Леночка наливала напиток, что-то неразборчиво напевая себе под нос.
«Ну, будь же милой, — подтолкнул Зверь. — Иначе потом хлопот не оберемся».
Я сделала над собой усилие, заставляя себя расслабить мышцы лица. Леночка была занята кофе, и мне удалось выиграть несколько секунд на подготовку.
— Леночка, — сказала самым сладким голосом, на который была только способна.
«Воооот!» — одобрил Зверь.
Девчонка с готовностью повернулась ко мне. «Ну, умоляйте меня, умоляйте!» — говорило выражение ее лица.
— Леночка, мы же подруги? — промурлыкал я.
— Конечно, дорогая.
— Я могу попросить тебя как мою подругу не распространяться никому о том, что ты видела?
— Нуууу, — протянула та, — я же сказала, что я могила.
Ее тон говорил об обратном.
— Леночка, — мой голос стал строгим.
— Ой, ну ладно-ладно, — сдалась она. — Но, когда тебе будет, что рассказать, я буду первой, идет?
Я вздохнула с облегчением.
— Идет.
Она погрозила мне тонким пальчиком:
— И без обмана.
— Честное пионерское, — серьезно кивнула я, впрочем, это не было обманом, ни она, ни я никогда не были пионерками.
Через несколько минут пришел Золотаревский, за ним прибежал Петя, и вошла Илона. Все были в сборе, Владимир Петрович открыл собрание.
Я сидела на своем месте, тратя всю энергию на то, чтобы контролировать мышцы лица. Мне то и дело казалось, что краснею, но Зверь успокоил, что мне это только кажется, и я прекрасно справляюсь.
Не слушала доклады остальных, мне было неинтересно. Думала о своем. Я все еще не могла найти объяснений поступку Кирилла. Что же это было? «Покорила Ледяного Короля?» — сказала Леночка. То, что он никакой не ледяной, я не сомневалась. Тогда на чердаке Яслей в этом окончательно убедилась. Там я видела не равнодушного, а человека, который умел справляться со своей болью. Он умел справляться со всем. Но что же тогда произошло сегодня? Может быть, издевается? Он же знает, как старательно я себя контролировала все эти недели! Возможно, это была проверка, своеобразная тренировка, чтобы я научилась справляться и с таким искушением?
«Ну, ты загнула, — не согласился Зверь. — Ты прямо какого-то робота нарисовала».
«Думаешь?»
«Уверен. Он, конечно, воспитан Золотаревским, но все же грех сравнивать. Это тот старый кукловод-провидец. Мне кажется, Кирилл не из тех, кто стал бы так играть на твоих чувствах».
Мне хотелось в это верить. Но если не тест, то, что это было?
«А ты не думала, что в его броне тоже случаются дыры?»
«Что ты имеешь в виду?»
«Включи мозг, — Зверь начинал злиться. — Он просто очень хорошо владеет собой. А сейчас не совладал».
«Думаешь?» — снова повторила я.
«Да! Думаю! Я это умею! А ты, похоже, данной функцией мозга не пользуешься».
Я бросила на Кирилла короткий взгляд. Он не смотрел на меня, а старательно слушал доклад Молотова. Слишком старательно, что говорило о том, что не слышит ни слова.
«Дура, он в твоих чувствах копается, это же очевидно!»
«И что же он там увидел?»
«Хе-хе! Сумбур! Вот что! Ты хоть сама-то понимаешь, что чувствуешь? Ты рада? Опечалена? Что? Я вот понять не могу. Совершенная каша».
Подумала.
«Я чувствую подозрение, — наконец, заключила я. — Ищу причины и не нахожу».
«И?» — продолжал допытываться Зверь.
«И страх».
«Чего ты боишься? Говори! Чего я из тебя клещами тащу?»
Еще подумала.
«Боюсь позволить себе думать, что ты прав, и он, действительно, хотел сделать то, что сделал, и это не очередной дьявольский план».
