Выделение канцелярских и иных штампов, неуместно стандартизирующих речь




Если редактор не будет выделять канцелярские штампы и мысленно подбирать взамен их равнозначные слова и обо­роты, он быстро перестанет замечать штампы, забывая о том, какой вред они причиняют тексту. Насколько проще, яснее становится текст, из которого канцелярские штампы изгна­ны. Он поистине обезвреживается.

Уделять или усиливать внимание, имеет значение, играет роль — этими штампами, как уже показывалось выше, пест­рят страницы многих изданий самой разной литературы, ре­дакторы которых вслед за авторами поддались стихии канце­лярита.

И уже не приходится удивляться, что в печать попадает такая, например, аннотация в сборнике о материалистичес­кой диалектике:

В статьях уделяется внимание материалистической диалектике, ее основным законам и категориям, значению для общественных наук и естествознания, диа­лектическому характеру развития техники.

Так и хочется спросить автора аннотации: «Неужели только уделяется внимание, если сама тема — материалистическая


диалектика?» Не уверен, что он сразу поймет суть вопроса: настолько привык к обороту, который для него по значению нечто вроде «рассказывается», «посвящается», т.е. оборот, утративший свое фактическое значение.

Совсем другая причина, по которой обращаются к этому штампу авторы текстов отчетного характера:

Усиление внимания к оснащенности труда ИТР и служащих...

Здесь главное — камуфляж. Внимание усиливали, а осна­щенность, возможно или даже весьма вероятно, осталась та­кой же, как и была. Оборот, как кажется прибегнувшему к нему автору, помог закамуфлировать печальное положение дел.

К сожалению, оборот проникает и в тексты об искусстве:

Новым для русской исторической картины явилась и та мера внимания, кото­рую Брюллов уделил обстановке действия, наблюдаемой им в натуре, на раскоп­ках Помпеи.

Конечно, гораздо проще отделаться мерой уделенного вни­мания, которую никто, в том числе и автор, определить не может, чем точно написать, в чем заключалось новизна изоб­ражения Брюлловым обстановки действия в его картине. Лучше было уйти от оборота, изменив фразу. Хотя бы так:

Новым было стремление Брюллова изображать исторически правдиво обста­новку действия, которую он наблюдал в натуре, на раскопках Помпеи.

По крайней мере, мысль становится более ясной для чи­тателя.

Уже отмечалось неумеренное желание некоторых авторов отметить значение любого предмета, о котором им прихо­дится писать (см. 13.4.2, с. 442-443). Это стремление напо­минает нечто подобное танцу от печки. Не зная, с чего на­чать, начинают с указания на значение, хотя нет ни одного предмета, который не имел бы хоть какое-то значение.

Не уступает обороту имеет значение по частоте употребле­ния штамп играет роль, на котором строят многие фразы. Смысл у обоих штампов примерно одинаковый. И не могут устоять от приверженности ко второму штампу авторы не только научно-технических текстов, но и текстов об искус­стве, где шаблон особенно неуместен. Например:

Формы скульптуры мельчают, большую роль начинает играть повествователь­ный элемент.- Ср.:...мельчают, усиливается повествовательный элемент (вари­ант: усиливается повествовагельность).

В облике города существеннейшую роль играли мосты. Они составили одну из индивидуальных черт Петербурга, отличающих его от других городов России - Ср.: В облике Петербурга мосты составили одну из индивидуальных черт, отличающих его от других городов России (при сопоставлении двух вариантов особенно хорошо видна ненужность употребления штампа играли роль: он ничего не вносит, только плодит слова).

В фигурной лепнине Адмиралтейства... большую роль играет самый силуэт рельефов. Красота силуэта, разнообразного, богато разработанного, но в то же время легко читающегося, не нарушающего смыслового значения изображения предмета, есть одно из драгоценных качеств скульптуры ампира.

