— Ты вообще ешь? — спросила она, ее голос был скорее шутливым, чем серьезным. В черных, как смоль, глазах плясали чертики.
— Не сомневайся, если бы я не питалась, Зверь заставил бы меня силой, — отозвалась я.
Я все еще была раздражена, но от Илоны не чувствовала враждебности или укора. Она вела себя очень непринужденно, будто ей и правда приятно мое общество. Это раздражало еще сильнее.
— Зачем мы здесь? — не выдержала я.
— Пообщаться, — улыбнулась та.
В этот момент официантка принесла заказ, и мне пришлось попридержать свои возражения, пока она не ушла. Передвигалась девушка до безобразия медленно.
— Илона, давай начистоту, — у меня уже просто зубы сводило от постоянной необходимости сдерживать свое раздражение. Подалась вперед, нависнув над столом. — Мы не подруги, едва знакомы, за месяц и парой слов не перекинулись, да ты даже не смотрела в мою сторону. А сегодня, вот-те на, я любимица публики, все хотят со мной дружить! Я неинтересный собеседник, я зануда, и я ненавижу ходить вокруг да около!
Высказав все это, вернулась в исходное положение, откинувшись на спинку стула. Должна признать, немного полегчало. Если бы я все это не сказала, через несколько минут у меня от напряжения произошло бы кровоизлияние в мозгу.
И что же я увидела в ответ от этой странной женщины? Улыбку! Я глазам не поверила.
— Что же такого смешного я сказала? — теперь меня окончательно понесло, и я не могла остановиться.
Илона уже откровенно смеялась.
— Это ты себя называешь занудой? — выдавила она сквозь смех.
Я окончательно надулась. Теперь я еще и придворный шут.
Мне захотелось уйти, но что-то держало меня на месте. Любопытство это было или глупость, не знала. Однако не сдвинулась с места.
|
|
Уйти хотелось, но я всегда считала, что уходят только слабаки. Весь последний месяц я прожила с мыслью, что сильная, что не сдамся, что все выдержу.
Смотрела на Илону, которая пыталась взять себя в руки, чтобы больше не смеяться. Она чувствовала мой настрой, знала, что, если все так и пойдет, я встану и уйду, а она по непонятным мне причинам все же хотела, чтобы я осталась.
Даже Зверь уже начал сердиться.
«Может, ну их всех?» — предложил он.
«Не отвлекай», — попросила я.
По большому счету, мне было совершенно все равно, что думала обо мне Илона, и что подумает, если я сейчас встану и покину помещение. Но Золотаревский утверждал, что я должна не прекращать тренироваться ни на минуту, постоянно закалять себя и переступать через барьеры, которые до того казались непостижимыми.
И вот я глубоко вздохнула, распрямила плечи и постаралась заставить свое раздражение убраться куда подальше, спрятаться в темном углу моей души, из которого без спросу выбралось.
Спокойно отпила кофе, попробовала пирожное. И правда очень вкусное, в меру сладкое и совсем не жирное.
Илона уже не смеялась. Я прищурилась, уж больно быстро ее смех оборвался, казалось, она не может остановиться, и вот уже сидит напротив и серьезно на меня смотрит.
Она вздернула бровь.
— Я читала про носителей Огненного Зверя и их поведение. Впечатляет. Ты быстро успокоилась.
Проверка, боже мой, очередная проверка…
Как ни странно, от этой мысли раздражение не вернулось, только стало отчего-то грустно. Почувствовала себя подопытной мышью.
— Я тебя обидела? — ее голос прозвучал неподдельно участливо.
|
|
Я покачала головой.
— Да нет. Просто удивилась.
Илона хмыкнула и поспешила перевести тему, тоже попробовала свое пирожное.
— Ну, я же говорила, пальчики оближешь!
— Да, съедобно, — пробормотала я.
Посмотрела в окно на заходящее солнце. Ветер не унимался, а, наоборот, превращался в штормовой. Недавно слышала прогноз, синоптики обещали скорый циклон. Впрочем, немудрено после такого ветра.