«Ну, наконец-то, — протянул Зверь. — Мы разродились и сложили кашу в предложение. Наши действия?»
«Хм».
«Что — хм?»
Я не знала, что сказать, не знала, что думать, не знала, какие выводы сделает Кирилл, копаясь в моих чувствах.
«Поживем — увидим».
Наверное, Кирилл сделал худшее, что только мог: он дал мне надежду, надежду на то, что я тоже для него что-то значу. Когда у тебя есть надежда, это еще хуже. Если знаешь, что надеяться не на что, куда проще смириться со своим положением.
Пока я вела внутренние диалоги со Зверем, собрание плавно завершилось. Хорошо, что наши сборища только ассоциировались у меня с учебой в школе, иначе, если бы у меня спросили, что нового усвоила на этом уроке, я бы выпучила глаза и спросила: «А какая тема?»
Услышала лишь последнюю фразу:
— Ну, вот и все, спасибо всем за участие. Все могут двигаться по своим делам. До понедельника и счастливых выходных. Изольда, — о, это уже мне, вовремя же я решила, что пора бы послушать, — у тебя двадцать минут, потом жду в кабинете.
— Хорошо, Владимир Петрович, — отозвалась я, давая понять, что слышу его. Заметил ли он мою «отключку» во время собрания?
Тем временем Золотаревский подошел к Кириллу.
— Можно тебя на минутку, — позвал он его.
Кирилл кивнул и вышел вслед за ним.
— Ты изменилась, — вдруг обратился ко мне Ковров, я вздрогнула. Обычно он со мной не заговаривал.
— Изменилась? — вежливо переспросила я.
— Хорошо держишь себя в руках, — пояснил он. — Разительная разница по сравнению с тем, какой ты сюда пришла.
— Владимир Петрович тоже говорит, что я делаю успехи, — сдержанно отозвалась я.
— Прогресс на лицо, — он подарил мне уважительный кивок. — Может быть, ты уже готова передать кому-нибудь Зверя?
Я нахмурилась. По правде говоря, мысль о передаче Зверя посещала меня значительно реже, чем раньше. В любом случае, я определилась, что не передам его кому попало, а только после того, как сам Зверь одобрит нового носителя, и этот человек будет рад и готов принять его.
— Владимир Петрович говорит, не раньше, чем через месяц-полтора, — ответила я, не став врать. Мы же все здесь свои, не так ли? — Я не тороплюсь. Пока Владимир Петрович не нашел никого, что бы смог взять эту ношу вместо меня.
— Действительно, — одобрительно улыбнулся Ковров, — торопиться некуда. Что ж, — он поднялся со своего стула, — до понедельника всем, друзья.
Я удивленно смотрела ему вслед. Может быть, я ошибалась насчет него? Не такой уж Коршун и вредный, ну, с характером мужик, но кто сказал, что он должен бросаться с распростертыми объятиями к первой встречной?
Остальные о чем-то разговаривали. Кирилл был с Золотаревским в кабинете, идти мне было некуда. Выйти в приемную и попасть под Леночкин обстрел? Нет уж, увольте, подожду тут.
Устав сидеть, я встала, пошаталась возле стола и потом подошла к окну, остановилась рядом, сложив руки на груди. Ветер на улице усилился, жухлые листья, сорванные с деревьев, бились о стекло.
— О чем думаешь?
Повернула голову. Илона, как и Ковров, никогда со мной не разговаривала. Здоровалась, улыбалась, но ни разу не заговаривала. Странно, сегодня ко мне какое-то повышенное внимание.
— Да так, — дернула плечом, жест получился немного нервным. — Смотрела, как листья кружатся.
— Презанимательное занятие, — усмехнулась та.
— Ну, я пошла бы на занятие, но Владимир Петрович пока занят, вот и жду, как приличная ученица, — попробовала пошутить, вышло не смешно. Я никогда не любила разговаривать с мало знакомыми людьми, отвратительно чувствовать неловкость, когда оба собеседника не знают, что следует сказать, а говорить-то и не о чем.