В последнем примере вторая часть первой фразы явно лишняя. Читателю роль силуэта рельефов в фигурной леп­нине Адмиралтейства ясна из второй фразы: она-то и несет читателю основное содержание. Первая со своим штампом нужна лишь автору и лишь для зачина. Ср.:

В фигурной лепнине Адмиралтейства проявилось одно из драгоценных качеств скульптуры ампира - красота силуэта, разнообразного, богато разработанного, но в то же время легко читающегося, не нарушающего значения предмета.

Широко распространен в произведениях самых разных функциональных стилей штамп явно канцелярского про­исхождения в этой связи. Причем его употребляют даже в тех случаях, когда в предшествующем тексте ни о какой свя­зи и речи нет. Вероятно, с легкой руки какого-то ушлого чиновника им начали заменять вполне грамотный оборот в связи с этим, который все словари толкуют как имеющий значение «вследствие этого», «по этой причине». Авторы даже очень хорошо написанных книг, не замечая уродливо­сти этого штампа, механически употребляют его: настолько широко он распространился, что незаметно навязывает себя. В уже упоминавшейся книге А. Я. Гуревича «История исто­рика» (М., 2004) можно прочитать:

Сколь ни велика была эрудиция и ни широк был кругозор замечательных фран­цузских медиевистов, все они остались преимущественно в пределах истории ро­манизированного мира, средиземноморской цивилизации. <...> В этой связи по­зволю себе рассказать об одном эпизоде (с. 160).

Почему в этой связи, а не в связи с этим? Скорее всего, только потому, что примелькавшийся канцелярский штамп предложил себя автору, а у редактора еще не был выработан навык выделять этот штамп для замены его грамотным обо­ротом.

Благодаря навыку выделять штампы у редактора появится особое чувство — чувство, оберегающее текст от неуместно­го употребления штампов.

Особенно это важно для редактора художественного тек­ста, где штампы нивелируют персонажей, убивают именно то, за что этот текст ценится — индивидуальный почерк пи­сателя, его манеру.

Писатель Л. Пантелеев сделал в одной их своих записных книжек запись о штампах в случайно попавшейся ему в боль­нице во время войны книжонке, полной штампов, которые ранили его своей пародийной стандартностью. Эту запись, приводимую ниже, полезно читать и перечитывать редакто­рам и авторам художественных текстов:

Взял вчера в соседней палате «ничью» книжку. Ни обложки, ни первых восьми страниц нет - ушли на курево или на другие надобности. Что-то приключенческое, шпионское. Прочел 10 или 12 страниц и на этих двенадцати страницах насчитал - 67 штампов! Образцы выписываю:

«Недобрая усмешка пробежала по его губам».

«Ночь прошла в томительном ожидании».

«Сверхчеловеческим усилием воли он заставил себя поднять руку».

«Недоброе предчувствие ледяным холодом сжало его сердце».

«Ногти помимо воли впились в ладони, мышцы сжались стальными пружи­нами».

«Чудовищный удар в лицо бросил его в угол».

«И вдруг пораженный внезапной мыслью, он хлопнул себя по лбу».

«Все дальнейшее происходило словно во сне».

«Это было словно гром среди ясного неба».

«Усталые глаза потеплели, сочувственно дрогнули уголки губ».

«Но тут же другая мысль, еще более страшная, заставила его содрогнуться».

«Эти два часа, грозившие ему неминуемой гибелью, показались вечностью».

«Подстегиваемый нетерпением, он отправился на поиски»... И т. д. И т. п.

Все это из одной книги! Из 1/20 части ее! А сколько их во всем этом макулатур­ном произведении! И сколько их вообще существует и в отечественной и в миро­вой литературе!

Занимался ли кто-нибудь из литературоведов этим вопросом? Ведь, ве­роятно, можно составить большой фразеологический словарь литературных штампов и пошлостей. Существует целый цех макулатурных дел мастеров, которые пользуются только этими готовыми клише. И есть читатели (даже интеллигентные), которые любят эти «нечеловеческие усилия воли» и «ледя­ной холод, сжимающий сердце» (Пантелеев Л. Приоткрывая дверь... Л., 1980. С. 391-392).