Я снова повернулась к собеседнице и подвела итог:
— Раз уж ты отсмеялась, а я перебесилась, теперь мы можем поговорить.
— Разумно, — согласилась та. — Спрашивай.
Я всегда поражалась наглости некоторых людей, похоже, Илона тоже излишней скромностью не страдала. Подумать только, она меня сюда вытащила, в прямом смысле привезла и усадила, а теперь, оказывается, это не она хотела мне что-то рассказать, а я должна была что-то спросить.
— Зачем мы здесь? — повторила я свой вопрос, заданный несколько минут назад, но уже совсем другим тоном — спокойным.
— Начистоту? — прищурилась она.
— Начистоту, — я все еще хорошо держала себя в руках.
— Ладно, — Илона вздохнула, будто ее принуждают сделать что-то, чего она ужасно не хотела. — Я позвала тебя не по одной причине, их несколько.
— Самая весомая из них? — спросила я, словно прокурор на суде.
— Ну-у, — она пила чай и смотрела на меня. Из-за чашки я видела только два черных глаза, намеренно злила и медлила, без сомнений.
В ответ на провокацию я улыбнулась.
— Битья посуды не будет, можешь не стараться.
— Эх… — Илона снова вздохнула, на этот раз, кажется, не наигранно. — Как я и говорила, причин несколько. Самая весомая, как ты говоришь, просьба Владимира Петровича.
|
|
Ей все же удалось поколебать мое спокойствие. Я удивилась. Владимир Петрович? Он-то тут причем? А потом снова расслабилась, и чего, я спрашивается, удивляюсь? Куда же без старого кукловода?
— И о чем же он просил? — сама собой в этот момент гордилась, лицо спокойное, голос ровный.
Илона хмыкнула, отметив и это.
— Ничего особенного, — ответила она. — Старик волнуется за тебя. Говорит, ты постоянно напряжена, делаешь успехи, но от этого еще больше замыкаешься в себе. А так как я единственная женщина в коллективе, попросил меня попытаться подружиться с тобой.
— Не единственная, — возразила я. — Есть еще Леночка.
— Вот и я ему об этом сказала, — согласилась Илона. — На что он мне ответил, что, если он попросит об этом ее, закончится все Леночкиным смертоубийством. Как он выразился, не одного поля вы ягоды.
— Какая проницательность, — пробормотала я.
Илона продолжала:
— Я сначала его не поняла. Разговор состоялся еще две недели назад. На тот момент я не видела особых различий между тобой и Леночкой, ну разве что полярность в отношении к людям: она всех любит, ты всех ненавидишь, — на деле обе пустышки, — меня такая оценка моей личности улыбнула. — Потом начала присматриваться и решила, что какой-какой, но пустой тебя точно назвать нельзя. А сегодня, когда даже Антон сделал тебе комплимент, я окончательно заинтересовалась.
— Это Золотаревский сказал учинить мне проверку? — в конце концов, я так и не получила ответа на интересующий меня вопрос.
— Да нет, конечно, — Илона скривилась, — но инициатива наказуема, не так ли? Попытка подружиться провалилась?
Выражение «попытка подружиться» звучало до смешного нелепо. Мне на самом деле становилось смешно. Теперь я уже не силой запрещала себе злиться, а вообще не злилась, мне становилось легко.
— Ну почему же, — ответила. — Сейчас, когда наш разговор пошел начистоту, он мне даже нравится.
— Это все из-за пирожного, — очень серьезно кивнула Илона, и мы обе рассмеялись. Напряжение спало окончательно.
— Но ведь были и еще причины, — вспомнила я и посерьезнела.
— Не причины. Одна причина, — Илона прикусила губу, пристально смотря на меня, от этого ее взгляда у меня сердце ушло в пятки. И я поняла, что заранее знаю, о чем она собирается сказать. — Кирилл.