Однако было не похоже, что Илона испытывала неловкость или смущение.
— Антон прав, ты изменилась, — спокойно сказала она, — вот и захотелось поговорить. Я раньше думала, чего он в тебе нашел, психованная девчонка и ничего больше. А теперь вижу, ты справляешься, умеешь расти над собой, я это уважаю.
— Спасибо, — пробормотала я, не зная, как истолковывать эту похвалу. — А что Антон во мне нашел? — вот эту часть ее фразы вообще не поняла. Какое дело до меня Коврову?
— А при чем здесь Антон? — улыбка Илоны стала лукавой. — Я о Кире.
Я нахмурилась и внутренне приготовилась отражать атаку. Ну, если это Леночка успела что взболтнуть, задушу собственными руками...
— А что — о Кирилле? — я вздернула подбородок.
— Ну как дети, честное слово, — сказала Илона таким тоном, будто была ровесницей Владимира Петровича. Ну да, лет на десять меня старше, но не больше.
— Что ты имеешь в виду?
— Девчонки! Чего затихли?! — Андрей заприметил нас с другого конца помещения и направился к нам.
Илона скривилась.
— Вот ведь обормот, поговорить не даст. Вот что, — она вперилась в меня взглядом, как будто я собиралась сбежать от нее, — хочу с тобой поговорить один на один. Может, кофейку попьем вечерком?
Я пожала плечами, не видя причин, по которым мне бы следовало согласиться, но отказываться было не вежливо, а я ведь дала себе слово хорошо себя вести на «работе».
— Если хочешь, — согласилась. — Только я не при параде.
Она скептически окинула взглядом мою спортивную кофту, джинсы и кроссовки.
— Не беда, найдем забегаловку без дресс-кода.
— Ну, тогда хорошо, — я натянула одну из своих вежливых улыбок. — Когда и где?
— Ах да… — Илона снова смерила меня взглядом, рентген она, что ли, изображает? — Я сегодня твою машинку у входа не заметила, ты пешком? — я кивнула. — О, ну окей, приеду в шесть, заберу.
— Девчонки! — Андрей, наконец, дошел до нас. Печенье на столе заставило его сделать круг, прежде чем подойти к нам. — Чего грустим? — он тут же обнял нас обеих.
— Андрей! — Илона беспардонно отвесила ему оплеуху. — Мы не грустим, а разговариваем.
— Девчонки без парней всегда грустят, — безапелляционно выдал Князев.
— Балбес, — вынесла вердикт Илона, — ладно, с вами весело, да дел по горло, — она высвободилась из ручищ Андрея и еще раз кивнула мне: — До вечера, — после чего неспешной походкой покинула помещение.
— О! — удивился Князев. — Куда это вы вечером? На потанцульки? Так можно я с вами?
Я была не расположена шутить.
— Илону спроси, — огрызнулась и тоже отошла от Андрея. Мне показалось, я слышала громкие голоса из кабинета Золотаревского.
Все остальные тоже потянулись по своим делам.
Подойдя ближе к выходу, поняла, что не ошиблась. Леночка уже припала ухом к дверям кабинета.
— Нехорошо подслушивать, — укорила ее я.
— Тшш! — она поднесла палец к губам. — Молчание за молчание, помнишь?
Я скривилась.
— Помню.
— Ты лучше не умничай, а тоже послушай, — зашептала Леночка. — В первый раз слышу, чтобы старик орал на Кирилла.
— Орал? — изумилась я.
— А то.
Я плохо себе представляла «орущего» Владимира Петровича, а уж тем более на Кирилла.
— И что же Кирилл натворил?
— Ха. Да ничего. Пашет, как лошака на поле. Сама ж, наверно, заметила, еле живой ползает, ночами не спит, все на себя взвалил. Старик отчитывает, что так нельзя. А он говорит, что не хочет повторения истории с Артемом… Ты случайно не знаешь, кто такой Артем?
