет. Ну, кто подумает, что мы обратно вернулись?
– Так лодки ж заметят!
– Не заметят, темно! Да и не пойдем мы на лодках. К причалам так, сами по себе поплывем. Все равно уже мокрые.
Князь наконец-то развязал ремни наручного доспеха, снял, бросил с плеском в воду. А куда такой нужен-то? Неудобен, тяжел, да и защищает одну только руку да еще – плечо.
– Гребите, гребите.
– Справа огни, князь!
– Факелы, – Рад всмотрелся во тьму. – Ровно горят. Нет, это не погоня. Скорее – просто сторожа. Охраняют гавань и барки.
– Мы их убьем!
– Зачем? Думаю, нужно проделать все незаметно. Все! Лодки к черту. Ныряем!
Хевдинг сам показал пример, первым бросившись в черную холодную воду. Бросился и поплыл, быстро-быстро, а медленно и нельзя было – замерзнешь. Вокруг летели брызги – плыли соратники.
Вот уже и причал, барки… Одна – самая большая – чернела у края мостков.
– Нам туда, – выплюнув набравшуюся в рот воду, Радомир махнул рукой. – Забираемся. Только – тсс! Тихо!
Уцепился рукой за спущенный в воду канат, забрался. Помог забраться другим. Все происходило беззвучно, словно в эпоху немого кино.
Черное кудлатое небо наваливалось, давило на плечи непроглядной тьмой.
– Как же ей управлять? И где тут весла?
– Поищем… тсс… Луна! Ложитесь!
Резко подул ветер, и в разрывах чернильных туч внезапно проглянула половинка луны. Сияющая, серебряная, яркая… словно нарочно.
Повернув голову, Рад бросил быстрый взгляд на низенькую кормовую надстройку. Сверху, над небольшой дверцей сверкнула серебром надпись – «Дафния». Вождь улыбнулся – куда звали, туда и пришли.
– Княже, там, в каморке, девица!
– Что?
Радомир нырнул в дверь, всматриваясь в едва разгоняемый дрожащим пламенем светильника сумрак.
– Я знала, что ты придешь, мой герой! – поднявшись с ложа, тихо и страстно прошептала дева… та самая красотка!
– Я даже не знаю, как тебя…
– Меления. А ты – я знаю – Радомир. Гунн… Нет, все же, не гунн, германец! У гуннов не бывает таких волос, таких глаз. – Женщина медленно погладила хевдинга по щеке.
– Иди же сюда. Иди!
– Я – беглец! Ты знаешь?
– И что? Какое мне дело до этого? – пригладив волосы, Меления беззаботно расхохоталась.
О, похоже, эта женщина, привыкла добиваться того, чего хочет. При любых обстоятельствах, любыми путями. И ничто не могло ее остановить.
– Ну, садись же, вот вино, угощайся. Я вижу, ты здесь не один?
– Мои друзья…
– Понимаю. Велю верному слуге их покормить. Надеюсь, вы не успели его убить?
– Нет.
– Вот и славно. Опасаетесь погони. Да-да, вас сейчас ищут. – Женщина томно потянулась и лукаво прищурилась. – Твои люди умеют управлять баркой? Надо отшвартоваться и бросить якорь у того берега. До утра никто нас не найдет. А утром… утром мне пора домой, мой друг. Так не будем же тратить время зря!
– Сейчас прикажу. А где весла?
– Должны быть вдоль бортов.
Выскочив наружу, вождь быстро отдал распоряжения… и, велев, чтоб не мешали, вернулся обратно в каморку – маленькую, шагов шесть на пять. В углу, возле светильника, стояли небольшой столик с яствами и жаровня, а весь пол покрывал толстый мохнатый ковер.
– Ну, иди же наконец сюда, мой варвар! – стоя на коленях, Меления протянула руки и…
И Рад просто не смог отказать. Да и зачем нужно было отказывать? В конце концов, они оба знали, чего хотели: князь – спокойно уйти, а юная женщина… о, тут не надо было быть семи пядей во лбу.
– Обними же меня скорей, давай же!