Это имя прожгло меня электрическим разрядом, хотя я и была готова.
Шумно втянула воздух через сжатые зубы.
— А что — Кирилл?
У самой же в голове роилась тысяча вопросов. Что ей известно? Что она знает о моих чувствах к нему? Что он сам мог сказать ей?
Илона молчала, и мне хотелось вскочить, схватить ее за грудки и трясти до тех пор, пока она все мне не расскажет.
Естественно, я сдержалась, терпеливо смотрела на нее и молчала, слушая, как в груди грохочет сердце.
— Я среди этих людей давно, — начала Илона издалека, — почти пятнадцать лет. Мне было двадцать два года, даже младше, чем ты сейчас, — ну надо же, меня записали в юные. — Чувствовала себя безумно одинокой, мне казалось, что я одна на белом свете, что меня никто не способен понять. Тогда мы и познакомились с Владимиром Петровичем. Он пытался промыть мне мозги, объяснить, что мой дар не проклятие, а подарок, что с его помощью я смогу помогать людям. Но мне было плевать на абстрактные цифры, в которых исчислялось количество нуждающихся. Я не могла смириться сама с собой, не то что кому-то помочь, — я слушала с замиранием сердца. — И тогда Золотаревский познакомил меня со своим сыном. Он был еще совсем подросток, какой сейчас Петя. Но в нем не было ни юношеского максимализма, ни эгоизма, присущего мальчишкам в этом возрасте. Это был взрослый сформировавшийся человек, уже точно знающий, что такое боль и потери, человек, умеющий бороться со своими слабостями. Это был мальчик, дарящий свет. Он отыскал этот свет и в моей душе, и вытащил его из глубины, — Илона на мгновение отвернулась, казалось, ей трудно говорить. — Не знаю, что было бы со мной без этого мальчишки. Еще в пятнадцать он был взрослее и сильнее, чем я сейчас, в свои тридцать семь.
Илона замолчала. Повисла пауза, и я тоже не смела ничего сказать. Только ждала, когда же она заговорит снова.
Попыталась представить Кирилла пятнадцатилетним мальчиком, но не получалось.
Мне нравилось, как Илона говорила о нем: с восхищением, уважением, любовью. Но в то же время мне было страшно. Я всегда знала, что Кириллу достался очень непростой дар, но только сейчас поняла, что, помимо всего, этот дар лишил его детства.
Илона заговорила так неожиданно, что я вздрогнула, но тут же снова обратилась в слух.
— Кирилл с детства знал цену эмпатии и способности понимать людей и помогать им. Я видела, как с годами его дар рос, и какую он причинял боль. Как-то раз мы были недалеко от места, где разбился пассажирский автобус, несколько погибших, десятки раненых…
— О боже, — ахнула я.
— Ты правильно поняла, — грустно кивнула она. — Ему тогда было лет семнадцать, он был еще не готов. Казалось, его ломает пополам изнутри, он даже не мог самостоятельно убраться подальше от того места, его пришлось уносить.
Мне хотелось заткнуть руками уши, но я не позволяла себе даже лишний раз вздохнуть.
— Сейчас Кирилл уже не мальчик, — продолжала Илона. — И он очень долго работал над собой, над своей реакцией. Сейчас мне даже страшно представить, что он способен вынести.
— Я… — мой голос оборвался, и мне пришлось начать снова, — я не понимаю, зачем ты мне это говоришь?
— Я просто пытаюсь объяснить, каково ему, даже если его лицо непроницаемо.
— Я никогда не принимала его маску за настоящее лицо, — ответила я, заставляя свой голос звучать ровно.
— Вот как, — она склонила голову набок, — а ты знала, что он живет на самой окраине города, в квартире, опутанной изоляционными заклинаниями, как склеп?
Я растерялась.
— Нет…
— И как думаешь, зачем все это?
Почувствовала себя двоечником на экзамене, которому задают наводящие вопросы, чтобы натянуть хотя бы на «тройку».