— Долгая история, — отмахнулась я, уж ее-то Леночка от меня не услышит.
Девчонка хмыкнула, но приставать не стала, опять начала прислушиваться.
— Нельзя все брать на себя, — взывал Золотаревский. — Да, я воспитывал тебя ответственным, но мне не нужна ломовая лошадь! Мне нужен живой человек! А ты себя загоняешь! Да на тебе лица нет! Я спрашивал, мне сказали, ты торчишь в Яслях сутками еще со вторника! Ну и что, что Миша с Верочкой подрались? Там что, кроме тебя, разобраться некому? Прекрати все взваливать на себя!
— Я был там, потому что мое присутствие было необходимо, — ответил Кирилл, его голос был напряжен. Чувствовалось, что он сам еле сдерживался, чтобы не начать разговаривать на повышенных тонах.
— Черта с два! — не унимался Владимир Петрович. — Мне необходимо твое присутствие, живого и здорового! На кого я все это оставлю после своей смерти? На тебя! Ты моя надежда, единственная надежда! Единственный человек, кому я доверяю, как себе. И не смей себя гробить! Ты не виноват в смерти Артема! Слышишь, не виноват! Это был несчастный случай, общий просчет, стечение обстоятельств.
Леночка выпучила глаза.
— В смерти? — ахнула она.
— Тшш, — шикнула я на нее.
— Мой просчет, — процедил Кирилл.
Загремело. Видимо, Золотаревский что-то швырнул.
— Я отдаю себе отчет, — продолжал Кирилл, все еще не повышая голоса, но давалось ему это все сложнее. — Вы прекрасно знаете, что Ясли — моя юрисдикция уже много лет. Вы добрый дедушка Володя, который приносит подарки, вы видите счастливые лица, а я вижу кровь и слезы! — я переоценила Кирилла, он сорвался, усталость давала о себе знать. — Вы прекрасно знаете, что такого, как в этом году, у нас еще не было! У нас всегда были старшие, которые уже привыкли ко всему, они могли помочь с маленькими. А сейчас старшему тринадцать, и он и то у нас второй месяц! У нас полсотни новеньких! И большая часть из них осиротела недавно! И им нужна помощь того, кто чувствует, как они. Я не хочу, чтобы умер кто-то еще! Вы правы, ситуация с Артемом тут ни причем, мой грех, на моей совести. Но сейчас речь о тех, кто еще жив!
Что-то еще загремело.
— Все! — вскричал Золотаревский-старший. — Не хочу больше ничего слышать! Я свое слово сказал! Твое мнение не учитывается! Ты обязан мне подчиняться!
— Владимир Петрович, — снова попытался воззвать Кирилл.
— Я сказал: НЕТ! — не унимался старик. — Я сейчас же звоню охране Яслей и запрещаю им тебя туда пускать под страхом увольнения. Вот и увидим, кого из нас они послушают!
— Владимир Петрович…
— Нет! Сейчас же домой и спать! Ноги твоей в Яслях не будет до… до завтра!
Мы с Леночкой еле успели отскочить, когда двери с грохотом распахнулись, и Кирилл пулей вылетел из кабинета. Он был в бешенстве. Что ж, уйти было самым правильным решением, еще немного, и это Кирилл стал бы кидаться посудой.
Он быстрым шагом пересек приемную и хлопнул дверью на прощание.
— Вот это да, — присвистнула Леночка. — Какой богатый на события денек. Кирилл бьет все рекорды. Это ты его так подожгла, а, Огненная?
Я замахнулась на нее, она деланно пискнула и отскочила. Однако я вовсе не шутила, мне на самом деле хотелось ее огреть.
В этот момент из кабинета раздалось оханье.
— Владимир Петрович! — я бросилась туда.
Старик, держась за сердце, красный, как рак, оседал на пол. В углу валялись осколки вазы, посередине помещения — стакана.
— Владимир Петрович! — пискнула Леночка.
— Не ори! — шикнула я на нее, удержав Золотаревского от падения и усадив в кресло. — Вот так, спокойно, дышите. Вы таблетки какие-нибудь принимаете?