Молодой человек не заставил себя долго упрашивать: упал на ковер, притягивая к себе юную матрону, жарко поцеловал сладострастницу в губы… стянул столу, чувствуя сквозь невесомую ткань нижней туники упругую, быстро твердеющую грудь, вовсе не такую уж и маленькую, какой она еще не так давно казалась. Просто, тогда некогда было всматриваться.
Ах, какая дивная кожа оказалась у этой красавицы, мягкая, шелковистая, горячая, к тому же пахнущая лавандой. Рад даже не удержался, понюхал:
– Ум-м-м!
Руки его скользили по стройным бедрам матроны, вот уже поднялись к пупку… и выше… отлетела в угол сброшенная туника, и тугая женская грудь коснулась обнаженной груди юноши. Оторвавшись от губ Радомира, сладострастница изогнулась, быстро стянув с парня браки, уселась сверху…
Волна острого наслаждения с головой окатила обоих, некое волшебно-щемящее чувство ширилось, поднимаясь все выше и выше, улетало к самому небу.
– Я знала… – улегшись наконец рядом, девушка вытянулась, словно кошка. – Знала, что не обманусь в тебе, варвар. Впрочем, для варвара ты слишком уж нежен. Нет, это вовсе неплохо, хоть я и ждала немного другого. Ты берешь женщину осторожно, словно хрупкий стеклянный бокал, срываешь, словно нежную розу. Так германцы не делают, да и римляне – далеко не всегда. Кто ты, мой варвар? Откуда пришел? Зачем явился в наш мир?
– Из далекого далека явился, – погладив женщину по плечу, негромко засмеялся Рад. – Зачем – не скажу. Много будешь знать – скоро состаришься.
– Нет, все-таки ты – варвар! – в жемчужных глазах сверкнули веселые искорки.
– А я… я просто женщина. Из очень родовитой семьи.
– Оно и видно.
– Нет-нет, правда-правда! Из родовитой, но, увы, обедневшей, – искорки в женских глазах быстро погасли. – Меня выдали замуж в четырнадцать лет, за Сергия, ты его видел. Он хороший, добрый человек и пользуется всем моим уважением, но, увы, в интимных делах он слаб, немощен. А я – молодая женщина, пусть и грешница… Я хочу… хочу плотской любви, прямо желаю! Когда рабы несут меня в паланкине по улицам, я выглядываю из-за штор… Смотрю на молодых парней. И с этим бы переспала, и с тем… и со всеми сразу. Прямо не знаю, что со мной такое. Только не говори, что надо больше молиться!
– Надо, наверное. Но я тебе не судья.
– Мне никто не судья, кроме Господа, – Меления набожно перекрестилась. – Но я замаливаю грехи, ты не думай, не такая уж я и блудница, просто вот находит иногда. Думаю, на любую женщину находит, особенно, когда муж… Ладно, не будем трогать Сергия, лучше мне все равно не найти, да и искать поздно, стара уже.
При этих словах Радомир хмыкнул:
– И сколько же тебе лет, старушечка?
– Через три месяца уже будет двадцать!
– Да уж, не молодка! – молодой человек нежно погладил любовницу по животу и бедрам, затем уселся на коленки, нагнулся, лаская кончиком языка пупок.
– Да уж… ой, ой, что ты делаешь? Щекотно! Ой…
– Хочешь, перестану?
– Нет, нет, не переставай.
– А перевернись-ка на животик… Вот так…
– Ой, срамник…
– Тебе не нравится?
– Нравится…
Помассировав юной женщине спину, юноша нежно поцеловал ее между лопаток, провел языком по позвоночнику, опустился ниже, к копчику… Меления давно уже изогнулась и тяжело дышала, и Рад медленно прижался к ней всем телом, чувствуя едва слышный вдох… или выдох… И вот уже что-то трепетное охватило обоих, что-то такое, от чего жаркий пот щедро оросил кожу, а сплетенные души унеслись, кажется, прямо в рай…
– Иногда говорят, что я слишком тощая.
– Врут. Вернее – завидуют. Поверь мне, душа мой, ты – в самом соку.