Впрочем, не всякий штамп в любых условиях вредоносен. Преподаватель Харьковского университета В. М. Богуславс­кий выступил в журнале «Русская речь» со статьей, вырази­тельно озаглавленной «В защиту делового штампа». Он обо­сновывает целесообразность и необходимость языковых штампов в деловом стиле письменной речи.

Если устную речь деловой штамп засоряет, то в деловой письменной речи он рационален, так как экономит время и силы как пишущего, так и читающего. В. М. Богуславский называет такие штампы деловыми стандартами. А стандарты упрощают работу.

Конечно, он согласен с публицистами и сатириками, вы­смеивающими «использование средств делового языка в дру­гих речевых стилях». Он видит причину таких несуразно употребленных деловых штампов «в частоте употребления „деловых" слов и оборотов». Он справедливо пишет: «Люди, лишенные языкового чутья или небрежно относящиеся к своей речи, предпочитают использовать те слова, которые первыми приходят на ум (слова с наиболее высокой степе­нью частотности). При этом они обычно не учитывают ре­чевой ситуации». Этот вывод подтверждается психолингви­стическими исследованиями. В экспериментах выяснилось, что чем вероятнее появление слова, тем быстрее оно вво­дится в текст и тем быстрее оно декодируется (прочитыва­ется и понимается) читателем (см. кн.: Прогноз в речевой деятельности. М., 1974).

Из этого следует, что чем больше частота употребления слова и словосочетания, тем меньше времени требуется для его правильного распознавания. Отсюда и навязывание себя деловыми штампами, но отсюда же и их положительная оцен­ка в соответствующих условиях (например, в деловых доку­ментах).


13.6. Преимущества работы редактора, владеющего широким арсеналом навыков стилистического анализа

Все описанные выше приемы, помогающие замечать и устранять распространенные стилистические погрешности,— это ремесленная сторона анализа и оценки стиля, ремеслен­ная, но необходимая. Эти приемы тоже способны улучшить тексТ, а значит, и понимание его читателем.

Естественно, что описаны далеко не все приемы, навыки, которыми необходимо прочно владеть редактору для того, чтобы, углубляясь в существо текста, подсознательно заме­чать и устранять типичные стилистические погрешности. Арсенал этих приемов-навыков должен быть как можно бо­гаче. На примерах мы показали механизм выработки подоб­ных навыков, и это поможет редакторам расширить их круг, опираясь на собственные знания стилистики, на собствен­ную литературно-редакторскую практику.

Мы не описали приемов, помогающих устранять невер­ное употребление деепричастных оборотов. Правда, наруше­ние правил их употребления чаще всего само бросается в гла­за, но все же, учитывая возможность стилистической ошиб­ки, лучше проверять, соблюдены ли стилистические нормы употребления деепричастных оборотов.

Так, стилистически ошибочным считается употребление деепричастного оборота, если производитель действия, обо­значенного глаголом-сказуемым, и производитель действия, обозначенного деепричастием, не совпадают. Знаменитый пример:

Подъезжая к станции, у меня слетела шляпа.

Подъезжая относится к поезду, слетела — к шляпе.

Другие нормы употребления деепричастия связаны с его местом в предложении. Деепричастие должно предшество­вать сказуемому, если обозначает предшествующее действие, или причину, или условие другого действия. И должно сле­довать за сказуемым, если обозначает последующее действие или образ действия. Поэтому, если в предложении деепри­частие, обозначающее последующее действие, поставлено перед сказуемым, а обозначающее предшествующее дей­ствие — после сказуемого, это погрешности. Чтобы их не пропустить, надо при чтении выделять деепричастия для проверки, не нарушены ли указанные выше нормы его упо­требления, что случается. Так что навык такого выделения, препятствующий поверхностному восприятию предложений с деепричастными оборотами, очень полезен.

Не показали мы и других приемов. Например, приема обя­зательного мысленного выделения и подчеркивания в тексте газетных штампов. А ведь они стирают всякую индивидуаль­ность речи, обезличивают ее, иногда делают, вопреки жела­нию автора, почти пародийной.