— У Леночки, — простонал он.
— Тащи таблетки! — закричала я. — Хватит блеять! И воду!
Леночка прискакала уже через минуту и сунула мне баночку с таблетками и поставила стакан с водой на стол.
— Может «скорую»? — жалобно спросила она.
Я посмотрела на старика: его лицо начало уже приобретать нормальный цвет.
— Не надо «скорую», — решила. — Выйди, пожалуйста.
— Но…
Я вперилась в нее таким взглядом, что Леночка снова ойкнула и без возражений выскочила за дверь.
— Как вы? — я присела возле Золотаревского на корточки. — Может быть, правда врача?
— Нет, — он замотал головой. — Все правильно, не надо докторов. Мне просто надо успокоиться.
— Уверены?
Владимир Петрович слабо кивнул.
Не спуская с него глаз, я обошла стол и села в кресло, в котором обычно и проводила наши занятия.
— Ну, и стоило так надрываться? — спросила. — Посуду бить? А вы-то сами себя жалеете?
— О боже, — Золотаревский откинул голову на спинку кресла. — Весь офис слышал, да?
— Нет, — успокоила я, — только я и Леночка. Но если она кому расскажет, я сверну ей шею.
— Спасибо, — поблагодарил он.
— Не за что, это не ради вас.
— Конечно… — старик закашлялся, но быстро отдышался, не успела я даже испугаться и вскочить. — Ради Кира…
— Нет, — серьезно покачала головой, — ради общества! Таких сплетниц надо душить! — теперь я улыбнулась.
Золотаревский засмеялся.
— Ты мне очень нравишься, Изольда, — сказал он, отсмеявшись.
Теперь настала моя очередь смеяться.
— О, я сегодня всем нравлюсь!
— Приступим к занятиям?
Я фыркнула:
— Вот еще! Пока вы не придете в себя должным образом, я, так и быть, почитаю какую-нибудь умную книжку на ваше усмотрение. А вы как следует отдохнете.
— Спасибо, — еще раз поблагодарил Золотаревский. — Не ожидал от тебя, что ты встанешь на мою сторону.
Я вскинула брови.
— А кто вам сказал, что я на вашей стороне? — он даже раскрыл рот от удивления, а я продолжила, почему-то мне хотелось высказаться: — Вы во многом правы, но Кирилл не из тех людей, которые понимают лучше, когда на них кричат. Вы его обидели, опустили до уровня маленького мальчика, который обязан подчиняться вашим приказам. Из статуса вашего сына вы вернули его на уровень мальчика-сироты, которого приютил у себя барин. Уверена, поначалу так и было, но Кирилл давно взрослый, и вы воспитали, действительно, хорошего человека, но не нужно ему приказывать. Вы его очень сильно ранили сегодня. Вы придумали Ясли и создали их, но они ЕГО детище. Вы вложили туда деньги, свои мечты и надежды на счастливое будущее, а он вложил туда душу. Не мне решать, чей вклад больше, да я и не судья. Но, думаю, вам придется попросить у него прощения. Он сдерживался до последнего и ничем вас не оскорбил, хотя и мог.
Золотаревский ловил ртом воздух, похоже, мне впервые удалось лишить дара речи всезнающего кукловода.
— Черт, — наконец он смог говорить, — если бы не знал, подумал бы, что это ты эмпат. Так точно описала его чувства, будто тоже умеешь ощущать их на расстоянии.
Я грустно улыбнулась.
— Просто я наблюдала за вашим сыном, делала выводы. На его месте я почувствовала бы то же самое, только вспылила бы гораздо раньше и запустила стаканом вам в голову.
— Хорошо, что ты не на его месте, — старик потер лоб, как будто туда все же чем-то запустили.
— Хорошо, — согласилась я. — А теперь пойду, припугну Леночку, чтобы не вздумала трещать о том, что слышала.