— Чтобы не чувствовать других хотя бы у себя дома.
— И ты понимаешь, что это значит?
Я уже ничего не понимала, чувствовала, что моя голова сейчас лопнет. Ничего не понимала и еще больше не хотела ничего понимать.
В ответ я только замотала головой.
— Участь любого эмапата — одиночество. Ты ведь только посмотри на него, думаешь, мало девушек, готовы были ради него на все?
— Но он никого к себе не подпускает, — прошептала я.
— У эмпатов никогда не бывает семьи, эмпат всегда один.
Не то чтобы я услышала это в первый раз, Зверь и раньше меня предупреждал, но впервые правда звучала так реально и так жестоко.
Сжала под столом руки в кулаки и ждала, что же она скажет дальше. Казалось, больнее уже некуда.
— Кирилл всегда знал, что будет один, знал с детства, а потому дистанцию с женщинами держал всегда. Кому нравился, всегда мягко отвергал, сам же… Даже не знаю, мне кажется, он изначально поставил себе в голове установку, запрет на любые чувства, потому что из этого все равно ничего не получится, — она сделала паузу, подняла глаза и уставилась на меня в упор. — А потом появилась ты.
Я растерялась в очередной раз за сегодня, сжатые кулаки разжались.
— При чем тут я? — это все, что я смогла сказать.
— Я впервые за пятнадцать лет видела, как он не пытается блокировать чужие чувства, чтобы они не надоедали, а, наоборот, слушает их. Он твердил мне, что ты особенная с первого дня, как ты появилась, — я почувствовала, как кровь приливает к лицу. — Ты первая, кого он полюбил за всю свою жизнь.
— Полюбил? — я выпила оставшийся кофе залпом, в горле пересохло. — Меня?
Илона виновато склонила голову.
— Я знаю, что это он должен признаваться, а не я за него. Но я вижу, как он пытается задушить в себе чувства к тебе, как всячески пытается от тебя отдалиться.
— Мне он говорил, что это из-за Зверя, — пробормотала я.
Она кивнула.
— И это тоже.
— Тогда я вообще ничего не понимаю! — нервы, наконец, сдали. — Тогда чего он хочет? Проверяет, искренна ли я? Не стану ли я еще хуже, когда возьму Зверя под полный контроль?!
— Тише, — Илона мягко коснулась моей руки. — Не хватало еще, чтобы нас услышали.
Я опасливо обернулась. Вроде бы, нет, никто даже не посмотрел в нашу сторону.
— Погоди, — пообещала, — дай пару секунд, я успокоюсь.
Она кивнула и терпеливо ждала, пока я возьму себя в руки. Это заняло три минуты. Заговорила только тогда, когда убедилась, что я способна ее слушать.
— Он не проверяет, достойна ли ты для него. Он ждет, когда ты сама будешь уверена в своих чувствах. Кирилл просто беспокоится о тебе.
— Ух, — вот теперь я впала в полнейший ступор, посидела минут пять, молча, благо Илона меня не торопила. Наконец, собрала мысли в нечто более-менее связное и спросила: — Зачем ты все это мне говоришь?
— Может, потому, что мне больше всех надо, — она сделал в воздухе неопределенный жест, — может, потому, что очень люблю Кирилла и желаю ему счастья, а ты мне правда понравилась. А, может, потому, что мне кажется, Кирилл заигрался в благородство, и скоро ты его точно возненавидишь, если не узнаешь, что ему на тебя не наплевать.
— Я бы его не возненавидела, — прошептала я.
— Дай ему время, ладно? — Илона потянулась и взяла меня за руку, я инстинктивно шарахнулась, но все же не стала ее отталкивать. — Кирилл уверился, что это не ему с другими людьми будет трудно, а им с ним и его всезнающим даром. Дай ему время. Я ведь уже почти просто физически чувствую электричество между вами, то, как вы смотрите друг на друга. У вас все может быть, если ты не станешь торопить события.
— Это я тороплю?! — сказала это слишком громко, что сама испугалась, зажала себе рот рукой, потом продолжила тише: — Это он меня сегодня поцеловал.
Леночка все же никому не взболтнула, потому что Илона была изумлена, у нее даже рот открылся от изумления, а потом растянулся в улыбку.
— Лед-то тронулся!
Я нахмурилась. И опять все про этот лед…
— Я… — начала было я, а потом осеклась. — Слишком много информации, мне нужно подумать.
— Я понимаю, — Илона серьезно кивнула и махнула официантке, прося принести счет.
Интересно, как меняется восприятие, теперь даже подошедшая девушка не казалась мне отвратительной. В моей душе был сумбур, плавно окрашивающийся оттенками радости, которой я пока все еще боялась отдаться полностью.
Принесли счет, я полезла за кошельком, но Илона остановила меня и оплатила все сама.
Когда мы вышли на улицу, начинался дождь, который ветер швырял прямо в лицо.
— Ну, до встречи, — сказала я, натягивая воротник куртки повыше, чтобы холодные капли не попадали за шиворот.
Илона удивленно уставилась на меня.
— И куда это ты собралась по такой погоде пешком? Я тебя отвезу.
Я еле сдержалась, чтобы не поморщиться, представив, что мы проведем вместе в машине еще по крайней мере пятнадцать минут. Ведь придется и дальше о чем-то разговаривать. У меня больше не было сил, не могла больше ни слушать, ни говорить. Зверь был прав: еще немного, и мой мозг просто выполнит стирание лишних файлов, и я стану совсем дурочка, или вообще растением, как кактус у меня на окне.
Я замотала головой.
— Мы пешком, — отказалась, перекрикивая ветер.
Илона вскинула брови, услышав множественное число, но быстро догадалась, о ком я.
— Холодно ведь, — не сдавалась она.
И мокро, с этим не поспоришь.
— Я не чувствую холода, — заверила я. — Все нормально.
— Как знаешь, — Илона пожала плечами, помахала мне на прощание рукой и пошла к своей машине.
Мы со Зверем медленно побрели по улице. Уже совсем стемнело.
«Ну и куда мы поперлись? — Зверь подал голос сразу же, два мы остались одни. — Ночь на дворе, ливень льет, а мы шастаем!»
«Я люблю дождь».
«Ночью? А если Капюшоны? Не подумала? А вдруг они следят за тобой и решат напасть?»
Я совершенно не разделяла опасений Зверя, в этот момент у меня притупились все чувства, в том числе и чувство опасности.
«Я больше не заблокирую тебя от страха, — заверила я, — так что не о чем беспокоиться».
«Если бы мы точно знали силы этих Капюшонов, точно было бы не о чем», — пробурчал Зверь, но спорить и пугать перестал, понял, что со мной нет смысла разговаривать.
И вот даже Зверь замолчал.
Улицы были пусты, это была как раз такая погода, в которую, и собаку на улицу никто не выгонит. Все попрятались по домам, и, даже, несмотря на вечер пятницы, никого нигде не было.
Дождь с неба, воющий ветер, пустые улицы, блеклый свет фонарей. Все бы хорошо, да дождь застилает глаза.
Я побежала. Побежала так быстро, как только могла. Даже от преследователей в фургоне я бежала медленнее.
Уже через пять минут одежда промокла насквозь. Не было бы во мне Зверя, наверняка подхватила бы пневмонию, а так я всего лишь чувствовала небольшой дискомфорт и думала, думала…
***
Когда открыла глаза, то ужасно растерялась. Было светло.
Потянулась к часам на прикроватной тумбочке. Полдень!
За окном было слышно, что все еще льет дождь.
— Зверь! — позвала я. — Что это значит?
Сегодня была суббота, и мне не нужно было на работу, но он всегда будил меня в шесть утра, несмотря на день недели.
«Тебе нужно было поспать», — отозвался он.