Мы надеемся, что редакторы на примере показанных при­емов будут вырабатывать новые, дополнительные в качестве противоядия от типичных повторяющихся ошибок как од­ного автора, так и многих. И тогда знания стилистических правил всегда будут реализовываться, для чего и нужны при­емы и навыки редакторского анализа стиля.

Широкий же арсенал навыков стилистического анализа избавит редактора от необходимости тратить время специ­ально на проверку элементарных стилистических качеств. Благодаря навыкам он в ходе смыслового и фактического анализа будет подсознательно, не отвлекаясь от главной за­дачи при чтении данного текста, отмечать допущенные авто­ром типичные стилистические ошибки.

Как бы ни был редактор углублен в существо текста, его натренированный мозг непременно среагирует, например, на неоправданный повтор одного и того же слова, на случай­ную омонимию и т.д.

Чтение с использованием широкого круга выработанных навыков, действующих почти автоматически, помогает ре­дактору не упускать из виду самых разнообразных обстоя­тельств и сосредоточиваться в то же время на главном — на содержании, его фактической точности, его смысле.

Рассказывают об Отто Юльевиче Шмидте, что он говорил, замечая ошибки в книгах, которые читал: «Я невольно оста­юсь редактором». Вот это и означает, что он владел навыка­ми редакторского чтения, которые стали его второй натурой.


Глава 14 МЕТОДИКА ПРАВКИ ТЕКСТА

Обойтись без редакторской правки текста подчас невоз­можно. По-видимому, еще долго будут нуждаться в прав­ке редактора те авторы, для которых литературный труд — занятие непривычное и, уж во всяком случае, не профес­сиональное. Так или иначе, но пока редактор сплошь и рядом правит авторский текст, вносит в него различные изменения.

Изучая эти изменения, видишь, что не всегда они нужны и далеко не всегда улучшают текст. Искажения авторской мысли при правке — вовсе не редкость, как кажется многим редакторам.

Им, прежде чем править авторский текст, полезно вспо­минать горькие слова М. М. Пришвина:

Причесывание произведений литературных вошло в повадку, и каждая ре­дакция стала похожа на парикмахерскую» (Пришвин М. М. Незабудка. М., 1962. С. 110).

По словам Татьяны Бек, ее отец писатель Александр Бек:

...делил институт советской редактуры на две стадии: «выщипывать перышки» и «выклевывать глазки» (Бек Т. До свидания, алфавит. М., 2003. С. 26).

Научить хорошо править нельзя. Это искусство. А в ис­кусстве не учат, а творят.

Нельзя научить искусству, но можно предостеречь от дей­ствий, которые ведут к промахам или создают для них благо­приятные условия. Можно сформулировать, опираясь на практику, непременные методические условия, которые надо соблюдать, чтобы избежать исправлений неточных и невер­ных или свести их к минимуму.

Эти условия, подсказанные практикой, и составляют суть предлагаемой нами методики правки.

Им надо предпослать одно предварительное условие — пра­вить самому только в том случае, если нет иного выхода, ста­раться использовать малейшую возможность для того, чтобы исправления внес автор.

Лучше всего указывать автору на ошибку или резервы, позволяющие улучшить текст, или в крайнем случае предла­гать вариант правки.

Примеров, подтверждающих справедливость этой реко­мендации, можно привести много, но все они покажутся ма­лоубедительными. Тысячи примеров неудачной редакторс­кой правки сами по себе ничего не доказывают. Ведь и ре­дакторы могут подобрать не меньшее число неудачных ав­торских поправок. Поэтому целесообразно привести доводы логические, отвлеченные, теоретические.

Во-первых, автор глубже редактора знает материал — пред­мет своего сочинения, тоньше разбирается во всех оттенках смысла и реже, исправляя одно, вносит искажения смысло­вого или иного характера.

Во-вторых, замечания редактора заставляют автора глубо­ко вникать в содержание своего текста, и он очень часто не только исправляет ошибку или улучшает текст благодаря под­сказке редактора, но и замечает промахи и упущения, редак­тором не увиденные, более того, обогащает свое произведе­ние, замечая под влиянием редакторской критики ранее скрытые возможности для этого. Новое чтение может стать импульсом продолжения творческого процесса, новых твор­ческих достижений.