Золотаревский ошалело кивнул, глядя на меня, а я поднялась со своего места. Я готова была лебезить и просить Леночку держать язык за зубами по поводу моего поцелуя с Кириллом. Но если она собиралась разносить сплетни про ссору отца с сыном и пересказывать, что успела услышать, никто не помешает мне разбить ей нос.
ГЛАВА 9. ИЛОНА
Сумасшедший выдался денек. Мы так и не занялись тренировками моего самоконтроля в этот день. И инициатором сделать на сегодня перерыв была вовсе не я.
Владимир Петрович вручил мне несколько книг по психологии и отправил читать их в пустой конференц-зал, а сам закрылся в кабинете.
Я не спорила. Ссора с Кириллом выбила старика из колеи, а потом еще заявилась всезнающая я, которая, вместо того, чтобы участливо промолчать, еще и набросилась на него с нравоучениями.
Спустя несколько часов после нашего разговора весь мой боевой настрой как ветром сдуло. Когда я разговаривала с Золотаревским, то не сомневалась в своей правоте, теперь же мне начинало казаться, что я влезала не в свое дело.
«Как же много ты стала думать в последнее время, — вздохнул Зверь. — Скоро в профессоры в пору подаваться. Только и думаешь. Вот-вот у мозга случится перегрузка и экстренное уничтожение лишней информации».
«Намекаешь, что окончательно отупею?» — хмыкнула я, теребя лист открытой передо мной книги, в которую пялилась вот уже полчаса, не видя там ни слова.
«Близка, мать, близка».
Зверь издевался.
Как странно, но за месяц я настолько привыкла, что в моей голове живет личность со странным чувством юмора, что даже не обижалась на него. В каждой его подколке была доля правды. Иногда эта правда была жестокой, иногда просто неприятной, но не согласиться с ней я не могла.
«Хватить гнобить себя, время видела?»
Если бы не Зверь, я бы, действительно, могла просидеть здесь еще не один час, просто размышляя о жизни и человеческих взаимоотношениях. Его ехидный голос вернул меня к реальности. Часы показывали без пятнадцати шесть. Всего ничего до конца рабочего дня.
Вздохнула и решительно захлопнула книгу, все равно от нее нет никакого прока, я не прочла ни строчки. Встала, поморщилась от резкого звука, который издал отодвигаемый стул, и собралась попрощаться с Владимиром Петровичем и поехать домой. Безумный день меня вымотал, я вообще была не способна трезво мыслить.
«А Илона как же?»
— Вот черт! — от переизбытка чувств я выругалась вслух.
Совсем забыла об Илоне и ее странном предложении попить вечером вместе кофе. Черт-те что!
«Звееерь, — уже мысленно заныла я, — может, отказаться, а?»
Сама не знала почему, но у меня было стойкое нежелание встречаться с ней сегодня. А вдруг это дурное предчувствие?
На этот раз Зверь был не на моей стороне:
«А мне кажется, это может быть интересным».
Я снова вздохнула. Как говорится, любопытство сгубило кошку. Но Зверь был прав: этот разговор может быть любопытным. А если не будет, я это переживу. А вот если откажусь, непременно буду себя мучить предположениями, что Илона хотела мне сказать.
«Не томи, иди», — буркнул Зверь, раздражаясь от моей нерешительности.
И я решила: была ни была, хуже стать от беседы с Илоной не может. В конце концов, давно думала о том, что пора налаживать отношения с коллегами, что ж, это был мой шанс.
Когда вышла из конференц-зала и постучала в двери кабинета Золотаревского, мне никто не ответил.
— Он уехал час назад, — сообщила мне Леночка.
— Как — уехал? — не поняла я.
Леночка пожала плечами.
— Пробурчал, что вспомнил о каком-то важном деле, и ушел. Откуда мне знать?
Готова была поспорить на деньги, что он отправился к Кириллу. Впрочем, делиться с Леночкой своими домыслами не стала.
— Тогда я тоже пойду.
Леночка оторвала голову от кипы бумаг на столе, которую перебирала до этого.
— Это было красиво, как в кино.
Я уже направлялась к двери. Резко остановилась, развернулась.
— Ты о чем? — не поняла. Владимир Петрович у нее, что ли, ушел красиво?
— Ты и Кирилл, — на ее личике была совершенно невинная улыбка.
Я обмерла, уже полдня не думала на эту тему. И вот опять.
— Спасибо, — ошарашено пробормотала я.
— Мне жаль… — улыбка девушки стала грустной. — Я так люблю счастливые истории любви.
В ответ я только моргнула.
И что она хотела этим сказать? Что мы никогда не будем с Кириллом вместе? Так я это и без нее знала. И не просила сочувствия и, тем более, жалости. Лично у меня все было хорошо, последним усилием воли я заставила себя думать именно так.
Так ничего и не ответив, развернулась на пятках и вышла.
«Уф-ф, ну и денек», — прокомментировал Зверь.
«Назовем его «Еще один адский день моей жизни», — предложила я.
«Заметано!»
Я вышла на улицу, ветер тут же швырнул в лицо сухие листья и сор с земли. В глазу немедленно защипало.
«Сейчас уладим», — пообещал Зверь. И правда через пару секунд резь в глазу прошла, и я смогла осмотреться. Все-таки как хорошо, что у меня есть Зверь. Я поймала себя на том, что с каждым днем находила в своем симбиозе с ним все больше и больше положительных сторон.
И вот я увидела ее.
Илона стояла, скрестив руки, опираясь на капот своего красного спортивного автомобиля. Она переоделась, сменила деловой костюм на пару узких джинсов, надела свитер, ковбойские сапоги и куртку свободного покроя под цвет своей машины.
Похоже, Илона сменила стиль, чтобы я не слишком смущалась своего. Успела же утром ляпнуть, что оделась не для похода куда-либо. Вот и Илона выбрала спортивные вещи.
— Привет, — первой поздоровалась я. Что сказать еще, не знала, как и не знала, вообще какой смысл в нашей с ней вечерней встрече.
— Привет, — эхом повторила она. — А я уж было приготовилась тебя ждать, а ты, как штык, ровно в шесть.
— Владимир Петрович не задержал, — уклончиво ответила, не желая вдаваться в подробности. Если бы сказала, что старик ушел раньше меня, это неизбежно повлекло бы за собой массу вопросов. Лгать я не хотела, но и выносить на всеобщее обозрение семейную сцену, невольным свидетелем которой стала, было бы непорядочно.
— Поехали? — Илона махнула рукой в сторону своей машины.
— Куда?
— По дороге придумаем.
Я хмыкнула, но возражать не стала. Слишком многое произошло за сегодня, мой мозг прибывал в некоем ступоре, и я предпочла плыть по течению, по возможности ничего не предпринимая.
Приняла приглашение и села в автомобиль. В нем было три двери и непривычно низкая посадка, мне показалось, что меня посадили на пол. Мотор взревел, и мы на мгновенно возросшей скорости выкатили с парковки.
— Что-то стряслось? — спросила Илона, покосившись в мою сторону. — Ты какая-то потерянная.
— Зверь тоже говорит, я неприлично много думаю в последнее время.
— Этому есть причина?
— Только мне кажется, что начинаю ко всему привыкать, как что-то снова поражает и выбивает из колеи, — сказала я, пытаясь не смотреть в окно, даже Кирилл не водил так быстро.
— Например, мое предложение пообщаться?
Хм, она оказалась куда проницательнее, чем мне казалось.
— Да, — не стала отрицать. — Например, это.
— Ты не быстро сближаешься с людьми, — тут же проанализировала Илона мое поведение, — ты одиночка.
Я задумалась. Одиночка ли? Я бы так про себя не сказала. Скорее, наоборот, по натуре я очень общительный человек, просто как-то уж так сложилось, что слишком часто вокруг меня оказывались люди, с которыми мне общаться не хотелось, тем более, сближаться. Не назвала бы себя одиночкой, скорее, как в песне: «я давно не боюсь оставаться одна».
