Мудрецы и мастера слова о значении краткости

О пользе краткости и вреде многословия заговорили еще в глубокой древности. Мудрецы и писатели завещали авто­рам-потомкам быть краткими, объясняя, почему это необ­ходимо.

Анонимному восточному мудрецу приписывают такие слова:

Некто сказал:

- Избегай многословия, ибо оно подобно большому пространству, на котором множество камней преткновения (Абуль-Фарадж. Книга занимательных историй. М„ 1957. С. 53).

Эту мысль развивает Гораций:

Кратко скажи, что хочешь сказать: короткие речи

Легче уловит душа и в памяти крепче удержит.

Не забудем и Пушкина:

Точность и краткость - вот первые достоинства прозы.

О том, что значит для них краткость и как они ее добива­лись, поведали многие русские писатели:

Ф. М. Достоевский:

...Величайшее умение писателя, это - уметь вычеркивать. Кто умеет и кто в силах свое вычеркивать, тот далеко пойдет. Все великие писатели писали чрезвы­чайно сжато. А главное - не повторять уже сказанного или и без того всем понят­ного (Полн. собр. соч. и писем: в 30 т. Т. 28, кн. 2. С. 107).

JI. Н. Толстой:

Исправление должно состоять в том, чтобы не только сжать, выпуская не прямо идущее к теме, но и сжать самые фразы, выпуская слова, не боясь неяс­ности (Замечания по статье В. Г. Черткова «О революции» // Полн. собр. соч.: в 90 т. Т. 88. С. 293).

- От сокращения изложение всегда выигрывает. Я думаю, это и во всех искус­ствах так же. Если читатель услышит болтовню, то он не относится со вниманием. Нужно сразу схватить читателя и не выпускать его,- не выпускать из того подъема, в который он поднялся (Гусев Н. Н. Два года с Л. Н.Толстым. С. 144).

А. К, Толстой:

Я, кажется, достиг до первого условия художественного исполнения, т.е. до способности вычеркивать без милосердия. Если бы этой способностью обладали французские писатели, как, например, Еидипе Sue, чего бы они ни сделали (Пись­мо к М. М. Стасюлевичу // М.М.Стасюлевич и его современники в их переписке. СПб., 1912. Т. 2. С. 335).

B. Г. Короленко:

Следует стремиться к тому, чтобы приобрести сжатость, которая дает силу и подчеркивает факты (Письмо А. М. Горькому. 2 марта 1895 г. // А. М. Горький и В. Г. Короленко. Переписка, статьи, высказывания. М., 1957. С. 30).

C. Я. Маршак:

На чужих рукописях мне было особенно отчетливо видно, как противоречит самой сущности искусства, лаконичного в своих средствах, безудержное много­словие, которое обнаруживает неумение находить единственное, точное, меткое слово для выражения мысли или чувства (Маршак С.Я. В поисках верного слова // Вопр. лит. 1960. №1. С. 167).

А. Т. Твардовский:

...Век атома, и, как ни хоти, даже проза приобретает в лучших своих образцах большую сжатость, экономность, энергию по сравнению с не превзой­денными во всем остальном стариками (Письмо к А. В. Македонову. 7 дек. 1959 г. // Собр. соч.: в 6 т. Т. 6. С. 133).

М. М. Пришвин:

Писать очень приятно и легко - трудно удерживаться от писания и беречь свои мысли, чтобы их сгустить: чем меньше писать, тем гуще и сильнее выходит. И трудность писания, его подвиг, состоит в том, чтобы строить плотину потоку слов и регулировать спуск их (Пришвин М.М. Незабудки. М., 1969. С. 106).

Не прислушаться к такому единодушному мнению было бы неразумно. Это единодушие — само по себе косвенное доказательство его верности.

Это и ставит перед редакторами нелегкую задачу помогать читателям быстрее получить знания, к которым те стремят­ся, а не потакать авторам, заставляющим продираться сквозь толщу необязательных, лишних слов. Многословие всегда затемняет основную мысль автора, ослабляет действенность печатного произведения, делает его менее доступным для читателя. Убеждать авторов, чтобы они добивались краткос­ти, помогать им в этом — одна из кардинальных и очень труд­ных миссий редактора.

В книге «Теория речевой деятельности» (М., 1968) авторы главы «Операции сжатия как средство форсированной рекон­струкции текста» приводят такой вывод из экспериментов: сжатый текст испытуемые воспроизводят быстрее полного, с меньшим латентным (скрытным) периодом (с. 102). Так что добиваться сжатости, краткости текста в интересах читателя.

Правда, рекомендация эта не должна быть абсолютной. Есть случаи, когда краткость, сжатость противопоказана. Так, профессор МГУ В. Ф. Каган в предисловии к своему учебнику «Основания теории определителей» (1922) писал, что более объемистую книгу по математике «будет легче прочесть, чем небольшую книгу, каждую страницу которой при­ходится брать с бою». «Я всегда считал,— писал В. Ф. Каган,— такое [сжатое] изложение очень вредным для успеха мате­матического образования». С ним солидарен и академик Н. Н. Лузин, который написал в предисловии к работе И. И. Же- галкина и М.И.Слудской «Введение в анализ» (1935): «Тон­кий по объему курс анализа всегда гораздо труднее тол­стого».

Очень хорошо написал лингвист, автор книг по редакти­рованию М. Д. Феллер:

Под краткостью изложения следует понимать такой его характер, когда на разъяснение своих мыслей автор тратит не более места, чем это требуется для того, чтобы он был понят потенциальным читателем (Феллер М. Д. 0 литературном редактировании: (Специфика и осн. понятия) // Книга: Исслед. и материалы. Сб. 16. С. 39).

Одна из причин авторского многословия — формулиро­вание словесной формы мысли в ходе изложения, когда син­таксическая структура фразы заранее не определена. Тогда автор чаще прибегает к речевым штампам или всякими спо­собами оттягивает выражение своей мысли фразой. Фран­цузский лингвист Клод Ажеж о таких «прерывателях рече­вой цепи» написал:

Прерыватели речевой цепи играют важную роль, ибо смягчают последствия одного их основных ограничений, затрудняющих диалогическое взаимодействие, а именно неизбежной одновременности произнесения слов и планирования дискур­са в виде предложений и совокупности предложений. Они облегчают это планиро­вание, выступая в качестве элементов стратегии, направленной на нарушение смеж­ного расположения слов в дискурсе, что позволяет освободиться от власти време­ни, которое не дает передышки, выстраивая слова одно за другим [в переводе неверно друг за другом]. Не всегда фраза или текст оказываются целиком постро­енными к тому моменту, когда человек торопится их произнести [или написать,- добавим мы]. Осечки, повторения, проведение параллелей с тем, что уже было сказано, способствуют построению высказывания... (Ажеж К. Человек говорящий. М„ 2003. С. 237).

И еще: «...прерыватели речевой цепи предоставляют необходимое время для верного применения правил морфосинтаксиса, по поводу которых даже взрослый человек может испытывать колебания. Но, разумеется, их недостаточно, чтобы предотвратить ошибки, и, несмотря на их поддержку, субъекты высказывания мо­гут произнести неправильные, но понятные фразы, и тем самым заставить язык измениться» (с. 238).

Ажеж приводит формулу: «Идея приходит во время разговора», принадлежа­щую, как он утверждает, Г. фон Клейсту, который, приведя ее, сказал: „К концу периода я, к своему изумлению, знаю то, что хотел узнать. Я произношу нечлено­раздельные звуки, растягиваю соединительные слова, употребляю без нужды си­нонимы и прибегаю к другим удлиняющим речь уловкам, чтобы выиграть время, нужное для выделки моей идеи в мастерской разума» (Клейст Г., фон. Избранное. М., 1977. С. 504). Ажеж цитирует также парадоксальные слова персонажа одной пьесы: «Не знаю, что сказать, но, когда скажу, узнаю».

Несколько по-иному, но близко к Ажежу объясняет это Г. В. Ейгер. Механизм контроля языковой правильности высказывания он рассматривает как механизм сличения и оценки соответствия значения и / или формы языковой структуры эталону в языковой памяти индивида и замыслу в целом.

Однако все эти уловки говорящих и пишущих не нужны читателю, и лишние слова такого рода надо безжалостно ус­транять.

Одно из профессиональных умений редактора — умение выявлять лишние слова и убеждать автора, что без них его текст станет только лучше.

Заметить, что слово лишнее, можно только владея рацио­нальными приемами и навыками чтения. Попытка охаракте­ризовать эти приемы и содержится ниже, в подразделе 13.4.2.