Е. А. Баратынский, прочитав перевод П. А. Вяземского «Адольфа» Б. Констана, написал ему:

Я обременил тетрадь Вашу замечаниями. Ни за одно из них не стою, но все вместе отдаю на Ваше рассмотрение. Вы сами распознаете, которое дельно, кото­рое нет. Может быть, иное из них внушит Вам счастливую переправку. Противоре­чие возбуждает, а намеки заставляют угадывать. Ежели это правда, я оказал Вам истинную услугу, немилосердно испестрив Вашу рукопись (Письма А. С.Пушкина, бар. А. А. Дельвига, Е. А. Баратынского и П. А. Плетнева к князю П. А. Вяземскому, 1824-1843 гг. СПб., 1902. С. 47).

Достойный пример для редакторов.

Редактор книг серии «Жизнь замечательных людей» Г. Померанцева пишет о своей работе над книгой М. Ильина «Бородин»:

Ничего я не правила Ильину сама. Иногда, когда он задумывался, подсказыва­ла ему свой вариант. Он соглашался, и тут же, на ходу слегка менял фразу - по- своему (Редакторы книги об опыте своей работы. М., 1960. Вып. 2. С. 43).

В-третьих, текст — это живой организм, и правка — хи­рургическая операция, с той лишь разницей, что хирург-ав­тор проводит ее инструментарием, при котором швы будут малозаметны, а организм-текст реже отторгнет вставленные взамен других слова. Добиться того же хирургу-редактору много труднее.

Очень выразительно и точно написал Вадим Андреев от­носительно даже авторской правки:

Написанное стихотворение, если только оно не мертворожденное, начи­нает жить своей собственной жизнью с того момента, когда автор сделал последнюю поправку. Поправка, сделанная позже, когда уже спала волна эмоционального подъема, породившего стихотворение,- нечто вроде хи­рургической операции на лице, уже прожившем некоторое время, на кото­ром жизнь положила следы. На стихотворении появились морщинки, коли­чество их связано с тем сроком, который прошел после того, когда автор почувствовал, что лучше сделать не может. Большой нос можно сделать ма­леньким, но тогда изменится только внешность человека, а не его психика. Исправленное стихотворение должно быть не столько исправленным, сколько написанным заново (Андреев В. Возвращение в жизнь // Звезда. 1969. № 6. С. 143).

А вот как отреагировал на просьбу Дениса Давыдова ис­править посланные им стихи В. А. Жуковский:

Ты шутишь, требуя, чтобы я поправил стихи твои. Все равно, когда бы ты ска­зал мне: поправь (по правилам малярного искусства) улыбку младенца, луч дня на волнах ручья, свет заходящего солнца на высоте утеса и пр. и пр. Нет, голубчик, не проведешь. Я и не поправлю и не возвращу тебе стихов твоих. Не отдать ли их в «Северные цветы»?.. (Соч.: в 3 т. М., 1980. Т. 3. С. 496).

Уместно здесь процитировать мнение К. Д. Ушинского:

Слово хорошо тогда, когда оно верно выражает мысль, а верно выражает оно тогда, когда вырастает из нее, как кожа из организма, а не надевается, как перчатка, сшитая из чужой кожи (Ушинский К.Д. Избр. пед. соч. М., 1945. С. 477).

Закончим афористичной фразой Е. А. Баратынского из его письма к И. В. Киреевскому:

Я очень хорошо знаю, что нельзя пересоздать однажды созданное (Бара­тынский Е. А. Стихотворения; Поэмы; Проза; Письма. М., 1951. С. 498).

В-четвертых, необходимость сделать обоснованное пись­менное замечание, которое заставило бы автора прислушаться к мнению редактора, обязывает последнего более глубоко анализировать текст, четко формулировать то, что его в тек­сте не удовлетворяет. Эта необходимость способна удержать редактора от правки поспешной и неточной.

В-пятых, автор, исправляя текст, будет это делать в свой­ственном ему стиле, что редактору сделать трудно, а то и не­возможно.