Мы на бешеной скорости пролетели несколько улиц и остановились возле небольшого кафе. Парковка возле него была почти пустая, вывеска небогатая. Кажется, то, что нужно — не очень людное место.
— Как насчет этого? — спросила Илона.
По правде говоря, мне было все равно.
— Пойдет, — без энтузиазма в голосе отозвалась я.
— Вот и отлично, — она поставила машину поудобнее и заглушила мотор. — Я думала о какой-нибудь «китайке», они сейчас не очень популярны, но я не люблю китайскую кухню, а ты?
— Я тоже.
Солгала. Я любила китайскую еду, но решила соврать просто для того, чтобы убедиться, что после сегодняшних событий эта способность меня не оставила. Очень может быть, что в течение этого вечера еще придется говорить неправду.
— Вот и отлично, — кажется, моя ложь прозвучала естественно, и Илона ничего не заподозрила.
Действительно, в кафе оказались заняты всего два столика, и мы удобно расположились за одним из свободных в дальнем углу помещения.
Не самого приветливого вида официантка принесла нам меню и удалилась.
— Что будешь? — Илона листала меню и выглядела совершенно расслабленно, будто мы старые подруги, заехавшие попить чайка после работы.
Я не хотела ничего, только пожала плечами.
— Может быть, кофе?
Илона нахмурилась.
— Кофе? Вечером? Плохой выбор.
«Полностью согласен!» — подал голос Зверь и снова затаился.
— Кофе, — теперь уже без сомнения в голосе сказала я, почувствовав раздражение.
Илона смерила меня пытливым взглядом и кивнула, мне показалось, самой себе, будто галочку у себя в голове поставила напротив какого-то пункта.
— Кофе так кофе, — спокойно ответила она и снова вернулась глазами к меню. — А что к нему? — возила пальцем по странице. — О! Смотри, какая прелесть! Я буду вот это пирожное!
Мне захотелось скривиться. Какое еще пирожное? Мое настроение сделалось настолько гробовым, что кусок в горло не лез.
— Нет, спасибо, только кофе, — ответила я.
Илона же и не думала обижаться на мой холодный тон. Она деланно надула губы.
— Ну же, с твоей фигурой нет опасности поправиться, тем более от одного пирожного.
Да уж, в этом она была права. Я всегда была худой, никогда не сидела ни на каких диетах за ненадобностью, ела, когда хотела и что хотела. Однако за последний месяц похудела еще больше. Большую часть своего времени проводила в мрачных мыслях, которые начисто отбивали аппетит. Зверь ругал меня за подобное халатное отношение к своему организму, но я ничего не могла с собой поделать.
— Смотри, какое оно красивое, — Илона сунула мне меню под нос. Уж не знаю, была ли это игра, или ей и вправду хотелось, чтобы ей составили компанию в поедании десерта, но выглядела она очень искренне.
— Ладно-ладно, — сдалась. Илона так приблизила ко мне меню, что перед глазами все стало расплываться, я даже не рассмотрела, что же там было за чудо-пирожное. — Хорошо, давай закажем его.
— Вот и славно, — Илона довольно потерла руки и махнула официантке. Та лениво оторвалась от стойки и подошла к нам. — Нам, пожалуйста, два вот таких пирожных, мне — зеленый чай, а девушке — кофе.
— Капучино, — буркнула я.
— Да-да, — не чета мне, Илона была сама любезность, — капучино.
— Ждите, — ответила официантка, что-то накарябала в своем блокноте и отошла.
С ее уходом я немного расслабилась. Неприятная особа, и как такую пустили с людьми работать? Впрочем, на ее счет я была не уверена, вполне возможно, что просто меня все раздражали. Может быть, съесть что-то сладкое — хорошая идея? Говорят, от сладкого добреют.
Илона поставила локти на стол, сплела пальцы и уперлась о них подбородком.