— И ничего мне не нужно было! — возмутилась я. Опять за меня все решили, настроение сразу же стало отвратительное.
«Нужно было, — продолжал настаивать Зверь. — Еще чуть-чуть, и у тебя случился бы нервный срыв».
— Он у меня и так случится!
«Не драматизируй. Тебе просто нужен отдых».
— Я не устала!
«Да что ты говоришь. Ты бы вчера себя видела со стороны».
— Можно подумать, ты видел.
«Видел, когда ты глянула в зеркало в прихожей. Жуть жуткая! Можешь мне поверить».
Я верила. Если выглядела я так же плохо, как себя чувствовала, то это было то еще зрелище.
Села на кровати, подтянула колени к подбородку и обхватила ноги руками.
Вчерашний день можно было, и вправду, занести в список самых ужасных дней в моей жизни. Столько навалилось, и все одновременно. Целый месяц почти ничего не происходило, и вот опять события завертелись с бешеной скоростью, от который кружилась голова.
Сначала Кирилл, потом Илона.
Илона вообще меня поразила. Она оказалась такой хорошей. Илона очень любила Кирилла, и за одно это я готова была полюбить ее.
Она говорила так уверенно, будто наверняка знает, что он любит меня. Было приятно в это верить. Если его поцелуй был искренним, если он любит меня…
Илона просила дать ему время, уверенная, что тогда все будет хорошо. А как это — хорошо? Для кого хорошо?
Ну и что, что Кирилл сказал, будто мои чувства его не раздражают. Но ведь я по-прежнему плохо себя контролирую, мои чувства скачут быстрее, чем белка с ветки на ветку. Я помнила, как однажды он чуть ли не споткнулся, когда при входе в офис я оглушила его своими эмоциями.
Я и до этого знала, что ему приходится нелегко с его чувствами, но после слов Илоны мне стало страшно. Я не хотела взваливать на него еще и свои чувства и переживания. Хотелось облегчить ему жизнь, а не усложнить. А как кому-то помочь, когда сама в себе разобраться не могу, со своими-то чувствами справиться?
«Так, я не понял, это ты к чему?» — вмешался Зверь.
— К тому, что ты был прав все это время. Глупо любить эмпата.
«Чего-чего? Вообще-то я имел в виду, что это плохо, потому что он тебя никогда не полюбит. А теперь ты узнала, что ваши чувства взаимны. Чего тебе еще надо?»
Что же мне на самом деле было нужно?
Тщательно обдумала этот вопрос, прежде чем ответить.
— Я хочу, чтобы он был счастлив.
«А если ты, дуреха, и есть его счастье?» — не унимался Зверь, в отличие от меня, после слов Илоны он немедленно поменял свою позицию.
— Не смеши, — я грустно улыбнулась. — Какое из меня счастье? Я скорее ходячее несчастье.
«Ууу, — Зверь начинал злиться, теперь по его тону я научилась совершенно точно определять его настроение. — Что же ты за существо такое, которое напридумывает себе проблем, там, где их нет?!»
Я молчала. Вопрос явно был риторическим. Впрочем, ответить на него я бы все равно не смогла. Кто знает, что я за существо? Человек ли я еще? Или теперь мой вид просто называется «носитель», сосуд, в котором держат Зверя и только?
«Ну, понесло!»
— Зверёчек, я теперь не знаю, что мне делать, как себя вести, — призналась я.
«Тебе же сказала Илона, дай время, расслабься».
Расслабься, легко сказать.
— Я хочу еще раз с ней поговорить, — решила я. — Вчера я была слишком ошарашена, чтобы задать правильные вопросы!
Вскочила с кровати и помчалась в прихожую в поисках телефона. Однако там его не обнаружилось.
Обежала всю квартиру, но телефон так и не нашла.
— Да что за черт? — пробормотала я, встала на колени, заглянула под кровать — ничего.
«А вчера ты его брала с собой?»
— Конечно, брала, я… — я осеклась. — Черт-черт-черт!
Ругаясь всеми известными мне словами, бросилась в ванную, где вчера бросила промокшую насквозь одежду. Ну, конечно же, телефон оказался там, в кармане куртки. Когда я взяла его в руки, из него тонкой струйкой потекла вода.
— Чеееерт!
Зверь злорадно хихикал.
— Что смешного? — я окончательно разозлилась. — У меня же там все номера!
«Беда-беда, — продолжал ухохатываться Зверь, высмеивая мою глупость. — Ты же хотела вчера прогуляться».
У меня даже челюсти свело от злости. Это же надо было быть такой глупой, ведь даже не вспомнила о телефоне в кармане, может, если бы я его хотя бы вытащила по приходу домой, его и можно было бы спасти, но теперь…
Все еще ругаясь, я извлекла из аппарата сим-карту, а сам телефон отправила в мусорное ведро.
«Он же все равно был старый», — поняв мое горе, Зверь все-таки решил меня поддержать.
Конечно, совсем старый, три месяца для телефона — непременная старость!
Я ужасно на себя злилась, но мне было обидно не столько за телефон, сколько за свою глупость. Мне ужасно хотелось позвонить Илоне и договориться о новой встрече, но ее номер, естественно, был в сим-карте, которую теперь было некуда вставить, телефон-то приказал долго жить.
В этот момент зазвонил домашний.
Я бросилась к аппарату со всех ног. А вдруг это Илона, вдруг она сама догадалась, что наш вчерашний разговор так и не получил логического завершения, и его необходимо продолжить?
«Откуда ей знать твой домашний номер?» — не согласился Зверь.
Но я не обратила на него внимания. Они же все маги, как-никак, мало ли, как добывают информацию?
— Ало! — схватила трубку.
— Привет, это Дима, — радостно раздалось в ответ.
— Тьфу ты черт! — мне захотелось задушить его собственными руками, чтобы прекратил мне надоедать и занимать телефон.
— Кажется, я не вовремя?
Глядите-ка, какой догадливый!
Моя злость просто пульсировала в висках, и мне безумно захотелось ее на кого-нибудь выплеснуть. И почему бы не на Мартынова, раз он подвернулся под руку?
«Остынь, — вовремя вмешался Зверь. — Ты же обещала себя контролировать».
В тот момент мое состояние было далеко от подконтрольного.
Я сжала зубы, чтобы не наговорить гадостей Димке, который был совсем не виноват в моих бедах.
— Прости, — сделав над собой усилие, пробормотала я. — Я просто ждала другого важного звонка, — куда более важного, чем его, но это мне удалось придержать при себе.
— Ну, тогда это я должен извиниться, что не вовремя, — его голос сделался виноватым.
Мне даже стыдно стало. Мартынов ведь действительно не хотел ничего плохого, просто позвонил, а я накинулась на него, как голодная гиена.
Вздохнула, окончательно беря себя в руки.
— Все нормально, Дим. Ты что-то хотел мне сказать?
— Хотел пригласить прогуляться.
Я покосилась в сторону окна. Было слышно, как дождь стучит по карнизу.
— Кто гуляет в такую погоду? — удивилась я. — Сейчас нормальные люди дома сидят перед телевизором, чаек под одеялом попивают.
— Я думал, ты любишь дождь? — голос Мартынова стал таким несчастным, что мне стало его жалко. Черт, и когда я успела ляпнуть, что люблю гулять под дождем?
— Я люблю все в меру, вчера уже погуляла, телефон утопила, так что я пока пас, — вот так, ни грамма вранья, просто вежливый отказ.
Однако опять просчиталась, энтузиазм Мартынова был неисчерпаем.
— Телефон утопила? — обрадовался он. — Так это же чудесно!.. — видимо, по моему гробовому молчанию в трубке, Дима все же понял, что сморозил глупость. — Ну, то есть я хотел сказать, что это прекрасный повод встретиться, подберем тебе новый. Я знаю один хороший магазин в центре. Как тебе?
Я задумалась. Честно говоря, мне совсем не хотелось выходить из дома, тем более с Мартыновым, который в последнее время стал уделять мне уж слишком повышенное внимание, но телефон мне был нужен. Я все еще не оставила задумки связаться с Илоной.
— Хорошо, — сдалась. — Ты за мной заедешь или я за тобой?
— Ну, я ведь мужчина, — усмехнулся Дима, — значит, я.
Я закатила глаза. Его хорошее настроение разделить не могла.
— Хорошо, жду через час, мне нужно собраться, — и, прежде чем Мартынов успел что-либо ответить, уже повесила трубку.
«Ты чего такая злобная гарпия?» — поинтересовался Зверь.
Я задумалась, прислушалась к себе.
— Не знаю, Зверёк, — призналась я. — На душе скверно, можешь считать это дурным предчувствием.
И отправилась собираться. Приняла душ, залилась на кухне растворимым кофе, но завтракать, несмотря на все уговоры Зверя, не стала.
Остальные полчаса перерывала шкаф в поисках того, что можно было бы на себя надеть. Вчера я так вымокла, что при одной мысли о дожде, знобило. Наконец, я остановилась на свитере с высоким горлом, джинсах и кожаной куртке. В кладовке отыскала резиновые сапоги.
«Плащ-палатку забыла!» — издевался Зверь.
Но я даже не реагировала на его шуточки. На душе становилось все неприятнее. Появилось ощущение неизбежности, мне начало казаться, что вот-вот случится что-то очень плохое. Поэтому я потратила весь час на поиски одежды, а вовсе не потому, что мне было действительно важно, что надеть, старалась не присесть ни на минуту, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.
Наконец, приехал Мартынов, и я побежала на улицу.
Сама себя не понимала: только что мне не хотелось сегодня никуда выходить, а сейчас будто что-то внутри гнало меня.
Натянув капюшон на голову, пробежала под дождем до Димкиной машины и быстро забралась внутрь.
— Привет, — улыбнулся он, наблюдая, как я стряхиваю с себя капли, — что-то не похожа ты на любительницу дождя.
После вчерашнего я вряд ли была способна на такую любовь. Однако Мартынову ничего объяснять не стала, только отмахнулась.
— Ты поиздеваться приехал? Или с телефоном помочь?
— И то, и другое, — усмехнулся он.
Я демонстративно взялась за ручку двери.
— У меня и своя машина есть, — напомнила ему.
Автомобиль тут же тронулся с места.
— Уже едем, на ходу не выйдешь.
С этим я могла поспорить, навряд ли со мной бы что-нибудь случилось, даже если бы вышла на полном ходу. Но Димка явно был не тем, кому бы я хотела демонстрировать свои способности, а потому послушно прикусила язык.
— Ты сегодня злая, — он продолжал улыбаться, поглядывая на меня. — Не с той ноги встала?
— Ты на дорогу смотри! — дождь заливал все лобовое стекло, дворники не спасали.
— Я хорошо вожу, — заверил Мартынов.
После того, как видела, как водят Степан, Кирилл и Илона, с последним утверждением я была категорически не согласна.
— На дорогу смотри, — зашипела я.
— Ладно-ладно, — Дима сделал большие глаза, будто испугался, но послушался. — На встречу одноклассников пойдешь? — быстро перевел он тему.
— Что я там забыла? — не слишком вежливо отозвалась я.
Школа не оставила у меня о себе никаких добрых воспоминаний, а те, с кем я проучилась десять лет, и тогда были мне чужими, а по прошествии еще десяти, судьба никого из них меня совершенно не интересовала. Я вообще совершенно забыла, что приближается дата ежегодного вечера встреч. Хорошо, что Мартынов напомнил, потому что со дня на день можно ждать Иркиного звонка, которая непременно будет пытаться меня туда затащить. Что ж, теперь буду готова и заранее придумаю причину отказаться.