Не случайно те писатели, которые разрешали редакторам сокращать свой текст, противились вставкам или вовсе их запрещали.

Лев Толстой писал к Н. А. Некрасову по поводу печати «Детства»:

Я вперед соглашаюсь на все сокращения, которые Вы найдете нужным сделать в ней, но желаю, чтобы она была напечатана без прибавлений и перемен (Полн. собр. соч. Т. 59. С. 193).

Он же просил И. И. Панаева:

Очень благодарю Вас за старание защитить «Ночь весною» от цензуры, пожа­луйста вымарывайте, даже смягчайте, но, ради бога, не прибавляйте ничего; это бы очень меня огорчило.

И. С. Тургенев, разрешая Комитету грамотности печатать свои «Записки охотника», «Муму» и «Постоялый двор», ого­варивал одно условие:

...ничего не прибавлять к моему тексту. Сокращать же самый текст дозволяет­ся сколько угодно - и даже без предварительного спроса» (Полн. собр. соч. и писем. Письма. Т. 10. С. 210).

Сергей Довлатов, посылая Г. Н. Владимову свой рассказ для публикации в «Гранях», писал ему:

Я абсолютно спокойно отношусь к любым сокращениям, и уж Вам-то до­веряю в этом полностью, но вписывать что-либо нежелательно. Нем талант­ливее вписавшее лицо, тем инороднее будет эта фраза или строчка (Звезда. 2001. №9. С. 160).

Он же, излагая в письме к А. Арьеву такую же просьбу, парадоксально замечал:

Теоретически самое ужасное, если бы Достоевский что-то вписал в мое произ­ведение» (Там же. С. 161).

Нельзя пренебрегать и тем, что в редакторской правке тен­денция нивелировать стиль автора очень сильна. Изгоняется все незнакомое, нестандартное, заменяется привычным для редактора. Авторы обычно протестуют против такой правки, возмущаются.

Гордон Грэм образно выразился по этому поводу:

Авторы не желают идти на компромисс по вопросу, решение которого удалит колбасу с их бутерброда.

Еще лучше писал об этом П. А. Вяземский к А. И. Турге­неву, познакомившись с его правкой:

Я в письме к Карамзину называю некоторые свои пятна родимыми пятнами. Этих стирать не должно, а не то сотрешь кожу и будешь ободранною рожею (Оста- фьевский архив. Т. 2. С. 242).

И еще:

Отныне и во веки веков клянусь тебе, что никогда не буду доставлять тебе то, что назначаю к печати. Это уже слишком скучно! Конечно, если бы сорвалась у меня грубая ошибка, то дело твое было бы вступиться; но так, ни за что ни про что, увечить мой образ мыслей и извиняться - ни на что не похоже. Да сколько я вам раз, милостивые государи и безмилостивые деспо­ты, сказывал, что я не хочу писать ни как тот, ни как другой, ни как Карамзин, ни как Жуковский, ни как Тургенев, а хочу писать как Вяземский (Остафьевс- кий архив. Т. 2. С. 258).

Без меня не печатайте, если сделаете какие-нибудь поправки. Этот Жуковс­кий - злодей; он как медведь: чтобы муху согнать со стиха, стих наповал убьет (Остафьевский архив. Т. 1. С. 140).

Наконец, еще несколько соображений в пользу правки текста автором по замечаниям редактора перед редакторской правкой.

Делая замечания, редактор может написать, что у автора хорошо. Правя же, он сосредоточен только на отрицатель­ном.

Кроме того, достоинства и недостатки автора не частного характера редактор усилить или ослабить своей правкой не в силах.

Не следует забывать и о том, что правка произведения ре­дактором иного автора может развратить, приучить его от­носиться к своему тексту с меньшей требовательностью. Ре­дакторская правка снижает и воспитательную функцию ре­дактирования.

Даже тогда, когда редактор никак не может обойтись без правки, он непременно должен рассматривать ее лишь как предложения автору, которые автор волен принять или от­вергнуть.

Надеясь, что мне удалось убедить читателя в правомерно­сти общего положения редакторской деятельности:



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-02-12 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: